Текст книги "Если даже придется погибнуть..."

Автор книги: Николай Томан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

10. Кто-то все-таки покушался на Михаила

– Выходит, мы их чем-то насторожили? – спрашивает Черкесова старший лейтенант Глебов, наблюдая, как Ясенев сворачивает из Калашного на улицу Герцена. – А Михаил держался молодцом.

– Вот это-то, пожалуй, их и насторожило, – высказывает предположение Черкесов. – Наверно, они не ожидали от него такой выдержки, и это показалось им подозрительным. Я просто не вижу ни в чем ином нашей оплошности. На всякий случай нужно все-таки прочесать весь Калашный переулок. Пусть проверят все дворы и подъезды. Поручите это…

– Я сам этим займусь, – перебивает Черкесова Глебов. – На всякий случай я распорядился, чтобы сразу же, как только Ясенев уйдет из Калашного, оцепить переулок. Вы подождете, пока я осмотрю тут все, или поедете в райотдел?

– Подожду.

Когда Глебов уходит, Черкесов по радиотелефону связывается с райотделом.

– От Ясенева никаких вестей? – спрашивает он дежурного.

– Я только что разговаривал с ним, товарищ капитан. Едва он вошел в дом, как ему Благой позвонил. Сказал, что они подшутили над ним, хотели будто бы попугать. Но пригрозил всерьез расправиться, если он станет нам помогать.

– Позвоните Ясеневу и передайте, чтобы он никуда больше не ходил. Мы навестим его попозже.

Машина Черкесова поставлена так, что из нее хорошо просматривается весь Калашный переулок. Он видит, как Глебов и другие оперативные работники ходят из подъезда в подъезд.

«Едва ли они там кого-нибудь обнаружат, – думает Черкесов. – Благой снял уже, наверно, свою засаду… Но что такое? Кого это они выносят из подъезда? Похоже, что какого-то пропойцу, потерявшего сознание… И, кажется, несут ко мне. Но это уж они зря… Пусть бы им работники местного отделения занялись, у них есть тут своя машина, а нам сейчас не до того…»

– Зачем вы его сюда? – недовольно спрашивает он Глебова.

– Финку мы у него нашли, товарищ капитан. Не ему ли было поручено расправиться с Ясеневым? Наверно, он для храбрости как следует выпил, да перебрал…

Капитан Черкесов внимательно рассматривает лицо мертвецки пьяного парня. Оно совсем юное. Парень не старше Михаила, пожалуй. Может быть, еще совсем недавно был с ним в одной компании, слушал те же поучения Джеймса и его теорию о сверхчеловеках…

К Ясеневым Черкесов решает теперь сходить сам. Он идет к ним поздно вечером, высоко подняв воротник плаща и надвинув шляпу на самые глаза – на улице моросит дождь.

Открывает ему Михаил. Капитан шутит:

– Ишь каким храбрым стал! А если бы это Благой?

– Я действительно стал очень храбрым с сегодняшнего дня, – счастливо смеется Михаил и добавляет: – Но и осторожным. Прежде чем дверь открыть, посмотрел через прорезь почтового ящика. Это вы меня не только храбрости, но и осторожности научили. Спасибо вам, Олег Владимирович!

– Этому, Миша, трудно научить. Это нужно самому в себе воспитать… Валентины Николаевны что, нет разве дома?

– Ушла к больной подруге. Скоро должна вернуться. Вы, значит, думаете, что мужество можно все-таки в себе воспитать? А если все в человеке предопределено? Люди рождаются ведь либо со способностями властвовать и вести за собой других, либо без этих способностей, и тогда их участь…

– Быть «ведомыми»? – смеется Черкесов. – Это вам, конечно, Джеймс втолковывал? Психологи-материалисты думают по-иному. Они считают, что психику человека формирует социальная среда. Но вам, наверное, внушали, будто среда уродует человека, делает его неврастеником, подавляет в нем «естественного человека». А этот «естественный человек», если смотреть правде в глаза, всего лишь человекообразная обезьяна, потому что человек без общества, это, по существу, животное…

Они так увлечены беседой, что не слышат, как Валентина открывает входную дверь. Снимая мокрый дождевик, она настороженно прислушивается к голосам, доносящимся из комнаты брата.

Капитан заводит этот разговор неспроста. Ему хочется отвлечь Михаила от мысли, что с ним произошло сегодня нечто необычное, что он совершил почти подвиг.

Валентина тем временем успевает поправить волосы и подкрасить губы. Открыв дверь комнаты брата, она приветливо здоровается с Черкесовым, который поспешно встает при ее появлении.

– Пока я раздевалась, слушала ваш ученый разговор, – улыбаясь, говорит она Олегу Владимировичу. – И откровенно хочу вам признаться – удивляюсь, откуда у вас такие познания?

– Ну, видите ли, во-первых, у меня высшее юридическое образование…

– Э, знаю я многих с высшим! – пренебрежительно машет рукой Валентина. – Очень ведь быстро все выветривается.

– Это у того, кому приобретенные познания – без особой надобности, – замечает Черкесов. – А я веду дела главным образом несовершеннолетних правонарушителей, и мне необходимо многое знать. Без этого просто не поймешь ничего в их психике. Да и не объяснишь им ничего толком… Ну да ладно, об этом в другой раз как-нибудь. Перейдем к делу.

Он достает из кармана несколько фотографий и раскладывает их перед Михаилом.

– Взгляните на снимки, Миша. Не встречались ли вы с этим человеком?

Михаил внимательно всматривается в фотографии парня, снятого анфас, в профиль и в три четверти. Лицо у него опухшее, с мешками под глазами. Смотрит он недоуменно, будто проснулся только что.

«Кажется, где-то видел…» – мелькает в голове Михаила, но на вопрос Черкесова он отвечает осторожно:

– Что-то не припомню… Да и снимки странные. Такое впечатление, словно его в нетрезвом виде фотографировали.

– Вот именно, – усмехается Черкесов. – А не пили ли вы с ним вместе у Джеймса?

Михаил снова берется за снимки.

– Возможно, – все еще не очень уверенно произносит он. – Мы там в трезвом виде вообще ни с кем не встречались. Да и особенно сближаться друг с другом не позволяли. Мне тогда казалось все это романтичным, таинственным. Мы даже по имени не имели права друг друга называть. У каждого была кличка.

– А у вас какая же?

– Гамлет.

– Гамлет?! – заметно оживляясь, переспрашивает Черкесов.

– Тоже мне – принц датский! – смеется Валентина.

– Посмотрите тогда еще раз, да повнимательнее, на этого парня, – кивает Черкесов на фотографии, все еще лежащие на столе. – Мы подобрали его мертвецки пьяным в одном из подъездов Калашного переулка. В бреду он произносил несколько раз имя Гамлет. Мы тогда не понимали, почему, оказывается, он за вами следил…

– Да, уж теперь все яснее ясного! – нервно вздрагивает Валентина.

Михаил почесывает затылок, морщит лоб.

– Кого-то он мне напоминает… Но сказать с уверенностью, что видел его у Джеймса, не могу. Может быть, еще вспомню…

– Мы его вам завтра покажем в натуральном, так сказать, виде, – говорит Черкесов, забирая фотографии. – А теперь еще одна новость – нашли наконец того шофера, который возил вас девятого мая к Джеймсу. Его номер оказался шестьдесят шесть – девяносто девять. У него хорошая зрительная память, и он довольно точно описал нам вас. А в нарисованном им словесном портрете Благого получилась вовсе не свирепая, а скорее добродушная физиономия. Кстати, кое-кто из «воспитанников» Благого так же его изображают.

– Да они просто не очень его знают! – раздраженно восклицает Михаил. – Уж мне-то хорошо известно, какая это скотина! А у скотины…

– Ну, знаешь ли! – возражает ему Валентина. – У иной скотины вполне благообразное обличье. А о Благом ты, наверно, не в состоянии говорить объективно, потому что слишком его ненавидишь.

– Да, пожалуй… – угрюмо соглашается Михаил.

– У меня к вам еще одна просьба, – обращается к нему Черкесов. – Шофер, которого мы нашли – Лиханов его фамилия, – уверяет нас, что помнит, куда он возил вас в тот вечер. Если не возражаете, мы съездим туда вместе с вами.

– Какие могут быть возражения! – восклицает Михаил. – Да хоть сейчас!

– Сейчас не надо, а завтра, пожалуй, съездим. Вечером, часов в девять. Договорились? За вами заедут. Ну а теперь я должен с вами попрощаться.

11. В «колледже» Джеймса

Они выезжают ровно в девять на такси Лиханова. Ему лет тридцать, не более. Смугл, худощав. Черкесов сидит с ним рядом, на заднем сиденье – Михаил Ясенев с Глебовым и Платоновым.

– Повезу вас тем же маршрутом, что и девятого мая, – бойко говорит Лиханов. – Сами увидите, какая у меня память. Что твоя фотопленка. Неверно разве я вам этого парня изобразил? – кивает он на Михаила. – Помните, о родинке его говорил? Вот она, эта родинка, на левой щеке. Я и того, второго, типа досконально вам обрисовал. Мне бы не в таксомоторном парке, а в милиции работать…

«С таким-то языком», – укоризненно думает о нем старший лейтенант Глебов.

А шофер болтает без умолку:

– Я сразу заметил, что ребята были навеселе. Особенно этот вот. Хохотал всю дорогу. Тот, другой, все шутил. Видать, весельчак! Только уж много блатных словечек в его разговоре. Я, конечно, извиняюсь – не в свое дело, наверно, лезу, но вы ими правильно заинтересовались…

– Может быть, помолчим немного, – с досадой замечает Глебов.

– Это можно, – безобидно соглашается Лиханов.

Машина миновала уже Рижский вокзал и с проспекта Мира свернула на Мурманский, в сторону Новоховрина.

– Вот до этого места я их довез, – притормаживая, говорит Лиханов. – Тут они со мной расплатились и пошли дальше пешком. А куда – в темноте не разглядел. Ну, как мне теперь – ждать вас тут или можно возвращаться?

– Возвращайтесь, – разрешает Черкесов.

Некоторое время они стоят на углу какой-то темной улицы, осматриваясь по сторонам.

– Я нарочно решил сюда ночью приехать, – говорит Михаилу капитан. – Чтобы все было, как в тот раз.

– Да и не только в тот, – добавляет Глебов. – Они сюда всегда ночью или поздним вечером приезжали. Ну как, вспоминаете что-нибудь?

– Подождите, дайте сообразить, – просит Михаил. – Где-то тут я в канаву проваливался…

– Вот здесь, может быть? – спрашивает майор Платонов. – Возле мостика?

– Да, верно! Именно с него… Потом проволочный забор должен быть Помнится, брюки как-то порвал. Ну да, вот он! А что дальше, не помню…

Они снова останавливаются, давая Михаилу возможность осмотреться и вспомнить, куда водил его Благой. Вокруг совсем темно. Загороженные густыми кустами сирени, окна одноэтажных домиков почти не излучают света.

– Да, местечко… – ворчит Глебов.

К ним присоединяются лейтенант Егошин и еще несколько человек из оперативной группы Черкесова, приехавшие следом за ними.

– Ну что, Миша, больше ничего не припоминаете? – спрашивает капитан. – Может, мы не туда пошли? Не влево вдоль забора, а вправо?

– Да нет, влево вроде… Тут картофельное поле должно быть. Мы ходили прямо через него. Я как-то сказал даже Благому: «Обойдем, может быть? Передавим тут все…» А он: «Твое оно, что ли?»

– Вон там, должно быть, это поле, – указывает куда-то в темноту лейтенант Егошин. – Меня Лиханов днем сюда привозил, и я хорошо ознакомился с этим районом. За проволочным забором пустырь, а за ним, наверное, то самое картофельное поле.

– А не спугнули вы их? – тревожится Глебов. – Не могло им показаться подозрительным, что вы тут разгуливали?

– Не думаю. Я действовал осторожно. Переоделся даже в форму железнодорожника. Здесь ведь почти одни железнодорожники живут.

Когда оперативная группа Черкесова подходит к картофельному полю, Михаил ведет их увереннее.

– Все теперь вспомнил, – возбужденно шепчет он капитану. – Как только пересечем поле, домик с терраской должен быть. Там мы и гуляли…

– Это, наверное, домик вдовы железнодорожного машиниста Бушуевой, – замечает лейтенант Егошин. – Я у местного участкового кое о ком сведения тут собрал.

«Ну и зря… – все больше беспокоится Глебов. – Не нужно было ему никого расспрашивать…»

Домик, к которому приводит оперативную группу Ясенев, окружен невысокой оградой из штакетника и густыми кустами сирени. Черкесов с Глебовым подходят к калитке ограды.

Михаил не испытывает пока никакого страха. Боится лишь одного – что не туда привел. Пытается даже проскочить в калитку первым, но Черкесов осторожно отстраняет его.

– Вы не ходите пока, – шепчет он. – Мы позовем вас, когда будет нужно.

У Михаила начинает гулко стучать сердце…

«Что же это? Неужели не доверяет?.. Или боится за мою драгоценную жизнь?..»

Калитка оказывается незапертой. Открывается она без скрипа. Миновав кусты сирени, офицеры милиции всматриваются в темные окна домика.

Потом Черкесов негромко стучит в дверь. Некоторое время никто не отзывается, а когда капитан уже собирается постучать вторично, в одном из окон вспыхивает свет.

– Кого это там господь принес? – слышится из-за дверей заспанный женский голос.

– Откройте, пожалуйста, не бойтесь.

– А чего мне бояться-то! – хрипловато смеется женщина. – Я, милые вы мои, никого не боюсь.

Дверь широко распахивается, и офицеры милиции видят высокую плечистую женщину в просторном халате.

– Прошу вас, гости дорогие, хоть и незваные, – весело говорит она. – За какой надобностью, однако, в столь поздний час?

– Мы из милиции, гражданка Бушуева, – отвечает ей капитан Черкесов. – И хотели бы…

– Ага, я так и догадалась! – бесцеремонно перебивает его Бушуева. – Это, наверно, по поводу проживания у меня квартиранта без прописки? Ну так он съехал уже. Распрощалась я с ним вчера – уж больно он шумный был.

– Ну а по какой же причине вы его не прописывали?

– А чего ж его было прописывать? – удивляется Бушуева. – Он и не жил тут почти. Приезжал раз-другой в неделю (с компанией, правда), ночевал и укатывал в город.

– И вам не казалось это странным?

– А чего ж тут странного-то? Человек он молодой, видать, из хорошей семьи и потому дома повеселиться как следует ему не разрешалось… Ну он и жаловал ко мне с приятелями. Но без девиц. С девицами я бы ему гулять тут не позволила. Это уж поверьте мне на честное слово. Да и веселились они интеллигентно. Без скандалов. Выпивали, правда, и этот, как его!.. Магнитофон гоняли нещадно. А музыка, сами знаете, какая у них теперь. Да еще и не наша, видать, хотя и от нашей тоже хоть уши затыкай. Вот бы куда милиции нужно было вмешаться.

– То есть куда? – не понимает ее Черкесов.

– Как куда? В музыку эту. Чтобы не сочиняли такого безобразия. Она ведь, молодежь-то нынешняя, как понаслушается музыки этой, так сама не своя делается. Так что я прямо-таки рада-радешенька, что беспокойный квартирант мой съехал. Я давно уже собиралась попросить его подыскать себе другое пристанище, а он вдруг сам прикатил вчера под вечер и забрал все свои манатки.

– Покажите нам его комнату, – просит Черкесов. – Мы вообще весь дом ваш должны осмотреть.

– Это уж после того только, как вы документики свои мне предъявите.

– Пожалуйста. А вот разрешение прокурора на обыск. Ну а у квартиранта своего вы, надеюсь, тоже проверили документы?

– А как же? Все проверила. По паспорту он Дмитрий Андреевич Бутлицкий. Одна тысяча девятьсот тридцать восьмого года рождения. Уроженец города Москвы. Холост. У меня память что ваш милицейский протокол. Я и служебное удостоверение его просмотрела. Инженером он работает в телевизионном ателье. Он и мне телевизор починил, так что это, видать, взаправду.

Тем временем Глебов с Платоновым начинают осмотр дома. Им помогает лейтенант Егошин.

– Может быть, Ясенева пригласить? – спрашивает капитана Глебов.

– Нет, не надо. Ему, пожалуй, не следует тут показываться. Что это тот самый дом, и без него ясно.

Обыск длится уже более получаса, но найти чего-нибудь существенного все еще не удается. Майор Платонов обрабатывает магнитной кисточкой поверхности столов, спинки стульев, дверцы шкафов и почти всю посуду. А там, где обнаруживаются следы рук, переносит их на следокопировальную пленку.

– Ну как? – спрашивает его Черкесов, закончив с Глебовым осмотр дома.

– Следов очень мало. Похоже, однако, что все тут тщательно протиралось или даже промывалось совсем недавно.

– Вы что, генеральную уборку вчера производили, мамаша? – спрашивает Бушуеву Глебов.

– Зовут меня, между прочим, Анфисой Тарасовной, – с достоинством замечает Бушуева. – А уборку я действительно производила. Они же тут так насвинячили, что без этого было нельзя. И посуду всю позалапали – выпивали ведь и закусывали. Пришлось перемыть: моя посуда-то. Журнальчики и книги, которые вы просматривали, – это тоже все мои. Ихнего вообще ничего больше нет. А бумаги, что от них остались, они сами во дворе сожгли.

– Ну а мусор, окурки – это ведь вы, наверно, вымели?

– Мусор они тоже сами сжигали.

– А раньше? В другие дни убирали же вы за ними?

– Убирала иногда. Ну так это все в помойке. Она у меня в огороде.

Глебов делает знак лейтенанту Егошину, и он выходит во двор.

«Действительно она чистоплотная такая или по их заданию навела тут такой порядок?», – досадливо морщится майор Платонов.

– А вы чего тут так все исследуете? – спрашивает Бушуева. В голосе ее никакой тревоги, одно любопытство.

– Ну я пойду к Егошину, Олег Владимирович, – говорит Платонов, закрывая свой чемоданчик. – Может быть, там что-нибудь поинтереснее обнаружится.

12. Впереди немало трудностей

Спустя полчаса они возвращаются в райотдел. Михаил едет теперь в другой машине. Чтобы это не вызывало у него каких-либо тревожных мыслей, капитан крепко жмет ему руку и говорит:

– Ну спасибо вам, Миша! Вы очень нам помогли. Вас отвезут теперь домой, а мне нужно еще в райотделе побывать. Передайте привет сестре. До свидания!

А в машине он произносит с недовольным вздохом:

– Чем-то мы их все-таки насторожили…

– Да, – соглашается с ним майор Платонов, – видно, опытная публика.

– Так-таки ничего интересного и не обнаружилось? – спрашивает его Глебов.

– Кое-что есть, конечно. Несколько отпечатков пальцев, но очень слабых. Эта тетка основательно все протерла, и не только сырой тряпкой. Ну а те следы, которые отчетливы, принадлежат, видимо, самой Бушуевой. Установить это будет нетрудно – я снял их с того стакана, из которого она пила что-то перед самым нашим приходом. Да и во время осмотра ее квартиры к стакану тому прикладывалась. Отпечатки очень четкие, видно, все-таки нервничала мадам Бушуева, вот руки и вспотели.

– А остальные следы не очень, значит, четкие? – допытывается Глебов.

– Да, не очень.

Капитан Черкесов только теперь чувствует, как устал за сегодняшний день. А каков результат?.. И вообще все очень еще зыбко. Подростков, убивших Анну Зимину, хотя и поймали, да что толку? Они признались во всем, но и без того ясно, что не они главные виновники этого убийства. Допрос лишь подтвердил, что их специально спаивал кто-то и доводил до озверения. Конечно, они будут наказаны, невзирая на то, что и сами в какой-то мере были жертвами истинных преступников.

А кто же эти преступники? Весьма возможно, что Джеймс и Благой. Доберемся, конечно, и до них. Ребята, напавшие на Сорочкина, опознали ведь Благого по голосу на магнитной ленте. Он, правда, известен им как дядя Жора. А те, которые убили Зимину, называли его, оказывается, Папой.

«Ишь как ласково – Папа, – невольно усмехается Черкесов. – Наверно, отца родного перед ними разыгрывал. Да и у подопечных его клички в том же стиле: Малыш, Сынок, Паря… Видно, Благой не лишен педагогического чутья…»

– Вы записали фамилию квартиранта Бушуевой, Федор Васильевич? – обращается он к Глебову. – Уточните немедленно в адресном столе, существует ли такой. По словам Бушуевой, он работает в телевизионном ателье. Нужно проверить, хотя все это едва ли подтвердится.

– Конечно же, это типичная липа!

– Но Бушуева тут может быть и ни при чем…

– А меня другое беспокоит, – говорит майор Платонов. – Почему они ликвидировали свой «колледж» столь поспешно.

– Может быть, в какой-то мере лейтенант Егошин тут виноват, – замечает Глебов. – Проявил усердие сверх меры…

– Не думаю, чтобы насторожило их это, – задумчиво произносит Черкесов. – После того как они стали подозревать, что Ясенев нам во всем признался, Джеймс и его сообщники вообще были уже начеку…

Всю остальную дорогу они едут молча, раздумывая каждый о своем. Постепенно усталость начинает сказываться все сильнее, и мысли Черкесова теряют стройность. Думается теперь о вещах, далеких от того трудного дела, которым приходится заниматься буквально день и ночь. Все чаще почему-то возникает образ Валентины Ясеневой, и он ловит себя на желании заехать к ней сейчас вместе с Михаилом, посидеть в их уютной квартире, поболтать о чем-нибудь не очень серьезном, попить горячего чая.

Скорее бы уж завершалась эта операция, тогда можно было бы зайти к ним просто так…

Михаил приезжает домой в двенадцатом часу. Валентина встречает его тревожным вопросом:

– Ну как?

– Я их не подвел! Нашел-таки берлогу Джеймса и Благого.

– И их арестовали?

– Нет, там никого из них не оказалось. Но вот увидишь, их обязательно арестуют! Знаешь, какие это толковые ребята?

– Какие ребята?

– Работники милиции, с которыми я ехал обратно.

Глаза у Михаила горят от возбуждения. Он полон острых впечатлений, но и голоден, как никогда. Торопливо вымыв руки, он бросается к столу, будто не ел целую неделю, он расправляется с курицей «вручную», спеша не только насытиться, но и поведать Валентине обо всем, что видел и слышал в этот удивительный для него вечер.

– Да, привет тебе от Олега Владимировича, – вспоминает он наконец о просьбе Черкесова, и у Валентины сразу становится теплее на душе от этого, казалось бы, такого обычного ничего не значащего слова «привет».

Она хочет спросить о чем-то брата, но он весь отдался чревоугодию и воспоминаниям, и его уже ничем невозможно остановить.

– Эти парни из милиции наговорили мне чертовски много интересного, – захлебываясь, рассказывает Михаил. – В их работе меньше всего, оказывается, стрельбы и погони…

– Ты лучше помолчи немного, да хорошенько пережевывай то, что ешь, – смеется Валентина, протягивая брату бумажную салфетку.

– А ты слушай и не перебивай. Математики, кибернетики и криминалисты уже работают сейчас над исследованием признаков внешности. Автоматы теперь сами будут опознавать подозреваемых по фотографиям…

– Ну я вижу, ты в полном восторге от этих лейтенантов и готов, кажется, последовать их примеру.

– А что ты думаешь! После окончания школы я бы, пожалуй…

– Не торопись, – перебивает его сестра. – Не забывай, что еще совсем недавно ты готов был под руководством Джеймса и Благого стать гангстером или суперменом, что, в общем-то, одно и то же. Кончай-ка ужинать и ложись лучше спать.