Текст книги "Вторая жена. Ты выбрал не нас (СИ)"
Автор книги: Оксана Барских
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
Глава 8
При отце и братьях приходится держать лицо. Мать периодически поглядывает на меня предостерегающе и взглядом показывает, чтобы я не дурила и не делала глупостей.
Отец замечает наши переглядывания и хмурится, с каким-то недовольством глядя на мать. Я впервые замечаю, чтобы он смотрел на нее таким образом. Обычно всегда ласковый и добрый, сегодня он со своей женой груб. Не оскорбляет, но игнорирует, словно за что-то наказывает.
В груди у меня всё переворачивается и холодеет, и я без конца провожу языком по губам, никак не могу остановиться. Всегда так делаю, когда нервничаю, так что прикусываю губу, чувствуя во рту солоноватый привкус.
Неужели отец по нашему с мамой поведению догадывается, что здесь происходило до их прихода домой? Мама пообещала, что ничего отцу не расскажет, а я варюсь в пламени собственных эмоций, чувствуя, с каждой проведенной здесь лишней минутой задыхаюсь.
– Мы пойдем, у меня еще дела в городе, – говорит вдруг Саид и встает из-за стола первым.
Отец же даже не замечает, что в этот раз Амина не бежит к нему радостно на ручки, как делала это раньше, а вся скукоживается на стульчике и играет сама с собой, перебирая пальчики.
Я вскакиваю следом и хватаю дочку, которая покорно слезает со стула и семенит за мной. Прощаться с матерью у меня настроения нет, я даже видеть свою семью не могу, физически больно осознавать, что они мои такие же мучители, как и Каримовы. В чем вообще смысл рода, если он тебя не защищает? Выдали замуж и практически забыли, воспринимая, как отрезанный ломоть. Выходит, что у женщины в наших краях есть множество обязанностей, но никаких прав. Разве это справедливо?
– Мамочка, – тихо шепчет Амина, поднимая на меня взгляд, когда мы выходим во двор.
Погода за это время испортилась. Ветер усилился, а в небе затянулись тучи, полностью повторяя мое внутреннее мрачное упадническое состояние.
– Да, солнышко?
– Мы домой? – спрашивает она и продолжает сжимать кулачок.
Всё то время, что мы провели у моих родителей, она его так и не разжала, словно не желая расставаться с жемчужиной, и я не пытаюсь ее отобрать. Не уверена, что это хорошо, что в ее руках – напоминание о несправедливости, но я не решаюсь насильно отобрать эту несчастную бусину.
Я не знаю, что ответить дочери, так как не знаю намерений Саида. Даст ли он нам собрать вещи, или отвезет в деревню, которая находится за двести километров от города, в чем есть.
Я сжимаю зубы и привстаю, прижимая дочь к себе и поглаживая ее по голове в успокаивающем жесте. Мне хочется оградить ее от неприятностей и несправедливости, но я отчетливо осознаю, что прямо сейчас я ничего не могу сделать.
Без поддержки. Без денег. Без друзей. Без связей.
Но это не значит, что я буду покорно подчиняться, как делала это раньше. Вот только позволить себе прямо сейчас взбрыкнуть и объявить во всеуслышание о разводе, я не могу. По нашим обычаям и шариату ребенок при разводе останется с отцом. То есть с Саидом и… Инжу, которая уже не прочь отобрать мою дочь и сделать ее своей прислугой и нянькой для своего еще нерожденного сыночка.
– Садитесь в машину, – слегка грубовато говорит Саид, появляясь за моей спиной, и я вздрагиваю. Знала, что он выйдет следом, прощаясь с моими братьями и отцом, а всё равно надеялась оттянуть момент отъезда как можно дольше.
– Я на своей, – говорю я, а сама не оборачиваюсь. Нет сил смотреть на мужа. Хочется закрыть глаза и сделать вид, что его здесь нет, но это будет глупо и по-детски, так что я стараюсь говорить ровно, чтобы никто не услышал, что я напряжена.
– Скажу водителю, он потом тачку к дому пригонит.
Я сжимаю свободную руку в кулак, впиваясь пальцами в ладонь, чувствую приближение Саида, когда он встает слишком плотно к моей спине, как вдруг из дома выходит Амир со своим ценным мнением.
– Балуешь ты мою сестру, брат. Я вот когда женюсь, своей машину водить не разрешу. Женщина должна о домашнем очаге думать, а не машиной управлять. Так, глядишь, не заметишь, как она уже и о бизнесе своем думать начнет, дом и детей забросит. Всё начинается с мелочей, брат.
– Я сам разберусь со своей женой, брат, – холодно осекает Амира Саид, а я хватаю Амину и увожу ее со двора, чтобы не слушать их разговор.
Мне неприятно слушать рассуждения родного старшего брата, как следует обращаться с женой и что ей запрещать, а что разрешать, так что я просто ухожу. Пусть некрасиво и не попрощавшись с семьей, но это уже просто выше моих сил.
Ругаться и спорить смысла сейчас нет, так что я забираю сумку из своей машины и сажусь вместе с дрожащей Аминой на заднее сиденье автомобиля Саида. Обнимаю дочь и зарываюсь лицом в ее волосы, пытаясь хоть так успокоиться и унять свое нервное состояние.
Чувствую на себе взгляды матери из окна, даже не поднимая головы, а когда она звонит мне на телефон, просто сбрасываю и отключаю гаджет. Знаю, что она скажет, но больше не могу слушать, как быть хорошей дочерью и женой.
Что-то во мне неуловимо ломается. Ниточка, которая связывала с матерью, обрывается, и я ощущаю себя настолько одиноко, что в душе образовывается пустота. Как никогда раньше, понимаю, что я в этом мире одна и положиться могу только на себя.
Когда со стороны водительского сиденья открывается дверца и внутрь садится Саид, в салоне возникает напряжение. Я вынужденно поднимаю взгляд, встречаясь с его глазами в зеркале заднего вида, и поджимаю губы.
Раз поддержки у меня никакой не будет, значит, нужно подготовиться. Усыпить бдительность мужа, обеспечить себе тыл и только тогда уходить. Но и улыбаться, делая вид, что его обман и предательство – всего лишь пустяк, я не смогу.
– Дилара, я отвезу сейчас вас домой. Собери вещи и будь готова к шести вечера. Побудете у моих родственников недельку-другую, пока я решу кое-какие дела в городе.
Мне хочется закричать, что я знаю, о каких делах идет речь, но я сжимаю зубы и молчу. Не хочу ругаться при дочери, которая и без того дрожит и уж слишком долго молчит, замкнувшись в себе.
Этот раунд Инжу выиграла. Добилась своего. А уж что это была ее идея – отправить меня с дочерью из города куда подальше, чтобы я не испортила ее никах и медовый месяц, – я не сомневаюсь.
Глава 9
Родители свекра – люди неплохие и не злые, так что время, проведенное у них, становится для нас с дочкой глотком свежего воздуха, а для меня лично возможностью успокоиться и начать думать головой, а не сердцем.
Боль от предательства не утихает, но притупляется, вытесненная самым главным чувством в жизни каждой женщины. Материнским инстинктом.
К Лейсан Идрисовна, бабушке Саида, я изначально обращаюсь “аби”, а к его дедушке, Анзору Аббасовичу – бабай. Так что и в этот раз проблем с этим не возникает.
Амине идет на пользу деревенский горный воздух, так что она с удовольствием встает по утрам и бегает с аби доить корову. Пользы от нее особо никакой, но старой женщине в радость, когда рядом крутится правнучка.
И аби, и бабай принимают нас с радостью, ведь сын у них один-единственный, и тот навещает их редко. Удивляются, конечно, когда Саид привозит нас, ведь, как я и думала, ни о каких договоренностях речи не шло. Но с ним никто не спорит, так что нас с удобствами размещают в свободной комнате.
Чистое свежее белье, просторная спальня, вкусный завтрак по утрам. Я чувствую себя здесь дома больше, чем у собственных родителей.
– Идем чай пить, дочка, – зовет меня в один из дней аби, пока бабай уехал на лошади вместе с Аминой осмотреть окрестности и проверить пастуха, который выгуливает их овец на пастбище.
Все эти дни, что мы проводим у пожилых родственников Саида, никто не задает мне неудобных вопросов, но я чувствую, какими любопытными взглядами порой меня провожает его бабушка.
Затянув платок на голове, я иду в кухню и ступаю по полу со скрипом. Полы деревянные, так что мое приближение аби слышит заблаговременно.
Круглый низкий стол уже накрыт, но я так опустошена, что даже не обращаю внимания на чак-чак, по которому всегда сходила с ума. Самое мое любимое лакомство с детства сейчас вызывает у меня неприятные ассоциации. Весь первый месяц после заключения нашего брака с Саидом я старалась его удивить и готовила этот пресловутый чак-чак, который он нахваливал, и я всегда старалась пуще прежнего, чтобы сделать мужу приятное.
Присаживаюсь, подогнув под себя ноги, и поднимаю взгляд, предчувствуя, что от разговора мне уже не отвертеться.
Саид ничего своим родственникам не сказал, просто поставил их перед фактом, что мы поживем у них немного, так как у Амины проблемы со здоровьем, и ей нужен чистый воздух и деревенское молоко, а старики и рады были, не став выпытывать у внука информацию.
– Вижу, неспокойно у тебя на сердце, Дилара, – со вздохом начинает аби и ставит передо мной пиалу с горячим горным чаем.
Они с мужем хоть уже и пожилые, а всё еще сами порой наравне с нанятыми работниками управляются с хозяйством и даже собирают травы, предпочитая их городской химии, как они говорят.
Я помешиваю сахар в чае и прикусываю губу. Знаю, что аби и бабай – люди старой формации и наверняка не поймут моей обиды на мужа, но аби едва ли не первая, кто интересуется, что со мной. Даже маме, кажется, было всё равно, что творится у меня на сердце.
– Болит оно у меня аби. Кровоточит и ноет, – признаюсь я со вздохом, как на духу, и опускаю взгляд в пол.
От ласкового тона женщины меня пробивает на слезы, но я боюсь расплакаться. Не обманываюсь и понимаю, что Лейсан Идрисовна и Анзор Аббасович – в первую очередь, родственники Саида, всегда будут на его стороне, не позволят мне разрушить его репутацию.
– Что эта ведьма Гюзель опять натворила?
Аби хмурится, а я поднимаю голову и смотрю на нее с удивлением. Даже дар речи теряю, впервые услышав от нее подобное оскорбление. Заметив мою обескураженность, старушка смеется и качает головой.
– Я же мать Шамиля, Дилара, не забывай об этом. Его жена Гюзель терпеть меня не может, я ведь ее свекровь. Как невестка, ты уже, наверное, должна ее понять. Единственного сына отдалила от семьи, так что и Шамиля, и внуков мы с мужем видим так редко, что даже перед соседями стыдно, что не смогли свой род усилить. Вынуждены на старости лет доживать свой век в одиночестве. Только привычным укладом и физическим трудом справляемся.
– Я не знала, что вы бы хотели видеть родственников чаще. Гюзель Фатиховна говорила, что вы терпеть не можете гостей, – бормочу я, вспомнив вдруг, что моя собственная свекровь и правда всегда ставила палки в колеса сыновьям и невесткам, если те порывались приехать в горный аул к аби и бабаю.
В наших краях такой расклад вызывает удивление, ведь обычно сыновья и правда близки со старшими родичами, слушают их наказа даже во взрослом возрасте, но насколько я помню, когда родители Шамиля Анзоровича переехали в родной аул, Гюзель Фатиховна умело оплела мужа паутиной, отдалив его от родителей.
– Вот же хитрая лиса эта старая карга, – цокает и качает головой аби. – Мы, наоборот, на все праздники к нам зазываем всех, подарки передаем, ждем всех в любое время. Так что когда Саид привез тебя и Амину к нам, мы с мужем были приятно удивлены. Но я ведь вижу, что беспокоит тебя что-то, слышу, как ты плачешь по ночам, когда думаешь, что все спят. Открое мне свое сердце, дочка, и самой полегчает.
Ей удается убедить меня открыться, и я сжимаю зубы, собираясь с духом. Мне казалось, что все уже знают о том, как со мной поступил Саид, но не удивлюсь, если родители его отца – последние, с кем родственники поделятся известием об очередной свадьбе в семье. Ведь в жизни сыновей главную роль играет как раз их мать, Гюзель Фатиховна, которая сама решает, кого посвещать в произошедшие в семье изменения.
– У Саида недавно был никах, аби, я об этом узнала за день до торжества, – признаюсь я как на духу. – Чтобы мы с дочкой не мешались ему, он привез нас сюда, подальше от новой жены. Если честно, я даже не знаю, не навсегда ли мы тут. Вы не подумайте, нам у вас нравится, просто…
– Не оправдывайся, дочка, – резко говорит аби и кладет ладони на мои скрещенные на столе пальцы. – Тебе не за что извиняться, ты законная жена Саида. Как перед Аллахом, так и перед законом. Так что это ему должно быть стыдно, что он отселил жену и дочь, чтобы угодить своей новой зазнобе.
Пожилая женщина сердится, отчего морщины на ее лице становятся глубже и заметнее, а затем качает головой.
– Не примем мы этот брак, дочка. Пусть Саид не ждет от нас благословения! А ты не бойся, завтра же мы с Анзором отвезем вас в город да поглядим на новую невестку дома Каримовых. Что ж, мы хотели годика через два в город перебраться, но раз такое дело, пора нам с Анзором на покой, поближе к сыну и невестке. Пусть выполняет свой долг перед нашим родом.
Глава 10
Дорога обратно до города кажется мне целой вечностью.
Анзор Аббасович, несмотря на пожилой возраст, уверенно ведет отечественный внедорожник, который приобрел еще лет двадцать назад. как мне говорил когда-то Саид, его дед – приверженец отечественного производства и не особо любит перемены.
– Месяц, Лейсан, не больше, – говорит он жене, когда она убеждает его оставить хозяйство на работников и других родственников, а самим пожить под крылом сына.
– Мне хватит, – отвечает аби и довольно кивает.
Амина же, наоборот, расстраивается, что мы уезжаем. Ей понравилось в горной деревне, где столько живности, сколько в городе она и не мечтала увидеть. К тому же, никто ее не одергивал, не запрещал шалить, как подобает ребенку ее возраста, и она даже не поднимает всё это время вопроса об отце и бабушке.
Чем ближе мы подъезжаем к городу, тем сильнее я нервничаю и беспокоюсь, какая реакция будет у Саида и свекрови. За себя боюсь не так, как за Амину, ведь они своими грубыми необдуманными словами могут обидеть ее, но чем больше думаю о том, что боюсь Каримовых, тем сильнее злюсь.
Я уже давно не маленькая девчонка, которая боится родителей, но Гюзель Фатиховна так долго унижала меня, расшатывая мою нервную систему, что не так-то просто выбраться из скорлупы и стать самостоятельной.
Я ведь с тех пор, как закончила университет, так ни дня и не работала, так что, не имея дохода и своего жилья, я по-прежнему завишу от Саида и его семьи, как бы сильно не хотела быть независимой, как та же Оля.
Какой же дурочкой я была, когда повелась на уговоры Саида, что он обеспечит нас с дочерью, и мне лучше сидеть в декрете и ни о чем не переживать. Заниматься дочерью и домом, ведь ему нравится приходить в чистое уютное жилище и видеть меня радостной и красивой, а не уставшей трудягой, которых ему хватает лицезреть в своем офисе.
– Место настоящей женщины – дома, Дилара. Работают только те, у кого мужчины не в состоянии позаботиться ни о них, ни о своих детях. Те, чьи мужья – неудачники, не мужики.
Саид придерживается такого же мнения, что и остальные его братья. Тогда, несколько лет назад, это мне казалось романтичным, а Саид виделся в рыцарском свете, настоящим мужчиной, который не боится взять на себя ответственность. А сейчас… Я осознаю, что всё это золотая клетка, где у меня нет права на голос и свое мнение.
Амина в дороге засыпает, а я смотрю невидяще в окно и всё прокручиваю в голове поведение мужа, которое изменилось до неузнаваемости. Неужели разлюбил и показал истинное лицо?
В моем окружении не было ни одного развода, так что даже и совета мне попросить не у кого. Разве что…
У жены старшего брата Саида Ольги отец ушел из семьи, когда ей было десять. К женщине, у которой было двое своих дочерей примерно возраста Оли. Появлялся сначала раз в неделю, потом в месяц, а затем и вовсе пропал с радаров, ограничившись поздравлениями по телефону раз в год на ее день рождения.
Он ушел к женщине, которая жила на соседней улице, но несмотря на это, у мужчины не было времени на родную дочь. Зато падчериц регулярно снабжал гаджетами, возил на курорты и обеспечил каждой по квартире.
– Мужчина любит детей до тех пор, пока любит их мать, Дилара, – сказала мне как-то грустно Оля. – И только материнская любовь бескорыстная и не зависит от внешних факторов. Так что я не могу себе позволить сидеть дома и не работать. Я всегда начеку. Ради своих детей.
Именно так она ответила мне, когда я хотела понять, почему она даже до конца декрета не досидела и вышла на работу, сдав ребенка в детский сад. Помню, эта новость вызвала агрессию у нашей свекрови Гюзель Фатиховны, которая считает, что до школы ребенок должен оставаться под постоянными присмотром матери.
У меня и у самой возникала периодически мысль, что Амине не мешало бы начать ходить в детский сад, но Саид и свекровь всегда были против, опасаясь, что она начнет постоянно болеть.
Я же переживала, что ей нужно общение со сверстниками, ведь ее двоюродные братишки лишь издеваются над ней и в свой круг не принимают, сами растут невоспитанными зверенышами.
Решено. Первым делом отдам дочку в детский сад, устроюсь на работу, обеспечу себе подушку безопасности и потом уже подам на развод. Раз поддержки мне искать негде, рассчитывать я могу только на саму себя.
Я настолько сильно погружаюсь в себя и свои переживания о будущем, что не замечаю, как мы въезжаем во двор свекра и свекрови. А когда опомнилась, ворота за нами уже закрываются, и мы с Аминой оказываемся в западне.
– Я думала, вы завезете меня с дочкой к себе, – подаю я голос, подаваясь корпусом вперед.
Вижу, как младший сын свекров Дамир закрывает ворота и идет к нам, а на крыльце стоит Гюзель Фатиховна, зябко кутаясь в шаль. Не спешит спускаться вниз и приветствовать родителей мужа, который выскакивает следом и, улыбаясь, идет к машине.
– Не переживай, дочка, мы вас в обиду не дадим. Посидим все вместе, а потом мы с Анзором отвезем вас к себе. Раз мы приехали, уважь и ты нас, не уходи. Сегодня будет сбор всей семьи, мы хотим посмотреть на новую жену Саида, – говорит аби и мягко успокаивающе улыбается мне.
Меня немного отпускает напряжение, и касаюсь руки Амины, чтобы ее разбудить. Утомилась в дороге моя девочка.
Пока дочка хнычет, недовольно ведет ножкой, свекры выходят из салона и принимают приветствия младших. Шамиль Анзорович крутится вокруг родителей, сетует, что не предупредили заранее, но вот его отец, Анзор Аббасович, всё это время молчит. Сверлит недовольно взглядом сына сверху вниз, сцепив зубы. Всем видом показывает, как недоволен его поведением.
– Чего это ты в халате, Гюзель? Снова отлеживала бока до самого обеда? Как была бездельницей, так ею и осталась, – насмешливо говорит Лейсан Идрисовна, и я едва не прыскаю со смеху, когда вижу вытянутое лицо свекрови.
Впервые вижу, чтобы она проглотила чужой упрек, и неожиданно ее вынужденно смирное поведение доставляет мне удовольствие.
Глава 11
Никогда раньше я не видела, чтобы кто-то мог заставить молчать саму Гюзель Фатиховну. Обычно ядовитая, словно черная вдова, в этот раз свои укусы смерти она держит при себе. Только сверкает на меня гневным взглядом, в котором горит отчаяние, ведь сделать она ничего сейчас не может.
Как бы сильно она все эти годы не старалась стать главой семьи и отдалить мужа от его родителей, как только они приезжают, она вынужденно прикусывает свой острый язычок, будто лишается права на голос. Как никак, она тоже невестка дома Каримовых, как бы ни пыталась командовать мной и остальными невестками.
Шамиль Анзорович улыбается при виде своих родителей и уделяет им всё свое внимание, не кинув на жену даже одного взгляда. Она несколько раз пыталась позвать его в другую комнату, чтобы явно поговорить о чем-то, чтобы не прыгать перед свекрами на задних лапках, но отец Саида лишь отмахивался каждый раз, а когда рявкнул, даже я выпрямилась на своем месте около аби.
– Иди на кухню, женщина, и не мешай мне вести мужские разговоры с отцом!
Даже у любимой невестки Гюзель Асии вытягивается от шока лицо, ведь в доме свекор обычно ведет себя спокойно, я бы даже сказала тихо. Конечно, каждая из невесток проявляет к нему уважение, но не боится. Все прислушиваются лишь к Гюзель Фатиховне, опасаясь ее тяжелого нрава и дрянного характера, который сегодня не имеет никакого значения.
– Шамиль, – растерянно произносит она, когда отходит от крика мужа. Даже сыновья, собравшиеся все за столом, переглядываются друг с другом, но молчат. Словом мужчины в доме в наших краях – это закон. Если они сейчас вмешаются, то создадут прецедент, а никто из них не хочет, чтобы в их семьях главной была жена.
Единственными, кто еще не прибыл в отчий дом, так это Саид с Инжу, так что я постоянно оглядываюсь в сторону двери, с каким-то страхом жду их прихода и в то же время надеюсь, что они не явятся на зов аби и бабая, проигнорируют. Вот только я не настолько глупа, чтобы обольщаться, что новая невестка рода Каримовых не воспользуется возможностью закрепиться в этой семье с корнями, чтобы никто не мог больше сдвинуть ее с места любимой невестки Гюзель Фатиховны и хоть и второй, но куда более значимой жены Саиды. Как никак, в отличие от меня, она носит под сердцем наследника Саида. Долгожданного мальчика, которого я родить не смогла.
Словно чувствуя мой упаднический настрой, аби хватает меня за руку и прижимает к своему бедру. Я улыбаюсь ей слегка, чтобы не расстраивать пожилую женщину, а затем поправляю платок на голове.
Смотрю на Амину, которая удобно устроилась между аби и бабаем, привалившись к последнему, и чувствует себя спокойно, зная, что никто не посмеет ее тронуть. Как ребенок, она чувствует, что они в этом доме обладают куда большим влиянием, чем Гюзель Фатиховна, которая злобно поглядывает на нас всякий раз, когда появляется в гостиной, где все мы сидим за низким круглым столом, на котором настаивают самые старшие члены семьи.
Моя же свекровь наоборот всегда недолюбливала старые порядки, предпочитая вести городской образ жизни, за исключением того, что всегда требовала к себе слепого уважения со стороны младших, особенно жен сыновей.
– Дилара, идем! На кухне много дел! – резко произносит она, не в силах больше терпеть мое безделье, как по ее мнению.
Скалится, показывая истинное лицо, и на мгновение меня обдает испариной. Как бы я ни старалась отгородиться и убедить себя, что больше я не член семьи, не ее рабыня, и бояться мне нечего, а волна страха всё равно прокатывается по телу. Вот что значит сила привычки. Рефлекс, от которого не избавиться по щелчку пальцев.
– Сама займись этим, у тебя еще три невестки есть, справишься, – говорит с легкой насмешкой Лейсан Идрисовна и хватает меня за руку, прижимая ее к себе с такой силой, словно думает, что я сейчас подорвусь и побегу обслуживать всё семейство на кухне.
– Лесайн Идрисовна, Дилара – жена Саида и моя невестка, а потому ее место на кухне, а не чуть ли во главе стола! – цедит сквозь зубы Гюзель Фатиховна и зло прищуривается. Но на аби этот взгляд не действует, она смотрит в ответ так холодно, что даже ее невестка отшатывается и, пряча собственный взгляд, ретируется на кухню, хотя раньше никогда этого не делала.
С тех пор, как ее сыновья начали жениться, она появлялась на кухне лишь для того, чтобы проконтролировать, как хорошо невестки выполняют ее поручение, а еще критиковать чужую стряпню и указать на ошибки. Ей нравится поучать других, возвышая себя, а сейчас она натыкается на силу куда более значимую, чем она сама, так что она вынуждена и сама побыть невесткой, как и полагается жене единственного сына аби и бабая.
Сомневаюсь, что она так уж утруждается чем-то на кухне, скорее, помыкает другими невестками – Асией и Олей, в то время как Инжу непростительно опаздывает.
Я даже не удивляюсь, что когда раздается звонок во входную дверь, первой подрывается с кухни Гюзель Фатиховна. Бежит сломя голову и волосы назад, ведь на кухне явно не хватает рук.
Стоит Саиду войти внутрь, таща на буксире Инжу, которая слишком демонстративно выпячивает живот, словно бы желая с порога показать родителям свекра, что она беременна наследником, а потому ее следует холить и лелеять, как Гюзель Фатиховна грубо хватает Инжу за руку и тащит ее на кухню, едва позволил снять обувь.
– Мама? – растерянно спрашивает вслух Инжу и оглядывается на Саида, который не смотрит на нее, а сразу же находит взглядом меня и буравит, словно пытается вскрыть мою голову и узнать крутящиеся там мысли.
– Будешь готовить чак-чак! Времени нет, так что не болтай зазря. Видишь, у нас гости! – рявкает на нее Гюзель Фатиховна, раздраконенная тем, что ее собственная свекровь нагло помыкает ей и указывает, что делать, от чего она уже успела отвыкнуть.
– Но я ведь беременна, почему Дилара не может этим заняться?
Инжу сопротивляется, не желая пропадать на кухне, пока всё самое интересное происходит в гостиной, недовольно посматривает на меня, и я выпрямляюсь, с улыбкой глядя на то, как ее опускают с небес на землю. Почему-то не сомневалась, что она считала, что к ней в этой семье будут относиться иначе, чем к другим невесткам. Холить, лелеять и позволять бездельничать.
Инжу – моя одноклассница и бывшая “подруга”, так что я прекрасно знаю, что домашние дела она терпеть не может, всё детство скидывало свои обязанности на младшую сестренку, которая всегда была более домовита.
Инжу же неряшливая, привыкла, что кто-то делает ее дела за нее, так что сейчас не понимает, почему ее хотят заставить пахать на кухне.
– Беременная – не больная! А ну подчинилась! – злится и выходит из себя Гюзель Фатиховна и грубо толкает новую невестку в плечо, а затем отвешивает оплеуху, заталкивая на кухню, где вовсю кипит работа.
Саид при ударе хмуро поглядывает на мать, качает головой, но та фыркает и закрывает перед его носом дверь, явно не собираясь выслушивать еще нотации и от сына. Он же несколько секунд смотрит на закрытую дверь, но не вмешивается, вызывая во мне противоречивые эмоции.
С одной стороны, неприятно, что он беспокоится об Инжу, а с другой, злит, что позволяет матери обижать ее. Не потому, что Инжу мне нравится, а из-за того, что в свекрови слишком много власти в этой семье. Становится неотвратимо понятно, что тягаться с ней ни у кого не выйдет.
Мое сердце начинает грохотать, а переживания горьким комом оседают поперек горла, мешая сделать полноценный глубокий вдох, так что я сижу на своем месте, не в силах сдвинуться, когда Саид садится рядом.
В нос ударяет его парфюм, который вызывает во мне теплые приятные воспоминания о том, что когда-то втроем мы были счастливой семьей. Вот только теперь этот терпкий аромат ассоциируется у меня с разочарованием и отчаянием.
Отодвигаюсь как можно дальше от Саида и придвигаюсь ближе к аби, которая смеется в этот момент над шуткой Шамиля. Игнорирует внука, который здоровается с ней и бабаем. Последний же даже руки ему не подает, отчего Саид выглядит потрясенным и растерянным, садится обратно на место и молчит. Полностью переводит свой взгляд на меня, заставляя то краснеть, то потеть. Но я держусь на голой силе воли и сижу, отвернувшись, следую примеру аби и бабая.
Саид сейчас для них пустое место, и от этого в груди разливается тепло. Что хоть кто-то в этой семье может меня защитить.
Мое ликование преждевременно, но понимаю я это слишком поздно. Когда Саид грубо хватает меня за предплечье и заставляет подняться. Не успеваю я опомниться, как он тащит меня за собой, не слушая ничьих возражений.
Сглатываю, когда он толкает меня внутрь одной из комнат, а затем закрывает дверь на замок. Оборачивается и оскаливается, не собираясь со мной церемониться.
– Что ты наговорила им, Дилара?! Как посмела отравить разум родителей отца? Не боишься, что я расскажу им правду о тебе и твоей распущенности?!
Саид продолжает рычать, дергает меня из стороны в сторону, а я никак не реагирую. Нахожусь под впечатлением от его угроз. Не понимаю, о чем он говорит, и оттого мне становится страшнее, чем до этого.
– О какой еще распущенности? – выдыхаю я, зацепившись за последнюю фразу. А затем жду его ответа, затаив дыхание.
