Текст книги "Там, за зорями"
Автор книги: Оксана Хващевская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Глава 8
Дожди закончились, погода восстановилась, засияло солнышко, снова стало тепло, и май завладел землей. Каждый новый день был полон сюрпризов, каждый новый день казался совершенно не похожим на прошедший Каждое следующее утро, распахивая окно в своей маленькой спаленке, Злата подмечала все новые и новые изменения в природе. Как-то уж очень быстро пошла в рост трава на лугах, оделась в листву береза под окном и теперь шелестела нежными, ярко-зелеными резными листочками. Тянулись к небу и солнцу озимые на полях, луга золотились от буйства одуванчиков, зацветали сады…
Злата ни одной лишней минуты не задерживалась в доме. Она жила одна, и кучи грязного белья и горы немытой посуды ее не беспокоили. Так же, как и ежедневная уборка в доме. Ей некогда было наводить там порядок, все дни напролет она проводила на улице. И как мама и предполагала, она почти не готовила себе, обходясь кофе, бутербродами, салатами и овсяной кашкой с разными сухофруктами и орехами. Позавтракав и приведя себя в порядок. Полянская вешала через плечо сумку с ноутбуком на широком ремне и уходила на целый день из дома.
Деревенская тишина и покой царили кругом, лишь иногда нарушаемые звуками извне, но и они почти не касались сознания. Бывало, за весь день девушка не встречала ни одной человеческой души и ото ее как раз не беспокоило. Она не искала ни общения ни компании. Одиночество, блаженное, успокаивающее как колыбельная, которую когда-то пела Злате бабушка. как-то сразу и навсегда полюбилось ей. Оно не было ни угнетающим, ни тяжелым, наоборот легким, добрым, тихим, светлым, как вечер с соловьиными переливами. Оно было искренним, без сожалений, грусти и едкости. Теплым и уютным, как плюшевый плед, которым девушка укрывалась вечерами, устраиваясь с чашкой чаю у открытого окна. Оно было в ароматах цветущих садов и в неземном, чарующем воздухе. Она любила это деревенское одиночество, что было удивительно, но она не хотела остаться с одиночеством здесь навсегда.
У нее всегда с собой был мобильный телефон, и звонки мамы, Леши или ее многочисленных знакомых иногда нарушали ее уединение, но не досаждали. Бродя по окрестностям, она иногда заходила довольно далеко, но чаще всего усаживалась где-нибудь в тенечке у копанки или под яблоней в старом саду Масько, открывала ноутбук и чувство реальности оставляло ее. Впрочем, порой ей было трудно понять, где заканчивается нереальный вымышленный мир и начинается настоящее… Она ведь писала о Горновке, обо всем, что окружало и было бесконечно дорого. Она писала о людях, которые в большинстве своем были так же peaльны, как и сама деревня.
Однажды она засиделась в саду. Солнце только опустилось за далекий лес на горизонте, край неба был окрашен нежно-розовым, золотистым и бирюзовым, переходя на высоте в густую синеву. Еще один теплый неспешный вечер медленно опускался на землю. Глубокие тени ложились в саду. Стихли пчелы, весь день не смолкавшие в цветущих кронах яблонь. Залился трелью соловей… Зато напала мошкара, и Злате приходилось то и дело отмахиваться от нее, но уходить все равно не хотелось.
Оторвавшись от ноутбука, она подняла голову и огляделась по сторонам в поисках ветки, которой можно было бы отгонять от себя мошек, жалея, ч то не додумалась прихватить с собой средство от насекомых. Цветущие яблоневые ветки ломать жалко. а ничего другого поблизости не было, но что-то следовало придумать, и немедленно.
Злата набросила на голову капюшон, натянула рукава на запястья и только сейчас заметила идущего по дороге мужчину. Он шел, не торопясь, засунув руки в карманы джинсов. Девушка наклонила голову, пытаясь из-под ветвей разглядеть его, а он в это время подошел к саду Масько и свернул с дороги. Полянская мгновенно узнала его и в панике огляделась по сторонам. Бежать некуда, да и поздно. Он, безусловно, увидит, если она сейчас схватит в охапку ноутбук и трусливо пустится бежать в поля, а потом придется терпеть его ухмылочки, насмешки и издевательства.
Дорош так уверенно направлялся в сад, как будто знал, что она здесь. А впрочем, сегодня за весь день она не раз видела и обоих Масько, и Сашку, которые, возможно, и поведали ему о ее местонахождении, а она даже не знала, что он снова в деревне. С той памятной ночи на Радуницу они больше не встречались. Она ни разу не видела, чтобы его машина повалялась в деревне, и, справедливо полагая, что он уехал, в душе была этому только рада.
И вот теперь он неторопливо шел через сад, пригибаясь под низкими ветками, и сбивал ногами одуванчики и анютины глазки. Где-то на полпути он отломил яблоневую ветку. Злате не хотелось смотреть на него, хотелось сделать невозмутимое безразличное, отрешенное лицо, но почему-то не получалось. Сквозь полуопущенные ресницы она наблюдала за его приближением. Светлая рубашка с коротким рукавом, в которую он был одет, оттеняла его смуглую кожу. Черные волосы как всегда, были небрежно зачесаны набок, а темные глаза, цвет которых оставался для нее загадкой, весело поблескивали.
– Добрый вечер, Злата Юрьевна! – церемонно сказал он, останавливаясь рядом с ней и протягивая яблоневую ветку. Его фирменная плутоватая улыбка медленно расплывалась на лице.
Полянская кивнула в ответ, взяла ветку и стала неторопливо перебирать пальцами по клавиатуре ноутбука, глядя в монитор. Всем своим видом ей хотелось показать: ей нет до него дела, она ужасно занята и вообще не жаждет общения. И неважно, что на самом деле каждой клеточкой тела она чувствовала его близкое присутствие и его запах…
Запах! Аромат его парфюма!
Сердце кольнуло в груди, и стало трудно дышать. На щеках вспыхнул румянец, и ей пришлось ниже опустить голову, чтобы он не увидел этого, и убрать руки с клавиатуры, чтобы их дрожь не выдала ее смущения.
Тогда, той ночью, в домике бабы Мулихи от ее таинственного любовника тоже пахло! Пахло как-то по-особенному. Толи таким был запах его тела, то ли это все же был дорогой парфюм. Тогда и сейчас Злата не могла сказать со всей определенностью, но одно было очевидно: этот запах действовал на нее одинаково и тогда, и сейчас, пробуждая некое неясное томление.
Совпадения? А не слишком ли их много?
Девушка сжала ладони в кулаки и уперлась взглядом в туфли Дороша. «Неужели это он? Нет, это невозможно! Это невероятно!» Вместе с тем в поведении мужчины это многое объясняло. И в первую очередь его фамильярность и его отношение к ней.
– Скучаешь? – спросил он и опустился рядом на корточки, пытаясь заглянуть ей в лицо.
– Нет, – коротко бросила девушка, прочистив горло.
– Ты что, дуешься? – все так же улыбаясь, не отставал он.
Губы девушки дрогнули в едва уловимой улыбке. Самомнения Дороша хватило бы на десятерых. Злата выключила и закрыла ноутбук и стала засовывать его в сумку. Ладно, допустим, тон ночью действительно был Дорош и это с ним она тогда переспала, но все равно это ничего не меняло. Уж неизвестно, что задумал мужчина на этот раз, но вывести ее из себя ему не удастся!
– А ты пришел извиниться? – подняла к нему глаза Злата и не смогла сдержать улыбки, видя веселые, озорные искорки в его глазах.
– Ну, да! Знаю, ведь, если не извинюсь, ты уйдешь сейчас домой и захлопнешь калитку у меня перед носом!
– Извиняйся! – грозно приказала она, но в ее огромных голубых глазах при этом затаилась улыбка.
– Извини! – сказал Дорош и засмеялся. – Вот надо же, никогда не сидел с девушкой вечером в цветущем саду.
Он уселся по другую сторону дерева, оперевшись спиной о ствол. Только он и разделял их. Их плечи не касались, но этого и не нужно было. Его близкое присутствие было так осязаемо… У девушки мурашки по телу побежали. А вечер как-то вдруг утратил свое очарование, исчез покой, возникла таинственность, а вместе с ней и напряженность. Синие сумерки окутали сад, на землю опускалась тьма, заливался трелью соловей, и ночь приобретала волшебный окрас. От его близости, как от бокала шампанского, по крови разбегались искрящиеся пузырьки и кружилась голова.
– Романтика! – вынес вердикт Дорош. – Что ж ты, золотая моя, вот так проводишь все вечера?
– А что плохого в этих вечерах? – спросила девушка спокойно, без вызова, как хотелось. То, как он назвал ее, откликнулось в душе чем-то приятным, нежным, почти забытым.
– Ты все время одна…
Злата тихо рассмеялась.
– Теоретически. Но мои многочисленные знакомые и Лешка считают своим долгом раз в день мне отзвониться, чтобы развлечь меня последними новостями, сплетнями и не дать умереть от скуки. Им ведь кажется, я здесь скоро волком завою от тоски и одиночества.
– Ну, плохо, значит, они тебя знают. Ты везде на свою голову приключений найдешь! – усмехнулся мужчина.
– Дробовик верни.
– Зачем?
– Мне с ним как-то спокойнее. К тому же, если папа и дядь Коля не найдут в кладовке ружья по приезде, мне придется объяснять, как оно оказалось у тебя! Или я ведь могу и на тебя все свалить! Мол, скажу, так и так, папуля, нанес мне Дорош дружеский визит и умыкнул дробовик! Родственники у меня отчаянные ребята, они хлопнут по рюмке и придут к тебе с разборками.
– Ты такая же. Только тебе и рюмка не нужна, ты сразу в бой.
– У меня просто гипертрофированное чувство справедливости.
– Не слишком ли? Ты б лучше подумала о замужестве.
– О чем? – давясь смехом, протянула девушка.
– Вот за кого в этой деревне ты замуж выйдешь?
– Ой, какие нескромные вопросы вы задаете! И с какой стати вас занимает подобный вопрос?
– Я беспокоюсь о тебе. Вот даже Лешка твой сбежал. Ты небось, ему поведала о своих планах остаться здесь навсегда? А он, небось, помаялся пару недель и дал деру. И глаза твои прекрасные его не остановили. Признавайся, так дело было?
Дорош, конечно, говорил в шутку, но за беспечностью и веселостью, пронизывающими его голос, Полянская смогла уловить ревнивые, напряженные нотки. Ага! Что ж получается? Дорошу не все равно, что у них с Лешечкой?
– Конечно, нет. Просто у Лешки работа. Он диджей на радиостанции. Он мечтал об этом, для него это много значит, куда больше, чем мои прекрасные глаза, – парировала она. – Но он вернется. Ему здесь тоже нравится.
Дорош хмыкнул.
– Что ж он так просто тебя здесь оставил?
– А что? – удивилась девушка.
– Неужели не побоялся?
– Чего?
– А вдруг тебя уведут?
Злата рассмеялась звонко, весело и заразительно. Вот уж действительно ничего глупее Дорош не смог придумать!
– Уведут? В самом деле? – переспросила она сквозь смех. – Интересно, кто? Сашка, что ли? Или Маслюк?
– А больше ничего тебе в голову не приходит?
– Прости, ничего! – отсмеявшись, сказала Полянская и закусила губу. Он, конечно, имел в виду себя, и девушка это понимала, но ей вдруг захотелось подразнить его. Разумеется, о ревности здесь речи не шло. Это была просто игра, которую раньше он вел один, а теперь зачем-то вовлек и ее.
– Ладно.
Между ними воцарилось молчание.
Злата, кусая губы, едва удерживалась от нового приступа смеха, до того ее разобрало.
– Интересно, и что ж тебя так рассмешило? – нарушил он молчание.
– Ну, я просто представила себя на мгновение рядом с Сашкой или Масько… – девушка хихикнула. – Кстати, если бы Сашка был моим парнем, он точно бы не пил. Я б его крепко в руках держала! – серьезнее сказала она и даже наглядно сжала ладонь в кулак.
– Плохо ты знаешь мужиков, Злата Юрьевна, – усмехнулся мужчина у нее за спиной.
– Может быть, но я достаточно хорошо знаю себя!
– Именно поэтому ты никогда бы с Сашкой и не была! А что, больше ты ни с кем себя представить не можешь?
– Ну… – протянула девушка капризно. – Если ты имеешь в виду себя…
– А что, если и имею? – в тон ей откликнулся мужчина.
– Ты ж сам говорил, я тебе не нравлюсь! Так что тебя я как-то даже в расчет не беру!
Дорош рассмеялся, правда, как-то не очень искренне.
– Значит, ты снова в деревне, – уже серьезно поинтересовалась Полянская, которой вдруг надоело изображать из себя смешливую кокетку. Не следует заходить слишком далеко. Дразнить его было опасно.
– Да.
– Надолго?
– А что?
– Ничего. Просто если ты здесь, значит, следует ожидать новых попоек и дебошей.
– Ага! Можно подумать, все это время Маслюки и Сашка с Маринкой вели исключительно трезвый образ жизни? Ты давно видела свою подружку?
Злата лишь пожала плечами. Конечно, они виделись с Маринкой. Пару раз вечером, после того как она укладывала спать и Машку, и Сашку, девушка выходила на улицу, и они гуляли. Один раз девушка приходила одолжить у Златы денег. А всего пару дней назад Полянская ездила в город, чтобы пополнить запасы еды в холодильнике, постирать постельное белье в стиральной машинке в родительской квартире, отлежаться в ванной, зайти в отдел образования. Тогда она и Маняше прикупила кашек разных, фруктов и зашла к подруге, у которой были дети, попросив собрать кое-чего из детской одежды. Тогда же, несколько дней назад, она и отнесла все это Маринке, и после этого они больше не виделись.
– Я сегодня заходил к ним. Оба лыка не вяжут, а Максимовна на карачках по огороду ползает в грядках. Ребенок мокрый, грязный в тряпках копошится и палец сосет, – безжалостно отрезал мужчина.
Злата сжала губы. Неужто Маринка с Сашкой все пропили? Нет, ну ладно Сашка, с ним-то как раз все ясно, но Маринка??
– Поздно уже, мне пора домой! – сказала она и легко поднялась на ноги.
Ночь, напоенная ароматом цветущих садов, утратила свое волшебное таинство, разбившись о реальность. Дорош тоже поднялся и молча пошел за ней.
– Перестань о них думать. Пусть живут, как знают.
Злата ничего не сказала в ответ.
– Злата, послушай…
– Верни, пожалуйста, мой дробовик! – перебила она его.
– Стоп! – резко бросил мужчина.
Остановившись, он перегородил ей дорогу, выставив перед собой руки Злате пришлось остановиться.
– Послушай, золотая моя, и постарайся понять. Ты девочка городская, тепличная, лелеемая родителями и бабушками. Школа, университет и это искаженное видение реальности – сквозь розовые очки твоих фантазий… Только жизнь – это не роман, который ты пишешь. Это…
– Да, я знаю. Это то, чего нет в романе. Это грязь, пьянство, дебоши и исковерканные человеческие жизни. Это черствость, бессердечие, эгоизм, жажда наживы… Да, в реальной жизни нет места жалости и доброте, любви и состраданию. Обо всем этом теперь можно только прочитать в романах. Это ты хотел сказать? Вот такая нынче жизнь. Я это знаю, Дорош! И кстати, не такая я уж и тепличная, да и лелеяли меня не так чтобы очень. С детства ненавидела сюсюканье, и мои родители это прекрасно знали. Не знаю, почему, но у тебя сложилось обо мне несколько неправильное мнение!
– Да неужели? – почему-то усмехнулся он.
Злата подняла на него глаза и все же смогла рассмотреть в прозрачной темноте майской ночи, как блеснули в улыбке его зубы.
– Пойдем со мной! – сказал он в следующее мгновение.
– Куда? – почему-то испуга иное просила девушка. Вырвалось это у нее, скорее, машинально, неосознанно. Ведь то, как прозвучало предложение Дороша, как оно было произнесено, исключало непонимание его смысла.
Мужчина засмеялся, а девушка отшатнулась от него и бегом бросилась к своей калитке. Закрыв ее на щеколду, она прижалась к ней спиной, чувствуя, как гулко стучит сердце где-то в области горла.
…Злата долго не могла уснуть в ту ночь. Все ворочалась с боку на бок и прокручивала в голове прошедший вечер, злилась на себя, на Дороша. возмущалась его наглостью и все же не могла сдержать улыбки.
А проснулась поздно. Вернее, даже не проснулась, просто на стуле, у изголовья кровати, залился веселой трелью телефон Не открывая глаз и не отрывая головы от подушки, девушка потянулась за ним и поднесла к уху.
– Спишь, что ли? – услышала она в трубке веселый голос Блотского.
– Угу! – промычала в ответ.
– Интересно, что ж ты там ночами делаешь? Точно завела себе поклонника!
Злата рассмеялась.
– Ага. Масько! Мм с ним ночи напролет водку глушим, естественно, за мой счет!
Лешка тоже рассмеялся.
– А у меня новости.
– Правда? – девушка села в постели и протерла глаза. – И что за новости?
Она отодвинула край шторы и выглянула в окно. Солнце стояло высоко и весь мир заливал яркий, ослепительный свет. Еще один теплый весенний день был в самом разгаре.
– У меня сегодня двухчасовой эфир.
– Лешка! – радостно воскликнула девушка. – Ой, как здорово! Я так рада за тебя! А во сколько? А что ты будешь вести? Лешка, а «приветы» будут?
– Конечно С восьми вечера до десяти я буду болтать, развлекая радиослушателей, периодически прерывая свою болтовню музыкальными треками и рекламными паузами. Я передам тебе «привет», конечно, передам, а ты, правда, будешь слушать радио?
– Лешечка, ну что за вопрос? Конечно. Ты рад Леш? – после секундного молчания спросила она уже тише и спокойнее.
– Да. Злата. Все это, конечно, очень здорово, и я чувствую, что это как раз то, чего мне хотелось, но…
– У тебя злые я завистливые коллеги, – почти шепотом, с некоторой трагичностью в голосе, закончила за него девушка.
– Нет, – улыбнулся Леша. – Просто я скучаю по деревне.
– Да?
– Да!
– Здесь сады цветут. Я вчера до позднего вечера в старом саду Мacькo засиделась. Так здорово было, честное слово! А ты что ж Лешка, никогда сюда больше не приедешь? Твои эфиры ежедневны?
– Я пока еще ничего не знаю. Злат, но как только смогу вырваться, обязательно приеду. Приеду, хотя бы на день.
– Приезжай. Скоро клубника созреет, а там и черника пойдет. Мм бы с тобой в лес пошли… – мечтательно сказала девушка.
– К чернике и обязательно приеду. Ни за что не пропущу такое событие? – ответил парень.
Они попрощались и девушка снова легла. Но спать уже не хотелось. Полежав немного в постели, она встала, раздвинула шторы распахнула в спальне створки окна, позволив ласковому ветерку раздуть тюлевые занавески, и потопала на кухню.
Сварила себе кофе, сделала несколько небольших бутербродиков и забралась с котами на табуретку. Подперев голову рукой, она не спеша жевала их и пила маленькими глотками кофе. Шелковистые волосы, цвета спелой пшеницы, свободно падали на плечи, обрамляя ее лицо, а мечтания заволокли дымкой огромные голубые глаза. Полянская думала о Лешке и радовалась по-настоящему его успеху. Он мечтал о радио, он стремился к этому, шел к своей цели, и у него все получилось! К этот чужой опыт бодрил и подстегивал. У нее тоже все получится. У нее тоже была цель и она двигалась к ней… Может быть, не так быстро, как хотелось бы. Роман еще не был написан. и она не знала, как отнесутся к нему в издательствах. Ей очень хотелось стать писательницей-романисткой, хотелось быть известной, хотелось печататься большими тиражами, но больше всего на свете хотелось взять в руки свою первую книгу. Девушка так живо это представляла и чувствовала почти благоговейный трепет как если бы это не книга была, которую она написала, а ребенок, которого она родила.
Жаль, конечно, пока она не может позволить себе не отвлекаться на мелочи, растрачивая себя на то, что не имеет отношения к роману. Осенью придется пойти работать, она не может не работать, не может жить у родителей на иждивении, они ведь и сами не богачи.
Полянская не соврала, когда сказала Лешке, что не хочет замуж. Но не сказала и другого, того, о чем иногда грезила, как и всякая нормальная девушка ее возраста, лежа ночью без сна. Ей хотелось любви. Будучи особой чувствительной и эмоциональной, она мечтала о чем-то необыкновенном, волшебном, таинственном.
…То, что случилось той ночью. То, о чем она не могла забыть То, от чего учащалось биение сердца. Конечно, если подумать, ей стыдиться следовало произошедшего. Ведь это было почти изнасилование, в конце концов! Злата и стыдилась, только теперь не воспоминаний, а своих мечтаний и желаний, ведь в глубине души она жаждала этого снова! Это было ужасно, да, она это знала. Тем более, ужасно теперь, когда она почти была уверена: ее таинственный любовник из той ночи – Дорош.
Она вспомнила его вчерашнее предложение, и ей стало жарко.
– Наваждение какое-то, – пробормотала девушка и, отодвинув чашку, встала из-за стола.
Сунув ноги в тапочки, она отбросила с лица волосы и вышла во двор. Не ожидая гостей и зная, что к ней никто не пожалует, девушка не стала переодеваться. Она вообще, если не выходила из дома, могла полдня ходить вот так.
Злата вышла на огород и стала неторопливо бродить между аккуратными ровными грядками. Ей нравилось наблюдать за тем, как на темной, тяжелой земле появляются первые ровные ряды всходов. Как они подрастают и крепнут. Девушке нравилось копаться в огороде, занимаясь прополкой. Полянской нравилось думать, что теперь это все ее. Она здесь единственная и полноправная хозяйка. Она очень любила розы и осенью собиралась посадить их в саду. Собиралась навести порядок на веранде, избавив ее от хлама, переклеить на стенах обои, повесить кружевные занавески, перетащить туда старый стол и летним жарким полднем просиживать там с ноутбуком, попивая охлажденный зеленый чай с жасмином и слушая жужжание пчел. Денег, правда, на ремонт у нее не было, но Злата же успела наслушаться от местных бабушек, как здесь неплохо можно заработать на чернике и лисичках.
Походив по огороду и нарвав к обеду на салат пучок редиски и зелени, девушка вернулась в дом. Умыла лицо, заплела волосы в косу, сменила ночную сорочку на ярко-голубой топик и белые, спортивного покроя штанишки, обула свои теннисные туфли и. заперев за собой входную дверь, отправилась под навес, где стоял велосипед.
Год назад Злате вдруг жутко захотелось иметь велосипед. Она не очень хорошо умела кататься, зато так живо себя на нем представляла. Денег он стоил приличных, а у нее их не было. Пришлось ей полгода копить, экономить, откладывать из тех небольших сумм, которые ей платили в детском саду. Но желание иметь этот велосипед за полгода нисколько не померкло, наоборот, она с таким нетерпением ждала марта. И все же купила его.
Потом оказалось, она вообще плохо ездит, с трудом удерживает равновесие. У себя в городке она так ни разу и не прокатилась по тротуарам, боясь сбить кого-нибудь или попасть в аварию. Поэтому велосипед приехал сюда вместе с ней, и, бывало, Злата ездила на нем по деревне. Здесь и людей не было, и движения … Вот и сейчас она решила: самое время отправиться прокатиться, а заодно и проветриться. На романе она все равно сегодня не могла сосредоточиться…
Она выкатила велосипед на улицу, огляделась по сторонам, взобралась на сиденье и поехала, неторопливо крутя педали. Чаще всего, выезжая из Горновки, она ехала вперед. Асфальтированная дорога петляла меж полями, к небу тянулись озимые, а дальше вставал стеной лес. Там, где-то за лесом, были другие деревни и другая жизнь, там Злата никогда не бывала. И каждый раз, выезжая за деревню, она решала туда съездить и каждый раз возвращалась. Так было и сегодня.
Только сегодня она не успела даже выехать за деревню. Дорога сделала поворот, и она сразу увидела, что на лавочке у бабы Мани сидят бабульки, а подъехав ближе, узнала в них бабу Маню и Тимофеевну.
– Златуля! – окликнула ее баба Маня. – А куды гэта ты сабралася?
– Да так! Просто катаюсь, – неопределенно махнула рукой девушка и притормозила.
– Хадзi з намi пасядзi. Пагавары во са старымi!
Полянская слезла с велосипеда и, поставив его на подножку, присела на лавочку рядом со старушками.
– Ну, як табе тут у нас, Златуля? Не скучна?
– Нет, нормально. Скучать как-то даже и времени нет. Занимаюсь то тем, то этим. На огороде копаюсь, да и поливать уже надо.
– Трэба, трэба! Я тожа патрохi цягаю ваду з калодзежа толькi рука у мяне балiць, батата не нацягаеш.
– Ну, а дочки ваши что не приезжают? Прошлым летом тетя Люда с дядь Колей здесь были, да и внуки их.
– А-а-а… Дак дзецi ж у школу ходзяць. Яны у Маскве жывуць, а Людзе маёй апярацыю зрабiлi. Слабая яна зусiм. Наверна, у гэтым годзе ужо не будзем па ягады ды па грыбы хадзiць.
– Ой, да бросьте вы! Конечно, пойдете. Вон Максимовна чуть ходит, говорит, почки совсем отказывают. В огороде на коленках ползает. А в лес уже сходила посмотреть, цветет ли ягодник!
– Дык ён кожны год цвiце. А во у прошлым годзе якая жара была? Гавораць, у гэтым яшчэ сiльнейшая будзя. А Максiмауна, яна дарма, што поузая, яе яшчэ паленам не заб'еш! I выпiвая яна добра! Не чуваць, што у iх там?
– Нет. Я последние дни их не видела, – пожала плечами девушка.
– Нiна казала, пьюць! А Валя паехала у Лiду. Нiна казала, з сабой павезла здаравенную сумку. Барахла нейкага налажыла i Леначцы Тамарынай павезла, што ёй яшчэ везцi… Нiчога ж няма. А Арыша брахала, што яна у яе грыбы сушаныя сцягнула i павезла. Ну, трэба ж было што везцi.
– Я и не знала. А у вас что здесь новенького?
– А што у нас? Во выйшлi з Тьмафееунай пасядзець на лауцы. Ауталауку чакаем. А увечары у баню пойдзем. Ну а ты там, у сябе, баню не затаплiвала?
– Нет. Когда родители были, они, конечно, топили. А я сама как-то нет. Страшновато мне самой. Вдруг еще пожар устрою.
– Злат, так ты к нам прыходзь у баню. У нас харошая баня, з венiчкам бярозавым.
– Спасибо, я, может быть, в другой раз. У Леши сегодня первый эфир, и я обещала ему послушать.
– А-а-а! – протянула Ольга Тимофеевна. – Ну-ну, Аня штось казала пра гэта… Ну дак тады мо зайдзеш, я табе агуркоу нарву? У нас ужо у цяплiчцы ёсць.
– За огурцами, конечно, зайду. Спасибо!
– Звонiць табе Лёшка? – спросила ее Тимофеевна.
– Да.
– I нам з дзедам звоiць. Кажа, па дзярэунi саскучыуся. Прыедзе. Штось я нiколi раней за iм не прымячала бальшой цяi да дзярэунi, а тут во. Калi ад'язджау, казау нам з дзедам, што хацеу бы астацца.
Баба Маня хмыкнула.
– Цiмафееуна, вы з дзедам, як маленькiя! Ты на Златулю паглядзi! Канешне, не хацеу ён ехаць. I вароцiцца скора. Як жа iнакш? А скора, мо, i свадьбу iм справiм.
Полянская в некотором смущении опустила глаза.
– Ты не абiжайся на старых, унучачка. Нам тут абы пагаварыць. А Лёша харошы хлопец. Жалка толькi, што баба Соня не пабача, як замуж ты будзеш выходзiць! Яна цябе вельмi любiла…
– Да, я знаю, – только и смогла сказать девушка и, еще немного посидев с ними, поднялась. – Ладно, я пойду!
Она подошла к велосипеду и уже собралась отъехать, но в последний момент обернулась.
– А дачник сегодня здесь? Вы случайно не видели? – медленно произнесла она и чуть не прикусила себе язык.
– А дзе ж ён, асталоп гэты! – неприязненно, почти зло, ответила баба Маня. – Ездзiць з рання туды-сюды! I чаго яго чэрцi носяць! Как б ён менш сюды ездзцiу, тыя б менш пiлi!
– Угу! – только и смогла сказать девушка.
Дороша в деревне, мягко говоря, не жаловали. Наверное, все вздохнули бы с облегчением, если б он отсюда уехал. Интересно, а известно ли ему, как к нему относятся горновцы?
Злата села на велосипед и поехала дальше. «Значит, он здесь…»
В самый последний момент она решила не ехать в конец деревни. Ей сделалось дурно, и ладони увлажнились при мысли о том, что ей придется проехать мимо его дома и, возможно, наткнуться на него. Вот только не хватало еще, чтобы он решил, будто она специально катается перед его окнами, тем самым дразня его и выставляя себя напоказ. Поэтому Злата и свернула в улочку между домами, как раз напротив дома Лешкиной бабушки.
Насыпная песчаная дорога, петляя меж огородами, лугами и осушенными болотами, уходила к лесу, к бывшему полигону, к заброшенным нефтяным вышкам… Злата никогда не ездила по ней, с ее-то умением ездить… Здесь были ухабы и канавы. Девушка ехала медленно и осторожно по краю, размышляя, где бы это повернуть обратно и поехать в свой конец деревни. Да, видно, долго размышляла. Темно-синюю «ГАЗель» она увидела издалека, и сердце помимо воли забилось чаще. Поворачивать обратно теперь было поздно, да и малодушно. Поэтому девушка продолжала катить вперед. Машина приближалась, теперь до Златы отчетливо донесся звук работающего мотора.
Полянская подняла глаза и ужаснулась! Машина вдруг стала какой-то уж слишком большой, а дорога, наоборот, слишком узкой. Авто, кажется, двигалось прямо на нее, а девушка и так ехала по самой обочине, дальше была канава. Ей бы остановиться, слезть с велосипеда и дать ему проехать, но почему-то Полянской до последнего казалось, что они смогут разминуться Да, наверное, и смогли бы. Машина прижалась к другому краю дороги, а Злата подняла глаза и увидела Дороша. Он смотрел на нее, и белозубая улыбка сверкала на его лице. Он слишком уж церемонно кивнул ей, конечно, издеваясь. Она сбилась с ритма, и теннисные туфли соскользнули с педалей. Девушка потеряла равновесие, велосипед стал петлять и, потеряв управление, Злата Полянская вместе с велосипедом рухнула в канаву.
