Текст книги "Садовник (история одного маньяка) (СИ)"

Автор книги: Нина Бархат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Твое сердце должно быть моим

Эд оказался в опасной близости от профессионального краха.

Его работа требовала полного сосредоточения и точности мысли, а он теперь посвящал наблюдению все возможное время, да и в общем-то невозможное – тоже.

Он приезжал домой около одиннадцати, вымотанный до предела дневными переживаниями и переполненный ее мимолетной близостью. Оставляя на ночь свою юную садовую фею, Эд бесконечно гадал: в порядке ли? Не потревожил ли ее отдых бесцеремонный сосед? Или еще хуже – не скрывает ли ночная темнота ее сада неизвестного злоумышленника?…

Все попытки взяться за работу заканчивались одинаково – замкнутым круговоротом мыслей о нейи поглощением убийственного количества кофе в надежде не уснуть и сделать хоть что-нибудь… В напрасной надежде: после двух-трех часов забытья Эд испуганно вскакивал под трель будильника, отдирая от щек клавиатуру и думая, что так жить нельзя.

Но не видел никакого выхода и продолжал жить так же. Работодатели начали нервничать…

Две недели существования на грани возможного наложили свой отпечаток: прорезались глубже складки у рта, в глазах поселился недобрый кровавый отблеск, а ухватить мысль собеседника стало в разы труднее. Наконец ему прямо пригрозили увольнением, но Эд, до предела уставший и равнодушный к собственной судьбе, в ответ просто бросил трубку.

Он понимал, что будет безработным уже очень, очень скоро. Но эта мысль его почему-то совершенно не трогала.

Хотелось только спать.

Поднимаясь по лестнице в свою крепость с ощущением предательской слабины в коленях, Эд мечтал, как заглушит машину в привычном месте у института и проспит до-о-о-лго-долго – до самого окончания еезанятий.

В эту бессонную ночь он продирался сквозь недельную порцию кода и, похоже, достиг просветления. Там оказалось мерзко и одиноко. И очень хотелось спать. Но времени не оставалось.

Выключив экран, он нечеловеческим усилием воли соскреб очередную запущенную щетину, влил в себя литр кофе, потерявшего всякий запах и вкус, и теперь, в полумертвом состоянии кружась по лестнице без перил, признавался себе: в таком темпе ему уже долго не выдержать…

А мир вокруг был отвратителен – полон слепящего света и режущих красок. И вид из окна на сады, сгорающие в осеннем пожаре, не вызывал ничего, кроме раздражения. И ветер пронизывал до костей. Все было просто ужасно!…

Пока он не поднес к глазам окуляры бинокля.

После этого (как и всегда) окружающая реальность растворилась в блеске ее волос и особой – утренней – улыбке, предназначенной лишь цветам и ему.

Там, в тайном окошке среди крон, с ветки на ветку, приветствуя бодрящую прохладу, перелетала стайка откормленных осенних воробьев. Заметив их, хозяйка сада засмеялась и взмахнула рукой, то ли отгоняя птиц от своих зеленых питомцев, то ли, наоборот, приглашая полюбоваться.

Она была особенно хороша сегодня: в потертых (и явно удобных) домашних брюках, легкой рубашке и синей курточке. Красная лейка в ее руках порхала над клумбой, как огромная причудливая бабочка, дарующая нектар вместо того, чтобы отбирать его… Надолго зависала над избранными счастливцами и неторопливо отправлялась к другим…

Неожиданно вскинув руку с часами, девушка выронила лейку, испуганно прижала ладонь ко рту и бросилась в дом.

Эд понял, что сейчас придется бежать и ему.

Хотя сделать это было непросто (ноги заплетались, а оглушенный переутомлением организм с трудом сохранял равновесие над глубоким колодцем лестничной клетки), Эд с грехом пополам все же сумел добраться до машины невредимым. Слету, еще с открытой дверцей, повернул ключ зажигания, на что его «хонда» обиженно взревела и заглохла – он забыл о сцеплении. Зло выругавшись сквозь зубы, повторил (на этот раз внимательнее), и машину сдуло ураганом по знакомому маршруту…

Как выжидающий хищник, он кружил по ближайшим переулкам, мысленно отсчитывая ее шаги. Вот она спешит по зеленым дебрям своего района, вот издалека огибает остовы многоэтажных зданий, сворачивает на проспект, минует хлебный магазин и… успевает на трамвай… Пора!

Эд вырулил на широкую двурядную дорогу, нетерпеливо газанул… и машину бросило вперед от резкого торможения.

Он не мог поверить своим глазам – до сих пор на остановке!

Вокруг сигналили, жестикулировали и возмущенно матерились его соседи по потоку. Эд не только не слышал их за поднятыми стеклами, но и в общем-то почти не видел. Подрезая кого-то справа, он направил «хонду» к тротуару…

Колеса медленно проворачивались вдоль пунктирной белой полосы и неотвратимо приближали фигурку, мечущуюся в отчаянии по самому краю тротуара.

Еще бы – так опаздывать! Никогда раньше она настолько не…

Девушка интенсивно замахала, умоляя пролетавшую мимо машину с шашечками. А Эд весь сжался от страха: вдруг остановится…

Да как можно! Чтобы онасела к полупьяному таксисту?!

Но такси, равнодушно фыркнув, помчалось дальше, даже не сбавив скорость. Эд выдохнул. А она, наверное, уже на грани слез, расстроенно уронила руки.

Утреннее солнце слепило немилосердно, проникало под черные очки, ставшие неожиданно бесполезными. Лужа впереди заиграла бликами, разлилась расплавленным металлом, на который невозможно было смотреть без слез. И в какой-то момент Эд потерял в этом мареве синюю куртку. Поэтому он решил проехать пару кварталов – до угла и затаиться там за киоском, а когда она сядет в трамвай, проводить до института, как и обычно…

Внезапно прямо перед капотом в косых искрящихся лучах возникла знакомая фигурка.

И машину понесло. Прямо на нее.

В эти мучительно долгие мгновения неуверенный, что сумеет-таки затормозить, Эд постарел на несколько лет. И тем не менее движение, практически бесконечное и настолько же бесконтрольное, наконец прекратилось. Он сознавал, что вцепился в руль слишком сильно и что надо бы ослабить хватку…

Но тут щелкнула ручка. Дверца открылась. И в салон, пышущая нестерпимым жаром и рыжеватым светом, ворвалась его судьба.

– Спасибо, что остановились! Я кошмар как опаздываю! Сколько до Мира, семнадцать?

Его опалило горьким ароматом. Знакомым до умопомрачения.

Она отбрасывала волосы назад, мягко двигала бедрами, устраиваясь на узком сиденье, и бурно рылась в маленькой сумочке, задевая его рукой…

Эд вдруг с ужасом понял, что ему сейчас придется не только дышать, но и говорить.

Кошелек был выловлен и открыт, но содержимое его, судя по всему, оказалось для хозяйки сюрпризом. Чуть наморщив лобик, она застыла на миг, а потом повернулась к Эду, явно неуверенная, что такая сумма сможет ей помочь.

– Двести устроит? – она смотрела на него серьезно, чуть склонив голову набок. Солнце подсвечивало мерно покачивающийся локон, отвлекая, гипнотизируя, сводя с ума… – К сожалению, это все, что у меня есть, – она нахмурилась больше и поправила локон, разрушив волшебство.

Но Эд был этому рад – к нему начало возвращаться ощущение текущего момента.

– Ну извините… – Девушка уже отворачивалась, торопливо обшаривая дверцу в поисках ручки. Ускользающая. Почти ускользнувшая…

Но разве мог он теперь ее отпустить?!

Происходящее все еще казалось ему причудливой галлюцинацией – бредом сознания, лишенного сна. Но ее нога в скромном телесном чулке совсем рядом – на пассажирском сиденье – была такой реальной!

Эд тронул девушку за плечо (осторожно, боясь обжечься ее ослепительным теплом) и выдавил из себя незнакомым сиплым голосом:

– Мне по пути. Денег не надо.

Какое-то время он был уверен, что она все же выскочит из машины – предпочтет не ехать со странным мужчиной, неспособным поддержать элементарный разговор… Но необходимость возобладала, и девушка, тонко улыбнувшись, кивнула.

– Спасибо, – немного растерянная, она пристегнулась и стала, то и дело поглядывая на часы, считать минуты до начала пары.

Ее соседство было странным. И страшным. Жгучим, как самый крепкий виски.

Эду вновь пришлось вцепиться в руль, чтобы скрыть непреодолимую дрожь в пальцах. Машина тронулась скорее с помощью каких-то высших сил, чем его водительских навыков…

Поток транспорта уже не был интенсивным, но Эд прикипел взглядом к дороге. Его мучило подозрение: стоит посмотреть в упор на неожиданную гостью (или даже сосредоточить на ней внимание), и она рассеется. Как и положено призраку.

Поэтому Эд косил на нее строго краем глаза и осторожно дышал сквозь зубы, стараясь не выглядеть при этом слишком уж зловеще. Подозревая: получается неважно.

Вдруг он понял, что поездка окончилась: вынырнула из-за угла уютная кленовая аллейка и спешащие по ней студенты. И Эду пришлось затормозить, поскольку дальше ехать было просто некуда.

Девушка еще раз сверилась с часами и, радостно взвизгнув, выпорхнула из машины. А Эд остался внутри, совершенно обалдевший и слегка разочарованный тем, как быстро все произошло и как мало он успел насладиться ее обществом. Нежный пушок на тыльной стороне ее предплечья еще стоял у него перед глазами.

– Спасибо вам большое! – она заглянула в приоткрытое окно. Ее волосы лились через плечо чистейшим золотом.

Мысленно падая в их раскаленную волну, Эд улыбнулся:

– Тебе.

– Что?

– «Спасибо тебе». Не такой уж я старый.

– И правда, – она отразила его улыбку. – Тогда тебеогромнейшее спасибо! – и тут же нахмуренные брови, серьезные глаза. – Денег точно не надо?

– Точно.

– Ну… – она горела желанием броситься вперед, в пыльную аудиторию, к своим занятиям, но почему-то продолжала топтаться на месте, поглядывая то на невозможно яркое небо, то на любопытствующих в сторонке сокурсников, то на Эда. Наконец решилась: – Пока.

– Пока, – беззвучно шевельнул он губами.

А она со своей обычной улыбкой, таящей все тепло и всю радость мира, уже спешила по дорожке, устланной яркими листьями…

Эд спал.

Вначале он был уверен, что не сможет спать после такого потрясения. Он долго смотрел на сиденье рядом с собой не в силах поверить, что лишь пару минут назад она была здесь… В звенящей тишине салона еще затухал ее голос… И Эд подумал, что никогда не продаст эту машину!

А потом он прилег в ужасно неудобной позе – так, чтобы голова лежала на том месте, где на поворотах мягко постукивали друг о друга ее колени. И закрыл глаза. Ненадолго – только чтобы вспомнить ее получше…

Проснулся Эд рывком точно к назначенному часу, отчаянно пытаясь сообразить, где находится. Машина нагрелась на солнце, и голова превратилась в пышущий жаром свинцовый шар. Утро маячило в ней неясным воспоминанием.

Неужели действительно?…

Он не верил сам себе. Вглядывался в покидающих душный корпус студентов и думал, что готов на все, лишь бы произошедшее оказалось правдой, а не очередной дурной шуткой пошатнувшегося разума.

Молодые люди проплывали мимо пестрой толпой, взбудораженные в преддверии вечера. Эд безрезультатно искал знакомый силуэт среди компаний и парочек, все больше и больше убеждаясь, что упустил ее – проспал… И он уже почти сдался, когда вдруг за чужими спинами по аллее метнулось рыжее золото в обрамлении той же утренне-синей куртки.

Эд стал лихорадочно нашаривать очки, чтобы хоть символически укрыться от ее взгляда.

Совершенно зря – она уже удалялась по своему обычному маршруту. И это было хорошо. И это было просто ужасно!

Ведь каким-то образом все в мире теперь обязано было измениться.

Вечер испортила пестрая птица сомнений.

Наблюдая за художницей – за тем, как она отдыхает в саду, ухаживает за растениями, пьет дымящийся напиток из огромной чашки, Эд, неотличимый от тени в черном провале окна, встревоженно пытался обнаружить следы того, что сегодняшнее утро оставило свой отпечаток. Как-то повлияло на нее… Или хотя бы на ее ежедневный уклад.

Тщетно!

И лишь ее движения, полускрытые мольбертом, казались еще более порывистыми, чем всегда… Хотя, возможно, только казались.

Следующий день начался необычно: Эд прекрасно себя чувствовал.

Несколько часов сна в машине накануне и вся ночь, проведенная в постели, превратили его обратно в человека: жуткие красные глаза и неточные движения, придававшие ему сходство с зомби, исчезли, а окружающая действительность избавилась от того тягостного пыльного оттенка, который приносит с собой нервное истощение.

По-дурацки хорошее настроение никак не отпускало, и, подъезжая к трамвайной остановке, Эд, обновленный до неузнаваемости, даже напевал под нос. Но, как это часто бывает, желание спеть спотыкалось о незнание слов. И по кругу бесконечно вращалась лишь пара строк, в которых он не сомневался…

За триста метров до места, где рельсы пересекали дорожное полотно, он свернул к тротуару, потому что не следовало теперь попадаться ей на глаза – вчера всеизменилось. Даже если она ничего не заметила.

Эд вздохнул.

До того момента, когда из-за угла неряшливого магазина выглянет его личное солнце, оставалось еще минут десять-пятнадцать. Слишком долго.

Он снова тихо промурлыкал: «Hет, должно быть моим твое сердце, твое сердце вернет мне весну…» – и понял, что самое время найти не отпускавшую его песню. Раньше она казалась ему чересчур сентиментальной. В сборниках он часто проматывал пленку, перешагивая через все, что хоть и не содержит сакраментальное «любовь – кровь – вновь», но имеет неопровержимо розовый оттенок.

Сегодня эту песню хотелось послушать.

Пришлось долго рыться в кассетах (почти полной коллекции его любимой группы), пока, удовлетворенно хмыкнув, он наконец не выудил нужную. Эд задвинул ее до щелчка, отмотал пленку и… Что-то заставило его рывком поднять голову.

Серый войлок облаков прокалывал луч, единственный на весь город. Он косо тянулся издалека – от самого горизонта, скрытого за неровным лесом высотных зданий, и ложился на влажный тротуар неподалеку от машины. В его зачарованном круге, вся облитая светом, стояла она. И смотрела прямо на Эда.

Он даже слегка затряс головой: «Она же всегда ходит другой дорогой!…»

А девушка вдруг улыбнулась вопросительно и несмело.

Едва успев охватить взглядом ее не по сезону легкую юбочку и щемящую беззащитность открытых лодыжек, Эд почувствовал, как ответная улыбка сама собой расплывается на лице. И увидел, как девушка машет ему.

Не веря сам себе, он поднял руку для ответного жеста.

Время качнулось, сдвинулось… И вот она уже возле машины. Наклоняется, и сквозь ткань блузки проступает тоненькая белая бретелька…

Эд сглотнул и усилием воли переместил взгляд на лицо .

– Привет, – ее улыбка играла кокетством. – Ты за мной следишь?

Он поперхнулся заготовленным «Привет». Но ее светлые глаза были полны лукавства, и Эд с облегчением понял: шутит. Она просто шутит. Чертовка!

– Конечно. Садись, – он распахнул ей дверцу изнутри.

И она села. Спокойно и ловко, будто делала это каждый день.

А Эд повел машину. Быстро и уверенно, будто каждый день она вот так сидела рядом.

Поток на проспекте стал гуще и заставил сбросить скорость. На очередном светофоре красный поймал их в свой плен, гарантируя регулярные остановки.

Только Эда сегодня это совершенно не раздражало!

Его прекрасная пассажирка некоторое время сидела тихо, то посматривая за окно для приличия, то исподтишка изучая салон. И водителя. Но вот ее вниманием завладела модная магнитола, и, указав изящным подбородком в сторону черной блестящей панели, девушка спросила:

– Можно?

Эд, конечно, кивнул. И она нажала.

А он, с запозданием вспомнив, какая песня стоит первой, ощутил себя зеленым юнцом, пойманным с поличным при написании: «Саша + Маша»… Но было поздно.

Они ехали и слушали про «сердце и весну». Краем глаза Эд видел, как подрагивает уголок ее губ, пряча улыбку. И жар заливал его лицо. И побуждал глупо улыбаться в ответ. Невозможно было неулыбаться…

Вдруг на очередном светофоре он понял, что ясноглазая богиня на соседнем сиденье прямо, по-мальчишески, протягивает ему руку.

– Вероника.

Осторожно – самыми кончиками пальцев он принял эту теплую легкую руку и слегка сжал.

– Эд.

Они снова замолчали.

– Денег опять не возьмешь? – спросила Вероника, когда машину надолго зажало в пробке, уже за пару кварталов до института.

– Нет, конечно. Грабить при свете дня? Ну уж нет, для беззащитных дам я представляю опасность в другое время суток! – Эд поразился себе: из какого угла подсознания вырвалась у него эта сомнительная острота?!

Но девушка залилась звонким, рассекающим уличный шум смехом.

– Так ты, оказывается, не просто маньяк?… Не только следишь, но еще и грабишь? – тем не менее к концу фразы ее тон стал пугающе серьезным. Невозможные яркие глаза пристально смотрели на него. Светлую – точно под цвет волос – бровь она картинно заломила.

Где-то внутри у Эда завозился зверек, щекоча своими крохотными коготками каждую мышцу…

– Точно. Так что порядочным девушкам со мной лучше не связываться, – он криво ухмыльнулся, сосредоточив все свое внимание на том, чтобы перестроиться в правый ряд, опасно подсекая грузовик. Тот отозвался на наглость обиженным ревом.

– Ты предпочитаешь беспорядочных? – ее взгляд блуждал где-то далеко – на фасадах домов, одетых по последней моде…

Казалось, она уже забыла собственный вопрос. А может, запоздало смутилась.

– Я предпочитаю тебя.

Вероника посмотрела на него неожиданно прямо и задумчиво, даже печально. Что совершенно не соответствовало ее юному возрасту – она должна была бы вовсю флиртовать со случайным знакомым, сыпать намеками и смутными обещаниями… однако только склонила голову набок и кивнула, глядя на Эда спокойно и изучающе.

Ему почему-то стало неловко, и он ухватился за первую попавшуюся мысль.

– Ты вчера успела?

– Да! – ее глаза опять налились смехом. – Заскочила в аудиторию в последний момент – уже ставили «н/б». Так что ты меня спас.

Эд кивнул с улыбкой.

– И сегодня тоже.

«Ты же не опаздываешь», – он поймал эту фразу за самый кончик и похолодел: мог так глупо выдать себя!

Но вот институт, совсем неподалеку, в очередной раз призывно распахнул двери, полный показного гостеприимства и готовый спрятать ее на целый день в своих бездушных недрах.

Эд поморщился. Поездка опять закончилась, едва успев начаться.

Пассажирская дверца щелкнула, и его лицо омыл прохладный ветер. В последний момент – одним носком туфельки уже касаясь тротуара, млеющего под ее случайной лаской, драгоценная гостья задержала движение.

– А завтра… ты меня не подвезешь… случайно?– в ее глазах опять плясали чертики.

– Случайно подвезу, – вздохнулось ощутимо легче.

– Спасибо, Эд, – улыбнулась она широко и просто.

– Пожалуйста, Вероника.

– Ника, – строго поправила она его. – Мне нравится, когда меня называют Ника.

– Хорошо, Ника.

Она кивнула и солнечным лучом выскользнула в приоткрытую дверцу, оставляя его в звенящем одиночестве. В машине, напоенной ее запахом.

Эд уронил голову на руль и просидел так несколько минут, наслаждаясь ощущением того, что его судьба еще почти здесь.

Шепча, пробуя ее имя на вкус: «Вероника… Ника…»

Каждое утро теперь начиналось с балансирования на тонкой грани безумия: а было ливчера?

Действительно ли она, по-детски непосредственная и бессердечно красивая, садилась к нему в машину? Поправляла сбившуюся юбочку, смотрела в окно, смеялась, скучала… Блеск ее глаз опалял его до нежданной хрипоты еще только вчера… или просто привиделся в лихорадке?

И все равно, с уверенностью в прошлом дне или без, Эд ощущал себя на небесах.

Ему даже не было хорошо – ему было невыносимо!…

Очень скоро обнаружилось кое-что интересное.

Они только отъехали от остановки. Эд следил за бурным движением часа пик, а Ника деловито крутила ручку радио в поисках песен. Не сумев привлечь ее внимания, волны проскакивали одна за другой и тонули в эфире. Вдруг из океана треска и писка вынырнул скучный голос местного диктора: «…покушение на Соснихина, по последним данным…» И снова исчез.

– Верни обратно, – поспешно попросил Эд.

Ника непонимающе уставилась на него. Чуть пожала плечами и начала послушно перебирать радиоволны в обратную сторону. И вот среди статических помех мелькнуло: «…отрицает свою причастность…», но Ника уже провернула колесико дальше.

Уверенный в том, что сообщение подходит к концу, Эд почти грубо перехватил управление. Однако когда наконец нужная станция была обнаружена, из приемника послышалось только: «…это не помешает проведению анонсированной ранее налоговой реформы. А сейчас – светская хроника…»

Эд поморщился от досады и вдавил в пол педаль газа под скучный аккомпанемент утренних псевдоновостей от слегка гундосящего диктора.

– А теперь можно переключить? – в голосе Ники было искреннее недоумение.

– Переключай – про покушение уже кончилось.

– Какое покушение?

– На Соснихина вроде, – Эд кивнул на радио, активно вещавшее про очередную старлетку. – Хотя, может, показалось. Я точно не расслышал.

– А… – протянула Ника и, продолжив свою прогулку по волнам, добавила с выражением вежливой, но неглубокой заинтересованности: – И тебе любопытно это?… Ну про Соснихина я имею в виду.

– Конечно. Президент все-таки, – он был полностью сосредоточен на дороге – какой-то урод в красном «опеле» подрезал их уже во второй раз.

– Президент чего?

Слова дошли до его сознания не сразу. Эд попытался представить человека, не знающего, кто такой Владислав Анатольевич. И не смог. Посмотрел на Нику.

– Ну… Просто президент. Страны. – Его рука очертила плавную дугу, чтобы предельно ясно объяснить, какую именнострану он имеет в виду.

– М-м… понятно, – равнодушный кивок в ответ не глядя – Ника продолжала сосредоточенно копаться в эфире.

Вдруг из динамика вырвалось: «…плачущее небо под ногами…» Радостно взвизгнув, Ника без стеснения присоединила свой нежный голос к хриплому карканью исполнителя и повернулась к Эду, светясь от минутного пронзительного счастья…

А он смотрел на нее, чувствуя, как губы сами собой расплываются в улыбке. И думал, что за чудо его Ника! Маленькая отшельница, не ведающая, кто президент ее страны.

Она была юна, волшебна, безупречна!

И принадлежала одному ему! Даже если еще не знала об этом.