Текст книги "В объятиях его одержимости (СИ)"
Автор книги: Нина Северова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)
Глава 8
Арина
Дрёмов одевается и выходит. Как только дверь за ним закрывается, я сажусь на стул и срываюсь на рыдания.
С чего он решил, что я захочу целоваться? С ним⁈
Стараюсь дышать глубоко, нужно успокоиться. Паника ни к чему. Ко мне не первый раз пристают. На скорой всякое было. Но тут… неожиданно. Я правда не ожидала таких действий именно от этого человека. Он казался не таким. Вроде правильный, безопасный, но… Но.
Умываю лицо холодной водой. Немного приводит в чувство. Нужно идти в госпиталь, посмотреть пациента, которого я зашивала три дня назад. Встряхиваю руки в раковину, достаю зеркало из сумки. Глаза красные, губы припухшие. Всё равно хочется плакать, но сейчас нельзя. Нужно работать.
Вздыхаю. Всё хорошо.
Выхожу в медблок, от сквозняка мурашки бегут по коже. В коридоре сильно пахнет сыростью и затхлостью. В блоке у окна стоит дневальный, уткнулся в телефон. Поднял глаза на меня и сразу опустил. Видимо убедился, что я одна и можно не следить.
Захожу в госпиталь. Два надзирателя сидят у входа, играют в шашки на телефоне. На заключённых ноль внимания. А вдруг что?
Абаев лежит на койке, одну ногу согнул в колене. О чем-то тихо переговаривается с мужчиной, которого я зашивала. Оба заметили меня, замолчали. Абай привстал на локтях, смотрит пристально. Глаз затек, но это не мешает его волчьему взгляду оставаться таким же опасным и… возбуждающим. Когда он нюхал мое запястье, я чуть не кончила. Это было что-то животное. Что-то такое, что сложно объяснить. Но очень хорошо почувствовать.
– Здравствуйте, как вы себя чувствуете? – спрашиваю у Шмыги. Мужчина внимательно смотрит на меня. Да, я заплаканная, ну и что?
– Нормально, – сухо отвечает и переворачивается на бок лицом ко мне.
Подхожу к Шмыге ближе, вижу испарину на лбу. Кладу руку. Горит.
– У вас температура, – отхожу к шкафу, ищу градусник. Стараюсь не думать об отсутствии нормальных медикаментов. Да, это тюрьма, но всё же. Люди и так несут наказание, зачем издеваться?
Встряхиваю градусник, отдаю мужчине, чтобы вставил в подмышку.
– Я посмотрю шов?
Шмыга на секунду вопросительно поднимает бровь, затем кивает.
Поднимаю майку и вижу, что никто не менял повязку эти дни. Мысленно матерюсь, ну как же так? Убираю бинты, шов воспаляется потихоньку. Чувствую спиной взгляд Абаева. Кажется, ещё немного и меня сильно ударит током. Но выдерживаю напряжение, не показываю слабость, не поворачиваюсь к нему.
– Шов воспалился. Сейчас обработаю и поменяю повязку. Температура, скорее всего, из-за этого. Что-то беспокоит кроме раны?
– Нет, в остальном порядок, – мужчина старается показать непринуждённый вид, но лицо искажает гримаса боли.
Снимаю старые бинты, они уже наполовину рассыпались. Обрабатываю шов, мужчина шипит.
– Это была вынужденная мера. Извините, – тянусь за новым бинтом, но мою руку перехватывает Абай. Не заметила как он встал с койки и подошёл со спины. Пульс сразу бешеный. Он берет новую пачку бинта, открывает и передает мне. Наши руки соприкасаются. Его пальцы горячие и сухие. Ладонь покалывает от ощущения его кожи. Нужно одёрнуть руку, но я не хочу. Его чувствовать… приятно. И снова это проклятое возбуждение.
– Тимур, сядь на место, – один из надзирателей встал. Взгляд встревоженный.
Абаев смотрит на охранника в ответ. Я не вижу его взгляд, но замечаю как меняется выражение лица надзирателя. Молчаливый бой. Чувствую как Тимур прикасается к моей спине ладонью. Этого никто не может видеть, потому что он всё ещё стоит за мной. Его рука – кипяток, на спине я чувствую слово ожог. Боже…
– Абай, – надзиратель предупреждает ещё раз и кладет руку на кобуру.
Слышу, как Тимур хмыкает и отходит. Странно, но чувствую холод. Он отошёл и сразу холодно. Арина, что с тобой происходит?
Накладываю повязку, стараюсь не задевать шов, не делать больно. Шмыга лежит спокойно, терпит. Достаю градусник, 39. Это плохо.
– Высокая, 39, – говорю мужчине. Он кивает, ничего не отвечает. По его виску стекает пот. Иду к шкафу, там ничего нет снимающего жар. Но в сумке у меня было несколько пакетиков Нимесила, надо развести один.
Иду в кабинет, достаю лекарство. Питьевой воды нет, чтобы развести. Из крана налить не рискну, отравится ещё. Мою руки. Выливаю из своей бутылки почти всю воду, развожу в ней Нимесил. Возвращаюсь в госпиталь, трясу бутылку, протягиваю мужчине.
– Выпейте, это Нимесил. Другого ничего нет, да и это разводить не в чем было. Но вам станет легче.
Шмыга опять подвисает. Не привык, что в больнице оказывают помощь?
Мужчина приподнимается, выпивает всё, отдает мне обратно бутылку.
– Спасибо, – говорит как-то стесняясь.
– Не за что. Выздоравливайте.
Хочу развернуться и пойти в кабинет, но меня резко дёргают назад. Не успеваю вскрикнуть, Тимур закрывает рот своей ладонью.
Глава 9
Арина
Чувствую попой его возбуждение, эта твердость делает меня мокрой. Мне стыдно от этого факта. Но да, опасный заключённый, который вероятнее всего кровожадный убийца, возбуждает меня сильнее всякой порнографии. Я больна? Определенно. Но игнорировать это ощущение не могу. И признаться себе в этих чувствах… страшно.
– Тихо, девочка, – шепчет в ухо и проводит носом по виску. – осмотри меня, – резко отодвигается и садится на койку.
Адреналин долбит в голову, сердце, кровь и низ живота. Надзиратели сидят уткнувшись в телефон и даже не заметили ничего. Вот так нападут, убьют, а им не до этого.
Поворачиваюсь к Тимуру лицом, нервно облизываю сухие губы. Он это замечает и обзывает свои. Почему это так возбуждает? Господи, Арина, он заключённый. И сидит здесь не просто так. Прекрати это чувствовать.
Встаю между ног Тимура, стараюсь сосредоточиться на его ранах. Все нормально, шов на брови не разошелся.
– С вашими ссадинами всё в порядке, как и со швом. Что-то болит? – смотрю на него сверху вниз.
Если не думать, что Абаев заключённый и что мы находимся в тюрьме, то внешне он очень красивый. Не слащавый. У него грубая мужская красота. Глаза – кофейные зерна. Взгляд дерзкий, с вызовом. Густые черные брови и ресницы. Нос горбинкой и пухлые губы. Небритость добавляет ему опасности. А шрамы, ссадины и татуировки на руках четко дают понять из какого он мира.
– Ты плакала, – утверждает, игнорируя мой вопрос.
– К вашему лечению это не относится.
Тимур щурится, смотрит так, будто пытается что-то понять.
– Дрёмов тебя обидел?
При упоминании этой фамилии, я чувствую, что слезы опять подступают. Нет-нет, сейчас нельзя. Но не успеваю переключить внимание, как Тимур касается моей щеки. Заглядывает в лицо. Слишком нежное прикосновение, приятное. Не хочу плакать, но слезы сами катятся. Отворачиваю голову, но Тимур не позволяет.
– Арина, – собирает большим пальцем мои слезы, подносит в своим губам и слизывает, – расскажи мне.
– Нечего рассказывать, – вытираю слезы тыльной стороной ладони, – и это вас не касается, правда.
– Девочка, если он к тебе прикоснулся, я сломаю ему руки, потом отрежу язык и член. И заставлю его это сожрать. Я здесь хозяин, – Тимур говорит это так спокойно, будто всё в порядке вещей.
Я не знаю, что ответить. Я не хочу ничего рассказывать. Я хочу… чтобы он обнял меня. И поцеловал. Но здравый смысл бьётся в дикой истерике, ведь этот человек опасен.
– Тимур, пожалуйста, – прошу его сама не понимая о чем.
Мужчина напрягается.
– Скажи ещё раз. Имя мое, скажи, – глаза потемнели, ноздри раздуваются.
– Тимур, вы… – не успеваю договорить, мужчина подносит мою руку в своим губам, проводит языком по костяшкам, а потом погружает мой большой палец себе в рот. От этой пошлости у меня чуть не подкосились ноги. Внизу живота узел, который вот-вот рванет.
– Я буду вылизывать каждый миллиметр твоего тела, – посасывает палец, – только я, Арина. Только я и больше никто.
Это всё так грязно и пошло. И вообще не укладывается в голове. Но с Тимуром даже это кажется приемлемым, в отличие от поцелуя Дрёмова. С Иваном Николаевичем даже поцелуй – это что-то аморальное.
– Арина Александровна, всё нормально? – слышу за спиной голос одного из надзирателей.
– Да, шов немного разошелся, – отвечаю не поворачивая головы.
– Перестаньте. Тимур, это плохо закончится, – пытаюсь вразумить мужчину. Он все ещё держит мою руку возле своих губ, целует ладонь, костяшки, нюхает запястье.
– Всё только начинается, девочка моя, – довольно хмыкает и отпускает.
Поворачиваюсь, натыкаюсь на взгляд Шмыги. Краснею за секунду. Мужчина лишь улыбается краем губ. Он все видел? Но наверняка все слышал. Какой ужас. Быстрым шагом выхожу из госпиталя и иду в туалет. Дверь в уборную находится в этом же блоке. Захожу, здесь также пахнет плесенью и сыростью. Закрываю на щеколду дверь в кабинке и прикрываю глаза.
Внизу живота чёртово возбуждение. Чувствую как мокрые трусики прилипают. Неприятно. Но хочу избавиться от этого напряжения. И делаю то, что не думала смогу когда-то сделать в таком месте.
Расстегиваю халат, расстегиваю джинсы, чуть приспускаю их вместе со стрингами. Подношу большой палец, который облизывал Тимур, к носу, и начинаю водить другой рукой вокруг клитора. Он набух, из меня сочится смазка. Вставляю один палец в свою дырочку, совершенно наплевав на гигиену. Тру клитор сильнее, чувствую, что уже скоро. Нюхаю палец, он отдает сигаретами и ещё чем-то приятным. Это его запах. Опасного мужчины, которого нельзя хотеть. Но невозможно. Невозможно игнорировать это влечение. Представляю, что он стоит здесь. Такой большой, сильный. Смотрит с прищуром и касается. Сам касается меня там. Боже… Оргазм практически глушит. В глазах пляшут звёзды, ноги дрожат, уши заложило. Упираюсь спиной в стену. Дыхание сбитое. Провожу рукой по влажным складкам. Приятно.
Но чувствую себя такой грязной. И не понимаю почему.
Тимур… это что-то запредельное.
Глава 10
Тимур
Смотрю на Шмыгу, тяжело ему. Надеюсь, не откинется. У нас ещё столько дел. Нельзя, брат. Рано ещё.
– Девка нормально тебя приложила, – Шмыга тихо говорит не открывая глаз.
– Не девка. Претендуешь? – подрываюсь.
Саня смеётся и сразу от боли корчится.
– Мне нравятся девочки в теле. Эта слишком худая, – скалится.
Не худая, стройная. И всё при ней, нормально.
– Зарёванная была. Меня увели, они остались с Дрёмовым. Никаких криков не было. Но пришла разбитая, – говорю смотря в облезлый потолок.
– Дрёмов положил на нее глаз. Когда она меня зашивала, он чуть в штаны не слил. Смотрел на нее, будто бабу никогда не видел. И потом зажимал у раковины. Но врачиха не далась.
Сжимаю кулаки. У меня от этих слов темнеет в глазах. Он всё-таки зажимал её? Бессмертный. Она плакала потому что он хотел ее трахнуть? Ему пиздец. Сам в карцер пойду, но его накажу. Моё нельзя трогать. В сторону Арины даже дышать непозволительно.
– Но вообще девка, – Шмыга запинается, – девочка бойкая. Начала меня зашивать сразу, таблетки обезбола свои дала. Без перчаток всё делала и не стремалась. Кристина сука, стояла смотрела, а Арина сразу включилась, – добавляет.
– Надо попросить Мишаню справки на нее навести, но это через неделю будет только, – говорю. А у самого от мысли, что ждать долго, всё выворачивает. Надо что-то придумать. Но в тюряге связь с внешним миром можно наладить только через администрацию. Сегодня на смене Дамир, можно попробовать узнать у него. А если откажет, то буду искать другой вариант.
Надзиратели заступают на сутки. Сейчас у них обед, после него Ханжин идёт отдыхать. Значит, Дамир останется здесь один и можно будет побазарить.
Проходит часа полтора, Ханжин и Сизов уходят, Халилов заступает вместо них. Один. Отлично.
Шмыга спит, лоб мокрый, хмурится во сне. Пару дней ещё точно будет в напряге.
Лежу, смотрю на Дамира. Он сидит на стуле сгорбившись, в телефоне играется. Тихо встаю, делаю несколько шагов. Он поднимает взгляд, напрягается, но не кладет руку на пистолет. Дамир знает правила, уважает мой авторитет. И я уважаю его в ответ. Он не борзеет, я не создаю ему проблем.
– Чего тебе?
– Побазарить надо, – сажусь на кушетку рядом с ним.
Дамир снимает кепку, чешет затылок. Волосы слиплись из-за жары, на лбу красные пятна.
– Молодняк, который тебя зажмурить хотел, в карцер определили. На неделю. Потом видно будет. Но я тебя не пущу к ним, – надзиратель упирается головой в стену и смотрит потухшим взгляд.
– Я не об этом. Расскажи про новую врачиху. Кто она, что, откуда.
Дамир лыбится.
– Поздно, Тимур. Николаич её заприметил. Дал всем указание стеречь ее, иначе кабзда. Выговор, несоответствие, увольнение.
Стараюсь сохранять самообладание. Сжимаю зубы до боли. Иван Николаевич, ты видимо совсем попутал.
– Арина моя, Дамир. Никакая сила этого не изменит. Она пришла после него в слезах, какого хера произошло? Он прикасался к ней?
Халилов молчит пару минут, будто собирается с мыслями говорить или нет.
– Романов сказал, что слышал их разговор в кабинете. Он был на посту в медблоке. Я так понял, что Дрёмов целоваться к ней полез, а она ему влепила пощёчину. Он начал оправдываться, а она расплакалась. Хорошая девушка она. Здесь сломают. Да и Кристина на неё уже зуб точит. Дрёмов зависает рядом с Ариной, а эту не трахает вроде больше.
Значит, Дрёмов хотел целовать мою девочку. Напугал ее, урод. Но я накажу. Просто так это не оставлю.
– Откуда она?
– На скорой работает. Кто-то из друзей Дрёмова её посоветовал. Она будет здесь, пока Денис не оклемается. Наверное, месяц. Не замужем, детей нет. Бабушка вроде только.
– А родители?
– Нет родителей. Ханжин тоже интересовался ею. Абай, только давай без глупостей, ладно? Я не хочу рисковать своей жопой – это во-первых. А во-вторых, тебя если грохнут, то здесь случится пиздец. Поэтому сиди тихо. Тебе недолго осталось, освободишься и решай вопросы с Ариной. А начнёшь бузить, она тоже пострадает.
Дамир смотрит серьезно. Блядь. Он прав. Мне осталось два месяца отсидки. И нельзя сильно отсвечивать, иначе добавят срок. Надо выйти и брать девочку в оборот. Но за эти два месяца Дрёмов может… Не хочу даже думать, что он может. Не позволю.
– Дамир, мне нужно, чтобы ты приглядывал за ней там, где я не могу. В долгу не останусь, ты знаешь. Дрёмов не должен к ней приближаться, иначе я пойду по 105.
Халилов вздыхает.
– Как ты себе это представляешь? Ходить за ней по пятам? Она здесь по сменам. Сегодня в день, завтра в ночь. Кристина ее меняет.
– Говори мне обо всех мутках вокруг нее. Постараюсь не наворотить дел, но Дрёмову обозначу позицию.
– Тимур, вы не равны, ты понимаешь? Ни в чем не равны. Он тебя сбагрит в карцер и всё.
– Похуй, зато рожу ему набью.
– Я тебя предупредил. Иди на койку свою, не привлекай внимание. Дрёмов тут ошивается.
Сука. Ладно. Встаю, ложусь на кровать. Смотрю в потолок. Только сейчас замечаю, что голова гудит. Надо поспать, пока есть возможность. Пока Дамир здесь, можно немного расслабиться.
Только проваливаюсь в сон, слышу тихие шаги. Точно не надзиратели. Арина. Моя. Сама пришла.
Глава 11
Тимур
Открываю глаза, медленно поворачиваюсь к Арине. Она будит Шмыгу, даёт ему что-то выпить. Воркует с ним практически. Блядь.
Саня мой друг. Мой брат. И он бы никогда не зашёл на мою территорию. Но то, что Арина прикасается к нему… это злит. И бесит. И выводит из себя. Меня одного должна трогать.
Но головой понимаю, что она врач и это ее работа. Иначе нахрен она здесь нужна. Я бы, конечно, нашел ей другое применение, но это позже.
Смотрю на девочку со спины. Мысли сразу утекают в пах, но нельзя сейчас давить на нее. После Дрёмова она точно будет дёргаться. Надо быть безопасным. Чтобы сама в руки шла. Хотела.
Арина поворачивается ко мне, глаза грустные. Дрёмов, ты будешь умирать больно и медленно. За то, что девочку мою посмел своим грязным ртом тронуть.
– Как самочувствие? – спрашивает.
– Тебя вижу и сразу так хорошо становится, – хмыкаю.
Арина шутку не оценила, нахмурилась. Я же безобидно. Но ради нее готов быть совсем паинькой.
– Тимур, я серьезно спрашиваю. Как голова, кружится ещё? Не тошнит?
– Нормально всё, доктор. А ты как?
Арина открывает рот, чтобы что-то сказать, но осекается. Опять хмурится. Думает, сказать правду или наврать?
– Нормально, – неискренне улыбается и уходит.
Нихера не нормально. Перепугалась, теперь отходняк ловит. Ну ничего, Дрёмов свое получит. И она получит.
* * *
Вечером Арина ещё раз зашла нас проверить. Бросила мимолётный взгляд на меня и ушла.
Шмыге становится вроде лучше. Даже поел. До этого вообще трупом лежал. Но Арина ему дала наставления, а он как мудак слушал её и кивал. Ужин ему принесли в госпиталь.
Меня же Дамир повёл в столовую. Молодняк скалится, выжидают снова.
– Тимур, спокойно и без глупостей, – предупреждает Дамир.
Киваю. Сейчас нельзя давать повод. Никакой. Никому. Но и нельзя спускать на тормоза неуважение. Иначе начнется беспредел.
Сажусь за стол, здороваюсь с мужиками. Рассказывают как дела у блатных. Слушаю в одно ухо. Замечаю, что Ханжин трётся с Моржом, одним из авторитетов у молодняка. Хреново. Что-то мутят, к бабке не ходи. Морж получил погоняло из-за того, что зимой всегда ныряет в прорубь. Неважно сколько градусов на улице и в каком он состоянии. Ну и вообще он отморозок, первый из беспредельщиков. С ним потому и считаются, никогда не знаешь, что выкинет. А это очень выгодно такому, как Ханжин. Потому что он пытается наркоту пронести на зону, бабки зарабатывать хочет на этих пацанах. Связался с кем-то на воле, пообещал каналы наладить, а в итоге хер. Дрёмов сразу отказал. Он хоть и гнида, но с нормальными ориентирами. Мог бы миллионером уже быть на этой наркоте, но не изменяет принципам.
Ханжин думает, что никто не знает, что он пальцы веером ломит перед своей крышей. Обещаниями их кормит. Но там ведь тоже не дураки, прекрасно понимают, что он налажал. А за такое и спросить могут. Теперь держат Женю за яйца очень опасные люди, с которыми никогда не стоит дела иметь. И он ищет варианты, чтобы как-то петлю с шеи снять. Но не выйдет. Дрёмов не даст. Я не дам. Не бывать наркотикам здесь.
– Абай, ты давай выздоравливай. Без тебя вообще от рук отобьются, – Серый кивает в сторону молодняка.
– Да, у них с Ханжиным какие-то мутки. С Моржом чуть ли не курят вместе, – подключается Дизель.
– Нормально всё, мужики. Всё под контролем, – встаю. Тарелку оставляю, Серый отнесет на мойку.
Дамир провожает до госпиталя. Дёргается как-то. Доходим до двойных дверей, ждем пока откроют. Слышу собаки на улице опять гавкают. Настораживает. Вроде всё как обычно, но что-то не так. Чуйку не обманешь.
Перед дверью в госпиталь Дамир тормозит.
– Лицом к стене, – командует.
Поворачиваюсь, руки назад.
– Тимур, я не могу сказать что-то конкретно. Но какая-то хуета намечается. Ханжин договорился с Моржом, молодняк устроит потасовку. Не знаю где и когда. Но будь готов, – Халилов говорит почти шепотом.
Твою мать.
– Если что узнаю ещё, скажу. А пока не расслабляйся, иначе увезут в мешке, – Дамир хлопает меня по плечу, – Абаев, заходи, – говорит громче.
В госпитале один надзиратель. Сидит на кушетке при входе, смотрит в стену напротив. Шмыга дрыхнет. Подхожу к своей койке, ложусь. В голове рой мыслей. Я привык жить с вечным риском. 7 лет на зоне и ты становишься зверем готовым атаковать в любую секунду. Но сейчас всё изменилось.
Я не хочу жить одним днём и одним часом. Сейчас я хочу выйти отсюда и забрать Арину. Быть с ней. По нормальному. Ну, или постараться быть таким. Ведёт меня от нее. Никогда так не зацикливался. Поэтому знаю, уверен, что это не просто похоть. Хотя от одной мысли о девочке, у меня уже яйца дымятся. Но есть что-то ещё. Что-то такое, что я не чувствовал. А я вообще никогда ничего не чувствовал.
Нельзя сейчас проиграть. Ставка слишком высока. И если придется рвать зубами, я всё сделаю.
Никого не пожалею.
Глава 12
Арина
Смены в колонии пролетают незаметно. Я думала, что на скорой время быстро идёт, но нет. Устаю от работы так, что валюсь спать сразу, как прихожу домой.
Алёнка переживает, но поддерживает. Я и сама за себя переживаю, две недели работы и тут и там, вымотали. Но осталось ещё немного.
С одной стороны я рада. А с другой… Тимур этот не выходит из головы. С моральной стороны вопроса я понимаю, что у меня сдвиг по фазе. Не должен нравиться такой человек, но его подавляющая энергетика не вызывает страх. А наоборот, ему хочется подчиняться. Хочется залезть к нему на руки и свернуться калачиком, как кошка. Но я прекрасно понимаю, что это не нормально. У меня явно какие-то нарушения психики. Надо записаться к врачу и провериться.
Алёне я рассказала сразу. И про Тимура, и про Дрёмова. Ожидала, что она скажет, чтобы я присмотрелась к Ивану Николаевичу, потому что подруга рассматривает только обеспеченных и статусных мужчин. И такие как Дрёмов – это ее вариант. Но она была в бешенстве. Сказала, чтобы в следующий раз я писала жалобу на его домогательства. Фу, как вспомню какой он слюнявый, аж подташнивает.
После того поцелуя, мы виделись мимоходом. Он пытался заговорить, но я быстро уходила, ссылаясь на работу. И к счастью, он не настаивал на общении.
Кристина Алексеевна вернула Тимура в камеру на следующий день, после того, как я зашила его. Сначала расстроилась. А потом подумала, что это к лучшему. Не будем видеться, не будет этого чертового влечения. Но я всё равно о нем думаю, не буду врать.
Шмыга всё также лежит в госпитале. Его шов плохо заживает. Думаю, если бы ему всегда оказывалась адекватная помощь, то он быстрее бы выздоравливал. Но Кристина как будто специально делает всё, чтобы он или умер от инфекции, или лежал в госпитале месяцами. Я в эти дебри не лезу, у них свои разборки.
– Эй, о чем задумалась? – Алена толкает меня локтем в бок. Мы едем с последнего вызова, впереди у меня ночная смена на зоне.
– Да ни о чем. Устала, хочу на шашлыки, – улыбаюсь.
– Закончишь работать там, съездим на дачу. Кирилл тоже на днях говорил за шашлыки. Но из него такой едок, сама знаешь, – подруга закатывает глаза.
Смеюсь. Да, Кирилл любит понадкусывать, но ничего нормально не съесть. Это, кстати, ещё одна тема для их ссоры.
Смотрю на часы, не успею в душ. Да и переодеться тоже. Значит, поеду в форме скорой. Дядя Миша подвозил меня последние разы, надеюсь сейчас тоже подкинет, иначе опоздаю.
Быстро сдаюсь у Нины Николаевны, бегу в раздевалку. Запихиваю вещи в спортивную сумку и спускаюсь вниз.
На улице жара, ветерок хоть и есть, но прохладнее от него не становится. Черт, как я хочу помыться. Алёна выходит следом за мной.
– Запрыгивайте, время, – дядя Миша уже сидит в своей машине и снова курит.
Садимся, они везут меня в колонию. К счастью, не попадаем в пробки и я не опаздываю.
– Давай, с богом, – бросает дядя Миша мне в спину.
Отправляю им воздушный поцелуй и быстрым шагом иду на КПП. Меня пропускают без вопросов, даже сумку не досматривают. А вдруг я проношу оружие или что-то запрещённое?
В дверях колонии сталкиваюсь с Дрёмовым. Ну блин. Я на него налетела, а он воспользовался возможностью и приобнял меня за талию.
– Арина, – улыбается.
– Здравствуйте, Иван Николаевич. Извините, налетела на вас.
Он хмурится, убирает руку с моей талии.
– Просто Ваня. Называй меня по имени.
Да чтоб тебя!
– Это невозможно, – улыбаюсь. – Ну, я пошла.
Стараюсь быстрее от него избавиться, как он снова тянет свои лапы ко мне.
– Тебе очень идёт эта форма. Синий цвет прямо под твои глаза. Загляденье, – смотрит на мою грудь, потом на губы. Гад, хоть бы глаза поднял ради приличия.
– Спасибо, мне пора, – практически убегаю от него. На встречу идёт Дамир. Люблю, когда он на смене. Сразу становится спокойно. Мы практически не общались, но он создаёт ощущение безопасности. Наверное, услышал, что мне говорил Дрёмов.
– Привет, тебе и, правда, идёт форма.
Слышал, значит.
– Привет, спасибо. Тебе тоже идёт твоя форма, – улыбаюсь.
– Пойдем, провожу тебя, – мужчина кивает в сторону коридора. Если к разбитым стенам и порванному линолеуму я привыкла, то к вечному сквозняку и запаху сырости – нет. Я бывала в подвалах и в неблагополучных квартирах, но там никогда сырость не пахла как здесь. И нигде сквозняк не был такой обжигающий.
Дамир проводил меня до медблока. Я переоделась в обычную одежду, сверху надела халат. Форму положила обратно в сумку. Как же я хочу просто лечь. Но как говорит бабушка: «Отдохнем, когда помрём».
Иду в госпиталь, проверить, кто сегодня в пациентах. На удивление только один Шмыга. Он лежит на спине, смотрит в потолок. Услышав меня, приподнял голову, подмигнул.
– Здравствуйте, как вы себя чувствуете? – подхожу к нему.
– Пойдет, не помер ещё, как видишь, – хмыкает.
– Не в мою смену, ладно? – стараюсь поддержать его шутку.
Шмыга хрипло смеётся, кивает.
– Вам повязку меняли?
– Нет.
А чего я ожидала? Иду к шкафу, достаю всё необходимое. Краем глаза замечаю, что Дамир стоит в медблоке наблюдает за мной через открытую дверь. Вопросительно киваю ему, он отрицательно машет головой. Ну ладно, может ждёт чего.
Возвращаюсь к Шмыге, он уже задрал майку до груди, лег на бок. Шов всё ещё плохо заживает и это меня беспокоит. Меняю повязку, смотрю, чтобы не туго было.
– Будь на чеку, мелкая, – неожиданно говорит Шмыга.
– В каком смысле? – опускаю его майку. Только сейчас замечаю, что у мужчины зелёные глаза. До этого как-то не рассматривала его. Худощавый, темноволосый. Но глаза необычного цвета.
– Ты же не дура. Видишь, что Абай и Дрёмов запали на тебя. Ещё немного и вцепятся друг другу в глотки.
– С Тимуром что-то случилось? – я хотела спросить это не с таким переживанием в голосе.
Мужчина улыбнулся уголком губ.
– Нормально всё с ним. Пока. Но Дрёмов его прижучит скоро, отправит в карцер за какую-нибудь хренотень. И будет твой благоверный там мариноваться.
– Он не мой благоверный.
Шмыга смеётся.
– Ну да, ты ж поэтому вся аж побледнела, когда спросила за него. Мой совет тебе: не отсвечивай, что Абай нравится тебе. Выйдет через полтора месяца и вошкайтесь сколько влезет. На воле у него сил больше. А здесь он, один хрен, под гнётом, – Шмыга смотрит на меня серьезно.
– Что такое вошкайтесь? – спрашиваю.
Мужчина начинает громко ржать. Успокоиться не может, аж слезы из глаз. А что я такого спросила? Тут при входе не выдают словарь тюремного жаргона.
– Смешная ты, мелкая, – Шмыга вытирает глаза тыльной стороной ладони.








