Текст книги "Время волка (ЛП)"

Автор книги: Нина Блазон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

Глава 36

ЛЕ НУАЗЭТ

Пожалуй, вряд ли это можно было бы назвать деревней, раньше там были только три дома, но, возможно, ещё несколько лежали разбросанными недалеко от густого хвойного леса вне поля зрения. Если бы Томас не знал, что должен был обратить внимание на орешник на склоне, то, наверное, проехал бы мимо посёлка. Усики ежевики и кусты разрастались по стенам как розы в замке спящей красавицы. Мужество покинуло его. Было видно, что здесь никто не жил. Кричали только несколько сорок.

Без особой надежды он искал дом, который ему указала Изабелла. Это был маленький, самый крайний справа. Над перекрытием висела маленькая ветхая деревянная табличка. По ней можно было ещё даже угадать изображение Мадонны.

Томас привязал свою лошадь, перелез через стену колючей ежевики, со всей силы распахнул дверь, и остановился в каморке прямо у разрушенной печи. Внизу в долине уже было сумрачно, здесь наверху, напротив, через дверь падали последние красные лучи заходящего солнца, позволяя пыли ткать золотой пух. Его сердце сжалось. Казалось, здесь всё ещё отдавалось эхом, детство Изабеллы. Он понимал, почему она охотно вспоминала о Ле Нуазэт. Дом был таким маленьким – это было домашнее, приветливое место.

У стены, на перекошенном от влаги сундуке, лежали покрывала, которые также служили кроватью. В камине хворост ждал, чтобы его зажгли, поленья сложены в углу, где были расположены две транспортные корзины и бело-коричневый мешок из козьей шерсти. Томас был так рад, что хотел выкрикнуть крик триумфа. Итак, он сделал правильный вывод: Бастьен уединился здесь! И это выглядело так, как будто он вышел пару минут назад и вернется в любой момент.

Томас опустился рядом с сундуком у стены и положил винтовку рядом с собой. «Отдохну несколько мгновений», – подумал он и закрыл глаза. После нескольких часов путешествий с поисковиками в горном лесу в горах, его ноги болели. Только сейчас он заметил, как сильно был истощён. Только его мысли кружились дальше. Перед ним предстал Ален Буле, мертвецы, которые окружали его плотнее, чем когда-либо, и снова с мучительным чувством: Изабелла.

«Как же ты мог так слепо доверять Адриену?» На этот раз это был не Арман, который ругал его, это был он сам.

***

Вопреки всему он, должно быть, заснул. Что-то холодное разбудило его от кошмарного сна, в котором Томас догонял Изабеллу, не сходя с места. Холод сжал его грудину, и когда он очнулся, его пальцы сомкнулись вокруг ствола винтовки. Юноша испуганно открыл глаза – перед ним в лунном свете выделялся чёрный контур.

– Что ты здесь ищешь? – прозвучал резкий шёпот, судя по всему, Бастьена. Дуло ружья ещё крепче прижалось к его груди.

– Бастьен? Это я! Томас!

Рука грубо схватила его за подбородок и повернула к окну.

– Ауврай? – ружье опустилось. Однако друг не потрудился приветствовать его полюбезнее.

– Слава Богу, что я нашёл тебя, – сказал Томас. – Ты слышал, что произошло с Изабеллой?

– Конечно, – прорычал Бастьен. – И что ты потерял в чужих домах? Если ты дотронулся до моих вещей, я переломаю тебе пальцы!

– Что? Нет! – возмущённо воскликнул Томас. – Какого черта ты так сердишься?

Ответом было недоброжелательное сопение.

– Чего ты ожидаешь? Что я брошусь тебе на шею после того, как ты бросил меня на произвол судьбы? Просто исчез без слов с лица земли. А потом ты появляешься здесь через несколько месяцев, вероятно, только потому, что тебе что-то от меня нужно?

Ну, по крайней мере, это был разочарованный, озлобленный Бастьен, которого он знал.

– Ладно, отойди от сундука, – обратился он к Томасу. – Мне нужно моё огниво.

– Даже если ты мне сейчас не поверишь. Я никогда бы тебя не бросил! – энергично сказал Томас. – Маркиз д’Апхер посадил меня в тюрьму, и выслал из области. Я не мог ни с кем попрощаться. Теперь я должен изображать другого, чтобы вообще быть здесь. Слушай, Бастьен, если Изабеллу ещё можно спасти, если уже не слишком поздно, то это можешь только ты! Ты ориентируешься здесь как никто другой. Мы должны отправиться немедленно.

– Ох. Теперь тебе приходит в голову, что вы должны искать? – он быстро вернулся. – Как ты думаешь, откуда я сейчас пришёл?

Томас слышал, как Бастьен роется в сундуке. Что-то с грохотом упало на землю.

– И даже если мы снова отправляемся. Ты веришь, что у меня глаза совы, и я могу искать среди ночи?

Это правда. Томас, должно быть, давно утомлённо спал, уже была глубокая ночь.

Железо ударило о кремень, и первая искра осветила корпус печи. Томас был поражён, когда Бастьен осторожно подул на угли и огонь осветил его лицо. Его друг таинственно изменился в течение долгих месяцев. Его щёки впали, он был не брит, полностью заросший спутанными волосами.

– Мы искали ещё в лесу с факелами, – сказал Бастьен. – И я не верю, что она сидит где-нибудь под ёлкой и ждёт нас. Если бы она могла, то давно бы уже прибежала к следующему лагерю, – его голос звучал сдавленно, он прикусил нижнюю губу. И внутри Томаса снова вспыхнул страх за Изабеллу.

Бастьен суетливо достал хлеб и сыр из сложенного платка и начал нарезать и то, и другое. Его движения были беспокойными и нервными. В свете огня камина Томас также мог теперь рассмотреть, что тот принёс двух кроликов. Петли ловушек всё ещё были вокруг их шей.

– И, кроме того... – Бастьен неожиданно закричал на него. – Кто ты такой, чтобы просто приходить ко мне и давать приказы?

– Я ничего не хочу тебе приказывать! Я прошу у тебя помощи для Изабеллы. Как друг.

– Друг! – пренебрежительно прозвучало, но Томас слишком отчётливо различил лишь на слух разочарование и одиночество.

– Это должно быть сложно для тебя, – тихо сказал Томас. – Она была тебе как сестра.

Бастьен поражённо поднял голову.

– Я знаю, ты не можешь говорить об этом. Но она рассказала мне, что долго жила у вас. Она говорила мне, что ты и она, и Мари были как ...

– Прекрати! – теперь голос Бастьена дрожал. – Если ты появился, чтобы повернуть нож в моей ране, ты можешь снова исчезнуть!

«Он потерял все», – подумал Томас. – «Мари, остальную семью, и теперь также девушку, которая стояла следующей рядом с его сестрой».

– Мне... очень жаль, Бастьен.

«И ты даже не представляешь, насколько. Если бы я никогда не видел фамильные портреты д’Апхер!»

– Мы найдем её! Я знаю, кто ответственен за исчезновение Изабеллы!

– О чём ты говоришь? – Бастьен снова сделал паузу и протянул левую руку к рукоятке ножа.

– Я говорю об Адриене Бастанде. Он – чудовище! Он совершает убийства с прирученными волкодавами. Мы должны выследить его, тогда мы найдём, вероятно, надо надеяться Изабеллу.

«Если она еще жива». Снова сейчас у него на душе стало плохо.

– Адриен? Этот голодный слуга собак? Этот болван никогда не был достаточно ловким в этой жизни для чего-то в этом роде!

– К сожалению, – Томас начал рассказывать об Анне Танавель, о мужчине, которого он считал Каухемаром, о песне и о бегстве Адриена. Бастьен слушал неподвижно, только вид того, как он пытался сжать правый кулак, показывал, что тот чувствовал.

– Ты подстрелил этого зверя, – продолжил Томас. – Что это было?

– Я едва ли видел то, что было в сумраке. Оно было большим и имело мощную челюсть. Я выстрелил. След происходил, бесспорно, от бестии. Только никто не хочет верить, что я её застрелил.

– Я верю тебе! Я всегда в это верил, ты уже об этом забыл?

Лед между ними, кажется, дал несколько маленьких трещин.

– И что ты хочешь теперь делать? – спросил Бастьен.

– Найти Адриена. Я уверен, у него в горах где-то есть убежище для себя, и возможно, для собак. Место выбрано удачно, много проточной воды, и рельеф осложняет ищейкам взять след. Верхом здесь передвигаться плохо. Ты здесь ориентируешься? Здесь можно где-нибудь спрятаться?

Бастьен пожал плечами и пристально задумчиво смотрел в огонь.

– Повсюду и нигде. Здесь есть масса покинутых домов. Но там, в настоящее время никто не живет, так как из-за бестии, естественно, никто не осмеливается пасти своих коров в одиночку.

Томас вскочил.

– Хорошо, теперь мы обыщем хижины...

Бастьен схватил его за куртку и снова потянул обратно на землю.

– В горах ты тут же можешь прыгнуть в пропасть. И, тем не менее, мы поможем Изабелле как никто другой лучше. Мы отдохнём и выступим через час или два, перед восходом солнца, станет немного светлее, по крайней мере. Мы найдём подлеца!

«Мы». Томас уже почти забыл, как это хорошо ощущалось – иметь друга как Бастьен. И как никогда ему стало ясно, как сильно он скучал по нему в Версале.

– Спасибо, Бастьен!

Его друг едва кивнул, и это было так, как если бы они снова пожали друг другу руки.

– И ты все равно хочешь идти на поиски? – Бастьен указал на ружьё Томаса. Пока юноша спал, он перенёс его вне пределов досягаемости и прислонил рядом с сундуком. – Ты действительно готов стрелять? Я ни с кем не пойду на такую охоту, где испытывают страх и ружьё выбрасывают, потому что не хотят ранить или убить.

– Убить Адриена? Я надеюсь, что до этого не дойдет.

Бастьен махнул рукой.

– Надежда для мечтателей! И мы здесь не на охоте на кролика, речь идёт об убийце. Ты будешь стрелять или нет? Он не станет медлить, я обещаю. Так что?

Он схватил винтовку и сунул её в руку Томасу. Томас закрыл глаза и увидел перед собой Изабеллу. Не сердитую, как в последний день их встречи, а на празднике д’Апхера, где она повернулась к нему у окна в зелёном платье. Напоминание об этой картине толкнуло его к одному из мёртвых, и от мучительного сердцебиения казалось, что перед ним лежит убитая Изабелла, как несколько недель назад бедная Катерина. Его руки плотно сомкнулись вокруг приклада и ствола.

– Да, – сказал он тихо.

– Хорошо, – на лице Бастьена впервые появилось что-то вроде усмешки. На мгновение они снова оба были друзьями, которые выстояли на охоте вместе на поляне.

– Не волнуйся. Это не так тяжело, как кажется тебе сейчас. Если идёт речь о жизни и смерти, быстро всему учишься и даже к этому привыкаешь. Через несколько дней на поле боя я уже забыл, что раньше не убил ни одного.

Томас был вынужден подумать об Алене Буле.

– Это так? На войне? – тихо спросил он. – Я слышал только рассказы о горе и долге.

Бастьен качал головой.

– Я не страдал. Напротив, на войне у меня впервые в моей жизни был шанс. Там речь идёт только о победителе и побеждённых. И здесь я был впервые победителем. Если замечаешь, что превосходишь противника, тогда это как опьянение. Лишь лава в венах, и ты находишься далеко от всего. Только сам в себе. Ты можешь всё, ты – всё. Это безумие.

Томас вздрогнул от взгляда Бастьена: выражение его лица резко изменилось. Он выглядел почти ... очарованно. Томас слышал о солдатах, которые любили свое ремесло. Должно быть, его друг один из них.

– Как ты можешь так говорить об убийстве? Это ужасно и бесчеловечно.

Бастьен засмеялся.

– Неужели? Тогда представь, что Адриен мог бы сделать с Изабеллой, и скажи это снова. Более того, Бог стоял рядом со мной на поле боя, в противном случае я был бы мёртв, поэтому вероятно то, что происходит на войне, правильно. Прекрати говорить, как бумажный задира, Ауврай. Ты точно знаешь, о чём я говорю, потому что ты больше похож на меня, чем ты признаешь. Страдание, одиночество и предательство – это была твоя жизнь. И будем честными: ты когда-нибудь хотел иметь власть? Силу, которая позволяла бы не оскорблять тебя, но и давать настоящий отпор? Власть отстаивающая тебя всегда и везде?

Беда была в том, что где-то в нем самом этот вопрос нашёл отклик. «Как часто я представлял ребёнком, как пихаю Армана в пучину?»

– Может быть, – неохотно признался он.

Бастьен кивал.

– Ну вот. Тогда мы, в любом случае, понимаем друг друга. Если не победишь ты, Адриен победит тебя. У тебя есть выбор. И теперь отдыхай, нам понадобятся наши силы.

***

Изабелла не могла поверить, что, в конце концов, задремала в этой чёрной пещере. Но она на самом деле уснула от усталости, присев напротив скалы. Её затылок онемел, руки и плечи затекли, а запястья ныли. Небольшой свободы действий, которую она выиграла, не хватало, чтобы совсем снять путы. Собаки реагировали на каждое движение. Но когда сейчас она бесконечно осторожно распрямилась, они оставались странно молчаливыми. Всплески были повсюду, девушка также внимательно прислушивалась, но не услышала рычания и никаких движений. «Наконец они спят!»

Теперь Изабелла бодрствовала. В лихорадочной поспешности она начала ослаблять оковы, выворачивалась, поднимала локти, и на самом деле ей удалось через некоторое время расширить одну из петель. Она дёргала до тех пор, пока, наконец, не смогла вытащить одну руку из петли. Так быстро, как смогла, Изабелла стащила с глаз повязку и открыла глаза. Эйфория, от которой ее бросало то в жар, то в озноб, стихла сразу же и заставила застыть, оставив одно отчаяние и горький привкус разочарования. «Как мне здесь что-то выяснить?» Снова только чернота, ещё насыщеннее, чем мрак её кошмаров. Никогда раньше ей так не хотелось укрыться в руках Томаса.

Девушка с трудом поднялась на ноги, почувствовала отвесные стены, которые не предполагали никакой опоры для лазанья. Но натолкнулась на маленький ручеёк, который стекал сверху по стене. Изабелла поймала его и жадно пила. Это невыразимо хорошо, отведать влагу и утолить жажду. Затем она искала дальше. Изабелла оказалась в ловушке в тупике тоннеля. Итак, ей нужно было избежать собак. Уже при мысли, чтобы подойти к ним, ей стало дурно от страха. Слишком хорошо она помнила покойницу, которую охраняли драгуны.

«Святая Богоматерь, помоги мне! – умоляла она. – «Не позволяй мне так закончить!»

Молча, пальцами ног, она на ощупь разведывала впереди каждую выемку в скале. Потом одна из собак со стоном перевернулась. Шерсть коснулась подъёма ее ноги, вес перекатился на ногу. Девушке пришлось прижать руку ко рту, чтобы не закричать. «Все время они были ко мне так близко?» Собака снова задвигалась. Изабелла могла чувствовать, как играют мышцы под её шкурой. Она покрылась потом. «Господи, заставь ее спать дальше!» Но молитву не услышали. Когти царапнули, когда животное вскочило и бросилось с глухим, пыхтящим рычанием на своей веревке. Однако Изабелла уже убежала и снова прижалась спиной к стене своей тюремной камеры.

***

Томас проснулся от сердцебиения и открыл глаза. Юноша вообразил, что мертвецы нашёптывали ему кое-что, что он не понимал. Когда Томас переворачивался на другой бок на своем жёстком топчане, то замечал, что был один. Первое, смутное предчувствие света проникало в комнату, это было еще перед восходом солнца, никакие птицы не пели. Винтовка Бастьена отсутствовала, только оружие Томаса прислонялось к сундуку.

Он вскочил и осмотрелся. Огонь был засыпан тёмно-серым песком. Но корзины и сумка из меха были еще здесь! И теперь Томас услышал, что Бастьен был снаружи: шаги были перед домом. Он вздохнул. «Неужели я действительно поверил, что он оставил меня?»

Томас вскочил и схватил свою куртку, потом нашёл свою сумку с порохом и боеприпасами и сел на сундук, чтобы зарядить ружьё. Когда он наклонился вперед, ему бросилось в глаза то, что между сундуком и стеной была щель. Там лежал предмет, покрытый сухой корочкой грязи. Томас слышал грохот, когда вчера Бастьен принёс огниво. Наверное, этот предмет упал тогда за сундук? Томас передвинулся и, упираясь руками, заглянул туда. Ботинок. Но не сабо, которые носили крестьяне. Несмотря на корку грязи, он смог рассмотреть, что это был кожаный дамский ботинок. Но только когда юноша ударил им по сундуку, и грязь упала, он понял. «Чёрный зашнурованный ботинок с красным каблуком!» Точно такой же один Изабелла потеряла, когда упала с лошади. Томас напрасно искал его на каштановой поляне. Он наморщил лоб. Бастьен нашёл его на поляне. Но почему взял его с собой?

Томас снова осторожно отложил ботинок и повернулся с неприятным чувством, что здесь что-то не так. Он пристально смотрел на корзины. «Не будь смешным», – сказал он себе. – «Бастьен не имеет с ним ничего общего. Это не логично и, кроме того, он никогда не сделал бы Изабелле ничего такого». На том же самом дыхании юноша поднялся. Казалось, что ноги сами по себе понесли его к корзинам. Томас открыл первую, и нашел там только смятую ткань коричневого цвета, вероятно, в которую Бастьен заворачивал товары. Он устыдился того, что ему стало легче. «Чего ты ожидал, идиот?» – укорил он себя. – «Что тебе навстречу выпрыгнет собака?» Однако он также раскрыл сумку из меха и быстро заглянул внутрь. Там была одежда. Грубые перчатки, толстый материал и... шкура? Серого цвета и жёсткая, пересечённая чёрными полосами – шкура кабана. Ничего необычного. Ему пришлось заставить себя посмотреть также в другую корзину. Опять же, только сваленная ткань на дне корзины. Однако на краю лежал плоский мешок ткани странной формы. Она была пришита к ткани пояса. Насколько он знал, только дамы носили такие пояса-мешки под юбками.

Теперь сердце всё-таки забилось быстрее. Он погладил её и почувствовал что-то угловатое и плоское. Томас быстро взглянул через плечо и затем достал сумку. Она была открыта, водопад листков рассыпался, к счастью, в корзинку, а не на землю. Они были сложены, минимум штук двадцать, без адресов и печатей. Томас схватил один из документов и развернул его. И хотя еще было сумрачно, он сразу узнал почерк.

«Я так часто проклинала тебя, но потом поймала себя на том, что проклинаю только затем, чтобы иметь повод думать о тебе. Я говорю себе, что ненавижу тебя за то, что ты узнал о моей семье, но ты сказал правду, ничего больше. Мне бесконечно не хватает Мари, но по тебе, Томас, я скучаю еще больше».

Он с трудом дышал, и ему пришлось опереться на стену. Томас не знал, как долго смотрел на бумагу с чувством бесконечного падения. «Этого не может быть, это не Бастьен!» Было странно, что он всё ещё пытался найти оправдания и извинения. Но одновременно в его голове кружилась тысяча воспоминаний. Сцены в таверне, спор между сыновьями Хастель, вспыльчивость Бастьена, его обиженная вспыльчивость и частое отсутствие, если он разъезжал с мулами. «Есть ли лучшее объяснение того, почему он проходил вблизи мест преступлений и отсутствовал днями?» Заботился ли он тогда о своих бестиях? Кормил ли он собак в эти дни между нападениями кроликами и другой мелкой дичью, которую ловил в засадах?

К двери приближались шаги. Томас засунул письма в рубашку, захлопнул корзину и вернулся назад. Как раз, когда он схватил свою винтовку, появился Бастьен.

– Ты уже не спишь, Ауврай! Тогда мы можем выдвигаться.

Безобидная ухмылка Бастьена нанесла ему холодный удар. Он не знал, что разочарование может гореть в груди, как боль, так сильно, что перехватывало и затрудняло дыхание. «Люди видят только то, что позволяет им видеть их сердце!» Только теперь он понял эту горькую фразу Терезы Хастель во всем его значении.

– Где ты сейчас был? – его голос был грубый, к горлу подступил комок.

Бастьен пожал плечами.

– Я услышал хождение вокруг дома. Я там быстро проверил, но это была лишь лиса.

Следующая мысль поразила Томаса как удар. «Он забрал своих бестий?»

– Что случилось? – спросил озабоченно Бастьен. – Ты побелел так, как будто тебе приглянулся мел. Наверное, подумал, что я оставил тебя здесь? Не волнуйся, это не мой стиль, Ауврай, – приветливость в его голосе была невыносимой.

«Твой стиль?» – подумал Томас с дрожью. Его взгляд невольно скользнул к ножу, который висел в кожаном чехле на поясе Бастьена. «Он разрезал им бедным людям горло?» Только сейчас ему стало дурно. То, что все еще стало хуже: это не озверевший человек-волк, не чудовище, как полагал Ален Буле. Это был друг, с которым он смеялся и которому доверял, жизнь которого он понимал так хорошо, как будто бы вытерпел ту же боль. «Смотреть глазами зверя», – подумал он. – «Мечтай дальше, Ауврай».

– Ничего не произошло, – Томас удивился, что мог спокойно ответить.

– Хорошо, тогда пошли! – Бастьен повернулся назад и покинул домик. Томас схватил винтовку. Оставалось небольшое время на размышление. Но одно было ясно: он не мог совершать ту же ошибку как с Адриеном и преследовать цель только с Бастьеном. Впервые он видел Бастьена как того, кем он был много лет: солдатом, который мог бороться и прицеливаться точно. Даже с парализованной рукой он превосходил Томаса, если дело дойдёт до крайности, и если перед домом его не поджидают животные.

Дрожащими руками Томас подготовил оружие к стрельбе, позволяя пороху струиться из мешочка в ствол, и уплотняя пороховой заряд, туго набивая зернышки пороха шомполом, затем взвел затвор. Он начал нерешительно двигаться, шагнул на порог, ожидая, что одна из собак прыгнет ему навстречу.

К его бескрайнему облегчению, там все еще был только Бастьен. Ни разу не повернувшись, он медленно шел по дороге, которая вела вдоль крутого склона выше. И только теперь, когда медленно отпустил первый шок, Томаса неожиданно захлестнула ярость. Бастьен по-прежнему поворачивался к нему спиной.

Томас как будто смотрел сам на себя со стороны, когда поднимал ружье. В своей другой жизни он не подумал бы даже мечтать о том, чтобы кого-то обидеть. Но здесь была совсем другая жизнь, острее и более жестокая, чем он мог себе представить. «Победители и проигравшие», – с горечью подумал он. – «Ранить его в ноги, и он не сможет уйти, и ты одолеешь его. И будь быстрым, он достаточно близко, что даже ты поразишь его!»

Бастьен остановился и медленно повернулся. Теперь в его улыбке больше не было ничего приветливого. Томас как будто увидел перед собой незнакомца, только случайно напоминающего Бастьена. И, как ни странно, он тоже выглядел разочарованным.

– Я так и полагал, что ты не мог не оставить свои пальцы на моих вещах!

Он не сделал ни одного движения, чтобы схватить ружье, которое висело на ремне через плечо. Но его взгляд был ледяным.

– Стреляй, если посмеешь! – сказал он. – Но тогда ты никогда не узнаешь, где она.

Томас никогда еще не ненавидел кого-то так страстно и внезапно. Его палец дернулся на спусковом крючке и в первый раз он испытал на собственной шкуре, что может действительно заставить людей нажать на спусковой крючок. Ему понадобилось безграничное усилие, чтобы опустить ствол.

Бастьен сочувственно улыбнулся.

– Ты – трус, – сказал он.

– Это ты трус, – прошипел Томас. – Ты убиваешь именно как одиночка. Ты научился этому на войне? Ты нападал в деревнях на слабых и беззащитных, чтобы почувствовать себя сильным?

Искра досады сверкала в глазах Бастьена, но Томас не думал прекращать.

– Здесь это были не солдаты, а беззащитные девочки и мальчики, маленькие дети, которых ты убил! – кричал он. – Как ты мог с ними так поступить! При этом ты должен подумать, о твоих маленьких сестрах и о Мари.

Бастьен медленно качал головой.

– Одно не имеет ничего общего с другим, – отвечал он хриплым, сдавленным голосом. – Дети пастухи и пастушки, они просто оказались рядом в нужное время. Они были частью целого, и все подошло.

– Что изменилось?

– Это то, что я сказал тебе вчера. Лава в крови, и все станет по-другому.

Томас пренебрежительно рассмеялся.

– Власть, да? Если ты так зол на свою судьбу и мир, почему бы тебе не поднять руку на тех, кто сделал твою жизнь трудной? Они, по крайней мере, были бы достойными противниками!

Бастьен скрестил руки.

– Пьер и Антуан? Или мой так называемый отец? Я делаю это достаточно часто, можешь мне поверить. Но моя мать любит их. Я не смог бы причинить ей боль. Это, конечно, разбило бы ей сердце.

– Ах, так ты любишь свою мать? И ты убиваешь других людей? – теперь Томас почти кричал.

Бастьен гневно поджал губы и покачал головой.

– Я действительно думал, что ты бы это понял. Это... охота! Иногда я беру одного из зверей из укрытия и затем брожу вокруг в поисках. Если я ничего не нахожу, то я отпускаю собаку бегать и сам по себе охочусь на барсука или оленя. Но, возможно, я смогу увидеть ребенка на пастбище. Он не знает и не видит меня, но я вижу ребенка, из своего укрытия я наблюдаю за ним. И затем что-то во мне происходит. Все получает новый смысл. Я – лишь худший кошмар, Я – Каухемар, так я назывался на поле боя.

«И кто дал тебе имя?» – думал Томас. – «Женщины и дети, деревни которых ты ограбил с наемниками?» Давно не было ему зябко от отвращения и ужаса. Он чувствовал, как его руки становились тяжелыми под весом винтовки, но не опускал оружие ни на миллиметр.

– Все остальное перестанет существовать, – продолжал Бастьен. – Я больше не инвалид Бастьен, которым меня все считают, а буду тем, кто я действительно – могущественный. Я господствую над жизнью и смертью. Только жертва этого не знает. Иногда я смотрю на неё довольно долго, прежде чем начинаю.

Томас сглотнул и продвинул палец плотнее на спусковой крючок.

– И тогда наступает мгновение, в которое я решаю отпустить собаку. Мой немой знак и она бросается. Я смотрю, как она сбивает с ног добычу. И тогда, когда добыча лежит на земле, ничего больше не задерживает меня. Это мой мир, Томас. Мир Каухемара!

Его глаза светились тёмным очарование. Томас как будто видел в них злодеяния, театр теней, бесчисленное количество жизней, которые уничтожил Каухемар.

– Это волшебное чувство, – продолжил Бастьен почти благоговейно.

– Но это люди, которых ты убиваешь! Люди, а не добыча!

Бастьен засмеялся, и на этот раз это был разочарованный смех, почти сострадательный.

– Ты все еще не понимаешь этого, да? Естественно, я вижу людей! Все же, я – не чудовище. У меня есть уважение к людям, многие даже любезны ко мне. Но как только я становлюсь Каухемаром, все меняется. В этот момент я вступаю в другой мир. Даже шумы звенят там иначе.

– Песни тоже?

Бастьен пожал плечами.

– Собаки любят их, я успокаиваю их иногда ими, если мы с готовой добычей. Мари знала их так много и пела их как ребенок. Если я насвистываю их, я думаю о ней. Больше всего она любила песню о Рикдин-Рикдоне, – при этих словах его голос стал мягким от горя.

Томас поежился. «Может ли убийца на самом деле чувствовать любовь? Скорбь?» Казалось, что так. Может быть, он поэтому перестал убивать несколько месяцев? Потому что печалился о Мари?

– Мари услышала эту песню ночью, когда умерла, – тихо сказал он. – Ты пел это своей собаке, и она увидела, так? Поэтому она должна была умереть?

Бастьен побледнел.

– Она насвистывала песню! И этим привлекла мою собаку! – с трудом сказал он. – Я собирался отвезти ее в один из тайников. На этот раз время было в обрез, охотники были совсем близко. Со мной была сука, и она не была на поводке, услышала свист и убежала от меня. Я догонял. И тогда девочка неожиданно там появилась. Сначала я подумал, это незнакомец, но потом… – Он с трудом сглотнул и умолк. Это был тот момент осознания, в который разорвалась последняя связь между Бастьеном и Томасом. Если он причинил что-то своей сестре, тогда…

– Где Изабелла? – кричал он. – Что ты с ней сделал?

Бастьен не отвечал. Молниеносно он двинул левой рукой свою винтовку вперед. Томас больше не размышлял, он рванул вверх свое ружье и со всей силы нажал на курок. Оно щелкнуло, когда кремень стукнул по запалу. Затем была тишина.

– Первое солдатское правило, – заметил Бастьен, оставаясь невозмутимым. – Оно гласит: никогда не выпускай свое оружие из рук!

Томас только почувствовал, как инстинктивно отталкивается и отскакивает в сторону, а затем в его ушах взорвался выстрел. Юноша споткнулся в прыжке, его ноги подкосились, он упал, покатился по каменистому склону вниз, и перевернулся. Камни и трава взметнулись вокруг словно стена. Издалека раздался второй выстрел и как будто кто-то закричал. Вьющиеся растения царапали его по рукам, а затем он так сильно ударился ребрами о ствол, что потемнело в глазах. Мир остановился, пока он задыхался. «Я должен идти!» Но еще несколько секунд он не мог передвигаться.

Как сквозь туман он увидел, как по траве по склону горы вниз скользит ружье. Еще один крик, а затем раздался стук копыт. Томас перевернулся на колени и встал на ноги. В его носу все еще был запах сгоревшего пороха, но, как ни странно, он нигде не чувствовал боль. Юноша ошеломленно осматривал себя. Никакого ранения, никакой крови. Снова прозвучал выстрел, еще более удаленно. Теперь юноша, спотыкаясь, побежал в гору, подобрав на ходу оружие Бастьена. Оно было всё ещё заряжено. «Значит, стрелял кто-то другой».

Лошадь Томаса больше не стояла рядом с домом, вздыбленная земля свидетельствовала о том, что с места взяли галоп. Капли крови висели на траве, значит, кто-то должен был быть ранен. Вдали стучал глухой топот копыт. Томас схватил ружье крепче и побежал.

Ему не нужно было долго искать. Уже через несколько минут он увидел вдалеке, как мужчина широкими шагами спускался с изрезанной ущельями и покрытой густым лесом возвышенности.

– Адриен! – парень поднял голову и на минуту Томас мог бы поклясться, что он станет в него целиться. Но Адриен не поднял винтовку, а побежал.

– Ты застрелил его? – крикнул ему Томас. – Откуда ты появился так неожиданно...

Он не пошел дальше. Адриен оказался рядом с ним, и почти в то же момент Томас оказался на земле от удара кулака в челюсть.

– На тот случай, если ты это забудешь снова, – кричал на него Адриен. – Я могу быть мошенником, лгуном и бабником! Но убийцей до сих пор не был!

На одном дыхании он схватил Томаса за руку и потащил его обратно на ноги. У Томаса гудел череп. «Это то, что я заслужил», – думал он удрученно.

– Этот чертов ублюдок! – прошипел Адриен. – Я подстрелил его в плечо, но он все-таки смог уехать на твоей лошади. Я не успел с перезарядкой. Теперь он уже далеко.

– Откуда... откуда ты пришел?

– Уже забыл? – к нему вернулось плохое настроение. – Из-за тебя я должен следить, чтобы они не посадили меня в тюрьму. Но я хотел лично поблагодарить тебя, – он сплюнул. – Пока поисковики рыщут повсюду, я должен был прятаться, но сразу подумал, что ты будешь искать погонщика. Когда я раньше проходил по лесу, то обнаружил его мулов, они привязаны к одной из руин вверх по склону. Вероятно, это должно было отвлекать от того, что он здесь, в доме, но я увидел твою лошадь. Когда я хотел подойти ближе, он как раз выходил из дома. С мешком пороха и ведром. Оно показалось мне испанским, но я никогда до этого и не доверял парню. И как я был прав! Он снял затвор из сошки (прим.пер.: или подсо́шник; или двуно́га, подставка (упор) для огнестрельного оружия) с винтовкой. А потом еще и опорожнил мешок пороха и наполнил темным песком из ведра и снова отнес все обратно. Затем он вышел, зарядил свое ружье и стал ждать, ходил взад и вперед и как будто думал. Ну, остальное ты знаешь. Сначала я думал прострелить ему винтовку, прежде чем он нападет на тебя.