Текст книги "Фантастика 2003 Выпуск 1"

Автор книги: Олег Дивов

Соавторы: Алексей Калугин,Леонид Каганов,Юлий Буркин,Владимир Михайлов,Павел (Песах) Амнуэль,Александр Тюрин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 40 страниц)

Фантастика 2003. Выпуск 1

Сборник

 Перед вами очередной выпуск альманаха «Фантастика».

 Два десятка повестей и рассказов, в которых представлены все направления жанра. Патриарх отечественной фантастики Владимир Михайлов и лидеры новой волны Олег Дивов и Леонид Каганов.

 Новички – Ярослав Смирнов, Галина Полынская, Игорь Борисенко и признанные мастера Павел Амнуэль, Александер Тюрин, Юлий Буркин.

 Фантастика приключенческая и юмористическая, научная и ненаучная абсолютно…

Олег Дивов. Вредная профессия

С утра пораньше звонит налоговый и ласково так говорит:

– Ну че, Сикорский, вешайся. К те москвич с проверкой двинул.

У меня кусок яичницы поперек горла – хрясь! Сижу, кашляю, глаза на лбу, душа в пятках.

– Эй! – кричит налоговый. – Старик! Не так буквально! Давай вылазь из петли. Мож, обойдется еще…

Отдышался более-менее, кофе хватанул, язык обжег. Весело день начинается, одно слово – полярный.

– Какого черта этот москвич ко мне поперся? – в трубку бормочу. – Он же вас проверяет, вас!

– В том-то и дело, что нас. В квартальных файлах ковырялся и вдруг спрашивает – эт че еще за хрень, «КБ Сикорского»? Мы ему – нормальное АО, как хочет, так и называется, имеет право… А он – да не, я интересуюсь, откуда у вашего Сикорского такие льготы нечеловеческие? Какой сумасшедший с какого потолка ему все это срисовал? Судя по схеме налогообложения, там ваще не коммерческая фирма, а государственный интернат для инвалидов детства… Ну, я и…

Замялся налоговый, вздыхает тяжело. Изображает, будто у него совесть есть.

– Че ты? – спрашиваю, а в общем-то, уже догадался, чего он. Иначе бы не позвонил.

– Ты извини, – говорит, – старина. Ну затрахал он нас, понимашь? До ручки довел. У меня прям само вырвалось – раз вы такой недоверчивый, господин советник первого ранга, так подите и лично оцените, чем Сикорский занимается и почто у него эдака бухгалтерия. Мол, были сигналы – не вертолеты он там конструирует…

– Спасибо, – говорю, – дружище. Век не забуду.

А сам уже в прихожей, куртку надрючиваю. Теперь на всех парах в ангар. Только бы успеть раньше москвича. Прямо вижу эту сцену – является дурак столичный с наглой рожей, удостоверением размахивает, финансовую отчетность требует, а ребята от него – кто по углам, а кто и под стол. Перепугаются, неделю потом работать не смогут от заикания и трясения рук. А с городом что будет? Одна у нас бригада такая уникальная, другой нету.

– Ткнул бы ты его в дерьмо носом, а, Сикорский?

– Размечтался! Как бы навыворот не вышло…

– Но у тя ж с документами порядок! Или нет?! – тревожится налоговый.

– Это единственное, с чем у мя порядок! – рычу и выкатываюсь за порог.

Опять двадцать пять. В смысле минус столько Цэ. По-нашему, тепло. Подогреватель успел машину самую малость раскочегарить, завожусь легко. Первым делом схему города на дисплей. Та-ак, где мои героические сотрудники? Похоже, все еще ковыряются на Космонавта Мельника. От сердца малость отлегло. Вызываю техника-смотрителя.

– Пробили! – орет. – Вот прям тока что пробили затыку! А из колодца как хлестанет! Фонтаном! Игорь, ты не поверишь, у нас тут на всей улице от стены до стены – по колено… Ладно, с божьей помощью вычистим. Ты не волновайся, щас мы твоих каскадеров отмоем и мигом подвезем.

– Не надо мигом! – умоляю. – Медленно ехай, понял?

– Не-а. Че случилось?

– Если медленно поедешь, ниче не случится. Просто к нам в ангар прям щас топает целый налоговый полковник из самой Москвы. А ты ж моих ребят знаешь… Короче, надо, чтоб я этого страшного дядьку встрел и подготовил.

– А-а… Ну, минут сорок-то я нашаманю, но больше че-то не хочется. Они, понимаешь, по тебе дико соскучились. Нервные уже, у Кузи опять глаз дергается.

– Полчаса вполне хватит. Дергается, говоришь?… Ниче, передергается.

Трогаюсь с места, а сам думаю – передергаться-то оно, конечно, передергается. И вообще, Кузе надо привыкать хоть полегоньку, но общаться с нормальными людьми. А то вот убздыхнет меня по весне сосулькой, или, допустим, в катастрофу на машине въеду – и как тогда?… Но все равно Кузю ужасно жалко. Если глаз у него – значит, к краю близко. Не может Кузя без меня подолгу. Целую ночь бригада на Мельника возилась, я в кои-то веки нормально выспаться успел.

Так, что нам еще нужно? У ребят привычка – как вернутся с пробоя, сразу ко мне в кабинет лезут. Не-ет, сегодня этот номер не пройдет. Звоню офис-менеджеру.

– Баба Катя! – кричу, едва на том конце трубку сняли. – Тревога! Шухер! Бегом в ангар! Станешь на входе, бригаду перехватишь и в жилой отсек ее загонишь! Чтоб никто ко мне ни ногой, пока сам не разрешу!

А в трубке внук ее спокойно так:

– Здрасте, дядя Игорь. Вы че, забыли, у бабушки отгул сегодня. Она к маме уехавши, в шестой район. Свечи повезши и лампу керосиновую, там у них с полуночи электричества нет.

– Зачем свечи, если и так светло?

– Это вы, дядя Игорь, у них спросите.

Из шестого района баба Катя к ангару вовремя никак не поспевает. Кто еще может перевозбужденную бригаду утихомирить? Разве психолог, который с нами работает. Вызываю. Блокирован номер. Значит, работает психолог. Только, увы, не с нами.

Если все сегодня обойдется, премию себе выпишу ненормальную. В психопатологическом размере.

Контора у нас на отшибе, считай, за городской чертой, здоровый такой ангар. Удобно – я прямо внутрь заезжаю через подъемные ворота и у двери своего кабинета торможу. Вот она, конура родная, – тепло, светло, целая стена завешена грамотами от мэрии, в аквариуме жабиус дрыхнет. Сразу как-то легче на душе. Только вдруг телефоны звонить начинают – и на столе, и в кармане разом. Подношу к ушам обе трубки и слышу в реальном стерео трубный рев дорогого нашего градоначальника.

– Сикорский хренов! – мэр орет. – Че, этот хрен московский у тебя уже?

– Ждем-с, – отвечаю. – Хорошо, успел я, а то боязно за ребят. Вдруг он кусается или еще че…

– Ребята… Че ты мне про ребят, твои интеллигенты хреновы всего Космонавта Мельника на хрен засрали, десять хреновых цистерн туда ушло художество ихое вывозить!

– А че вы хотели? – спрашиваю. – Там же уклон, и в самом низу затыка. Давление прикиньте! По нашим расчетам просто обязано было пернуть, иначе никак. А Мельнику по фигу, он космонавт. И не такое небось видал.

– Ты у меня, на хрен, дошутишься! Язва, понимаешь, сибирская! Слышь, Игорь, хрен с ним, с Мельником, у меня к те разговор серьезный.

– Закон такой есть, – говорю, – «под давлением все ухудшается»! Физика.

– Это ты про че?! – удивляется мэр.

– Про затыку под давлением. Затыку пробили, давление получило выход и пернуло. Че теперь, не пробивать больше?

– Да забудь ты, на хрен, про свое давление пердящее!

– У меня-то давление нормальное. Утром тока мерил. Сто двадцать на семьсят. Хоть на Марс запускай вместо Мельника вашего ненаглядного.

– Я Мельника этого не просил у нас в городе рожаться… – отдувается мэр. – Слышь, Игорь, ну прости. Не хотел на тя орать. С самого утра как начались форсмажоры… В шестом районе отвал подстанции – знаешь, да? Потом у связистов какой-то облом системы загадочный, сидим теперь без спутника. А щас звонят – сына из школы грозятся выгнать, педагоги хреновы! Ну, думаю, хватает неприятностей для одного-то дня… Ниче подобного! Ты представь – какой-то тундрюк бухой прямо у мя под окнами на снегоходе в «Макдоналдс» въехал. Через витрину. Ну че, ну вот че тундрюку надо в этой хреновой бигмачной?!

– Вкус сезона попробовать, – говорю. – Фирменную приправу «МакСпирит». О, как ласкает тундрюкское ухо это знакомое – нет, я бы даже сказал – знаковое слово!

– В общем, Игорь, я че решил. По закону ты не обязан докладывать налоговику о характере своей деятельности. Верно? Ну, вот и не говори, чем именно занимаешься.

Я от такой резкой перемены темы малость дурею, трясу головой и тут понимаю, что до сих пор сижу, как последний у-о, с двумя трубками.

– В документах че записано – Сикорский предоставляет городу инжиниринговые услуги, так? Документы у тя в порядке, я знаю. Начнет москвич докапываться, какие такие услуги, скажи – идите на хрен, вертолеты конструирую, и ваще, у мя секретное КБ.

– А он ко мне после этого с прокурором не явится? – сомневаюсь.

– Прокурор ему сам явится! – мэр заверяет. – В кошмарном сне. Так и сказал – пускай тока ко мне сунется, я из этой евражки сошью варежку. Он знаешь где живет, прокурор-то? Из коляски не вывались – на Космонавта Мельника! Прокурору твои услуги, эта… – инжиниринговые! – не реже чем раз в неделю требуются.

– Ну, если прокурор…

– Тока не проболтайся, а?

– Да мне болтать ваще незачем. И так за сто шагов до ангара понятно уж, че за конструкторское бюро. Очень секретное.

– Мож, не собразит. Главна штука, молчи. Я даже представить боюсь, какая вонь подымется, если москвич узнает, до че тут у нас все запущено.

– Насчет вони, – киваю, – это вы прямо в дырочку.

Градоначальник мою аллегорию игнорирует, советует мужаться и отключается. Кладу трубки по местам. Сижу, жду москвича, кошусь одним глазом на компьютер с бухгалтерией, другим – на ящик с бумажной документацией. Руки так и чешутся лишний раз все проверить. Э-эх, была не была! Ворошу бумаги, прикидываю, к чему москвич придраться может. И тут стук в дверь. Начальственный такой.

– Милости просим! – весело почти кричу. А поджилки-то трясутся. И мэр накрутил дальше некуда, и самому неуютно. Если обещанная вонь действительно поднимется, «КБ Сикорского» через полгода-год можно будет закрывать. Фирму жалко, а особенно жаль ребят – ну кому они, кроме меня, нужны…

Заходит страшный московский дядя. И вправду страшный. Здоровый шкаф, морда кабанья, взгляд свирепый. Носом крутит. Принюхивается.

– Здрасте, – хрюкает. – Полковник Дубов, налоговая полиция, внеплановая проверка… – И прямо-таки жрет меня круглыми поросячьими глазками.

А у вашего покорного слуги видок подозрительный донельзя – бумажками обложился, ни дать ни взять злостный неплательщик и уклонист от налогов по-быстрому бухгалтерию подчищает.

– Кто тут Сикорский?

Я аж оглядываюсь – да вроде нет больше никого в кабинете, только жабиус. Он, конечно, зверь для своей породы ненормально крупный, но все равно его за генерального директора даже с пьяных глаз не примешь.

– Я Сикорский, я. Вы присаживайтесь, господин полковник.

– Благодарю. Слушайте, а откуда запах такой жуткий? И на улице, и внутри. Канализацию пробило?

Засмеялся бы, да боязно, чересчур свиреп на вид полковник, не поймет юмора. У нас в городе про канализацию «пробило» – самое ценное слово. Потому что, значит, до этого ее намертво забило. Как давеча на Космонавта Мельника. А если забило – то, получается, что? Получается, должен прийти тот, кто умеет ее пробивать.

Ну, а к запаху мы все привычные. Я не в том смысле, что только мы – «КБ Сикорского», – а вообще местные. Жизнь такая.

– Да здесь, – говорю, – на пригорке, роза ветров косая. Особенно по вторникам – че тока сюда не несет. Тундрюки еще в позапрошлом веке жаловались, сам в городской хронике читал.

Ну, чес-говоря, про аборигенов я малость того.

В вечной мерзлоте фекальная канализация вообще плохо себя чувствует. Холодно ей, болезной. Тем более нашей, которую при царе Горохе тянули, наспех да неглубоко. И городишко раньше малюсенький был. Но худо-бедно дерьмо по трубам плавало. А сейчас тут опорная база громадной добывающей компании. Народу тьма, домов новых понатыкано, а сети-то коммунальные к чему подключали? К старой дохлой системе с узкими коллекторами, замкнутой на слабенькие отстойники. Да и качественный состав дерьма радикально изменился. Лет тридцать-сорок назад что по коллекторам текло – оно самое, газетами разбавленное. Так сказать, родственные материалы. А теперь народ чего только в унитазы не кидает, особенно милые дамы, хоть и запрещено это строжайше. Ну и клинит поток. Жуткие пробки образуются, дерьмо на улицу прет, а там его морозцем прихватывает – и вообще конец. Да и под землей потоку застаиваться ни в коем случае нельзя. Мало того, что мерзлота, так еще и ненормальная, перемерзшая – мы ведь кристаллический газ разрабатываем.

– Чем же это тянет? – Полковник снова нюхает и окончательно косорылится. – И откуда? У вас офис насквозь провонял. Чистый сероводород. Неужели с комбината?

– Не-е, природный газ вовсе не пахнет, в него потом специально меркаптан добавляют. Я говорю – роза ветров. Кто его знает, че летит да откуда. Мож, олень в тундре сдох…

М-да, про оленя – это я тоже слегка не очень.

Год назад комбинатские раскошелились и прекрасную регенераторную построили – вон она, рядышком, километра не будет. Только смысла в ней почти никакого, пока трубы под землей старые лежат. Эх, наврать бы полковнику, что это с регенераторной вонищу несет, – так ведь не пахнет, зараза! Словно не дерьмо через себя гоняет, а газ, будь он неладен.

То, что здесь под ногами газа хоть задом ешь, давно открыли. Только он у нас будто прессованный, в кристаллической форме. И вот, наконец-то догадались, как его добывать и в дело пускать. Вполне безопасным методом, хоть в подвале собственном копай. Ура-ура, роют шахтищу, ставят рядом комбинатище, набивают город населением под завязку, все замечательно. Только совсем не замечательно вышло, когда промышленная разработка началась. Пока опытные партии добывали, побочных эффектов не было. А как принялись этот самый газ мегатоннами сквозь верхние слои почвы выволакивать, ее – почву – проморозило на всю катушку. Вместе, сами понимаете, с трубами. Ладно, воду подогревать можно. А дерьмо?! В каждый унитаз по кипятильнику?! Или прикажете комбинату закупить биотуалетов на полста тыщ народу, да еще и, главное, постоянно снабжать их реактивами?

То ли дело тундрюки – при любой погоде во чистом поле оправляются, и хоть бы что. Аж завидки берут. Веселые ребята. Примерно раз в месяц съезжаются к комбинату на снегоходах, в воздух из берданок палят и орут хором: «Русский, волка позорная, уходи свой Россия! Оккупанта-империалиста, твоя мама фак, рашен гоу хоум!» Комбинатские тут же им пару рюкзаков огненной воды – на! Аборигены водку хвать и обратно в тундру. И все жутко довольны. Вот тоже загадка природы – на водку у начальства всегда деньги находятся. А канализацию специальную высокоширотную проложить – нехватка средств.

Есть, конечно, вариант нарубить в мерзлоте ям, чтобы весь город туда с ведерками бегал. Но вы сами представьте, сколько придется людям за дискомфорт приплачивать и как дружно они от такой жизни алкоголизмом заболеют. Весело, да – выскакиваешь из подъезда с ведром дерьма, полным до краев, вокруг минус шестьдесят, в организме ни грамма… Нереально. Психика не выдержит. Мы ж не первопроходцы какие, а простые трудящиеся.

Короче говоря, чтобы городская фекальная система работала, в ней должно идти непрестанное шевеление. Которое нужно как-то обеспечивать. То есть пробки выявлять и немедленно пробивать.

Чем и занимается акционерное общество закрытого типа «Конструкторское бюро Сикорского».

Я сначала хотел контору назвать просто, как в том анекдоте: «Сливочная». А потом думаю – какого черта? Работа серьезная, ответственная, инженерного подхода требует… И вообще я парень с юмором. Вроде бы.

– А что за зверь удивительный в аквариуме? – полковник огляделся и на жабиуса толстым пальцем указывает.

– Жаба, – говорю. Без неуместных комментариев.

Вообще-то наш зверь – Жабиус Говениус Рекс. Из-за него Михалыч с перепугу сознание потерял, когда жабиус прямо ему на ногу выпрыгнул. Увлекаемый бурным потоком. Из очка в женском туалете достославной мэрии. Как он в нашу канализацию угодил, как там выжил – загадка. Обогрели зверя, приютили. Гордимся теперь. Директор комбината по части рептилий малость двинутый, у самого игуана дома живет, так он на нашу жабу глянуть специально приезжал. Долго рассматривал, языком цокал, а потом сказал: «Надо же, и цвет какой, прямо маскировочный!» А какой еще может быть цвет, если жабиус, научно выражаясь, чистой воды – точнее, уж чистого дерьма – канализационный эндемик?…

– М-да, – говорит полковник, разглядывая жабиуса. – Издалека везли? Африка небось?

– Вроде того, – соглашаюсь. Один черт. Либо у меня денег куры не клюют, либо я враль записной. И то и другое для налогового полицейского, считай, чистосердечное признание в воровстве.

Вот положение дурацкое! И знаю ведь точно, что ничего криминального полковник у меня не нароет, – все равно сердчишко екает. Эх, испортило русских засилье бюрократии, трусами сделало. Недаром мы нет-нет, а тундрюкам позавидуем. В «Макдоналдс» на снегоходе… Да-а. Про таких народ говорит – «не зря прожил жизнь».

И тут слышу – дизеля. Урчат на подъеме, тяжелое волокут. Так это же цистерны! Громадные цистерны с подогревом, дерьмо с Космонавта Мельника на регенераторную везут. Аккурат мимо ангара нашего. Ур-ра-а! Ничего выдумывать не надо, так и скажу полковнику – да вот откуда запахи…

А полковник в это время достает платок, зажимает им нос и теперь уж совсем не в переносном смысле хрюкает:

– Ладно, приступим.

Только приступить у нас не выходит, потому что один из дизелей вдруг надсадно взревывает у самого крыльца, будто ангар таранить собрался. Правильно сориентировать московского гостя, подготовить к встрече с бригадой я не успеваю. За стеной раздается жуткий грохот, и сквозь уплотнитель на двери кабинета пробивается такая вонища, что даже мой тренированный нос морщится. Дезинфекция, она похлеще дерьма будет раз в десять.

– А это что еще такое?! – Выше платка москвич заметно наливается кровью.

– А это, уважаемый, – говорю, – вернулась с работы бригада пробойников!

«Хрен ли нам теперь?» – сказал бы в такой ситуации мэр. Вот и мне уже – не хрен.

– Ко-о-го бригада?!

И тут парни вваливаются в кабинет. Впереди Кузя со своим дергающимся глазом.

– Пробили! Игорь, мы ее пробили!

Полковник уже не краснеет, а, напротив, бледнеет. Ребята все, как один, в списанных армейских боевых скафандрах, только шлемы поснимали. А у Кузи в левой клешне – его любимая пропыра. И машет он ею в воздухе довольно опасно.

В общем, зрелище то еще.

Вонизьма тоже не дай бог.

Полковник сидя обалдевает. Впрочем, мне сейчас не до него, я смотрю на ребят, оцениваю, в каком они состоянии. Вроде ничего. Растут парни. Великая штука – трудотерапия, если грамотно ее применять.

Тишка мне издали кивает, отстегивает варежки и лезет к аквариуму жабиуса кормить. Михалыч пытается вперед мимо Кузи пролезть и в ухо пропырой не схлопотать. А Кузя знай себе лопочет, рассказывает, как замечательно они сегодня пробили. Я его речь довольно хорошо разбираю – привык за пять лет, ёлы-палы, – но как раз сегодня меня сомнения одолевают. Потому что дешифровка Кузиного лепета следующая: когда парни уже всякую надежду потеряли осилить затыку, вдруг родилась блестящая идея – не продавливать, а разбивать.

Изобретатели хреновы, они взяли Кузю за ноги и головой вниз с пятиметровой высоты в магистральную трубу бросили! А он пропыру в клешнях зажал, перед собой выставил… Ну, и вонзился в мерзлую какашку. И таки расшевелил ее.

«Пропыра» – это Кузя сам название выдумал. Четыре лома, сваренных вместе пакетом, и на конце железяка от топора-колуна, самого здорового, какой смогли найти. У нас, конечно, не только ручной пробойный струмент – техника всякая тоже имеется, – но, когда нужно в тесном коллекторе затыку расковырять, лучше пропыры ничего не придумаешь. А в боевом скафандре экзоскелет и сервоприводы, мы это дело слегка усилили – знай себе дерьмовую мерзлоту пыряй и в ус не дуй. Конечно, вместо штатных перчаток ставим варежки-клешни, иначе струмент не удержишь. Пять штук мне скафандров комбинатские снабженцы добыли, не знаю уж как, но вроде по закону все, списанная амуниция.

– Послушайте, Сикорский… – Глаза у полковника совсем освиневшие. – Это что за сборище дебилов? Вонючих… Чем ваше так называемое «бюро» занимается?!

А у меня вдруг настроение приподнялось, ведь живы-здоровы парни, да еще затыку пробили. Задача выполнена, любимый город может гадить спокойно. Так чего мне бояться? Ну, и отвечаю я москвичу:

– Известно, чем занимается. Вертолеты конструирует!

Тут-то Михалыч шутку и испортил.

У Михалыча самый высокий в бригаде ай-кью. Под семьдесят. Но когда на тебе боевой скафандр, кустарными способами приспособленный для работы в замерзшем дерьме по уши, интеллект не спасает – любое человеческое помещение для тебя что посудная лавка для свежеразмороженного мамонта… Михалыч пробует обойти Кузю, неловко поворачивается, задевает полковника и роняет его на пол вместе со стулом. Прямо сносит.

Полковник не кричит, а визжит – свинья, она и в тундре свинья, – ему больно, его приложила бронированная махина в десять пудов. Кузя перепуганный отпрыгивает в сторону, роняет пропыру – вот уж повезло – и таращится на полковника, словно тот не со стула, а с Луны свалился. «Кузя!» – зову я, мне важно отвлечь парня, у него была раньше манера от страха закрывать лицо руками, а клешни-то он не снял, никак я их не отучу, чтобы, отстегнув шлем, первым делом свинчивали клешни…

– Не-ет! – ору.

Это Михалыч, намеренный исправить ошибку и загладить вину, нагибается и хватает полковника выше локтя страшной железной варежкой с усилителями.

– Звините-пжалста-я-больше-не-буду! – выстреливает наш умник покаянную фразу, которую еще в первой группе интерната на всю жизнь затвердил.

Конечно, Михалыч хочет полковника на место посадить, легко и непринужденно, будто ничего и не было. Он сейчас двоих таких кабанов на одной руке поднимет. Сжимается варежка.

– Сто-о-ой!!! Все назад! – кричу, а сам прикидываю, мне как, уже сегодня в коллекторе утопиться или погодя чуток?

Полковник живучий оказался. Вырвался и прямо на трех костях, не переставая выть, из кабинета бросился, головой дверь вышиб и куда-то ускакал.

В тундру, раны зализывать.

Тишка в наступившей тишине произносит:

– Н-ну, мэ-мэ-мэ… Михалыч. Н-ну, ты и мэ-мэ-мэ… Идиот.

Это значит, он Михалыча осуждает, но слегка. Они когда хотят кого-то всерьез оскорбить, говорят «у-о». Еще одна привычка интернатовская.

У Тишки ай-кью вообще нет. Он тесты проходить отказывается, и все. Обходными путями ему полтинник насчитали. Занизили, думаю.

Михалыч соображает, чего натворил, – и в плач.

Кузя видит, что Михалыч расстроен, и тоже принимается реветь.

Я выезжаю из-за стола, отстегиваю ребятам клешни, пока не начали ими слезы утирать.

В Тишке, похоже, разыгрывается командный дух, потому что глаза у него заметно мокрые. Но он еще держится. Это надо закрепить.

– Веди их в раздевалку, – говорю. – Проследи, чтобы приняли душ, и сам не забудь. Скафандры уложите аккуратно. Да, пропыру забери – вон она валяется. Через полчаса отвезу вас завтракать – и баиньки.

Угу, отвез. Только мне удается кое-как успокоить ребят и помочь Тишке выгнать их из кабинета – опять звонок. Техник-смотритель шестого района. Я и забыл совсем, что у них разгонный насос в трубе стоит. Голь на выдумку хитра – раз дерьмо по собственной воле не плавает, ему турбонаддув устроили. Пока этого наддува не было, «КБ Сикорского» из шестого района просто не вылезало. Я там буквально дневал и ночевал. Да и ребята были еще неопытные, людей всяких боялись, а не только москвичей – приходилось бригадой непосредственно на месте командовать, чтобы парни защищенными себя чувствовали… А потом насос заработал, в шестом гораздо легче стало, вот и забыл я.

– Стопорится, – техник говорит. – Поднимается и стопорится. А напрягу только к вечеру дадут. Боюсь, поздно, не сдюжит насос. Че делать-то? Мож, толканули бы слегка тяжелый слой?

«Тяжелый слой» – нижний, куда всякие инородные предметы опускаются, забухнув. Помню, дохлого оленя выковыряли. Как он туда угодил? Хотя жабиус тоже ведь откуда-то взялся, не из Африки же.

Да, толкать надо. Пропихивать из шестого в пятый, там уж оно самотеком разгонится. А то к вечеру на полтрубы завал нарастет, хоть всем городом разгребай.

– Три часа, – говорю. – Через три часа нас жди. Устали ребята, пусть хоть немного отдохнут. Сам с ними приеду. И чудес не обещаю. Умоталась бригада.

– Это твои-то три медведя и умотались?

– Это они с виду три медведя. Психика зато как у котенка, не больше наперстка.

За стеной опять дизеля – новую порцию дерьма к регенераторной везут. Сижу, на спинку коляски откинулся, потолок разглядываю. Мечтаю об унитазах-биде с электронным управлением, как у меня дома. В каждую бы квартиру по такому агрегату – уже легче. Туалетная бумага, даже самая лучшая, в соединении с дерьмом очень неприятную пульпу образует, склонную к комкованию и замерзанию.

Еще мечтаю о федеральном законе, строго карающем за сбрасывание в унитаз использованных женских затычек и прокладок, а также упаковок от них. Оберток от конфет любых. Окурков. Пачек из-под сигарет. Бутылочных пробок (как они их туда роняют? зачем?). Объедков вообще и кожуры банановой отдельно. Яичниц подгоревших и другой некондиционной еды. Шприцев одноразовых и многоразовых. Клизм. Шерсти животных, как домашних, так и диких. Комьев вычесанных из головы волос, особенно из головы женской. Перьев любой птицы. Расходных материалов компьютерных. Технической документации на пленках. Черновиков постановлений мэрии – в любом виде, из-за непомерного объема. Денежных знаков, включая иностранные. Бумажников – как с денежными знаками, включая иностранные, так и без. Пластиковых карт дебетных и кредитных, в том числе банков-нерезидентов. Часов наручных. Средств мобильной связи и комплектующих к ним. Манипуляторов типа «мышь». Инструментов коррекции зрения типа «очки». Посуды битой – какая радость, что небитая, слава богу, не пролезет! Головок торцевых к ключам гаечным. Отверток. Ленты изоляционной, в рулонах и кусками. Деталей унитазов – немаловажная деталь! Ножей, вилок, ложек. Носовых платков. Шарфов, кашне, галстуков. Носков дырявых. Трусов! Колготок разных!! Памперсов!!!

И кара должна быть адекватной – если что неположенное в унитаз бросил, пусть то же самое тебе в задницу вколотят!!!

Та-ак, пора звонить психологу. Уже не для ребят – для себя.

А тут и он сам, легок на помине, в кабинет заглядывает.

– Искал меня? – спрашивает. – Ну, что у вас? Как ребята?

– Ты где был?!

– У клиента. Срочная работа. Давай, клянись о неразглашении – я сейчас ради тебя нарушу профессиональную этику.

– Пусть в шестом районе навсегда электричество отключат!

– Серьезно. Уважаю. В общем, Сикорский, дело такое. Если что-то понадобится от нашего прокурора – обращайся ко мне.

– У него че, проблема с головой?! – спрашиваю, а сам провалиться готов сквозь вечную мерзлоту. Вдруг поплохело мужику на почве дерьма, застывшего противотанковыми надолбами прямо под окнами? Мало ли, какие он, сумасшедший, из этого зрелища выводы сделает. Может, и понадобится мне от него вскорости дружеская услуга – чтоб не посадил лет на сто.

– У него проблема с женой. Супруга прокурора раскрыла глобальный заговор. Оказывается, это марсиане устраивают диверсии в канализации. Хотят загнать человечество обратно в каменный век и поработить. У нас они пока тренируются, а вот через месяц забьет трубы по всей планете – и конец цивилизации.

Ой-ё. То-то прокурор с самого утра вызверился и москвича обещал на варежки пустить.

– Съезжать им надо, – говорю, – с Космонавта Мельника.

– Это точно. Ну, а у вас-то что за драма?

Обрисовал я ситуацию. «Растут парни, однако, – психолог говорит. – Еще полгодика назад было бы тебе весело…» Согласился ребят спать уложить и запрограммировать на полный отдых, чтобы пара часов – и как новые. Ну, двинули в жилой отсек. Это у нас в дальнем углу ангара есть как бы квартирка – на всякий экстренный случай, вроде сегодняшнего. Кухня там, спальня и все такое. Пожевать-отлежаться.

Слышу – шум, гам, ребята в душевой плещутся. Веселые уже. Психологу обрадовались, он им почти как родной. А уж новость о работе сверхурочной для бригады всегда праздник. Этим обалдуям дай волю, они себя, как лошадей, до смерти загонят. Точнее, до нервного истощения. Которое у моих питомцев наступает так быстро, что и глазом моргнуть не успеешь.

Им, беднягам, сама по себе жизнь на воле раем кажется.

Хотя почему «беднягам»? Любят свою работу, окружены вниманием, наслаждаются каждым прожитым днем… Как они на днях в снежки играли! Милые громадные тридцатилетние дуроломы. Счастливые. Детишки мои…

Радуешься за них, да? А вот пробросят по городу нормальные трубы – и что дальше, Сикорский? Ребята станут не нужны, и у города не будет резона из кожи вон лезть, чтобы подтверждать ежегодно твое опекунство. Ведь ты по закону не можешь быть опекуном. Ты по закону вообще почти ничего не можешь – да и помимо закона тоже… Дорастить парней до изменения им группы инвалидности – успеешь ли? Сумеешь ли? И потянут ли другую группу сами ребята?

А больше возможностей никаких. Улицы техника чистит, и даже в мусорщики нам не податься – сжигатель построили, а вывоз на полуавтоматах, знай кнопки нажимай. Нет в округе грязной работы. Прогресс, мать его, так и прет семимильными шагами. И значит, что?

И значит, как только фекальную систему заменят, никакой прокурор ребят не выручит. Наоборот, город постарается забыть, аки кошмарный сон, это многолетнее свое позорище – бригаду пробойников, единственную и неповторимую, одну на весь мир, хоть в Книгу рекордов заноси. И ребята поедут доживать в интернат для у-о, а ты… На свалку истории. Тоже – доживать. Один-одинешенек, без детей, без жены – хотя, может, найдется какая сердобольная или просто на деньги падкая, уж денег-то «КБ Сикорского» в дерьме нарыло порядочно.

Прямо хоть диверсию учиняй. Нешто мы глупее марсиан?

– Ты что, депресснул? – психолог спрашивает. – Наплюй.

Мы на кухне сидим, чай пьем. Ребята в спальне дрыхнут. За стеной опять автоцистерны надрываются. Возить им сегодня не перевозить.

– Да не, я так, о будущем задумался.

– А что задумываться? В будущем тебя, дорогой, ждет судебный иск от москвича. Вот увишь, он еще попробует дело до уголовного раздуть. Ничего, не переживай. Мне сейчас опять к прокуроровой жене надо – заодно потолкую с ее супругом, хе-хе… За ребят не беспокойся. Я перед выходом бригады на пробой опять сюда подъеду, взгляну, как они.

– На этот раз не опоздай.

– Постараюсь. Жена-то не своя, а большого начальника. Ей просто так не скажешь – мол, извините, сударыня, меня другие сумасшедшие ждут…

Уехал. Я в мастерскую закатился, проверил скафандры, на струмент взглянул. Трудно что-то серьезное с этими железяками без помощи ребят делать, тяжелое все, но поверхностный-то осмотр я и в одиночку могу.

Вот непонятно, брать в шестой район «крота» или как. Не хотелось бы.