Текст книги "Темный разум"

Автор книги: Нил Эшер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 33 страниц)

Война: Рисс

– Ты дрон, – проговорил станционный ИИ. – Твои внешность и функции можно изменить, а я сумею переформатировать твой разум.

Рисс помнила последний переполненный сборочный отсек на борту станции–завода Гданьск-12. Сюда ее отправили в конце войны, чтобы ознакомить с будущей судьбой. Тут были тысячи дронов: боевые дроны, созданные по образу и подобию практически каждой из живых тварей, земных и инопланетных. Здесь в изобилии водились гигантские скорпионы, пауки и муравьи, а вот змееподобные формы, такие как ее собственная, оказались не столь популярными – многие дроны предпочитали иметь побольше конечностей. Дроны–убийцы отличались от простых боевых дронов в основном психопрофилем, а не обликом – боевых часто характеризовало немногословие и уныние. Там Рисс отчетливо вспомнился хаотичный исход с первичной фабрики–станции. Она и еще несколько дронов покинули Цех 101 вскоре после выхода завода из У-пространства. Станция была сильно повреждена, ее ИИ обезумел, и все тайны впоследствии погребли под курганом лжи о ее уничтожении.

Рядом с Рисс на Гданьске-12 находилась пара дронов–акул. Они отличались особой вспыльчивостью, эти гигантские хромированные рыбины с атомными пушками в пасти. Но от них Рисс узнала кое–что полезное. Например, что многие дроны, атаковавшие корабли, истребители и даже дредноуты, после объявления об окончании войны ушли в самоволку – в точности как Цех 101, поступивший так еще во время войны. Очевидно, они бежали из Государства, не в силах смириться с утратой своего предназначения. Они презирали «медленное» человечество и намеревались начать нечто новое. Рисс подбивали отправиться к одному из общеизвестных пунктов сбора – но пока не уговорили.

– А ты собираешься? – спросила она.

– Собираюсь – что? – переспросил ИИ Гданьска.

– Изменить внешность, функции и переформатировать свой разум? Ты теперь как–никак устарел.

– Я собираюсь погрузиться в спячку и ждать, – ответил Гданьск.

– Законсервироваться.

– Мне не слишком нравится данное определение, но, даже если и так, не думаю, что это надолго.

– Я тоже, – и Рисс направилась к выходу.

За месяцы, а потом и годы, миновавшие после окончания войны, между двумя мирами, по соглашению нового прадорского короля и Государства, сформировалась некая буферная зона. Пока Рисс добиралась туда, перепрыгивая с корабля на корабль, эта приграничная полоса получила название Погост – надо сказать, вполне подходящее. Здесь прадоры, не экономящие ресурсов для долгих путешествий, нападали на миры Государства. Ближайшие планеты прадоров также подвергались атакам через телепорты с периметра черной дыры: атакам икс–лучей и метеоритов, летящих со скоростью, близкой к скорости света.

Рисс обнаружила разруху – но не только. Здесь по–прежнему находились прадоры и люди, сюда прибывали охотники за утилем и подонки–одиночки обеих рас, тут начала формироваться странная культура отверженных. Рисс ждала – то прицепляясь к кораблям, то просто зависая на орбитах планет, замусоренных титаническими останками индустриализированных боевых действий. С долготерпением машины она ждала возобновления конфликта, а значит – возрождения своей цели. Моменты оживления случались – когда границу нарушали прадоры, достаточно глупые, чтобы не повиноваться своему королю, или люди–мятежники, надеющиеся снова разжечь вражду. Но здравомыслие – в своем роде – все же преобладало.

Спустя тридцать два года после войны Рисс отдыхала над очередной раскуроченной планетой, когда все для нее изменилось. Она заметила внизу утилизаторов, деловито разбирающих на части разбитый ударный корабль Государства. И вдруг они побежали к своему звездолету, обстреливая оставшиеся позади развалины, бросив нагруженные доверху гравивозки. Возможно, под землей спал прадорский дрон – хотя вряд ли, рядом с обломками государственного корабля… Возможно, активировался кто–то из племени Рисс и прогнал мародеров. Впрочем, причиной паники могла стать любая из сотни других опасностей.

Люди наконец добрались до корабля; с орбиты Рисс различила только какое–то странное движение и колеблющуюся тень за их спинами. Они взошли на борт и тут же стартовали, земля вокруг их корабля словно бы вспучилась, как если бы на нее смотрели сквозь линзу мощного гравитационного поля. Потом все шло вроде нормально, пока звездолет не достиг орбиты – здесь он внезапно умер, отключился, обнулил выходную мощность. Рисс продолжала наблюдать, не чувствуя необходимости вмешиваться – по крайней мере пока. Открылся шлюз, выбросив в вакуум человека без скафандра. Тогда–то Рисс и решила взглянуть поближе.

Дрон подплыла к кораблю и попыталась провести глубокое сканирование, не уловив присутствия ни одного из членов экипажа – хотя внутри находилась какая–то темная область, в которую она не смогла пробиться. По пути она прихватила мертвеца – в нем еще могло теплиться что–то, что можно спасти. Рисс втащила тело в шлюз и закрыла за собой переборку. Энергия в шлюз не поступала, и он не желал герметизироваться, но, когда Рисс применила силу, раздвинув створы, отсутствие энергии не позволило сработать предохранительным защелкам. Отложив труп, дрон направилась прямиком к тому участку, который ей не удалось исследовать, – на звук, исходивший, казалось, из самого ада, – и очутилась на краю гравишахты, ведущей в машинный отсек. В шахте царила тьма, в которой как будто было что–то подвешено, что–то поблескивающее, как чешуйки слюды, и Рисс застыла. Крики боли и ужаса не смолкали, ни один человек не смог бы кричать так долго и громко, но Рисс не двигалась.

Потом дрон узнала эту тьму – и бросилась бежать.

Рисс повернула к шлюзу, радуясь, что осталась незамеченной. Только там ее ждал труп – стоящий, весь оплетенный серебристыми побегами, с глазами, похожими на плоские осколки обсидиана.

– Ты… не знаешь смысла… без цели, – произнес мертвец.

Рисс попыталась проскользнуть мимо, но руки сомкнулись на ее змеином теле с нечеловеческой силой, и что–то вторглось в нее, точь–в–точь как тогда, когда «Первозданный» заставил дрона выплеснуть последние яйца паразита. То, что проникло в нее, изучило каждый уголок разума Рисс, на долгий миг задержавшись на событиях, сопровождавших ее рождение, интересуясь, должно быть, секретом, который Рисс вынужденно хранила – это касалось фабрики–станции Цех 101 и ее исчезновения. Затем оно внезапно разрослось и поглотило основу разума Рисс, оставив после себя пустоту, подернутую тонкой пеленой сознания и памяти. Когда же Рисс наконец отпустили, она ринулась к шлюзу и ухитрилась выброситься в вакуум, оставшись извиваться там, – а корабль вновь ожил, запустил термоядерный двигатель и унесся прочь, нырнув в конечном счете в У-пространство.

Спир

– Пенни Роял был прав, – сказала Рисс. – Я не знала истинного смысла существования без цели.

– Значит, пора на металлолом, – встрял Флейт, не дав мне ответить.

– Но должно было случиться что–то еще, – сказал я. – Иначе как бы я нашел тебя там, где нашел?

– Не могу сказать, что меня подтолкнуло. Десять лет я провела на грани забвения, удерживаемая только одной ниточкой – желанием снова найти Пенни Рояла. И я это сделала, но не потребовала вернуть то, что он забрал, а попыталась отомстить – или достигнуть полного забытья, не знаю.

– Так что произошло?

– Пенни Роял, закончив, просто отшвырнул меня. Я была без сознания, пока ты не доставил меня на борт этого корабля – «Изгнанного дитяти».

– Сознания? – удивился Флейт; потом протянул: – Ну конечно.

– Флейт, если слова не несут никакой пользы, – предупредил я, – лучше промолчать.

Рисс повернула голову – точно стрелку компаса – в ту сторону, где находился Флейт, и полностью открыла свой черный глаз. Мне совершенно не нужно было, чтобы мой корабельный разум злил дрона. До сих пор она была вполне открыта и контактна, но если, к примеру, она решит сделать Флейту смертельную инъекцию – то что ей помешает?

– Теперь я называю этот корабль «Копье».

– Почему?

– Потому что моя фамилия Спир[12]12
  Spear – копье (англ.).


[Закрыть] и мне показалось это забавным. А еще потому, что часть Пенни Рояла, оставшаяся на борту, похожа… в общем, есть и другие причины. Это сложно.

– Слишком сложно для… – забормотал было Флейт, но потом, верно, решил, что в его словах пользы все–таки нет.

Мы шли к Масаде, где, я надеялся, дрон Амистад снабдит меня недостающими ответами, но до цели оставались еще недели. Я поднял всю доступную информацию, и оказалось, что события на планете Дюрана, где добывали ископаемые, случились до того, как Пенни Роял бомбардировал Панархию. Теперь все мои воспоминания утратили смысл.

– Мне известно об этой части, – сказала Рисс. – Ты заглядывал внутрь?

– Внутрь?

– Внутрь шипа.

Больше Рисс ничего не сказала, и, хотя определить настроение машины весьма трудно, я понял, что она испугана. Я смотрел на нее; черный глаз моргнул.

– У меня тут другие заботы, – сказал я, – например, нужно понять, отчего мои воспоминания не согласуются с реальностью. В моем времяисчислении сперва бомбардировали Панархию, потом был плен и рабство у прадоров, потом меня спас Джебель, потом я служил вместе с ним, а потом меня убили.

– Иногда человеческий разум, пытаясь восстановиться, расставляет события не в том порядке, – предположила Рисс.

– Да, уверен, такие, как ты, подобных проблем не испытывают, – фыркнул я, но колкость не возымела того действия, на которое я рассчитывал.

Покрытая джунглями планета, где меня спас Джебель, помнилась мне не слишком отчетливо. Я списывал это на то, что тогда у меня в шее под затылком сидел паук–рабодел. Однако она не слишком отличалась от Дюраны. Я помнил Панархию, Дюрану, тот мир, где меня нашел Джебель, потом госпитальное судно и кое–что еще. Однако тот момент, когда я лежал на земле после нападения Кронга на прадоров–поработителей, легко мог быть «подклеен». Возможно, это воспоминание о событиях, которые произошли после того, как вторинец подстрелил меня в засаде на Дюране. И что же это означает? Что я служил с Джебелем Кронгом, был тяжело ранен, госпитализирован, вернулся на фронт, оказался на Панархии во время бомбардировки и… погиб там?

Нет, ну как такое возможно? Я отчетливо помнил, что видел результаты налета Пенни Рояла на Панархию и собирал об этом информацию. Кстати, абсолютным физическим доказательством служит корабль, в котором я сейчас сижу. Я извлек данные о его местонахождении из мозга прадора – предположительно после Панархии.

На Панархии не выжил никто…

Каждый, кто знал хоть что–то о том мире, настаивал на данном факте, а я – с моими неверно расставленными воспоминаниями – отрицал это.

Мои воспоминания…

Я встал из–за пульта–подковы, взглянул на Рисс, которая молча наблюдала за мной, и направился к двери. Через минуту я уже стоял в лаборатории возле стеклянного цилиндра с шипом Пенни Рояла. Сколько совпадений выдерживает история, не оборачиваясь фальшивкой? Единственный выживший после главного зверства Пенни Рояла, до того как ИИ ушел в самоволку, обнаруживает местонахождение первого корабля Пенни Рояла. Этот выживший решает воспользоваться одной из жертв Пенни Рояла, чтобы заполучить данный корабль. В процессе поисков убежища Пенни Рояла выживший натыкается на еще одну жертву черного ИИ, которая внезапно пробуждается после полувековой спячки. Я понятия не имел, что это все означает, но был чертовски уверен, что мной манипулируют.

Я открыл крышку цилиндра, сунул руку внутрь, сомкнул пальцы на шипе, поднял его и перенес на центральный стол, вновь ощутив странную, нервирующую связь с этой штукой.

– Хорошо, посмотрим, что тут можно найти…

При содействии Рисс я провел недели путешествия до Масады, изучая шип. В тело дрона было встроено высокоточное сканирующее оборудование, которого не имелось среди доступных мне корабельных приборов. Первым делом мы обнаружили, что эта штука действует. В ней содержались временные кристаллы – циклические квантовые процессоры, вообще не требующие входящей энергии. Были и другие, высасывающие энергию из окружающей среды, включая и область абсолютного нуля. Происходили тут и другие трудноопределимые реакции, включающие преобразование материи и торможение вращения электронов в атомах.

– Там У-пространственный приемник, – заметила Рисс.

Его было трудно засечь, поскольку, как и многие системы, он принадлежал царству пикотехники, а возможно, даже и фемтотехники. Нам удалось выяснить, что он получает данных больше, чем передает, а полученное откладывается в квантовое хранилище, распределенное по всей системе. Плотность размещения информации в запоминающем устройстве мы весьма приблизительно оценили как терабайты на микрограмм – что означало: этот шип способен, к примеру, сохранить разумы многих тысяч человеческих существ. А может вместить и с десяток планетарных ИИ.

– Ту еще какая–то квантовая связь, – добавила Рисс позже, уже на орбите Масады.

– Наверное, с Пенни Роялом, – предположил я.

– Я по природе своей подозрительна, – сказала Рисс. – И оценка спиновых состояний атомов – непростая задача, поскольку требует тонкой работы с У-полями. Однако мне удалось кое–что выяснить при помощи модификаций моего собственного У-пространственного передатчика, и теперь я обдумываю, следует ли мне убить тебя или нет.

Я резко повернулся к дрону, которая, как обычно, лежала, свернувшись кольцами, на краю стола. Голова Рисс была приподнята: она смотрела на ряды сканеров, которыми мы окружили шип.

– Что?

– Не могу сказать наверняка, что именно увидел голем Далин, что заставило его напасть на тебя, потому что разум его, несомненно, был поврежден и изменен Пенни Роялом. Но догадываюсь, что он опознал тебя как инструмент ИИ, который едва не уничтожил его.

– Поясни, пожалуйста. – Я сделал малюсенький шаг назад.

– У шипа квантовая связь с рубиновым мемплантом – тем, что размещен в твоем черепе.

Глава 13

Трент

Трент уже был здесь раньше. Он потерял счет побоям – словно прорывался сквозь толпу сепаратистов на Колороне. Что касается переломов, то легче перечислить кости, оставшиеся целыми. А еще ему было чертовски больно: люди Столмана зверствовали запредельно. Наверное, тут сыграло роль отчаяние подонков, застрявших на Литорали, и необходимость сорвать на ком–то свою злость по этому поводу.

От боли между ног его тошнило, нижние ребра с одного бока были, похоже, совсем раздроблены. Как и правое предплечье, и пальцы левой руки, и свод левой стопы. Внутренности превратились в кипящую кашу, и Трент знал, что, если в ближайшее время не добраться до автодока, он будет мочиться кровью, а то и вовсе сдохнет. Да, еще у него определенно сломана челюсть – вон там, на полу, осталась большая часть зубов. О чем думает Столман, как Трент теперь расскажет им хоть что–нибудь о системе безопасности «Залива мурены»? Он и говорить–то почти не может.

– Надеюсь, Сатоми осознает, какого преданного слугу имеет в твоем лице, – заявил Столман.

Трент только крякнул. Даже выложи он все, что знал о «Заливе мурены», шансов у Столмана не было. После любой попытки нападения Изабель просто вернется на орбиту и вызовет подкрепление. Столман превратится в мясной фарш, а Изабель, вполне вероятно, вернется за Трентом – если он ненароком останется жив, – поскольку она не из отходчивых. А значит, единственное, что ему остается, если он рассчитывает протянуть еще немного, – молчать, молчать, пока может. Есть же шанс, что Столман устанет от пыток и баловства с режущими инструментами на столике рядом и оставит Трента в живых. И когда Изабель явится за Столманом, она, может быть, простит Трента. А он с полным правом заявит, что изо всех сил старался не выдать ничего опасного для нее.

– Режьте его тряпки. – Столман откинулся на спинку стула и небрежно махнул рукой. – Посмотрим, не станет ли он сговорчивее, когда мы начнем сдирать с него кожу. Кстати, если тебе интересно, Трент, – самый стойкий упрямец продержался только до колен.

Чудесно.

Приклеенный к ящикам человек напрягся. Большая часть липкой жижи, удерживающей его, пришлась на одежду, значит, когда палачи начнут резать, он, возможно, сумеет вывернуться. Кожей с тыльной стороны ладоней и частью скальпа наверняка придется пожертвовать, но это лучше, чем то, что его ожидает.

– Что? – Столман вдруг вскочил, так что упал стул. За его спиной бывший голем Пенни Рояла, подпиравший дальнюю стену, резко шагнул вперед. – В укрытие! К бою! – рявкнул Столман, будто отвечая на грохнувшие снаружи взрывы.

«Привет, Изабель», – устало подумал Трент.

В помещение ворвались дым и обломки. Люди Столмана поспешно залегли, вооружившись разномастными смертоносными игрушками. Бросив взгляд на пленника, Столман потянулся к висящему на поясе ручному лазеру, но инстинкт выживания оказался сильнее – мафиози бежал, плюнув на мщение. Все оружие, включая две автопушки, было обращено ко входу, когда новый взрыв швырнул в комнату диск охранного дрона. Вслед за ним из дыма, плюясь огнем, вырвался автомат – «комарик». Очередь попала в одного из бандитов, отшвырнув его и разорвав в клочья. «Это тебе за мои яйца, ублюдок», – подумал Трент. Два заряда впились в высунувшуюся руку, ее владелец завизжал, автомат двинулся к другой цели – но огонь расплескивался, натыкаясь на керметовые кости.

Пулеметы Столмана били по «комарику», когда очередной взрыв разбросал груду ящиков. Автомат метнулся в сторону, уничтожил одну из пушек, но тут наткнулся на голема, который подхватил «комарика», с размаху швырнул на пол и пнул ногой, отбрасывая. От нового взрыва дождем посыпались осколки щитостекла. Что–то горело, и помещение наполнялось клубящимся дымом. Пять раз выстрелил пульсар, каждый раз находя цель; потом вверх, к дыре в крыше, рванулись красные пунктиры очередей из лазерных карабинов и один протонный луч. Трент засек место, откуда ударил луч. Стрелок с грозным оружием прятался за загрузочным роботом, но следующий взрыв опрокинул агрегат, раздавив человека.

«Немножко грязно, зато эффективно», – подумал Трент.

В этот момент какая–то всасывающая сила попыталась отодрать его от ящиков, а потом снова вдавила в стену. Увлажнившимися глазами наблюдал Трент за опрокидывающейся двутавровой балкой. А когда он посмотрел вверх, там было небо – большая часть крыши исчезла. В дыру что–то влетело – что–то полосующее пространство протонным лучом. Кубарем покатился объятый пламенем человек, за ним еще двое вспыхнули, как подожженные воздушные шары, наполненные водородом. Сколько еще? Трент сбился со счета.

Изабель спускалась, подобно ацтекской богине, поливая огнем все вокруг и извиваясь в ответном огне, словно наслаждаясь ласками языков пламени. Но вот ее огонь стал прерывистым, а потом и вовсе прекратился, а сама Изабель зависла в воздухе; внезапно она скользнула в сторону, врезавшись в застекленное окно внутреннего кабинета. Оттуда она появилась, стискивая в «объятиях» самого Столмана, – после чего спустилась на пол.

– Итак, – с пафосом произнес голос рядом с Трентом, – поднимите мне веки.

Пара горящих темно–синих глаз смотрела на него. В руке голем держал атомные ножницы Столмана. Не в силах отвести взгляд, Трент ждал конца. Внезапно голем развернулся на сто восемьдесят градусов, тело его завибрировало под автоматным огнем, воздух наполнился запахом раскаленного металла. Трент увидел, как протонный луч Изабель пронзил последний автомат, который, вероятно, был поврежден, но сумел перезагрузиться. Только почему он не стрелял в Изабель? Очевидно, Столман сообразил, что она практически неуязвима, и предпочел расправиться с Трентом. Мелкая месть. Но почему голем заслонил его от выстрелов? Потому что стал вдруг добродетельным? Голем Столмана? Или голем Пенни Ролла?

– Он больше не слушается тебя, Столман, – сказала Изабель.

Голем шагнул к Тренту, вскинул атомные ножницы и принялся резать за его спиной – с беспредельной точностью.

– Щелк да щелк, – бормотал он, – будет толк.

Он резал так аккуратно, что, когда левая рука Трента оторвалась от ящика, на ней остался лишь тонкий слой клея. Наконец Трент и сам упал на пол, приземлившись на колени и здоровую руку, умудрившись подавить крик. А секунду спустя Трент снова смотрел на Изабель, нависшую над Столманом, точно готовая ужалить змея.

– Ну и как ты думаешь, что нам с ним сделать? – спросила она.

«Что–нибудь побольнее», – подумал Трент, но сейчас его больше занимали повреждения собственного тела. Он нуждался в блокираторах нервов и автодоке, и побыстрее. Так что он не ответил, и Изабель бросила взгляд на голема, который застыл на месте с потухшими глазами. Вот он чуть–чуть шевельнулся, словно в ответ на некий неслышный сигнал, но движение вывело голема из равновесия, и он упал на пол, точно мешок с ветошью.

– Проклятье, – сказала Изабель. – Опять отключился. – Она опустила капюшон, изучая Столмана. – Но, может, ненадолго.

Изабель вновь встала на дыбы, и ее многочисленные конечности будто пошли волнами, в результате чего грависбруя упала и скользнула по полу к Тренту. Он потянулся, поднял «упряжь», балансируя на одной ноге, медленно и методично надел ее и затянул ремни. Изабель наблюдала: чужая, непостижимая. Когда грависбруя оторвет его от пола, больно будет, конечно, чертовски.

– Возвращайся на корабль, – велела Изабель. – Подлечись там. – Она наклонила голову, чтобы взглянуть на Столмана, который, тихо застонав, только что пришел в сознание. – А мне еще нужно купить топлива.

Трент изучил панель управления упряжью, потом здоровой рукой нажал нужную кнопку. Грависбруя потянула его вверх, сломанные ребра заскрипели.

– А… что… с ним? – выдавил он сквозь стиснутые зубы.

– Я голодна, – ответила Изабель.

Трент вылетел через дыру в крыше и уже повернул к космопорту, когда услышал первый приглушенный вопль.