Текст книги "Если даже придется погибнуть..."

Автор книги: Николай Томан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

16

Прежде чем позвонить Груниной, Олег Рудаков долго ходит возле уличной телефонной будки, не решаясь набрать номер домашнего телефона Татьяны. Повод вроде веский, но ведь поздно уже, она устала за день и, наверное, отдыхает от своих нелегких служебных дел. Да и вообще зря, может быть, поднимает он тревогу. Что там, в конце концов, может случиться с Анатолием?

Но ему очень хочется позвонить ей, услышать ее голос, и он решается наконец снять трубку.

Долго слышатся длинные спокойные гудки. Олег насчитывает их уже четыре. И вдруг на другом конце провода ему отзывается голос, от звука которого сердце Олега начинает биться еще чаще.

– Извините, пожалуйста, Татьяна Петровна, – слегка запинаясь, говорит он. – Это Рудаков вас беспокоит…

– Ну что вы извиняетесь, Олег, я ведь всегда вам рада. Почему, однако, голос у вас такой встревоженный? Не случилось ли чего?..

– Нет, Татьяна Петровна, ничего пока не случилось. А тревожусь я вот почему: снова пошел сегодня Анатолий к Грачевым. Не смог я его отговорить. Никакие доводы на него не подействовали…

– Что поделаешь – любовь, – почему-то вздыхает Татьяна, будто завидует Марине.

– Я все-таки боюсь, как бы с ним чего-нибудь там не случилось. Может быть, мне с кем-нибудь из наших дружинников походить возле дома Грачевых?

– Да не бойтесь вы за него, ничего с ним не случится, – успокаивает его Татьяна. – Он ведь умеет за себя постоять. Вы откуда говорите?

– Из автомата. Дома у меня нет ведь телефона…

– А мне так хочется иногда вам позвонить! – снова вздыхает Татьяна и вдруг начинает смеяться. – Знали бы вы, какое удовольствие доставили мне вчера ребята из вашего конструкторского бюро! Сбили кандидатскую спесь с этого зазнайки Пронского.

– Но ведь он талантливый кибернетик. Анатолий познакомился с одним молодым ученым, который хорошо его знает. Он самого высокого мнения о нем.

– Так оно и есть на самом деле. Мой папа тоже пророчит ему большое будущее. Но уж слишком он высоко себя ценит, и очень хорошо, что вы его проучили.

– Однако он предложил нам не чистую химеру, как вы полагаете, а очень интересную идею. Ребята наши ею увлеклись, – считает своим долгом защитить Пронского Олег. – Ямщиков, правда, разыграл его немножко, прикинувшись в первый день знакомства «лопухом». Вы же знаете, какой Анатолий – талантлив чертовски, но упрям и щепетилен сверх всякой меры.

– Я не вижу ничего плохого в его упрямстве. Мне даже нравятся такие упрямцы…

– Глупое это упрямство, однако! Всего хочет сам добиться, безо всякого института, назло своим родителям. Мальчишество все это. Но я его заставлю все-таки поступить на заочное отделение станкоинструментального или в филиал политехнического при нашем заводе.

– О всех-то вы заботитесь, Олег, а о вас кто же?

– А чего обо мне заботиться? – беспечно смеется Рудаков. – Я продукт системы трех «С», как отзывается обо мне Анатолий…

– Слыхала я про эту систему, – перебивает его Татьяна. – «Создай себя сам», да? Нужно было и мне в свое время заняться самовоспитанием по этой системе.

– Вам? – удивляется Олег.

– А что я – сплошное совершенство разве? Знали бы вы только, сколько еще во мне… Ну да ладно, об этом как-нибудь в другой раз. Вас, наверное, и так скоро из будки вытащат. Я же слышу, как кто-то давно уже стучит монетой по стеклу. Всего вам доброго, Олег!

Действительно, какая-то дамочка нетерпеливо постукивает по стеклянной дверце будки, а Олег ее даже не заметил.

– Ну сколько же можно, молодой человек? – укоризненно говорит она, как только Олег вешает трубку. – Если вы решили по телефону в любви объясняться, то не из автомата же…

Голосок у дамочки очень тихий, так что, к ее счастью, Олег не расслышал всего сказанного ею, а то бы не стал, пожалуй, извиняться, что так долго занимал телефон.

Все еще полный мыслей о Татьяне, торопливо идет он к своему дому и чуть не сталкивается с каким-то рослым человеком. Машинально извинившись, он уже открывает массивную входную дверь своего подъезда и вдруг слышит:

– Вы меня не узнали, товарищ Рудаков?

Ба, да это же Патер! Как, однако, он попал сюда, живет ведь совсем в другом конце города?

– Добрый вечер, Андрей Васильевич! – торопливо восклицает Олег. – Извините, что не сразу узнал…

В своей бригаде Рудаков со всеми на «ты», ибо все в ней почти ровесники его. Десницын тоже не намного старше, года на три-четыре, но и Олег и все другие слесари с ним на «вы». Наверное, прошлое Десницына тут как-то сказывается, а может быть, и потому, что сам он со всеми только на «вы». Один лишь Ямщиков с ним на «ты». Смеется даже над другими: «Интеллигентишки жалкие, боитесь, как бы бывшего «батюшку» не обидеть. А ведь он теперь такой же трудящийся, как и мы с вами».

– А я специально к вам, товарищ Рудаков, – говорит Олегу Десницын. – Был только что у Ямщикова, но он, оказывается, не возвращался сегодня с завода, и дед его очень встревожен. Вот я и решил, что Анатолий может быть у вас…

– Да нет, не был он у меня. У Грачевых он. Вернее, у Марины Грачевой.

– Так я и знал! – тяжело вздыхает Десницын. – А ведь ему пока не следовало бы туда…

– Я тоже не советовал, да разве его удержишь.

– Но и осуждать не имеем права, – убежденно говорит Десницын. – У них любовь, настоящая притом. Это уж вне всяких сомнений. Однако как бы с ним там чего-нибудь…

– Я только что по этому поводу с Татьяной Петровной разговаривал по телефону. Она считает, что тревожиться нет никаких оснований, – успокаивает Десницына Олег.

– А что, если бы мы все-таки съездили туда? В доме-то ничего, может быть, с ним и не случится, а вот когда выйдет на улицу, да пойдет один по темным переулкам… Там район глухой, плохо освещенный и до автобусной остановки далековато…

Олег молча протягивает Патеру руку и крепко жмет ее.

– Вы знаете, что Анатолий вас в д’Артаньяны произвел? – спрашивает он Десницына, когда они садятся в такси.

– Я ведь «Трех мушкетеров» совсем недавно прочел, – смущенно признается Десницын. – А в то время, когда все нормальные ребята ими зачитывались, читал совсем иное… Ну, а кому по праву прозываться д’Артаньяном, так это Ямщикову, конечно.

Помолчав немного, он добавляет задумчиво:

– Да, многое мне теперь приходится наверстывать. Сам себя всего лишил… И в институте заниматься нелегко – слишком велики пробелы в образовании. Знаний много, да все не те. Спасибо другу моего детства Анастасии Боярской, если бы не она, я бы давно уже ушел с философского факультета. А она и помогает и вдохновляет…

«Патер, видимо, очень одинок, – думает Олег. – Никто из нас так и не сошелся с ним поближе. Сторонились даже… С Анатолием тоже, пожалуй, не было у него настоящей дружбы, разве вот теперь только…»

– И ведь вот еще что удивительно, – продолжает Десницын. – День ото дня все большая жадность к знаниям. Казалось бы, нужно уж если и не насытиться, то остановиться на чем-то одном, хотя бы в пределах факультетского курса, а я по-прежнему за все хватаюсь. Это у меня от деда, наверное. Но у него память феноменальная, она все вмещает, мне далеко до него…

– Я много интересного слышал о вашем деде от Боярской, – замечает Олег. – С большим уважением отзывается она о нем.

– Да, дед у меня замечательный человек. Ему уже около восьмидесяти, а он все еще полон любопытства к жизни и людям.

– Он по-прежнему в Благове?

– Да, там. И мало того – все еще «при семинарии», как он выражается. Сам хотел было от них уйти, но ректор лично упросил остаться. «Куда, – говорит, – вам в ваши годы? Будете у нас просто так, безо всяких обязанностей. Только на встречах с иностранным духовенством прошу обязательно присутствовать». Дед у меня с юмором. «Я, – говорит, – им нужен на этих встречах, как «четвертый человек» в отечественном православии, дабы не отстать в этом отношении от католической Европы».

– А что это за «четвертый человек»? – любопытствует Олег.

– Открыл его и описал католический ксендз Роберт Давези в своей книге «Улица в церкви». Ультраконсервативный кардинал Оттавиани охарактеризовал его как христианина, стремящегося произвести революцию в церкви, «маленького коммуниста в церковной ризе». Очень язвительно сказано.

У Олега мысли сейчас о другом, но он понимает, что Десницыну нужен собеседник на все еще волнующую его тему о религии, и он спрашивает:

– Это, стало быть, что-то вроде собирательного образа критически мыслящего католика?

– Вернее, католика, критически относящегося к католической церкви и заинтересованного в ее обновлении, – уточняет Десницын. – Но вот мы и приехали!

– Сейчас направо, – говорит Десницын шоферу, – и, пожалуйста, помедленнее. Видите тот дом на углу? – поворачивается он к Олегу. – Два освещенных окна на втором этаже – это в квартире Грачевых. Я думаю, нам надо проехать немного подальше и там остановиться.

Они так и делают. Потом переходят на другую сторону улицы и внимательно всматриваются в окна Грачевых. Но сквозь их плотно задернутые занавески ничего не могут рассмотреть. Когда проходят мимо фонаря, Олег смотрит на свои часы – уже одиннадцать.

– Пожалуй, Анатолий еще там, – говорит он Десницыну. – Грачеву ведь рано на работу, и он давно бы лег спать, если бы у них никого не было. А Анатолию пора бы уже домой.

– Давайте походим еще немножко, может быть, он скоро выйдет…

Но в это время открывается дверь одного из подъездов дома, в котором живут Грачевы, и на улице появляется Анатолий. Олег тотчас же узнает его по высокому росту и широким плечам. А рядом с ним еще кто-то, коренастый и сутуловатый.

– Неужели он с Грачевым? – шепчет Олег. – Да, похоже, что с ним. Проводить вышел до автобусной остановки или еще куда?..

Они осторожно идут следом за Анатолием и Грачевым по другой стороне улицы, внимательно всматриваясь в каждое их движение. На углу Конюховской и Раздольной, по которой ходят автобусы, Ямщиков прощается с Грачевым.

– До остановки теперь недалеко, а вон и автобус, кстати, – слышат они голос Анатолия. – А ты иди, Павел, время позднее, спать не так уж много осталось.

– Ну, будь здоров! – протягивает ему руку Грачев. – Да не забудь об уговоре.

– Все будет, как условились, – обещает Анатолий. – Я своих слов на ветер не бросаю.

Рудаков с Десницыным заходят в темную подворотню, пропуская возвращающегося к себе Грачева. А как только он проходит, спешат к остановке и едва успевают вскочить в подошедший автобус.

17

Машина плохо освещена, и Анатолий, кажется, не узнает их. Он уже успел оторвать билет и сесть на второе от входа сиденье. Олег с Десницыным устраиваются сзади. В автобусе, кроме них, только две пожилые женщины у самой кабины шофера.

Едва Олег собирается окликнуть Анатолия, как вдруг он сам, не оборачиваясь к ним, произносит:

– Привет, гасконцы!

– Узнал, значит! – радостно восклицает Олег, хлопая друга по плечу.

– Спасибо, ребята! – порывисто оборачивается к ним Ямщиков. – Догадываюсь, почему вы тут. Но, как видите…

– Это-то мы видим, – прерывает его Рудаков. – Расскажи лучше, о чем с Грачевым договорился.

– Я вам все по порядку. Пришел – Марина вся в слезах. У нее с братом был, оказывается, серьезный разговор. Она начала было объяснять, что у них произошло, но я ничего не понял. Тогда Грачев уже сам: «Вот, – говорит, – какая ситуация, Анатолий…» И рассказал мне страшную историю кабалы, в которую попал к бежавшему из заключения бандиту. Фамилии его он не знает, известна ему будто бы только его кличка Туз. Запуган он им до крайности, даже говорить не мог спокойно…

– А это не игра была? – с сомнением спрашивает Олег. – Не притворство?

– Похоже, что не сочинял. Голос дрожал довольно естественно. Да и Марина все это подтверждала. Говорит, всю жизнь он им исковеркал. И рыдала при этом так, что мы с Грачевым не знали, чем ее успокоить. Чуть ли не полстакана валерьянки выпила.

– Ну, а что же они хотели от тебя?

– Марина ничего не хотела. Умоляла даже не слушать брата, не ввязываться в это дело. А Грачев сказал, что должен я услугу какую-то Тузу оказать. Уверял, что только этим и его и себя смогу спасти…

– Это как же понимать?

– Грачев считает, будто Туз может подстроить все так, что я окажусь причастным к убийству Бричкина…

– Шантаж! – восклицает Рудаков.

– Вы бы потише, – шепчет ему Десницын. – Могут ведь услышать, – кивает он на женщин, тоже довольно громко беседующих о чем-то.

– У них такой бурный обмен информацией, что они друг друга-то едва ли слышат, – усмехается Анатолий. – Да и мотор автобуса тарахтит…

– В общем-то, чего удивляться? – возвращается к прерванному разговору Рудаков. – Татьяна Петровна предвидела это и заранее нас предупредила…

– А я, знаешь ли, стал сомневаться, – задумчиво произносит Анатолий.

– В чем? – не понимает его Олег.

– Может быть, Грачев в самом деле во власти этого таинственного Туза?..

– Не похоже это на него, – покачивает головой Олег. – Скорее всего, все-таки он с Тузом заодно.

– Сначала я и сам так считал, но теперь не знаю, что и думать, уж очень он за сестру меня просил. «За нее, – говорит, – больше всего боюсь. Ведь если ему, зверю этому, не угодить, он никого не пощадит…» Ну, а ты, бывший пастырь душ человеческих, – обращается Анатолий к Десницыну, – что о Грачеве думаешь?

– Не исключено, по-моему, что понесенное наказание многому его научило…

– А если многому научило, чего же он с таким бандитом, как Туз, дело имеет? – спрашивает Олег. – Помог бы лучше милиции взять его.

– Так в том-то и дело, что Грачев считает его неуловимым, – объясняет Анатолий. – Где он обитает, об этом и Грачеву ничего не известно. Туз с ним почти не встречается, а связь держит через своих доверенных.

– И вот еще что нужно иметь в виду, – замечает Десницын. – Туз, может быть, знает что-то такое о прошлом Грачева, что милиции неизвестно. И если это так, то выдавать Туза ему просто не выгодно.

– Ай да Патер! – восклицает Анатолий. – Настоящий патер Браун! Не слыхал, наверное, о таком? Не читал знаменитого английского писателя Честертона? Да где тебе было его книги читать, ты вместо этого премудрости Фомы Аквинского зубрил. Или он для православных не обязателен?..

– Ну что ты об этом сейчас, Анатолий! – перебивает его Олег. – А мысль у Андрея Васильевича верная…

– Да брось ты его Андреем Васильевичем величать! – снова взрывается Анатолий. – Что он, на двадцать лет тебя старше, что ли? Или начальство какое? Если хочешь быть таким же другом ему, как и мне, зови просто Андреем. Пожмите-ка друг другу руки и безо всякого брудершафта переходите на «ты». Чует мое сердце, мушкетеры, понадобится нам в ближайшие дни крепкая мужская дружба.

– Я готов! – решительно протягивает руку Десницыну Олег. – Не возражаешь, Андрей?

Растроганный Десницын порывисто встает. Говорит взволнованно:

– Я бы и без того с вами… с тобой, Олег, и с Толей, куда угодно! А теперь тем более…

– Давно бы нужно было так! – искренне радуется за своих друзей Анатолий.

– Но не будем отвлекаться, – сдерживает темпераментного Анатолия Олег. – Вернемся к нашим размышлениям. Вы оба не считаете, значит, что Грачев с Тузом заодно?

– Во всяком случае, я лично не уверен в этом, – покачивает головой Анатолий. – Но то, что Грачев страшится Туза, – факт. И не потому только, что опасается расправы, а, скорее всего, действительно боится какого-то разоблачения, как верно подметил Андрей. Он мне прямо так и сказал, что Туз обещал навсегда оставить его в покое, если только я помогу ему осуществить какой-то замысел. Привел даже его слова: «Плевал, говорит, я тогда на всех. Тогда я куда-нибудь подальше от этих мест, чтобы ни одна душа обо мне не знала». С тех пор Грачев будто бы и днем и ночью только и думает о том, как бы упросить меня оказать Тузу услугу, чтобы избавиться от него навсегда.

– В чем же, однако, заключается эта услуга, черт побери? – начинает злиться Олег. – Сколько уже говорим об этом, а до сути никак не доберемся.

– Это потому, – объясняет Анатолий, – что и сам Грачев ничего пока о замыслах Туза не знает.

– То есть как это не знает?

– Не сообщил ему этого Туз. Не нашел нужным. Задача Грачева только меня с ним свести, а уж обо всем остальном Туз сам мне скажет.

– Так ведь он черт его знает что может тебе поручить. Человека убить или еще что-нибудь в этом роде…

– Человека он и сам может убить, как убил, видимо, Бричкина, – вздыхает Анатолий. – А я ему нужен, скорее всего, для такого дела, какое только я один и смогу сделать.

– Внес ясность называется, – усмехается Олег. – А что же такое особенное можешь ты сделать? В чем таком ты незаменимый специалист?

– Слесарь самого высокого класса и универсального профиля! – необычайно торжественно произносит вдруг Десницын. – Вот в чем его бесспорный талант.

– А знаешь, Андрей, пожалуй, прав, – соглашается с Десницыным Олег. – Можно было бы отнести к твоим достоинствам еще и отчаянную смелость, но это в данной ситуации в такой же мере твой недостаток. Ну и что же ты ответил на предложение Грачева?

– Дал согласие на встречу с Тузом.

– Так я и знал! И если бы мы не встретили тебя с Андреем, попытался бы, наверное, осуществить ее, никого не ставя об этом в известность?

– Да, пожалуй… – запинаясь, признается Анатолий. – Зачем же мне было вас еще впутывать? Ну, а милиция или Татьяна Петровна просто запретили бы мне это.

– Да, смелость твоя, прямо надо сказать, не столько отчаянная, сколько безрассудная, – вздыхает Олег. – Когда же, однако, эта встреча должна состояться?

– Этого Грачев и сам не знает. Ему нужно было получить пока лишь мое согласие… Смотрите-ка, по какой улице мы уже едем! – бросается к окну Анатолий. – Проехали твою остановку, Андрей.

– Ничего, я у метро сойду.

А когда Десницын сходит на следующей остановке автобуса, Анатолий говорит Олегу:

– Запутано тут все так, что и сам честертоновский патер Браун, пожалуй, не разобрался бы. Грачев ведь и Андреем интересовался. Это уж потом, когда мы из дома вышли. Не хотел я этого при Патере говорить, а тебя ставлю в известность.

– Не будем сейчас над этим голову ломать, – решает Рудаков. – Пока ясно лишь одно: без помощи Татьяны Петровны нам не обойтись. Самодеятельностью своей можем только все дело испортить и непоправимых бед натворить.

18

Подполковник Лазарев вызывает к себе Грунину во второй половине дня. До этого она побывала на заводе и встретилась там с Рудаковым и Ямщиковым. Рассказ их о событиях минувшей ночи не очень ее удивил, так как она уже знала от своих помощников, что Ямщиков пробыл у Грачевых более двух часов. Было так же известно, что около одиннадцати ночи возле дома Грачевых появились и Рудаков с Десницыным.

Не очень удивил ее и рассказ Ямщикова о предложении, сделанном ему Грачевым.

– Да, и вот еще что, – вспомнил вдруг Олег. – Марина тайком от брата, выходившего в это время на кухню, сообщила Анатолию, что соседку их Бурляеву снова забрали в психиатрическую больницу, а в комнате ее поселился какой-то подозрительный тип. Марина считает даже, что это, скорее всего, кто-нибудь из сообщников Туза.

– Все может быть, – согласилась с ним Татьяна, с трудом сдерживая улыбку, так как ей известно, что «подозрительный тип» на самом деле – лейтенант милиции, временно вселившийся в комнату Бурляевой под видом дальнего родственника ее мужа.

Теперь, сидя в кабинете Лазарева, Татьяна перебирает в памяти все события первой половины сегодняшнего дня, собираясь доложить Евгению Николаевичу то, что ему еще неизвестно. А неизвестно подполковнику лишь содержание письма, полученного этим утром Вадимом Мавриным. По содержанию его нетрудно было догадаться, что написано оно Тузом.

«Привет, Вадим!

Хотелось бы с тобой встретиться. Нужно посоветоваться. Походи немного по перрону станции метро «Маяковская» в шесть вечера. Я к тебе сам подойду.

Твой старый кореш Т.».

Как только Лазарев кончает телефонный разговор, Татьяна протягивает ему это письмо. Евгений Николаевич внимательно читает его, потом с помощью лупы рассматривает штемпеля на конверте.

– Отправлено вчера. Значит, еще до беседы Грачева с Ямщиковым. Может быть, теперь встреча с Мавриным и не понадобится, – задумчиво произносит Лазарев. – Нужно, однако, чтобы Маврин на это рандеву пошел. Сможете вы подготовить его к этому?

– Варя мне заявила, что она Вадима никуда одного не пустит. Только с нею вместе…

– Постарайтесь убедить ее, Татьяна Петровна, что это необходимо. И успокойте тем, что Вадим будет на этой встрече не один. Что мы придем к нему на помощь, если в этом возникнет необходимость.

– Я понимаю вас, Евгений Николаевич.

– А теперь забирайте это письмо и вообще все, что у вас есть по делу Грачева и Каюрова, – через полчаса мы должны быть в Управлении внутренних дел у комиссара Невского.

Комиссар милиции, занятый более срочными делами, принимает их лишь спустя четверть часа. Выслушав подполковника Лазарева, он без особого интереса, как кажется Груниной, знакомится с письмом, адресованным Маврину.

– Мало вероятно, чтобы эта встреча произошла, – замечает он, возвращая письмо подполковнику. – Скорее всего, Маврина просто хотят проверить – придет он или не придет.

– И не приведет ли за собой «хвоста»?

– Да, и это, конечно, тоже! – соглашается с Лазаревым комиссар. – Но главное сейчас, по всей вероятности, не встреча Маврина с Каюровым, а Ямщикова с Каюровым. Готов ли он к этому?

– В каком смысле, товарищ комиссар? – спрашивает Грунина.

– Хватит ли у него выдержки? Знает ли, что нужно будет делать в критической ситуации?

– Мы его подготовим, товарищ комиссар. У нас для этого есть еще время…

– А я боюсь, что такого времени может не оказаться, – перебивает Грунину комиссар. – Не исключено ведь, что Каюров может привлечь его к осуществлению своего замысла завтра. Сможет ли Ямщиков справиться с возложенной на него задачей при таком повороте событий?

– По-моему, Ямщиков заслуживает всяческого доверия, – взвешивая каждое слово, говорит Татьяна. – Он один из лучших инструментальщиков на своем заводе, слесарь-лекальщик самой высокой квалификации. Именно такой человек, как я себе представляю, и нужен Каюрову…

– Известен ли вам характер работы Ямщикова на заводе?

– Бригадир Ямщикова, член штаба оперативного отряда заводской дружины Олег Рудаков считает его универсалом. Думаю, что он может выполнить любую, даже очень сложную работу по своей специальности. Что еще можно о нем сказать? Хороший комсомолец, готовится вступать в партию. Очень начитан, сведущ во многих вопросах…

– Ну, а как в смысле смелости?

– Пожалуй, даже отчаянно смел…

– Вот это уже хуже.

– А я не уверена, что хуже, товарищ комиссар. Такие люди, как он, способны на подвиг.

Татьяна говорит так уверенно о Ямщикове потому, что Олег передал ей слова Анатолия: «Не надеюсь я, что они доверят мне встречу с Тузом. Побоятся, как бы со мной чего-нибудь не случилось, чтобы потом за меня не отвечать…»

Он, правда, добавил еще: «Татьяна твоя первой, наверное, начнет перестраховываться», но Олег не стал ей рассказывать это…

– Нам, Татьяна Петровна, важна не столько его храбрость, сколько выдержка, хладнокровие и находчивость. Есть ли у него все это?

– Как ни удивительно, но в Ямщикове сочетаются все эти качества, – убежденно говорит Татьяна.

– И все-таки присматривайтесь теперь к нему повнимательнее. А если только возникнет хоть малейшее сомнение – не разрешайте ему никаких контактов с Каюровым. И имейте в виду, что Каюров может назначить встречу с ним в любой день.

– Я лично не очень в этом уверен, – неожиданно произносит молчавший до сих пор Лазарев. – Неизвестно пока, что же Каюрова больше всего интересует. Может быть, денежные сейфы святых отцов в Благовской семинарии, раз он Десницына не оставляет без внимания.

– Но Десницын порвал ведь все отношения и с господом богом и с семинарией! – восклицает Татьяна. – Ему туда, если бы он даже и захотел, дорога закрыта.

– Зато дед его, почтенный доктор богословия Дионисий Десницын, снова у них в чести, – замечает Лазарев. – А семинарией не впервые ведь интересуются темные личности.

– Вы имеете в виду авантюру бывшего преподавателя Благовской семинарии Травицкого? – спрашивает Грунина. – В деле этом хоть и был замешан один уголовник, оно, однако, не уголовное. А самой темной личностью оказался тогда магистр богословия Травицкий.

– Я ничего пока не утверждаю, – уточняет свою точку зрения Лазарев. – Весьма возможно ведь, что Каюрова интересует не столько Десницын, сколько Маврин. Женившись на Варваре Кречетовой, он породнился таким образом с профессором Кречетовым. К тому же, как нам известно, Маврин пытался уже однажды похитить кое-что у этого профессора.

– Да ни за что он теперь на это не пойдет!.. – восклицает Грунина.

– Так можете думать вы лично, – прерывает ее Лазарев. – А Каюров не верит, конечно, ни в какое перевоспитание ни Маврина, ни тем более Грачева, на которого в своих замыслах, вне всяких сомнений, возлагает самые большие надежды.

– Конечно, это ваше дело решать… – упавшим голосом произносит Татьяна.

– Окончательно решать мы пока ничего не будем, – завершает разговор комиссар. – Но высказанные товарищем Лазаревым предположения нужно иметь в виду. В связи с этим все три варианта вероятных действий Каюрова следует сегодня же продумать во всех деталях.