Текст книги "Битва за Гималаи. НКВД: магия и шпионаж"
Автор книги: Олег Шишкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
Двадцать третьего октября Кордашевский сделал запись о том, что Кончок уже давно отмежевался от экспедиции[229]229
Декроа Н.(Н. В. Кордашевский). «С экспедицией Н. К. Рериха по Центральной Азии». Л. 120. 23 октября.
[Закрыть]. Полковник отметил этот факт и не придал ему особого значения. А зря. Через несколько дней этот тибетец будет уже в Лхасе и получит аудиенцию у самого Далай-ламы XIII. На конфиденциальной встрече с мистическим монархом Кончок предложит ему то же, что должен был предложить и Рерих, не задержись караван на плато Чантанг. Вот что сообщает о миссии этого сторонника Панчен-ламы тибетский политик и историк Шакамба: «Китайское правительство делало несколько попыток послать в Тибет своих представителей; однако ни разу их желание не было удовлетворено. В 1927 году, когда тибетский аббат, Кончок Юнгас из монастыря Юнгон в Пекине, возвратился в Тибет, президент Чан Кайши передал ему письмо для Далай-ламы. В этом письме президент предлагал Далай-ламе полную поддержку, если тот согласится, что Тибет становится частью Китая. Он также предлагал возвратить Панчен-ламу в Тибет без каких-либо предварительных условий. Поскольку Чан Кайши писал ему в первый раз, Далай-лама принял письмо и посланца. Далай-лама сказал аббату, что он приветствует возможность поддержания дружеских отношений, однако полностью отверг вторую часть предложения Чан Кайши»[230]230
Shakambpa W. D. Tibet. A political history. – New-York: Potala Publications. 1984.– P. 266.
[Закрыть].
Глава 29. Игра в открытую
1
Блокированная на Чантанге экспедиция в действительности регулярно сносилась с Лхасой по своим неофициальным каналам. Основная информация о положении дел в тибетской столице и о расстановке сил в правительстве Далай-ламы XIII поступала от так называемого монгольского посольства, которое возглавлял представитель ЦК ВКП(б) калмык Чапчаев и которое продолжало оставаться в Лхасе. Так, 2 декабря стало известно, что «монгольское посольство высылается в Ургу уртонами. Чапчаева называют русским. Про нас по дороге из Лхасы в Нагчу рассказывают, что пришло много русских и монголов»[231]231
«Миссия Рериха. Развенчанный Тибет». Дневник доктора миссии К. Н. Рябинина. Л. 731–732. 2 ноября.
[Закрыть].
Через несколько дней доктор Рябинин запишет в дневник еще несколько любопытных строк: «Опять неожиданный вестник монгол, бежавший, по его словам, из Нагчу…Между прочим, сегодняшний вестник сообщил, что по дороге между Нагчу и Лхасой стоит много тибетских войск»[232]232
Там же. Л. 744. 5 декабря.
[Закрыть].
Все странники, входящие в контакт с экспедицией, планомерно фиксировались полковником Кордашевским и 5 декабря он отметил: «Приехал очень подозрительный лама. Возможно, это беглец из монгольского посольства Чапчаева. Им привезено сведение, что тибетские войска сосредоточиваются между Нагчу и Лхасой, а в последнюю будто бы вошли англичане с артиллерией»[233]233
Декроа Н. (Н. В. Кордашевский). «С экспедицией Н. К. Рериха по Центральной Азии». Л. 123. 5 декабря.
[Закрыть].
Тибетский историк Шакамба сообщал о миссии Чапчаева следующее: «В 1927 году несколько бурят-монгольских монахов, предводительствуемые человеком по имени Цангпо[234]234
Так тибетцы называли Чапчаева.
[Закрыть], приближались к Лхасе со стороны Нагчу с двумя целями – поддержать дружественные отношения с правительством Тибета и одновременно воздействовать на него с помощью советских пропагандистских лозунгов. Коль скоро они успели проникнуть в Лхасу, Далай-лама удостоил их аудиенции. Однако во время этой встречи он не отступил ни на один шаг от симлского договора с Британией, условия которого строго запрещали всякие контакты с иностранными державами. В итоге просоветски настроенным бурятам не удалось добиться никаких реальных результатов»[235]235
Shakambpa W D. Tibet. A political history. – New-York: Potala Publications. 1984.– P. 266.
[Закрыть].
Знаменитый британский дипломат и разведчик сэр Чарльз Белл по-своему описывал пребывание посольства Чапчаева в столице Тибета: «В 1927 году партия монголов прибыла в Лхасу. Очевидно, они были агентами Советского Союза. Они раздали большую часть денег и сделали массу фотографий. Они сказали, что русские помогут Тибету оружием и людьми. «Британцы – говорили они – посылают только оружие, но мы пошлем и людей» Они оставались в Лхасе с весны 1927 года по декабрь того же года»[236]236
Bell Ch. Rortrait of the Dalai Lama. – London, 1946.—P. 366.
[Закрыть].
Все, что касается миссии Чапчаева, заносится Кордашевским в дневник: «Получены сведения, что губернаторы, получив сведения о бунте находящегося в Нагчу монгольского посольства, повернули обратно»[237]237
Декроа H. (H. В. Кордашевский). «С экспедицией H. К. Рериха по Центральной Азии». Л. 137. 5 января.
[Закрыть].
Несомненно, и Чарльз Белл и подполковник Бейли контактировали с Кордашевским и конспиративно посылали ему инструкции, ведь он обладал уникальной возможностью освещать события изнутри – из лагеря каравана. Но как только сотрудники экспедиции начали догадываться о роли Николая Викторовича, перед ним стал разыгрываться спектакль, главным героем которого стал всем известный англоман Николай Рерих. 9 января после встречи и перебранки с губернаторами крепости Нагча Николай Константинович разражается гневной тирадой с заламыванием рук. Весь этот пафос Ниагарой обрушивается на полковника: «Я отказываюсь понимать, так начал НКР, как губернаторы решились говорить так скверно об англичанах при иностранцах. Вполне официально и при свидетелях. И это в то время, когда Великобритания и Тибет находятся в отношениях «благоприятствующих» держав. Сколько помогли им англичане в дни китайской оккупации да помогают и теперь, так как только благодаря договору Англии с Китаем последний не наводняет своими войсками Тибет»[238]238
Декроа Н. (Н. В. Кордашевский). «С экспедицией Н. К. Рериха по Центральной Азии». Л. 139. 9 января.
[Закрыть].
2
Неизвестно, какой бардак творился в Лхасе, но неожиданно условия пребывания каравана на плато Чантанг резко изменились. Вначале миссии «Всемирного Союза Западных Буддистов» разрешили переехать в дом в одном из ближайших монастырей, а затем и вовсе в крепость Нагча. Все это время Рерих не оставлял попыток послать различные телеграммы то самому политическому резиденту Бейли с требованием содействия в движении каравана, то консулу США в Калькутту, то, наконец в американский сенат. Постоянные апелляции к Америке сделали свое дело, и это также отметил зоркий глаз Кордашевского: «Правительство Далай-ламы никак не хочет признавать в НКР посла западных буддистов и цитирует его как великого посла, почему-то американского парламента»[239]239
Декроа Н. (Н. В. Кордашевский). «С экспедицией Н. К. Рериха по Центральной Азии». Л. 189. 9 января.
[Закрыть]
Седьмого февраля экспедиция получила уведомление о том, что правительство Тибета все же разрешило каравану пройти в Сикким и даже предоставит для этого вьючных животных – яков, взамен павших от изнурительного похода, а главное– от истощения. При этом правительство Тибета позволяло миссии прибыть в Лхасу. Впрочем, Рерих в присутствии Кордашевского отказался от поездки в таинственный для европейцев город. Он и слышать о нем не желал. И смотреть-то на него не хотел. Да и что там было делать после всех мытарств, которым подвергся караван благодаря правительству Тибета. Нет, если ехать, то не в Лхасу, внушал Рерих Кордашевскому. Вопрос о посещении столицы Тибета продолжал волновать полковника, а когда 5 марта 1928 года караван вновь двинулся в путь, Лхаса не давала ему покоя – в случае захода в столицу Тибета Рерих наверняка имел бы аудиенцию у Далай-ламы. И тогда Кордашевский должен был заранее предупредить об этом Бейли и с его помощью изобличить Николая Константиновича.
«Между прочим касались вопроса о посещении нами Лхасы, которая от нас так близко и войти в которую не представляло бы особой трудности… и ставлю вопрос: желательно ли войти, вообще побывать там. Вообще Лхаса не входит в план нашего движения. И НКР говорит так: Вы же сами знаете, Лхаса ничего из себя не представляет, кроме свалки нечистот», – записывал с раздражением полковник[240]240
Там же. Л. 183. 22 марта.
[Закрыть].
И несколько дней спустя Рерих вновь парировал выпад настырного начальника охраны экспедиции.
«Сегодня так же выяснилось, что мы не получили маршрут Тенгринор – район Лхасы – Гианзе, исключительно потому, что НКР на этом пути совершенно не настаивал»[241]241
Декроа Н. (Н. В. Кордашевский). «С экспедицией Н. К. Рериха по Центральной Азии». Л. 189. 9 января.
[Закрыть].
Чтобы всегда иметь человека, который будет наблюдать за полковником, к нему в качестве слуги приставили вернувшегося из Лхасы тибетца Кончока, и тот мастерски выполнял свои обязанности. У полковника это вызывало скрытое раздражение, тем более что невоспитанный тибетец имел привычку появляться в самый неподходящий момент и мог увидеть некоторых «вестников», с которыми иногда встречался полковник. «Кончок, тибетец, приставленный ко мне для услуг, приносит в палатку чай»[242]242
Там же. Л. 192. 4 апреля.
[Закрыть]. Ну и кроме того, Рерих неоднократно упоминал в разговорах с Николаем Викторовичем, что они вынуждены будут скоро расстаться – еще до прихода в Сикким, чем несколько озадачил Кордашевского. «Вечером НКР заходит ко мне в палатку и, поговорив, с улыбкой говорит – значит, скоро расстаемся. Но где? Когда?»[243]243
Там же. Л. 182. 21 марта.
[Закрыть] «Наша разлука близка»[244]244
Там же. Л. 201. 15 апреля.
[Закрыть].
3
Возле крепости Сага-дзонг экспедиция разделилась. Раздел этот Рерих разъяснил Кордашевскому в соответствии с легендой. Караван якобы подошел к запретной для непосвященных зоне, охраняемой архатами. Доступ туда возможен уже не для всех. Там в священной долине, где расположена башня правителя Шамбалы, Рерих передаст возвращавшийся из Европы священный осколок, который из долины Шибочена везли в специальной шкатулке, прикрепленной на спине пони.
Разделившись, одна часть экспедиции продолжила движение к Сиккиму маршрутом, указанным в специальном лхасском документе, другая же двинулась в ином направлении. Разделению экспедиции предшествовала встреча с караваном ламы-торговца из монастыря Ташилунпо, бывшей резиденции Панчен-ламы[245]245
Рерих Ю. По тропам Срединной Азии. – С. 418.
[Закрыть].
Караван состоял из яков, навьюченных тюками с чаем, одеждой и еще каким-то металлическим барахлом, и большого табуна лошадей без грузов. Торговец ехал в сопровождении воинов в красных тюрбанах и вооруженных маузерами и манлихерами. «Навстречу нам поднимается в горы монастырский караван с чаем, из Ташилумпо, знаменитой осиротевшей резиденции Таши-ламы. Конвоируют караван прекрасно вооруженные ружьями новейших систем всадники – это монахи. Одеты они в яркие кафтаны и сидят на прекрасных лошадях»[246]246
Декроа Н. (Н. В. Кордашевский). «С экспедицией Н. К. Рериха по Центральной Азии». Л. 209. 25 апреля.
[Закрыть], – восхищался неизвестными Кордашевский. «Красные тюрбаны» монахов-воинов говорили о принадлежности их к красной секте, второго ответвления в ламаизме после секты гелугпа. Они принадлежали к мистическому тайному обществу «Братья и друзья Тайного». Эти вооруженные люди уже давно поджидали караван. Они должны были взять у экспедиции ящики – военное снаряжение, которое 27 июля прошлого года Портнягин закупил для них в селении Чьанг-ма в Цайдаме[247]247
Рерих Ю. По тропам Срединной Азии. – С. 228 и 255.
[Закрыть].
Да, у Сага-дзонга экспедиция разделилась. Маршрутом на Сага-дзонг отправлялись Юрий Рерих, Кордашевский, Елена Ивановна Рерих, Портнягин. А уходили в неизвестном направлении Николай Рерих, Панкратов и доктор Рябинин.
На прощание между Рерихом и Кордашевским состоялся задушевный разговор.
«Вы знаете, как сообщаться с нами в случае необходимости – и знаете, что не следует злоупотреблять этой возможностью.
Вам даны все необходимые знания. И заслуга Ваша будет в том, чтобы победа была достигнута Вами единолично, своими собственными силами. Вы Мономах – единоборец.
Рука НКР поднялась, как бы в благословляющем движении, и я опустил голову»[248]248
Декроа Н. (Н. В. Кордашевский). «С экспедицией Н. К. Рериха по Центральной Азии». Л. 210. 25 апреля.
[Закрыть].
С Рерихом продолжали путешествие и монголы. Они шли в Лхасу и были попутчиками.
4
Через десять дней, 5 мая, Рерих вновь появился в лагере экспедиции в сопровождении ламы из Таши-лунпо, главного оппозиционного центра Тибета. Появление Николая Константиновича вновь вывело из себя полковника. Но он, конечно, не подал вида и продолжал путешествие с караваном. Полковник мог только гадать, где провел эти десять дней петербургский мистик и с кем он встречался. Загадка эта долго мучила и английского политического резидента в Сиккиме подполковника Бейли, а также сотрудников британских спецслужб генерала Айсморгена, полковников Сондерса, Роуленсона и Уильямсона. В ближайшие месяцы они получили на нее ответ.
Глава 30. Территория спасения
Уставший караван спустился в райскую долину. После сотен верст пути тропические джунгли и бесконечный гомон птиц казались волшебным наваждением. Путь лежал к столице княжества Сикким, городку Ганток. Путешественников встретил услужливый подполковник Бейли, Первым делом он справился о здоровье семьи Рерихов. Он совершенно не понимал, как можно было так долго держать караван на плато Чантанг. Глава каравана поблагодарил его за теплую о них заботу. Впрочем, им обоим было известно, какую роль каждый из них сыграл во всей этой истории. Но Бейли втайне был восхищен этим русским, который имел влиятельных покровителей в сенате и конгрессе США, среди крупных британских промышленников и японских бизнесменов и даже во французском МИДе. В любой момент эти люди могли прийти к нему на помощь и пробить для него любую брешь.
Конечно, подполковник Бейли сожалел, что не мог арестовать Рета Ригдена. И все же он утешал себя тем, что планы большевиков были расстроены и тибетская оппозиция затаилась до срока.
Между тем семья Рерихов на время остановилась в бунгало Бейли. Они действительно устали. Устали от дороги, политики, мистики. Экспедиция была окончена, и осталось лишь просмотреть дневники.
А что же Шамбала? Она осталась где-то там, на севере, незавоеванная, непокоренная, неприступная и невидимая, как град Китеж. Страна, обитатели которой знали самую главную тайну – секрет полной власти над человеком, оставалась загадкой. Там знали, какую кнопку следовало нажать, чтобы полностью подчинить себе чью-то волю.
В Гантоке путники оставались недолго. Позднее они переместились в Дарджилинг. И отсюда внимательно следили за сообщениями из Тибета.
В августе 1928 года на юге Тибета образовалось повстанческое движение. Поводом для бунта стал визит лхасской комиссии для сбора налогов. Крестьяне отказались платить подати и убили правительственных сборщиков. В ответ на это из столицы прибыл карательный отряд в пятьсот человек, но его встретило прекрасно вооруженное население. Лхасское правительство, опасаясь распространения повстанческого движения, спешно провело дополнительную мобилизацию, готовя новый военный рейд в районы, охваченные смутой. Боевые действия разворачивались и в городке Гьятзе, где к повстанцам примкнули бывшие гвардейцы Панчен-ламы. Сопротивление было настолько яростным, что лхасским войскам пришлось отступить. Более того, на обширной территории, охваченной восстанием, повстанцы создали свою власть[249]249
Леонтьев В. П. Иностранная экспансия в Тибете. 1888–1919.– М.: Изд. АН СССР. 1956.
[Закрыть].
И все же, когда ситуация достигла накала, правительство Лхасы прибегло к помощи английской армии. В горных районах на озерах появились британские гидросамолеты. Они высадили десант, который эффективно разогнал отряды повстанцев и примкнувших к ним кочевников-номадов. Здесь в степных горных районах это было сделано без особого труда.
Шла странная война. Британцы считали, что они обороняют дальние рубежи колониальной империи. Номады и горцы сражались за независимость протектората. Их тайные лидеры, получавшие инструкции из Москвы, мечтали о превращении средневекового Тибета в Тибет коммунистический. Коминтерновские бонзы считали битву в горах борьбой за Всемирную федерацию. Кое-кто смотрел на случившееся как на проявление всеобщего хаоса. И только члены ЕТБ знали, что шло сражение за территорию спасения, за всемирный Арарат, на котором уцелеют последние пророки последней цивилизации, когда поднимутся воды нового всемирного потопа.
Восстание номадов провалилось. Многие погибли. Спаслись только те, кто успел отступить маленькими группами в лесные районы. Бунт угас. Жизнь продолжалась.
Эпилог. В пасти льва
Семь лет спустя, в январе 1935 года, Рерих, его жена и сын Юрий прибыли в Пекин, совершая вторую Азиатскую экспедицию. На этот раз их интересовали засухоустойчивые злаки, произрастающие в степных районах Китая. Официально экспедиция патронировалась Департаментом сельского хозяйства США и его главой Генри Уоллесом.
Семейство остановилось в номерах «люкс» пекинского отеля «Де Вагон Ли». Рерихи вели жизнь светских людей: обедали у голландского посланника, посещали представительство фирмы Форда, копались в книжных развалах дорогих букинистических магазинов. В марте было решено выехать в степь и провести полевые исследования и сбор гербария в районе селений Цаган-Куре и Наран-обо, что рядом с границей Монгольской Народной Республики– «в одном дне конного пути»[250]250
Рерих Н. К. Листы дневника. М.: МЦР, – 1995,– С. 531.
[Закрыть]. На той стороне уже красные флаги. Но путешествие откладывалось до лета. А пока Рерихи изучали жизнь Пекина.
И хотя внешне время для путешественников текло размеренно и спокойно, 8 января Николай Константинович сделал запись в дневнике: «Но ясно одно, что приходится обращать внимание даже на малые, казалось бы, детали, которые могут вести к новым раскрытиям. Вчера же получили телеграмму из Харб.
(Харбина – О. Ш.) с повторением той же криптограммы о комнатах. На этот раз дешифровали криптограмму и поняли: в ней совет не останавливаться у одного лица. Совет правильный»[251]251
Дневник Экспедиции Н. К. Рериха. 1934–1935. Музей Н. К. Рериха, Нью-Йорк, запись от 8 января 1935 г.
[Закрыть].
И на этот раз жизнь Рериха протекала под пристальным вниманием спецслужб различных держав. Особый интерес его поведение вызывало у французской контрразведки. Информация о контактах Николая Константиновича тщательно анализировалась и направлялась в парижскую штаб-квартиру Сюрте, откуда она уходила в МВД и Министерство обороны Франции. Основные сообщения поступали от источника n* Р-1190, охарактеризованного как «надежный». 23 января он зафиксировал встречу Николая Константиновича и сотрудника Разведывательного управления Красной Армии Александра Федоровича Гущина, одного из самых Мощных советских агентов в Китае. В середине 20-х годов этот бывший офицер царской армии выполнял задания главного политического советника СССР в Китае Михаила Бородина и пользовался доверием главного военного советника СССР маршала Блюхера[252]252
ГАРФ. Ф. 5873. Oп. 1. Д. 8. Л. 84–85.
[Закрыть]. В начале 30-х годов Гущин заявил своим знакомым, что решил порвать с Советами – об этих контактах было известно многим. Разумеется, все сказанное Александром Федоровичем было ловкой игрой, и он продолжал выполнять задания, приходившие из Москвы. Он лихо сорил деньгами, имел недвижимость в Шанхае и Токио и на фоне эмигрантского полунищенского существования выглядел весьма респектабельно. Его визиты в столицу Японии совершались с постоянной периодичностью – он говорил, что имеет там дело. (Бывший шифровальщик военных атташе Красной Армии в Шанхае, Чанчуне и Харбине Николай Иванович Трофимов сказал четыре года назад: «Гущин? Да он был связным с Токио».)
Гущин появился в отеле «Де Вагон Ли», когда тот самый срок, десять лет, который Рерих оговорил с советскими вождями для своего возвращения, подходил к концу. Сотрудник Разведупра застал его тогда, когда художник уже жалел о своем обещании, хотя еще не отказался от прошлого столь решительно: «В 1926 году было уговорено, что через десять лет и художественные и научные работы будут закончены»[253]253
Рерих Н. Зажигайте сердца. – М.: Мол. гв. – 1990.– С. 131.
[Закрыть].
Да, в тот момент он уже был другим человеком, не тем Рерихом, подписавшим щедрое завещание весной 1926 года в генеральном консульстве СССР в Урумчи, назвавшим своим главным наследником «Всесоюзную коммунистическую партию», а главными распорядителями– Сталина и Чичерина. Им было завещано все: «все мое имущество, картины, литературные права, как и шеры американских корпораций». Правда, в свои права они могли вступить лишь после смерти жены, Елены Ивановны.
Вестника Рерих ждал давно, и вот он вошел в его номер. Доверимся же теперь надежному источнику французской контрразведки n* Р-1190 и его скупому но впечатляющему отчету о встрече агента Разведупра с Николаем Константиновичем: «..Рерих отказался вести переговоры с Гущиным по поводу дела в Монголии. Неизвестны детали этих переговоров, но известно, что Гущин– человек очень решительный, очень умный и имеет большое влияние в Монголии. Поэтому это дело могло бы иметь важные последствия»[254]254
ЦХИДК. Ф. 7. Oп. 1. Д. 391. Л. 548.
[Закрыть].
Гущин, предлагавший Рериху уход в МНР, даже не предполагал, что встретит с его стороны отказ. Но что же еще мог сказать ему человек, только вчера, 22 января, назвавший в своем дневнике решение Сталина об уничтожении русских храмов «адским»[255]255
Рерих Н. К. Листы дневника. М.: МЦР. – 1995.– С. 152.
[Закрыть]. Уходя, Гущин просил его еще раз хорошенько обдумать свой ответ.
Несколько месяцев спустя Рерих появился с экспедицией в приграничных с МНР районах. Здесь, в селениях Цаган-Куре и Наран-обо он провел время за сбором гербария и мрачными раздумьями. Он вспомнил, как в конце 1929 года в американской прессе промелькнуло сообщение о расстреле в СССР Блюмкина только за одно то, что он, будучи в Турции, посетил главу левой оппозиции Троцкого, жившего на Принцевых островах. Знакомство с расстрелянным чернело на художнике каиновой печатью, и в России, где за одну неосторожную фразу можно было схлопотать десять лет строгого режима, Рериху не на что было надеяться. НКВД выстраивал теперь простую цепочку доказательств: Троцкий был английским шпионом, Блюмкин, его бывший секретарь, стал «главарем вооруженной лейб-гвардии» Троцкого и был «эсеровским убийцей, с 20-х годов с собачьей преданностью следовавшим за Троцким»[256]256
Сиверс М., Кан А. Тайна война против Советской России. – М.: Гос. изд-во иностранной литературы. 1947.– С. 237.
[Закрыть], ну а Рерих входил в эту лейб-гвардию, когда путешествовал с Блюмкиным по Центральной Азии.
Мог ли Рерих рассчитывать на покровительство тех, кто принимал его на Лубянке летом 1926 года? Нет. Трилиссер уже не руководил Иностранным отделом (разведка). Генрих Ягода находился накануне отставки, но он бы и не помог в первую очередь – так как выступал в 1929 году за смертный приговор Блюмкину. Ну а Глеб Иванович Бокий уже не возглавлял Спецотдел при ОГПУ, а являлся начальником Восьмого шифровального управления НКВД, функции которого были значительно уже.
Мог ли Рерих, помимо него, расчитывать на других членов ЕТБ?
Братья по-прежнему продолжали встречаться и проводить медиумические сеансы, вызывая души умерших или на групповых сеансах связываясь с ноосферой. Однако результаты ответных сообщений из запредельного пространства были чудовищны – почти всем предсказывалась насильственная смерть в 1937 и 1938 годах. Многим раскрылись часы и даты их кончины. Все было обрисовано в самых интимных деталях, и братья как завороженные ожидали того неотвратимого мига, когда кровавый молох соберет свою жатву.
Седьмого сентября 1935 года вместо Урги Николай Константинович и его семья возвратились в Пекин. Скоро они покинули столицу Китая и надолго обосновались в поместье Нагар в индийской долине Кулу. Здесь их застало известие из США о махинациях директора Музея Рериха Луиса Хорша. Он начал в Америке процесс против художника, связанный с какими-то тонкими юридическими проблемами с налогами, и поставил своей целью доказать, будто именно ему теперь принадлежит то, что Рерих называл «все мое имущество, картины, литературные права и шеры американских корпораций». Хорш заявлял о каких-то долгах и векселях художника еще с первой экспедиции. Было ли это для Рериха неожиданностью? Только отчасти. Агент «Буддист» действовал в рамках аварийной, инструкции Москвы, имея в сейфе дубликат завещания из Урумчи. Но делал это так, как будто Рериха и Елены Ивановны не было в живых. Это означало только одно – их уже приговорили.
Да, их приговорили. И пытались под любым предлогом «вытащить» в СССР. Для этого использовались посол во Франции Суриц и художник Грабарь. Они переписывались с Рерихом, предлагали приехать и «своими глазами увидеть…», настаивали и клялись. Но он давал уклончивые ответы. Говорил о каких-то проблемах.
А 16 мая 1937 года навсегда захлопнулась еще одна дверца в прошлое. В тот день начальник сводного отдела IV управления при НКВД (до 1934 года Спецотдел при ОГПУ) Глеб Бокий был вызван к наркому внутренних дел Николаю Ежову. Шеф потребовал от него компрометирующие материалы на некоторых членов ЦК и высокопоставленных коммунистов. Его обращение по этому поводу именно к Глебу Бокию отнюдь не являлось случайностью – начальник отдела «при» НКВД был главным хранителем всех государственных тайн. При этом Ежов ссылался не на собственную волю. Он заявил буквально следующее: «Это приказ товарища Сталина!» Бокий в ответ вспылил: «А что мне Сталин?! Меня Ленин на это место поставил!» Эти слова стоили ему очень дорого – домой он уже не вернулся.
«Черная книга» – черное досье, о котором однажды упомянул Блюмкин во время скандала с Барченко, стояло за ликвидацией всех, кто хотя бы знал о ее существовании в 1937 году. Какие именно материалы содержались в досье и почему Бокий проявил такое упорство в разговоре с наркомом внутренних дел? Ну хотя бы информация о том, что Исаак Бабель является любовником жены Ежова. Что сам Ежов – гомосексуалист. Что товарищ Агранов, глава секретного отдела НКВД, живет с Лилей Брик, женой комкора Примакова. Что Иосиф Виссарионович страдает прогрессирующей паранойей. Что Сталин и Енукидзе любят спать с грудастыми бабами из хора Пятницкого, а Карахан и всесоюзный староста старик Калинин предпочитают балерин из Большого театра. Что весь ЦК погряз в пороке и грехе. Что все кремлевские бонзы – заурядные негодяи, дорвавшиеся до власти.
Материалы исследований Барченко длительное время хранились в кабинете Бокия. Однако незадолго до арестов, проведенных летом 1937 года среди сотрудников Спецотдела, заместитель Глеба Ивановича Евгений Гопиус вывез к себе на квартиру ящики, в которых находились папки лаборатории нейроэнергетики. Но и он не избежал расстрела, а документы пропали, после того как в доме Гопиуса произошел обыск. Или по крайней мере кто-то хотел, чтобы их считали утраченными. Скоро все члены тайного общества «Единое Трудовое Братство» были схвачены и расстреляны. Первым погиб Бокий (15.11.1937), затем член ЦК Москвин (27.11.1937), затем Барченко (30.04.1938) и замнаркома иностранных дел Стомоняков (16.07.1941) и многие, многие остальные…
В столице Красной Шамбалы набирала темп косовица неугодных.
А по ночам откуда-то из центра Москвы летел радиосигнал. Он плыл над Красной площадью и Мавзолеем махатмы. Над стадионом «Динамо» и зданием бывшей страховой компании «Россия», над всей бессонной столицей, запруженной черными «воронками». И гипнотический призыв морзянки долетал до поместья в Нагаре коротким и невыполнимым приказом: «Приди в Шамбалу тчк… Приди в Шамбалу тчк… Приди в Шамбалу тчк…».
