Текст книги "В объятиях его одержимости (СИ)"

Автор книги: Нина Северова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Глава 31
Арина

Смотрю на себя в зеркало, да уж… Лицо опухшее, под глазами синяки. Я выплакала все слезы, так что, хватит. Надо брать себя в руки.

Сегодня мы едем на дачу знакомиться с бабушкой. Алёна с Кириллом тоже обещали приехать.

Кидаю в сумку вещи, наверное, останемся там с ночёвкой. Тимур сидит на диване и молча за мной наблюдает.

– Собралась?

– Да, можем выезжать, – закрываю шкаф.

Тимур берет сумку, по пути хватает сигареты и обувается. Смотрю на его широкую спину, футболка обтягивает мышцы. Он точно занимался каким-то спортом, может боксом? Мне кажется, у него развиты мышцы не как у обычного посетителя спортзала.

– Любуешься? – хмыкает.

Чувствую, что краснею.

– Нельзя? – надеваю кроссовки.

– Тебе всё можно, – оставляет лёгкий поцелуй на губах.

На улице прохладно и пасмурно, обещали дождь. Погода соответствует моему настроению, такая же серая.

Только сели в машину как начался ливень. Огромные капли разбиваются об лобовое стекло. В салоне гул.

– Нихуя не видно, – констатирует.

– Давай подождем немного, потом поедем?

Тимур поворачивается и закидывает руку мне за спину, кладу голову ему на плечо, смотрю в карие глаза. Вчера я также сидела с Ваней. Странное чувство в груди, какое-то… сожаление? Не знаю.

Возможно, выбрать Дрёмова – логично. Он спокойный и надёжный. Верю, что он клеился ко мне из добрых побуждений. Наверное, и правда влюбился. Но у нас огромная разница в возрасте. И помимо этого… к Ване я ничего не чувствую. Совсем.

Тимур же вызывает много разных чувств. От дикого возбуждения до невероятной нежности. Быть с ним – неправильно. Но любовь никогда не «думает» головой и уж тем более не совершает поступки логично.

– О чем задумалась? – целует в нос.

Что ответить? Не знаю. Кладу руку ему на затылок и притягиваю к себе. Тимур сразу же поддаётся, проникает языком в рот. Его запах и вкус – опьяняют. Мы не торопимся, смакуем друг друга.

– Иди ко мне, – шепчет.

Тимур отодвигает водительское сиденье назад. Снимаю кроссовки и сажусь к нему на колени, вытягиваю ноги на пассажирское кресло.

Ливень не прекращается. В машине такая приятная уютная атмосфера, которая вызывает мурашки.

– Замёрзла?

– Нет, – кладу голову ему на грудь.

– А это чего тогда? – показывает пальцем на мои мурашки.

– А это ты, – улыбаюсь.

Тимур прижимает меня крепче, целует макушку. Хочется раствориться в этом моменте.

Ливень постепенно становится тише, пересаживаюсь обратно. Всю дорогу мы держимся за руки, целуемся на красных светофорах и молчим.

Подъезжаем к даче и погода сразу проясняется, выглядывает солнце.

Бабушка стоит перед калиткой и машет мне. Как же я соскучилась. Тимур замечает ее и скромно улыбается. Это ещё что такое, засмущался?

– Попали под ливень? – бабушка открывает калитку и пропускает нас. Обнимаемся.

– Да, пришлось подождать, пока ливень закончится, дорогу не видно было совсем. Бабушка, это Тимур, мой… – запинаюсь. Мой кто?

– Мужчина твой, муж будущий и единственный – договаривает за меня. Чего-чего?

Бабушка хихикает.

– Ну наконец-то привела познакомиться, а то Ленка с 97 квартиры мне раз десять звонила, что к тебе кто-то приходит.

Закатываю глаза. Да, соседка тетя Лена любит собирать сплетни. А я уколы и капельницы ставлю периодически, когда ей надо.

– Проходите, дети, кормить буду вас.

Мы заходим в дом и я сразу забываю обо всех проблемах. Бабушка что-то рассказывает Тимуру про огород, что урожая в этом году много, а я ничего не ем и вообще, на меня в этом вопросе нельзя положиться. Он смеётся и обещает, что будет контролировать мое питание. Кажется, что они знакомы сто лет, так хорошо общаются. И, главное, бабушка или не замечает или делает вид, но не смотрит на его татуировки и не спрашивает про ссадины.

Алёна с Кириллом приезжают через пару часов. Возможно Алёна специально приехала позже, чтобы мы пообщались с бабушкой сами.

– Арина! – Кирилл кричит через забор, – Смотри какой у меня синяк большой!

Иду открывать калитку и вижу, что у крестника огромная гематома на правой щеке.

– Что случилось? – пропускаю их, целую Алёну, потом Кира.

– Свалился с самоката. Я уже триста раз пожалела, что купила его. Так и убьется, – Алёна вздыхает, – Как тут у вас, нормально всё?

– Да, всё хорошо. Бабушка отлично его приняла, – улыбаюсь.

– Я и не сомневалась, – подруга приобнимает меня за плечи, – Кирилл, сначала переоденься, а потом только лезь в огород. Порвешь ещё и эти шорты, я тебе оторву голову!

Смеюсь, я скучала по этим разборкам. Тимур выходит на крыльцо и кивает Алёне.

– Ну, это Тимур, а это Алёна, – хихикаю, показываю руками на каждого.

– Пойдёмте жарить шашлык, а то я помру с голоду, – Алёна снова меня обнимает.

День проходит легко и весело. Мы пожарили мясо, поели в беседке. Кирилл не отходит от Тимура, постоянно о чем-то спрашивает, просит сделать лук, а потом рогатку. Мужчина на всё соглашается и кажется, что ему нравится общество мальчика. Тимур заметно расслаблен, много улыбается. Это меня радует, я хотела, чтобы здесь мы все чувствовали себя дома.

Потом бабушка сказала, что у нее падают какие-то перекладины в теплице и Тимур пошел помогать. Почему это вызывает такие трепетные чувства?

Алёна все это замечает и тепло улыбается мне. Иногда приобнимает, будто поддерживает. С Тимуром они тоже хорошо поладили.

– Нормальный мужик, я одобряю, – смеётся. Сидим в беседке и смотрим, как Тимур подвязывает помидоры в теплице, потому что бабушка со своим низким ростом не может так высоко завязать.

– Спасибо. Я рада, что вы его тепло приняли, – улыбаюсь.

– Ты думала, что я его в штыки?

– Ну не прямо так, конечно, но учитывая, кто он, – пожимаю плечами.

– Мир не делится только на чёрное и белое, – отпивает сок. – Всякое бывает. Ты ему нравишься, это видно. Глаз с тебя не спускает. Да и ты, тоже за него как за якорь держишься. Так что всё, он теперь наш, никуда не денется, – хихикает. – У него есть какой-нибудь красивый друг?

– Алёна! – прикрываю лицо руками и смеюсь.

– А что? Я может замуж всё ещё хочу выйти, детей родить. Ну ладно, с этим я погорячилась, мне хватает Кирилла, – вздыхает.

Смеемся.

– Красивого друга не видела, но был один довольно фактурный. Зовут Миша. Похож на братка из девяностых. И вроде они близки с Тимуром.

– Надо познакомиться. Повод найти и встретиться, – улыбается.

Неугомонная женщина.

– Как на работе? – скучаю по скорой.

– Нормально, как обычно. Я пока с Яшей в ночные катаюсь. Зануда до ужаса. Дядя Миша тоже на него бузит.

– Почему?

– Из-за того, что дядя Миша курит в машине, Яша нудит и говорит, что будет жаловаться. Мол, дядя Миша его травит, – закатывает глаза.

– Потерпите немного, я выйду уже через две недели и будем нормально работать.

– Да, без тебя вообще скучно, – обнимает.

Тимур и бабушка возвращаются к нам.

– Будем собираться домой потихоньку, – Алёна встаёт.

– Я думала, вы все останетесь, – бабушка сразу расстроилась.

– Мы останемся, – Тимур отходит в сторону и закуривает.

– Не хочешь остаться? – спрашиваю.

– Хочу, но у Кира завтра соревнования в девять. В восемь надо уже быть там. А ещё встать, ты же знаешь, как он просыпается долго. Поэтому поедем сейчас, чтобы завтра нормально собраться.

Киваю.

– Отвезут вас, подожди, – Тимур кому-то звонит. – Мишаня, здорова, подъедь к Арине на дачу, отвезти надо женщину с ребенком. Да, давай.

– Спасибо, – Алёна смотрит на меня и играет бровями.

Хихикаю.

– Полчаса и заберёт, – Тимур садится рядом со мной и кладет руку на колено.

– Ой, я тогда соберу вам ягоды и кабачки. Шашлык ещё положу, – бабушка начинает суетиться.

Миша приезжает ровно через тридцать минут. При виде Алёны чуть не пускает слюни.

– Если бы ты сказал, что здесь такая краля, я бы быстрее приехал, – Миша сияет словно самовар.

– Захлопнись, – Тимур хмыкает. – Довези их с пацаном нормально, не гони.

– Блядь, Абай, ты че как папаша? Нормально всё будет, – Миша разводит руками.

– Ого, это БМВ? – Кирилл восторженно выбегает за калитку.

– Да, она самая, – Миша довольно улыбается.

– И мы на ней сейчас поедем?

– Ну не на этой же развалюхе, – мужчина кивает в сторону машины Тимура.

– Ты аху… – Тимур осекается, – Не борзей.

Миша смеётся, я тоже улыбаюсь. Кажется, что между Тимуром и Мишей есть какая-то связь, как бывает у людей, которые многое прошли вместе. Как у нас с Алёной.

– Мам! Мам, скорее давай! – крестник кричит Алёне с улицы.

Тимур довольно хмыкает и обнимает меня за плечи.

– Кирилл, перестань орать на всю улицу! – Алена кричит ему в ответ и прощается с бабушкой. Миша не сводит с Алёны глаз и она тоже на него заинтересованно поглядывает.

– Вот вам мой наказ, – Алена подходит к нам, в руках пакеты с соленьями, овощи, клубника и что-то ещё. Бабушка нагрузила по полной, – Не обижать друг друга, любить и заботиться. Поняли? Будете плохо себя вести и тетя Алёна даст вам пиздячек, обещаю, – обнимает меня, следом Тимура. Смеёмся.

– А мне тоже дашь, королева? – Миша улыбается и забирает у Алёны пакеты.

– По морде, если только, – улыбается.

– От тебя приму всё, что угодно, – Миша смеётся и открывает Алёне пассажирскую дверь. Она с грацией тигрицы садится и делает вид, что он ей безразличен. Но по едва розовым щекам и смущенной улыбке, я понимаю, что Миша запал в самое сердце.

Мужчины жмут руки на прощание, а мы идём обратно в дом. И ночью меня ждёт очередное потрясение.

Глава 32
Арина

– Чай будете? Я с мятой заварила, – предлагает бабуля, когда мы только зашли в дом.

– Нет, спасибо. Я и так объелся, – Тимур скромно улыбается и приобнимает меня за талию.

– Я тоже не хочу. Мы уже укладываться пойдем, – достаю из холодильника бутылку воды, чтобы забрать в комнату.

– Отдыхайте, а я сейчас буду «Великолепный век» смотреть, – бабушка торопится, наливает чай, кладет на блюдце шоколадное «Юбилейное» печенье. – Всё, побежала, а то уже началось.

Мы смотрели сериал вместе, дважды! А сколько раз она пересматривала его одна, даже не знаю. Тимур хихикает, когда слышит, что бабушка разговаривает с телевизором. Это он ещё не слышал, как она под него храпит.

Заходим в комнату, не успеваю закрыть дверь, как Тимур прижимает меня к стене. Одна рука держит мой затылок, вторая гладит ключицы. Он тяжело дышит, ноздри раздуваются, рот приоткрыт.

– Пиздец соскучился, – оставляет легкие поцелуи на подбородке и скулах.

– Мы же весь день были вместе, – ставлю бутылку на пол, обнимаю его за шею.

– И я держал руки и язык при себе, – надавливает на скулы, рот открывается и Тимур достает мой язык двумя пальцами. Держит его, целует, а затем лижет.

Вряд ли я когда-нибудь привыкну к его странным животным повадкам, но это возбуждает так, что не описать. Внизу живота появилась тяжесть, которую только Тимур может убрать.

Мы целовались долго, медленно. Обнимались так крепко, будто не виделись до этого годы.

– Тимур, давай ляжем, – провожу рукой по мягкому ёжику.

Мужчина раскладывает диван, я заправляю постель. Замечаю, что он смотрит на фотографии родителей.

– Давно их нет?

– Мамы нет семнадцать лет, а папы десять.

– Ты маленькая похожа на папу сильно, – берет рамку с фотографией, где мы с родителями втроём.

Это правда. В детстве я была копией отца, а с возрастом начали и мамины черты проявляться.

Тимур снимает одежду, остаётся в одних боксерах. Я снова цепляюсь взглядом за шрамы и синяки.

Ложимся под одеяло, мужчина сразу меня обнимает. Утыкаюсь носом ему в шею, целую. Нравится прикасаться к грубой коже.

– Тимур, я совсем о тебе ничего не знаю.

– Спрашивай, что хочешь узнать.

– Откуда у тебя столько шрамов? Они не только от ножевых ранений и пуль, – наконец-то решаюсь спросить.

Мужчина молчит пару минут, будто собирается с мыслями.

– Часть получил дома, потом в малолетке. Ну и так, бывало всякое.

– Тебя били родители? – глажу его плечи.

– Отчим. Мать не вмешивалась никогда, просто смотрела, как он лупит меня и сестру.

– У тебя есть сестра? – неожиданно.

– Была. Повесилась.

Моя рука застывает в воздухе. Тимур хмурится и смотрит на стену за мной. Не хочу на него давить, очевидно, что ему неприятно это вспоминать.

– Мне жаль, что так… Извини, – целую его в грудь.

Мы продолжаем лежать в тишине, но чувствую, что Тимур напряжён. Глажу его по голове, массирую виски. Он периодически ведёт носом по моему лбу, целует.

– Я попал в малолетку в пятнадцать. Убил отчима. Он насиловал Регину, пока нас с матерью дома не было. Один раз я пришел с тренировки раньше и увидел всё. Дальше как в тумане, набросился на него, пиздил до тех пор, пока он в кашу не превратился.

Молчу. Просто смотрю на него.

– Мать даже на суде говорила, что Регина сама перед ним жопой вертела, вот он и не сдержался. А Регине всего восемь было, она ещё в куклы играла. Потом когда меня забрали, она повесилась на балконе. Оставила записку, что не может жить с позором, что я пострадал из-за нее. Дурочка, – хмыкает, но в глазах стоят слёзы.

– Почему мама решила, что Регина сама виновата?

– Ебанутая потому что. Всегда мужиков ставила на первое место. Толпами водила их домой. И если кто-то задерживался, то он становился для неё всем. На нас было похуй.

– А твой папа?

– Он был шахтёром, погиб на работе. Там что-то случилось в шахте и их засыпало. Я малой был совсем, если честно, даже лица его не помню.

Дышу медленно, чтобы не расплакаться.

– В малолетке жёстко было. Поначалу так совсем. Проверяли на прочность и старшаки, и администрация. Голодом морили. Били палками и цепями. Так и получил первые косяки на коже.

– Разве там не следят, чтобы дети не подвергались насилию? – привстаю на локтях.

– Смешная ты, девочка, – целует в лоб. – Там следят только за тем, чтобы из зверей сделать ещё более опасных и диких. Это выгодно.

– Кому? Там ведь… дети. Да, они совершили проступки, но они всё равно дети.

– Когда ты попадаешь туда, то перестаешь быть ребенком, Арина. У меня седина на висках появилась на второй месяц пребывания. Другие пацаны пытались руки на себя наложить, потому что их трахали старшаки и никто не заступался. И это не были дети, у них были безумные глаза стариков и сломанные жизни. Потом нас жгли утюгами, чтобы «воспитательные работы» провести. В малолетке ещё хуже, чем в колонии со взрослыми мужиками.

Опускаю голову на руки, слезы катятся сами собой. На скорой я видела кучу таких детей, которые освобождались из колонии для малолетних, и это… Действительно были звери. Они жили в подвалах, воровали еду и деньги. Постоянно все были физически травмированы.

– А потом, что? Ты вернулся домой? – поднимаю голову.

– Некуда было возвращаться. Я вышел мне было за двадцать. Мать не пустила на порог, сказала, не нужен ей сын душегуб. Она к тому времени уже пропитая вся была, через пару лет захлебнулась в своей рвоте и померла.

Прикрываю глаза. Какой лютый ужас.

– В малолетке с Мишаней сдружились. Я был из другого города, он позвал к себе сюда. У меня ни денег, ни работы, только паспорт и хреновая характеристика. Потому что приходилось драться и кусаться, чтобы не сломали. Они думали, что я отбитый, а я просто хотел выжить. На работу никуда не брали, образование только одиннадцать классов и то, где я их закончил? Здесь начал в подпольных боях участвовать, пошли первые деньги. Потом Миша с местными авторитетами договорился и нас взяли типа охраной. В разборках участвовали постоянно, впрягались. Ну и постепенно сами стали авторитетом обзаводиться. Так и пошло поехало, – вздыхает.

– А ты не хотел просто жить спокойно, как обычный человек? – сажусь по-турецки.

– Сначала я очень хотел есть, – опускает взгляд, – а потом когда понял, что сильно погряз в этом дерьме, то просто так уже было не уйти. Да и смысла не было. Семьи нет, детей нет. Держаться не за что, – кладет руку мне на ногу.

– А сейчас хочешь семью и детей?

Тимур смотрит на меня с грустью и какой-то… надеждой?

– Да, с тобой хочу семью. Очень.

– Но ты ведь понимаешь, что с таким образом жизни – это невозможно?

– Всё знаю, девочка моя, поэтому и начали двигаться в сторону закона, а не наоборот, – тянет меня на себя. Сажусь на него сверху. У Тимура темнеет взгляд, облизывается.

– Мне… жаль, что так сложилось в твоей жизни. Ты перенёс ужасные вещи, – целую его в щеку.

– Никто меня не смог сломать, а одна красивая хрупкая девочка поставила на колени, – прихватывает мою нижнюю губу зубами. – И знаешь, что? Мне это пиздец нравится. Хочу быть твоим, полностью, – хватает за волосы и притягивает к себе ещё ближе, – Чтобы одним воздухом дышать. Не отпущу тебя, Арина. Моя ты, моя девочка, – целует глубоко.

Тимур снова дрожит, как и всегда, в минуты всепоглощающей нежности. Обнимает, гладит, сжимает.

– Тимур, ты… – не даёт слово сказать, вторгается своим языком в рот. Кладу руку ему на губы, чтобы остановился. Хмурится.

– Ты сказал, что хочешь быть моим, – держу ладонь на губах. Глаза Тимура вспыхивают пламенем, зрачки расширяются, грудь вздымается от частого и глубокого дыхания. Кивает.

– Тогда позволь мне сделать тебя своим. Хочу, – сглатываю, – целовать тебя. Везде. Можно?

Тимур вздрагивает, шумно выдыхает мне в ладонь и кивает.

– Ты всегда слишком заботишься о моем удовольствии и практически не даёшь ласкать себя. Сегодня всё только для тебя, только для твоего удовольствия.

Спускаюсь чуть ниже, целую его ключицы, грудь. Натыкаюсь на рубец, провожу по нему языком. Тимур хрипло стонет, дрожит и сильно сжимает мои бедра.

Целую и зализываю каждый шрам, который нахожу. Есть в этой безумной нежности отголоски животного поведения Тимура. Сейчас он уязвим и мы оба это понимаем. Но никто не считает это слабостью, ведь сейчас я присваиваю его себе так, как он делал это со мной. Мы оба в этом нуждаемся.

Опускаюсь до паха, чувствую грудью выпуклость под одеялом. Тимур держит меня за руки, переплетает пальцы. Постоянный тактильный контакт. Безумие.

Смотрит сверху вниз, облизывается. Ну точно животное. Мой ласковый и нежный зверь. Отпускает мою правую руку, левую всё ещё держит. Убираю одеяло, на серых боксерах мокрое пятно от его возбуждения. Целую это место, втягиваю ткань в рот вместе с членом. Тимур дёргается, сжимает мою руку. Чувствую как по позвоночнику стекают капельки пота, я сама на грани.

Стягиваю боксеры, отбрасываю их в сторону. Тимур прекрасен. Эти шрамы не уродуют его, а делают ещё более опасным. Но в то же время, вызывают какое-то восхищение человеческой силой духа.

– Арина, – Тимур зовёт меня, когда я слишком долго его разглядываю. Садится, – Ты не должна, если не хочешь, – берет за лицо. Он думает, что я сомневаюсь?

– Ты очень красивый, знаешь? – Мужчина немного сводит брови, словно не верит.

– Арина, я урод, не обманывайся.

Быстро снимаю пижамные шорты и трусы. Беру его руку и ввожу в себя два пальца. Я мокрая до невозможности, пальцы входят с характерным хлюпающим звуком.

– Чувствуешь? Из-за тебя такая мокрая, – Тимур стонет, кусает меня за нижнюю губу и посасывает. Толкаю его в грудь, чтобы лег. Он падает обратно, живот подрагивает. Кажется, что он нервничает. Я тоже немного.

Я никогда не делала минет, примерно представляю как это должно быть. Глажу его вверх вниз, обхватываю головку губами. Тимур резко вздрагивает, сжимает одеяло руками. Беру его глубже, глаза немного слезятся. Тимур сдерживается, хочет взять инициативу, не отдаю. Облизываю уздечку, ствол, параллельно глажу яички. Мужчина кусает свою руку и тихо стонет. Вся эта картина доводит до сумасшествия.

Чувствую, что член наливается, головка увеличивается в размере и вот-вот выстрелит.

– Арина, пожалуйста, – Тимур приподнимается на локтях и одной рукой рвано проводит по моим волосам. Смотрю в его глаза, а там черти пляшут. Я понимаю, что он хочет и даю ему это.

Тимур хватает меня за голову двумя руками и быстро двигает бедрами. Не входит глубоко, но у меня всё равно перебивает дыхание. Несколько секунд и Тимур кончает мне в рот. Густая жидкость обжигает язык и гортань, её много. Мужчина резко садится, практически складывается пополам, удерживает меня руками. Поднимаю голову, смотрим друг на друга и я глотаю.

Секунда промедления, Тимур резко хватает меня за волосы и целует с такой жадностью, что я теряюсь. Тянет меня на себя, снова оказываюсь сверху. Проводит рукой по моим мокрым складкам, трет клитор и за три поглаживания я улетаю.

Падаю на его плечи, держусь за шею. Ноги дрожат, спина мокрая. Тимур гладит, прижимает к себе.

– Я твой? Скажи? – тянет волосы назад, запрокидываю голову, подставляю шею.

– Только мой, – улыбаюсь и в то же время мне хочется плакать. Слеза стекает, Тимур перехватывает ее пальцем.

– Почему слёзы? Я переборщил?

– Нет, просто было очень хорошо. С тобой всегда очень хорошо, – снова слезы.

Тимур кладет нас на подушки, накрывает одеялом. Переплетает наши ноги, сдавливает в своих руках. И я понимаю, что в этом безумстве мне так спокойно и так хорошо.

– Скажи ещё раз, – проводит носом по виску.

– Ты мой, Тимур, – отвечаю не открывая глаз.

– Ещё, – дрожит.

– Только мой, никому тебя не отдам.