Текст книги "Движение"

Автор книги: Нил Стивенсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

– Завтра же я принесу сюда Библию короля Якова, – объявил тот, – чтобы доктор Уотерхауз мог последовать достойному примеру своего единоверца, – (быстрый взгляд в сторону мистера Орни), – и перейти от пасквилей к Писанию!

Даниель отложил листок и некоторое время смотрел в окно. Минут пять спустя он различил еле заметное движение на фасаде Бимбар-ямы. Что-то изменилось в одном из окон верхнего этажа. Даниель медленно встал, не решаясь отвести взгляд; так огромна была панорама Лондона, гавани и Саутуорка, открывавшаяся с балкона, что эту йоту потерять было легче, чем пузырик в штормовом море. На то, чтобы раздвинуть, навести и сфокусировать подзорную трубу, ушла целая вечность. Тем не менее в итоге Даниелю удалось чётко увидеть окно, почти целиком завешенное парусиной, но с человеческой рукой, по виду существующей отдельно от тела; она держала занавесь и принадлежала, как это свойственно рукам, человеку; он стоял спиной к к окну и придерживал парусину, надо думать, с целью впустить в комнату свет. Затем рука исчезла, занавесь вновь закрыла всё окно. Тут многие повернулись бы, чтобы бросить какое-нибудь замечание товарищам, и потеряли бы окно, на которое смотрели. Однако Даниель из умственной дисциплины, выработанной пятьдесят лет назад, не шелохнулся, пока не запомнил некоторые особенности искомого окна: шов на парусине в верхнем правом углу и два более светлых кирпича в подоконнике. Только после этого он повернул трубу вбок, заставив изображение двигаться со скоростью, казавшейся значительно больше из-за увеличения, и сосчитал окна до края здания (три); затем повёл её назад и убедился, что сможет вновь отыскать нужное окно. Лишь теперь он оторвал глаз от окуляра и сообщил остальным о том, что увидел.

Партри вернулся через полчаса, а Сатурн – на десять минут позже. Они заранее условились, что Партри пойдёт один, а Сатурн – на некотором отдалении, чтобы проверить, не увяжется ли за ним кто-нибудь на обратном пути. Итак, Сатурн отыскал трактир напротив Бимбар-ямы и дождался, пока выйдет Партри. Посидев ещё несколько минут, он увидел, что за Партри и впрямь идут двое мальчишек; однако на профессиональный взгляд Сатурна то были не шпионы Джека или мистера Нокмилдауна, а всего лишь предприимчивые карманники, которые, совершив одну сделку в Бимбар-яме, присмотрели Шона Партри как следующую перспективную жертву. Сатурн знал обоих по прошлым делам, о которых не стал перед клубом распространяться. Как бы случайно подойдя к ним на мосту, он мимоходом обронил, что сейчас в «Грот-салинг» вошёл сам знаменитый поимщик Шон Партри, так-то одетый. Мальчишки, услышав его, немедля отправились на поиски менее опасной добычи.

Партри рассказал о своём визите в Бимбар-яму – быстро, потому что ничего особенного не произошло. Внизу есть своего рода «приёмная», где подают напитки; Партри высказал догадку, что пока посетители ждут там, их разглядывают через дырки в стенах. Он изложил цель своего визита; спустя какое-то время его провели к некоему Роджеру Роджерсу, помощнику мистера Нокмилдауна. Тот объяснил, что хозяин сейчас в одной из своих факторий ниже по реке, но оставил распоряжения на случай нынешней ситуации, каковые распоряжения Роджерс и выполнил. По ходу дела Партри пришёл к выводу, что до сих пор ещё ни один взломщик не откликнулся на объявление, сделанное Джеком много недель назад. Итогом стала череда комических недоразумений. Роджерс водил Партри по Бимбар-яме, ища место для арабского аукциона и натыкаясь то на несметную сокровищницу краденых часов, то на шлюху, ублажающую разом трёх накачанных джином одиннадцатилетних карманников. Партри принялся рассуждать вслух: комната должна быть светлой, чтобы покупатель смог рассмотреть предложенный товар. Хорошо бы окнами на реку, чтобы туда не заглядывали с улицы. Лучше на верхнем этаже, чтобы не вводить во искушение воров. Предлагая такие советы всякий раз, как Роджерс оказывался в растерянности, Партри незаметно добился того, чтобы его привели в комнату верхнего этажа, окнами на реку, и даже чтоб Роджерс отодвинул занавеску. Партри рассчитывал, что это увидят из засидки в «Грот-салинге», и не ошибся.

Итак, первая заявка на арабском аукционе была сделана. Дальше беседа стала очень скучной, что обнадеживало, поскольку именно в такого сорта скучных делах люди вроде Тредера или Уотерхауза особенно сильны. Слежку за Бимбар-ямой предстояло вести круглосуточно. Сатурн вызвался ночевать в засидке, что заметно ускорило обсуждение и дало Сатурну возможность откланяться. Составили расписание, по которому Орни, Кикин, Тредер и Уотерхауз разделили между собой дневные часы. Остались дыры; члены клуба надеялись, что их заткнёт Ньютон или даже Арланк. Партри следовало заглядывать в Бимбар-яму раз или два на дню, смотреть, не оставил ли что-нибудь покупатель, затем, покружив по улицам и убедившись, что нет слежки, идти в «Грот-салинг» и отчитываться перед дежурным. Тот должен был внести запись в журнал, дабы остальные члены клуба знали, что происходит.

Таким образом весь ход «охоты», сколько б она ни продолжалась, можно было за несколько минут проследить по журналу. Первая запись от 12 июля просто излагала предшествующие события. Её сделал Даниель, взявший на себя первое дежурство от ухода остальных до появления на лестнице Сатурна, толкавшего впереди себя свёрнутый матрас.

13 июля, утро

Ночь провёл приятнее, нежели ожидал. Дабы скоротать время, закрепил подзорную трубу мистера Партри так, чтобы она была постоянно направлена на искомое окно. Увы, даже отблеск свечи не вознаградил моё неусыпное бдение. Будем молить Небо, чтобы всё закончилось до зимы, ибо по ночам здесь холодно даже в теперешнее время года, чем дополнительно объясняется манера бывшей постоялицы проводить в постели круглые сутки. С наступлением темноты летучие мыши выбираются из убежищ под кровлей и летают между половицами. Однако вас, ведущих дневной образ жизни, сказанное смущать не должно.

Питер Хокстон, эсквайр

13 июля, день

Ничего.

Кикин

13 июля, вечер

В четыре часа пришёл Партри с места аукциона. Доложил, что рядом с линзами оставлен медный жетон наилегчайшего веса. Я отправил записку доктору Уотерхаузу. Следующий ход наш. Господа?

Тредер

13-14 июля, ночные раздумья

Он мог бы не предложить нам ничего, а предложил что-то. Мне затруднительно постичь истинный смысл смиренной медяшки. Однако, считая летучих мышей ночь напролёт, я пришёл к следующему умозаключению: Джеку (либо его представителю) не нужны линзы. Посему он предложил оскорбительно малую плату. Тем не менее он желает продолжить аукцион. Теперь нам следует добавить к куче что-нибудь ещё.

Питер Хокстон, эсквайр

14 июля, день

Согласен с гипотезой Сатурна (см. выше). Принёс чертёж летательного аппарата, найденный в стене Бедлама. Кто следующий увидит мистера Партри, попросите его отнести чертёж в Бимбар-яму и забрать линзы.

Др. Уотерхауз

14 июля, вечер

Воистину дикарский способ заключать сделки. Разобрал инструкции, оставленные братом Даниелем, и зачитал их неграмотному мистеру Партри. Он отбыл с чертежом и, Бог даст, вернётся с линзами. NB. Вечерние дежурства весьма тягостны ввиду того, что посетители «Грот-салинга» поют и курят табак. Готов обменять моё вечернее дежурство 17-го числа на утреннее в любой день, кроме завтрашнего.

Орни

15 июля, утро

Вчера наш Меркурий [19]19
  Партри.


[Закрыть]возвратил линзы в целости и сохранности. Около полуночи я наблюдал свет из интересующего нас окна. В подзорную трубу удалось различить увеличенную и сильно искажённую человеческую тень на холщовой занавеси. Разумно предположить, что в помещении горел фонарь либо свеча. Сожалею, что не могу подробно описать того, кто отбрасывал тень. Через несколько минут свет погас.

В два часа постучал некто, рассчитывавший найти содомита. Вынужден был его разочаровать.

Питер Хокстон, эсквайр

15 июля, день

Ни пения, ни содомитов, ни Меркурия.

Кикин

15 июля, вечер

Повторяю просьбу избавить меня от гнусных пороков, свободно практикуемых внизу. Готов обменять вечерние часы на утренние по выгодному курсу.

Партри доложил, что за чертёж нам предложили серебряный пенни в хорошем состоянии. Я отправил записку брату Даниелю.

Орни

16 июля, утро

Вчера в пять минут десятого уже привычное мне одиночество было скрашено нежданным, тем не менее весьма приятным появлением доктора Уотерхауза. Он получил записку мистера Орни и видит в сегодняшних новостях подтверждение тому, что Джека либо его представителя более интересуют Гуковы писания, нежели изделия его рук. Он привёз бювар с химическими рецептами, записками и прочая, найденными в стенах Бедлама, и предложил положить их на место чертежа летательного аппарата. Результат покажет (заимствуя выражение из детской игры), теплее это или холоднее.

Питер Хокстон, эсквайр

16 июля, вечер

Готов взять на себя завтрашнее вечернее дежурство мистера Орни, если взамен он отдежурит за меня 18-го и 19-го днём.

Тредер

PS. Ничего не произошло.

PPS. Нашёл пение и прочая вполне невинным и даже подпевал.

17 июля, ночь

Около семи часов вечера мы с мистером Орни и мистером Партри случайно оказались здесь в одно время. Мистер Партри забрал химические записки и отбыл по направлению к Бимбар-яме в 19.04, сказав, что скоро вернётся. Однако когда колокола св. Олафа и св. Магнуса-мученика вновь заспорили о времени, его ещё не было. Ведя наблюдения, я отметил, что занавеска на интересующем нас окне полностью отдёрнута, впуская остатки вечернего света, и в подзорную трубу различил рыжеволосого человека, который расхаживал по комнате. Полагаю, что это был мистер Нокмилдаун. За столом сидел человек в тёмном платье и методично перебирал содержимое бювара, из чего я заключил, что мистер Партри доставил бумаги по назначению. Движимый отчасти тревогой за нашего поимщика, отчасти надеждою лучше рассмотреть человека в чёрном (ибо через окно мало что увидишь), я в 20.10 вышел из «Грот-салинга», оставив на посту мистера Орни, и двинулся на юг по Лондонскому мосту. До парадной двери Бимбар-ямы, ведущей в приёмную, я добрался примерно к 20.13. Опасаясь любопытных глаз, я не стал входить, а некоторое время прогуливался по соседним улочкам (опыт, который я никому из членов клуба не рекомендовал бы повторять, ибо проулки вблизи факторий мистера Нокмилдауна кишат грабителями и прочая, как скотобойня – мухами), пока в 20.24 из тупика, образуемого тремя строениями Бимбар-ямы, не показался экипаж (наёмный, без каких-либо примет). Я следовал за ним до Больших каменных ворот, каковые он миновал в 20.26.30. Отсюда я смотрел, как экипаж едет через мост. Он оставил позади церковь св. Магнуса-мученика (другими словами, исчез в Лондоне) в 20.29.55: довольно быстро, поскольку движение по мосту было свободным. Примечательно, что от Лондонского Сити до штаб-квартиры мистера Нокмилдауна всего двести секунд: материал для проповеди, который я охотно уступаю всем желающим гомилетикам. По пути к Бимбар-яме я встретил на Тули-стрит мистера Партри с чертежом летательного аппарата под мышкой и, следуя нашему обыкновению, сделал вид, будто мы незнакомы. Дав крюк по соседним проулкам, я последовал за ним, на некотором отдалении, в «Грот-салинг».

Мистер Партри объяснил, что наш аукцион подобен колесу: сперва его заедало, теперь оно разогрелось и крутится как следует. Раньше покупатель приходил осматривать товар лишь через день-два. Однако сегодня, когда мистер Партри менял чертёж летательного аппарата на химические записки, он встретил самого мистера Нокмилдауна, и тот шепнул, что если мистер Партри посидит и пропустит стаканчик-другой, он сможет недолгое время спустя зайти в аукционное помещение и увидеть ответ. Мистер Партри отправился ждать, но не в приёмную, а в уютный маленький бар, предназначенный для личных гостей злочестного руководства, и в 20.23 (ибо я научил его определять время и снабдил часами, сверенными с моими), получив знак одного из служащих, вернулся в аукционную комнату. Там он увидел, что содержимое бювара просмотрено и рядом оставлен золотой луидор. Партри его не взял, давая понять, что в ближайшие день-два добавит к нашей куче что-то ещё.

Мистер Орни отправился к доктору Уотерхаузу, чтобы лично сообщить новость. Перед уходом он поделился со мною следующим щекотливым делом: мистер Орни считает, что предложение мистера Тредера обменять вечерние часы на утренние по курсу один к двум не заслуживают даже презрения, а уж тем более вежливого ответа. Он не знает, как довести это до сведения мистера Тредера. Поскольку я человек исключительно невежливый, никто лучше меня не справится с такой задачей, что настоящим и выполняю.

Питер Хокстон, эсквайр

18 июля, утро

Попрошу членов клуба не засорять журнал дрязгами по поводу времени дежурств. Расписание всё равно нарушено вчерашними событиями. Я посоветовался с сэром Исааком. Он полагает, что угадал желания покупателя, и я с ним согласен. Однако мы не хотим продавать оригинал документа этому человеку, кто бы он ни был, посему заняты сейчас изготовлением копии, с некоторыми изменениями, так что она будет совершенно бесполезной (документ представляет собой химический рецепт, написанный на своего рода философском языке, то есть практически шифром; я достаточно знаю этот язык, а сэр Исаак – алхимию, чтобы вместе мы могли создать вполне убедительную подделку). Тем временем мистеру Хокстону поручено изготовить две неотличимых с виду шкатулки, посему ближайшие дни, а буде понадобится, и ночи он проведёт в Клеркенуэлл-корте.

Остальных членов клуба я бы попросил договориться между собой, кто какие часы возьмёт, не прибегая для этого к журналу.

Др. Уотерхауз

18 июля, вечер

Провёл здесь почти сутки в одиночестве. На царской службе приходилось терпеть и не такое.

Кикин

18 июля, полночь

(Писано без подготовки.) Наброски следует вверять черновым тетрадям, где их не увидит чужой глаз. Я взял себе за твёрдое правило многократно переписывать документы, которые намерен представить вниманию других лиц либо коллег. Однако обстоятельства, приведшие к возникновению клуба, членом коего я с недавних пор имею честь состоять, столь необычны, что извиняют неотшлифованность моих торопливых строк.

Доктор Уотерхауз (который, пока я пишу, спит на полу возле) и я извлекли из долгого бдения господина Кикина неоспоримую пользу: мы изготовили документ в несколько страниц, с виду неотличимый от оригинала, составленного в 1689 году покойным мистером Гуком, сиречь написанный на такой же бумаге, сходными чернилами и сходным почерком, в тех же величавых, но туманных каденциях философского языка и теми же скупыми знаками истинного алфавита. Подобно исходному тексту мистера Гука, который документ по большей части воспроизводит, это якобы рецепт лекарственного эликсира столь сильного, что он способен воскрешать мёртвых, включенный в рассказ о странных событиях под куполом Бедлама. На самом деле рецепт бесполезен по двум нижеизложенным причинам:

Во-первых, для него, как и для исходного рецепта, записанного мистером Гуком, потребна в качестве одного из ингредиентов таинственная субстанция; поскольку природа её не разъясняется, ни один другой исследователь не сможет воспроизвести полученный мистером Гуком результат (изъян, свойственный многим другим трудам упомянутого автора, а также возможная причина, по которой он замуровал рецепт в стене).

Во-вторых, некоторые инструкции сознательно искажены, по моему указанию, и тот, кто в точности их исполнит, получит зловонный и безобразный осадок, называемый у алхимиков фекалиями.

Покуда мы в храме Вулкана корпели над химическим умопостроениями, мистер Хокстон и несколько его подручных во Дворе технологических искусств (пользуясь термином моего сонливого коллеги) смастерили две великолепные шкатулки из чёрного дерева и слоновой кости. Они сделаны совершенно неотличимыми посредством следующего метода: каждая деталь изготавливалась в двойном количестве и сами шкатулки собирались рядом на одном верстаке. Всякий документ, помещённый в такое хранилище, приобретает большую значимость, по крайней мере в глазах человека, падкого до внешних обольщений.

Одна из парных шкатулок сейчас в Клеркенуэлле, где мистер Хокстон трудится над дальнейшим её усовершенствованием. Вторую, вложив в неё поддельный документ, мы с доктором Уотерхаузом доставили в «Грот-салинг». Здесь мы сменили на посту стойкого господина Кикина и остались дожидаться мистера Партри.

Поскольку Партри не способен прочесть написанного на этих страницах, я позволю себе отозваться о нём свободнее, чем ежели бы подозревал, что он может в будущем ознакомиться с моими заметками. Прошу у клуба прощения за то, что предлагаю непрошеные советы. Хотя все его члены суть мужи зрелые и многоопытные, сам клуб пребывает в том возрасте, в каком, будь он младенцем, не обрёл бы ещё способности ползать и даже ворочаться в колыбели. Я вступил в его ряды последним, однако преследованием монетчиков занимаюсь уже более двух десятилетий, посему имею основание полагать, что мои суждения, тщательно взвешенные и разумно изложенные, будут небесполезны для членов клуба и заслуживают тех нескольких минут, что потребуются для их прочтения.

Я не стал бы нанимать Партри. Легко понять джентльменов, прибегающих к услугам поимщика, дабы проникнуть в гнусные притоны, где обретаются монетчики, ибо нахождение в подобных притонах равно отвратительно и опасно. И всё же Диас не открыл бы Мыс Доброй Надежды, если бы не отправился в трудное плавание, из которого мог не вернуться; анналы Королевского общества хранят многочисленные свидетельства об учёных, не щадивших здоровья и даже жизни, ибо того требовало отыскание истины. Вот почему я давно взял в обычай наносить на лицо сгущённый сок бразильской гевеи, дабы придать ему вид изъязвленного болезнью, и прочая, и прочая; преобразив, таким образом, свою внешность, я инкогнито посещаю тюрьмы, кабаки и другие подобные заведения с намерением видеть и слышать собственными органами чувств то, что презренный поимщик бессилен ясно воспринять и связно изложить.

Когда клуб удостоил меня своим членством, Партри был уже нанят, и я не предлагаю уволить его сейчас. Отказаться от услуг Партри на данной стадии аукциона значило бы заронить у покупателя серьёзнейшие сомнения. Однако, читая журнал, я не мог не отметить, что все сведения о Бимбар-яме получены со слов мистера Партри, за исключением мимолётных и нечётких образов в окне. Желая убедиться, что он, подобно Гамлетову дяде, не льёт яд в ваши сонные уши, я вознамерился самолично посетить Бимбар-яму вместе с мистером Партри. Доктор Уотерхауз, в тревоге за моё благополучие, высказался против, однако, хорошо меня зная, прекратил свои увещевания прежде, нежели они сделались назойливыми. Мистер Партри воспротивился с горячностью, поначалу усилившей мои нехорошие догадки, однако, немного оправившись от изумления, нехотя согласился. Впрочем, увидев, как я в мгновение ока преобразил свою внешность посредством латекса и театрального клея, а также сменой одежды, осанки и поступи, он заметно успокоился и не возразил больше ни словом. Мы двинулись к Бимбар-яме с интервалом в десять минут. Я шёл первым, изображая торговца часами, который, движимый нуждой, восхотел приобрести товар по ценам, каких честный человек предложить не может. После того как я устроился в «приемной», вошёл мистер Партри, неся шкатулку, завёрнутую в чёрную тряпицу. Внутри неё содержалась первая из страниц рецепта, составленного мною и доктором Уотерхаузом.

Было бы лишним излагать дальнейшие подробности, ибо я увидел более или менее то, что рассказал вам Партри. Мои подозрения, по крайней мере в части Бимбар-ямы и аукциона, оказались безосновательны. Шкатулка сейчас в аукционной комнате, дожидается покупателя. Партри ушёл туда, где уж он ночует. За время моего отсутствия доктор Уотерхауз заснул на часах; в армии за такое подвергают телесным наказаниям, как в клубе, не знаю. Я отстою первую ночную стражу, а его разбужу, как только пробьёт два.

Сэр Исаак Ньютон

19 июля, утро

Сэр Исаак не преминул разбудить меня в указанное время. С тех пор я не набл. ничего. Однако я покривил бы душой, утверждая, будто мои глаза постоянно были открыты.

Др. Уотерхауз

19 июля, полдень

Если бы брат Даниель переборол искушение закрыть глаза, он приметил бы свет в интересующем нас окне. Ибо в десять утра мистер Партри пришёл с известием, что подле шкатулки оставлена монета в пять гиней (sic). Кто-то посмотрел первую часть рецепта и остался доволен увиденным; я готов побиться об заклад на собственные пять гиней, что за следующую странницу нам предложат такую же сумму.

Орни

19 июля, вечер

Отправил Партри в Бимбар-яму со второй страницей, однако мне не нравится оборот, который принимают наши дела. Что мешает покупателю переписать рецепт и оставить нас ни с чем?

Тредер

20 июля, раннее утро

Свет горел за грубой завесой на интересующем нас окне в течение более чем часа, подтверждая опасения мистера Тредера.

Я могу развеять их, сообщив некоторые подробности касательно шкатулки. Как убедится всякий, кто возьмёт на себя труд внимательно её осмотреть, она с двойным дном. Нижнее отделение заперто; открыть его можно только ключом, который мы пока оставили у себя. Если покупатель доберётся до четвёртой страницы, он обнаружит пассаж, согласно которому необходимый для рецепта ингредиент спрятан в нижнем отделении шкатулки. Просто переписав четыре страницы, он не получит ничего, кроме боли в пальцах. Ему нужны шкатулка и ключ, которого он не получит, пока не заплатит.

Также напоминаю мистеру Тредеру, что наша цель – не получить плату, а приманить покупателя.

Питер Хокстон, эсквайр

20 июля, полдень

Ничего.

Орни

20 июля, вечер

Мистер Орни выиграл бы пари, если бы кто-нибудь опрометчиво согласился с ним спорить; Партри сообщил, что на первую монету положена вторая такая же. Я взял на себя смелость отправить страницу номер 3.

Кикин

21 июля, ранние часы

Набл. дальнейшая деятельность. Подозреваю, что покупатель копирует или расшифровывает рецепт.

Питер Хокстон, эсквайр

21 июля, полдень

Согласен, что наше предприятие – ловушка, а не законная коммерческая транзакция. Однако, по мере того, как стопа пятигинеевых монет устремляется к небесам, во мне растёт искушение заняться продажей философических бумаг. Партри сообщил, что нам предлагают уже пятнадцать (sic) гиней. Я отправил с ним четвёртую и последнюю страницу.

Тредер

21 июля, полночь

Рано вечером занавесь была полностью отдёрнута, и я вновь наблюдал нашего тёмного философа за работой. Он носит капюшон, вот почему я не мог разглядеть его лица. Возможно, оно обезображено оспой или обожжено в ходе алхимических опытов. Во тьме рядом с его плечом подрагивало серое гусиное перо, покуда он прилежно марал чернилами страницу за страницей. Затем холстина вновь опустилась, и до 23.12.30 в окне мерцал слабый свет.

Питер Хокстон, эсквайр

22 июля, полдень

Катастрофа. Партри доложил, что все пятигинеевые монеты исчезли, а на их месте лежит серебряный пенни.

Орни

22 июля, вечер

Позволю себе не согласиться с братом Норманом. Это не катастрофа, а явный знак со стороны покупателя, что он верно расшифровал рецепт и понял, что всё написанное бесполезно без ингредиента, который якобы находится в нижнем отделении шкатулки. Я отправил Партри в Бимбар-яму с ключом и буду оставаться в «Грот-салинге» вплоть до завершения охоты.

Др. Уотерхауз

23 июля, полдень

Мистер Партри ушёл в Бимбар-яму на рассвете. Он уговорил мистера Нокмилдауна пустить его в кладовую непосредственно под аукционной комнатой. Половицы в здании таковы, что даже кошка не пройдёт от двери к столу, не вызвав канонады скрипов и тресков. Как только мистер Партри услышит подобные звуки, он…

– Ваша пинта, сударь.

– Весьма любезно с вашей стороны, Сатурн, – сказал Даниель, опуская перо в чернильницу и вновь бросая взгляд на далёкое окно, за которым попыхивал трубкой Партри. – Как вы догадались, что мне пришло желание выпить?

– Меня самого посетило такое желание, – сказал Сатурн.

– Тогда почему вы не принесли две кружки?

– Вы забываете, что я – образец трезвости. Я буду получать удовольствие вприглядку.

– Рад служить. – Даниель отпил глоток. – Сигнала от мистера Партри пока не было, – добавил он, заметив, что карие глаза Сатурна изучают страницу, ещё влажную от чернил. – Я всего лишь освежал записи.

– Дозвольте спросить, почему вы не пишете их истинным алфавитом, коли он так хорош? – поддразнил Сатурн.

– Он очень хорош. Гораздо более удобен для изложения знаний, чем английский или латынь. Вот почему я посвятил несколько лет его усовершенствованию и переводу в числа.

– А, – сказал Сатурн, – значит, шифр, который женщины в Брайдуэлле набивают на карты, – потомок истинного алфавита?

К тому времени он успел обменяться с Даниелем местами и занять позицию на балконе, так надоевшем им за последние одиннадцать дней.

Даниель переложил журнал на ящик и начал посыпать запись песком.

– Не столько потомок, сколько брат. Их общий отец – философский язык, способ классификации идей. Как только идея внесена в таблицы философского языка, она получает соответствие в виде числа или набора чисел.

– Что-то вроде декартовых координат, – задумчиво произнёс Сатурн, – которыми можно отмечать блуждания наших мыслей.

– Сходство лишь частичное, – предупредил Даниель. – Чтобы избежать неоднозначности, в философском языке – по крайней мере, в Лейбницевой его версии – используются только простые числа. В этом он принципиально отличен от числовых осей Декарта. Так или иначе, философский язык, поскольку он состоит из идей и чисел, можно записать каким угодно способом. Двоичный шифр нашей логической машины – один из них. Когда я был молод, Джон Уилкинс изобрёл другой – истинный алфавит, – который некоторое время был очень популярен в Королевском обществе. Гук и Рен широко им пользовались.

– Кто пользуется им теперь?

– Никто.

– Тогда как тёмный философ может его читать?

– Тот же вопрос мучает и меня.

– Ваш Уилкинс, верно, опубликовал словарь или ключ…

– Да. Я помогал его составлять в Чумной год. Корректура сгорела при Пожаре. Однако книга была напечатана, и её можно найти во многих библиотеках. Тем не менее, чтобы пойти в библиотеку и заглянуть в нужную книгу, наш загадочный покупатель должен был опознать в чудных значках на странице буквы истинного алфавита. Задумайтесь: если бы я показал вам, Питер, страницу на малабарском, догадались бы вы обратиться к малабарскому словарю?

– Нет, ибо мои глаза, многое изведавшие, никогда не видели малабарских письмен и не отличили бы их от японских или эфиопских.

– Вот именно. А наш покупатель, судя по всему, узнал истинный алфавит с первого взгляда.

– Так ли это удивительно, принимая в рассуждение, что он знал, где можно найти спрятанные вещи Гука? Можно заключить, что ему многое известно о Королевском обществе.

– Я полагал, что сведения о том, где искать вещи Гука, получены им от Анри Арланка – привратника в Королевском обществе.

– Я знаю, кто это.

– Надо же! Откуда?

– Он работал у гугенота-часовщика, с которым я вёл дела до того, как начал пить и покатился под гору. Некоторые члены Королевского общества были клиентами этого часовщика. Там они познакомились с Арланком, и так Арланк стал привратником в Крейн-корте.

– До недавнего времени, – сказал Даниель, – я думал, что Арланк передаёт сведения Джеку-Монетчику или кому-то в его организации, то есть лицу, несведущему в натурфилософии.

– В вашей гипотезе есть один изъян, док. Зачем такому субъекту изъеденные мышами вещи покойного естествоиспытателя?

– Невежественные люди воображают об учёных невесть что. Алхимики часто работают с золотом. Возможно…

– И всё же гипотеза не выдерживает пристального рассмотрения.

– Да! – нетерпеливо воскликнул Даниель. – Я её отбросил.

– Могли бы сказать чуть раньше, – проворчал Сатурн. – И какова же новая гипотеза?

– Покупатель – член Королевского общества либо внимательно изучал его ранние годы. Он много знает про Гука, про истинный алфавит и…

Даниель замолчал.

– И?

– Про яды. Недавно было совершено покушение на принцессу Каролину. Её пытались убить кинжалом, смоченным в никотине.

– Чертовски странно, – пробормотал Питер Хокстон. – При том, что в нашем падшем мире не счесть куда более простых способов умерщвления.

– В шестидесятых – золотую пору Гука, эпоху истинного алфавита – некоторые члены общества увлеклись экспериментами с никотином.

– Тогда всё очевидно? – спросил Сатурн.

– Что очевидно?

– Злоумышленник – сэр Кристофер Рен!

Сатурн всего лишь хотел дерзко пошутить и пришёл в ужас, когда Даниель всерьёз задумался над его словами.

– Вы хотите сказать, потому что он – один из немногих доживших до сегодняшнего дня представителей того времени? – проговорил наконец Даниель. – Мысль хорошая. Но нет. Это сделал не Рен, не Галлей, не Роджер Комсток и не кто-либо ещё из тогдашних членов Королевского общества. Предположим, я решил кого-то убить. Стал бы я готовить никотин? Нет. Нет, Питер, это сделал кто-то из более молодого поколения. Он одержим болезненной страстью к Королевскому обществу тысяча шестьсот шестидесятых годов и потратил неимоверное количество времени на чтение наших анналов.

– Зачем?

– Зачем? Когда юноша влюбляется в определённую девушку и преследует её, не страшась разгневанной родни, спрашиваете ли вы, зачем?

– Это другое дело.

– Возможно.

– Ручаюсь, другое. Покупателю что-то нужно, и, сдаётся мне, вы знаете что. Откроете ли вы секрет?

– Я скрывал его не потому, что таюсь от вас, – вздохнул Даниель, – а потому, что самая тема мне глубоко неприятна. Покупатель ищет философский камень.

Сатурн театрально хлопнул себя по лбу.

– Можно было и не спрашивать!

– Он слышал по крайней мере часть истории о человеке, умершем в Бедламе при удалении камня и якобы воскрешённом эликсиром Еноха Роота.

– А, значит, так звали…

– …фигурировавшего в рассказе алхимика. Если вы верите в алхимию, то для вас история подразумевает, что эликсир был изготовлен с применением чего-то вроде философского камня. Согласно учению алхимиков, камень этот получают соединением философской ртути с философской серой. Откуда, спросите вы, их взять? Разные алхимики дают разный ответ. Однако многие считают, что царь Соломон был алхимиком и знал, как добыть философскую ртуть. С её помощью он обращал свинец в золото.

– Тогда понятно, откуда его богатства!

– В точку. Так вот, считается, что если заполучить кусочек Соломонова золота и поместить в пробирную купель, из него можно извлечь следы философской ртути. Думаю, наш покупатель где-то прослышал об алхимическом воскрешении в Бедламе двадцать пять лет назад и решил, что самый простой способ заполучить образчик философской ртути…