Текст книги "Эйфель (СИ)"

Автор книги: Николя Д'Этьен Д'Орв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

ГЛАВА 30

Париж, 1887

– Еще чаю?

– Спасибо, я пока не допила этот.

Сколько раз он задавал этот вопрос? И сколько раз она ему так отвечала? Но разве это не извечное свойство супружеской пары – система, прочно внедренная социальным миметизмом с тех самых пор, как человек превратился в двуногое существо? Невзирая на войны, эпидемии, достижения науки, супружеская пара вечно пребудет только супружеской парой. О, конечно, дети могли бы изменить эту ситуацию. Они вносят в жизнь семьи перемены, которые могут обернуться для нее раем или адом. Но Адриенну постиг «несчастный случай», и Антуан смирился с этим.

– Невозможно иметь всё, дорогая, – говорил он ей, утешая, когда они видели из окна матерей, гуляющих с детьми по аллеям парка Монсо.

– Да, конечно…

– Мы живем в прекрасном месте, нам не грозят никакие беды, мы знаемся с чудесными людьми. И мы любим друг друга вот уже двадцать лет…

Адриенне приходилось соглашаться с этими убедительными доводами. Её муж говорил чистую правду. Но временами она ощущала странную пустоту, которая завладевала ею, душила…. Она объясняла ее тем самым несчастным случаем, который все еще вызывал боль, несмотря на прошедшие годы.

И вот теперь Гюстав вернулся…

Она знала, что он дружил с Антуаном во время учебы, но как-то упустила это из вида. Ей нужно было прочно забыть о нем – и обо всей своей прошлой жизни. Той, где у нее были родители, юная невинность, тело и сердце, не знающие боли. Со временем она все забыла, и Антуан никогда ей не напоминал.

Увы, башня всё изменила. Она вновь увидела Гюстава; ощутила, как смятение овладело ими обоими с первой же встречи; узнала, что он вдовец, что он свободен, что он еще красивее, чем прежде. А главное, поняла, что он сулит ей выход в иной мир, в иную жизнь, так непохожую на удушающее прозябание, которое длится уже четверть века…

Но Адриенна понимает, что все это – лишь прекрасные мечты. Вокруг неё другие люди, у неё другая жизнь, репутация, упроченная долгими годами брака.

А главное, у неё муж, которого она искренне любит, держась за эту любовь, как за спасательный круг, чтобы не кануть в бездну отчаяния.

Но вправду ли она еще любит Антуана?

Вот он – сидит напротив нее, погруженный в чтение газет…

Любовь – такая зыбкая наука. Когда она облекается в одежды рутины, ее красота блекнет. Что поделаешь – это свойство любого долговременного союза. Сердце не может вечно трепетать, чувства теряют остроту, огонь желания гаснет. Ее прекрасный жених давно стал старым мужем, рядом с которым она вот уже четверть века просыпается по утрам, и он каждое утро предлагает ей чай, когда она его уже выпила.

Адриенна разглядывает Антуана так пристально, словно ей чего-то в нем не хватает. Склонившись над «Фигаро», он читает, но она ясно чувствует, как он изменился.

Она сразу поняла, что у него возникли подозрения. После приема у Локруа в прошлом году Антуан впервые проявил беспокойство:

– Ты заметила, как он на тебя смотрел?

– Тебе это должно льстить: значит, я еще нравлюсь мужчинам.

– Не в том дело. Он вел себя так, будто давно тебя знает…

– Я никогда не встречалась с этим человеком, Антуан.

– Да, конечно…, но, может быть, он с тобой встречался…

Странная фраза… Адриенна предпочла не отвечать. Главное – не выдать себя. Антуан ничего не знал об этой юношеской любви и драме, которая за ней последовала. Он познакомился с Адриенной уже тогда, когда она порвала все отношения с родителями и выздоравливала после несчастного случая. Вот уже двадцать пять лет ей удается не давать воли воспоминаниям. Но теперь, если Гюстав появится снова и будет принят у них в доме как старый друг, хватит ли ей сил изображать равнодушие?

На самом деле, если не считать объявления результатов конкурса и празднества в саду, устроенного министром, они больше не виделись. Но в тот день, в день вальса с Гюставом, Адриенна уловила взгляд Антуана: он явно что-то заподозрил, пусть и чисто интуитивно. Со временем супружеские пары, чувствующие взаимную симпатию, начинают дружить семьями. Однако после того дня ее муж ни словом не помянул Эйфеля – как будто считал свою миссию помощи выполненной. С тех пор прошел год. Но Адриенна думает о Гюставе каждый вечер…

– Ты читала? – спрашивает Антуан, оторвавшись от газеты. – Какой скандал поднялся вокруг строительства башни!

Неужели Рестак провоцирует жену?

Та отвечает рассеянным «да-да», но он не спускает с нее глаз, словно ждет, когда же она выдаст себя.

– Там началась забастовка, – продолжает он, повернув к ней газету.

И Адриенна смотрит на фотографию: рабочие, сидя рядом с недостроенными опорами, жуют бутерброды.

Она сохраняет спокойствие, но у нее бурно колотится сердце. Ее приводит в смятение не столько то, что она читает, сколько странная настойчивость Антуана, подстерегающего ее реакцию.

– Бедный Гюстав, – говорит он с наигранной озабоченностью, – он попал в серьезную передрягу… Это дело грозит обрушить его драгоценную башню.

– Но почему?

Адриенна отреагировала так быстро, что заинтригованный Рестак прищурился.

– Если забастовка продлится дольше положенного количества дней, это нарушит соглашение с Парижским городским советом и государством, и ему придется свернуть стройку… Он будет разорен, этот «поэт металла»!

– Можно подумать, это тебя радует! – выкрикнула Адриенна, разъяренная саркастическим тоном супруга.

– А тебя это, похоже, сильно огорчает, Адриенна. Можно узнать, почему?

Его жена бледнеет: никогда еще муж не высказывался так прямо. Кровь бешеными толчками бьется у нее в голове. Она что-то невнятно лепечет, начинает объяснять, что это было бы слишком несправедливо. Такой прекрасный проект… Такое знаменательное событие…

– А главное, все это благодаря тебе, Антуан! Без твоей поддержки ему это никогда не удалось бы. А сейчас ты как будто радуешься его провалу, готов бросить его на произвол судьбы…

– Я никого не поддерживаю и никого не бросаю, – ледяным тоном отвечает он. – Каждый сам несет ответственность за свои действия и свои неудачи.

И снова впивается глазами в жену, подстерегая ее реакцию. Но Адриенна наливает себе чаю и предлагает еще чашку супругу.

– Благодарю, я уже сыт, – отказывается он и снова берется за газету, словно желая, чтобы Адриенна претерпела эту пытку до конца. – Впрочем, похоже, его падение уже началось.

Адриенна не отвечает и молча пьет чай.

– Представь себе – он исчез!

– Исчез?

– Никто не знает, куда он подевался. Вот уже три дня, как его нет на стройке, которую он покинул после бурного объяснения с забастовщиками. Даже его дочери неизвестно, где он скрывается…

Адриенна теряет последние силы. Знать, что Гюстав остался один, загнанный, обреченный на разорение, тогда как ее дражайший супруг открыто ликует, радуясь этой беде…

Она встает, швырнув на стол салфетку.

– Почему ты так жесток к нему, Антуан?

Рестак пристально, с горьким смирением, глядит на жену.

– Я вовсе не жесток, я просто констатирую факты. А вот тебя, я вижу, это очень взволновало. Неужто он тебе небезразличен, этот жалкий жестянщик?

Вот это уже лишнее.

Не взглянув на мужа, Адриенна торопливо вышла в переднюю и надела пальто.

– Адриенна, куда ты?

– В Бордо.

Когда Рестак вбежал в переднюю, его жена уже захлопнула за собой дверь. Он упал в кресло, убитый, растерянный, ничего не понимающий, бессвязно повторяя:

– В Бордо?

ГЛАВА 31

Бордо, 1860

Адриенна была так счастлива, что ей хотелось плакать от радости. Она танцевала в своей комнате, любуясь собой в зеркале; жадно, полной грудью, вдыхала душный воздух конца лета, приветствовала птиц, деревья, облака… Природа словно бы поздравляла ее. Жизнь поистине прекрасна! Так почему бы не признать это? И вдобавок, ей сказочно повезло – это совершенно очевидно. Можно даже «воздать благодарность Господу», по выражению отца Делькруа, который частенько являлся обедать к ее родителям после мессы – и выпивал в одиночку целую бутылку Пессакского вина!

– Адриенна, Господь отличил вас своею милостью; никогда не забывайте воздавать Ему благодарность…

И юная девушка воздавала Ему благодарность… на свой манер. Улыбаясь красоте мира, чудесам природы, радости жизни. Вот уже несколько месяцев все так прекрасно! Она собирается выйти замуж за человека, которого любит, в тот самый момент, когда он завершит свой первый шедевр.

– Адриенна, ты преувеличиваешь…

– Да нет же! Этот мост – настоящий шедевр! Все вокруг так говорят, и первый – мой отец.

– Ну, я надеюсь, что в дальнейшем у меня будет получаться ещё лучше.

– Конечно, будет все лучше и лучше. Потому что я буду рядом с тобой, как твоя муза.

Слыша это задорное заявление, Гюстав смеялся от всего сердца, но знал: Адриенна говорит искренне. Она безмерно восхищалась женихом и предчувствовала, что ему суждена блестящая карьера.

Завтра, примерно в это же время, она будет стоять с ним рядом, рука об руку, когда мэр Бордо разрежет ленту перед новым мостом. На это торжество соберется весь город. В том числе журналисты и прочие влиятельные люди. И все увидят, как они с Гюставом держатся за руки, словно родители на крещении первенца. Конечно, это всего лишь металлический мост, но Гюстав вложил в него всю свою душу, всю энергию, все силы. А кроме того, не будь этой великолепной конструкции, они никогда не встретились бы: этот мост – их амулет, залог их счастья.

Надев платье, Адриенна полюбовалась собой в зеркале шкафа, но вдруг усомнилась в своем выборе. Удачен ли он? Может, лучше надеть что-нибудь поскромнее? Или, наоборот, поярче? И вообще, как положено наряжаться для инаугурации?

И девушка выбежала в коридор, а оттуда на лестницу, громко окликая родителей:

– Мама! Папа!

Супруги Бурже сидели в столовой, заканчивая завтрак.

– Вы еще за столом?! А мне не сидится на месте, всё кажется, что это мой мост будут открывать завтра!

Родители молча переглянулись, их лица были непривычно суровы.

– Мне нужен совет по поводу праздничного наряда, – объявила девушка, кружась волчком. – Мама, что вы думаете об этом платье?

Мать через силу улыбнулась и попросила ее сесть: от этого вращения у нее мутится в голове. Луи Бурже тоже заставил себя состроить благожелательную мину, хотя она походила скорее на гримасу.

Адриенна пожала плечами. Ее родители частенько бывали не в духе, но сегодня им не удастся омрачить ее счастье, об этом даже речи быть не может!

– У меня идея! – объявила она, глядя в распахнутые окна на парк. – Я хочу венчаться во Флоренции! Это так красиво, так поэтично. Вы ведь там бывали, верно?

Бурже, все еще сидя за столом, развернул газету, словно не слышал. Его супруга встала и закрыла окна, ненатуральным голосом сказав:

– Сегодня утром довольно свежо, не правда ли? Чувствуется, что осень на подходе.

Адриенна ничего не понимала. Во-первых, за окнами царит удушающая жара, а, во-вторых, родители почему-то делают вид, будто не слышат ее вопросов.

– Ну что же вы молчите? – сказала она, звонко постучав серебряной ложечкой о графин с виноградным соком. – Мама, как вы относитесь к свадьбе во Флоренции?

Родители знали, что этот момент неизбежно наступит, и подготовились к нему. Но пытались оттянуть объяснение, о котором даже подумать страшно. Они много раз репетировали этот тяжкий разговор, но все равно чувствовали, что не готовы к нему. Никто не может хладнокровно разбить сердце собственного ребенка…

– Адриенна, дорогая моя, – начала было мать и осеклась, залившись слезами.

Девушку поразило это нежданное отчаяние. Обычно ее мать была такой сдержанной… В этой супружеской паре более сентиментальным, более ласковым был сам Бурже, ее отец. А его супруга всегда умела владеть собой, хотя втайне слегка ревновала Адриенну к мужу, который буквально боготворил дочь. Адриенна не входила во все эти тонкости, которые, тем не менее, служили цементом отношений между тремя членами семьи.

– Господи, мама, что случилось?

Девушке стало страшно. Она испугалась за мать: неужели произошло какое-то несчастье, которое от нее скрывают? Вскочив с места и обняв госпожу Бурже, она начала ласково гладить ее по голове, словно утешала ребенка. Это еще больнее ранило ее родителей. Мадам Бурже, проливая горькие слезы, передала объяснение в руки супруга. Бурже прочистил горло и, отодвинувшись от стола вместе с креслом, скрестил руки на объемистом животе.

– Адриенна, никакой свадьбы не будет. Ни во Флоренции, ни в другом месте…

Адриенна ничего не поняла. Эти слова достигли ее слуха, но все ее существо отвергало их. Это невозможно! Хуже того – противоестественно!

Отец всеми силами пытался выглядеть более жестоким, чем был на самом деле, – он видел, как помертвела дочь.

– Но папа… мост… его же завтра открывают… и мы там будем, чтобы поздравить Гюстава… мы же теперь одна семья. Моя семья…

Бурже помотал головой, не отрывая взгляда от поджаренной тартинки, на которой масло застыло какими-то странными подтеками.

– Мы тут как следует поразмыслили – твоя мать и я… Ты не можешь выйти замуж за этого человека…

Нет, Адриенна не ослышалась. Это не бред. Ее родители не играют комедию, они понимают, что говорят. Более того, они это хорошенько обдумали. И наверняка обдумывали долго. Может, даже с самого начала, кто знает?

– За этого человека? – повторила она, отшвырнув попавшийся ей под руку стул, который с треском врезался в стену.

– Честно говоря, моя дорогая, – подхватила мадам Бурже, откашлявшись, – ты заслуживаешь гораздо лучшего жениха, чем он. И, мне кажется, сама это понимаешь. Он не… то есть мы не… ну, словом, тебе ясно, что я имею в виду…

О да, ей все ясно! Теперь она прекрасно понимала, в чем дело. А сейчас они, ее родители, поймут, в чем дело, сейчас они всё узнают.

И она встала напротив них, лицом к столу, прямая, как статуя, как стоят на дуэли. Она прожгла их презрительным взглядом, от которого чета Бурже пришла в полную растерянность. Боже, какой кошмарный день!

– От этого человека… я жду ребенка!

Мадам Бурже подавила испуганный вопль, а ее супруг зажмурился и долго не открывал глаз, словно хотел раз и навсегда забыть об этой истории.

– Неправда! – Он наконец поднялся на ноги. – Ты лжешь, Адриенна!

Но его дочь не утратила спокойствия. Она дивилась собственной выдержке; разговор был болезненный, ее родители не ожидали такой новости.

– Да, я беременна. Гюстав еще ничего не знает, но завтра, после открытия моста, я ему расскажу. Это будет мой сюрприз. Мой… свадебный подарок…

И тут Бурже взорвался:

– Ступай в свою комнату! Немедленно!

Но в тот же миг он увидел яростно вспыхнувшие глаза дочери. Что это – безумие, решимость, безрассудство? Или железная воля?

Одним прыжком она оказалась перед застекленной дверью, распахнула ее и бросилась бежать.

– Адриенна, куда ты? – завопила ее мать.

А отец застыл на месте, словно не зная, что делать.

– Луи! Беги за ней, умоляю тебя! Ты же знаешь – она способна на всё!

Да, Бурже это отлично знал. Более того, он с ужасом предвидел то, что может случиться. Собравшись с силами, он ринулся вслед за дочерью в парк.

ГЛАВА 32

Париж, 1887

Адриенна любит гулять по Парижу одна. Идти, куда глаза глядят, не зная, куда приведет ее дорога, никому ни в чем не отчитываясь. В ее хорошо отлаженной жизни, расписанной по минутам, такие прогулки – редкие моменты свободы, которые ей удалось отстоять, хотя супруг относится к ним крайне неодобрительно. Он, конечно, не боится, что она встречается с мужчинами, просто Адриенна любит выбирать для своих прогулок места, куда менее безопасные, чем окрестности парка Монсо. Она часто добирается до фортификаций, до холмов Бельвиля, даже до улочек Чрева Парижа. Но и там у нее никогда не бывает опасных встреч, словно ее опекает кто-то невидимый. Несомненно, при виде этой красивой женщины с кошачьими глазами люди сразу понимают, что она не похожа на них и вовсе не принадлежит к их миру, а явилась откуда-то из иной жизни и вернется туда же. Так кто же она? Адриенна де Рестак и сама этого не знает, но ей давно уже чудится, что она живет какой-то параллельной жизнью, уклонившись от ясно предначертанного пути и заплутав в лесу собственных противоречий. И, однако, сегодня ей почему-то кажется, что она возвращается назад, в прошлое. Не то чтобы она двинулась вспять уже проторенной дорогой, – нет, в глубине души она чувствует, что наконец отыскала путь, ведущий к былой жизни, к той волшебной лужайке, которую она никогда не должна была, да и не хотела покидать. Какая-то странная уверенность заставляет ее идти вперед, с ясным лицом и широко распахнутыми глазами. Ничто не говорит ей, что она найдет Гюстава. Прошел уже год с тех пор, как он, в вихре вальса, на празднике министерства торговли, шепнул ей этот адрес, словно доверил заветную тайну. Пансион «Акации», улица Батиньоль. Она не забыла. Тем более что это совсем недалеко от ее дома. Всего только пройти вдоль бульвара, потом мимо железной дороги, а там свернуть налево, в тесный квартальчик, так непохожий на ее собственный. Здесь не увидишь ни красивых домов, ни роскошных отелей, ни картинных галерей. Это простонародный Париж, который Золя описывает в своих книгах; Антуан их презирает, зато Адриенна жадно глотает каждый очередной том. Квартал ремесленников, торговцев, шатких лачуг, мокрого шоссе, парней в каскетках, всяких подозрительных типов, нагло пялящих на вас глаза, темных закоулков, окон с выбитыми стеклами, но все это дышит энергией, добродушием, радостью жизни, каких никогда не найдешь на чистеньких, безупречно прямых аллейках парка Монсо.

– Простите, мадам, я ищу пансион «Акации».

Старуха пристально оглядывает эту явно знатную особу. И отвечает с двусмысленной ухмылкой:

– Такая прекрасная дама, как вы – и пансион мадам Гула́? Вы, случайно, не обознались?

– Вы знаете, где это?

Старая женщина пожимает плечами и покрепче берется за ручки тяжелой кошелки, набитой овощами.

– Еще бы не знать… Вон тот домик, справа, на задах улицы. Видите решетку и ветки над ней? Так это там…

– Благодарю вас, мадам.

– Ну-ну, не очень-то спешите с благодарностью…

Странная женщина! Но Адриенна давно уже привыкла к встречам с самыми странными личностями во время своих одиноких прогулок.

Пансион «Акации» – очаровательный дом, словно перенесенный сюда из какой-нибудь деревни. Впрочем, он, вероятно, и был деревенским в те далекие годы, когда этот квартал был дальним предместьем Парижа, что раскинулось на холмах над долиной Сены. Ржавая садовая решетка, запущенный палисадник с одичавшими цветами, шиповник, оплетающий фасад и дверной косяк… а вот и вывеска – «Пансион „Акации“».

И ничего тут нет подозрительного! Та женщина, видно, хотела ее припугнуть, но напрасно старалась.

Адриенна звонит в дверь, долго ждет и, наконец, слышит голос: «Иду, иду…» Дверь отворяется.

Сколько же ей лет – этой мадам Гула? Адриенне трудно это определить. Старуха похожа на колдунью, размалевавшую себе лицо для бала. Посторонившись, она пропускает Адриенну в переднюю, завешанную непристойными рисунками.

– Мой муж был художником, – извиняется хозяйка. – Эти картинки ничего не стоят, вот я и оставила их себе. Он помер во время Коммуны…

Адриенна заставляет себя улыбнуться и разглядывает маленькую гостиную, в которую ведет дверь из передней. Там сидит около десятка человек, мужчин и женщин всех возрастов; одни играют в карты, другие молча читают.

– Если вы насчет комнаты, то у меня всё занято…

– Нет-нет, не волнуйтесь, комната мне не нужна.

– Да я и не собираюсь волноваться.

Решительно, это малоприятная особа.

– Я пришла повидаться с господином Эйфелем.

– С господином… как вы сказали? – бормочет хозяйка, отвернувшись, словно старая собака, которая уже ничего не слышит.

– Эйфель…

– Тут таких нет…

– Ну а господин… Боникхаузен?

Неожиданно лицо хозяйки светлеет, с нее слетает вся враждебность.

– Вы хотите сказать – мсье Гюстав?

У Адриенны бурно колотится сердце.

– Так он здесь?

– Еще как здесь! Чуть ли не самый постоянный клиент. Приходит обычно к ночи, всегда один, и торчит у окна, с мечтательным видом, будто поджидает кого-то.

Адриенна вздрагивает.

– Но вот уже три дня, как он здесь, а ведь никогда так надолго не задерживался. И ни шагу из своей комнаты! Попросил меня оставлять поднос у двери, снаружи, а сам почти ничего не ест. Надеюсь, он не болен…

И мадам Гула осеклась, испугавшись, не сказала ли чего лишнего.

– А вы-то хоть приличная женщина? Я у себя в пансионе держу только таких, знаете ли…

– Не волнуйтесь, – отвечает Адриенна, с ходу придумав объяснение. – Я его сестра.

– Ах вот оно как! – облегченно вздыхает хозяйка. – То-то я смотрю, вы с ним похожи!

И она указывает на узкую лесенку напротив входной двери.

– Поднимайтесь сами: третий этаж, номер 16, дверь справа.

– Благодарю вас, мадам.

* * *

Адриенна долго стоит перед дверью, не решаясь войти. Ее обуревают сомнения. Верную ли дорогу она выбрала? Действительно ли он наступил – этот миг, которого она так истово ждала целых двадцать пять лет? Или же это новая иллюзия, очередная насмешка судьбы? Но Адриенна Бурже никогда не отступает. И, не раздумывая, без стука она входит в комнату.

Первое, что ее поражает, это запах. Едкий запах табачного дыма, к которому примешиваются другие, столь же неприятные, – алкоголя и немытого мужского тела.

В комнате так темно (ставни закрыты, лампы погашены), что ее глаза только через несколько минут начинают что-то различать во мраке.

И она видит его.

Вернее, сперва она видит огонек его сигареты, слабый, как мерцание светлячка в сумерках; затем различает его силуэт – он полулежит в большом кресле, вокруг валяются пустые бутылки.

Это зрелище внушает ей страх: она уже раскаивается в том, что пришла сюда; не лучше ли было бы сохранить сожаление о прошлом, печаль, ту волшебную сокровищницу воспоминаний, которые до сих пор помогали ей жить?! А теперь уже поздно: Адриенна слишком далеко зашла. И перед ней совсем другой Эйфель – слабый, поверженный, взлохмаченный, с тусклым взглядом, который она наконец поймала в полутьме.

– Гюстав, – шепчет она дрожащим голосом.

В ответ раздается горький смешок.

– Ты все-таки пришла. Ну, хорошо…

Он пытается встать на ноги, но не может. Адриенна видит, как он с трудом выбирается из кресла и тут же падает обратно.

Чиркнув спичкой, он зажигает погасшую сигарету. Мгновенная вспышка освещает его измученное лицо, но Адриенна успела разглядеть еще и другое – кротость его взгляда, в котором сквозит радость от того, что она здесь, и горечь всех этих долгих лет, прошедших в разлуке.

– Видишь, я не забыла адрес, – говорит она, стараясь, чтобы ее слова звучали весело. Потом опускается перед ним на колени: – У меня это заняло целый год…

Гюстав хмурится и качает головой:

– Нет, Адриенна. Ты должна была прийти двадцать пять лет назад…

Адриенна пытается ответить, но слезы мешают ей говорить.