Текст книги "Угроза"

Автор книги: Норман Сеймон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

– Хвостатый камень, – скептически повторил Люсьен.

– Часть людей, – продолжал Олаф, – улетела туда, на звезды. На какую-то из них.

– Почему не на солнце? Оно ближе.

– Верно… Не знаю, почему, – признался сотник. – Может быть, не на каждой звезде можно жить. Теперь они там, наверху. Смотрят на нас.

Люсьен покрутил головой, словно отыскивая в ночном небе людей. Старые страхи паука Чернолапа проснулись где-то далеко, у самого сердца, зазнобили.

– Ерунда.

– Я вот думаю, – продолжил Олаф, – а что, если они вернутся? На своих кораблях, с могучим оружием, наверняка ядовитым. Ведь они захотят вернуть землю себе. На чьей ты будешь стороне в той войне?

– На стороне Повелителя, конечно. А ты?!

– Я тоже, – вздохнул сотник. – Честь превыше всего. Но тогда ведь не придется нам полетать на этих чудо-кораблях, понимаешь?

– Обойдемся как-нибудь.

– Я летал на стрекозе. То есть под стрекозой… Чудесное ощущение, Люсьен.

– Ты вот недавно снова полетал, – стражнику надоел этот разговор. – И, видать, плохо приземлился. Перестань, а то я больше с тобой никуда не пойду.

– Как же так? Ты должен все знать, ты ведь разведчик королевы Тулпан.

Стражник в ответ только тихо рассмеялся.

– Что смешного? Разве не так?

– Так. Только я не только разведчик, а еще и телохранитель. Угадай, кого Тулпан поручила мне охранять.

– Не собираюсь угадывать, – Олаф даже натужно зевнул. – И вообще, ты скверно справляешься с обязанностями. Когда к костру пришли джеты, ты первым куда-то убежал.

– И вернулся, потому что ты не успел. Вот ты бы за мной не вернулся.

– Действительно…

Олаф задумался. Странно все получается – такой простой человек, как Люсьен, совершенно не стремящийся что-нибудь понять или узнать, куда больше способен на поступок честный и смелый, чем умники. Сотник не вернулся бы. Если нет надежды отбить друга с боем, надо идти за помощью, это так ясно. А стражник вышел из темноты просто потому, что его королева приказала ему быть рядом с Олафом.

Конечно, не было более известного своими подвигами человека в Чивья, чем Олаф-сотник. Но по сути говоря, геройствовали такие люди, как Люсьен, сотник только водил их по Степи, и следил, чтобы они всегда возвращались с победой. Очень много раз, выбирая между славной гибелью и вполне трусливым отступлением, он всегда выбирал второе. Вот только похвастаться, что гнал Олафа по степи, никто из повстанцев не мог: каратели всегда возвращались в тот момент, когда враги этого менее всего ждали. И наиболее удачные из облав были в то же время наиболее подлыми. Что может быть лучше, чем захватить врага на переправе и перестрелять поклонников Фольша из луков?

Олаф заставил себя остановиться. Может, он и правда слишком сильно ударился головой? Лучше подумать о деле.

– Сколько в Хаже поселков, я забыл?

– Пять, по числу перевалов. А что, уже готовишься вступать во владение? – Люсьен захихикал.

– В общем, да… У меня, видишь ли, нет опыта. Что делают короли?

– В Хаже? Охотятся на скалистых скорпионов, когда их много разводится. На моей памяти – единственно полезное дело. Но ты в Джемме меня уговаривал не спешить, а сам? Королева Тулпан за горами, и попасть на ту сторону можно будет только весной. А зима у нас будет нелегкая, даже если доберемся до своих. Смертоносцы не могут больше оставаться на севере, верно? Они вынуждены идти в этот Темьен.

– Темьен, или Тчалка, как говорят местные восьмилапые. Значит, нам тоже следует говорить Тчалка, – напомнил сотник. – Кажется, светает. С рассветом муравьи выглянут наружу.

– В это время года – нет, – Люсьен встал и поприседал, согреваясь. – Понежатся, пока солнце не взойдет повыше. Но для нас это самое хорошее время, сможем идти быстро. Как далеко ты хочешь уйти от берега?

– Это не играет большой роли, джеты знают лес, и если найдут наши следы – догонят. Просто постараемся, чтобы с ладей нас не приметили, – Олаф тоже поднялся, потрогал больное ухо. – Ты небось рад, что у тебя будет полуглухой король?.. Слушай за двоих. Джетов надо заметить первыми, все-таки у нас полтора десятка стрел. Лук, правда, один. Ты хорошо стреляешь?

– Оставь у себя, – предложил Люсьен.

Они зашагали по все еще темному лесу, но слегка подсвечиваемому откуда-то с бледнеющего неба лесу. Теперь силуэтов хищников стало меньше – воины не принимали больше за них коконы, кусты и густые кроны деревьев.

К середине дня им удалось преодолеть куда большее расстояние, чем рассчитывал Олаф. Лес оказался сухим и довольно дружелюбным, по крайней мере на них ни разу не напали. Лишь шанты, небольшие пауки, выскочили навстречу, желая отогнать чужаков от гнезда, и сразу ушли, едва люди пошли в другом направлении. По расчетам сотника, друзья уже миновали Джемму и оказались севернее, что затрудняло их поимку.

– Жук-олень! – показал Люсьен на крупного, со степного скорпиона размером жука, чью голову увенчивали рога странной формы.

– Он опасен? – сотник на всякий случай забрал в сторону.

– Нет, травоядный. Может потоптать, боднуть, но в деревьях мы от него скроемся. У нас в горах их всех перебили, мясо вкусное.

– Вот, чем должны были бы заниматься ваши короли, – заметил Олаф. – Охранять от вас вкусное мясо. Понимаю твой намек, вот только как его убить?

– А стрелы!

– Они отравлены, Люсьен. Этого жука нельзя есть, а то с тобой случится то же, что с каждым, кто проглотит рыбку вельшу.

Стражник только сплюнул от досады. Зарубить жука-оленя мечами нечего и думать. Он и достаточно силен, чтобы отбиться, и способен легко убежать от людей, если почует, что его одолевают. Теперь и Олаф ощутил голод, вдвоем они шагали, озираясь уже не только в поисках хищников.

– Сороконожка! – предложил наконец Люсьен.

– Неизвестной породы, – отказался сотник. – Нет, никаких ядовитых тварей. Может, вернуться к шантам? Они пугливы, если одного убить, то добычу они дадут унести.

Люсьен не успел ответить. С верхушки дерева, мимо которого они проходили, вниз полетел, обламывая сухие ветви, мохнатый комок. Воины, готовые к таким неожиданностям, упали в стороны, откатываясь, но шатровик не собирался остаться без добычи.

Перед самой землей он повис на паутине, замедлив падение, тут же перекусил нить и кинулся за Олафом. Тот запетлял между деревьями, пытаясь на бегу сорвать с плеча лук, но восьмилапый двигался куда быстрее, перебирая лапами прямо по стволам.

Люсьен с ругательствами кинулся следом, размахивая мечом, но безнадежно отстал. Пыхтя, стражник взбежал на пригорок и едва не споткнулся о тело паука. Перед ним стоял запыхавшийся Олаф со стрелой в руке.

– Не смог снять лук, – виновато признался он. – Не в первый раз со мной такое. Даже рубить его стал, вот видишь, по одной лапе попал. А потом сообразил, что в другой руке у меня стрела.

– Кольнул? – зачем-то спросил Люсьен, опасливо тыкая мечом в волосатую тушу.

– Да, всего один раз, но между жвал. Боюсь, его уже нельзя есть.

– В другой раз сначала лапу отруби, а потом убивай, – посоветовал стражник. – Что-то разболтались мы с тобой… Идем без обеда, а до вечера попадется кто-нибудь, годный для меча.

Сотник молча повернулся и зашагал дальше. Лук он теперь держал в руке.

Глава четвертая

Огонь они развели совсем маленький, годный только для того, чтобы немного согреться и зажарить мясо попавшегося муравья. Не слишком богатая добыча, но Олаф рассудил, что ждать больше нечего – до сумерек оставалось совсем немного. За коричневым, несколько отличным от степных муравьем пришлось немного побегать, но когда к перебитой в начале охоты передней лапе добавилась одна из задних, он быстро сдался.

– Странно, что он один, – покачал головой Люсьен, опасливо оглядываясь.

– Должны ведь и у них быть разведчики, – предположил сотник. – Очень хорошо, что он один. И еще лучше, что бестолковые муравьи своих не ищут. Руби лапы и пошли, я вижу шант на ветках, они почуяли кровь.

Положив на плечи по задней лапе убитого муравья, спутники отошли подальше от туши, позволив малышам-шантам попировать, и нашли уютную полянку, отделенную от озера возвышенностью.

– Здесь не заметят, – гордо сказал Люсьен, бросая на траву добычу.

– Или наоборот… – засомневался сотник. – Если искать – то как раз на такие горки забираться и смотреть сверху.

– Мы пристроимся за этими березками, и разведем очень маленький костер, – как мог утешил его Люсьен.

Так они и сделали. Вечером опять пошел снег, на поляне он не таял. Воины сидели лицом друг к другу, поглядывая по сторонам. Муравей, как и следовало ожидать, оказался жестким, но торопиться было некуда, жевали от души.

– Стас сейчас маринады жрет, – вспомнил Олаф.

– Хорошо, если так, – покрутил головой Люсьен. – Важель очень вредный мужик. Как бы на Стасе злость не сорвал.

– Сильда поможет, выживет островитянин. А вот останься ты…

– Не пугай меня на ночь!

Понемногу скромный ужин закончился. Обоим хотелось пить, но идти сейчас к озеру было невозможно, поэтому о жажде не сказали ни слова. Олаф, как более пострадавший, лег спать первым. Люсьен положил на колени лук, подбросил в костерок дров и застыл, полуприкрыв глаза. Все хищники сейчас, под воздействием холода, замерли в своих убежищах. Но, может быть, кому-то сегодня не повезло, кто-то остался голодным и продолжает рыскать по округе? Заметить его сидя у костра, в темноте, почти невозможно. Лучше довериться слуху и животному чутью.

Именно чутье и заставило Люсьена подняться. То ли ветер подул сильнее, принес отголосок какого-то звука от озера? Стражник обошел костер, встал над спящим Олафом, прислушался. Сверху, с холма, послышался какой-то треск. Ничего особенного в этом не было, но почти сразу же шум повторился.

– То ли я напуган как ребенок, то ли кто-то там бродит, – негромко сказал он, зная, что кричать сотнику не придется.

– Знавал я таких детишек, – сотник сел, протирая глаза, – которых напугать тяжело. Джетов побаиваюсь, мы здесь как на ладони окажемся. Туши костер.

Ветер пока не должен был выдать присутствие людей, дым относило в сторону от холма. Быстро затоптав огонь, присыпав уголья пригоршнями земли, воины пересекли поляну и затаились у кромки деревьев. Вскоре стало ясно, что Люсьен не ошибся: потрескивание сухих веток под чьими-то осторожными ногами или лапами повторилось еще несколько раз.

– Может, пойдем? – одними губами предложил стражник.

– А если это скорпион?.. В лесу труднее.

Вздохнув, Люсьен мысленно согласился. Среди деревьев так темно, что не различить даже тени, отравленные стрелы там не помогут. Но к ним шел не скорпион – вскоре на краю поляны возник человек. Его силуэт довольно четко вырисовывался на фоне берез. Олаф потянул товарища за руку, уложил на землю.

Джеты выследили их, а быть может, увидели огонь. Лежащие на снегу воины видели, как возле кострища собрались несколько человек, о чем-то посовещались, пиная ногами угли. Потом пригнулись, что-то высматривая на снегу.

– Остались наши следы, как думаешь?..

– У костра – вряд ли, снег идет, – прошептал стражник. – Но если они не дураки, поищут по кругу, вот и найдут посвежее… Или не найдут.

Для того, чтобы рассмотреть свои самые последние следы через поляну и понять, в каком они состоянии, беглецам надо было приподняться, а этого делать не следовало. Оставалось надеяться, что снег и ночь помогут им.

– Да пропади они пропадом! – вдруг донесся до них чей-то голос. – Надо к северу идти, лагерь раскоряк искать, а мы тут вошкаемся!

– Заткнись! – оба сразу узнали Важеля. – Ноешь, ноешь! Уже почти нашли, земля горячая, они рядом!

– Были рядом, а теперь где-то в лесу, – не согласился джет. – Бегут сейчас от нас, да и от озера наверняка. Хочешь по лесу побегать? Им-то терять нечего.

– Он прав, – поддержал нытика кто-то третий. – От берега сейчас уходить не следовало бы. Ты атаман, Важель, но ведь видели раскоряк весь день в воздухе. Нас мало для большого боя, а в темноте и подавно.

– Трусы! – проворчал Важель. – Ладно. Идите к ладье. Я только сапог переобую, все ноги сбил, пока по корням пробирались.

– Не задерживайся!

Люди исчезли среди деревьев, только одна, самая крупная фигура осталась. Люсьен задумчиво прицелился в спину атаману из лука, и сотник испуганно покосился на него, боясь тронуть. Но стражник сделал это просто так, для собственного удовольствия. Наконец Важель разогнулся, сделал было шаг вперед и вдруг остановился, будто заметил что-то. Потом попятился.

Сотник положил руку на плечо Люсьену, прижал губы к его уху.

– Смертоносцы. На холме.

Он мог этого и не говорить. Почти тут же сверху долетел шум ломаемых веток, вскрики людей, застигнутых врасплох, звон тетивы. Важель воплем выхватил меч, пробежал несколько шагов вперед, достиг берез и опять остановился. До беглецов докатилась волна ужаса – это восьмилапые применили свое самое страшное оружие, подавляющее всякую волю людей к сопротивлению.

Олаф только поморщился, зато стражник, чьи мысли не привыкли с детства сопротивляться влиянию пауков, уронил голову на руки, вжался в землю. Сотник забрал у него лук, опять взглянул на атамана. Тому сильно досталось, но джет выстоял, только замешкался и теперь, явно понимая, что опоздал, опять отступал к поляне.

Важель решил принять последний бой на открытом пространстве, наложил стрелу на тетиву, опустился на колено. Олаф вдруг сообразил, что если смертоносцы окажутся здесь, то открытый для их сознаний Люсьен окажется прямо перед ними. Он сгреб стражника в охапку и потащил в лес, не заботясь о тишине, времени терять было нельзя.

– Получи! – проревел сзади атаман и Олаф втянул голову в плечи.

Важель, стреляя в темноту, промазал, стрела ушла куда-то далеко вправо. Сотник решил было, что тем дело и кончится, поудобнее перехватил Люсьена и пошел дальше. Однако атаман видимо понял, с кем имеет дело, и решил непременно сорвать злость на чужаках. Когда Олаф на миг остановился, чтобы перевести дыхание и как следует встряхнуть стражника, чтобы тот побыстрее приходил в себя, то услышал сзади хриплое пыхтение.

– Важель, не подходи, ты у меня как на ладони! – Олаф выронил товарища на землю и схватился за лук, прижимаясь к дереву. – Я тебя вижу и у меня такое же оружие! Стой где стоишь!

– Видишь? А вот тебе!

Стрела воткнулась в соседний с сотником ствол, атаман приноровился стрелять на звук. Под ногами сотника тяжело заворочался стражник, попробовал подняться.

– Лежи пока, – попросил Олаф. – Важель, нам всем надо уходить, ты приманишь сюда раскоряк!

– Они ушли за холм, – Важель снова тренькнул тетивой, что-то прошуршало над головой сотника. – Они напали на ладью! Вы мне за все ответите, сволочи!

Олаф предпочел не отвечать. Они присел, держа наготове лук, прислушался. Джет будет вынужден пойти вперед, и выдаст себя. Кто-то тяжелый передвигался в кроне дерева, оно чуть покачивалось, вниз посыпалась труха.

Люсьен тронул сотника и прежде чем тот успел его остановить, скользнул в сторону. Олаф сел на землю. Выстрелить вверх? А если это шатровик, который рухнет низ? Получить второй удар по голове сейчас совершенно некстати. Однако опасность сверху приближалась, сотник не выдержал.

Стрела ушла вверх, но никто не упал. Понимая, что промахнулся, сотник откатился в сторону, выдернув из колчана еще одну, и почти столкнулся с Важелем. Атаман, когда очень хотел, умел передвигаться бесшумно. Олаф скорее представил, чем увидел прямо перед собой отравленное острие. О джет выстрелил, а с сотником ничего не случилось.

Не случилось в течении короткого мгновения, за которое Важель выпустил из рук лук, схватил нож и с воплем кинулся на противника. Сотник попробовал отступить, но уперся спиной в тушу паука, который все же спустился с дерева и получил стрелу от атамана. Барахтаясь между огромных лап, Олаф сумел перехватить кисть джета, но оказался прижат к телу хищника.

– Ты мне за все ответишь, гадина! – захрипел ему в самое лицо Важель. – За парней моих, за ладью!

Дотянуться в такой тесноте до мча было нечего и думать. Сотник попробовал ударить коленом снизу, но вышло слабо. Борода атамана колола шею, нож приближался.

– Я сперва тебя, паучий выкормыш, а потом… – Важель не договорил, потому что заорал от боли на весь лес.

Олаф не привык выбирать средства. Он вытянул шею и вцепился зубами в нос джета, сразу сжав их со всей силы. На языке появился соленый привкус, Важель дернулся было, но остановился, опасаясь потерять окончательно такую важную часть лица.

– Гадина, гадина… – хрипел он, с удвоенной энергией налегая на нож.

– Отпускай его, – услышал сотник спокойный голос Люсьена, когда у него уже темнело в глазах от напряжения.

Легко сказать: отпускай, а ведь челюсти свело судорогой. Важель, которому на шею наложил свой любимый захват стражник, все еще пытался достать лезвием до шеи врага. Олаф с отозвавшимся в ушах хрустом разжал зубы.

– Не убивай его!

– Почему?.. – опешил стражник, еще плотнее беря захват, подводя локоть под подбородок атамана.

– Пленный будет!

Сотник наконец смог освободить вторую руку, отвел от себя нож.

– Придуши его, но не до смерти.

– Эх, а так хотелось, – пожалел Люсьен, сжимая руки, но так и не сделав смертельного рывка.

Вдвоем они оттащили все еще хрипящего Важеля на чуть более свободное пространство, сотник обезоружил его и накрепко скрутил руки за спиной специально для этой цели носимым ремешком, тонким, но прочным.

– Думаешь, доведем его? – Люсьен уже согласился, что такой пленный мог бы быть очень ценен для Повелителя.

– Как вести себя будет, – пожал плечами Олаф, ощупывая свои ребра. – Ты, главное, не спеши, если будет рваться. Я знаю, как их утихомиривать, много было опыта в степи. По сторонам слушай, нашумели мы, перебудили всех.

Но ничего не происходило. До рассвета решили остаться на месте, чтобы не получить на свою голову еще каких-нибудь охотников. Важель пробовал было ругаться, но сотник так ловко зажимал ему нервы на кистях рук, что каждый раз атаман выл от боли и утыкался лицом в мох. Наконец джет прекратил попытки быть непослушным и затих.

На рассвете, помня, что это время – самое безопасное в зимнем лесу, беглецы продолжили путь на север. Важель опять попробовал взбунтоваться, но сотник просто зажал ему лицо пригоршней листьев и в течении короткого времени, которое правда показалось атаману очень долгим, упражнялся в своих навыках по вызыванию у людей боли. Кричать джет не мог, потому что рот тут же набился листьями, и только мычал.

– Это были пустяки, – сказал ему сотник, закончив процедуру. – Но эти пустяки будут повторяться каждый раз, как ты попробуешь шуметь. И постепенно они перестанут быть для тебя пустяками. Каждый раз будет больнее.

– Я вас не боюсь, – глухо сказал джет, отплевавшись. – И к раскорякам вашим идти не собираюсь. Меня они живого жрать не будут, приволочешь холодного.

– Смертоносцы далеко, – вздохнул Олаф. – Но пойми простую вещь: я тебя не убью, что бы ты ни сделал. Только мучать, а потом мы пойдем дальше. Подумай: какой в этом смысл?

Джет, видимо, и в самом деле решил подумать, потому что пошел вслед за Люсьеном без возражений. Олаф шагал сзади, легко, но крепко придерживая пленника за кисти рук.

– Кстати, – вдруг обернулся Люсьен. – А как поживает наш друг?

– Привет вам передает, – скривился Важель, улыбка у него вышла жутковатой – при свете дня следы от укуса сотника были хорошо видны. – Из ямы глубокой… Ничего он не вызнает, а соберется Большой Совет – попрыгает на веревке.

– Не надо его пока бить! – упредил желание стражника Олаф. – Разберемся вечером, на привале.

По дороге атаман то и дело крутил косматой головой, будто что-то высматривая. Олаф только вздыхал – он понимал, что джет не собирается попадать к смертоносцам живым. На его месте сотник поступил бы так же. Пауки любят мстить за сородичей, а еще больше любят волны агонии, исходящие от пожираемого заживо. Именно поэтому пищеварительные ферменты в казнимых впрыскиваются крохотными порциями, что позволяет множеству смертоносцев пожирать по кусочку бьющегося человека в течении нескольких суток. С детства привыкнув к таким казням, Олаф ничего не имел против них – ведь лежали на площадях или приговоренные к смерти человеческим судом, или пойманные повстанцы, люди Фольша, убивавшие самок и детенышей. А вот джета было немного жалко.

– Клянусь, Важель, если ты сумеешь подстроить нам ловушку, и из нее выберется хоть один из нас, он найдет твою семью, твоих друзей, и отведет их к Повелителю, – на всякий случай, в тщетной надежде напугать атамана сказал сотник. – Клянусь городом Чивья и кровью сородичей, клянусь перед лицом степи и гор и этого леса.

– Не слышал раньше о такой клятве, – пробурчал Важель.

– И не услышишь больше. Только помни о ней – или ты придешь к восьмилапым, или твои родные и друзья.

Какой ловушки боялся сотник? Он и сам не знал, но находились они в местности, прекрасно известной джету. Может быть, он крикнет, проходя под гнездом каких-нибудь насекомых и вызовет их нападение? Может быть, сумеет каким-то образом привлечь внимание смертоносцев, пролетающих в небе?

"Не довести," – угрюмо решил Олаф. – "Нечего тянуть, надо в конце дня отойти подальше в лес и там поработать с атаманом. Узнать: еще раз про яд – вдруг Сильда соврала, про колдунов, как они их заговаривают, и побольше всего о расположении городов смертоносцев. И численность джетов… И…"

– Что? – погруженный в свои мысли, сотник не слышал оклика стражника.

– Почва болотистая и под уклон, – повторил хажец. – Важель, куда мы идем?

– Откуда мне знать? – ухмыльнулся джет. – Вы идете, не я.

Люсьен был прав, все шло к тому, что спутники угодят в болото. Если оно тянется далеко в сторону от озера, то обход займет несколько дней очень дорогого времени. Ведь джеты собираются напасть на лагерь чивийцев…

– Важель, там болото? – Олаф стиснул пальцы.

– Ты же сам говорил… – прохрипел, сгибаясь от боли атаман, – Бестолку пытать, если не можешь проверить…

– Я скоро узнаю, есть ли там болото.

– Есть…

– Широкое?

– Широкое…

– Правда ли? – Олаф отпустил джета. – Ты не солгал?

– Нет, широкое, непроходимое болото.

– Еще раз подумай, – сотник не на шутку вдавил кончики пальцев в запястья Важеля, отыскивая нервные окончания. – Хорошо подумай, Важель.

– Можно, можно пройти! – от боли атаман упал на колени.

Олаф отпустил его и Важель тихо рассмеялся. Выглядело это очень странно, если учесть крупные слезы, блестевшие на щеках здоровенного джета.

– Бесполезно, – вздохнул Люсьен.

– Ну, не совсем бесполезно, – заступился Олаф за многократно испытанный метод допроса. – Времени на это много уходит. По-хорошему, надо хотя бы день и ночь на предварительные упражнения, чтобы дошел. Да без сна, и воды поменьше. Вот когда поплывет, тогда и надо спрашивать. Все подряд: хочет ли спать, зовут ли его Важелем, широко ли болото…

– Да ты мастер, – подал голос Важель. – Видать, частенько для раскоряк старался?

– Чаще, чем ты думаешь. Но не только для раскоряк. Я это к тому говорю, Люсьен, что времени у нас нет. Давай идти вперед половину дня, а если не успеем выйти из болота – повернем.

– В болоте и днем такие твари попадаются, – передернул плечами горец. – Отец мне рассказывал про северные болота, возле Ужжутака…

– А что делать? – вздохнул сотник. – Правда, если придется поворачивать как раз тогда, когда оно вот-вот кончится, еще больше времени потеряем… Можем не успеть найти Зижду с отрядом, перебьют их джеты. Был бы обход недалек… Да ведь он не скажет, – Олаф пнул атамана ногой по ребрам. – Придется, наверное, идти.

– Пропадем все, – через силу выдавил из себя Важель. – Раскоряка вас забери, не хочу в болоте дохнуть. Сороконожки там с гусеницу толщиной.

– И что же?

– Покажу обход… Недалеко здесь, только день потеряете.

Люсьен с сомнением покосился на сотника, тот счастливо улыбался.

– Наконец-то! Идем вперед, дружище, болото неширокое. Никогда не поверю, чтобы атаман нам добра пожелал. Зато как попался!

– Ах ты гадина! – Важель не выдержал и попытался уперевшись головой в землю лягнуть сотника. – Выкормыш раскорячий!

– Успокойся, с кем не бывает, – Олаф легко уклонился. – Вставай, а то опять плакать будешь.

Болота впереди просто напросто не оказалось. Точнее, его отделяла от озера широкая перемычка, с влажной, густо заросшей кустарником почвой. Чавкая по ней сапогами, путники шли даже еще быстрее, чем по лесу – крупных хищников и паутин, которые требовалось бы обходить, не встретилось. В одном месте кусты вдруг расступились и слева открылось озеро.

– Ах ты ж… – Люсьен неловко повернулся, скользя на мокрой глине, и сбил Важеля, повалил его на землю.

Олаф помог оттащить пленного назад и только тогда спросил, что случилось.

– Ладья там, – признался стражник. – Как-то так неожиданно все вышло… Надо Важелю рот заткнуть.

– Не услышат, – вздохнул атаман. Стражника поразило его счастливое лицо. – Моя ладья. Отбились, значит, ушли от раскоряк.

Сотник осторожно раздвинул кусты. Вспорхнула стая бестолковых навозных мух, кто-то с шумом плюхнулся в воду. Олаф поспешил отпустить ветви, но успел разглядеть ладью, примерно в полете стрелы от берега.

– И не боитесь вы днем плавать? А как же пауки на воздушных шарах?

– Никогда им не сесть на палубу, – почти добродушно ответил атаман. – Они только и могут что вверх-вниз, все по ветру. А у нас и парус, и весла. Можно даже не стрелять, увернуться – он и плюхнется в воду, вражина. Вот уж тут потеха!

– Атаман там, наверное, уже другой, – злорадно заметил стражник.

– Конечно, – признал Важель. – Как же ладье без атамана? Зато при деле, не просто так плывет. Не успеть вам своих встретить, перестреляют их ребята! Мои ребята!

Дождавшись, пока ладья отплывет подальше, воины продолжили путь. Скоро влажная почва кончилась, опять начался лес. Покидая воду, они осторожно напились, но пленнику сотник воды не дал. Опасаясь, что люди Важеля могут высадиться на берег, Олаф заставил Люсьена углубиться подальше в сторону от озера.

– До вечера не так уж далеко, а нам надо бы хороший костер развести.

– Еще поохотиться было бы кстати, – вспомнил Люсьен. – В этот раз на троих.

– На двоих, – поправил его Олаф.

– Значит… – понял стражник, но решил не договаривать.

– Ничего у тебя не выйдет, гадина, – пообещал атаман.

– Посмотрим вечером, – вздохнул сотник. – Посмотрим.

На исходе дня Люсьен опять высмотрел подходящую поляну, достаточно большую, не затянутую паутиной. На ужин им попался шанта – небольшой паук так неожиданно появился на стволе дерева, что стражник зарубил его прежде, чем успел испугаться. Оставалось только схватить его за лапу и поскорее отойти, потому что на защиту гнезда спешили другие отважные малыши.

Еды хватило бы на троих, но Важеля никто кормить не собирался. Люсьен, которого немного пугала жестокость спутника, вынужден был внутренне согласиться с таким решением. Атаман умышленно шел не торопясь, а уроки, которые время от времени устраивал для него сотник, тоже отнимали немало времени. Кроме того, он оставался постоянным источником угрозы, а добраться до своих и принести Повелителю добытую информацию было куда важнее, чем доставить пленника.

Остановившись у росшей посреди поляны елочки, Важель повалился на траву, задрал на дерево уставшие ноги и отвернулся, всем своим видом демонстрируя полную безразличность. Олаф и Люсьен, оглядываясь на пленника, собрали топлива. Сотник настаивал, чтобы его было побольше – криков избежать не удастся, если заткнуть пытаемому рот, он скорее всего умрет от разрыва сердца. Значит, надо готовиться швырять в хищников горящие головни.

– Тяжелая ночка будет, – устало потянулся стражник, сваливая на землю очередную охапку хвороста.

– Сколько их позади, сколько еще впереди, – пожал плечами сотник. – Ты в Хаже просидел всю жизнь, тебе грех жаловаться. А я первого человека убил, когда мне двенадцать лет было. И понял, что жизнь – не сахар.

– Как же так вышло?

– Тащились с обозом по степи, повозки в жуков запряжены, конвой из смертоносцев. Тоска. А тут сообщили гонцы, что люди Фольша рядом. Восьмилапые побежали искать. А мы остались… Тут они и налетели, в траве лежали. Их было немного, быстро их побили почти всех, но они успели убить в два раза больше наших. И отправились со спокойной душой на звезду, где Фольш войско для будущей войны за мир собирает, знаешь эту их сказку?

– Рассказывали, – кивнул Люсьен. – Колдуны их насом окуривают и совращают.

– Да. Так вот того парня, что убил моего отца и мать, взяли живым. По традиции, всех пленных – смертоносцам. И им приятно, и нам. Но этому почти начисто отсекли ногу, и хотя прижгли вены огнем, все равно он доходил. Вот мужики и решили, что по справедливости я имею право ему отомстить, чтоб не сам помер. Я и понимал, что так надо, но и не хотел… Трудно было.

– Как убил? – из вежливости поинтересовался стражник.

– Ну как я мог тогда убить? Тыкал его в грудь, в живот, пока дергаться не перестал. Потом спать не мог. Грустная история, Важель? – Олаф развел огонь. – Что молчишь? Иди сюда, любезный друг и высокий господин атаман. Я еще что-нибудь вспомню, тоже расскажу. Как меня раскоряки выкармливали, как я для них старался… Что молчишь? Не хочешь сам идти?

Он сделал знак стражнику и они вдвоем подошли к застывшему все в той же позе пленнику. Важель как-то уж слишком вывернул шею, свесив голову на бок. В сумерках казалось, что земля возле него потемнела.

– Дети Фольша! – изумленно воскликнул сотник, кидаясь к атаману. – Как же он?

Люсьен сбросил ноги пленника с елки, вдвоем они осмотрели его. Важель был еще жив, но глаза джета закатывались, дыхание слабело.

– Полный рот крови, – заметил Люсьен и мечом разжал джету зубы. – Наклони голову, а то захлебнется.

Огорченный Олаф, не боясь перепачкаться, изучил, как мог рот атамана.

– Похоже, перекусил себе язык. Вот дела… Такого я не видел.

– Зачем же? – покачал головой Люсьен. – Да и не умирают от этого.

– Видишь, какой бледный? Пока мы дрова собирали и болтали, он из себя кровь выпускал. Поэтому и ноги задрал, чтобы лучше шла. В языке артерия, это известно. Обманул он меня, стражник. Как ребенка провел Олафа-сотника.

– Он еще живой, – попытался утешить приятеля хажец. – Может, оклемается?

– Теперь его лечить надо, а не пытать, – вздохнул сотник и для пробы сильно надавил пленному на глаза. Тот только замычал, но тело осталось неподвижным. – Нет, не прикидывается. Вот и все, а ты говорил – тяжелая ночь.

– Надо тогда его дорезать.

– Дорежу, – вздохнул чивиец. – Мой грех, я и дорежу.

Он встал, схватил Важеля за волосы, тяжело потащил в лес, бормоча под нос ругательства. Нельзя оставлять тело на поляне, словно приманку для хищников. Олаф и в самом деле чувствовал себя обманутым, хотя и проникся уважением к Важелю и его смекалке. Отойдя подальше, сотник чуть помедлил, а потом закончил дело ударом клинка в сердце.