Текст книги "Цена посвящения: Серый Ангел"

Автор книги: Олег Маркеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Через обширный мраморно-белый холл Злобина к выходу сопровождал сам начальник охраны Дорохов. Вел, как секретарь посольства ведет посла враждебной страны, с достоинством и опаской.

Ростом он был на полголовы выше, ему не составило труда прошептать в ухо Злобину:

– Как наши дела?

– Полный дефолт, Сеня, – с усталой улыбкой ответил Злобин.

Дорохов поднял глаза к хрустальной люстре и промычал что-то нечленораздельное.

Глава шестнадцатая. Арест на рабочем месте

Ланселот

Дождь уже припустил во всю осеннюю мощь. Ветер нагнал туч, серый рваный вид которых сразу же навевал унылые мысли. Злобин поднял воротник куртки и бросился к машине, неграциозно прыгая через лужи.

Барышников распахнул перед ним дверь.

– Ну ты танцуешь, Ильич! Прямо как мой однофамилец.

– Ладно, не подкалывай, – отмахнулся Злобин.

– Подколю, когда начальству заложу о твоих талантах. Оно самодеятельность, знаешь как любит! Вот и будешь на всех праздниках па-де-де из «Лебединого» нам плясать. – Барышников дал газ, резко бросив машину вперед. – Так, Андрей Ильич, докладываю. Ребята сообщили, Шевцов в адрес не вернулся. Прибежал, помылся-побрился, запер троглодита своего и умотал в неизвестном направлении. Наружка его не удержала. Машину обнаружили позже. На стоянке у Курского.

– Обыск в квартире учинили? – спросил Злобин.

– Само собой, согласно выданному тобой поручению. – Барышников бросил неуверенный взгляд на Злобина. – Бультерьера пришлось пулей усыпить. Никак, кобелюка, ордер читать не хотел. И в квартиру никого не пускал.

– Да и черт с ним! – отмахнулся Злобин.

– Ну а остальное, как в книжках пишут, – оживился Барышников. – Нагнали понятых, обшмонали квартиру сверху донизу. Зажигалочку, само собой, изъяли. Там еще пару стволов, боеприпасы, финки разные. Все армейское, нелицензированное. Короче, Шевцова можно спокойно в розыск давать за незаконное хранение оружия. А как дела на финансовом фронте? Я думал, ты Самсонова в кандалах сейчас выведешь.

– Успеем. Этот Хряк, представляешь, всех сдал! – Злобин пристроил на коленях папку. – Сейчас мне нужен Пак.

– Андрей Ильич, ты Пака сам раскручивать будешь? Или как?

Злобин недоуменно посмотрел на Барышникова.

– В каком смысле, Миша?

– Подсказываю: лучше – «или как».

– Уточни, будь любезен. Барышников нажал на газ и на малой скорости покатил машину по переулку.

– Леша Пак, как выяснилось, опер легендарный. Крут, профессионален и ни черта не боится. Нахрапом его не взять. Это тебе не мелкий фарцовщик, вырядившийся банкиром. И не оперишка, на героине сидящий. Кстати, об этом Леше. Ночью у него случилась форменная ломка и, как всякий порядочный наркоша, за укол сдал всех. Включая своего благодетеля Пака. – Он повернулся к Злобину. – Готов дать тебе наводку, но пообещай, что не побежишь впереди собственного визга арестовывать Пака.

– Клянусь! – усмехнулся Злобин.

Барышников остался серьезным.

– На квартире Шевцова мы стволы изъяли, я уже говорил. А что за стволы? Ну, один еще пробивать надо. А вот «ТТ» числится за ОВД «Останкинский» как изъятый по делу ОПГ некоего Матоянца. Дело ушло в суд еще в прошлом году. Дело, как догадываешься, вел Пак.

Злобин крякнул от неожиданности. Столь прямая связь Пака, подбросившего документы Шаповалова, и Шевцова, возможного соучастника убийства, которое расследовал Шаповалов, не могла не обрадовать. У менее опытного следователя голова пошла бы кругом и фантазия разыгралась до предела. Но Злобин подавил в себе приступ охотничьего азарта и заставил себя мыслить профессионально и рассудительно.

– Это не есть доказательство факта незаконного сбыта оружия лично Паком, – заметил он. – По факту сбыта тебя обрадует Леша. Сучонок просто горит желанием искупить вину сотрудничеством со следствием. – Глаза Барышникова на секунду вспыхнули холодным огнем. – Он готов добровольно выдать ствол, который Пак ему передал для реализации.

– А на разговор с Паком под микрофон он пойдет? – спросил Злобин.

– А куда он, голубь сизый, денется! – хохотнул Барышников.

– Уже кое-что. – Злобин расслабленно откинулся на спинку сиденья.

Переулок кончился. Впереди – проспект, плотно забитый машинами.

Барышников чертыхнулся и нажал на тормоза.

– Мое дело – информашку сбросить, а ты думай, Ильич, думай! – попросил он Злобина. – Паку я «момент истины» устрою. Но только на смертельном страхе. На меньшем его не расколоть, как доктор тебе говорю. Вот и организуй мне все так, чтобы Пак до смерти меня испугался.

Злобин закрыл глаза, чтобы лучше сосредоточиться.

Барышников ждал, когда в плотном потоке машин, ползущих по проспекту, образуется зазор, достаточный, чтобы вклинить в него «жигуленок». Время от времени бросал на Злобина тревожные взгляды. Но не торопил, не беспокоил. Очевидно, знал, чего стоит такая работа мысли. Семь потов сойдет, бессонницу заработаешь, пока не решишь на вид такую простую задачку: как заставить человека покаяться в грехах.

Глава семнадцатая. Честь мундира

Ланселот

Злобин вошел в кабинет, кивком приветствовал Колю.

– День добрый, Андрей Ильич. Как прописались у нас, ей-богу.

Молодой следователь стоял у окна и сосредоточенно поливал себя из дезодоранта пахучей струей.

– Приятный запах, – похвалил Злобин, потянув носом. – Как называется?

Коля заразительно улыбнулся.

– «Труп в канализации» он называется. – Продолжил тоном парфюмера, рекламирующего свой товар. – Основа – классический аромат «Олд Спайс», тонкая линия запаха молодого тела после ночного дежурства, тяжелые нотки «обезьянника» Алексеевскою ОВД и мощный аккорд запахов бомжа, извлеченного из канализационного колодца. Плюс акцент неповторимого напитка «Пшеничная», распитого на брудершафт с судмедэкспертом.

– «Олд Спайс» подогнали спонсоры? – спросил Злобин.

– Не-а. Подарок от девушки. – Коля немного смутился.

– Молодец, всюду успеваешь. Злобин поставил портфель на стол, снял промокший плащ, бросил на спинку стула.

– Ты уже в курсе, что служебное расследование по Вальке закрыто?

– Да. Но розыск-то идет, – глухо отозвался Коля.

Злобин стал возиться с замками портфеля. Не оборачиваясь, спросил:

– Коль, тебе какой поступок Вальки больше всего запомнился? Ну, бывает, работаете, работаете, глаз уже замылен, а потом – бац – и все рты раскрыли.

– Из геройских, что ли?

– Нет, из человеческих. Коля потер подбородок.

– Был такой случай. Не знаю, как другие, а я удивился.

– Ну? – поторопил его Злобин, присаживаясь на угол стола.

– Валька дело одно вел по «сто пятой». Плевое на первый взгляд. Подозреваемого менты чуть ли не на трупе взяли. Улики против него, мотив был. Короче – со свистом в суд уходило. Подозреваемый, правда, в несознанку ушел. Но и эту проблему решать умеем… А Валька вцепился, за два месяца размотал все. Оказалось, подставили парня капитально. Арестовал Валька пять человек, включая участкового, который убийц покрывал и инструктировал.

Злобин достал из портфеля коробочку, вытянул усик антенны, покрутил настройку. Держа приборчик на вытянутой руке, пошел вдоль стен кабинета. Колька осекся, удивленно вытаращил глаза. Злобин приложил палец к губам, потом отчетливо, как в микрофон, произнес:

– Интересно. А что дальше?

– Дальше. – Колька не спускал с него глаз. – Дальше Валька всех удивил. Дело закончил в пятницу поздно вечером. Впереди суббота с воскресеньем и праздники новогодние. Почти неделю гулять. Валька в субботу выносит постановление об освобождении того страдальца и едет в СИЗО. А в Бутырке у всех предпраздничное настроение, работать не хотят. Кочевряжиться начали: мол, какая такая срочность в следственных действиях, когда подозреваемый уже второй месяц на нарах. Приходи после праздников – освободим. Валька рогом уперся, дошел до заместителя начальника. Популярно ему растолковал, что освобождение заведомо невиновного является неотложным действием. Начальник даже онемел от такого. Ни разу за свою службу не встречал следака, освобождающего кого-то в собственный выходной.

– А ты бы поехал? – спросил Злобин, Колька тяжело вздохнул.

– Сейчас – да. А до Валькиного поступка даже в голову бы не пришло бы. Честно.

Злобин выключил приборчик. Подошел вплотную к Кольке. От парня действительно исходил вычисленный им же букет ароматов.

– Знаешь, что это? – Злобин показал приборчик, полученный от Барышникова.

– Жучки искали.

– А зачем? – спросил Злобин.

Коля посмотрел ему в глаза.

– Разговор будет. О Вальке.

– Почему решил, что о нем?

– Только о нем и думаю. – Колька отвел глаза. Злобин взял его под локоть, потянул к столу. Сам сел на край, Кольке уступил стул для посетителей.

– Я не меньше твоего хочу найти Вальку живым. – Злобин не смог не добавить: – Или мертвым. Но тогда я душу вытрясу из тех, кто это сделал. Веришь?

Коля закусил губу и кивнул.

– Поможешь мне?

– О чем речь!

Злобин достал початую пачку «Парламента», угостил Кольку и закурил сам.

– Есть данные, что менты торгуют «бесхозным» оружием? – спросил он, выпустив дым.

– Ха! – нервно хохотнул Колька. – С чего бы тогда Валька у себя в сейфе патроны держал?! Операм же ничего доверить нельзя. Не будет хватать на пиво – пойдет к метро и толкнет любой вешдок. Загребут его на продаже патронов, а они по моему делу проходят, мною изымались… Потом доказывай, что не был в доле!

– Значит – торгуют, – сделал вывод Злобин. – Но для регулярного сбыта нужен регулярный приход.

Коля с иронией посмотрел на него.

– Вы в Москве недавно, как я понял?

– Да.

– Тогда объясню на пальцах. – Он сел поудобнее. – Второй год ЗИЦ ГУВД не принимает на хранение изъятое по делам. Уж не знаю, чем это они аргументируют, но не берут, хоть в окно им кидай! Прикиньте, какие залежи анаши, оружия и прочих полезных вещей скопились по отделениям милиции. Банда уходит в суд, далее – по этапу. А изъятые у бандюков орудия производства и игрушки для развлечений остаются. Нет, умные люди типа нас с Валькой запасаются расписками, пишут акты, что стволы уничтожены путем распиливания на мелкие кусочки, – он хохотнул, – анаша уничтожена путем сжигания в мусорном баке ОВД, а героин скормлен воронам. Цену этим бумажкам представляете? А теперь представьте опера. Сидит пригорюнившись, что зарплату не дают, смотрит в угол, а там навалом такого добра. Особенно на неопохмеленный мозг такая картина пагубно влияет.

Злобин, не доверяя приборчику, наклонился к уху Кольки и прошептал короткую фамилию.

Коля вскинул брови.

– На него у меня только данные об избиениях подследственных, – с сомнением произнес он. – Но дело возбудить не дадут. Вернее, прихлопнут сразу же. У Пака… – Он осекся.

– У Корейца, – тихо подсказал ему Злобин.

– У Корейца лапа в ГУВД. И наш в лучших друзьях.

Коля изобразил тяжеломордого Груздя. Злобин затянулся сигаретой.

– «Да или нет?» – последний раз спросил он себя. «Да», – ответил внутренний голос.

– Если дам стопроцентную наводку на Пака, сможешь ее отработать? – тихим шепотом спросил он.

– Если стопроцентную, то почему бы и нет, – подумав, ответил Коля. – А какое он отношение имеет…

Злобин остановил его, легонько ткнул в колено.

Коля запнулся.

– Как говорил один опер: «Поймаем – спросим», – произнес Злобин, подмигнув молодому следователю.

Достал мобильный, вызвал из памяти номер.

– Миша? Веди клиента, – бросил он в трубку. Встал, перегнулся через стол, подхватил со спинки стула плащ.

– Я пойду пообедаю. Минут на двадцать. А ты займись заявителем. Коля встал.

– Кто такой?

– Леша Гордеев, опер из Останкинского. Белобрысый такой, высокий.

– Знаю Лешку. – Коля нахмурился. – Он-то каким боком влез?

– Сейчас все сам расскажет. Покаяться он решил.

Злобин прошел к двери. Уже с порога добавил:

– Двадцать минут, Коля. Времени в обрез.

Злобин вышел, а через минуту в кабинет вошел Барышников, ведя под локоть Гордеева.

Парой они смотрелись комичной: долговязый бледный Леша и суровый коренастый Барышников. Чем-то напоминали сына с папой, экстренно вызванным в школу.

Барышников подтолкнул Гордеева к стулу. Тот осел на подкосившихся ногах.

– Смотри, сучонок, я рядом! – Барышников погрозил пальцем. Повернулся к Коле, занявшему место за столом. Мельком показал удостоверение. – Совесть в гаденыше взыграла. Спать по ночам ему невмочь. Решил вот добровольно все рассказать.

Пятясь к дверям, успел напоследок погрозить Леше кулаком.

Оперативная обстановка

Я, Петров Н.Н., следователь Останкинской районной прокуратуры г. Москвы, в соответствии с требованиями ст. 126 УПК РФ, установил: 21 сентября с. г. поступило заявление от гр. Гордеева А.С., оперуполномоченного Останкинского ОВД, дающее достаточное основание предположить, что Паком А.И., заместителем по УР Останкинского ОВД, незаконно хранится и сбывается огнестрельное оружие, ранее изъятое по уголовным делам, находящимся в производстве органов дознания и следствия ОВД.

На основании полученной информации ПОСТАНОВИЛ:

1. возбудить уголовное дело по признакам статьи 222 УК РФ (незаконное хранение, приобретение и сбыт оружия и боеприпасов), о чем сообщить и.о. районного прокурора Груздю Г.В. и начальнику Останкинского ОВД полковнику милиции Стасову П.П.;

2. уголовное дело принять к своему производству.

* * *

Алексей Пак вышел из-за стола, прошел к окну. Постоял, размеренно и глубоко дыша. Завел руки за спину, прогнулся до хруста. Встряхнул руками, свесил их, как плети, вдоль тела. Стал медленно покачивать головой. Через минуту движение переключилось на плечи, затем расслабленно заколебалось в такт ритмичному дыханию все тело. Пак развернулся на каблуках, сделал скользящий шаг вперед и резко вскинул ногу. Носок ботинка звонко ткнулся в раскрытую ладонь, которую Пак выбросил вверх над головой. Нога тут же полетела, как отброшенная пружиной, вниз, едва коснулась пола, скользнула вперед, и мощный прямой удар кулака вспорол воздух.

Пак выпрямился, встряхнул руками, сбросив напряжение. Улыбнулся.

Он знал, что никто не ждет от невысокого, коротконогого мужичка с лицом сытого хомячка такой гибкости и взрывной силы. На ринге и татами за это поплатились многие атлетически сложенные мужики. В начале первого раунда они посмеивались над крутобоким коротышкой, колобком откатывающимся от ударов. Во втором раунде они его уже боялись, если вообще еще могли стоять на ногах. Внешность обманчива, мало кто мог предположить, что Пак занимался восточными единоборствами истово, перепробовав практически все, что развивались в России.

Самбо, простое, практичное и эффективное как удар ломом, входило в обязательный курс физической подготовки в МВД. Худо-бедно основным набором приемов владели все. А Пак не любил быть как все. Узкоглазому и плосколицему мальчишке еще в детском саду объяснили, что он. не такой, как нормальные дети. За что нормальные дети были им биты, но и они кучей наваливались на Лешу Корейца. В школе за малопонятную кличку «дитя фестиваля» Леша выбил зубы однокласснику, за что на неделю был исключен из пионеров. В те годы он еще ходил в секцию бокса.

Страна еще даже не подозревала, что в мире больше миллиарда человек если не владеют в совершенстве, то хотя бы знают и хранят как свое культурное наследие, основы древних воинских искусств. Именно искусств, что особенно впечатлило Пака, когда он впервые о них услышал. Попробовал и сразу понял – его, родное. Кровь, очевидно, сказалась.

Страна тогда уже переживала форменный бум каратэ и прочих кунг-фу. Леша пришел в одну секцию, но ее очень скоро прикрыли. Оказалось, в СССР не нужны воинские искусства, коль есть всеобщая воинская обязанность. Лопатой в стройбате махать или танк водить можно и без умения сесть на шпагат. Даже статью такую ввели в УК – «за обучение каратэ». И даже с десяток человек по ней посадили.

Леша пошел на стадион «Динамо» записываться на самбо, и с удивлением узнал, что в зале занимаются каратисты. После тренировки они сняли кимоно и переоделись в синие милицейские мундиры. Это был первый урок каратэ, усвоенный восьмиклассником Паком: если всем нельзя, то людям в форме – можно. Потом выяснилось, что это не только секция, но и вербовочный пункт будущих помощников милиции.

Ученики добровольно-принудительно становились членами комсомольских патрулей и народными дружинниками. Леша ничего против этого не имел, даже приятно щекотала самолюбие исключительность нового статуса. Все на дискотеках дрались просто так, а Леша Пак махал кулаками и ногами, наводя порядок. Случались ситуации и серьезнее, но и из них он вышел с честью. На юрфак он поступил по комсомольской путевке, имея в зачете два силовых задержания опасных преступников.

Потом, уже служа в милиции, он сбился со счета, сколько их было, этих схваток. Один на один, кучей на одного и один на кучу. Против лопаты, ножа, топора, штакетины с гвоздями. Чем только не пытались в него ткнуть. Пак отделывался лишь легкими царапинами да незначительными ушибами.

Еще, кроме гибкости тела, оказалось, что у него почти актерская способность к перевоплощению. Он мог делать лицо непроницаемым, как маска восточного божка, мог заискивающе улыбаться, как вьетнамец на рынке, и через секунду выглядеть грозным и ужасным, уподобясь воинам у ворот китайского храма.

С логическим мышлением, умением настроиться на человека, наблюдательностью и интуицией тоже проблем не было.

А характер и так был бойцовский.

Поэтому вышел из Пака образцово-показательный опер уголовного розыска.

В дверь робко постучали.

– Да, войдите! – крикнул Пак, возвращаясь на рабочее место.

Дверь приоткрылась, и в кабинет проскользнул Леша Гордеев.

– О, какие люди, и без охраны! – Пак изобразил на лице радушную улыбку.

Указал на стул перед столом, где обычно сидели задержанные. Леша сел, как-то скособочившись, закинув ногу на ногу, стопой болтающейся ноги зацепился за лодыжку опорной. Поза при его долговязости вышла нелепой и неудобной. Он выпрямился, сел, положив локти на колени.

Пак наблюдал за его телодвижениями все с той же радушной улыбкой.

– Что ты вошкаешься? – процедил он. Леша вскинул глаза на Пака, нервно сглотнул и отвел взгляд.

– Я в больнице был. Ночью скрутило. – Он достал из кармана мятый листок. – Вот больничный. Как его… Аритмия.

Пак пробежал глазами листок, смял и швырнул назад Леше. Тот еле сумел поймать.

– Телефоны басаевцы повзрывали? – поинтересовался Пак.

– Реанимация же. Какие там телефоны? Пак кивнул. Лицо его при этом было светлым и доверчивым, как у восточного божка.

– Только из морга нельзя уже позвонить, Леша, – почти пропел он. И следом удар кулака обрушился на подлокотник. – Мудак! В следующий раз башку в задницу вобью.

– Обстоятельства… – промямлил Леша. Пак протяжно выдохнул сквозь сжатые зубы.

– Ширяться надо меньше, не будут в реанимацию возить. – Шепот был злой, свистящий.

– Я в завязке, Кореец, ты же знаешь. – Леша нервно задергал ногой.

– Если мне позвонят из этой больнички по поводу твоих странных анализов… – Пак улыбнулся. – Это будет последний раз, когда ты писал и какал. Ясно?

– Чистый я, клянусь!

– То-то тебя так плющит. Что трясешься?

– Нервничаю, – пробурчал Леша.

– М-да? – Пак откинулся в кресле. – Может, тебе еще и лекарство дать?

Леша сглотнул и отрицательно покачал головой.

– У меня бабки есть. Надо будет, в аптеке куплю.

Пак рассмеялся, закинув голову.

– Чего? – насупился Леша.

– Мы с тобой разговариваем, как пьяный с радиоточкой, – каждый о своем.

Пак не любил Гордеева, более того, он его ненавидел. Избалованный мальчик из хорошей семьи, сдуру попавший в угрозыск. Романтик. Иными словами, тот, кто работает за идею и ломается первым. Потому что кроме идеи никакой жизненной силы не имеют. Леша сломался на втором году службы. Резко сдал, стал рассеянным. Работал не то чтобы из-под палки, но как бы автоматически, без огня и куража. Потом всем на удивление пришел кураж. Лихорадочный, взбалмошный. И на фоне бледной немочи, каким он был почти три месяца, это было нечто. Но никто не обратил внимания.

Пак учуял по запаху. Никогда в жизни не курил, поэтому нюх был собачий. И характерный запах пота человека, подсевшего на героин, он не уловить просто не мог. Лешу он вербанул так легко, даже брезгливость по этому поводу испытал, словно в блевотину руки окунул. Леша стал самым надежным стукачом и самой преданной собакой. Пак отдавал себе отчет, что Леша конченый человек. Уже не раз приходила в голову мысль организовать Леше похороны за счет ГУВД. Хоть умрет героем, торчок поганый. Но приемлемую замену еще не нашел, только присматривался к молодому пополнению.

Леша продолжал дергать коленом, но Пак приказал себе не обращать внимания и не раздражаться по пустякам.

– Что народ говорит? – задал он дежурный для их встреч вопрос.

– Разное, – отозвался Леша. – Слышал, как Шаповалова обсуждали. Пропал, до сих пор не объявился.

– И что говорят? – Пак зевнул, прикрыв ладонью рот.

– Эдик из ОБНОНа версию выдвинул, что его менты кокнули. За те дела с пытками и кражей.

– Если за такое мочить, то в прокуратуре давно бы только мыши по коридору бегали. – Пак хмыкнул. – Что еще?

– По народу больше ничего не собрал. Некогда было. На встречу ходил.

Пак кивнул, показав, что он слушает. Сам сосредоточенно разглядывал кровоточащую вмятинку на безымянном пальце. Делал внушение подозреваемому, да не рассчитал. Не костяшкой ударил, а фалангой. Об зуб и порезался.

– Баграм меньше одного ствола брать не хотел. Еле уговорил.

Леша посмотрел на Пака, тот кивнул.

– Заказал еще пару. И что-нибудь с оптикой. Пак выставил безымянный палец, тот, что саднил.

– Чего? – удивленно посмотрел на него Леша.

– Хрен ему, а не… – Пак осекся.

– Так и передать?

– Как хочешь, так и передавай, – отмахнулся Пак.

Леша завозился, сунул руку во внутренний карман куртки.

– Деньги за ствол. Процент свой я уже взял. – Он протянул Паку тонкую пачку долларов. – Только тут еще и предоплата за оптику. Пак пристально посмотрел ему в глаза.

– М-да?

– А что, кинем черножопого, если не найдем с оптикой.

Пак промолчал. Ноздри его приплюснутого носа широко раздувались. Дышал неровно, словно принюхиваясь.

– Ты уже ширнулся, урод? – процедил он.

Леша замотал головой. При этом разжал пальцы и пачка денег упала на стол Пака, часть зеленых купюр разлетелась, забилась между лежащими папками и бумагами.

– Урод! – выплюнул Пак.

Сгреб купюры, скомкал и бросил под сейф, следом полетела и пачка.

Леша вжал голову в плечи.

Дверь распахнулась, в кабинет влетел Коля Петров, с ним какие-то незнакомые люди.

– Алексей Иванович Пак… – начал Колька. Пак откинулся в кресле. На застывшем лице блуждала улыбка.

– Расслабься, щегол, – зло процедил он. – За руку не схватил, теперь рви себе на заднице волосы.

Коля почесал нос шариковой ручкой.

– А потожировые следы на что? – Он повернулся к эксперту. – Начинайте.

Пак неподвижно сидел в кресле. Лишь глаза отслеживали каждое движение людей в кабинете.

Коля быстро заполнял протокол, бросая на Пака торжествующие взгляды.

Эксперт стоял на коленях перед черным кожаным диваном. На нем Пак иногда отдыхал, иногда в тот угол улетали допрашиваемые.

– Есть, Коля! – подал голос эксперт.

– Что там? – оглянулся следователь.

– Потеки крови. По локализации и характерной форме образовались в результате разбрызгивания снизу.

– То есть человек упал, и из него брызнула кровь? – громко, словно адресуясь к Паку, спросил Коля.

– Пока все предварительно, – предупредил эксперт. – Дай срок, я скажу, откуда кровушка.

– И идентична ли она той, что размазана по стулу. – Теперь Коля обращался напрямую к Паку. – Задержанный кровь о стул вытирал. Сиденье протерли, а снизу – нет. Отпечатки совпадут с отпечатками гражданина Куркина, которого вы избивали в этом кабинете, как считаете?

На лице Пака не дрогнул ни один мускул.

– Если экспертиза подтвердит написанное Куркиным в заявлении, статья «истязания» гарантирована.

– Не пугай, пуганые. – Пак улыбнулся. – Три месяца такой же щегол меня в камере держал. А потом, обмочившись, извинялся.

– Раз на раз не приходится, – Коля пожал плечами. – Тогда взятка была… Статья одна, доказательная база слабая. А теперь – сбыт оружия и истязания лица, заведомо находящегося в беспомощном состоянии. От двух разных обвинений отмазаться не так просто.

– Докажи сначала.

– Докажу.

– Если дадут.

– Следователь, как вам известно, лицо процессуально независимое, – парировал Коля.

– На Луне! – отбрил Пак. Коля пожал плечами.

– И тем не менее, я принимаю решение о задержании вас в порядке статьи сто двадцать второй УПК. О чем составлю протокол.

Пак тихо рассмеялся.

– Пиши быстрее, щегол! А то не успеешь.

Коля успел написать протокол о задержании, а эксперт все еще осматривал пятна на стене у шкафа, когда дверь распахнулась и с ревом рассерженного слона ввалился Груздь.

– Твою богодушу… Петров, м-ля! – Он отдышался. – Что ты тут творишь?

Коля встал. Ростом он был с Груздя, но весовые категории совершенно разные.

– Григорий Валерианович, я провожу задержание…

– А я своей властью отменяю твое решение! – Груздь оттолкнул Колю, плюхнулся на стул. Вытер пот с красных щек. – Мне из ГУВД звонят, от них, м-ля, я должен узнавать, что мой следователь задерживает майора милиции, дважды побывавшего в Чечне, имеющего правительственную награду за захват полевого командира… Уф, не могу, сердце… – Он помял левый бок. – Он лучший зам по розыску. Третий год! Ты вообще-то столько не прослужил.

– Алексей Иванович Пак подозревается в совершении уголовного преступления. Конкретно – сразу двух, – твердым голосом произнес Коля.

Груздь вскинул правую руку, левой все еще сжимал левый бок.

– Вот со всеми материальчиками, будь любезен, ко мне на доклад. – Он повернулся к Паку. – Майор Пак тоже подъедет.

Пак с равнодушной миной пожал плечами. – Где-то через часок, – добавил Груздь. – Мы подготовимся, потом выслушаем его объяснения. И уж потом – слышишь, Петров, потом? – мы примем обоснованное, учитывающее все нюансы законное решение.

– Вы хотите сказать, что задержание…

– Так, ты здесь закончил? – оборвал его Груздь. Коля осмотрел кабинет, в котором хорошенько прошлись обыском.

– В принципе, да.

– Тогда выйди на минуту. – Груздь достал платок, принялся промокать лицо и шею. – Пожалуйста, выйди!

Коля хмыкнул, но, собрав в папку все свои бумаги, вышел, плотно закрыв за собой дверь.

Груздь сразу же подался грудью на стол.

– Что?

– Ствол бесхозный, – тихо прошептал Пак.

– Кто?

– Гордеев из моего отдела.

– На чем можно сломать?

Пак потыкал большим пальцем в сгиб локтя.

Груздь кивнул.

– Теперь ты скажи – кто? – Пак едва шевелил губами, звук получался четкий, но очень тихий.

Груздь тяжело вздохнул.

– Есть версия, что это варяг воду мутит. Злобин из УСБ.

– Зачем?

– Или Шаповалова ищет, или под меня копают, еще не определил.

Пак поцокал языком, качая головой, как китайский болванчик, так же сладко и загадочно улыбаясь.

– Что ты лыбишься?! – вспылил Груздь.

Пак продолжал тихо цокать языком и улыбаться. Но теперь его лицо стало страшным и отталкивающим, как маска божества войны.

* * *

Оставшись один, Пак кое-как запихал содержимое сейфа назад, рассовал по ящикам бумажный ворох и всякое барахло, что копится годами, а выбросить все нет времени.

Постоял у окна, разглядывая тонущий в сумерках задний двор ОВД. Чуть поодаль, за редкими тополями, в домах уже зажглись окна. Кто-то, глядя на их разноцветные огни, подумал об уюте и тепле, человеку постарше даже, возможно, вспомнилась мелодия «Московских окон негасимый свет…». Пак смотрел остывшими глазами опера со стажем. Из любого окна, где так мирно лучится жизнь, из любой квартиры – на выбор! – мог прийти вызов «на труп», ограбление, изнасилование, поножовщину или просто мордобой. Там жили люди, значит, все могло случиться. Не с тобой, так с соседом.

– Надоело, – прошептал Пак.

Он боялся признаться, сболтнуть кому-нибудь, что давно уже ненавидит людей. Всех без исключения.

У Лешки-наркошки стресс ушел в героиновую дурь. Мужики пили водку как лекарство. Пак не пил. Он ушел от всего в ненависть, как в броню. Потом броня стала плотью. Он сам не заметил как.

Долгие годы он и пальцем не трогал ни одного задержанного. Считал недостойным себя выбивать показания вместе е кровавой харкотой. Выманивал, давил логикой, хитрил, льстил, заигрывал, короче – играл. Но никогда не бил.

А потом сорвался. Легко тому, кто метелил клиентов всегда и по любому поводу, кто наперегонки бежал, если следак просил «повлиять» на упрямого клиента. А если не делал этого никогда? Нет, Пак не почувствовал ни кайфа, ни опьянения. Он стал презирать себя. А потом уже всех. Кто служил рядом. Кто сидел в камерах. Кто жил вокруг.

Никому об этом не рассказывал. Долго не мог признаться даже себе. А признавшись, успокоил себя мыслью, что один черт – так и таким долго не протянет. И разрешил себе все.

Разваливать дела, чтобы отдать ежемесячный взнос вышестоящим начальникам, – без вопросов. Сбывать оружие – без проблем. Наехать по полной программе на коммерсанта – только свистни и заплати. Был короткий промежуток, когда он убедил себя, что делает все из оперативной необходимости. Что играет со всеми в какую-то непонятную самим же игрокам игру. Даже верилось иногда, что придет срок, дадут команду, всех прикажут прижать к ногтю, а он, Пак, будет самым информированным и самым беспощадным. Не вышло. Ничего не менялось. Слишком многие не хотели никаких перемен. Косметический ремонт, не более, а не кровавая баня с последующим покаянием, которая мерещилась в снах Паку. И вырвал из сердца последние надежды. Как оказалось, вместе с сердцем.

Последнее время он зарабатывал сам. Вернее, в надежной группе таких же, как он, без надежды, веры и чести. Громили коммерсантов. Крупных и по-крупному. Наводки шли стопроцентные, деньги вышибались без особых проблем и последствий. Попав в группу ментов, возглавляемую полковником ФСБ, Пак сразу осознал, это точно не навсегда. Год-два от силы. И был даже этому рад.

Старые львы

Срочно

т. Салину В.Н.

«Ланселоту» для проведения оперативно-розыскных и неотложно следственных действий придана оперативно-техническая группа и группа силового обеспечения в количестве шести человек, имеющих опыт задержания особо опасных преступников.

В настоящее время «Ланселот» с подчиненными ему группами заняли позиции в районе ОВД «Останкинский».

Владислав

Ланселот

Микроавтобус «мерседес» припарковали за квартал от ОВД, чтобы не тревожить его обитателей.

Снаружи барабанил нудный холодный дождь. Стекла микроавтобуса запотели. Улица за окном казалась до крыш заполненной мутный туманом.

Им удалось только разглядеть размытые красные огни задних фар машины, увозящей прокурора Груздя.

Барышников убавил громкость в приборе слухового контроля, нудный скрип половиц и размеренный топот ног стихли и больше не резали слуха. Вероятно, Пак молча, в одиночестве мерил шагами кабинет, других звуков жучок, незаметно поставленный Колькой, в эфир не передавал.