Текст книги "В объятиях его одержимости (СИ)"

Автор книги: Нина Северова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Глава 27
Арина

Перечитываю сообщение несколько раз и чуть не срываюсь в истерику. Они вдвоем решили меня с ума свести? В один день? Это какой-то идиотский розыгрыш?

На носочках подхожу к двери, смотрю в глазок. Дрёмов действительно стоит за дверью, облокотился на стену и смотрит в экран.

У меня пиликает телефон.

Дрёмов: Не бойся, Арина. Меня точно бояться не стоит. Давай просто поговорим?

Быстро пишу ответ: Нам не о чем разговаривать. Уходи.

Чувствую как сердце пульсирует в ушах. Возможно, Дрёмов бы и мог помочь. Но чем? Какая мне помощь нужна на самом деле?

И я не уверена, что Тимур не сделает с ним что-нибудь. Учитывая, что Ваня пришел ко мне домой, когда я практически отшила Тимура.

Возвращаюсь в ванную, включаю теплую воду и сажусь. Несмотря на жару, мне холодно. Надо выпить успокоительное, сама я не справляюсь с эмоциями. Не уверена, что кто-то мог бы остаться в здравом уме после увиденного.

Телефон на стиральной машинке снова вибрирует. Вытираю руки о полотенце, снимаю блокировку.

Дрёмов: Хорошо, не буду давить. Но знай, что я рядом. Тебе стоит только попросить и я сразу заберу тебя.

Из меня вырывается нервный смех. Ещё один «заберёт». Я не вещь. Не понимаю, почему и один и второй думают обо мне, как о своей собственности. Видимо, это тот случай, когда твою доброту воспринимают за слабость. Но я не слабая. Даже перед Тимуром.

* * *

Просыпаюсь от звонка телефона. Номер не определился.

– Алло.

– Арина Александровна?

– Да.

– Здравствуйте, я следователь по уголовному делу в отношении Ханжина, капитан юстиции Дроздов Алексей Геннадьевич.

– Здравствуйте, Алексей Геннадьевич.

– Мне нужно ещё раз опросить вас по факту инцидента, произошедшего в 157 колонии. Сможете подъехать сегодня к одиннадцати?

Смотрю на часы, время 08:20.

– Да, конечно. Куда?

– В Следственный Комитет, Победы, 19. Паспорт с собой не забудьте.

– Хорошо, подъеду к одиннадцати.

Лежу, смотрю в потолок. В душе пустота. Но в то же время… Я скучаю по Тимуру. По его горячей коже, сильным рукам и нежным поцелуям. Уткнуться бы сейчас ему в грудь и не вспоминать, что вчера случилось. Будто бы это было не с нами. И это был не Тимур, а какой-то другой мужчина. Но сказок не бывает.

За завтраком звоню бабушке. Она мне рассказывает про очередной турецкий сериал, который начали показывать на «Домашнем». Про клубнику, которая всё растет и растет. А ещё про огурцы, которые она уже замучилась закатывать. Слушаю и так спокойно становится, всё отходит на второй план. Хочу к бабушке в эту дачную суету. Обещаю, что скоро приедем с Алёной и Кириллом. Про Тимура не уточняла, она о нем пока не знает и хорошо. Мне бы самой разобраться для начала.

* * *

В назначенное время я подхожу к Следственному Комитету. Сегодня прохладно и пасмурно. Погода будто чувствует мое настроение.

СК выглядит гораздо приятнее, чем колония. Много деревьев на территории, цветы, лавочки. Внутри чисто и очень ярко. Вместо разодранного линолеума – белоснежная плитка. Вместо облупленных стен – пластмассовые панели.

На первом этаже меня встречает следователь, который звонил. Высокий худощавый мужчина, на вид лет сорок. Светло-русые волосы с проседью на висках. Взгляд серьезный и проницательный. Наверное, все следователи такие.

– Пройдёмте, Арина Александровна.

Идти далеко не пришлось, кабинет Алексея Геннадьевича оказался в двух шагах от входа. Небольшое помещение, высокие потолки. Окна выходят во двор, а не на дорогу. Письменный стол, несколько стульев завалены папками и бумагами, компьютер. На стене висит портрет молодого Путина. Всё, как показывают в сериалах про ментов.

– Присаживайтесь, – показывает рукой на свободный стул.

Алексей Геннадьевич садится за стол, достает телефон из кармана, быстро печатает и убирает.

– Арина Александровна, мне нужно, чтобы вы восстановили хронологию событий в тот день. Во сколько вы пришли на работу, какие пациенты были в госпитале. Любая мелочь – всё важно.

Не хочу вспоминать тот день, но деваться некуда. Рассказываю всё по порядку, упускаю момент, когда Дрёмов распускал руки.

– А как вы поняли, что Ханжин под наркотиками? – что-то записывает.

– Было характерное поведение. Метался от спокойного до агрессивного состояния. Почти не моргал и зрачки были сильно расширены.

– От какого вещества это может быть?

– Всех не перечислить. Это практически стандартная реакция на препарат, когда расширяются зрачки и меняется привычное поведение. Помимо этого надо учитывать индивидуальную переносимость. Кто-то от спайса ловит галлюцинации, а кто-то просто крепко спит.

Следователь внимательно смотрит, будто пытается решить уравнение в уме.

– Вы знали, что надзиратели употребляли запрещённые вещества? – подаётся вперёд.

– Нет. Они всегда… были в адеквате, – почему он спрашивает во множественном числе?

– То есть Ханжин был один из наркоманов? – давит.

– Я не знаю, был ли Ханжин наркоманом со стажем или это был единственный раз, когда он употреблял. До того дня я никогда не видела его таким.

– А среди заключённых были те, кто сидели на наркоте?

– Вряд ли. Это же надо как-то пронести в колонию, а такое ведь невозможно, – почему-то говорю неуверенно.

Алексей Геннадьевич слегка улыбается.

– Вот именно, Арина Александровна, невозможно. Но как-то получилось, что наркоманом был не только Ханжин, а ещё примерно двадцать процентов осуждённых. И большой вопрос, как они получали дурь в закрытом учреждении, – трет подбородок.

Мне бы удивиться этому, но почему-то не удивляет. Моя жизнь сейчас перевернулась с ног на голову и какие-то очевидные вещи по типу, что в колонию нельзя пронести наркотики – ну вот вообще никак не вызывают диссонанс.

– К сожалению, не могу ничем помочь, потому что я не знаю как у них всё там устроено и работает. Я заменяла их постоянного врача недолго совсем. Да и пациенты, которые поступали в госпиталь, они точно были «чистыми».

– Я знаю, что вы там недолго работали. Но учитывая, что вы врач скорой помощи, я думаю, вы замечали какие-то звоночки, – смотрит с прищуром.

– Да, например, у них нет нормальных медикаментов. И если поступает пациент с ножевым ранением, его нечем обезболить. И приходится зашивать наживую. Подходящий звоночек?

– Я наслышан о вашем героизме, Арина Александровна, – хмыкает.

– Это не героизм, а профессионализм. В своей работе вы, наверняка, придерживаетесь этого же, – чувствую себя адвокатом дьявола.

Мужчина долго смотрит мне в глаза и как-то странно улыбается. Устало. Будто бы моя позиция – это и про него тоже, но не сейчас.

– И вы не побоялись пойти в коридор к заключённым, пытались противостоять неадекватному надзирателю и более того, хотели спасти раненого зэка.

При упоминании погибшего Саввы у меня холодеют ладони. Больно это вспоминать.

– К сожалению, его травмы были несовместимы с жизнью. Я не смогла ничего сделать, – последнее говорю тише.

– Я вас ни в чем не обвиняю. Вскрытие показало, что у Капилова была серьезная травма головы. Когда приехала скорая, то мозг частично вывалился.

Прикрываю глаза. Я помню, как у него стекала мозговая жидкость.

– Если что-нибудь вспомните ещё, наберите мне, – протягивает визитку. Вряд ли я что-то вспомню, но беру из вежливости.

– Спасибо, – улыбаюсь.

– Вам спасибо, – кивает.

Выхожу из здания и прямо у входа стоит Дрёмов. О, нет.

Глава 28
Дремов

«Она здесь» – приходит сообщение от Лехи, моего друга и по совместительству следователя, который ведёт дело Ханжина.

Я попросил его вызвать Арину на беседу, чтобы поговорить с ней. Леха должен просто задержать ее на время, чтобы я успел подъехать и перехватить. Чувствую себя пауком, который медленно заманивает жертву в свою паутину. Но Арина не жертва. Она просто…

Да уж, то, что вчера наделал Абай – ни в какие ворота не лезет. Я знал, что они будут отмечать его выход и был уверен, что он возьмёт Арину с собой. Принято у них, ходить со своими женщинами и показывать, какая из них лучше и дороже выглядит. Но Арина ведь вообще другая.

Володя, администратор этой зэковской рыгаловки позвонил мне, когда стала известна дата и время сходки. Я был на миллион процентов уверен, что какая-то херня произойдет. Но рисовал в голове всё, что угодно, но только не это.

Абай содержался в моей колонии семь лет и всякое было. Но я не замечал за ним такой жестокости. Или ситуации были не те?

Я знал, что Арина захочет домой после случившегося. Поэтому поехал к ней и просто ждал в подъезде, когда она вернётся. Чуйка подсказывала, что она будет одна, без ублюдка. Но девочка не захотела выходить ко мне, перепугалась. Я не стал давить, это дало бы обратный эффект. Нужно, чтобы она видела во мне надежность и спокойствие, а не абьюз.

«Выходит» – пишет Леха. Иду ко входу ловить свою мечту.

Арина немного встревоженная, смотрит на меня испуганно.

– Привет, – говорю спокойно. Хотя хочется заграбастать ее в объятия и увезти далеко-далеко.

– Привет, – спускается, – Преследуешь меня?

– Нет, я был здесь по рабочим делам, смотрю, ты идешь.

– Слишком много совпадений, – хмурится.

– Подвезти?

Смотрит под ноги, медлит с ответом.

– Давай, – соглашается.

Блядь, я чуть не подпрыгнул от радости, но сдержался. Мы не спеша идём к машине. Арина заплаканная и подавленная. Сейчас она выглядит не так, какой была на работе. Там она светилась и была полна жизни. Сейчас же всё сильно иначе.

Открываю пассажирскую дверь, Арина неуверенно садится. Закрываю дверь чуть наклоняясь вперёд и ловлю ее аромат. Стоит ли говорить, что у меня снова стояк? Нельзя выдавать себя. Обхожу машину и поправляю брюки, чтобы ничего не было видно.

Арина смотрит в окно, вся сжалась. Вспоминаю, как она целовала Абая в машине и хочется наброситься на нее. Показать, как может быть по-другому, как может быть со мной. Но сдерживаюсь из последних сил.

– Жарко? Могу включить кондиционер, – завожу машину.

– Нет, нормально, – улыбается, но в глаза не смотрит.

Отъезжаем от СК, к счастью, время – обед, пробки. Значит, мы подольше побудем наедине.

– Арина, на счёт вчерашнего…

Она напрягается, сжимает руки до белых костяшек. Хочу накрыть своей рукой, чтобы расслабилась. А ещё поцеловать, чтобы с языком и долго, но ничего из этого не делаю.

– Зачем ты вчера приезжал? – смотрит перед собой.

– Чтобы защитить тебя от этого психопата.

– Я не просила помощи.

– Да, потому что не знаешь, кто спасет от такого, как он, – хочу закурить, но в последний момент отбрасываю эту мысль.

– Так меня и не нужно спасать, Ваня.

Блядь. От своего имени на ее губах член снова встаёт. Если бы Арина знала, сколько раз я дрочил у нее под окнами и представлял, как она зовёт меня по имени.

– Нужно. Иначе он затянет тебя в болото и ты там утонешь.

Вздыхает.

– Ценю твою заботу, но не нужно меня опекать, преследовать и всё остальное. Я не одна из твоих заключённых, за которыми нужен глаз да глаз.

– Да я сам как заключённый! Твой, – не выдерживаю, кладу руку на ее сжатый кулак, переплетаю пальцы. Такая теплая и мягкая кожа. Арина не отстраняется, но напрягается. Смотрит на наши руки, молчит.

– Арина, я не всегда вёл себя адекватно, я знаю. Прости меня за это. Но я никогда не чувствовал к женщине ничего подобного. И поэтому… Всё вот так. Дай мне шанс показать тебе, что могут быть отношения без принуждения и страха, – останавливаемся на светофоре, я не убираю руку, пусть этот момент не проходит, пожалуйста.

– Ваня, Тимур меня ни к чему не принуждает. Всё по обоюдному согласию. И то, что вчера случилось в кафе – это результат того, что другой мужчина ко мне прикоснулся, – убирает руки и смотрит прямо в глаза.

– Не принуждает⁈ Очень интересно, – взрываюсь. – То есть ты сама его выбрала?

– Да, – не отводит взгляд.

Сзади сигналит машина, потому что горит зелёный, а мы не едем. Сука. Трогаюсь с места, сжимаю руль с такой силой, что он хрустит.

– Объясни мне, девочка, почему ты трахаешься с зэком, но на меня даже не смотришь? Чем я хуже? Рожей не вышел⁈ – не могу не орать, почему она не понимает очевидных вещей?

Молчит. А мне хочется встряхнуть ее за плечи, чтобы в себя пришла. В кармане вибрирует телефон, сообщение от Кристины. Блядь. У этой женщины вообще нет мозгов и тормозов. Скинула фото, где она сосет резиновый член. Следом сообщение: «Твой вкуснее». Стискиваю зубы, ну какого хрена.

– Я не знаю, с чего ты взял, что у нас может что-то быть. Я не давала повода никогда, – отворачивается к окну. – Ты не хуже и не лучше. Ты – это ты. А Тимур – это Тимур.

Подъезжаем к ее дому. Меня трясет от злости. Я не хотел срываться, но Арина выводит своим спокойствием и отстранённостью.

Молчим. Я слышу ее дыхание и хочу прижать к себе. Руки сводит как хочу прикоснуться.

– Спасибо, что подвёз. Но не надо больше за мной бегать, пожалуйста, – тянется открыть дверь, но я дергаю ее на себя и целую. Арина не отвечает, я всё делаю сам. Сжимаю ее в объятиях так сильно, что слышу как у нее перехватывает дыхание.

Это не губы, это какой-то личный рай и ад. Она сладкая на вкус и нежная на ощупь. Хочу ее всю, но не так. Чтобы сама отвечала, ластилась. Отстраняюсь и вижу, что ее голова лежит на моем плече. Разве плохо? Идеальное место – мое плечо.

– Всё тебе дам, Арина. Всё, что захочешь. Только выбери меня, – глажу ее по лицу.

– Я уже сделала свой выбор, Ваня, – отодвигается и вытирает губы. Противно? – Оставь свои попытки, мы не будем вместе. Ты мне не нравишься, я ничего не чувствую к тебе.

Больно. Очень больно. Кажется, что все вокруг рушится и падает прямо на меня. Вдыхаю, медленно выдыхаю, чтобы снова не заорать.

– Не оставлю, Арина. Я сделаю так, что ты почувствуешь ко мне всё, что должна.

Она смотрит на меня долю секунды и выходит. Волосы красиво развеваются на ветру. Сжать бы их, натянуть и…

Ненавижу себя за это, но достаю член и начинаю дрочить. В машине её запах. На языке ее вкус. Уши горят, дышать нечем. Что же ты со мной делаешь, девочка… Несколько поглаживаний и я стреляю спермой прямо на коврик под ногами. Блядь какой же это пиздец.

Надо ехать обратно на работу, но у меня нет моральных сил на всё это дерьмо. Пишу заму смс-ку, что меня сегодня не будет.

Долго стою под холодным душем, пытаюсь унять дрожь.

Ты мне не нравишься, я ничего не чувствую к тебе – вспоминаю ее слова. Зато я так много чувствую, Арина. Как там в песне?

«Моей огромной любви хватит на двоих с головой».

Прямо про нас. Я буду так тебя любить, что ты не сможешь и думать о другом мужчине. Тем более, даже не вспомнишь об этом проклятом ублюдке.

Выхожу из душа и не вытираюсь. Вода капает на пол, плевать. Открываю приложение доставки цветов, заказываю букет красный роз. Менеджер перезванивает через несколько минут, прошу доставить как можно скорее.

– Оставить записку?

– Да.

– Что напишем?

Диктую девушке, что написать. Через полтора часа доставят. Отлично. Вечером поеду проверить.

Но планам не суждено сбыться. Как только мне приходит смс от доставки, что Арина приняла цветы, я собираюсь выезжать. Открываю дверь из квартиры и мне в лицо прилетает кулак.

– Ну здравствуй, начальник, – Абай толкает меня обратно в квартиру, падаю в коридоре – Давно не виделись.

Удар в голову и я отключаюсь.

Глава 29
Тимур

Листаю фотки на телефоне, где Арина садится к Дрёмову в машину, потом они едут. Вот стоят в пробке и она смотрит куда угодно, но только не на него. И вот момент, где он тянет ее на себя, следующее фото – целует. Сука.

Братки постарались, хорошие кадры сделали. Идеальные, блядь.

Я пересматриваю эти фото в тысячный раз, по кругу. Приближаю место, где они губами соприкасаются. И мне хочется вывернуть Дрёмову рот за то, что он посмел это сделать.

Ревность душит, не могу вздохнуть. Руки дрожат, в голове туман. Закуриваю очередную сигарету, но не расслабляет, а только блевать хочется. Как же я устал.

Я не сплю вторые сутки. После сходки в кафе, как Арина осталась у себя, я так и не смог уснуть. Квартира всегда была пустой, но без Арины там вообще делать нехуй. Всё пахнет ею, всё везде напоминает о девочке. Под одеялом нашел ее резинку для волос, перебирал пальцами, будто держался за спасательный круг. Обнимал подушку, на которой Арина спала, вдыхал ее запах, но так и не вырубился.

Без нее нет ни спокойствия, ни тишины, ничего. Без Арины и меня нет.

Еле сдержался, чтобы не поехать к ней и не караулить под дверью, как псина на цепи. Но я хотел, очень хотел. Дал время осознать, что случилось. Да, это реальность. Моя жизнь такая. Всё, что принадлежит мне – остается моим до конца.

Я не сожалею. Никто не смеет прикасаться к моей женщине. Никогда. Цыган решил поиграть, думал, что Арина просто девка, которую я натягиваю, но сильно просчитался. Я сорвался. Наказал.

Девочка моя испугалась, я знаю. Смотрела своими глазами бездонными, будто поверить не могла, что это я. Но это я, к счастью или к сожалению. Со временем она поймет, что значит быть защищенной от всего и всех. Что значит быть полностью моей. Никого не подпущу к ней. И буду каждому отрезать конечности, если они посмеют прикасаться к ней.

Всё ведь очень просто: не трогай моё и я не буду трогать тебя.

Арина только моя.

Но Дрёмов, кажется, совсем не понимает этой истины. Нужно объяснить. На пальцах, на морде его отпечатать, чтобы запомнил.

Ублюдок наконец-то приходит в себя, отключился с одного удара. Что мне стоит разорвать его?

– Нахуй ты пришел? – спрашивает со стоном, пытается встать.

– Побазарить, – затягиваюсь.

Садится на жопу, облокачивается на стену.

– Так пришел бы побазарить в то место, откуда вышел недавно, – скалится. – Я бы принял тебя как родного.

– Я знаю, что Володя настучал тебе про Цыгана.

Замирает. Не смешно, сука?

– Я отрезал этому уроду руки, потому что он прикасался к моей женщине. Улавливаешь связь? – бросаю окурок на пол.

– Да, ты псих ёбаный, вот и вся связь, – держится за голову.

Вздыхаю.

– Ваня, Арина – моя, а ты к ней своим хлебалом лезешь. Ты думаешь, я спущу это?

Смеется.

– Надо было тебя в камере грохнуть, чтобы мир чище стал. Но ты как таракан, выжил, сколько бы я тебя не пиздил.

Пинаю его в грудь, сгибается пополам, стонет. Ненависть превращается в ярость, но нельзя. Нельзя переходить черту.

– За камеру тоже ответишь, я найду способ, не волнуйся. Бумеранг долетит, что ахуеешь. Но сейчас я тебя словами прошу, Ваня, – сажусь на корточки и хватаю его за волосы. Тяну, чтобы в глаза мне смотрел, – Оставь Арину в покое. Это последнее предупреждение, потом – разъебу тебя. Арина – только моя, Ваня. Еще раз приблизишься и ее жалость не спасет тебя.

– Пошел ты, – выплевывает.

Встаю, выхожу из квартиры. Сдержался, хорошо. Но блядь… Ярость ослепляет, руки дрожат.

Внизу ждет Мишаня, курит облокотившись на капот свой бэхи. Увидел меня, нахмурился.

– Жмурик?

– Нет, – сплевываю.

– А че так?

Молчу. Потому что Арина не простит меня. Испугается еще сильнее, а я не хочу этого. Иду на уступки, чтобы не потерять ее. Хочу, чтобы она сама в руки шла, ластилась как кошка, а не шарахалась как тогда.

Миша хмыкает, лыбится.

– Потёк ты как баба, Тимка, ну какого хера? Он в дёсна её лобызает, а ты не реагируешь, – кивает в сторону тачки, чтобы садились.

Тимка… так называли меня только два близких человека. Только им позволял такое. Аж резануло по сердцу воспоминание.

– Грохнуть всегда успею, – сажусь на пассажирское.

– Когда мент поганый трахнет твою Арину? – поворачивает ключ, движок гудит.

Сука. Тру лицо руками. Как же хочется что-нибудь разнести.

– Заткнись. Сам разберусь, – достаю пачку сигарет из кармана. – Поехали в клуб, надо снять стресс.

Пытаюсь поджечь сигарету, не получается. Руки ходуном, весь дрожу. Кидаю сиги и зажигалку на панель, бью кулаком по пластику.

Хочу к ней, обнять. Прикасаться к коже, нюхать, целовать. Волосы мягкие перебирать. Грудину давить ёбаное чувство тоски. Еще немного и у меня совсем отлетит кукуха.

Достаю ее резинку для волос, подношу к носу. Блядь… как же ты пахнешь, девочка моя. Не дождусь завтра, не смогу. Сам дал ей два дня и сам же проебался.

Но сначала надо выпустить пар. И лучше всего это делается через кровь.

Глава 30
Арина

Просыпаюсь среди ночи от очень странного давления в груди и спине. Я подхватила какой-то вирус? Похоже у меня бронхит. Надо померить температуру, так жарко.

Открываю глаза и пытаюсь сфокусироваться. Через меня перекинута огромная татуированная рука. Твою мать! Пытаюсь встать, но меня снова прижимают к себе.

– Тише, девочка моя, это я, – Тимур шепчет на ухо и целует плечо.

– Вот именно! – вырываюсь. – Ты что здесь делаешь? Как ты попал в квартиру? – встаю с дивана, включаю лампу. Нет у меня никакого бронхита, моя болезнь лежит на постели и невозмутимо зевает.

– Я умею открывать замки… без ключей, – садится.

Я в ступоре. То есть он взломал дверь?

– Тимур, ты в своем уме?

– Нет, как тебя увидел в первый раз, так и слетел с катушек, – улыбается.

– Тимур, я серьезно. Ты проник ночью в квартиру и я тебя не ждала. Ты меня напугал, – обнимаю себя руками и понимаю, что действительно перепугалась спросонья.

– Не ждала, – кивает, – сам пришел.

– Почему ты опять в крови?

Замечаю, что у Абая опять разбито лицо. Костяшки сбиты. Он раздет до трусов и… С его стороны простынь убрана к середине дивана. Он лежал на голом матрасе?

– Я грязный, – замечает мой взгляд, – Хоть и чистый, но… грязный.

Смотрит так, что хочется свернуться калачиком у него в руках, вдохнуть запах и уснуть в обнимку. Моргаю, не нужно мне это наваждение.

– Что случилось? Почему на тебе опять ссадины?

– С Дрёмовым виделся.

У меня внутри будто что-то разбивается. Он знает про поцелуй? Господи, что он с ним сделал?

– Побазарили. И всё. Не трогал я его, – тянется к штанам, достает сигареты. – Можно покурить на балконе?

Опять этот взгляд. Зачем он так смотрит?

– Да, принесу пепельницу.

Иду на кухню, где-то в шкафу есть пепельница. Дед раньше курил, осталась после него простая стеклянная пепельница. Бабушка ее почему-то так и не выбросила, хотя всю жизнь ругалась, что дедушка курит.

Тимур стоит на балконе, смотрит в открытое окно. На улице тишина, все спят. Свежий воздух холодит, хочется под одеяло.

Ставлю пепельницу на подоконник и кладу руку ему на спину. Тимур напрягается, но продолжает курить в окно. Глажу по лопаткам, грубая кожа царапает ладони. Знаю… знаю, что я слабая. И не должна, но… Хочу прикасаться к нему.

Обнимаю со спины, не могу сцепить руки у него на животе, слишком широкий. Держу Тимура за талию и целую лопатку. Он дёргается будто от удара. Даже привстал на носки.

– Арина, – тушит сигарету в пепельнице и поворачивается, – Девочка моя, – берет за руки.

Меня удивила его реакция на безобидный поцелуй, неосознанно делаю шаг назад. Тимур останавливается. В глазах – буря. Грудь вздымается.

– Ты боишься меня?

– И да, и нет.

– Нет причин бояться, – гладит большими пальцами мои скулы. Зачем ты опять такой нежный, Тимур? Где ты настоящий?

– Тимур, ты на днях отрезал человеку руки и даже не моргнул. Это причина не то, чтобы бояться тебя, а ещё и бежать сломя голову.

Вздыхает, берет меня на руки и несёт в комнату. Успеваю осмотреть его лицо, ничего не надо зашивать, само заживёт. Если успеет, конечно.

Тимур садится на край дивана, будто не знает, можно ему тут находиться или нет.

– Ложись нормально, – поправляю простынь и показываю рукой на подушку. Он ложится, укрывается по пояс и раскрывает объятия. Будь я умнее, то послала бы его, но я не могу. Это притяжение сложно игнорировать.

– Что с Ваней? – ложусь рядом.

Закатывает глаза и вздыхает.

– Я сказал, что не трогал его. Но это был последний разговор, Арина. Если он ещё раз попытается прикоснуться к тебе, я убью его. И веник на кухне выкинул нахуй, – закидывает руку за голову.

– Тимур, так нельзя, понимаешь? Нельзя калечить людей! – слезы наворачиваются.

– Людей нельзя, но так это же нелюди, – смотрит спокойно, будто обсуждаем погоду.

– Арина, ты моя женщина. Никто не будет к тебе прикасаться – запомни это. Я мог грохнуть Дрёмова сегодня, но не сделал, потому что ты не простишь мне это. Я хочу… Быть нормальным. С тобой. Поэтому я объяснил ему ещё раз словами через рот. Но оберегать тебя буду так, как умею. Если мне придется быть жестоким – я буду. Если этот уёбок не поймет слов, я объясню на кулаках. Выживет он после этого или нет – меня мало волнует.

– Тимур, ты лучше меня знаешь, что за такое сажают. Хочешь обратно? – всхлипываю.

– Не хочу, – обнимает.

От его близости меня развозит окончательно. Плачу навзрыд, не могу успокоиться.

– Почему ты не можешь всегда быть просто Тимуром, как сейчас? Ты ведь… – вытираю слезы, – Нежный и внимательный. Но там в кафе… Это был не ты, это был Абай.

Тимур прижимает меня к груди, целует в лоб.

– Потому что просто Тимур – это только для тебя, девочка моя. А для мира – только Абай, – хмыкает.

– Так нельзя, это ведь не нормально, – меня колотит.

– Арина, я не милый парень с соседнего двора. Ты знала это с самого начала. Я не пытался быть хорошим, я старался быть нормальным. И мне нравится быть таким с тобой. Но блядь, – приподнимается и нависает надо мной, – Жестокость помогла мне выжить, если бы я был мягким, то не дожил до этой минуты. Такая моя жизнь, девочка. Я не грохнул Дрёмова, хотя этот мусор поганый провоцировал, но сорвался на других.

– В смысле?

– Когда нужно сбросить напряжение, то кулаки лучше всего помогают. Сегодня я… немного перестарался, – целует шею.

Тимур наваливается на меня, прижимает к матрасу своим весом. А я не могу, захлебываюсь рыданиями. Он продолжает целовать ключицы, плечи.

– Ты… чудовище, – шепчу сквозь слезы.

Он приподнимается на локтях, внимательно смотрит мне в глаза. И я вижу какую-то дикую усталость и… разочарование? Тимур улыбается левым уголком губ, слизывает мои слезы.

– Да. Но я твое чудовище, любимая. А ты – моя красавица. Как в сказке. Красавица и чудовище.

Тимур медленно снимает с меня домашние штаны, ведёт носом следом за тканью. Нюхает, как животное. Спускается до стоп, облизывает каждый палец на ноге, целует щиколотки.

Я срываюсь на рыдания. Не могу. Не могу выносить эту его всепоглощающую любовь, которая душит. Которая разрушает. Но в то же время… Не могу от него отказаться.