Текст книги "Вторая жена. Ты выбрал не нас (СИ)"
Автор книги: Оксана Барских
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
Глава 25
– Мама, ты не будешь ругаться? Наказывать меня? – спрашивает дочка, когда мы выходим из садика.
Я стараюсь не показывать ей, как сильно меня трясет от гнева, но она явно чувствует мое настроение. Мой же собственный мир покрывается трещинами, на лбу проступает холодный пот, когда я сталкиваюсь с реальностью, с которой не знаю, как совладать.
– Конечно, нет, звездочка моя, – вздыхаю я и снова присаживаюсь на корточки, чтобы наши лица были на одном уровне.
Ее вопрос бьет меня прямо в сердце своим острием. Но прямо сейчас мне нужно дать понять ей, что слова других детей, если кто-то еще посмеет ее обидеть, ничего не значат.
– Ты ведь просто защищала себя, Амина, когда твой друг тебя обидел.
– Он мне не друг! Он плохой!
– Он не плохой, Амина, просто он… Он не понимает, что так нельзя говорить. Я говорила с воспитательницей, отцом Гордея, так что больше он к тебе приставать не будет. Главное, больше не бей его, хорошо? Он мог сильно пораниться, его могли увезти в больницу.
Нижняя губа дочери дрожит, и я сама трясусь, пытаясь понять, правильно ли я поступаю. Может, как хорошая мать, я должна была сказать ей что-то другое? Но разве могу я потакать насилию?
– Папа Гордея пришел в садик, – бормочет Амина себе тихо под нос, но я хорошо слышу каждое ее слово. – А мой папа не пришел, потому что я плохо себя вела? Я плохая?
Она поднимает голову и смотрит мне прямо в глаза, отчего я цепенею и сглатываю, чувствуя, как тревожно бьется сердце прямо в ушах. Ее глаза, полные страха и сомнений, и эта боль вторит моей.
Я не могу, не знаю, как объяснить дочери, что она не виновата в том, что отец больше не вернется. Что теперь мы остались с ней вдвоем.
– Конечно, нет, звездочка моя. Просто твой папа остался жить в родном городе, а мы переехали. Он тебя любит, но расстояние между нами так велико, что он просто не успел бы приехать, понимаешь?
В этот момент я жалею, что тогда пошла на поводу у своих эмоций и гордости, позволила случиться несправедливости и оставить дочку без отца. В душе поселяются сомнения, правильно ли я поступила… Не поздно ли хоть что-то исправить? Разве имею я право лишать дочери отца лишь из-за своей обиды? Ведь если я буду настаивать, суд проведет повторную экспертизу ДНК, и справедливость восторжествует. Вот только… Готова ли я к тому, что Саид снова может появиться в моей жизни?
– Тогда зачем мы переехали сюда, мама? Я хочу, чтобы папа жил рядом! Это из-за тебя он не приходит!
Амина кричит, плачет, а затем убегает. Я бегу за ней, чувствуя, как по собственным щекам текут слезы, и успеваю в последний момент, когда она чуть не выбегает на проезжую часть.
– Амина, звездочка моя, иди ко мне, – бормочу я, прижимая ребенка к себе. – Прости меня, прости, прости, прости.
Мои эмоции выходят наружу, и я позволяю себе поплакать вместе с дочкой. Не знаю, сколько времени проходит, но в себя я прихожу, когда вижу боковым зрением, что из садика выходит тот самый Макар. Сын его плетется позади, понурив голову. Видно, что ему прилетела основательная взбучка от отца, но я так сильно не хочу снова пересекаться с этим неприятным типом Макаром, что беру дочку на руки и практически бегу прочь, в сторону остановки.
Амина так выматывается от собственной истерики, что практически засыпает на моих руках, а я перевожу дух, сидя на скамейке у остановки.
– Папочка, – сквозь сон говорит она, и я зажмуриваюсь, принимая решение, о котором, возможно, скоро пожалею.
Не знаю, сложно ли будет подать заявление на восстановление отцовства, но я вдруг осознаю, что поступила опрометчиво, когда пошла на поводу у семейки Саида и лишила дочери отца.
Конечно, все эти полгода Саид даже не попытался связаться со мной, ничего не спросил про дочку, которую воспитывал целых четыре года, просто взял и вычеркнул ее из своей жизни, так что я всё еще считаю, что моей Амины он недостоин.
Но вместе с тем я понимаю, что когда дочь повзрослеет, будет обвинять во всем меня. Ведь я знаю, что Саид – сто процентов ее отец, что бы там не говорила липовая экспертиза.
– Садитесь в машину, мы вас подвезем, – раздается вдруг едва ли не в приказное тоне знакомый голос. Макар Власович Плесецкий собственной персоной.
Внедорожник, который останавливается около нас, подходит ему как нельзя кстати. Черный, большой и такой же мрачный, как и его хозяин.
– Спасибо, мы на автобусе, – цежу я сквозь зубы, не собираясь садиться в машину этого циничного грубияна.
– Со спящим ребенком на руках?
Макар вздергивает бровь, окидывает меня скептичным взглядом, но я лишь вздергиваю подбородок, даю понять, что я ему подчиняться не обязана.
Я много чего ожидала, но когда Плесецкий просто открывает дверь и выходит из машины, подходя ко мне и нависая, теряю дар речи.
– Я должен перед вами извиниться за свое поведение, Дилара, я был неоправданно груб. Позвольте подвезти вас до дома в качестве извинений. Подумайте о дочери, она не в состоянии трястись в общественном транспорте.
В его словах есть доля истины, и судя по выражению лица, извинения даются ему довольно тяжело. Я колеблюсь, но когда смотрю на спящую дочь, решаю все-таки не отказываться от предложения.
– Для Вас Дилара Хамитовна, – поправляю я его, чтобы обозначить дистанцию, и с неудовольствием подмечаю, как дернулись его губы, а в глазах появились смешинки.
Кажется, его мое поведение развеселило.
– Давайте мне ребенка, Дилара Хамитовна, я помогу.
– Я сама!
Он не настаивает, так что вскоре мы с дочкой оказываемся на заднем сиденье внедорожника, и я замечаю, что лицо у Гордея, сына Макара, опухшее и красное, будто он долго плакал. Он насупливается, когда замечает мой взгляд на себе, и букой отворачивается, словно не хочет показывать своей слабости.
В этот момент ребенок мне напоминает своего отца. Отчего-то кажется, что такой мужчина, как Макар, не привык выглядеть перед людьми слабаком.
– Что нужно сказать, Гордей? – строго спрашивает Макар у сына, когда снова садится за руль и выезжает на ближайшую полосу движения.
– Здравствуйте, – бурчит мальчик, но не поворачивается.
К счастью, мне не приходится наблюдать жесткие методы воспитания Макара, он отстает от ребенка и следит за дорогой. И только спустя пять минут я спохватываюсь.
– Куда вы едете? Я же адрес вам не сказала.
– Он у меня есть.
Ответ короткий, без пояснений.
Вдоль позвоночника проходит дрожь, и я настораживаюсь.
– Откуда?
– Неужели вы думаете, что такой человек, как я, не имеет досье на всех родителей в саду, куда ходит мой единственный сын?
Вопрос не требует от меня ответа, он скорее риторический. Вижу, что Гордей дергается, но по-прежнему молча смотрит в окно.
Кажется, воспитательница упоминала, что Плесецкий – крупный бизнесмен, который редко приходит в сад, ведь ребенком чаще занимаются няни, но я и предположить не могла, что он настолько параноик, что собрал на всех родителей в саду досье.
И с этим ненормальным я села со своей дочкой в одну машину. Идиотка…
Глава 26
Макар молча высаживает меня с проснувшейся Аминой у подъезда и уезжает, хоть я и ожидала какой-то подвох с его стороны. Коротко извинившись за свое поведение в саду, он обещает поговорить с сыном о его поведении, а затем будто забывает о моем существовании. Слегка неприятно, но я всё равно чувствую облегчение.
Я беру дочку на руки и несу домой, где она быстро ужинает и снова засыпает. Мне же есть о чем подумать.
Братья часто пишут мне, интересуются нашими с дочкой делами, уговаривают приехать в родной город хотя бы навестить родителей, но я не могу себя пересилить. Знаю, что мать моему приезду не обрадуется, а сама я навязываться не хочу. Как и возвращаться в прошлое.
Наш город по сравнению со столицей небольшой, поэтому многие семьи там общаются между собой, даже мне уже давно перемыли косточки за спиной, так что я не горю желанием оказаться снова в эпицентре сплетен и осуждения.
Братья щадят мне, не говорят о том, что у них происходят, да и многого сами не знают, но я в курсе многих событий от своей бывшей одноклассницы Эльмиры. Она, пожалуй, единственная, с кем я поддерживаю отношения после окончания школы.
Стоило о ней вспомнить, как тут же раздается звонок.
– Привет, Мира. Как прошло твое собеседование?
Она только недавно сумела убедить мужа, чтобы он разрешил ей устроиться на работу, и если раньше я к такой новости отнеслась бы, как к чему-то обыденному, то после полугода жизни в столице, где ни одной женщине в моем окружении не пришлось спрашивать ни у кого разрешения, чтобы делать то, чего ей хочется, мое мнение кардинально меняется. Но я держу свое мнение при себе, понимая, что каждый живет так, как привык.
– Приступаю к понедельнику, Дилар. Конечно, только на полставки, иначе мой не согласился бы, но уже прогресс. Я так рада, что теперь смогу деткам помогать, по профессии работать. Ты сама как? Как Амина?
Я вздыхаю, но, поколебавшись, всё же рассказываю ей о сегодняшнем происшествии, после чего тема как-то сама собой касается моего бывшего. Саида.
– Слушай, Дилар, тут такое дело…
Мира как-то странно мнется, словно не знает, стоит ли мне говорить, и я напрягаюсь, чувствуя грядущие неприятности пятой точкой.
– Не томи, Мир, ты же знаешь, что чем дольше ты молчишь, тем сильнее я себя накручиваю.
– Это касается Инжу. Я вроде как считаю, что мне не следует молчать, а с другой стороны… Не знаю, нужно ли тебе всё это. Ты только начала двигаться вперед, а теперь я как будто снова затягиваю тебя назад, к нам.
Голос Миры звучит виновато.
– Не говори глупости. Если что-то знаешь, говори, я обещаю, что расстраиваться не стану. Она какие-то сплетни нехорошие про меня распускает?
Вопреки моим стараниям, сердце гулко бьется. Вроде как я далеко, но всё равно неприятно, что даже спустя время Инжу никак не оставит меня в покое. Знаю, что после моего отъезда она разболтала всем, что я изменила Саиду, и именно поэтому он выгнал меня с позором из дома, из-за чего мне даже с дочкой пришлось бежать из города, дабы избежать пересудов.
– Нет. Все теперь, наоборот, о ней судачат. Сама же себе и вырыла она колодец, Дилар. Саид выгнал ее из дома с ребенком, с позором родителям вернул. Она из дому уже третий день не выходит, боится на людях показаться. Отец, поговаривают, хочет ее в деревню отправить, выдать замуж за какого-то пастуха. С глаз долой, чтобы позор смыть.
– Саид выгнал Инжу с сыном? Почему?
Чувствую, что без свекрови здесь не обошлось, но оказывается, что впервые она ни причем.
– Я точно не знаю, но вот моя золовка медсестрой в роддоме работает, говорит, что ребеночек их с проблемами родился, операция ему нужна какая-то уж больно сложная, вот родителей и проверяли на совместимость. Так и выяснилось, что Инжу мать своему сыну, а вот Саид ему не отец. Говорят, скандал был в больнице страшный, даже полицию вызывали. Родители Инжу поначалу отреклись от нее, сама понимаешь, у них еще дочка на выданье, но бабка не позволила ее на улицу выкинуть, заставила сына договориться о судьбе Инжу. В общем, твоя бывшая свекровь теперь по всему городу сокрушается, что ее сыну с женами не везет, а ей с невестками.
Сжимаю зубы, когда речь заходит о Гюзель Фатиховне. Единственные, по ком я иногда скучаю – это по аби и бабаю, родителям бывшего свекра, но с тех пор, как я сменила номер, я так ни разу и не решилась им позвонить. Понимала, что, скорее всего, они, в отличие от свекрови и самого Саида, не поверят тому липовому тесту и убедят меня всё заново перепроверить, потому так ни разу и не связалась с ними. Стыдно, конечно, ведь они приняли меня, как родную, защищали перед Гюзель Фатиховной, а я уехала, так и не попрощавшись.
– И почему я не удивлена, – тихо бормочу я, переваривая новости.
– Семейка у них та еще, за последние полгода скандалы за скандалом. Может, и хорошо, что ты решилась и уехала, не стала цепляться за Саида. Ты сильная, Дилара, по секрету скажу, я тебе иногда даже завидую. Не знаю, чтобы я делала, если бы мой муж в дом вторую жену привел и меня перед фактом поставил, что я теперь буду не единственной. А ты развелась и уехала строить карьеру, не каждая из наших на такое пошла бы. Вон, Инжу ведь тоже могла бы, а она покорно согласилась выйти замуж по договоренности, лишь бы родители не выгнали ее на улицу.
Не знаю, как я ко всему этому отношусь, но единственный, кого мне жаль, так это ребенка Инжу. Кроха ведь не виноват в том, что его мать оказалась гулящей и родила его не пойми от кого. В груди ворочается было забытая боль, ведь я невольно думаю о том, а что было бы, если бы Инжу в нашей жизни с Саидом не было бы?
Качаю резко головой, выбрасывая эти мысли из головы.
Всё к лучшему, Мира права. Зато я узнала истинное лицо Саида, и мне не приходится сейчас жить в фальшивом браке, как на пороховой бочке, не зная, что произойдет завтра. Зато сейчас я сама зарабатываю, сама управляю своей судьбой и не обязана терпеть унижения ради того, чтобы просто сохранить брак.
– Мать Саида почему-то тебя во всем виноватой считает, кажется, у нее крыша едет, Дилар.
– Не удивлена, – хмыкаю я. – Мне кажется, в ее собственном мирке я – главный источник всех ее проблем, даже если уже не имею к ней никакого отношения.
– Кстати, еще и Оля… Ой, мой вернулся с работы, Дилар, я тебе потом перезвоню.
Мира спешно бросает трубку, оставив меня сидеть в недоумении, но я не сильно заморачиваюсь, иду на плач проснувшейся дочери. Ей приснился кошмар, и я стараюсь ее успокоить, снова укладывая спать, а сама всё равно вольно-невольно возвращаюсь мыслями к бывшей семье мужа.
Должна бы чувствовать злорадство, что Саиду и Инжу всё вернулось бумерангом, но нет. Внутри одна лишь горечь. И стоило вот оно того? Разводиться со мной, лишать себя родной дочери, поверив не пойми чему, и всё ради чего? Чтобы оказаться женатым на женщине, которая, действительно, хотела повесить на тебя ребенка.
Не знаю, до чего я так могла додуматься, и как сильно разозлиться, но когда я уже хочу лечь спать, мне снова звонят. Но это не Мира перезванивает. Нет. На экране высвечивается имя той, с кем я не общалась полгода.
Оля. Жена Ахмета, старшего брата Саида.
Перед тем, как все-таки принять вызов, я вспоминаю вдруг, что Мира что-то хотела мне про нее рассказать, и чертыхаюсь, что теперь мне приходится гадать, что же еще такого произошло, что жена Ахмета вдруг решила со мной снова заобщаться.
Не сказать, что мы были лучшими подругами, ведь были слишком разными, но и не враждовали. Довольно неплохо общались, но особой близости между нами не было, так что я как-то не обиделась, что наше общение прервалось.
А теперь она мне вдруг звонит.
Под ребрами ноет, словно это предвестник неприятностей, но я вздыхаю и решаюсь ей ответить.
Глава 27
– Дилара, привет, я тебя не отвлекаю? Можешь уделить мне минутку?
Ольга тараторит, словно боится, что я откажусь с ней говорить и брошу трубку, но она не вызывает у меня злости. Мы никогда с ней не конфликтовали, наоборот, поддерживали друг друга, насколько позволяло нам общение, так что я не грублю ей. Позвони мне та же Асия, чьи сыновья издевались над моей дочкой, я бы послала ее на все четыре стороны и даже не испытала бы муки совести.
– Ты прости, что я вот так тебе на голову свалилась, выпросила твой новый номер у твоего брата, не сердись на него, понимаю, что ты не хочешь ни с кем из нас общаться после того, что Саид сделал, но я сейчас в Москве и… Мы не могли бы встретиться и кое о чем поговорить? Я бы хотела тебе кое-что показать и сказать, но это не телефонный разговор.
Я хмурюсь, а затем вздыхаю. А ведь и правда. Я ведь сама не сказала Оле, что у меня другой номер телефона, поэтому она и не звонила ни разу. А теперь заморочилась, нашла мои контакты.
Я, конечно, удивлена, что она делает в Москве, ведь вряд ли муж отпустил бы ее одну, но допрос ей не устраиваю. Будет еще время всё узнать.
– Давай завтра в обед? Я тебе скину адрес кафе около своей работы.
Оля соглашается, наш разговор заканчивается, и я иду спать, но ворочаюсь, гадая, что такого она хочет мне сказать, что ей нужна личная встреча.
Внутри свербит всё от нехорошего предчувствия, что это что-то, связанное с бывшей семейкой, Саидом или его матерью, но я всё равно решаюсь встретиться завтра с Олей. За это ведь меня не побьют, а я себе не прощу потом, если вдруг ей нужна помощь. Мало ли, вдруг она тоже развелась, и ей некуда податься.
Пусть мы и не были близки, но она неплохая женщина. Вряд ли она попала в такую же ситуацию, что и я, ведь в отличие от меня она боевая и за словом в карман не лезет, может за себя постоять, оттого мне и непонятно, чего ждать от этой встречи спустя полгода после отъезда.
К обеду следующего дня, когда я вхожу в кафе, Оля уже сидит за столиком у окна и замечает меня первой, активно машет рукой и зовет меня по имени. Некоторые оглядываются, смотрят, кто тут такой голосистый, и мне становится слегка неловко. Я не привыкла привлекать к себе внимание, а Оле будто всё равно, ее чужое мнение и любопытные взгляды не пугают.
– Спасибо, что пришла. Я боялась, что ты не захочешь меня видеть.
Я сажусь напротив, чувствую при этом напряжение. Оно меня не отпускает с самого утра.
– Мы вроде с тобой не ругались.
Я делаю слабую попытку улыбнуться, но выходит плохо. Слишком заметно, что я переживаю.
– Как ты сама, Дилара? Как Амина? Вам… всего хватает?
Ее голос неожиданно обрывается, и она отводит взгляд, словно ей стыдно. Я пожимаю плечами, отвечаю, не вдаваясь в подробности. Делаю заказ и снова смотрю на Олю, всё жду, что сейчас за спиной появится Саид и снова начнет трепать мне нервы.
Догадываюсь, конечно, что Олю привел сюда не праздный интерес, она явно хочет передать мне что-то важное, но не решается так быстро перейти к сути разговора.
– Да, я работаю, отец квартиру нам купил, так что мы не бедствуем. У твоей свекрови от таких новостей, наверное, инфаркт случится, так она будет разочарована тем, что я не спилась и не пошла по рукам после развода.
Я хмыкаю, прекрасно осведомленная, какие слухи она обо мне распускает. Не знаю, чего добивается, до сих пор продолжая костерить меня. Неужели так сильно зациклена на мне и ненавидит?
– Ты же знаешь, я ей не соглядатай, – морщится Оля, и мне становится стыдно. Знаю ведь, что и Ольгу Гюзель Фатиховна недолюбливает.
Минут десять мы больше не затрагивает тему семьи, и у меня появляется передышка, чтобы успокоиться.
– У Ахмета дела в городе, да и я хотела столицу посмотреть, рада, что появилась возможность и с тобой увидеться. Ты не волнуйся, Ахмет не придет, я не стала ему говорить о нашей встрече.
– Что-то случилось?
Оля мнется, а затем достает телефон и что-то там ищет.
– Ты ведь знаешь, что Саид развелся с Инжу?
Сердце, на удивление, не болит, и я киваю.
– Я хотела тебе одно аудио показать, Дилар, думаю, ты должна это услышать. Дело в том, что Инжу, пока беременна была, ходила к моему мастеру по маникюру. Моя сестра двоюродная, если ты помнишь. В общем, она с подружкой разговаривала, особо не таясь, и Лера, сестра моя, записала для меня кое-что. Знает про ситуацию в семье, так что…
Оля пожимает плечами и включает запись, подталкивая ко мне телефон. Я же беру его в руки, словно ядовитую змею. Уверена, что услышанное мне не понравится, но раз Оля считает, что мне это нужно, то я послушаю.
– Она такая идиотка, просто взяла и развелась, Саида из свидетельства о рождении выписала. Я бы так никогда не поступила, – звучит противный надменный голос Инжу, который я ни за что не забыла бы. – Но тем лучше для меня, никаких конкурентов за наследство. Саид – богатенький буратино, подает большие надежды, может, мы и в столицу переедем, станем вертеться в кругу богатеев из списка Форбс.
– А не боишься, что узнает, что ты провернула? – раздается уже незнакомый женский голос, видимо, подруги Инжу. – Девчонка-то подрастет, захочет папку своего узнать, а там и всплывет, кем она ему приходится. Что дочка его родная. Тогда погонит тебя твой Саид поганой метлой.
– Не каркай! Эта Дилара свалила, больше не вернется, слишком гордая, что я, не знаю ее, что ли. Как никак, дружили в школе.
Дальше они болтают о какой-то ерунде, и я отдаю телефон Оле, а сама сижу бледная, как мел, чувствую, как в груди грохочет сердце.
Я думала, что всё это козни свекрови, которая меня ненавидит, а оказалось, что Саид был обманут даже не своей матерью, а собственной любовницей, которая как раз и наставила ему рога, попытавшись повесить на него своего ребенка. В то время как родная дочь Саида была вычеркнута из его жизни.
Становится горько и обидно, и я опускаю голову, но стараюсь быстрее придти в себя. Это ведь неважно, кто на самом деле испортил мне жизнь. Важно лишь то, что Саид сам поверил во всё это, и этого уже не изменить.
– Спасибо, что показала мне это, Оль, но Саид сам сделал свой выбор. Если ты пришла убедить меня бороться, то напрасно. Он унизил меня, и я никогда не забуду этого. Ты, как никто другой, должна понять меня.
– Я понимаю, Дилара, я здесь не для того, чтобы уговорить тебя сойтись с Саидом. Ты права, ведь он взрослый мужик, своя голова на плечах есть, просто… Ты прости, конечно, что я вообще вмешиваюсь, но ты ведь знаешь, какая у меня была своя история. Я росла без отца, потому что мать выгнала его, когда я была маленькая, запретила ему видеться со мной, постоянно натравливала на него опеку и органы, так что я до двадцати лет считала, что отец бросил именно меня, а не мать. Я знаю, что такое не иметь отца. Когда тебя дразнят оборванкой и безотцовщиной, когда мать упахивается на трех работах, а мне приходится ходить в не раз штопаных капронках, ведь на новые нет и не будет денег. У тебя есть семья, в отличие от меня, которая тебя поддержит, и я рада, что тебе повезло, но я не простила бы себе, если бы не поговорила с тобой.
– У меня другая ситуация, – чуть резче, чем хотела бы, говорю я. – Саид сам отказался от дочери, никто его не заставлял. И ты это знаешь. Все знают.
– Мне всё равно на Саида, Дилар, я беспокоюсь за Амину, вижу в ней… себя, – чуть тише продолжает Оля, отводит взгляд на окно, и мне становится ее жаль. В этот момент она будто возвращается в детство, так что я не злюсь на нее за вмешательство.
– Я не говорю, что ты должна сама ехать к Саиду, но… Если вдруг так получится, что он одумается, подумай над тем, что я сказала. Я бы сама никогда не простила предательство и измену, не стала бы давать второй шанс, потому и тебе такого не советую, но вот насчет общения Саида и Амины… Подумай о дочке, чего она хочет, за что тебе будет благодарна, а за что будет ненавидеть. Что ты не поборолась, не стала даже пытаться отстоять ее право иметь отца.
Доля правды в словах Оли есть, но я слишком взбудоражена, чтобы это принять.
Оля больше не наседает, так что мы спокойно обедаем, а вот мне есть о чем подумать. Конечно, первое время, как только мы переехали в Москву, я думала о том, как поведу себя, если Саид приедет и станет просить прощения. Что одумается и поймет, как был неправ. Даже мечтала, что молча выслушаю его, а затем прогоню, плюнув сначала в лицо. Но теперь, когда страсти улеглись, и настали обычные будни, когда мы с дочкой сталкиваемся с суровой реальностью, с издевательствами и попыткой обидеть ее, я вдруг четко осознаю, что должна я думать не о себе.
К сожалению, Оля права. Никогда я сама не обращусь к Саиду, но вот если он изъявит желание стать для Амины отцом, дам ему второй шанс. Не подпущу к себе близко, но мучить дочь не стану. А уже после, когда она повзрослеет, сама поймет, сумеет отделить зерна от плевел. А пока она маленькая, общение будет проходить строго на моих условиях и под моим присмотром.
– О восстановлении родительских прав не может идти и речи, – цежу я сквозь зубы, распалившись, пока Оля не ушла. – Пусть Саид об этом и не мечтает. Моя дочь – не мячик, который можно отфутболить и вернуть, когда захотел. Так и передай ему, если уж у него мозги на место встанут. Или ты уже показала ему эту запись?
Я вижу, что Оле не нравится мой тон, всё же характер у меня за эти полгода изменился, но молчит, не скандалит, понимает, что я сама на взводе.
– Не показывала, но Ахмет о ней знает. Сама понимаешь, он сам ее брату покажет, как мы домой вернемся.
– Одно утешает. Если что, я смогу диктовать условия. Не позволю больше Гюзель Фатиховне унижать мою девочку, пусть вообще держится подальше, старая карга.
Из меня вылезает всё то, что я держала в себе полгода. Не с кем было особо обсудить то, что со мной произошло, так что появление Ольги становится для меня триггером.
– И не говори, – морщится Оля, но затем спохватывается. – Вряд ли ей сейчас будет дело до этого, Дилар. У нее с почками проблемами, она же загремела в больницу недавно, у нее почечная недостаточность, всё серьезно. Мы же чего приехали в столицу, Ахмет приехал консультироваться с врачами, чтобы мать в Москву перевезти. Возможно, ей потребуется пересадка почки. Свекор настаивает, чтобы все сдали кровь на анализ, чтобы проверить совместимость.
Оля хмурится, а вот я не знаю, как мне реагировать. Свекровь мне много зла сделала, испортила мне репутацию, но мне, как человеку, всё равно ее жаль.
Цепляюсь за слова Оли и мрачнею. Чую, скоро всё семейство Каримовых приедет в Москву.
