Текст книги "Мертвый угол"

Автор книги: Олег Игнатьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Крэк… Решетка подалась и стала отходить от Климова. Сытый отсунулся, амбал шагнул назад, квадратный увалень пропал за их фигурами, и Климов бросился всем телом на решетку. Металлическая рама угодила сытому по кисти, он взъярился. Пихнул в сторону амбала и еще раз получил удар, теперь уже по локтю.

– На пол, суки! – рявкнул Климов и отпрыгнул от решетки с пистолетом Сытого, мгновение назад торчавшим у того за поясом. – Стреляю!

Сытый и Амбал спешили, столкнулись лбами, сели, и Климов, приседая вместе с ними, выстрелил в Квадратного, чья пуля высекла из металлической решетки лязг и искры.

Не хотелось, да пришлось.

Выхода не было.

Два других выстрела оставили Амбала с Сытым на полу, возле решетки.

Климов перепрыгнул через их тела, взлетел по лестничке и покатился в сторону – в него уже стрелял из автомата часовой: в бронежилете, в каске, в наколенниках.

Он бил короткими очередями, двигался зигзагом, падал, вскакивал, стрелял… неумолимо приближался.

Опытно, расчетливо и быстро.

Две тусклых лампочки под потолком «дробильни» Климов так и не разбил, хотя стрелял прицельно – пистолет чужой, не слушался руки. И это раздражало. К тому же и в обойме оставалось два патрона. Надо было поберечь.

Дождавшись, когда ушлый часовой рванулся вбок, залег за кучей щебня, перезаряжая автомат, Климов вскочил и со всех ног метнулся в его сторону. Спасибо, он был босиком, бежал неслышно, а у часового все никак не получалось поменять рожок. Когда он высунулся с автоматом, было поздно – Климов в прыжке, в падении, ударил его в шею рукоятью пистолета. Метил в шею, но попал по локтю, выбил автомат, провел захват и покатился по щебенке, ощущая бешеную силу часового. Заклинив пальцем спусковой крючок, он мешал Климову произвести выстрел. Норовил ударить каской, бил коленом. Сильный, ловкий, удивительно бесстрашный. Климов со всей силы надавил на спусковой крючок и, подломив под себя руку часового, вывихнул ему этот проклятый палец.

– У-у-у! – яростно скрипнул зубами часовой и ha мгновение ослабил хватку. Этого было достаточно, чтоб вырвать пистолет и ткнуть стволом под каску, но не больше. Рыкнувший от боли и обиды часовой перекатился через голову и потянулся к автомату. Климов выстрелил, но пуля только тюкнула бронежилет, не причинив вреда тому, в кого летела. Часовой уже схватился за рожок, рванул к себе, вскочил на ноги и… не смог выпустить очередь: рожок перекосило. Климов использовал заминку в свою пользу: бросил тело влево и вперед, в подкате сбил на землю часового, выстрелил ему под мышку, вырвал автомат, переметнулся через кучу щебня, вскочил на ноги и, пригнувшись, кинулся бежать к стоявшему поодаль транспортеру. Из-под зубчатых жерновов «дробильни» на него, должно быть, сыпался щебень и перебрасывался лентой транспортера в вагонетки. Пока бежал, петляя и ныряя, успел защелкнуть перекошенный рожок, взвести затвор, проверить бой: два раза выстрелил через плечо короткими очередями. Пистолет Сытого, естественно, полетел в сторону.

Лишняя тяжесть.

Подбегая к транспортеру, уже видел, как открывается боковой вход справа и в него ныряют двое. Один за одним, да в разные стороны. Оба в спешке не поймали Климова в прицел, зато он смог свалить короткой очередью первого, метнувшегося к транспортеру. Перелетев через упавшего, Климов укрылся за его телом и еще раз ощутил отдачу задрожавшего в его руках «Калашникова». Патронов не жалел. Рядом валялся автомат убитого. Да и в подсумке у лежавшего были рожки.

Не чувствуя сопротивления, еще вогнал две длинных очереди в угол, в темень, где залег второй «десантник», и, захватив подсумок с автоматными рожками, ринулся к выходу.

Уйти ему не удалось.

Кто-то упал на спину, завалил и хладнокровно стал душить. Классическим захватом.

«По перекрытиям подкрался, – догадался Климов и, набычившись, напрягшись, изловчившись, вывернулсяиз– под груды стальных мышц. – Зверская сила».

Вывернулся на мгновенье и опять попал в железные тиски.

Ударил в пах. Промазал. Двинул локтем. Что слону дробина… Ч-черт… Сверкнуло лезвие – Климов подставил руку,сжал запястье, началась борьба… тяжелая, мучительная, изнуряющая жутким напряжением сосознанием смертельного конца: напавший был сильнее. Это ясно. Стальной клинок уже коснулся горла Климова.

Глава двадцать пятая

Ему примеривали маску смерти. Зло, напористо и деловито.

– Хэк! – чей-то короткий мощный выдох придалсилы, а характерный хруст ломаемых костей помог вырвать клинок.

Тиски разжались, и бесчувственное тело чужака свалилось рядом. Тяжко, глухо, обезволенно.

– Лежи спокойно, – произнес знакомый голос, и до Климова дошло, что его спас Петр. Только он умел так четко ломать шеи.

Климов подал ему руку, и тот одним легким рывком поставил его на ноги.

Обнялись.

– Как ты? – озабоченно вгляделся в глаза Климова сочувственно-суровый Петр и, услыхав, что все «нормально», круторазвернулся: – Ходу!

Выдернув из-под безжизненного тела автомат, Климов рванулся вслед за ним, держа боковым зрением центральный вход в «дробильню». Уже выскакивая в темень, поскользнувшись на разжиженной земле и еле удержавшись на ногах, услышал посвист пуль и эхо выстрелов.

– Бежим! – прикрикнул Петр и растворился в ночной хмари. Климов чудом поспевал за ним. – На выстрелы не отвечай, держись за мной.

– Я босиком.

– Сейчас обую.

Понять, когда Петр говорит серьезно, а когда смеется, было трудно.

Дождь с мокрым снегом, ветер, грязь, какие-то железки, трубы, доски – все это сбивало с ног, мешало бегу.

«Только бы на гвоздь не напороться, – старался не отстать от Петра Климов и по-кошачьи всматривался в темень, – или на стекло».

Чего боишься, то и происходит.

Торчавшее в земле стекло разрезало ступню. Климов аж вскрикнул: «О-о-о!» – и, разом захромав, замедлил бег.

– Что там?

– Стекло, – шепнул в потемки Климов и наскоро перевязал порез платком. /

– Не сильно? – из кромешных сумёрек возникла тень Петра, и Климов, сцепив зубы, побежал навстречу.

– Обойдется.

Только Петр определял сейчас, куда бежать, и только Петр не думал о погоне. Считал лишним.

Кто не думает, тот действует.

Урок Афгана.

Перебегая шоссе, Климов понял, что они направляются в город.

Нырнув в чью-то калитку, Петр подбежал к гаражу, мгновенно оценил запоры, нашел слабое место в стенке кирпича, примерился и проломил ударом кулака приличную дыру. В четыре руки они быстро расширили пролом, забрались внутрь. Следя за действиями Петра, Климов вспомнил его прозвище, полученное в Афганистане: дядя-мина. Взрывчатая сила его кулака могла убить любого. А кирпичи он расшибал играючи, словно сырые яйца.

За дверью гаража Петр нашел ломик, сбил им замки, завел двигатель «Волги» – она принадлежала бывшему директору «Продмага», усадил Климова на заднее сиденье, вырулил на улицу.

Не зажигая фар, промчался Мимо шахтоуправления, затормозил на перекрестке, шепнул Климову: «Пригнись» и вышел из машины.

Властно – жестом – поманил к себе патрульного, который начал приближаться с видимой опаской. Второй постовой стал за «Москвич» красного цвета. Климов узнал машину Петра.

– «Могильщик» сбежал, – сухо сказал Петр и, глядя на второго автоматчика, нарочно громко сказал первому: – «Чистый» сообщил об этом?

– Нет, – отозвался второй и вышел из-за «Москвича». Петр был без оружия и не вызывал подозрений.

– Рация забарахлила, – уточнил первый и отвел ствол автомата в сторону базарчика. – Наверное, батарейка села.

– Ну-ка, покажи, – прошел мимо него Петр, сразу уловив, у кого рация. – У меня есть запасная.

– С нас пузырь; – обрадованно сказал первым и двинулся вслед за Петром.

Климов передернул затвор «Калашникова», чуть приподнялся над сиденьем, приготовился стрелять. Благо, мишени были крупные, отчётливо просматривались в свете фонарей.

«Здоровые бугаи, – забеспокоился Климов, когда постовые оказались нс*с к носу с Петром, – таких петь не заставишь».

Взяв рацию, Петр потряс ее над ухом, выслушал необходимые советы, открыл блок питания, сунул правую руку в карман, чему-то удивился, передал рацию первому, ткнул в нее пальцем, упрекающе прикрикнул: «Вот, смотрите!» – и, когда оба наклонили свои головы, по-дружески столкнул их лбами.

– Выбирай, – сказал он Климову, когда тот оказался рядом, – амуницию и обувь. Только не спеши. Примерь получше.

Продавец в универмаге це бывает столь угодлив, как любезен был в эту минуту Петр.

– Секундочку, – попридержал он Климова, когда один из постовых зашевелился. Парню заплохело. – Он цепко прихватил его за плечи, беленым рывком поставил на ноги и, мощно развернув гигантский корпус, выстрелил пудовым кулаком. Климов аж вздрогнул. Постовой пролетел мимо и подрубленно свалился навзничь. На его нос как будто наступили. Блин-лепешка.

– Действуй, – сказал Петр и опечаленно похлопал по капоту «Москвича». – Ктo его так?

Климов сделал вид, что занят переодеванием. И что можно ответить, когда лобовое стекло разбито вдребезги, а кузов, словно кто гвоздем поковырял. Большим таким гвоздищем.

– Пацаны, наверное.

Петр оценил шутку, оглядел переобмундированного Климова, спросил, как чувствует себя нога; сказал, что хорошо, залить бы ее йодом, согласился с Климовым, что в поликлинике они найдут все нужное, и, затолкав безвольных постовых в багажник «Волги», точнее, одного, раздетого, в багажник, а другого, окровавленного, бросив на сиденье сзади, сел за руль.

В поликлинику Климов проник один, нашел в потемках процедурный кабинет, спокойно обработал рану, залил ее йодом и перебинтовал. Затем прошел по коридору, нашел в регистратуре связку ключей, подобрал один из них к замку стоматологического кабинета. Пошарил в тумбочке и сунул в карман «мицуету» – портативный бор. В ящике стола нашел тончайшие титановые сверла. Тоже пригодятся. Взял с собою. Постоял, поразмышлял и выбрался из здания.

Затем, усевшись около Петра, который напряженно всматривался в ночь, сказал, что нужно «доскочить до школы».

– Зачем? – не понял Петр.

– Термит забрать и взрыв пакеты.

– Откуда они там? – Петр вырулил на улице, прибавил газу и посмотрел назад: погони не было.

Климов вкратце рассказал про заваруху, про попытку отравить главаря банды, про ультиматум террористов.

Петр молчал. Сосредоточенно кивал. На площади притормозил и крикнул постовым:

– «Чистого» не было?

– Не проезжал, – ответил старший.

– Странно, – громко сказал Петр и посоветовал ему быть начеку. – «Могильщик» отвязался.

– Знаем.

– Тагды ой, – дурашливо промолвил Петр и, выставив локоть в окно, покатил дальше.

Изъяв свои запасы «фейерверка», Климов почувствовал себя готовым к бою. Не хватало рации, но он ее добудет. Для штурма шахтоуправления и рудника необходимо было обесточить городскую сеть, набросить покрывало ночи на объекты. Попасть в слепящий свет прожекторов, в их перекрестье – это значит быть убитому на месте.

Надо было начинать с электросети, с городской подстанции, с ее распределительных щитов и главных кабелей. А это все находится недалеко от рудника, в той подзапретной зоне.

Чтобы обсудить дальнейший план теперь уже совместных действий, Климов попросил Петра заехать во двор школы, оставить машину и уже пешком дойти до площади.

– К чему эти маневры?

Климов объяснил. Петр согласился. «Ориент», который Климов снял с бесчувственного постового, отдыхавшего в багажнике, показывал без четверти одиннадцать.

Время бежало.

Зайдя к зданию администрации, бывшему горкому партии, со стороны леса, именуемого в черте города «центральным парком», Климов прошел вдоль окон цокольного этажа, никого внутри не обнаружил, подозвал Петра.

Вдвоем они открыли узкое окно горкомовского туалета, помогли друг другу спрятаться от любопытных глаз. Дальше положишь, поближе возьмешь.

– Где ты был? – шепотом спросил Климов, выглядывая в коридор и снова закрывая дверь. Навряд ли кто воспользуется ночью туалетом. – Як тебе пришел после тревоги.

– После какой? – не понял Петр.

Климов рассказал ему о том, что было утром.

– Ясно, – посидев, подумав, сказал Петр. – А я поехал утречком, по темени еще, к знакомому водиле, на автобусе работает, механик, кстати, – во! – Петр ободряюще выставил палец, – проверить «ходовую» и почистить карбюратор, чтоб затем тебя без приключений отвезти на поезд, барахлит уже мой «рогомет» – сил не хватает, вот, а тут меня какие-то козлы в десантной форме тормозят, почти на выезде, и грубо так «выматывайся» предлагают. Я, было: что? куда? кто вы такие? а они, бакланы, давят понт, рвут из машины. Ну, я вышел. – Петр пожал плечами. – Образумил кой-кого. Поставил на уши.

– Сколько их было? – спросил Климов.

– Пятеро, – ответил Петр, потом добавил: – Было.

Климов понимающе кивнул.

– Гнали, как зверя?

– До Змеиного ущелья.

– А потом?

– Потом я их оставил там, переоделся, добыл рацию, послушал, чувствую – тебя зажали мертво, ну, я и подался к шахтоуправлению, но там прожектора, мать бы их так, – как на ладони! – Петр усмехнулся, горько, сожалеюще, – никак не подойти. Чуть не сорвался. Увидел, как тебя тащут к «Уазу», больно стало. Потом уже дотумкал, что тебя в «дробильню» повезли, по рации сболтнули, я и подхватился, вроде, подоспел.

Петр виновато посмотрел на Климова.

– Такие, брат, коврижки.

– Как в Афгане, – сказал Климов, – помнишь, тот кишлак, где мы вдвоем остались? Под Мукуром?

– Как не помнить, – вздохнул Петр. – Позор останется позором.

– В каком смысле?

– Да в таком: не надо было нам туда соваться!

– В тот кишлак? – не понял Климов.

– Нет, в Афган! – ответил Петр. – Зашли, чтоб выйти, получив по морде. Идиоты.

– Надо было оставаться?

– Да! – Петр еле сдерживал свой шепот. – Войну надо выигрывать, иначе незачем ее и начинать. Уйдя с позором, мы на своих плечах внесли войну в свой дом. Поэтому и прячемся теперь, как крысы, по сортирам. – Он хотел еще что-то добавить, но смолчал, махнул рукой, задумался, спросил: – Есть хочешь?

– Нет, – ответил Климов. – А вот несколько минут вздремнул бы перед боем.

– Покемарь, – разрешил Петр. – Я разбужу.

Климов прислонился к стене, вытянул ноги, смежил веки.

Ощущая тяжесть автомата на бедре, подумал о словах Петра. Наверно, он и прав. По крайней мере, ничего нет недосказанного между ними. Будучи человеком долга, Климов верил, что стремящийся к правде прав и в заблуждении, было бы стремление это выстраданным, как у Петра. Оставляя за Петром полную свободу убеждений, принимая во внимание все то, что казалось тому разумным, он не пытался наскоро перечеркнуть те положения, в которых сомневался. Он как бы оставлял их до того времени, когда, возможно, взгляд его на многие конфликты и проблемы несколько изменится. Что правильно, что ложно в разнородном проявлении людских характеров и умонастроений, трудно знать. Остается надеяться, что хладнокровный и уравновешенный приходит к истине гораздо раньше, чем человек, спешащий порицать несоглашающихся с ним. Больше всего Климов не любил тихонь и соглашателей, безмолвных исполнителей. «Да, так точно. Да, все верно. Да, устроим». Все, что ни прикажешь, сделают. И никакого встречного вопроса или выдвинутой напрямую инициативы. А человек не может ощущать себя лишь винтиком, когда он гражданин. Чаще всего неправ оказывается тот, кто издает указы. А тихий исполнитель норовит не путаться ни у начальства, ни у века под ногами, как будто совесть – это дырка в бублике. Как будто справедливость – это не забота сердца, а некое привычное для слуха слово. Без чувства выбора нет чувства цели, долга.

«Ведь это же уму непостижимо, – думал Климов, чувствуя, что Петр пошевелился, сменил позу, – дать террористам взорвать город, взорвать газ. Пусть даже требования у них невыполнимые… Задача государства, всякой власти над людьми – обеспечение спокойной мирной жизни и, если надо, сохранение ее любой ценой. Сейчас задача МВД и контрразведки сводится к простому: надо удовлетворить все требования террористов, а затем уж расправляться с ними, как придется. Иначе все попахивает жуткой провокацией и фарсом. Пусть даже в операции будут участвовать и «Альфа», и спецназ, и президентская «девятка». Все это будет ложь, рассчитанная на того, кто видит мир в экране телевизора. Преступное противоборство власти с террористами толкнет их на последний шаг. Газгольдеры взлетят, и люди задохнутся. Их уже расстреливают каждый час».

Следя за своими размышлениями, он снова и снова приходил к убеждению, что к власти рвутся люди мелкие, завистливые, льстивые, в то время как решать за всех и правильно решать – удел не многих. Истинная власть обременительна. Но, к сожалению, многие примеривают власть к своей персоне, как одежку, и, не разведя рук, кричат: «Как раз!» Не дай-то Бог отнимут, отберут, оставят без обновки.

Климову внезапно стало душно: а может быть, и он такой же, как они, кто наверху, кто в руководстве, кто у власти? Или пытается быть не таким, да власть заставит?

Может быть, и он подталкивает «Медика» к теракту? Приближает страшную развязку? Льет воду на мельницу, как говорили в старину.

Климов приоткрыл один глаз, увидел бодрствующего Петра и успокоился.

«Провокация, – подумал он о своих страхах. – Уловки подлого инстинкта самосохранения. Другими словами, если заботы дня утомили тебя, если твоя сосредоточившаяся на чем-то мысль рассеяна, оглушена сверхнапряжением или никчемной суетой, а опыт жизни требует подстраховаться, нет ничего банальнее, чем усыпить свой разум, свою волю. Попасть под явное влияние чужих идей и мироощущений. И злачные места работать начинают к ночи, – обрадовался он пришедшему на ум подтверждению своей оценки пустых страхов. – Провокация».

Это слово стало для него импульсом к действию.

– Подъем, – сказал он вслух и резко встал. Петр поднялся тоже.

Климов приложил палец к губам. Они прислушались. Дождь с новой силой барабанил по карнизу, ветер вкривь и вкось раскачивал деревья, те царапали друг друга, распинающе выпятив ветви, и цеплялись за сырость и мрак. Вечерняя улица и фонари, с их сотрясаемой тяжелым ветром светотенью, заражали воздух старческим бессилием. Неисполнимо трудным делом показался Климову продуманный и обговоренный в деталях новый план. Но он был не один. Их было двое.

Глава двадцать шестая

«Все верно, – оказавшись снова под дождем, подумал Климов. – Власть – сама по себе, народ – сам по себе, а между ними – бандиты. Вот наша жизнь и расстановка сил. Сплошная провокация. Незаживающая рана».

Петр по-кошачьи ловко спрыгнул рядом. Автомат – наизготовку. Весь – внимание.

– Пошли.

– Сейчас, – попридержал его за локоть Климов, снова вслушался в шум ветра и дождя и указал в сторону леса. – Идем в обход.

Через час они были у места.

Распределительная подстанция городской электрической сети представляла собой небольшую площадку, вытянутую к руднику, огороженную колючей проволокой и залитую светом четырех прожекторов. Центр площадки занимала серая приземистая двухэтажка, напоминавшая котельную или детсад. Вокруг – глубокий ров, заполненный водой, двенадцать мощных трансформаторов и частокол громоотводов.

«Осторожно – убьет!» – гласили желто-черные таблички, висевшие на проволоке внешней загородки.

«Это мы и сами знаем, – спрятавшись за обезлиствевшим кустом шиповника, подумал Климов. – Вы нам подскажите, где тут вход?»

– Со стороны рудника, – словно угадывая его мысли, сказал Петр. – Там главный вход.

– Значит, мы вышли правильно, нам главный и не нужен.

– Тогда, вперед, – решился Петр. – Встречаемся у щитовой или у бункера энергоблока.

– Рвем центральный кабель и уходим.

– Да.

– Кто первый рвет, тот первый и уходит.

Климов помолчал, потом добавил.

– Ты – к руднику, я – к шахтоуправлению. Встречаемся у восьмой штольни или у газгольдеров. Главное – найти взрыватель. Вынести его и уничтожить. Не дать людям вырваться наверх. Иначе «Альфа» и «спецназ» их всех похерит. Объяснить жителям, что их спасение – в бомбоубежище.

– Само собой, – прогудел Петр. – По кумполу и дзындзырэлла!

– Ты там полегче, берегись, – предупредил Климов. – И еще: как будем в темноте перекликаться? Чтоб не запороть друг друга невзначай.

– А как в Афгане, – сказал Петр.

– Ты кричишь «салам»?..

– Нет, – поправил и подтянул ремешок каски Петр. – Ты зовешь «Салам»? А я ору: «Алейким»!

– Надо же, забыл, – Климов тоже подтянул на себе все ремешки, сдвинул ближе к животу нож диверсанта, подвигал лопатками под бронежилетом.

Ногам в солдатских кованых ботинках было тесновато.

Ладно.

Не до жиру.

– Начинаем.

Петр хотел сразу расстрелять прожектора, но Климов с ним, не согласился. Могут поднять тревогу. Забаррикадировать и заминировать все входы-выходы. Тогда к энергоблоку им не подобраться.

– Только тихо. В этом вся и соль.

– Усек. Сработаем, – Петр двинулся вперед.

Климов пополз левее. Подобравшись к колючей проволоке, он бросил на нее обрезок арматуры, торчавший из земли. Если изгородь под током – заискрит. Арматурина скользнула по «колючке», шлепнулась в траву. Все глухо.

Никакого напряжения, электротока, прочей дребедени.

«Только бы собак, сторожевых псов у них не оказалось, – подполз под проволоку Климов. – Сорвут все планы».

Полоса ярко освещенной земли, шириной в пятнадцать метров, показалась раскаленной сковородой, несмотря на мокрый дождь со снегом. Пока добрался до ближайшего трансформатора, испарина пробила. Потрескивание электрических разрядов, гул проводов высокого напряжения, противный ровный зуд, словно попал в гигантское осиное гнездо, и ожидание тревоги, шума, выстрелов, переполоха – натянули нервы до предела, вымотали душу…

Укрывшись за первым трансформатором, Климов отметал, что Петр тоже ушел в тень, пересек полосу. Готовится к броску.

Секунда… две…

Метнулись разом, спрятались, присели. Огляделись.

Скрытность подхода всегда тяжела. Куда легче – от кишлака к кишлаку, от сакли к сакле, от дувала к дувалу, через стену – на крышу, с крыши – кубарем – пригнувшись – в жмурки с духами – на землю и – подвинься, друг, на полприбора! – получи гранату или нож… а здесь сложнее. Террористы, охранявшие подстанцию, без позывного не подпустят, с поста не сменятся и легкую наживку не заглотят.

Обойдя двухэтажку подстанции, Климов и Петр убедились, что наружная охрана спряталась под крышу. Видимо, промокла и озябла под дождем. Это им было на руку.

Петр стал у входа, спрятался за широко отворенную дверь, а Климов бросил камешек в окно. Один, другой… немного выждал, бросил снова. На звяканье стекла вышел охранник. Высунулся с автоматом. Увидел Климова, стоявшего к нему спиной и делавшего вид, что пятится назад, один и без оружия.

– Руки! – с перепугу гаркнул он и повернулся, чтоб позвать напарника. Но больше не издал ни звука.

– Тихо, – сказал Петр и уложил его под стенку.

Редкозубый парень с узким подбородком судорожно икнул. Глаза стали чумными. Климов отобрал у него автомат, забрал рожок, сунул за пазуху. Повертел в руках десантный «Калашников», выбросил в кусты. Снял с пояса гранаты, вынул финку, посмотрел на лезвие – в зазубринах – отшвырнул прочь. Гранаты прицепил себе на пояс. Другого оружия у парня не было.

– Кто вы? – как можно тише спросил он у Климова, боясь даже взглянуть на придушившего его Петра. Тем более, что ощущал на шее бритвенную сталь ножа.

– Люди Зиновия, – ответил Климов. – «Чистого» знаешь?

– Да.

– Тогда ты знаешь и Зиновия.

Глаза у парня оставались круглыми.

– Зиновия не знаю.

– Зря, – печально сказал Петр. Кожа на шее закровила. – Они с ним кореша.

– Не с ним, – хрипло поправил Редкозубый. – С «Медиком».

– Тогда еще один вопрос: сколько вас там? – Климов кивнул на дверь. – И позывной. – Добавил Петр.

– Цупфер, – сразу же ответил Редкозубый. – Позывной: цупфер.

– Что это за дрянь? – скривился Петр.

– Замок с секретом, – сказал Климов и посмотрел на парня. – Дальше, дальше.

– Ответ: балерина.

– А вы Большой театр, да? – со злобой в тоне съязвил Петр и встал с колена. – Поднимайся. Поведешь к энергоблоку.

– К щитовой? – не веря в то, что остается жив, услужливо поинтересовался Редкозубый, но Климов уточнил:

– К рубильнику.

– Это под землю.

– Вот туда и поведешь, – обнял его за шею Петр. – Как честный вор и настоящий войсковой товарищ. Но, – он снова провел лезвием по его горлу, вякнешь – ляжешь. У меня – без кипиша. Это, во-первых. А во-вторых, ты не ответил: сколько вас?

– Четыре человека.

– Там или с тобой? – заходя сзади, спросил Климов и услышал, что внутри здания находится его напарник, «Бройлер», а в энергоблоке – люди «Медика» – их двое.

– Позывные у них те же? – спросил Петр.

– Те же, – кивнул парень.

– Тогда, двинули. Замолвишь за нас с корешом словечко. Скажешь, что усилили охрану.

– А вы?.. – что-то хотел спросить Редкозубый, но Климов оборвал его на полуслове: – Личная охрана президента, понял?

Больше вопросов не было.

Зато возникли осложнения.

Когда прошли по коридору и свернули влево, увидев на своем пути огромного «спецназовца», одетого в броню, как легкий танк, Петр чуть-чуть опередил события и крикнул:

– Балерина! – Назвал ответ, вместо пароля. В общем, допустил словесный ляп. Увидел «Бройлера» и вспомнил «балерину».

«Спецназовец» присел. Дал очередь из автомата, скрылся в комнате. Петра спас Редкозубый, его бронежилет и его каска. Петр инстинктивно – осознав свою оплошку – толкнул вперед охранника, и «Бройлер» не решился расстрелять дружка в упор. Пришлось этим заняться Климову, хотя сначала он стрелял по «Бройлеру» и даже зацепил того, судя по стону. Не давая ему выглянуть из комнаты, Климов выпустил одну за одной несколько очередей, дождался, когда Петр метнет гранату, бросится к стене, зажав уши руками, и рванул вперед, сквозь клубы дыма, извести и пыли. Сзади послышалась очередь: это Петр добил «Бройлера».

Климов подбежал к железной лестнице, ведущей вниз, швырнул туда гранату, подождал, когда рванет, и через несколько мгновения оказался под землей. Не зная, где тут что находится, немного поплутал, расколошматил человека «Медика», услышал громкое «алейким», закричал «салам», увидел вход в энергоблок и понял, что он близок к цели. Подбежавший Петр высадил дверь, окованную жестью, покатился кубарем, стреляя в перекате, и сцепился с последним верзилой. Схватка была яростной, жестокой и короткой. Видя, что верзила оказался сверху, Климов размозжил ему висок ударом автомата.

– Гранаты собери! – зачем-то шепотом сказал Петру и включил рацию, валявшуюся рядом.

– Бивень, Бивень, я «Медик». Что там у вас?

– Собак стреляем.

– Прекращай.

– Уже закончили, – ответил Петр, наклонившись к рации.

– Держитесь начеку. Могильщик отвязался.

– Вот мы и шмаляем… для острастки.

– Ладно, гляди в оба. Даже «Бройлера» к себе не подпускай. Мочи любого.

– Ясно, – сказал Климов, нарочно приглушая голос, чтоб его не опознали. – Как там, наверху?

– Кобенится контора. Абвер сдался.

– Суки кумовские, – выругался Климов и услышал:

– До связи.

– До связи, – отключил рацию Климов и показал Петру на выход. – Поднимись наверх. Вдруг, что чего… Прикроешь.

Петр сложил кучкой собранные гранаты, подхватил два запасных рожка, сказал: «Ни пуха!» и побежал к лестнице.

Центральный кабель находился за массивной стальной дверью.

В горячке боя Климов не заметил сейфовый замок и вынужден теперь был простучать вокруг коробки стены, отыскать перегородку, выложенную из кирпича, и продолбить ее пожарным топором, снятым со щита. Вместо рычага использовал багор.

Забравшись внутрь, отыскал центральный кабель, ярко выкрашенный киноварью и свинцовым суриком, которым красят днища кораблей, подсунул под него связку гранат. Вытащил моток заранее добытого шпагата, привязал к кольцу гранаты и, выбравшись из главного отсека, спрятался за железобетонную опору здания. Привязал шпагат к ноге, покрепче зажал уши и, сосредоточившись на взрыве, мысленно ударил по мячу: дернул шпагат.

Рвануло так, что задрожали стены.

И сразу погас свет.

Выбираясь наверх, Климов в потемках громко крикнул «салам», услышал радостное звучное «алейким», включил рацию.

– «Медик», я «Бивень»… Я «Бивень»…

– Я «Медик»…

– Свет отключился.

– Посмотрим рубильник.

– Стою возле него. Здесь все в порядке.

– Ч-черт! Все не путем! Ни света, ни воды.

– Проклятый городишко.

– Мертвый угол, – сказал «Медик» и пообещал добыть инженера и электриков подстанции. – Через час ждите.

– Позывные те же?

– Нет. Спасибо, что напомнил. Для тебя особый.

– Слушаю.

– Пароль: контора. Ответ: абвер. Повтори.

Климов повторил и отключил рацию.

Все получилось. Света в городе не будет, минимум, дня три. Если не больше. Кабель соплями не склеишь и на дороге его не найдешь.

Мрак ненастной ночи был кромешным.

Климов и Петр обнялись.

– До завтра.

– До сегодня, – сказал Климов и для верности поднес часы к глазам, вгляделся в циферблат. Он был с подсветкой. – Ноль-ноль семнадцать. Первый час.

– Ни пуха!

– Разминулись.

Петр шагнул вбок и растворился в темноте, как призрак.