Текст книги "Беспокойное наследство"

Автор книги: Олег Говда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Пока шла вся эта неслышная беседа, Куница взошел на крыльцо и остановился на одну ступеньку ниже хозяина.

– Как к тебе обращаться, уважаемый?

– Ваграмом отец с матерью нарекли, господин ведун.

– Ну, тогда приглашай меня в дом, Ваграм-джан. Негоже гостя на пороге держать. Поглядим, где у тебя Лихо-Злосчастье прячется… А будет на то Божья воля – то и прогоним с глаз долой.

– Что ж, коль таково твое желание… – с робкой надеждой взглянул на незнакомого, богато одетого молодого мужчину, пришибленный свалившимися на него несчастьями армянин. – Добро пожаловать в мой дом, господин ведун. Пусть его уютные стены и тепло очага обогреют тебя так же, как и наше искреннее радушие и гостеприимство…

* * *

Переступив порог прихожей, Куница сразу же прикрыл правый глаз. Теперь ухоженный купеческий дом выглядел совсем по-иному, – больше всего напоминая давно заброшенную старую лачугу. Трещины в стенах, покосившиеся от древности оконные и дверные рамы. Осыпавшаяся с потолка штукатурка. Везде пыль, паутина и полнейшее запустение. Даже паук, в углу над косяком казался злым и голодным, хотя навозных зеленых мух в помещении роилось больше чем достаточно. К тому же выглядели они тучными и довольными жизнью.

"Похоже, тут не одно Лихо обосновалось, а целый выводок бед, горестей и всяческих иных каверз…", – подумал Куница, входя в довольно просторную светлицу.

Тут он сперва огляделся двумя глазами.

Большая светлая комната, с тремя широкими окнами, уставленная вместительными, не меньше чем на шесть персон каждый, столами, очевидно, служила обеденным залом, как для большой семьи армян, так и для постояльцев. Сейчас комната пустовала, и воздух в ней отчетливо отдавал затхлостью давно непроветриваемого помещения, плесенью и гнильцой.

Но как только казак взглянул на трапезную колдовским зрением, то даже вздрогнул от неожиданности. Все столы в помещении были завалены грудами отвратительных на вид объедков, которые с неописуемой жадностью поглощала орава мерзейшего вида монстров и чудищ. Все, как один, небольшого росточка, что-то среднее между упитанным котом и уличным псом. Но с такой невероятной смесью личин и рож, что не имело смысла даже попытаться сравнивать их наружность с чем-то знакомым.

Подсознательно ощущая присутствие Лиха-Злосчастья, и будучи не в силах заставить себя переступить через поросший, невидимым для его глаз, бурым мхом порог, хозяин дома остановился в дверях.

– Да мы сюда, почитай и не заходим… – произнес извинительным тоном, думая, что гость обратил внимание на беспорядок и запылившуюся мебель.

При звуках его голоса и виде вошедшего внутрь Куницы, отвратное чавканье на мгновение прекратилось, и десятки глаз, горящих даже не ненавистью, а совершеннейшим безразличием – выжидающе уставились на людей.

– Вот и хорошо, – ответил армянину ведун и поспешно закрыл перед опешившим хозяином дверь. – Стойте там, уважаемый Ваграм-джан. Потребуется ваша помощь – позову… А пока – лучше держитесь подальше.

Делая вид, что ничего необычного в комнате он не замечает, Тарас уверенно шагнул к ближайшему окну и распахнул настежь. Потом уселся на подоконник и стал неспешно набивать курительной смесью чубук трубки.

Нежить с все возрастающим любопытством следила за каждым его движением, оставаясь уверенной, что человек не может их видеть. Зато сами они все громче начинали решать между собой, кому достанется неожиданная добыча. Пока еще только ворчливым полушепотом, но было очевидно, что вскоре в ход пойдут клыки и когти. Так как человек был только один, а желающих усесться ему на загривок – не меньше трех десятков.

А Куница между тем раскурил трубку и, как ни в чем не бывало, с наслаждением затянулся ароматным дымом. Потом, все так же неспешно вынул из ножен зловеще сверкнувшую в полутьме саблю и спросил ласково, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Ну, и что же мне со всеми вами делать, гаденыши? Ведь отпускать нельзя, вы – Лиходеи, по-другому, как за счет людской кривды, жить не умеете. Видно, придется мне вас тут всех класть. Уж извините… Не стоило так над семьей купца измываться. Ладно б кто-то один куролесил, или вдвоем пакостили – авось и не обеднел бы армянин, но чтоб вот так, всей толпой навалится, это ж совсем никакого стыда и совести не иметь. Хотя, откуда ей у вас взяться-то, Злыдни?.. верно?

– Он нас видит? Он нас видит! – загомонила злая нежить. – Видит?! Но как? Почему?

– Он ведун! Характерник! Убить!

– Убить!!!

И вся пакость, какая только была в комнате, проворно бросилась на Куницу, вопя и воя, словно стая взбесившихся по весне котов. Но, прежде чем они достигли, изготовившегося к бою казака, через подоконник, внутрь дома легко перемахнул боевой пес, а следом за ним, в комнату влетел огромный орел. Казавшаяся легкой – добыча оказалась гораздо серьезнее. Смертельно опаснее.

Битва была ожесточенной, но не долгой.

Неуязвимые для обычного человека из-за невидимости, Злыдни совершенно ничего не могли поделать с вооруженной намоленным клинком, острыми клыками, когтями и мощным клювом тройкой, вполне зрячих бойцов. И спустя полчаса, из всего скопища Лиха-Злосчастья, в живых осталось только одно существо. Да и то готовившееся к смерти, будучи прижатым к полу, тяжелой лапой сармата. К счастью для уцелевшего Лиха человеческий разум в последнее мгновение возобладал над инстинктами боевого пса, и Степан смог остановится, сообразив, что надо ж и спросить у кого-то: откуда в доме у купца эти самые Злыдни взялись, да еще в таком огромном количестве? И с чего так злобствовали?

– Прибраться б тут, чуток, не помешало, – недовольно проворчал Куница, оглядывая побоище, в которое общими усилиями была превращена обеденная зала.

– Теперь, когда Злыдни уничтожены, здешний домовой быстро все в порядок приведет, – успокоил его Степан. – К утру дом и не узнаешь, – как новенький станет. Он не показывается, покуда это, последнее, Лихо живо. Но, ничего, уже не долго… Слышишь, ты, нежить, а хочешь – отпущу?

Растерявшее всю свою былую наглость, теперь более всего походившее на нашкодившего кутенка, Лихо-Злосчастье с надеждой вякнуло:

– Хочу… Только вы же не отпустите.

– Если правду отвечать станешь – бес с тобой, живи. И учти, мы потом у домового все как есть переспросим. Соврешь хоть в мелочи – самолично голову отгрызу! – пригрозил пес, для устрашения клацнув перед крысиной мордочкой нежити устрашающими клыками.

– Спрашивайте, ведуны, обо всем, что знать хотите, – обреченно согласилось Лихо-Злосчастье, понимая, что иного пути, остаться в живых, у него нет. – Отвечу не таясь…

– Как в дом попасть умудрились? – перво-наперво поинтересовался Куница. – Неужто купец совсем не берегся?

– Еще как берегся… – хихикнуло существо. – Даже серп над дверями повесил. Никак к нему в дом попасть не получалось. Да тут свадебка в купеческом семействе затеялась, вот – под видом подарка – одного из нас в дом Ованесянов и подбросили. А когда, уставший от каверз первого Лиха, хозяин за помощью к колдуну обратился, тот уже впустил нас всех, собрав почитай со всей округи.

– Все-таки колдун, – помотал недовольно лобастой головой сармат. – Значит, не почудилась мне его черная аура. Да только верить не хотелось. Тяжеловато нам теперь придется, други мои. Учитель – враг серьезный, не чета оборотню, да злыдням всяким… призрак атамана – и то, несмышленое дите, в сравнении с ним. Ладно, не кручиньтесь, есть у меня одна мыслишка, но к ней позже вернемся… Когда сами останемся. Одного я понять не могу, Лихо. Ну, набедокурили вы, по своему обыкновению, напроказничали, разорили купеческий дом – это понятно… Девица-то вам на кой ляд сдалась?

– Мы ее и не трогали, господин пес!.. Это колдуна затея… Когда делал вид, будто изгоняет нас, он девку усыпил, на морок ее сменил, да и унес восвояси. А морок – как ему и положено, на третьи сутки сам развеялся…. получилось, что девка только вчера пропала.

– Не лжешь?

– Да на кой ляд нам девица сдалась?! – несмотря на свое незавидное положение даже возмутилось столь нелепому домыслу Лихо-Злосчастье. – Мы ж по-другому размножаемся… А если мне не веришь, так вон, хоть у коня своего спроси… – почуяло настоящую сущность Призрака Лихо-Злосчастье. – Или и в самом деле – домового кликни.

– Я б кликнул, да имени не знаю…

– Тута я, господин, – зашебуршало в дальнем углу. – Благодарствую от себя и от хозяев своих, за спасение дома нашего от поругания… А об Аревик, правду злыдень говорит… Черный колдун с собой унес горемычную девочку. Пятый день уж о ней ни слуху, ни духу…

– А куда унес-то? – задал самый главный вопрос Куница.

– К себе в имение, наверно… – услужливо предположило Лихо-Злосчастье. – Тут недалече будет… Его замок, правда, не всем виден с дороги, но вы-то мимо не проедете…

– Господин ведун! – распахнул в этот момент двери в комнату хозяин. – Твой пес и орел куда-то исчезли… – Ваграм не договорил до конца, увидев рядом с казаком обоих перечисленных животных. – Я хотел сказать… что… – совершенно смешался армянин. Потом окинул недоумевающим взглядом разгромленную комнату, перевернутые столы, разбросанные стулья… и еще больше растерялся. – А что здесь вообще…

Но вместе с тем, как уничтоженная нежить истончалась и таяла в воздухе, навсегда уходя в небытие, вместе с ней из обреченного дома исчезало беспросветное уныние и горькая кручина, уступая место гармонии и тихому семейному счастью. И не почувствовать этого было никак нельзя.

Ваграм опять замолк на полуслове, расправил плечи и глубоко вдохнул. Раз, другой…

– У меня такое ощущение, словно наконец-то разразилась гроза, – промолвил негромко, ни к кому конкретно не обращаясь. – В висках больше не ломит, сердце не жмет. А главное – дышится так легко и сладко, как в детстве. И в доме посветлело… Это… это вы сделали, господин ведун? Вы… – он не осмеливался произнести вслух заветное желание. – Вы… сумели? Вы прогнали… Злосчастье?

"Существенно сократили поголовье, – проворчал Степан. – Купцу нельзя совсем без Лиха. Начнет торговать без опаски, всегда с прибылью. Сам разбогатеет безмерно, а других разорит. Нет уж, такое доброе деяния никому не нужно".

"Вот мы ему это уцелевшее существо и оставим в назидание", – согласился Василий.

"Слышишь, чудо-юдо? – Степан убрал лапу. – Живи, но только гляди: озоруй в меру! Мы ведь еще вернемся…"

"Не извольте беспокоиться, господа ведуны. Самый что ни на есть чуток… Для острастки и прокорму…", – поспешно уверила пса в своей порядочности и смирении нежить.

"Верим… – успокоил злыдня беркут. – Тем более что в одиночку тебя и домовой под лавку быстро загонит, если что не так…".

"Даже и не сомневайтесь… – тут же отозвался ломким баском домовой армян. – Теперь уж точно разгуляться не дам…"

Расценив молчание своего странного гостя, как изъявление скромности, Ваграм, несмотря на тучность, шустро подбежал к Кунице и бухнулся перед ним на колени.

– Господь Бог пусть благословит вас, господин ведун! По гроб жизни обязан…

– Вот еще… – опешил Тарас, у которого от конфуза враз покраснели щеки. – Встань сейчас же… Что я тебе – икона, чтоб передо мной поклоны бить? А за избавление от Лиха-Злосчастья – в церковь всей семьей сходите, помолитесь истово. Свечку поставьте… И не ищи виновного в постигшем несчастье – ни среди родни, ни среди друзей. От чужой злобы, да распри вам досталось. Может, и моя нечаянная вина в том есть. Так что, еще неизвестно – благодарить или ругать меня следует…

Но обрадованный хозяин уже плохо слышал. Он вскочил на ноги и бросился к двери.

– Астхик! Назан! Живо накрывайте на стол! Гость! Самый дорогой гость в нашем доме!

– Погоди, Ваграм-джан! – пытался урезонить не на шутку разошедшегося армянина Куница. – Не до застолья сейчас!

– Нельзя… Никак нельзя, уважаемый… Извините, господин, я даже не спросил вашего имени…

– Тарасом меня кличут.

– А по отчеству?

– Тимофеевич…

– Нельзя, уважаемый Тарас Тимофеевич, за воротившиеся в дом счастье и удачу, хоть по глоточку не выпить. Они обидеться могут – и вновь уйдут. А дела… Что ж, поговорим и о делах… Разве хороший стол и кувшин вина когда-нибудь становились помехой в обсуждении? Не откажите…

"Только попробуй усесться за стол без нас, – угрожающе прорычал Степан. – Ухо откушу!".

Неподвижно застывший на подоконнике беркут угрожать не стал, но тюкнул клювом казака в спину вполне не двузначно.

– Хорошо, – согласился Куница. – Пусть будет по-вашему. Но, прежде чем отобедать, я должен еще кое-что сделать.

– Все, что угодно, – обрадовано, взмахнул руками армянин. – Мой дом – ваш дом. Располагайте всем, как пожелаете…

Куница только крякнул.

– Ваграм-джан, у тебя ведь уже борода сединой тронута! Что ж ты такими важными словами разбрасываешься? А если б я вампиром оказался? Ты хоть понимаешь, на что обрек бы весь род?

Но тот только головой помотал.

– Я тоже вижу…

– Что ты видишь? – мгновенно насторожился Куница и прищурил правый глаз.

– Хорошего человека вижу… – растерявшись от такой мгновенной смены тона, ответил армянин.

– Ну, слава Богу, – облегченно перекрестился Тарас. – Если б ты сейчас объявил мне, что тоже немножко нежить, клянусь: я вскочил бы в седло и поспешил к Ребекке. И пусть весь мир катиться куда подальше!

– Нежить? Почему нежить, Тарас Тимофеевич? – ничего не понял из сумбурных фраз гостя Ваграм. – А Ребекка – это кто?

"Эй, парень, ты чего всполошился?", – поинтересовался Степан.

"Да так, подумалось вдруг: а не очередная ли ловушка, нам здесь подстроена?"

"Легко… – хмыкнул Василий. – Нашел чему удивляться? Идущий в толпе должен быть готов к тому, что его станут толкать и наступать на ноги. Странно было б – если бы подобное происходило посреди пустыни".

"Так, философы доморощенные! – мысленно взвыл сармат. – Хватит упражняться в красной словесности. Из кухни такие запахи доносятся, что у меня уже слюни текут. Тарас, если ты сейчас же что-нибудь не придумаешь, я превращусь в человека без предупреждения!".

– Вы о чем-то задумались, господин ведун? – уважительно тронул казака за локоть хозяин дома.

– Задумался… – кивнул тот. – Скажи, Ваграм-джан, я могу тебе доверять?

– Да, – просто ответил армянин.

Это короткое слово убедило казака лучше любых витиеватых клятв и заверений в вечной благодарности.

– Ну, тогда в твоем доме сейчас прибавиться гостей. Только, не сочти за труд, сперва принеси сюда кой-какую мужскую одежду. Надо будет одеть двух моих товарищей. Один из них мужчина обычного телосложения, а второй – богатырь, на голову меня выше и раза в полтора шире.

Сметливый армянин бросил быстрый взгляд на сармата и беркута, а потом уточнил:

– Для дома, или чтоб и на люди выйти можно было? Хотя, что я глупости спрашиваю… Сейчас принесут два халата, а после – подберем все что вам и вашим товарищам понадобиться. Чтоб в купеческом доме не смогли одеть двух гостей? Хе-хе! Рубен! Сынок! Живо сюда! – и когда в двери возник худощавый юноша лет семнадцати, приказал: – Два самых лучших бухарских халата. Живо! И поторопи женщин с обедом…

– Хорошо, отец, – кивнул тот и умчался прочь.

– Расторопный парень подрастает, – не удержался, чтоб не похвастаться сыном хозяин. – Будет на кого дела оставить… – и сразу же омрачился. – Вот только Аревик…

– Думаю, что отчаиваться рано, Ваграм-джан, – произнес Куница. – По меньшей мере, мы уже знаем, куда она делась…

– Мы? – переспросил армянин. – Ах, да… Извините, – он поочередно поклонился псу и орлу. Хотел еще что-то спросить, но именно в эту минуту вернулся Рубен.

Парень передал отцу принесенную одежду и известил:

– Мама сказала, что все уже готово, осталось накрыть стол. Спрашивает: в какой комнате?

– Пусть накроют в моем кабинете. И пригласи к столу дедушку Аветиса. Надеюсь… – повернулся к Тарасу. – Тарас Тимофеевич, дорогие гости не станут возражать, если к нам за обедом присоединиться мой отец?

Если молодой парень и удивился такому обращению к единственному находящемуся в комнате господину, то это совершенно никаким образом не отразилось на его лице.

"Похоже, и в самом деле хороший купец подрастает. Что угодно сторговать сможет".

– Ваграм-джан, – произнес как можно убедительнее Куница. – В этом доме ты хозяин. Но разговор нам предстоит очень важный, поэтому сам решай: кому можно его услышать, а кому – лучше и не знать ничего.

– Спасибо, господин ведун. Рубен, позови дедушку и, если он захочет с нами отобедать, проводи его в мой кабинет… А женщинам скажи, чтоб быстрей накрывали. Не хорошо заставлять дорогих гостей ждать. Не позорьте меня перед достойными людьми…

Дождавшись, когда слегка растерявшийся парень закроет за собой двери, Ваграм почтительно передал Кунице два богатых бархатных халата. Трас коротко поблагодарил и тут же набросил одежду на подскочившего к его ногам пса и слетевшего на пол беркута.

* * *

В сравнении с кое-как зажаренными жилистыми зайцами, пойманными сарматом и, еще не нагулявшими жирок, после высиживания птенцов, дрофами, убитыми беркутом – блюда, приготовленные женскими руками, казались настоящим нектаром и амброзией. От столь божественного вкуса пропадало всяческое желание открывать рот для чего-либо, кроме как проглотить очередной кусок изумительно приготовленного мяса или горячей, хрустящей лепешки. А потом – запить всю эту вкуснотищу глотком превосходного вина.

Видя, как проголодались его гости, хозяин не отвлекал их беседой, хотя видно было, что превращение птицы и пса в людей, он не считал чем-то обыденным. И все ж от расспросов пока удерживался. А дедушка Аветис, только посматривал на незнакомцев, неспешно отщипывая от тонкой лепешки маленькие кусочки…

И к прерванному разговору мужчины вернулись не раньше, чем гости окончательно убедились, что их животы не смогут уместить даже изюминку.

Сытная еда требовала табачного дыма, а, как известно – раскуренная трубка самый лучший повод для умной и неторопливой беседы.

– Спасибо за угощение, хозяева… – сказал Куница, доставая курительные принадлежности. – Давненько так вкусно не едали. Уверен – товарищи подтвердят. А теперь позвольте узнать: купец Мкртыч Ованесян кем вам доводиться?

– Мне – дедушкой, – ответил Ваграм. – А моему отцу, – он кивнул на седобородого старика, задумчиво восседавшего во главе стола, – отцом… А зачем спрашиваете, уважаемый Тарас Тимофеевич?

– В общем, тут такое дело… – начал было Куница, а потом махнул рукой и промолвил без обиняков. – Чтоб вокруг да около не ходить, скажу как есть – должок вернуть надо.

– Отец вам что-то должен остался, или – вам ссудил? – поинтересовался хранивший до сих пор молчание старик.

– Мой покойный дедушка брал взаймы у купца Мкртыча Ованесяна из города Ужали… – стал обстоятельно объяснять Куница. – А перед смертью – стребовал с меня слово: до истечения сорока дней долг возвратить. Завтра этот срок истекает.

– Уважаемый Тарас Тимофеевич, – испросив взглядом у отца разрешение, произнес Ваграм. – Какую бы сумму ваш не менее уважаемый дедушка не был бы должен моему, – заверяю: сегодня вы оплатили все счета сполна.

– Нет… – отрицательно помотал головой казак. – Мой дед давал купеческое слово, а я – поклялся исполнить его последнюю волю… Освободить нас от этих клятв мог бы только уважаемый Мкртыч. Но, так как оба они умерли, я обязан исполнить обещание самым тщательным образом. Степан, будь добр, принеси мою сумку, – обратился Тарас к сидевшему у дверей побратиму.

– Лучше, пусть Василий сходит, – неожиданно отказался тот. И веско добавил: – Есть на то причины… потом объясню.

Опричник молча поднялся и вышел.

– Что ж, – неспешно произнося каждое слово, заговорил старик. – В нынешнее упадочное время, такая щепетильность, особенно к деньгам, производит приятное впечатление. Ваш покойный дедушка, земля ему пухом, видно хорошо умел воспитывать молодежь. Позвольте полюбопытствовать, юноша, от чьего все-таки имени вы хотите возвратить долг?

– Моего деда звали Никифор Молодильный, а род наш издревле в городе Галиче проживает, – без запинки назвал Куница загодя придуманное имя.

– Что ж, мне с отцом доводилось сопровождать караваны в те края, – все так же неспешно продолжал дедушка Аветис. – Бывали мы и в Галиче, и в Львове, и – даже в сам Краков хаживали… Но, что-то не припомню я такого купца. Уж извините меня, господин.

Василий вернулся как раз к этому моменту и выложил на стол увесистую торбу.

– Вот… Глядеть будете?

– Отчего же не поглядеть? – загорелись глаза у Ваграма. Привычный слух купца сразу различил глухое позвякивание золота. – Как говориться: за показ – денег не берут.

– Но наш разговор еще не окончен, – недовольно пожевал сухими губами старик.

– Конечно, уважаемый Аветис, – заверил его Куница. – Мы же никуда не уходим.

Тем временем, внук покойного Мкртыча торопливо смахнул со стола на широкое расписное блюдо остатки зелени и высыпал на освободившуюся столешницу содержимое торбы.

От вздоха удивления не удержался даже седобородый старик. Да и было от чего! Ведь на столе возникла немалая, в несколько мужских пригоршней, кучка самоцветных камней, золотых монет и драгоценных украшений, стоимость которых даже с первого взгляда была огромнейшей. Сравнимая по цене с несколькими каменными домами в любом городе.

– Что ж, – в отличие от возликовавшего сына, старый купец только еще больше нахмурился. – Я вижу два возможных и более-менее приемлемых толкования всему происходящему… Либо мой отец, уважаемый купец из города Ужали, Мкртыч Ованесян был глупцом и филантропом, либо – Никифор из Галича стал по неведомой мне причине, чрезвычайно ему дорог и близок. Гораздо дороже родного сына и всей остальной семьи. Что, ни в коей мере не соответствует действительности. Уж я-то хорошо знал своего прижимистого и рачительного в каждой мелочи отца! А это значит, уважаемые гости, что я настоятельно прошу вас снизойти до правдоподобных объяснений, или – буду вынужден потребовать, покинуть наш дом, вместе с этими странными деньгами. Из сумбурных объяснений своего сына, я знаю, что вы оказали нашему дому неоценимую услугу, и только поэтому сейчас сделаю вид, что мы разговариваем впервые. Обычно, я так никогда не поступаю. Ибо любые клятвы человека хоть единожды солгавшего, не заслуживают на доверие и в дальнейшем.

С каждым произнесенным словом голос старого армянина крепчал и приобретал надлежащую властность. А к концу речи стало совершенно понятно: кто в этом доме настоящий хозяин.

– Итак, я вас слушаю! – резким движением ладони старик заставил замолчать, пытающегося что-то возразить, сына и выжидающе уставился на Куницу. И была в его взгляде такая непререкаемая сила, что молодой казак поневоле смутился.

Врать не получалось, а правду открывать не хотелось – еще неизвестно, как дело обернется. Может армяне весь найденный клад потребуют? Или, чего доброго, посчитают их наследниками разбойничьего атамана, и отомстить захотят? Да мало ли что взбредет человеку в голову при виде эдаких деньжищ?

Выручил Тараса, поднаторевший в разного рода словесных баталиях, бывший иезуит-опричник.

– От вашей проницательности, уважаемый Аветис Мкртыч-оглы, можно только позавидовать, но, увы, вам придется довольствоваться уже сказанным и принять это совершенно неуклюжее объяснение, – чуть понизив голос начал убеждать старика Орлов. – Потому, что от этого зависит слишком многое. В том числе и жизнь вашей – красотой подобной восходу солнца – внучке Аревик.

– Что это значит? – впервые оторвал взгляд от кучи золота, как бы опомнившись, Ваграм. – Вы знаете: что случилось с моей дочерью? Где она? Что с ней? Она жива?

– Увы, что именно произошло в вашем доме, нам доподлинно неизвестно… – вместо Василия ответил Степан. – Но, могу заверить, что девушка еще жива, и ее чести, в ближайшее время, ничто не угрожает. Я почти уверен, если поторопиться, то Аревик еще можно спасти…

– Так чего же мы ждем! – вскочил с места взволнованный купец. – Где она? Надо немедленно звать стражу!

– Увы, Ваграм-джан, девушке угрожают те же злые силы, что напустили на ваш дом злыдни. И помочь в противоборстве с ними, сможем только мы, – как можно убедительнее промолвил белобрысый крепыш. – Нет, я совсем не хочу вас уверить, что в мире нет других борцов с нежитью и нечистью… но, в данный момент, рядом только мы трое. А освободить Аревик необходимо еще до сегодняшней полночи. Как видите – времени совсем в обрез.

– Что же вам надо, чтобы спасти ее? Денег?! – отчаявшийся отец уже плохо соображал, что говорит. – Берите все!

Василий встал из-за стола, подошел к нему, приобнял за плечи и усадил на место.

– Успокойся, Ваграм! – повысил голос старик. – Я все понял Для того, чтобы сразиться с похитителями нашего Солнышка, этим витязям нужно очистить совесть или душу, или – и то, и другое сразу. А вот эти, лежащие на столе сокровища, каким-то образом ее отягощают. Я верно понял?

– Дедушка Аветис, вы неподражаемы! – восхищенно воскликнул Степан, сплеснув ладонями. – Что называется: не в бровь, а между глаз! Все именно так и обстоит. Но, для успокоения вашей чести, я могу поклясться спасением собственной души в том, что на этих драгоценностях нет пролитой нашими руками крови. И ваши они по справедливости. И Божественной, и человеческой!

– Ну, что ж… – задумчиво протянул седобородый армянин. – Почему-то мне хочется вам верить. И я приму принесенные в дом деньги, не задавая больше ни одного вопроса. Но, если когда-нибудь, кто-либо из вас решит их забрать – мы с сыном возражать не станем. Считайте, что долг возвращен, а ценности переданы на хранение.

"Слово сказано! – отозвался Призрак. – Хранители кладов его услышали. Одна часть условия выполнена!".

– Ну, вот и славно… – Куница уважительно поклонился мудрому старику. – Пора в путь, други. Время не ждет… А нам еще для вас лошадей хоть каких сторговать надо.

– А как же… – купец хотел хоть что-то расспросить о дочери, но Степан опередил его.

– Ждите нас с Аревик, уважаемый Ваграм… К утру – либо вернемся все вместе, либо…

– Зачем думать о плохом, юноша? – остановил его дедушка Аветис. – Уверяю вас, завтра утром, за этим же столом… Нет – в обеденной зале! Ты слышал, сын? Завтра мы будем завтракать и громко петь… Кто не знает, что песня, спетая вместе с настоящими друзьями, угодна Богу не меньше самой искренней молитвы? Потому – как такая песня очищает душу и ведет к свету… Ступайте, витязи. Господь с вами! Ваграм! Очнись и не сиди сиднем! Лучше займись лошадьми и прочим…