Текст книги "Беспокойное наследство"

Автор книги: Олег Говда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Сон повторялся точь-в-точь.

Сластолюбец негромко рассмеялся, деловито схватил девушку за волосы на затылке и вжал ее лицом в траву, заглушая все звуки. Потом распустил шнуровку штанов, взгромоздился на нее сверху, мечтательно закрыл глаза и… умер.

Колобок услышал, как в его затылке что-то громко хрустнуло. От невыносимой боли, пронзившей мозг, расстрига громко вскрикнул и, уже находясь по другую сторону жизни, увидел приближающегося к нему огненного демона. Столь жуткого вида, что заядлый греховодник завопил во второй раз – от невыносимого дикого ужаса, превращаясь в мертвый, бездушный кусок плоти…

Именно этот – второй, жуткий своей безысходностью и наполненный страхом, вопль, разорвав ночную тишину, поднял на ноги весь отряд.

Первым делом драгуны схватились за оружие и, заняв круговую оборону, приготовились защищаться от неведомого врага. Пристально вглядываясь в ночную тьму и негромко переговариваясь, они ждали нападения, но время шло, а никто не появлялся. Тогда десятник подбросил на угли, молясь в душе, чтоб тишина не оказалась хитрой уловкой, и на огонь не слетелись вражеские стрелы. Но опять ничего не случилось, а при свете разгорающегося костра, воины заметили, что исчезли ведьма и монах-расстрига.

Брат Сигизмунд тут же забубнил защищающие от нечистой силы молитвы, а драгуны стали осматривать местность, шаг за шагом осторожно расширяя круг, в центре которого горел огонь.

Сначала они услышали невнятное мычание, чуть поодаль, а потом увидели и барахтающуюся на земле парочку. Первый, заметивший их, драгун громко засмеялся и стал подзывать к себе остальных товарищей, указывая на потешную находку. А поскольку в темноте все казалось тем, чем могло быть на самом деле, воины остановились и стали поддерживать своего ушлого товарища хохотом, свистом и всевозможными сальными советами. Чем привлекли внимание брата Сигизмунда.

Подойдя к ржущей толпе и с досадой поняв, из-за чего был вынужден прервать свой сон, инквизитор так взъярился, что не удержался и отвесил нетерпеливому сластолюбцу по оголенному заду отменного пинка, от которого тот… свалился наземь и больше не шевельнулся.

Изумленный таким поведением шумного и крикливого расстриги, брат Сигизмунд наклонился над ним и в ужасе отпрянул назад. Даже во тьме было понятно, что толстяк мертв, поскольку у бедолаги была начисто снесена добрая половина черепа. А шевелилась за обоих, придавленная к земле тяжестью трупа, ведьма. Девушка вся изгваздалась в крови и едва дышала от пережитого ужаса.

– Что ж, – устало вздохнул иезуит, после того как скороговоркой произнес над телом убитого воина надлежащую молитву. – Теперь вы все и сами убедились, как неохотно дьявол отпускает добычу, и как та, даже связанная по рукам и ногам, умеет защищаться.

Монах, не погнушавшись и не боясь вымазаться, ухватил Ребекку за шиворот и рывком, так что затрещали швы платья, поднял полуживую девушку на ноги.

– А каким ягненком прикидывалась! Честная, непорочная! Но, нет – не обманешь! Я вас всех насквозь вижу! Жаль Папа подписал указ, выводящий восточные земли из-под контроля латинской церкви. Распустили свою паству попы-схизматики! Да, я только в твоей вшивой деревне не меньше дюжины ведьм видел! Ну, ничего! Скоро и до вас доберемся! Ты у меня во всех грехах покаешься. А как отец дознаватель с тобой поговорит: расскажешь не только то, что знаешь, но и чем пока не ведаешь – тоже вспомнишь! А с остальными – зимой поквитаемся! Ох, и жарко станет зимой здесь от очистительных аутодафе!

Потом, поняв, что в запале сказал много лишнего, инквизитор гаркнул на раскрывших рты драгун:

– Ведьму отмыть и, без моего разрешения, не трогать! Не хватало мне, до рассвета заиметь еще парочку покойников… Тело погибшего заберем с собой, завтра похороним в другом месте. Не стоит оставлять его в оскверненной земле. Как только рассветет – двигаемся дальше. А чтоб зря время не терять – готовьте завтрак. Да, еще парочку-другую костров разожгите. Не ровен час, вызванная ведьмой, нечисть опять в гости пожалует. А пламени она все ж побаивается.

– Воля ваша, брат Сигизмунд, – поклонился десятник монаху и тут же заорал на подчиненных. – Ну, чего глаза вылупили?! Смолярек! Вишня! Дротяр! Тащите девку в реку! Хорошенько вымойте, да глядите – без глупостей там, чтоб не захлебнулась невзначай! А то самих следом утоплю!

– Да, кстати, – смилостивился вдруг монах. – Заодно и напоите ее.

– Может, сразу и пожрать чего дать?

– Не надо, это лишнее. Пускай поститься. Ослабеет от голода – вот прыти и поубавиться. А морить жаждой не следует. Как бы от жары умом не тронулась. Дьявол любит такие шутки подшучивать. Сам знаешь – безумец к боли становиться нечувствителен, и тогда его нечем не проймешь.

– Исполним… Смолярек! Слышал, что велел святой брат? Локоть! Клест! Упакуйте покойника в его плащ и положите в струг. Стах! Вихура! За вами хворост для костров. Яцек! Ни на шаг от брата Сигизмунда! Остальным – взять самопалы, разойтись по сторонам и глядеть в оба! – и прибавил тихонько, чтоб не услышал инквизитор. – Эх, Колобок, Колобок. Не таился б ты от товарищей, дурень эдакий, может и жил бы себе дальше. И мы б повеселились…

Мало, помалу возникшая суматоха поутихла. Все занялись делом. И никто, кроме караульного, не обратил внимания, как немного в стороне от них, из зарослей таволги, в небо взмыли две потревоженные людьми птицы. Беркут и сип белоголовый. Но даже тот драгун, что заметил их взлет, никак не связал пару хищных птиц с гибелью незадачливого греховодника.

Глава одиннадцатая

– Как вы могли ее бросить?! – Куница от злости и беспокойства не мог устоять на одном месте, а вышагивал взад-вперед, яростно пиная сапогами все, что попадалось под ноги. – Одну, среди этих изуверов!

– Не горячись, брат… – успокоительно произнес Василий. – Нет в том нашей вины. Так уж получилось… Никак нельзя было по-другому. Думаю, ты не стал бы нас благодарить, если б мы не стали вмешиваться, а затаившись, переждали, пока драгун надругается над девушкой – и только после этого, тихонько выкрали ее и доставили сюда?

При слове "надругается" Тарас непроизвольно вздрогнул, сжал кулаки и скрипнул зубами.

– Вот я и ударил его со всего лету, как волка, прямо в темечко. Череп, будто спелый арбуз лопнул. И как он при этом закричать умудрился, до сих пор ума не приложу.

– Мозги во все стороны так и брызнули, – подтвердил рассказ товарища Степан. – А закричал убитый драгун очень страшно. И, как мне почудилось, не по своей воле. Видно, в самый последний миг, его грешная душа узрела нечто столь ужасное, о чем нам с вами лучше и не знать. Но завопил бедолага так отчаянно, что все остальные враз переполошились и схватились оружие. Не справились бы мы вдвоем. Вот и пришлось оставить девушку…

– А что изменилось? Ребекка по-прежнему у инквизитора, и он волен сделать с ней все что вздумается!

– Э нет, брат… Теперь у них все по-другому пойдет, – спокойно ответил Василий.

Впервые глядя на опричника при дневном свете (те минуты, когда сверкала сталь, не считаются, не до смотрин было), Тарас заметил, что его новый товарищ в человеческом обличии похож на хищную птицу даже больше, нежели одевшись в перья. Василий был сухощав, жилист, с лицом заостренным, чуточку приплюснутым на щеках и носат. При этом, нос его был не просто большим, а в дополнение ко всему, искривлен заметной горбинкой на перебитой переносице.

– Я головой могу присягнуть, что ближайшие сутки, а то и двое – никто из драгун ее не тронет… – продолжал тем временем тот.

– С чего такая уверенность?

– Я же с ними вместе не один день провел. Знаю каждого, как облупленного. Кроме расстриги Колобка, парней неудержимо падких на баб в отряде не было. А после нынешней ночи – тем более поостерегутся к ведьме соваться. Да и когда? Днем инквизитор им роздыху не дает, а в темноте – страшновато. Потом, когда острота впечатления от смерти расстриги сотрется, возможно мужская прыть опять взыграет, но не теперь. Это уж точно.

– Василий дело говорит, – поддержал товарища Степан, который ввиду отсутствия одежды опять принял нечеловеческий облик. Теперь, для разнообразия, здоровяк изображал огромного, палевого сармата. Шестипудовая псина преданно глядела на Тараса, свесив язык, и пыталась вилять обрубком хвоста. – Я сам слышал, как инквизитор запретил к ней даже прикасаться. А что не кормят, так от того особого вреда не будет – за пару деньков не помрет, а только стройнее станет… Да, ладно тебе, бычится, шучу я, – виновато потупился и даже отодвинулся чуток пес. – Ничего с Ребеккой не случится.

– Шутит он! Шутник недоученный… Тебя вообще хоть чему-то, кроме как личины менять и языком молоть, обучили? – вспыхнул Куница.

– Ну, в общем-то…

Сармат пристально взглянул на лежащий неподалеку комок земли, и через мгновение тот зашевелился, расправил перья и взмыл в воздух жаворонком. Правда, взлетев метров на десять, птичка вновь превратилась в то, чем была на самом деле, упала вниз и рассыпалась в пыль.

– Здорово! – восхитился Василий. Потом задумчиво посмотрел на попону, которой обернул свои бедра и спросил: – Ты любые вещи можешь изменять?

– Принцип один, а дальше зависит от степени различия между тем, что имеешь – и тем, что получить хочешь… – охотно ответил Степан, радуясь тому, что неприятный разговор уходит в сторону. – Труднее всего безжизненную материю – живой сделать. Сами видели, хоть на мгновение контроль утратишь – действие заклятия заканчивается.

– А одежду соорудить можешь?

– Одежду? – переспросил Степан. – Могу, в общем-то. Но из чего?

– Да хоть из чего угодно! Недоучка треклятый! – взъярился Василий. – Что ж мы телешом шастаем, когда у тебя все так запросто?

– Все, да не все… – помотал лобастой головой говорящий пес. – Видишь ли, друг мой, какая закавыка… Вещи изменяют только свой вид, а по сути – остаются сами собой. И если я сейчас сооружу тебе вон из той каменной брылы кафтан, то и ты, и все вокруг будут видеть одежду, но греть и весить он будет как тот гранитный обломок, из которого сделан. Устраивает? Тогда я мигом.

– Зачем же в крайности бросаться… – хмыкнул опричник. – Вот – отличная конская попона. Теплая, мягкая, только носить неудобно. Преврати ее в порты да рубаху.

– Две вещи из одной не получаться…

Вместо ответа Василий развернул попону и рывком разодрал ее пополам.

– А теперь? – спросил чуть насмешливо, но ответа уже не понадобилось. В руках у него была отличная пара. Синие зауженные под голенища сапог шаровары и чуть расшитая по вороту, напускная рубаха. – Ну, вот, совсем другое дело. Спасибо…

– Носи на здоровье… – ухмыльнулся во всю пасть пес.

– Да? – недоверчиво повертел в руках волшебную обновку Василий. – А в чем подвох? Не произойдет с ними, в самый неподходящий момент, то же, что и с жаворонком?

– В церковь не заходи, и возле икон не садись – там точно голышом останешься. А так – сносу не будет. Я ж говорил – чем меньше различие, тем проще и надежнее волшебство. Ну, и само собой, каждый проходящий мимо чародей или ведьма увидят тебя в подлинном виде.

– Это, можно… – пристал на эти условия тайный опричник, спешно одеваясь. – Главное, чтоб одежка в корчме не исчезла, а остальное я как-нибудь стерплю. Кстати, я вот что думаю, парни… Может, хватит по миру без толку метаться?

– Сейчас о чем сказал? – не понял Куница.

– Все о том же самом… Вы послушайте, не ерепеньтесь сразу. Я гораздо старше вас, да и на тайной службе, хоть царской, хоть – латинской, почитай второй десяток размочил. Знаю, о чем говорю.

– Да мы слушаем тебя, – уверил его Степан. – Не сомневайся, Василий. Выкладывай, что придумал. Один ум хорошо, а на троих – разливать проще…

– Шутник, – раздраженно дернул плечом Орлов. – Дело говорю. Надо ваши…, извиняюсь сердечно, теперь уже наши проблемы как-то по очереди решать, а то никакого толку не будет. Вчерашняя неудача тому лучшее подтверждение.

– Вот заладил, совсем как мой наставник, – проворчал сармат. – Не полощи мозги, опричник. Мы ведь, с побратимом Куницей, тоже не среди бурьянов выросли. Суть говори!

– Думаю, в первую голову надо снять заклятье с найденного вами разбойничьего клада. А то – деньги есть, а пользоваться ими нельзя. Более того – уверен: именно его проклятье уже начинает вмешиваться в судьбу. Возможно, не лежи на нас его тень, и с Ребеккой все пошло бы по-другому.

– Дельная мысль, – кивнул белолобый пес. – С проклятьями шутки плохи. Эй, атаманский дух! Ты как считаешь? Брезгуешь компанией, что ли? Ни слова от тебя не слыхать! – и только теперь Степан обратил внимание на то, что сивко оседлан. – Притворялся, значит? Думал: я все время Тараса на себе возить буду, а как понял, что не пройдет, сразу бока жечь перестало?

"За помощь в ночной битве, – зашелестел в головах людей голос призрака, – мне прощенье вышло. Я более не оседлый. А вместо чистилища, меня Тарасу Кунице в услужение направили. Покуда в том нужда будет. Так что я теперь больше конь, чем дух. Мысли, память и то, что сущностью человеческой является, мне оставили, но только я все меньше о них вспоминаю. Поэтому, если возникнет надобность в совете, спрашивайте первыми. Отвечу охотно, но сам уже лишь о свежей травке, да торбе наполненной овсом думать могу. Надоела мне круговерть эта, житейская. Покоя хочу. А насчет проклятия – прав Василий. Я, к примеру, ясно вижу, как вокруг вас сплетаются темные коконы. И с каждым часом, они все плотнее становятся.

"И что это значит?" – спросил Куница.

"Либо с вами, либо с наследниками купца Ованесяна беда вскоре приключиться. И, кстати, раз уж позвали… Тарас, мне седло левый бок гложет. Поправь потник…"

"Хорошо, поправлю… – кивнул тот. – М-м, да – с проклятьем шутить не стоит. Что делать будем, братцы?"

"Как что? По коням и вперед, в город Ужаль! – не раздумывая, разрешил проблему Степан. – Если все уверены, что в первую голову надо клад очистить, тогда нам к Ованесяну. То-то наследники обрадуются!".

"Ты меня повезешь, или Василия?"

"Нашли дурачка! У тебя теперь Призрак есть. А Василий может на своих собственных крыльях путешествовать", – тут же увильнул пес.

"А что, – не стал спорить тот. – Вполне приличная картина вырисовывается. Богатый паныч с псом и беркутом, путешествует по своей надобности. Никому и в голову не придет усомниться. Особенно, если Тарасу на пальцы часть колец надеть, а одежку побогаче изобразить…"

"Разумно, – поддержал их Куница. – А главное, что любой враг будет одного меня видеть, даже не подозревая, что нас – четверо!"

"Отличная компания, подбирается… – согласился Степан, повиливая обрубком хвоста и скаля в добродушной ухмылке острые двухдюймовые клыки. – Особенно, если кто-либо из вас обратил внимание, что мы битый час разговариваем, не раскрывая ртов…".

– И что это, по-твоему, должно значить? – тут же выпал из мысленного круга Куница.

– Ничего страшного, внук ведуньи. Просто ты, только что лишился… – Степан поспешно проглотил слово "девственность", упоминание которого в связи с Ребеккой, было бы совсем не ко времени, и поспешно закончил, – всех сомнений по поводу своего происхождения. Есть в тебе иная кровь, теперь – безо всякого сомнения!

– Ладно, об этом позже поговорим, – поморщился тот. – Продолжай, Василий.

– А, ну да, – спохватился опричник. – Только, продолжать нечего. Степан все верно сказал. Чтоб снять проклятие, надо съездить в город Ужаль и разыскать наследников убиенного купца Ованесяна.

– Найти, думаю, не сложно будет… – кивнул Тарас. – Город хоть и большой, но торговый человек – не крестьянин, личность известная. Но, что я родным скажу? Откуда такие деньги и драгоценности?

– Придумаешь что-нибудь… – Василий посмотрел ввысь. – Например, скажешь, что любимый дедушка, перед смертью завещал тебе старинный долг возвратить. Да, ну – не бери в голову. Это когда рассчитаться требуют, тогда все дотошно выясняют, а когда деньги в дом приносят, люди охотно в любую сказку поверят. Так, с этим вроде разобрались… Следующая задача – вернутся домой, забрать у лешего клад, и обзавестись всем необходимым для путешествия. Надо ж хоть иногда человеческий облик принимать. А колдовскому умению нашего песика, я что-то не слишком доверяю. Как пить дать, опозоримся однажды. Зачем же рисковать?

– Зря обижаешь, – лязгнул зубами Степан. – Но, в целом рассуждаешь верно. Лошади, оружие и прочая амуниция никогда лишними не станут. Тем более что один из нас, пока, только по земной тверди передвигаться может. Так какая разница – с одной лошадкой, или тремя?

– А Ребекка как же? – не удержался Тарас. – Мы что же ее на произвол судьбе бросим?

– Ни в коем случае… – заверил товарища опричник. – Вот после всего этого, за ней и поспешим. Но ты пойми – там, где саблей не возьмешь, золото очень даже пригодится. Им не только в темницу, но и в исповедальню двери открыть можно. Знаю, о чем говорю.

– Возможно… – нехотя согласился казак и ведун, который, будь его воля, плюнул бы на всё и немедленно помчался выручать любимую.

– А священная реликвия? – напомнил Степан. – Не может так статься, что пока мы по свету колесить будем, басурмане или латиняне найдут ее раньше нас?

– До сих пор ведь не нашли… – рассудительно промолвил опричник, пожимая плечами. – Освободимся от забот и тревог мелких – займемся большими. Все равно с Куницы, – кивнул на Тараса, – сейчас никакого толку. А без его заинтересованности в исходе дела, любые поиски обречены на провал.

– Тогда, чего мы ждем?! – возбужденно вскочил с земли тот. – До Ужали еще скакать и скакать!

– Лететь и лететь…

– Ага, бежать и бежать… – проворчал сармат. – Точно, коней покупать надо. Сколько ж на своих четырех гонять можно?..

* * *

Въехавший неспешным шагом в предместье еще дремлющего утреннего города, богато одетый всадник если чем и обратил на себя внимание жителей, то лишь огромным боевым псом, чинно вышагивающем рядом с лошадью, касаясь при этом лобастой головой стремени. А также – огромным беркутом, вполне смирно сидящем на передней луке седла. Орел, чуть склонив набок голову, злобно косил глазом по сторонам, но судя по тому, что всадник вез его без колпачка, птица была отлично выучена. Как и пес, который не обращал внимания ни на котов, ни на жавшихся к плетням редких горожан.

У ближайших ворот, в приоткрытых створках которых, при его приближении, показалась вихрастая голова, всадник придержал коня.

– Здоров, мужик! Чей будешь? – спросил паныч не в меру любопытного парнишку.

– Петров сын… – непринужденно ответил паренек, хоть и шагнул назад, на подворье. Боевой сармат своим свирепым видом мог привести в ужас и бывалого воина, а не только подростка.

– А скажи-ка мне, Петров сын, в доме из взрослых есть кто?

– Вестимо дело… Мамка обед готовит… и дед Карпо, тоже…

– Что, тоже обед готовит? – усмехнулся всадник.

– Не-а, – помотал головой парнишка. – Дед Карпо просто так сидит… на завалинке греется.

– Ну, тогда позови-ка ты мне… – Тарас на мгновение задумался. – Вот деда Карпа и позови, пострел… – закончил фразу, одновременно бросая хлопцу какую-то мелкую монетку.

– Ага! – воскликнул тот обрадовано. – Уже бегу, господин! Я мигом!

Минуту на подворье было тихо, а потом послышались неспешные шаркающие шаги, и в воротах объявился согбенный, опирающийся на толстую клюку, седой старик. Лет семидесяти, а то и более.

– Звали, господине? – спросил без интереса.

– Здравствуй, дед… – поздоровался вежливо Куница. – Вопрос у меня к тебе имеется, а за то, что старость твою потревожил, прими от меня небольшое вознаграждение.

Куница с коня слезать не стал, все ж не по чину богатому господину у каждого плетня спешиваться – но, протягивая монету, свесился с седла как можно ниже, чтобы старику не пришлось за ней тянутся.

– Спасибо, за оказанное уважение, господине, – чуть уважительнее поклонился тот. – Спрашивайте. Если смогу, отвечу.

– Скажи, старик, знаешь ли ты, где в Ужали проживает купец Мкртыч Ованесян?

– Не о покойном ли Микитиче ты спрашиваешь, господине? – немного удивился старик.

– Почему покойном? – в свою очередь изобразил удивление и некоторую растерянность Куница.

– Ну, да… – пошамкал беззубым ртом старик, сводя воедино кустистые брови. – Уже это… нет, не припомню… невесть сколько лет, как погиб он. Разбойники, бают, на караван его напали, да самого, при этом, и убили…

– Какое печальное известие.

– Ну, это вряд ли. До нынешнего дня Микитич все равно не дожил бы, – пожал плечами старик и словоохотливо объяснил. – Я и то, едва землю топчу, а покойный купец, царствие ему небесное, не меньше чем на добрых два десятка лет раньше меня уродился.

– А дом его стоит? – изобразил тревогу на лице Куница. – Или нет? Из родни остался кто живой? Или весь их род сгинул?

– Тю, с чего ж им умирать, Ованесянам-то? И дом стоит… Крышу подновили, крыльцо переставили… У Микитича родни хватает. Армяне, они ж, если десятка деток не настругают, считают себя обиженными судьбой. Да, кстати, вот же голова дырявая. Так у них свадьба скоро намечается! Если от покойного Микитича считать, это значит, правнучка его замуж выходить собралась. А вы, господине, наверное, к ним на свадьбу приехали?

– На свадьбу… конечно же на свадьбу, – легко согласился Тарас. – Так как же мне найти их дом, любезный?

– А что его искать, вон туда, вверх по улице и поезжайте. Подворье у них большое, приметное – сразу увидите… – старик опять задумчиво пожевал губами, а потом неуверенно добавил. – Вот только, что-то я никого из них уже пару деньков не видал… – и закончил с некоторым сомнением. – Наверно, лучше пусть малой вам дорогу покажет. Так надежнее будет… Эй, Петруха, где ты, балбес? Проводи господина к дому Ованесянов.

Хлопец с готовностью подскочил ближе и, совершенно не обращая внимания на уморительно вывалившего язык пса, но с опаской поглядывая на неподвижного, как собственное чучело беркута, протянул руку к уздечке.

– Давайте повод…

– Э, нет, парень. Так не годиться, – остановил его Куница. – В чьих руках узда – тот и хозяин. Так что извини…

– Ну, тогда я вперед пойду, а вы, следом езжайте… – покладисто кивнул расторопный паренек и залопотал босыми ногами вверх по улице, направляясь в сторону городского центра.

* * *

Большой двухэтажный купеческий дом, выглядывал, еще не потускневшей красной черепицей, не только над высоким палисадником, но и над старыми плодовыми деревьями, высаженными наверно еще при закладке фундамента и теперь доживавшими своего древесного веку. Судя по тому, что на дряхлых яблонях, грушах, вишнях и сливах не было ни одной сухой ветки, хозяева за деревьями любовно ухаживали, а на более молодые и обильнее плодоносящие не спешили менять, из-за уважения к своему пращуру, собственноручно разбившему этот сад.

Не добежав несколько шагов до высоких и плотно запертых дубовых ворот, парнишка, вдруг остановился, как вкопанный. Неуверенно огляделся по сторонам, осматривая безлюдную улицу, и только потом, колеблясь, указал на прорезанную в воротах калитку.

– Здесь, господин… они проживают… – произнес чуть дрожащим от волнения голосом. – Но… но вы, лучше, не заходите во двор… Хотите, я свистну? Может, выглянет кто на улицу?

– С чего такие предосторожности? – удивился, спрыгивая с лошади Куница. – Или армяне теперь, вместо заезжего двора, разбойничий притон держат?

– Так, вон же… – парнишка ткнул рукой себе за спину, указывая на калитку. – Знак.

Тарас посмотрел на нее, но ничего необычного не увидел. Калитка, как калитка. Разве что тряпица какая-то грязная на щеколде болтается. Не иначе, как с недавних празднеств осталась. И вопросительно взглянул на своего провожатого.

– Чего? Какой еще знак?

– Неужто не видите? Вон же – ленточка черная повязана… – чуть вздрагивающим от волнения голосом, объяснил парнишка.

– И что?

– Так предупреждение это… – все больше удивлялся непонятливости приезжего господина Петрусь.

– Да объясни ты толком, пострел этакий… – не выдержал Куница. – Я же из других мест. С вашими обычаями не знаком. Откуда мне знать, что означает повязанная на двери траурная лента? Умер кто-то?

– Хуже, господин, – помрачнел лицом парнишка. – Лихо-Злосчастье в этом доме завелось… Вот хозяева и предупреждают соседей… Чтоб, значит, никто не зашел к ним на подворье и не перенял беду на себя.

– Какое еще… – начал было недоуменно Куница, но когда полусонный сармат ощетинил загривок и зарычал, а беркут вздернул вверх клюв и подобрался, как для взлета – казак все понял.

– Лихо-Злосчастье?!

– Да, господин.

– Этого только не хватало. Ладно, разберемся… – проворчал Куница и протянул хлопцу самую мелкую серебряную монетку, из сыскавшихся в кладе, – но и ее было вполне достаточно, чтобы купить на ярмарке хорошо откормленного гуся или молочного поросенка. – На, вот… держи за труды. Заслужил. Сам бы я долго плутал… – и, видя, что малец не торопиться брать, по его разумению, слишком большое вознаграждение, прибавил как мог убедительнее.

– Ты ж меня, считай, спас. Иначе я б точно во двор заехал. К тому же, говорят, серебро защищает от нежити… А ты ж – у самой калитки стоял… Не хочу, чтоб из-за меня – твоя семья пострадала.

Такое объяснение было понятным, и парень взял монетку, хоть и пожал при этом плечами.

– Я же во двор не заходил…

– Береженного, как известно и Бог бережет!.. Слыхал такую присказку?

– А то… – улыбнулся парнишка. – Деда только ее с утра до вечера и бубнит, когда меня поучает.

– Ну, и хорошо… Значит, дед Карпо одобрит. Скажи мне вот еще что: постоялый двор неподалеку имеется?

– Так армяне и держали… Тута… А другой – аж на том конце города. У рыночной площади. Показать? – спросил с готовностью Петрусь.

– Нет, – отказался Куница. – Беги домой. Надо будет – найду тебя…

– Спасибо, господин! – парнишка крутнулся на ноге и так чесанул вниз по улице, что только пятки засверкали. Видно, хорохорился, а сам все ж опасался непонятной напасти.

– Что делать станем, други? – спросил вслух Тарас. – Не нравиться мне такое совпадение. Неужто проклятье и здесь нас опередило?

"Да уж, – согласился Степан. – Куда не ткнемся, напасть за напастью! Никак не хочет проклятый клад угомониться… Придется поскорее требуемые условия выполнять".

"Если так, то справимся… – ободрил товарищей Василий. – Лишь бы нам с вами поперек пути нечто хуже не встало…".

– На что ты намекаешь? – Куница умышленно продолжал говорить вслух, как бы подчеркивая этим свою человеческую сущность. Вопреки тому, в чем его пытались убедить товарищи.

"Я имею в виду тех, кто по твоим, Тарас Куница, сын Тимофеев, следам идет, бесценную божественную реликвию разыскивая… – охотно объяснил опричник. – Боюсь, что если они за нас всерьез примутся, без сильного союзника мы и дня не продержимся".

"На царя Иоанна намекаешь, тайный витязь?" – съехидничал догадливый пес.

"А ты знаешь кого-то другого, готового вступиться за судьбу православия всей мощью державы? Говори, я на все пристану…"

– Перестаньте цапаться… – остановил их Куница. – Не ко времени сейчас такие склоки. Пока нам еще ничто не угрожает, да и с реликвией – тоже не все понятно. Домыслы одни. А по поводу сильного союзника, так скажу: когда хвост прищемят – тогда и подумаем: куда лучше бежать.

"Лишь бы поздно не было", – не сдавался беркут.

– Сам говорил, об очередности… – не дал переубедить себя Куница. – А нам еще Ребекку освобождать. Так что решайте скорее: входим или сюда, на улицу, хозяев вызывать станем? С Лихом связываемся, или десятину отдаем – и предоставляем армян самим со своей судьбой бороться?

"Входи смело, внук ведуньи… – ободрил его Степан. – Уж с одной вредной нежитью мы, вчетвером, как-нибудь управимся. Верно, други?".

"Наверняка, – хоть и недовольным тоном из-за того, что к его словам не хотят прислушаться, согласился Василий. – Помочь надо. Авось, зачтется доброе дело где-то?"

Призрак, как он и предупреждал, выказал к разговору завидное равнодушие.

– Вот и славно, – подытожил Куница и решительно отворил калитку, оказавшуюся достаточно широкой для того, чтоб в нее можно было протиснуться даже навьюченной лошади.

– Эй, хозяева?! – крикнул громко Тарас. – Есть кто дома живой?! Встречайте нового постояльца!

Поспешно выскочивший на крыльцо дома тучный и бледный мужчина, был одет во все черное, а заросшее всклокоченной курчавой бородой лицо его выглядело изрядно исхудавшим и осунувшимся.

– Стой, господин! – воскликнул он, простирая перед собой заграждающим жестом руки. – Не входи!

– Вот те раз! – притворно удивился Куница. – А мне сказали, что тут купцы армянские постоялый двор содержат. Обманули, значит? Ну, что за люди… Шагу ступить нельзя, чтоб на мошенника не наткнуться.

– Нет, не обманули тебя… – вынужденно признал армянин и добавил обреченно. – В этом доме всегда были рады гостям, да только проклят он теперь. Беда поселилась на подворье у нас… Мы уже и ленточку на воротах повесили, чтоб людей предупредить. Не хотим, чтоб из-за нас другие пострадали…

– Беда, говоришь? – с притворным любопытством переспросил Куница. – А что такое? Я ведун, и беды от наговора не боюсь… Может, помочь смогу? Тем более – свадьба у вас намечается, говорят?

– Это вряд ли, господин, – печально покивал хозяин, даже не поднимая глаз. – Не будет больше детского смеха в этом доме. Мы уже и священника приглашали, и… – он чуток замялся. – И чародея… Да только, потом – еще хуже стало. Если раньше злыдни только вещи да запасы портили, то вчера вечером – еще и Аревик пропала. Девушка домой ночевать не пришла… Ославила на весь город. Какая ж теперь свадьба? Кто в свою семью позор возьмет?

– Вот как? – вся притворная шутливость враз слетела с лица казака. – Ну, тогда я просто обязан на ваш дом взглянуть. С недавнего времени, очень не люблю, когда девиц похищают!

"Погоди, Тарас! – отозвался Степан. – Похоже, тут все не так просто, как кажется! Что-то чуется мне знакомое… Уж не моего ли учителя чернокнижника упоминал хозяин дома, когда говорил о чародее?".

"Наплевать! – не на шутку взъярился Куница. – Не позволю каждому, кому вздумается, над неповинными девицами измываться! И если так случилось – то теперь это и меня касается. Ведь не найди я клада – скорее всего, люди жили бы себе счастливо и даже не подозревали обо всей кутерьме!.. Я просто обязан им помочь, если не хочу навсегда потерять уважение к самому себе!"

"Поможем, Тарас, конечно! О чем разговор? – вмешался Василий. – Степан только предупредил, что б ты вел себя поосторожнее и был более внимателен. Вот и все. Правда, песик?"

"Ясен пень, птичка… – буркнул тот. – Лучше не скажешь. Иди, побратим, смотри, мотай на ус, но в драку не лезь… прежде чем саблей махать – сперва с нами посоветуйся. Договорились?"