Текст книги "Цена посвящения: Серый Ангел"

Автор книги: Олег Маркеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Глава седьмая. Визит к мертвецу

Старые львы

Срочно

т. Салину В.Н.

После допроса сожительницы Мещерякова – Варавиной Ю.И. (присвоен оперативный псевдоним «Лиса») объект Ланселот срочно убыл в городской морг № 4, где в настоящее время находится труп «Парашютиста».

Наблюдение продолжаю.

Владислав

Ланселот

Как выяснилось, Мещеряков оказался вполне достойным закончить жизнь насильственным путем. Причастность к гостайнам прежнего режима, участие в разработке пси-оружия, обладание методиками воздействия на человека, пять миллионов долларов на счету и шуры-муры с банкиром-спекулянтом долголетию не способствуют, а в условиях современной России просто автоматически ведут к летальному исходу. «Вообще странно, что он так долго протянул, – рассуждал Злобин. – Ученик, Виктор Ладыгин, куда моложе был, а уже третий год в могиле».

Он вспомнил Мещерякова, каким видел его в Калининграде. Старик был явно напуган. Но не тем страхом, что исходит от живых. Возможно, понял, что заигрался. Силы, которые он так настойчиво призывал в свою жизнь, откликнулись на зов. Но он слишком поздно осознал: их приход несет гибель смертному, возомнившему себя подобным богам.

Морг жил собственной жизнью, отделенной от смертных незримой стеной смерти.

На скамейке у входа курили два санитара, совсем еще мальчишки. Из форменных бледно-зеленых халатов торчали тщедушные шеи и тонкие кисти рук. Фартуки они не сняли, хотя клеенка была густо измазана желтоватой слизью с бурыми разводами сукровицы.

– Ребята, как к экспертам пройти? – спросил Злобин.

Один санитар никак не отреагировал. Как вперил мутный взгляд в облако, так и сидел истуканом, только губы шевелились. Другой еще мог реагировать на внешние раздражители. С трудом разлепив веки, он уставился на Злобина. Зрачки были не больше спичечной головки. Прыщавый, весь какой-то болезненный, юнец вдруг выставил в улыбке щербатые зубы.

– О, при-и-икинь, Вить, живо-ой!

Он ткнул в бок напарника. Тот лишь покачнулся, но взглядом облака не отпустил.

Злобин быстро сообразил, что старое поколение травит тоску от близости к смерти дармовым спиртом, а новое, продвинутое дальше некуда, воспаряет над бренностью жизни при помощи халявного промедола. Таким и зарплаты не надо, за колеса кого хочешь вычистят, помоют и загримируют. Одна беда, подвернется живой – могут и не заметить.

– Вот сейчас дам в голову, долго не проживешь! – пообещал Злобин и для наглядности поднес кулак к угреватому носу санитара.

Тот долго и с великим трудом наводил резкость, с усилием двигая белесыми бровками. Наконец удалось. Разглядел и даже сообразил, что это за предмет и что им делают.

– По-по-о роже не-не-нельзя, – выдавил он с трогательной улыбкой. – Бо-ольно бу-удет.

– Обязательно будет, – согласился Злобин. – Говори, где эксперты?

– Э-э-эксперты?! – Санитар округлил глаза, будто впервые слышал это слово. Зрачки вдруг забегали в разные стороны, а веки затрепетали в нервном тике.

– Ладно, расслабься, припадочный, – сжалился Злобин и сунул кулак в карман. Решил поискать дорогу сам.

– В ше-естнадцатом ка-а-абинете. Второй этаж, – неожиданно раздалось за спиной.

– Спасибо, эскулап.

Злобин оглянулся, но в этот самый момент указывающий дороги в царстве мертвых со сладкой улыбкой закатил глаза и завалился набок. Друг, не выдержав нагрузки, опрокинулся на скамейку. Взгляда от неба, впрочем, не оторвал.

В душе Злобину хотелось, чтобы эксперт не оказался пожилым и, упаси господь, не напоминал Черномора. От специфического запаха, окраски стен и самой ауры морга воспоминания нахлынули так четко, что маленький, бодренький, пыхтящий и сопящий, как веселый паровозик, эксперт-патологоанатом Коган, любимец всех оперов Калининграда, стоял перед глазами. Сначала живой. А потом таким, каким застал его Злобин. Полусидящим на полу, бессильно свесившим руки. С восковыми веками и брусничными бусинками крови на бороде. Бывают не расследованные дела, что, как их ни хорони в архиве, будут преследовать тебя до могилы. Злобин знал: дело о смерти Черномора именно такое. И крест этот ему нести до последнего дня.

Повезло. Эксперт оказался молодым. Правда, тоже с бородкой. Но не пиратской, какая была у Черномора, а аккуратной эспаньолкой. За идеал он несомненно выбрал Чехова, не зубоскала Антошу Чехонте и не воздыхателя по вишневым садам, а земского врача со строгим взглядом сквозь пенсне.

– Слушаю вас. – Он оторвал взгляд от монитора. За секунду до этого пальцы бегали по клавиатуре с завидной легкостью.

– Злобин, УСБ Генеральной прокуратуры. – Он помахал в воздухе корочками удостоверения.

– А по имени-отчеству?

– Андрей Ильич.

– Очень приятно. – Он встал из-за стола, протянул Злобину руку. – Леонид Львович Каргопольский. «Ух ты! – восхитился Злобин. – Везет же некоторым. И что он с такой благородной внешностью и манерами здесь делает?»

– Простите за любопытство: в каком поколении врачом будете?

– В третьем, – с достоинством ответил Каргопольский. – А если считать прадеда, лучшего коновала Тамбовской губернии, то получается в четвертом.

И сам первым же улыбнулся шутке, чем моментально завоевал симпатию Злобина.

– Леонид Львович, я по делу Мещерякова. – Злобин решил уточнить, сообразив, что трупы пофамильно Каргопольский вряд ли помнит. – Парашютиста с Шереметевской улицы. За Шаповаловым из Останкинской прокуратуры числился.

– А! Вечно молодой, – кивнул Каргопольский.

– Кто, Шаповалов? – не понял Злобин.

– Нет, потерпевший.

– Очень интересно. Поясните.

Каргопольский оценивающим взглядом прощупал Злобина.

– Мертвецов, естественно, не боитесь? – Вопросительной интонации не было. – Тогда пройдемте. Это надо видеть.

На лифте они спустились в подвальный этаж. Проходя по коридору вдоль ряда каталок, на которых лежали бесформенные груды, прикрытые простынями, Каргопольский машинально поправил сползшую простыню на одной из них. Злобин успел заметить нечто, отдаленно напоминающее тело человека. Плоть, буро-синяя, рваная, отслоилась от костей практически по всей поверхности. Из заветрившихся ран страшно торчали белые острые осколки.

– Папа бил на кухне маму, – глухим голосом, не сбавляя шага, пояснил Каргопольский. – Ножкой от табурета. Часа четыре бил. На глазах у двухлетнего мальчика и его сестренки пяти лет. Привязав их к батарее. Девочка до сих пор в шоке. Молчит, как немая. А может, действительно онемела. Мальчик, слава богу, ничего не понял. – Он оглянулся на Злобина. Тот как раз зажмурился, такая волна ярости ударила в голову. – Вы осуждаете наряд, который брал этого зверя?

– Что они с ним сделали? – проглотив ком в горле, спросил Злобин.

– Ребята боялись, что убьют на месте, оттаскивали друг друга, вот ничего толком и не получилось, – нейтральным тоном продолжил Каргопольский. – Так, мелочи. Сломали два ребра. Выбили зубы. Сотрясение мозга средней тяжести.

– Сопротивление работникам милиции, – процедил Злобин.

Каргопольский оглянулся, прощупал Злобина взглядом.

– С вами можно работать, Андрей Ильич, – сказал он как поставил диагноз.

Толкнул дверь в холодильник. Пропустил Злобина вперед.

Злобин на ходу достал из кармана загодя купленную в аптеке упаковку с резиновыми перчатками.

– Ого! Приятно иметь дело с профессионалом, – поощрительно улыбнулся Каргопольский. – Любимая шутка местных – попросить молодого след ока помочь перевернуть труп. Они же, птенчики, без перчаток приезжают, как на экскурсию!

– И быстро учатся?

– С первого захода, – засмеялся Каргопольский. – Тэк-с, где он у нас?

Он сверился с бумажкой и прошел к нужному шкафу. Распахнул дверцу и наполовину выкатил носилки.

– Я его помыл, привел в относительно приличный вид. Летел же сквозь дерево, а потом на асфальте долго лежал, – пояснил он, перед тем как откинуть простыню. – Полюбуйтесь.

Злобин задержал дыхание и склонился над трупом.

Как выглядел Мещеряков, когда труповозка привезла его в морг, судить трудно, но то, что осталось благодаря стараниям Каргопольского, смотрелось, откровенно говоря, ужасно.

Злобин всегда поражался несоответствию канцелярски типовых фраз из протокола описания трупа с тем, что видишь в реальности.

Кожа уже стала мраморной, синюшного оттенка. На груди и брюшине глубоко залегали бордово-синие гематомы, многие лопнувшие, с рваными неровными краями. Лоб Мещерякова был разбит до кости, по ее поверхности под слой оставшейся кожи уходили трещинки.

– По-видимому, первый удар пришелся на грудь. Его развернуло, вниз летел уже спиной, считая ветки. Потом еще разворот – и лбом о землю. – Каргопольский провел пальцем, белым от перчатки, по гематомам. – На спине то же самое. Смотреть будем?

– Не надо. – Злобин отстранился. – Непонятно, почему вы его долгожителем назвали?

– О, чтобы оценить это чудо – надо быть анатомом! – вскинул палец Каргопольский. – Сейчас тридцатилетние мрут от инфаркта, поэтому я даже не знаю, с каким возрастом сравнить его сердце. Почки как после применения диуретиков[18]18
  Лекарственные вещества способствующие выведению из организма избытка воды и хлорида натрия.


[Закрыть]. Чистенькие, хоть сейчас вари. – Он мягко улыбнулся, явно по необходимости отдавая дань профессиональному цинизму. – То же самое печень. Идеальная! Легкие – будто всю жизнь в горах прожил. Кишечник, поджелудочная, да буквально все, как у молодого. Самое странное, что омоложение отчетливо видно даже на клеточном уровне. Если бы я анализировал материал, не видя трупа, не задумываясь поставил возраст что-то между двадцатью и тридцатью. – Он сделал паузу. – А потерпевшему, судя по паспортным данным…

– Шестьдесят пять, – закончил за него Злобин. – В таком возрасте половина с первым инсультом отлежала.

– Вот-вот. А у трупа не только мозг в идеальном состоянии, но и простата, и агрегат, к ней прилагающийся. Как эксперт говорю! Специально мазок из канала брал. – Каргопольский закивал, видя удивление Злобина. – Выработка сперматозоидов как у юнца. И к тому же за несколько часов до смерти он имел половое сношение с женщиной. Каково?

– Ну, завидовать в итоге грешно и глупо. – Злобин взглядом указал на труп, разделявший их.

– Ай, все мы умрем в конце концов! – махнул рукой Каргопольский. – Но таким дожить до смерти – это надо уметь.

– На него это похоже, – вполголоса обронил Злобин. – А причина смерти?

– Я написал: многочисленные травмы, не совместимые с жизнью. Человек ухнул на дерево с шестого этажа. Если бы не ветки, от него бы лепешка осталась. Какая еще нужна причина?

При этом он пристально смотрел на Злобина сквозь очки в тонкой оправе, явно чего-то выжидай.

– По моей инициативе дело возобновлено ввиду вновь вскрывшихся обстоятельств, – размеренно произнес Злобин. – Повторите мне то, что вы устно изложили Шаповалову, Леонид, этим вы поможете не только мне. – Злобин вдруг понял, что до пропахшей формалином тишины морга еще не докатилась весть о пропаже Шаповалова. – Возможно, это поможет обелить имя Валентина.

– Даже так?! – Брови Каргопольского взлетели над оправой очков.

– Это пока все, что я имею право сказать. Теперь послушаем вас, Леонид.

Каргопольский указал пальцем на небольшую гематому на горле трупа чуть выше кадыка.

– Видите? Сюда пришелся удар, сломавший подъязычковую кость. При падении она ломается всегда спиралевидно. А в нашем случае все осколки смотрят внутрь. Вывод?

– Фронтальный удар.

– Правильно, – кивнул Каргопольский. – Вопрос: чем нанесен? Только не ветками! – упредил он ответ Злобина. – Иначе рана была бы рваной или гематома с характерными проколами, в которых легко обнаруживались бы мелкие кусочки древесины. Как в остальных. – Он указал на раны на грудине. – А эта чистенькая и аккуратная. Нанесена твердым предметом, ограниченным по площади, выражаясь наукообразно.

– Пальцем? – Злобину сразу же пришло на память, что именно ударом «клюв орла» убили Черномора, только били в подключичную область, расплющив аорту.

– А вот и нет! – улыбнулся Каргопольский. – Только между нами, как я говорил Вальке, ладно? По размерам подходит угол донной части зажигалки типа «Зиппо». Бензиновая такая, в ларьках видели? Культовая вещь, между прочим, у крутых мужиков.

– Валентин ухватился за эту информацию? – спросил Злобин.

– А вы бы нет?

– Я – да. Другие – не знаю.

– До других мне дела нет. Вы с Валькой очень похожи. Он тоже не мог пройти мимо некоторых трупов, чтобы не потемнело в глазах от ярости.

Злобину подумалось, что это самый неожиданный, но самый приятный комплимент из всех, что он получал в жизни. Он даже немного сконфузился.

– У меня родня казачья, – глухо проговорил он. – В старые времена на Дону за такое, что эти вытворяют, – он кивнул на дверь, за которой осталась мать двоих детей, вернее то, что от нее осталось, – под лед бы спустили, и вся недолга.

– В старых нравах смысла было больше, чем в наших законах. Мне, во всяком случае, так кажется.

Злобин содрал с рук резиновые перчатки. Они противно, с треском щелкнули.

– Итак, ты описал травму на горле в протоколе, а Валентин за нее ухватился и пришел к тебе за разъяснениями, так я понял?

– Именно пришел, а не позвонил, – уточнил Каргопольский. – Валю я всегда уважал, а после этого случая он у меня в фаворе. Понимаете, травма же прижизненная, мало чем отличается от остальных. Причиной смерти ввиду последующего падения с высоты считаться не может. Другой бы на его месте плюнул бы на детальку, выпадающую из версии, и закрыл дело с чистой совестью. А Валька, нет! Он даже просиял от восторга.

– Погоди, я не понял, почему она не может быть причиной смерти?

– В принципе, может. – Каргопольский поправил очки. – Но не в нашем случае. Здесь смерть наступила в результате многочисленных травм, не совместимых с жизнью. А удар в область подъязычковой кости был прижизненный, в чем сомнений нет. Что и указано в акте.

«Эк завернул! – подумал Злобин. – Не доверяет чужаку, что и понятно. Вальке, наверное, все выложил открытым текстом».

– Ну а если не на языке акта, а в порядке консультации по анатомии? – Злобин решил зайти с другой стороны. – Чем опасен такой удар?

– Говоря профессиональным языком, – Каргопольский спрятал улыбку, – подобного рода травма вызывает состояние, при котором потерпевший может передвигаться, но лишен возможности осознавать значение своих передвижений.

– По-русски говоря, живой труп, – перевел Злобин.

– Примерно так же выразился Шаповалов, – кивнул эксперт. – В протокол я такое определение не стал бы вносить. Но суть оно передает верно.

– Не для протокола: – Злобин посмотрел в глаза эксперту. – Ответь, это важно. Можно зачистить следы пребывания, сымитировать отравление газом, открыть окно, а пострадавший будет спокойно это наблюдать?

– В рамках консультации, так сказать… – Каргопольский пожевал нижнюю губу. – Кричать он не сможет, это точно. Да и активного сопротивления не окажет. У вас будет примерно десять минут на все при полной индифферентности потенциального мертвеца.

– Спасибо за консультацию. – Последнее слово Злобин выделил интонацией.

Он отлично понимал, что Каргопольский не юлит, не пудрит мозги терминологией. Сказывалась привычка к осторожности – слово эксперта порой может оказаться решающим в судьбе человека.

– Всегда рад помочь. Еще смотрим? – Каргопольский вопросительно посмотрел на Злобина, взявшись за край носилок.

– Закрывай, – разрешил Злобин. Носилки поехали по полозкам с металлическим скрипом, потом гулко хлопнула дверца.

– Так, последний вопрос. Ты орудие преступления установил исходя из размеров?

– Я не устанавливал, – поправил его Каргопольский. – Я лишь высказал предположение. А Валька собирался запросить дополнительную экспертизу на микрочастицы. – Каргопольский погладил себя по груди. – Я же мальчик умный. Сразу аккуратненько смыв с пораженного участка сделал и в пробирке держал, вдруг кому потребуется.

– И кто знал, что Валька! собирается запросить экспертизу?

Каргопольский оглянулся, хотя в подвале никого, кроме них, не было. Понизил голос почти до шепота.

– У меня сложилось впечатление… Подчеркну – всего лишь впечатление, что Валька разматывал это дело на свой страх и риск. Если он никого не посвящал в свои планы, то знаем только я и эксперт-трассолог.

– Можно узнать, готова ли экспертиза?

– Попробуем. Пойдем наверх позвоним.

Злобин почти рывком выхватил мобильный.

– О! – удивился Леонид. – Какая оперативность.

Снял перчатки. Набрал номер, долго ждал соединения.

– Привет, Великий Змей! Трупный Червь тебя беспокоит. – Он подмигнул Злобину. – Слушай, Змей, тебе Шаповалов мои смывы передавал? В районе шестнадцатого числа, если память не изменяет. – Он, успокаивая, кивнул Злобину. – А что там нашел?.. Понятно… Нет, не удивлен.

– Когда сможет дать официальное заключение? – вклинился Злобин.

– Бумажку когда напишешь?.. Умен ты, Великий Змей, не по годам. Пора тебя, гада, заспиртовать и практиканток тобой пугать. Ну все, до связи.

Он нажал на отбой и протянул трубку Злобину.

– Начну с конца. Справку он даст хоть сейчас, а заключение только по официальному запросу. Далее, по смыву. Как и предполагалось, особо чистый бензин. Фирменный, «Зиппо».

– Ну, Леонид, с меня причитается! – Злобин ухватил Каргопольского за руку и крепко пожал.

– Осторожнее, я же ею работаю! – шутливо возмутился Каргопольский. И снова стал холодно профессионален. – И еще, Андрей Ильич. Если вы имеете основания доверять моим догадкам…

– О чем речь, Леня!

– Польщен, – кивнул Каргопольский. – Итак, ищите спецназовца. Почерк, знаете ли. Только там учат убивать зажигалкой, ручкой или пальцами.

Старые львы

Срочно

т. Салину В.Н.

Объект «Ланселот» после посещения морга направился в адрес на проспекте Мира.

В 16.32 зафиксирована его встреча с объектом «Миша». Встреча состоялась в кафе «Лель».

По данным слухового контроля, объектом «Ланселот» получена информация, позволяющая предположить насильственный характер смерти «Парашютиста».

Объектом «Миша» на месте преступления получены свидетельские показания о нахождении в адресе на момент смерти «Парашютиста» автомобиля «мерседес-600» (гос. № МО777Н), принадлежащий руководителю финансово-инвестиционной компании «Самсон» гр-ну Самсонову Ф.Л.

Аудиозапись встречи объектов, установочные данные и материалы компрометирующего характера на гр. Самсонова пересылаю с курьером в Ваш адрес.

Владислав

Глава восьмая. Допрос с пристрастием

Ланселот

Секретарша упорно не соглашалась соединить с Фаддеем Львовичем Самсоновым. Шеф компании «Самсон» то проводил срочное совещание, отключив телефоны, то убыл в неизвестном направлении, приказав на мобильный ему не перезванивать, а под конец выяснилось, что вообще, возможно, улетел за границу, не доложив секретарше. На бестолковую девицу даже не произвело впечатления, что Злобин представлялся работником прокуратуры. Если быть точным, впечатление-то произвело, голос у девицы стал подрагивать и врала она не так уже нагло, но, очевидно, страх перед шефом был сильнее, чем перед всеми силовыми ведомствами страны, вместе взятыми.

В конце концов Злобин взъярился и помчался к офису «Самсона» с твердым намерением не оставить от него камня на камне и порвать пасть однофамильцу мифического богатыря.

Злобин через плохо протертое стекло «жигуленка» разглядывал недавно отреставрированный особняк. Главный офис финансово-инвестиционной компании «Самсон» смотрелся посольством маленькой, но благополучной страны, которой не страшны финансовые торнадо и валютные заморозки.

За чугунным частоколом располагалась клумба размером с баскетбольную площадку. Цветы, медово-желтые и васильково-синие, росли в точном соответствии с замыслом дизайнера, выложившего из них живую эмблему компании. На десятке флагштоков трепетали золотистого цвета штандарты с синей эмблемой и надписью «Самсон» латиницей. У парадного крыльца выстроился ряд «мерседесов». Окна особняка смотрели на улицу стеклами со стальным отливом презрительно и бездушно, как банкир на бомжа.

– Из танка бы пульнуть, – подсказал Барышников.

– По таким не стреляют.

Злобин нахмурился, на секунду вспомнив, время, когда довелось работать в бригаде, расследовавшей стрельбу по Белому дому. Самое поганое, на его взгляд, было даже не то, что противников режима заманили (одни – демагогией, а «президентская рать» – хитростью) в здание-ловушку, как в камеру смертников, а то, с каким размахом и скоростью отреставрировали прокопченное порохом и гарью здание. Следственная бригада закончила работу почти день в день с турецкими строителями.

Их невзрачный «жигуленок» уже привлек внимание охранника в стильной униформе. Он поднес рацию ко рту. Видеокамера над воротами развернулась, уперлась глазом в «жигуленок».

– О, сейчас кино про нас снимают, – хмыкнул Барышников. – Что делать будем, Андрей Ильич?

– Пойду разберусь на месте. Злобин уже взялся за ручку двери, но Барышников его остановил:

– Зачем ноги зря топать, когда телефон есть. – Он полез в карман за мобильным. – Вот когда я в конторе служил, бегал только первый год, пока младшим опером был. А потом – ни-ни. Перешел, так сказать, на устное творчество. Ногами работает тот, у кого головы нет. Или телефон отключили, хе-хе-хе… Главное, знать, кому звонить и что сказать.

Вместе с телефоном он достал крохотную записную книжку, сразу же раскрыл на нужной букве.

– Вот он, друг любезный, – пробормотал, набирая номер. – Сеня? – он перешел на бодрый тенорок. – Миша Барышников тебя беспокоит. Не тот, что болерун, а тот, что старый пердун. Ха-ха-ха! Как дела, дружище?.. И мои потихоньку. Вот, кстати, сейчас проверю, какой ты мне друг. Скажи, только честно, но по секрету, лично мне… Шеф твой на месте или в нетях затерялся?.. Ага, на месте, но приказал считать, что в нетях. – Барышников подмигнул Злобину. – И я, Сеня, дружбой дорожу. Сейчас поймешь, в каком смысле. Понимаешь, пипетка безмозглая, что в приемной твоего шефа сидит, к телефону его не зовет… Ага, хоть ты тресни, не зовет! И так это одного человека достало, что он уже кипятком исходит… Ага, сидит рядом со мной и весь «жигуль» кипятком залил. Скоро мне ноги ошпарит. Спасай, братка. Глянь в телевизор. Там кино про белый «жигуль» показывают. Вот я в нем сижу и страдаю. Значит, подойдешь? Ай молодец. Настоящий друг!

Барышников отключил связь, повернулся к Злобину.

– Сеня Дорохов, в Шестом главке[19]19
  Шестое главное управление КГБ СССР – «экономическая безопасность».


[Закрыть] служил. В экономике сечет поболее моего, вот ему и доверили кабана этого пасти. Жирок нагуляет, Сеня его на бойню и отконвоирует. А кому еще как не шефу службы безопасности такое доверят?

– Надежный контакт? – спросил Злобин.

– Как Феликса с площади сковырнули, я никому не верю. Да и раньше особо не доверял. – Барышников на секунду задумался. – Но Сеня не дурак. И своя задница ему дороже любого оклада. На том и бери. За услугу, само собой, полагается заплатить информашкой. В пределах допустимого, конечно.

– Понял, не дурак, – кивнул Злобин. Семен Дорохов уже появился на парадном крыльце. Мужчиной он оказался под стать опекаемой фирме – крупный, солидный, неспешный. Не торопясь обошел клумбу, пошептался о чем-то с охранником. Отворил кованую калитку. Барышников успел сдать задом на десяток метров, чтобы выйти из поля зрения камеры наблюдения. Дорохов, заметив это, кивнул одобрительно и враскачку пошел к «жигуленку».

Когда он пролез сел в салон, воздух сразу же наполнился ароматом дорогого табака и одеколона. Он критически осмотрел обшарпанное нутро «жигуленка» и сел, не касаясь спиной спинки заднего сиденья.

– Знакомься, Сеня. – Барышников сразу же переадресовал его Злобину. – Андрей Ильич Злобин. Генеральная прокуратура.

Дорохову представляться нужды не было, на лацкане хорошо сшитого костюма болталась пластиковая визитка с указанием фамилии и должности.

– Слушаю вас, Андрей Ильич. – Дорохов в отличие от дурочки секретарши сразу же взял нужный тон. – В чем проблема?

Злобин развернулся, чтобы лучше видеть собеседника. Считал его отчество по визитке.

– Проблема в том, Семен Леонидович, что мне так нужно увидеть вашего шефа, что через десять минут я бы вызвал группу силового обеспечения и снес бы эти ворота к чертовой матери. Холеное лицо Дорохова сразу же напряглось. От носа к уголкам губ проступили острые морщинки.

– Так все серьезно? – спросил он, тщательно контролируя голос.

– Генеральная прокуратура само по себе серьезно, – дожал Злобин.

Дорохов почему-то посмотрел на фирменные штандарты, весело хлопающие на осеннем ветру. Как показалось Злобину, в его глазах на секунду мелькнула смертная тоска.

– Есть шанс разрулить ситуацию? – собравшись, спросил он.

– Лишней крови мне не надо. Но в воспитательных целях отшлепать вашего шефа придется. – Злобин достал из кармана повестку, неудобно скрючившись, черкнул на ней несколько строчек. – Передайте шефу лично в руки. Через сорок минут жду в Останкинской прокуратуре. А на словах можете передать…

– Я догадываюсь, – остановил его Дорохов. Повестку убрал в нагрудный карман. – Что-нибудь лично для меня будет? В порядке взаимной информации.

Злобин покосился на Барышникова, индифферентно барабанящего по рулю.

– Ваш шеф проходит свидетелем по делу о смерти гражданина Мещерякова. На допросы являться отказывается, чем портит кровь мне, а себе осложняет жизнь.

– Это для меня не новость. Новое, что в дело вмешалась Генеральная.

Плата за дружбу показалась Дорохову мизерной, чего он и не собирался скрывать.

Барышников завозился, с трудом развернулся.

– С твоего разрешения, Андрей Ильич, – обронил он. И, не дождавшись разрешения, сразу же обратился к Дорохову: – Мы с тобой старые друганы, Сеня. Чисто по дружбе, без протокола ответь: ты для шефа грязную работу не делал?

– Что я, идиот? – неподдельно возмутился Дорохов.

Злобин, сначала опешивший от неожиданности, быстро сориентировался и подхватил:

– Тогда по дружбе, Семен, советую: узнай, кто ее делает. Рано или поздно вопрос этот я задам под протокол. Со всеми вытекающими последствиями. Хотелось бы, чтобы ответ ты знал заранее.

Румянец сытой, бесхлопотной жизни медленно. сошел с лица Дорохова.

– Вот, значит, как, – прошептал он.

– Кандидаты есть? – тут же влепил вопрос Злобин.

– Иными словами, кого я подозреваю в совершении особо тяжких преступлений? – криво усмехнулся Дорохов. – Такими данными не располагаю, иначе давно бы проинформировал все заинтересованные ведомства.

– Сеня, тут все свои, – осадил его Барышников. – Что ежом топорщиться? Верю, что из твоих качков никто не подпишется. Да и не допустил бы ты такого. А на стороне у него контакты Должны быть. С мафией же связан наверняка.

Дорохов на несколько секунд закрыл глаза, так, очевидно, ему было легче прокачивать информацию.

– С отморозками связываться себе дороже. Потом не откупишься. А шеф жадный до безумия, – тихо начал он. – Присмотрюсь-ка я получше к его личному телохранителю. Он не в моем штате, шеф платит ему из своего кармана.

– Значит, к тебе никаких претензий, – подсказал Злобин. – Как зовут личного?

– Шевцов Иван. Для своих – Доктор.

– Из блатных? – уточнил Злобин.

– Нет, что ты! Шеф синих на нюх не переваривает. Боится. Он же из фарцы в люди выбился, а воры таких ни во что не ставят. Из спецназовцев Шевцов. Позывной у него такой был – «Доктор».

– После Чечни не оклемался? – спросил Барышников.

– Хуже. Ровесник шефа, тридцать с хвостиком, и полжизни провоевал.

– Ну, ежели он себя до сих пор Доктором величает… – Барышников покачал головой. – Тяжелый случай.

– Не то слово, – тяжко вздохнул Дорохов. – Ладно, разберемся. Пойду я, мужики. Злобин первым протянул ему руку:

– Рад был познакомиться, Семен.

– Взаимно, Андрей. – Дорохов наскоро пожал руку Барышникову. – А с тебя, злыдень, стакан!

– Что мы, нищета, пьем, вам и предлагать-то совестно, – отшутился Барышников. – Перемрете с отвычки, кто деньги для страны зарабатывать будет?

Дорохов коротко хохотнул и выбрался из машины.

Барышников проводил взглядом его крепко сбитую фигуру, пока Дорохов не скрылся в калитке.

– Вот она, жизнь, Андрей Ильич. Кого приблизил, тот и сдаст, – философски изрек он.

Повернул ключ зажигания. Двигатель «жигуленка» недовольно заскрежетал, чихнул, но завелся.

В переулке показался серый «опель», сбавив скорость, проехал мимо.

– Опоздали, ребятки! Совсем мышей не ловите, – с усмешкой послал вслед «опелю» Барышников.

– Думаешь, по наши души? – насторожился Злобин.

– Уверен. Мои ребятки пасут их бригаду с утра и ни разу не засветились. А эти даже номера не меняют. Вот они, гаврики, все здесь.

Барышников снял с подставки блокнотик. Показал Злобину верхний лист. Каракулями, но вполне читаемо на нем стояли цифры в столбик.

Среди шести номеров машин значился и опелевский.

Старые львы

Срочно

т. Салину В.Н.

Зафиксирован контакт объекта «Ланселот» с руководителем службы безопасности ФИК «Самсон» Дороховым С.Л.

Аудиозапись беседы и установочные данные на Дорохова с курьером направляю в Ваш адрес.

Владислав

* * *

Многие ищут себя всю жизнь, да так и не находят. Сдаются и становятся тем, кем хотят их видеть, чем получилось, короче – ничем.

Фаддей Самсонов сделал себя сам, под себя, любимого. Он очень рано понял, что его талант – делать деньги. Любые и буквально из всего. Иногда казалось, что выстави он в окно руки – и через минуту небеса прольются золотым дождем и к ладошкам прилипнут червонцы.

Родителей и родственников он еще ребенком приучил дарить ему на праздники деньги. Все почему-то посчитали это признаком ума и самостоятельности. И правда, деньги мальчик складывал в копилку и финансовых отчетов о тратах никому не предоставлял.

В пятнадцать лет он принял первое самостоятельно решение и расплевался со школой. Бизнес (а Фаддей уже так называл свои авантюры) требовал свободного времени и свежей головы. Он уже отлично ориентировался в жизни и знал, что кроме магистральных дорог есть окольные пути. Так, в институт легче поступить «с производства», чем из спецшколы. И Самсонов временно стал; пролетарием.

Полиграфическое ПТУ, куда его взяли без экзаменов, было закреплено за орденоносной типографией «Красный пролетарий». Впервые попав на практику, Фаддей совершил ознакомительную прогулку по цехам и понял, что здесь печатают деньги. Нет, всем известно, что денежные знаки печатают на Гознаке. Туда Фаддей даже боялся попадать, знал: инфаркт может схватить от вида пачек денег. Но он первым из практикантов «Пролетария» понял, что буквально все, на чем пропечатана цена, имеет реальную денежную стоимость. Проплывающие по транспортеру книги, брошюры, плакаты и календари виделись ему пачками денег. Оставалось только придумать, как их конвертировать.

Из всего многообразия печатной продукции он выбрал поздравительные открытки. Малый формат и цена соответствующая. Пачка открыток весила, как книга, а стоила в десять раз дороже. Номинал двадцать копеек, в пачке сто штук – считайте сами. Не всякую книгу купят с рук, а открытку к празднику обязательно. Тем более открытки были шикарные, на мелованной бумаге, с блестками – не чета бледной халтуре, что пылились во всех киосках.