Текст книги "Битва за Гималаи. НКВД: магия и шпионаж"
Автор книги: Олег Шишкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)
3
Среди лиц, входивших в иерархию русского ордена мартинистов, особое место занимал художник и глава «Общества поощрения художеств» Николай Рерих. Его отец, известный столичный юрист, передал ему редчайший знак ордена розенкрейцеров – крест с берилловыми лучами. В центре сверкал отшлифованный горный хрусталь, имевший изнутри замысловатую гравировку– изображение Святого Георгия Архистратига, поражающего змия. Верхний луч заканчивался жгучими рубинами. Во время пышных церемоний крест сверкал, подобно утренней Авроре. При посвящении Рерих получил эзотерическое имя – Фуяма.
С особым пиететом в мартинистской среде говорили о жене Фуямы – Елене. Блестящая светская красавица, она пользовалась известностью и как медиум. Пророчица страдала эпилепсией и в минуты, предшествовавшие приступам болезни, пока судорога не сжимала горло, она общалась с духами и слышала голоса неземных существ. Елену Ивановну страсть как интересовало все потустороннее, тем более когда оно отзывалось в ее мыслях, в мгновения, предшествующие прорыву болезни. Завсегдатай спиритических салонов, знавшая некоторые чародейские тайны Зимнего дворца, она часто появлялась в самый последний момент перед началом демонстраций гипноза, которые устраивали бесконечные заграничные гастролеры. Были среди них и шарлатаны, но ведь были же и действительные духовидцы.
Петербургские мартинисты представляли собой особый круг людей, склонных к пышным церемониям и всевозможным экзотическим обрядам. Одним из самых экстравагантных среди них был Сергей Ольденбург, востоковед, буддолог, неизменный секретарь Академии наук, человек близкий к Генштабу и военному министру генерал-адъютанту Куропаткину. Тот часто обращался к ученому за консультациями по поводу тайных русских миссий в Тибет.
Ольденбург и его брат-мартинист князь Щербатский разработали план транспортировки в столицу древнего индуистского храма, который намеревались купить, и только неимоверные расходы на его перевозку остановили это грандиозное мероприятие.
Еще одним адептом ордена «Роза и Крест» являлся скульптор Сергей Меркуров, в будущем придворный ваятель И. В. Сталина. Он приезжал на сеансы и собрания из Москвы. Меркуров придерживался крайне левых взглядов, водил дружбу с коммунистом Степаном Шаумяном и любил вспоминать, как во время учебы в Цюрихе в 1902 году ходил слушать диспуты большевика Ленина и меньшевика Чернова. В 1911 году Сергей Меркуров ввел в ложу своего двоюродного брата– Георгия Георгиадиса, более известного как Георгий Иванович Гурджиев. Оба брата принадлежали к большой семье каппадокийских греков, обосновавшихся в Александрополе[7]7
Ныне Гюмри.
[Закрыть]. Глубокая связь Гурджиева с суфиями и дервишами Востока была для иерархии русских розенкрейцеров, несомненно, полезной.
В обрядах «Розы и Креста» участвовал и поэт Александр Блок, которого Рерих впоследствии порицал за отказ от участия в их собраниях. Но за время недолгого пребывания в ордене литератор создал блестящий образчик своих мистических увлечений – пьесу «Роза и Крест», представляющую не что иное, как драматический вариант мартинистского посвящения.
Еще одним литератором, допущенным к заседаниям ложи, был литовский поэт Юргис Балтрушайтис. Но о его роли следует говорить отдельно, а пока лишь подчеркнем, что и он тоже был посвящен в тайну мистической и недоступной Шамбалы.
Наиболее экзотической фигурой ордена являлся монгольский интеллигент Хаян Хирва. Полиглот, путешественник, посетивший Францию, Германию, Турцию, он увлекался эсперанто и мечтал о создании единого общеазиатского языка.
Особую когорту розенкрейцеров представляли петербургские врачи. Один из них – Константин Николаевич Рябинин. Он познакомился с Рерихом в 1898 году. «Общность интересов по изучению трудных и малодоступных для понимания широких масс областей человеческого духа сблизили нас», – напишет Рябинин в предисловии к своему дневнику «Миссия Николая Рериха. Развенчанный Тибет». Константин Николаевич был известен в Петербурге прежде всего как талантливый врач-психиатр, занимавшийся терапией эпилепсии.
Рерих встречался с ним в связи с болезнью жены, и вскоре доктор начал движение по ступеням мартинистской иерархии. Однажды художник привел в стационар Рябинина второго секретаря посольства Японии Есуке Мацуоку, с которым познакомился в 1912 году на одном из придворных раутов, где Николай Константинович присутствовал как секретарь «Общества поощрения художеств». Дипломат выполнял в столице весьма щекотливое задание– он подыскивал врача-консультанта для императора Иошихито, которого мучили приступы безумия. Японец бегло говорил по-русски, так что при общении с ним не возникало трудностей. Кроме того, этот самурай обладал связями с японскими тайными организациями: «Обществом черного дракона» и «Обществом основ трона», – заботившимися о престиже и репутации императора.
Уже упоминавшийся Павел Васильевич Мокиевский, входивший в комиссию по проверке способностей Яна Гузика, также принадлежал к числу посвященных. Как член правления литературного фонда он знал весь писательский круг Петербурга. Длительное время Мокиевский работал заведующим отделом философии журнала «Русское богатство». В столице его называли «литературным доктором». Его ценили как гипнотизера, и больше того – телепата. «Как и все новое, гипнотизм вызвал противоречивые суждения и породил недоразумения», – писал Мокиевский во вступительной статье к труду профессора Бони «Гипнотизм». С другой стороны, влиятельный Павел Васильевич был известен как филантроп, способный прийти на помощь тем запутавшимся в революционном угаре студентам, которым грозил острог и ссылка. Одним из них был Глеб Бокий, чье имя зловеще прогремело потом в 1918 году, когда он возглавил красный террор на посту начальника питерской ЧК.
В 1906 году Бокий был арестован царской полицией за то, что, будучи студентом Горного института, организовал в нем конспиративную явку большевиков под видом бесплатной столовой для малоимущих учащихся. Задержанному грозил большой срок. «Мокиевский внес за меня 3000 рублей, под залог которых я был выпущен на свободу», – вспоминал Бокий за месяц до расстрела в 1937 году.
В 1909 году Мокиевский рекомендовал Бокия членам ордена высшей степени – розенкрейцерам – для вступления в ложу. Среди тех, кто одобрил его вступление, был Александр Васильевич Барченко – биолог, оккультист и автор мистических романов «Доктор Черный» и «Из мрака», вышедших в Петербурге перед первой мировой войной. «И хотя мне Барченко известен не был, он обо мне, как об одном из учеников Мокиевского, знал»[8]8
Из протокола допроса Бокия Г. И. от 15 августа 1937 г. (дополнительно).
[Закрыть],– уточнял Бокий в 1937 году. К его словам следует добавить, что все вышеперечисленные члены Каббалистического Ордена «Роза и Крест» знали о посвящении студента.
Глава 2. Появление «Горбуна»
1
Один из летних дней 1921 года для начальника самого секретного подразделения ОГПУ Глеба Бокия начинался как обычно – к подъезду его дома на Спиридоновке подрулил служебный лимузин марки «Паккард» и просигналил. Высокопоставленный чекист уселся на заднем сиденье, и автомобиль доставил его на Лубянку.
Рабочий день начинался с изучения корреспонденции, принесенной фельдкурьером. В пакете Бокий обнаружил американскую газету «Сан», содержавшую статью Николая Рериха. В ней известный художник сообщал о своем намерении создать в скором времени IV Интернационал – в отличие от III Интернационала, он объединил бы не коммунистические группы, а оккультные и мистические организации, «признаком которых являются знание и красота». Прочитав статью, Бокий нервно прошелся по кабинету. Операция, начатая когда-то Коминтерном и поддержанная Спецотделом, развивалась по плану. Глеб Иванович вынул из сейфа досье, на котором было написано «Н. К. Рерих».
Николай Константинович Рерих родился 27 сентября 1874 года в семье известного петербургского нотариуса. Отец – владелец крупной юридической конторы на Васильевском острове.
После окончания гимназии Николай Рерих поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета. В кругу студентов познакомился с будущим народным комиссаром иностранных дел Чичериным.
В это же время 23 октября 1894 года в Департамент полиции, в Отделение по охране общественной безопасности и порядка в столице поступил следующий документ:
«Секретно.
Вследствие отношения от 17 минувшего сентября за № 6483, имею честь уведомить Департамент полиции, что проживающие временно в Санкт-Петербурге, состоящие под негласным надзором полиции, супруги Василий и Вера Водовозовы 27 сего октября выехали из Санкт-Петербурга обратно в имение Блон Шуменского уезда и о продолжении за ними надзора. Вместе с сим сообщено Начальнику Минского Губернского жандармского управления, негласным наблюдением за Водовозовыми выявлены отношения их с титулярным советником Александром Кауфманом и студентами университета Мардухом Пивоваровым и Николаем Рерихом»[9]9
ГАРФ. Ф. 102. Д. П – III. 1893. Д. 140. Л. 157.
[Закрыть].
Учеба в университете совмещается им с занятиями живописью в мастерской художника и скульптора Микешина, работавшего над многочисленными правительственными заказами, истового монархиста, автора монументов «Тысячелетие Новгорода», «Екатерина II» и «Богдан Хмельницкий». Его мастерскую часто посещает и другой монархист-художник– Василий Верещагин.
В 1897 году Рерих поступает в Академию художеств. Его конкурсная работа приобретается отцом Национальной галереи Павлом Третьяковым благодаря рекомендациям Верещагина и Микешина. Наставником Рериха по Академии становится Архип Куинджи. После завершения учебы художественная биография Рериха развивается стремительно. Он входит в круг русских художников-реалистов, которые уже испытывают декадентское влияние «Ар нуво» и создают свой модерн– «а ля рюс». Рерих сотрудничает с Дягилевым и вносит свой вклад в «Русские сезоны» в Париже, оформляя «Снегурочку» и «Князя Игоря» («Половецкий стан»). Декорации оперы получились весьма удачны. Во время премьеры парижская публика встретила их восторженной овацией.
Рерих женится на блистательной красавице из аристократического семейства Е. И. Шапошниковой, дочери известного столичного архитектора. Жизнь художника полностью изменяется под ее властным влиянием.
Служебная карьера Николая Константиновича идет в гору. К 1909 году он становится академиком, а затем занимает пост председателя объединения «Мир искусств». И хотя не многим нравится его манера руководства (а художник Головин даже называет его «обмылком»), с ним считаются и советуются.
После самоубийства известного общественного деятеля Собко, бросившегося под поезд, Рерих занимает освободившийся пост секретаря «Общества поощрения художеств». Солидная должность позволяет ему получить близость ко двору через Великих Княгинь, патронесс общества. Результат сказывается незамедлительно– ему жалуют звание действительного статского советника, что в соответствии с «Табелем о рангах» приравнивалось к чину генерал-майора в армии или контр-адмирала во флоте и открывало путь к придворным должностям. Так Николай Рерих становится высокопоставленным государственным сановником-администратором и получает почтительный титул, коим ему в устной и письменной форме теперь надлежит именоваться– «Ваше превосходительство».
У себя дома на Галерной Рерих часто устраивает спиритические сеансы и приглашает на них всяческих чревовещателей и ясновидящих. Петербург тех лет живет настоящей спиритической горячкой. Каждый день идут сеансы. Общение с загробным миром составляет главное развлечение столичной знати.
В 1915 году художник заболел воспалением легких и после нескольких месяцев недомоганий по совету врачей вместе с семьей покидает Питер и переселяется в Карелию. Это произошло 17 декабря 1916 года.
В этом месте Бокий на время закрыл дело и, вынув из стола желтую бумагу и заправив ее турецким табаком, закурил. Он отчетливо представил ту зимнюю ночь с 16 на 17 декабря 1916 года, когда немолодой мужчина с женой и двумя детьми торопился на поезд, отправлявшийся с Финляндского вокзала на север. Да, тогда было холодно. И наверное, родственники отговаривали его от этой поездки (да еще с семьей!). Но он ссылался на здоровье и больные легкие, которые почему-то собирался подлечить в морозных Ладожских шхерах. Он упрямо повторял своему отцу, что едет в Юхнилахти, и более ничего не объяснял.
Оба его мальчика кутались в пледы – поезд едва отапливался. Третий год войны давал о себе знать. Вагон был пуст. Муж и жена молчали. Дети сидели, опустив посиневшие носы. Их отец затолкал чемоданы под лавки и только после этого попытался отогреть ладонями кусочек оконного стекла. Звякнул станционный колокол, поезд вздрогнул, слегка пихнув пассажиров, лениво поплыл из столицы империи. Художник Рерих уезжал лечиться. Он спешил, и на то были причины. Ему стало известно, что этой ночью случится нечто– оно и случилось. И знал об этом не только Николай Константинович, но и его друг-розенкрейцер– доктор Рябинин. Некоторое время назад преподаватель французского языка в Пажеском корпусе, глава столичных розенкрейцеров-мартинистов Генрих Мебес познакомил его с князем Феликсом Юсуповым. Вскоре этот аристократ стал посещать сеансы гипноза. Юсупов просил Рябинина о психологической подготовке к убийству Григория Распутина, чей взгляд для Феликса Феликсовича был все более непереносим.
В те самые минуты, когда гельсингфорский поезд убегал на север, Юсупов, Пуришкевич и великий князь Дмитрий Павлович тащили по грубому невскому льду еще теплое тело Григория Распутина. И когда эти «молодцы» затолкали в полынью свою тяжелую ношу, словно принося ее в жертву, где-то на северной окраине Петербурга раздался глухой паровозный гудок.
2
В Финляндии Рерих узнал и об успешном покушении на Распутина и о том, что предвидел: империя пала. Власть перешла к Временному правительству. А скоро и оно было свергнуто.
Двадцать шестого октября 1917 года, в дни революции, Рерих разнервничался. В Юхнилахти, где проживала семья, царивший в северной столице бардак казался далеким, хотя до Питера было рукой подать. Жизнь в усадьбе текла медленно, а в город после всех этих известий ехать было опасно.
В своем дневнике он написал в отчаянии: «Верим в единство, зовущее человечество. Знаем властные зовы и провозвестия, не знаем происходящего». Потом в 1919 году Рерих признается: «Время недвижимо в Финляндии и Швеции, информация, доходившая до меня, рисовала большевиков добрыми ангелами-хранителями и обожателями искусства и науки. И мне представлялось, что эта информация была заботливо распространяема большевиками в левой прессе Швеции и в других странах».
Шестого сентября 1917 года Сейм Финляндии утвердил декларацию Свинхувуда об объявлении страны независимой от России. Правительство Германии, войска которой занимали часть территории финнов, отказалось признать новую страну без признания ее своей брестской союзницей– Россией. Свинхувуд обратился к Ленину, и тот вынес этот вопрос на заседание Совнаркома. Совнарком принял постановление о предоставлении независимости Финляндии, а ВЦИК утвердил его 4 января (по старому стилю) 1918 года.
Так Рерих, не уезжая из России, очутился за границей. На Рождество 1917 года Николай Константинович ненадолго все же возвращается в Питер, где даже проводит заседание преподавателей и учащихся школы «Общества поощрения художеств». На улицах рыскают банды, и толпы пьяных солдат обыскивают и убивают прохожих. Холодно и очень хочется есть. Все общее. Этих нескольких дней жути было больше чем достаточно, и он спешно покинул город, возвратившись в маннергеймовскую Финляндию[10]10
Финляндия, во время короткого отсутствия в ней Рериха, превратилась в Финскую Социалистическую Республику. Промелькнула местная, кровопролитная гражданская война. 13 апреля немцы после двухнедельных уличных боев овладели Гельсингфорсом, а 16 мая белый барон Маннергейм, бывший выпускник русской Академии Генерального штаба, в знак окончания освободительной войны устроил парад в столице нового суверенного государства. Граница с Россией была закрыта.
[Закрыть].
Здесь семейство Рерихов проживало в абсолютной безопасности, но практически без средств к существованию. Каким-то чудом в начале 1918 года пришло письмо из Стокгольма. Там с предвоенной Балтийской выставки в Мальме оставались картины русских художников, а среди них и несколько работ Рериха. Профессор Оскар Биорк приглашал художника устроить в Швеции персональную выставку из старых и недавних своих работ, сделанных в Финляндии. К тридцати своим оставшимся картинам Рерих присовокупил свежий карельский цикл. Выставка открылась 8 ноября 1918 года накануне отречения кайзера в Германии. И здесь случилось чрезвычайное.
«В Швеции на выставку Рериха является таинственный господин с невнятной фамилией, спрашивает: «Вы собираетесь в Англию?» – «Откуда вы это знаете?» – «Многое знаем и пристально следим. Не советуем ехать в Англию. Там искусство не любят и ваше искусство не поймут. Другое дело в Германии. Там ваше искусство будет оценено и приветствовано. Предлагаем устроить ваши выставки по всей Германии и гарантируем большую продажу. А чтобы не сомневались, можно сейчас же подписать договор и получить задаток»»[11]11
Рерих Н. К. Эссе «Призраки».
[Закрыть].
За неделю до открытия выставки на том берегу Балтики – в Германии, там, где, как утверждал «таинственный господин», «оценят и поприветствуют», – происходили события, способные потрясти мир.
В Берлине самым надежным местом для хранения оружия и взрывчатки было Советское посольство, открывшееся в столице Германии сразу же после подписания Брестского мира. Боеприпасы шли прямо из Москвы, в дипломатическом багаже. Вместе с ними поступала и литература – листовки на немецком и брошюра Ленина «Государство и революция». А иногда и конфискованные у русской буржуазии бриллианты. Их можно было продать, а на вырученные деньги прикупить еще оружия и тротила. Словом, взрывчатки и винтовок было столько, что канцелярия посольства напоминала солидный арсенал. Каждый день в советской миссии толпились «таинственные господа». Получив смертоносный груз или набив карманы бриллиантами, они разъезжались по городам Германии или рассредотачивались в столице. Господа спешили: на 11 ноября намечалось вооруженное выступление берлинских рабочих.
Третьего ноября в Киле вспыхнул бунт моряков. Матросы и кочегары линейных кораблей императорского флота отказались выполнить приказ командования и сорвали выход в море военных судов. На подавление мятежа были в срочном порядке отправлены верные правительству войска, но они по прибытии перешли на сторону восставших. В Любеке, Гамбурге и Бремене появились вооруженные отряды красных боевиков. Ужас, тихий ужас полз по улицам немецких городов.
Правительство Германии решило перекрыть мощный источник возбуждения, и министр иностранных дел Зольф санкционировал вскрытие многочисленных деревянных ящиков, приходивших на адрес посольства Советской России. Вскрытие показало, что все они были с листовками, напечатанными в Петрограде, и брошюрами Ленина. Советская миссия со скандалом была выслана из Берлина. Легальный, и единственный, путь поступления денежных средств и листовок к немецким коммунистам был неожиданно перекрыт.
Германия находилась в состоянии войны со странами Согласия, и новые трассы для контрабанды средств и литературы нужно было искать в нейтральных странах. Самой удобной из них была Швеция.
Рериху предлагалась роль контейнера, ну разумеется, при солидном гонораре. Свирепая немецкая таможня скорее задержала бы простоватого парня с саквояжем из дорогой крокодиловой кожи, чем мечтательного художника и возвышенного мудреца. Кстати сказать, «таинственным господином», появившимся тогда на выставке в Стокгольме, был Вацлав Боровский. Он был единственным представителем Народного комиссариата иностранных дел в нейтральной стране. В Стокгольме его завалил депешами народный комиссар иностранных дел Чичерин, поручивший ему наладить связь и получение информации из охваченной революцией Германии[12]12
До 15 сентября 1920 года, когда был образован Отдел международной связи, разведка Коминтерна, НКИД являлись единственным источником финансирования зарубежных коммунистических групп.
[Закрыть]. В 1918 году Боровский метался между Стокгольмом, куда приходила почта из Москвы, и Копенгагеном, столицей пограничной с Германией Дании, и буквально хватал за руку всех, кто ему попадался, в тщетной попытке передать чемоданы с деньгами и драгоценностями немецким товарищам. Он и предложил Рериху доходное турне в охваченную революцией Германию. Художник отказался от этой роли. Таких людей, как его несостоявшийся импресарио с невнятной фамилией «Боровский», он считал тогда «наглыми монстрами, которые врут в глаза человечеству».
Шестого декабря, спустя почти месяц, в Стокгольме, как сообщает 2-е Бюро (французская контрразведка), Рерих получает русский паспорт временного правительства № 6245[13]13
ЦАО. Ф. 7. Oп. 1. Д. 391. Л. 534.
[Закрыть]. Этот документ выдавался российским беженцам и позволял им иметь некоторые правовые гарантии. Рерих сразу же написал письмо Дягилеву и вскоре перебрался в Лондон, где приобрел репутацию закоренелого антисоветчика и сторонника интервенции.
Бокий отложил досье. О том, что случилось дальше, он знал по сообщениям «Горбуна».
3
«Горбун» объявился в Лондоне осенью 1919 года. Он поселился в центральной части города – недалеко от Британского музея и университета. Потом его часто видели на улице печатников – Флитт-стрит. Он выдавал себя за русского эмигранта, недоучившегося слушателя Коммерческого училища в Петербурге, интересующегося индийской философией и йогой. Его звали Владимир Анатольевич Шибаев. Он был действительно горбат. В детстве нерадивая нянька уронила его на пол, отчего он и стал горбуном и даже страдал от смещения сердца. Шибаев родился в Риге в 1898 году в семье русского и прибалтийской немки. Он одинаково чисто говорил по-русски и по-немецки и, кроме того, знал английский. Страсть к восточной мудрости привела его в Лондонский университет, где он вскоре нашел себе друзей среди индийских студентов. Часть из них принадлежала к подпольным террористическим организациям или сочувственно относилась к бенгальским боевикам из религиозной секты «Меч и лотос». Эти бенгальцы боролись с Британской колониальной империей с помощью бомб и религиозных радений. Тайные мистические общества Южной Индии использовали индивидуальный и массовый террор в своей религиозной практике. Они ссылались при этом на авторитет основателя «Миссии Рамакришны», мудреца Свами Вивекананды, проповедовавшего культ Шакти – индуистского божества духовной силы. Часто новые индийские знакомые цитировали слова Свами, Оправдывавшего насилие как способ освобождения: «О Индия, неужели ты думаешь такими средствами достигнуть цивилизации и величия? При трусости своих сынов ты не сумеешь достигнуть той свободы, которая является уделом только храбрых и мужественных. О матерь силы, отними у меня мою слабость и сделай меня мужчиной»[14]14
В 1922 году именно эти слова Вивекананды процитирует референтура В. И. Ленина в специальном докладе, подготовленном для вождя (РЦХИДНИ. Ф. 5. Оп. 3. Д. 579. Л. 127.).
[Закрыть].
Среди бенгальцев Шибаев скоро подружился с родственником Рабиндраната Тагора (Тхакура), господином Чаттерджи Сунита Кумаром, стажировавшимся в Школе восточных языков в Лондонском университете. Новый друг однажды представил «Горбуну» двух молодых русских – Юрия и Святослава Рерихов, сыновей русского художника. Судя по их словам, отец также был поклонником восточной мудрости. Но в последнее время переживал глубокий кризис. Наступление белых на Петроград провалилось, ну а, кроме того, русский балетный антрепренер Дягилев, с которым Рерих в последнее время работал как художник-постановщик, стал раздражать Николая Константиновича своими экспериментами, становившимися похожими, по его словам, на «цирк с канканом». Отца печалили и сыновья на почве той же политики. Он входил в эмигрантскую организацию «Liberation Committe» и терпеть не мог юношеского вольнодумства. «Общие наши русские дела приводят в уныние. Здесь прямо волна внимания к большевизму. А из Кембриджа и Оксфорда мне сообщают, что среди студенчества и радость и разрушение. Откуда эта глупость?! Откуда стремление к самоуничтожению?» – укорял Рерих детей[15]15
РГАЛИ. Ф. 2408. Оп. 2. Ед. хр. 8. Лл. 4—5а.
[Закрыть].
Шибаев внимательно слушал рассказы братьев Рерихов об их отце и о чем-то размышлял. Но эти мысли не отражались в его голубых глазах. Он прекрасно представлял, что за фрукт был их папа. Дома у «Горбуна» хранилась вышедшая в 1919 году в одной из берлинских типографий брошюра «Friede und Arbeit». «Вульгарность и лицемерие. Предательство и продажность. Извращение святых идей человечества. Вот что такое большевизм. Это наглый монстр, который врет человечеству. Монстр, владеющий россыпями драгоценных камней», – так клеймил Рерих российских якобинцев.
Шибаев принял приглашение Юрия и Святослава посетить один из спиритических сеансов в их доме и познакомиться с батюшкой поближе. Эта встреча не случайно заинтересовала «Горбуна»– его миссия в Лондоне была не совсем обычной: он приехал сюда как эмиссар Петроградского бюро Коминтерна е массой инструкций и поручений.
С первых дней своего пребывания в Лондоне он зачастил в дом № 152 по Флитт-стрит. Там размещалась редакция коммунистической газеты «Рабочий Дредноут», выпускавшейся феминисткой Сильвией Панхерст. Тогда предполагалось создать базу для английского варианта журнала «Коммунистический интернационал». «Горбун» привез с собой ценности для последующей перепродажи и финансирования издания.
Вот это-то и заботило Шибаева, когда он появился на спиритическом сеансе в квартире художника Рериха в доме № 25 по Куин Гейт Террас, что в двух шагах от Гайд-парка. Со временем встречи стали регулярными, и Шибаев, освоившись, сделал несколько любопытных наблюдений, касающихся материального положения обитателей дома № 25: «Все время было так занято интересными беседами, что я и не заметил, что мы не ужинали и даже не пили чаю. Очевидно, предполагалось, что мы уже поужинали до восьми, и так было всегда при многих дальнейших визитах. Только потом я понял глубокую мудрость этого – ведь у нас всех таким образом сохранялась сосредоточенность устремлений, которая прервалась и ушла бы при отвлечении на еду…»[16]16
«Держава Рериха». М. 1994. С. 334.
[Закрыть].
Вместе с Шибаевым спиритические вечера у Рериха стали посещать русский большевик Андрей Вольский и английская коммунистка, подруга Сильвии Панхерст, критик и суфражистка Амелия Дефрис[17]17
Позднее Рерих демонстративно отвернется от нее, узнав, что Дефрис принадлежит к троцкистам.
[Закрыть].
Шибаев однажды огорошил Рериха одним неожиданным предложением, о котором хозяин дома поспешил в тот же день сообщить в письме княгине Тенишевой: «Деятельность большевиков и их агентов усилилась. Мне предлагали крупную сумму, чтобы войти в интернациональный журнал. Все на почве искусства и знания. С этими козырями они не расстаются»[18]18
РГАЛИ. Ф. 2408. Оп. 2. Ед. хр. 8. Л. 6.
[Закрыть].
Торопясь с написанием письма, Рерих долго думал: отправлять или не отправлять его? Но все же решился и даже дописал: «И есть надежда, что что-нибудь, совершенно неожиданное может повернуть наши события. Думаю, что будет что-то совсем новое»[19]19
Там же.
[Закрыть].
Несмотря на «красную» окраску, «Горбун» в глазах Рериха имел много положительных свойств. Он глубоко разбирался в оккультизме, интересовался восточной духовностью и обладал возможностью познакомить художника с Рабиндранатом Тагором. Да и, кроме того, Шибаев был вхож в английское Теософское общество и имел контакт с его главой Анни Безант. Эта возвышенная дама почему-то настолько доверяла Шибаеву, что предложила ему вступить в парамасоискую организацию «Ко-фримасонри».
Да, на Рериха произвели впечатление успехи его нового знакомого. Однако для него оставалось тайной– почему он выбрал для своей агитации именно его? В действительности ситуация была такова– руководитель Петроградского бюро Коминтерна Григорий Зиновьев считал, что именно мистические тайные общества Запада и Востока, общества, всегда находившиеся в подполье, способны стать союзниками Советов в расширении их скрытых политических контактов, необходимых в условиях дипломатической изоляции России. Одинокий розенкрейцер-изгнанник привлек Шибаева тем же, чем и Шибаев Николая Константиновича– своими связями и знакомствами в таинственном мире всесильного подполья. Несколько дней после откровенного разговора с Шибаевым Рерих пребывал в замешательстве, но все же при следующей встрече он обратился к «Горбуну» с собственным предложением: Рерих хотел, чтобы Шибаев стал его секретарем.
Откроем небольшой секрет– духовные чаепития в Кенсингтоне не остались не замеченными и для Сикрет Интеллидженс Сервис (СИС). Ее сотрудники с некоторых пор вели наблюдение не только за домом художника, но и за «издательством» на Флитт-стрит, 152. Они предупреждали своих французских коллег из 2-го Бюро о близости Рериха к коммунистам[20]20
ЦХИДК, Ф. 7. Oп. 1. Д. 391. Л. 539.
[Закрыть].
* * *
Спустя годы, во время визита Хрущева в Индию, Делийский университет, где Шибаев преподавал русский и немецкий языки, посетил скромно одетый чело-век. Он появился утром перед занятиями. Один, без охраны. Быстро прошмыгнув через холл, он скользнул в кабинет Шибаева и провел там несколько минут. Этим человеком-скромником был член советской правительственной делегации, руководитель КГБ СССР Иван Александрович Серов[21]21
Со слов бывшего преподавателя Делийского университета Александра Есаулова. В частных разговорах со своим сослуживцем Шибаев настойчиво рассказывал одну и ту же легенду своего знакомства с Николаем Константиновичем: «Рерихи вывезли меня из Риги». В своих недавно вышедших мемуарах Шибаев рисует совершенно иную, но также далекую от истины картину: «Впервые я познакомился с Николаем Константиновичем и его семьей в Лондоне в 1919 году. Тогда я еще не знал, что эта встреча изменит весь ход моей жизни! Н. К. зашел в издательство на Флитт-стрит, где я работал, справиться, не знают ли они кого-нибудь, кто мог бы срочно перепечатать на русской машинке его новую книгу «Цветы Мории». Я был рад это сделать, познакомившись при этом с глубоко своеобразными идеями этих стихов, а особенно с циклом «Мальчику» и «Ловцу, входящему в лес» (Еще одна подтасовка Шибаева – это стихотворение Рериха имеет точную датировку– 15 апреля 1921 года. Чикаго, США.) Я сразу был привлечен к Рериху как к писателю-мыслителю». («Держава Рериха». С. 333.)
[Закрыть].
