Текст книги "Вторая жена. Ты выбрал не нас (СИ)"

Автор книги: Оксана Барских

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Глава 3

– Чай не горячий, – фыркает мать Инжу, Салима Ильдаровна.

Полноватая, в длинном платье, закрывающем кисти рук и икры, она поправляет платок одной рукой, когда он съезжает набок, второй протягивает мне пиалу с недопитым чаем с таким недовольным видом, словно я ей туда плюнула.

Раньше она хорошо относилась ко мне, никогда не третировала и даже одобряла нашу дружбу с Инжу в школе, так как мои родители были уважаемыми и состоятельными людьми в нашем городе.

Сейчас же передо мной сидит стервозная мать моей соперницы, которая всем видом показывает, что я никчемная и нерадивая невестка. Даже не стесняется сделать мне следом еще одно замечание вслух, когда я, сжав зубы, забираю у нее из рук чашку.

– Нерасторопная первая жена у Саида, Гюзель, – цокает она и кривит губы. – Вот моя Инжу – послушная дочь, которая всё по дому делать умеет. Станет тебе отличной помощницей и любимой невесткой, Гюзель.

Она уж слишком сильно старается угодить новой сватье, постоянно называет ее по имени, будто смакует его. Я не удивлена, так как семья Хасановых хоть и ворочает большими деньгами, но уважением в городе не пользуется.

х старший сын, поговаривают, взял силой дочь высокопоставленного чиновника из Москвы, и сел в тюрьму, так что долгое время они вообще были не рукопожатными. И то, что происходит сегодня, никак не укладывается в моей голове.

Видимо, Гюзель Фатиховна так сильно ненавидит меня, что готова даже сесть за один стол с теми, кого раньше называла не иначе, как вторым сортом. И мать Инжу сразу чувствует болевую точку и давит на нее, пытаясь втереться к моей свекрови в доверие.

– И не говори, Салима, – фыркает Гюзель Фатиховна и режет меня темным взглядом. – Мало того, что девку родила, так теперь бесплодной стала. Еще неизвестно, от чего. Вон, у Дамировых старшая дочка гуляла по молодости, семью порочила, а теперь ей тридцать, никак забеременеть не может.

Я стоически терплю эти скрытые за, казалось бы, простыми разговорами оскорбления, но ни у кого нет сомнений в том, что это намек на то, что я не смогла родить Саиду сына, потому что ему неверна. Он был моим первым и единственным мужчиной, но я молчу, гашу в себе гнев и ярость, напоминаю, что делаю это для дочери, которая заперта наверху.

Свекровь устроила настоящую истерику с картинным обмороком и больным сердцем, да так натурально отыграла роль безутешной оскорбленной женщины, что на ее плач сбежались все сыновья и муж.

Гюзель Фатиховна редко использовала козырь здоровья и своего самочувствия, поэтому никто и не заподозрил, что она лжет и притворяется. Кроме меня и Оли, которая видит ее насквозь.

Вот только Саиду этого не объяснишь, да и слушать он мне не стал. Запер Амину с детьми и Асией в детской и запретил мне приближаться к комнате, пока я не успокою его мать. Та как-то умело убедила всех, что ей горько, что у нас такая не дружная семья, а я отказываюсь помогать ей с гостями.

Уж не знаю, как, но Саид, до этого считавший, что мне этом празднике жизни не место, кивнул и схватил меня грубо за локоть и практически спустил с лестницы вниз, в сторону кухни.

– Пока мать не будет довольна, домой не пойдешь! – рявкнул он, кивая на стол.

– Как же Амина? – простонала я тихо, не в силах говорить громче.

Меня буквально колотило от осознания того, что я стала заложницей в этом доме и буквально служанкой на побегушках у свекрови. Будь я решительнее, как Оле, дала бы всем им жесткий отпор, не побоялась бы скандала и криков, устроила бы разнос семье и Саиду при гостях. Но я, чувствуя отвращение к себе и своей слабости, опустила взгляд, пряча от мужа свои слезы, и медленно кивнула.

В другой ситуации я бы сумела подобрать ключик к сердцу Саида, ведь раньше мне казалось, что я его знаю, но сейчас даже не стала и пытаться. Не только потому, что считала свои попытки бесполезными. У меня язык не повернулся бы сказать ему хоть что-то приятное.

Он потерял право на мою ласку и любовь час назад, когда растоптал мои чувства, а своим ультиматумом и вовсе смешал мою гордость с грязью.

Но больше всего в тот момент я ненавидела себя. За то, что позволила унижать себя и свою дочь. Вот только что я могла против толпы агрессивно настроенного против меня народа? И некому мне помочь. Ни одного родного лица рядом, кто мог бы заступиться за меня, мое достоинство и мою честь.

Будь здесь кто-то из братьев, всё было бы по-другому, но отец запретил им приходить ко мне, наказывая за то, что посмела пойти против его воли. Ослушалась отцовского запрета, который должен был быть для меня нерушимым, словно каменные своды.

– Ты права, Гюзель, гены играют не последнюю роль, – цокает вдруг едва ли не над ухом громко мать Инжу. – Как говорится, от осинки не родятся апельсинки. Ох и крикливая у твоей невестки дочка. У меня аж уши заложило. Мы такого своим детям и внукам не позволяем. Они у нас все воспитанные.

– И не говори. Думаю отдать девчонку в какой-нибудь коррекционный центр, чтобы ее там научили уму-разуму. А потом и в школу-интернат подальше от дома. Когда родится наш внучек, не хочу, чтобы она представляла для него угрозу.

Свекровь цокает, а я снова с силой сжимаю зубы. Благо, кроме Салимы и Гюзель почти никто не трогает меня и не задевает. Родственницы Инжу как-то притихли, словно им неловко от моего унижения, не знают, куда себя девать от стыда за свою семью, а вот мужчины семьи Каримовых отводят взгляды и делают вид, что меня тут нет. Им самим неудобно, что их жена и мать оскорбляет члена семьи при посторонних, но и как-то пресечь они этот беспредел не решаются.

В этот момент я слышу, как кто-то грузно спускается со второго этажа. Уже по шагам узнаю Саида и беременную, еле как передвигающуюся Инжу. От госпитализации, когда приехала скорая, она отказалась, и что-то мне подсказывает, что ничего у нее не болело. Наверняка она разыграла ту сцену специально, чтобы привлечь к себе внимание и вызвать жалость. Показать мне, что мое мнение больше здесь никого не волнует.

Пока все смотрят на них, с тревогой посматривая на Инжу, которая охает и делает вид, что ей плохо, я незаметно наливаю в чай Салиме и свекрови остатки чая с чужих чашек. Добавляю кипятка и с усмешкой передаю им их пиалушки. Пусть наслаждаются чаем невестки этого дома.

Глава 4

Сверху царит полная тишина. Ни звука не раздается, пугая меня отсутствием детского галдежа и шума, к которому я привыкла.

Нервно посматривая на потолок, я стараюсь прислушиваться в надежде, что я просто на несколько секунд оглохла от стресса, но разговоры за столом слышны мне прекрасно.

– А она у тебя здоровая, Гюзель? На Айшу похожа, соседову дочку, такая же блаженная, сама с собой целыми днями разговаривает и по двору шатается, – цокает снова мать Инжу, но в этот раз ее оскорбления слышит Саид, который в отличие от других мужчин молчит и не вступает с ними в праздные разговоры о том, какое торжество закатить и кого позвать.

– Следите за языком, вы говорите о моей жене, – цедит Саид сквозь зубы, и за столом воцаряется молчание.

– Сынок, ты чего грубишь нашим… – пытается сгладить ситуацию свекровь и улыбается, отчего ее золотые коронки на восьмерках сверкают на свету ламп.

– Дилара – моя законная жена. Первая жена, к которой вы должны относиться с уважением.

Голос Саида звучит устрашающе и холодно, отчего даже у меня по телу расползаются мурашки. Он прищуривается, оглядывая всех за столом, словно проверяет, кто готов сказать ему хоть слово против.

Наши взгляды встречаются, и на секунду мне кажется, что передо мной снова сидит мой Саид.

Тот самый, что варил мне суп, когда я болела и не могла встать с кровати.

Тот самый, что подрывался во время моей беременности по первому зову и летел в ближайший супермаркет.

Тот самый, что дарил мне часто незначительные подарки, приятные моему сердцу, просто потому, что они напомнили ему обо мне.

Он никогда не заставлял меня подавать ему завтрак прямо в постель, как это делает его брат Булат, любимейший мамин сынок. Наша семья, несмотря на то, что мы оба из довольно патриархальных кланов, всегда старалась быть современной и развивающейся.

Мы не делили обязанности на женские и домашние. Конечно, в силу того, что я находилась в декрете, а Саид работал, всё по дому сейчас делала я, но он никогда не брезговал помочь мне, если я что-то не успевала. Мог и пропылесосить, и приготовить легкий ужин. Не попрекал меня куском хлеба и не утверждал, что место женщины на кухне, как и подобает испокон веков.

Но секунда проходит, наваждение испаряется, и передо мной снова сидит зверь, готовый растерзать меня.

Мои руки трясутся, когда я наливаю чай в очередную пиалу, а затем расплескиваю чай по столу и себе на колени, услышав сверху грохот и плач. Сначала мне в панике кажется, что это обижают мою девочку, которую я не сумела защитить, а затем до меня доходит, что это ревет кто-то из мальчишек Асии. Слышится даже ругань между пацанами, в то время как Амины совсем не слышно.

– Мне нужно проверить, как там дочка, – сипло произношу я с непривычки, так как давно молчу, и в горле пересохло. Еще не хватало тут со всеми чаи распивать, когда мое материнское сердце кровоточит ходит ходуном не на своем месте.

– Сиди! – резко выплевывает Гюзель Фатиховна и стреляет глазами на Олю, которая сидит в стороне, чтобы быть у меня на подхвате. Приносит второй вскипевший чайник, меняя его на мой остывший, подкладывает сладости в тарелки, играет роль “принеси-подай”.

Она не ропщет, уже привыкнув к таким порядкам в доме свекрови, но судя по ее жесткому взгляду и напряженной спине ее мужа Ахмета, дома его ждет выволочка и выторгованное обещание еще долго не приходить в дом к его родителям.

– Ольга, сходи и приведи девчонку, пусть тоже присоединяется, – говорит свекровь и кивает наверх, после чего Оля подрывается и прищуривается, глядя на женщину с подозрением.

Я же воодушевилась, что мне не придется прорываться на второй этаж, чтобы вызволить ее. С первого этажа до выхода рукой подать, так что мы просто сбежим и больше сюда не вернемся.

Во рту появляется горечь, когда я думаю о том, что дома у нас с ней больше нет.

Я не смогу жить в том доме, где мы живем с Саидом, зная, что теперь у него вторая жена. В отличие от него, я не обольщалась насчет нее и знала, какой хитрой змеей она была с самого детства. Всегда строила из себя невинную овечку, в то время как сама строила козни и не раз подставляла меня.

Не счесть, сколько слез я пролила из-за нее в подушку, а теперь она взялась за меня по-крупному.

Украла у меня мужа и…

Я опускаю глаза на ее живот, который прекрасно виден, когда она сидит и бесстыдно облокачивается о Саида.

… и сына, о котором я так мечтала…

– Садись около Инжу, Амина, – слышу я вдруг ласковый голос свекрови и цепенею, удивленная, как быстро она меняет тактику поведения. Либо она нездорова, либо и правда хорошо играет разные роли.

Я перевожу взгляд на Амину, которую за руку ведет Оля, и уже хочу подорваться, как вдруг у меня отказывают ноги. Затекли, вызывая неприятные ощущения, и я вынужденно замираю, привыкая к новому положению тела.

– Познакомься, Амина, это твоя вторая мама Инжу, она скоро родит тебе братика, – продолжает соловьем разливаться свекровь, и никто ее не останавливает.

Я уже открываю рот, чтобы возразить и наконец взорваться. Мало того, что ко мне она относится, как к наемной прислуге, так еще и дочку втягивает во взрослые игры, не думая о детской психике.

– Мама! – предостерегающе произносит Саид.

На его скулах играют желваки, и он всем видом демонстрирует, что его не устраивает присутствие ребенка за столом. Вот только я замечаю, что на дочь он даже не смотрит, старательно делает вид, что ее нет.

От этого на сердце становится горько и больно, ведь я до сих пор помню, что когда она родилась, он ликовал и искренне благодарил меня за дочь. Не спал ночами, когда у нее болел животик, резались зубки. Давал мне поспать, а сам качал Амину на руках.

И тем резче контраст с тем, каким он был, и каким предстает сейчас.

Равнодушным отцом, которому плевать на свою дочь.

Амина жмется к ноге Оли и волчонком посматривает на Инжу, не понимая, что происходит. Я же наконец выпрямляюсь и иду к ней, не собираясь больше идти на поводу у этой ненормальной семейки. Дочка видит меня и сияет от облегчения, но затем мы обе с ней снова смотрим на свекровь.

– Ты будешь помогать Инжу ухаживать за своим братиком, Амина, ты старшая сестра. Ты ведь хорошая девочка? – игнорирует она сына, меня и остальных, и вкрадчиво спрашивает у Амины.

Меня же будто бьют под дых.

Хорошая девочка должна быть идеальной и всем угождать. Быть послушной и немногословной, молчать, когда требуется, и говорить только с разрешения старших.

Хорошая девочка должна быть удобной…

Удобной…

Я сжимаю кулаки и отпускаю все свои установки, вбитые в меня с детства. Пусть я стала одной из этих женщин, которые позволяют вытирать об себя ноги, но дочь превратить в прислугу второй жены мужа я не дам. И плевать, что скажут обо мне и моей семье в городе.

Моя кровь буквально кипит от обиды и подкативших к глазам слез, застилавших мне обзор на всё семейство Каримовых, которые ведут себя так, будто второй брак для мужчины – это в порядке вещей.

Конечно, я выросла в среде, где явление вторых и третьих жен не порицалось и было вполне обычным, но в моей семье такое было не принято.

Пусть брак родителей когда-то и случился по договору, но со временем они прониклись друг к другу уважением и полюбили. Отец никогда бы не посмел унизить мать тем, что привел бы в дом вторую жену.

Это в арабских странах принято, что для каждой из четырех жен, которые разрешены по шариату, мужчина должен купить отдельный дом и обеспечить теми же условиями и благосостоянием, что и любой другой.

Если бы мы жили так, как и было когда-то предписано, то муж спросил бы разрешения взять вторую жену у первой, не стал бы ее ставить перед фактом.

Но реальность такова, что мужчины, избалованные вседозволенностью и деньгами, творят что им вздумается. А даже если у них нет финансов, чтобы обеспечить даже одну семью, не то что вторую или третью, они пользуются тем, что женщина сидит дома и воспитывает детей, не обладает правом голоса и полностью зависит от мужа. Не может даже уйти, потребовать развода, так как в отчем доме ее не примут, а денег, чтобы вырастить детей и прокормить их и себя у нее зачастую нет.

Я с детства насмотрелась на семьи одноклассниц, где матери считали мужей чуть ли не богами, заглядывали им в рот и боялись хоть слово сказать поперек. И боялась… Боялась, что мне не повезет так же, как когда-то повезло маме. Отец позволял ей абсолютно всё, чего бы она не захотела. Не ограничивал и не следил строго за тратами.

А теперь… Все мои надежды, что я проживу такую же счастливую жизнь, будучи за мужем, как за каменной стеной, вмиг рухнули.

Больше всего я опасалась, что буду одной из тех молчаливых женщин, которые терпят унижения и позволяют обижать своих детей.

Чуть было не стала…

– Моя дочь не станет прислугой для вашего внука! – цежу я сквозь зубы, оскалившись и глядя на свекровь с болезненным гневом.

Прячу дочку себе за спину, чувствуя, как сильно дрожит ее тело. Становится горько и тошно от того, что она плачет беззвучно, чтобы никто не заметил ее слез. Боится, что наругают за проявление нежелательных в этом доме для свекрови эмоций.

– Ты всё не так поняла, Дилара, – вклинивается в разговор Инжу и касается одновременно руки Саида.

Я не могу не обратить внимание на движение ее пальцев, которые поглаживают его по кисти. Она вся жмется к нему, словно хочет поставить на нем печать принадлежности, чтобы все знали, что она с ним спит. Что именно он автор ее живота.

– И что же я не так поняла? – едва не шиплю я, когда моя грудная клетка ходит ходуном от гнева и раздражения.

Все в этом доме принимают меня то ли за дурочку, то ли за умалишенную. Смотрят, как на ненормальную, будто не понимая причин моей обиды.

– Ты не сердись на нашу маму, – снова добавляет она, и мне так и хочется закричать, что Гюзель Фатиховна мне не мать, а свекровь, которая меня недолюбливает и при любом удобном случае вставляет между ребер иглу, желая меня ранить.

– Я сама решу, какие мне эмоции испытывать!

– Это была моя идея, чтобы какое-то время Амина пожила с нами, – уже неуверенно снова произносит Инжу и каким-то беспомощным и неуверенным взглядом смотрит снизу вверх на Саида.

Мой муж же всё это время молчит и буравит взглядом Амину, которая выглядывает из-за моих ног, цепляясь пальцами мне в бедра. Становится неприятно, что он пропускает чужие оскорбления в нашу с дочкой сторону мимо ушей, но я не удивлена, что не понимает двойного дна в словах Инжу и своей матери.

Кажется, ему уже всё равно, что меня унижают в этом доме.

Он даже не хотел видеть меня здесь сегодня. Пытался выгнать, грубо толкая к выходу.

Если бы не дочь, я ушла бы еще тогда. Пусть и было бы обидно, что он поступил со мной так бездушно, но я бы хоть не испытывала позора, обслуживая гостей его матери и родственников Инжу.

Когда до меня доходят ее слова, мне будто отвешивают пощечину. Хлесткую. Резкую. Неожиданную и отрезвляющую.

– С нами? – повторяю я за ней, как эхо.

– Саид не сказал тебе? – чересчур жалостливым голосом интересуется Инжу, и я готова расцарапать ей лицо в кровь, в то время как остальные смотрят на нее, как на ангела, спустившегося с небес.

– Не сказал что?!

– Он купил нам дом напротив вашего. Ты же не против, что он поживет со мной до родов? Я, конечно, не буду возражать и стану после родов делить его с тобой поровну, ведь у вас тоже дочка, да и по шариату так положено, но сейчас мне как никогда нужна его поддержка, ведь у меня третий триместр уже. Вот я и предложила ему, чтобы Амина пожила с нами. Мы подготовим ее к тому, что у нее родится братик, да и она не будет обделена вниманием отца.

Она продолжает расписывать, как всё будет хорошо, когда мы договоримся о том, как будем делить мужа и мою дочь, а у меня кружится голова.

Инжу делает упор на то, что не будет обижаться и готова отправлять ко мне Саида, ведь я тоже его жена, а я едва не хохочу, чувствуя, будто мир вокруг меня сошел с ума. Перевернулся с ног на голову, лишившись разума и логики.

К глазам после ее слов подкатывают слезы горечи от очередного предательства. Я перевожу взгляд на Саида, пытаясь отыскать в нем хоть отголоски моего мужа, которого я когда-то полюбила и считала благородным мужчиной, но встречаюсь с айсбергом, которому нет никакого дела до моих эмоций.

Инжу же улыбается, и, кажется, только я вижу, каким злым торжеством горят ее глаза. Пользуясь тем, что все одобряют ее действия, добивает меня окончательно.

– А ты сможешь приходить к нам в гости, Дилара. Наконец, снова понянчишь малыша. Ты ведь уже бесплодна, тебе это только в радость… Ой… Прости, я не хотела тебя обидеть.

Я отшатываюсь.

Она бьет по-больному.

И всё это под маской напускного сочувствия.

У меня спирает дыхание, а под ребрами словно проворачивают прутья, разрывая мои внутренности в кровавые клочья.

Я крепко сжимаю руку Амины и отступаю.

Нет.

Ни за что.

Она отобрала у меня Саида, но дочь я ей не отдам.

Глава 5

Когда мы с Аминой выходим из дома, Саид порывается вдруг отвезти нас, но на него наседает мать, а на второй руке повисает Инжу, которая начинает плакать и причитать, что это она во всем виновата.

Строит из себя жертву, играя на мужских чувствах, и мне противно не то что смотреть, но и слушать, как она умело манипулирует моим мужем.

Моя машина стоит за пределами двора, так как свекровь никогда не разрешает мне парковаться внутри, причитает, что она занимает место, а портить свои клумбы, которые вообще находятся в пяти метрах слева от дорожки, никому не позволит.

Вот только запрет распространяется лишь на меня.

Поджав губы, я быстро беру дочку крепче за руку и практически бегу в сторону ворот, опасаясь, что нас могут остановить.

Нет никаких сил больше находиться в обществе семейства Каримовых, которые решили, видимо, что я для них с сегодняшнего дня не просто девочка для битья, но и второсортная жена и невестка.

Бракованная.

Не способная родить сына и продолжить их род.

А значит, и церемониться со мной больше не надо и притворяться, что я хоть что-то для них значу.

Не покидает чувство, что все эти годы Саид умело притворялся любящим мужем и отцом, чтобы в один день растоптать меня и скинуть с небес на землю, чтобы мне было побольнее.

Унизить род Билаловых через поколение.

Вонзить нам нож в спину и всем растрепать, что их дочь – пустоцвет, который ни на что большее, чем работа по дому, не годится. Что их внучка, в чьих венах течет кровь Билаловых, станет прислуживать наследнику Каримовых от второй жены.

И это даже не мои страхи или фантазии. Свекровь с удовольствием рассказала новым сватам о моем якобы бесплодии. Опозорила меня с одной единственной целью. Знала, что мать Инжу – первая сплетница в городе. Так что завтра все будут знать самые мельчайшие и грязные подробности про меня и семью Билаловых. Мою семью.

Не удивлюсь, если всё это был тщательно продуманный план Гюзель Фатиховны, которая даже спустя несколько десятков лет никак не успокоится, не желает отпустить обиду отвергнутой женщины.

Становится страшно, что даже наш брак с Саидом – ее изощренный план мести, но даже для нее это слишком. Разве стал бы нормальный человек делать подобное? Вести себя так жестоко и мерзко, как не относятся даже к самому злейшему врагу?

Я еле сдерживаю слезы, пытаюсь сглотнуть ком в горле и вдохнуть побольше кислорода в легкие, чтобы не расплакаться, но это невероятно трудно, так как сегодня мой мир просто-напросто рушится, оставляя часть моей души под завалами.

– Мама, папа теперь тоже нас не любит? Считает, что мы грязные? – вдруг слышу я тихий жалобный голосок Амины, когда я усаживаю ее в детское кресло на заднем сиденье машины.

Замираю, отвлекаясь от собственных уничижительных мыслей, от которых мне становится еще хуже и горше, и в неприятном удивлении смотрю на дочь.

Ее нижняя губа дрожит, щечки покраснели, а глаза мокрые, словно и она вот-вот расплачется от обиды и чужого глумления.

Ее черные волосы, заплетенные в косу, растрепаны и торчат во все стороны, отчего она еще сильнее напоминает мне раненого жестокими людьми вороненка, и это меня отрезвляет.

Заставляет взять эмоции под контроль.

– Ну что ты, звездочка моя, конечно, нет, – как можно ласковее произношу я и наклоняюсь над дочкой. – Просто папа плохо себя чувствует, приболел, поэтому такой злой.

Я, конечно, понимала, что после сегодняшнего скандала у нее в голове появятся вопросы, но у меня совсем не было времени, чтобы понять, как себя вести и что говорить.

Отец мало того, что ни разу ее не приобнял, даже делал вид, что ее не существует, так еще и привел в дом какую-то женщину и заявил, что у нее появится братик, которого она обязана любить.

Конечно, ребенок подумает о худшем. Посчитает, что это он виноват, будет думать, как заслужить прощение. Но такой судьбы я своей дочери не хотела.

В этот момент ненавижу Саида сильнее.

Неужели нельзя было вести себя, как взрослый? Не переносить на свою дочь гнев, направленный на меня.

Урод. Какой же он урод…

– С чего ты взяла, что он считает, что мы грязные? Мы ведь с тобой каждый день моемся, – улыбаюсь я, в то время как у самой сердце кровью обливается от мыслей, что я вру.

Я совсем не уверена, что Саид нас любит. Сегодня я увидела его в другом свете. Жестоким. Равнодушным. Бессердечным. Но никак не любящим и уж тем более добрым.

– Бабушка часто говорит, что в нас течет грязная кровь, – шепчет Амина и тем самым поднимает бурю в моей груди. Меня бросает в жар и пот, а в ушах шумит, отчего даже кружится голова.

– Бабушка так шутит, – шепчу я, а сама готова придушить мать Саида, но пока всё это лишь в моих фантазиях.

Никто не даст мне к ней и пальцем прикоснуться в ее же доме.

Многочисленные сыновья Гюзель Фатиховны, скорее, сломают мне руку, чем дадут дать ей не то что затрещину, но даже тычок.

– И про братика тоже шутит? – с надеждой спрашивает Амина, но я сглатываю ком под ее внимательным взглядом, в котором я вижу ожидание положительного ответа.

Не решаюсь соврать в этот раз.

Настроение Саида сменится.

Он так грубо вел себя с дочкой наверняка из-за недовольства мной, так как был раздражен из-за моего непрошеного присутствия при знакомстве семьи с беременной Инжу.

А вот ребенок в ее утробе никуда не денется.

Родится в срок и будет радовать своих родителей и бабушек с дедушками своим полом и “чистой” кровью, о которой так грезила Гюзель Фатиховна.

И тогда Амина поймет, что я жестоко ее обманула.

Нет.

Так разрушить ее доверие я не могу.

– Нет, звездочка моя, не шутит, – вздыхаю я и приглаживаю растрепанные волосенки дочери. – У твоего папы от другой тети скоро родится сын, но это не значит, что папа будет любить тебя меньше.

– Но бабушка будет, она меня вообще не любит, – бурчит Амина, и мне на это нечего сказать. Даже врать не хочу, чтобы ее успокоить. Она и не поверит, ведь и сама своим детским сердечком всё понимает.

– Главное, что я тебя люблю, – тихо говорю я, надеясь до нее достучаться, но она поджимает обиженно губы и вдруг произносит то, что заставляет меня оцепенеть.

– Если бы я родилась мальчиком, меня бы все любили. И эта тетя не появилась бы! Почему я родилась девочкой?

Она пока не поднимает вопрос про другую тетю Инжу, не понимает еще, что означает “вторая жена”, но делает свои уж слишком недетские выводы.

Неправильные и причиняющие мне боль.

Такой виноватой я себя в жизни еще никогда не ощущала.

Если бы только я выбрала себе в мужья не Саида…

А мужчину из другой семьи, которая приняла бы не только меня, но и моего ребенка…

Тогда бы Амине не пришлось страдать от нелюбви бабушки и ее бесконечных напоминаний, что мальчики гораздо лучше девочек.

И она не захотела бы родиться мальчиком, о котором так грезит свекровь.

Я хочу убедить ее, что и девочкой быть неплохо, как вдруг слышу резкий стук двери, а затем приближающиеся шаги. Сердце начинает стучать с такой частотой, что у меня закладывает уши, и я резко отстраняюсь от дочери и захлопываю дверь.

А когда сажусь на водительское сиденье и завожу машину, вижу, как в нашу сторону бежит Саид.

Злой.

С хмурым взглядом и сведенными к переносице бровями.

Сжимает кулаки и выглядит так, будто хочет схватить меня за шиворот и потащить обратно в дом, чтобы снова заставить подчиняться его матери или же будущей жене.

Я вжимаю ногу в педаль газа как раз в тот момент, когда он подходит к двери с моей стороны и уже тянется ее открыть.

Машина резко трогается с места, а я с облегчением смотрю в зеркало заднего вида, где отражается оставшийся на месте Саид.

Ему больше не удастся унизить меня или заставить подчиняться.

Любящая семья.

Верный и внимательный муж.

Иллюзия счастливой жизни.

Всё это остается в прошлом.

И мне там больше нет места.

Домой я больше не вернусь.

Ни за что и никогда не переступлю порог дома, в котором когда-то была счастлива.