Текст книги "Опанасовы бриллианты"
Автор книги: Николай Томан
Соавторы: Иван Лазутин,Эмиль Офин,Израиль Меттер,Марк Ланской,Андрей Островский,Илья Лавров,Борис Рест
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
И. Лавров
Первое испытание
Лейтенант Аркадий Коготков входит в дежурную комнату подчеркнуто деловито. Он двигается стремительно, порывисто. На нем – китель, галифе, черная кубанка. Из-под кителя выпирается пистолет.
Коготков садится за стол.
Хлопает дверь. По полу, холодя ноги, катятся белые волны стужи. Стуча коньками, входит мальчик в белой заячьей шапке. Он едва переводит дыхание, трет нос дырявой рукавицей…
Спустя минуту, забыв о солидности, на ходу надевая шинель, из дежурки выбегает Коготков и направляется в кабинет Дровосекова.
Выскакивает Коготков.
– Мальчик, иди сюда!
Стучат коньки, будто козел копытцами. Отделение оживает. Коготков командует:
– Пляскин, останетесь дежурить. Склянка, за мной! Ты, мальчик, иди, катайся. Молодец!..
Во дворе уже шумит «Победа». Яркий свет фар вонзается в морозный туман. Выходит Дровосеков, седой, высокий, с погонами майора на шинели. За ним – оперативный уполномоченный Кисляев, следователь, Склянка и Коготков.
Через мгновение автомобиль несется по улицам…
…Уже сияет луна, хотя только восемь часов вечера. Кассир сберегательной кассы, тучная женщина в лохматой синей фуфайке, с дымчатой шалью на плечах, складывает деньги стопками, скрепляет их бумажными ленточками. Окошко в молочностеклянной перегородке она заслонила счетами. Рядом сидит заведующая сберкассой.
Тихо. Пусто. И вдруг – шорох. Женщины поднимают головы. Счеты отодвигаются. В окошках – лица в масках из носовых платков. Виднеются только глаза, брови и лбы.
Кассир видит черное дуло пистолета, рукав полушубка, блестящие глаза, тонкие, сросшиеся брови.
Перед заведующей – финский нож, платок на лице, монгольские, с косым разрезом, щелки глаз, покрасневшие веки.
– Не вставать! – приказывает парень с пистолетом.
За перегородку входит коренастый широкоплечий мужчина в шинели. Он обрывает телефонную трубку и выгребает у кассира из стола деньги. Над платком – глубоко запавшие серые глаза, белые брови, загнутые хвостиками вверх, как запятые.
– Будьте любезны, откройте сейф. – Глаза его смеются.
Скрипит тяжелая дверца. Коренастый наклоняется, платок отходит, и заведующая видит, что у него нижняя губа слегка закрывает верхнюю.
– Извините, девушки, за нарушенный покой. Сожалею и скорблю. Привет племянницам. Пишите до востребования. – Коренастый машет рукой с татуировкой на кисти. Парень с пистолетом командует:
– Два часа не сходить с места! Буду следить…
Окошко снова задвигается счетами. Заведующая бросается к дверям, – они закрыты снаружи замком…
Все это возникает перед глазами Коготкова, пока следователь, Кисляев и Дровосеков допрашивают кассира и заведующую. Те вытирают слезы и говорят:
– Боже мой, боже мой! Два часа боялись высунуть нос. А потом уже решились крикнуть в форточку…
Коготков вспыхивает:
– Скоты они! Это уже закон: кто не хочет работать – тот становится паразитом.
* * *
Маленький, стремительный, в светлом лыжном костюме и в белом шерстяном шлеме, Коготков мчится по ледяной дорожке, заложив руки за спину и сильно клонясь вперед. Жиг, жиг, жиг, – звучно полосуют лед острые коньки. А может быть, они радостно выговаривают: жить, жить, жить?
Коготков делает уже третий круг, но Саши все нет. А что, если не придет? От нее всего жди. С ней каждую минуту не знаешь, что будет дальше. Два раза она приглашала на каток и два раза приходила с его другом Бражниковым.
Саша на ледяной дорожке возникает внезапно. В рубчатом черном трико, в таком же свитере, в пуховой шапочке, что лежит на голове клоком снега, она походит на хрупкую школьницу. Коготков смеется и крутится на льду волчком.
– Догоняй! – кричит он, уносясь в морозный дым. Аркадий слышит сзади звучное – жиг, жиг, жиг, радостно хватает ртом обжигающий, свежий воздух. Он уходит вперед Саши на целый круг и оказывается за нею.
Но вот они сворачивают с ледяной дорожки и плюхаются на скамейку, застеленную белой шкуркой снега. Сашины прядки черных волос, ресницы, тоненькие брови и даже едва видимые усики – голубые от инея.
Коготков старается коснуться, будто случайно, Сашиного плеча, руки и тихо смеется.
– Что с тобой? – Глаза у Саши лукавые.
– Ничего…
«О, если б навеки так было», – мысленно поет он, зажмуривается и дирижирует. Ему хочется запеть громко, но он боится сфальшивить.
– Да что с тобой?
– Так просто…
– Чудак, – улыбается Саша, поднимая с сугроба сосновую ветку.
Он выдергивает у Саши веточку, бросается на ледяную дорожку и, уносясь, кричит:
– Это утро не забывай никогда!
Из тумана доносится не то «забу-уду!» не то «не забуду». Аркадий останавливается. Что она крикнула?..
Через час Коготков и Саша вваливаются в комнату к Анатолию Бражникову. Он сидит на мотоцикле и сияет.
Бражников – синеглазый, хорошенький, как девушка. Пепельные волосы всегда небрежно взлохмачены.
– Чего это ради оседлал в комнате? – смеется Коготков.
– Новый! Отец купил… Сегодня собираюсь объезжать. Все каникулы буду носиться по городу. Штрафуй!
Бражников отводит мотоцикл, и вдруг порывисто поворачивается и идет стремительной походкой Коготкова. Садится за стол, сдвигает на лоб воображаемую кубанку, берет телефонную трубку, прижимает ее плечом к уху, а руками принимается чиркать спичкой, закуривать.
– Что? Ограбление квартиры?! – кричит Бражников голосом Коготкова. Голос, интонации, мимика – точные.
– Здорово схвачено! – хохочет Саша.
– А ну, валяй еще кого-нибудь! – просит Коготков.
Брови у Бражникова поднимаются, глаза становятся насмешливыми и лукавыми, рот маленьким и капризным. Он топает и приказывает голосом Саши:
– Аркадий, иди сюда!
Саша поражается:
– Неужели я такая?
– Копия, – бурчит Коготков, видя восхищенные глаза Саши.
– Толенька, какой ты способный! Вот это я понимаю – веселый, талантливый. Куда тебе, Аркаша! Сидишь мрачный, скучный.
– Ему бы в артисты, а не в педагоги, – хмуро бросает Аркадий и насмешливо спрашивает: – Сколько же ты на это ухлопал времени?
– Э, ухлопал! – отмахивается Бражников и садится верхом на стул. – Да знаете ли вы, что человек за семьдесят лет убивает только на сон двадцать три года? Как вам это нравится? На разговоры – тринадцать лет, на еду – шесть и даже на умывание – полтора года. Сорок три с половиной года пускает на ветер! Представляете?..
– Ну и не спи, не ешь, молчи, – смеется Саша.
– Нет, вы только вдумайтесь в эти цифры! – шумит Бражников. Он любит собирать необычные сведения, чтобы поражать ими собеседников. Для этого же он собирает и редкие вещицы.
Вообще-то Коготкову нравится в Бражникове это озорное мальчишество, его веселые выдумки, неугомонная фантазия. Но когда в их компанию вошла Саша, все выходки друга стали злить: уж слишком они восхищают Сашу.
– Я – что! Это вот гроза карманников и спекулянтов губит свое время. Перед ним сто дорог, а он с десятью классами – и в милиционеры!? – отвечает Бражников.
Коготков вскакивает:
– Все хотят быть инженерами, завами, всяким начальством! А кто же будет портным, сапожником, колхозником? Брюки сшить – едва разрешимая задача, печника найти – неделю нужно бегать, книгу переплести – вообще невозможно!
– И все-таки я считаю глупым вместо института идти в милицию. Курам на смех! – нападает Бражников.
– А чем это Аркадий хуже тебя? – сердится Саша. – Он что, отстал от тебя? Отстал, да? Можно быть портным, милиционером, сапожником и образованным человеком!
У Коготкова совсем портится настроение.
– Да, братцы! Я же вчера купил… потрясающую штуку. – Бражников выхватывает из кармана колоду карт, завернутую в серебряную, звонко хрустящую бумагу. – Играем?..
Бражников с азартом хлопает ими о стол, сбрасывает в сторону, как заправский шулер, плохие карты, незаметно выбирает из колоды козыри, ухитряется делать фальшивые хода. Он оглушает смехом, прибаутками.
Саша явно помогает ему, а Коготкова старается запутать. И когда Бражников, торжествуя, кричит: «В дураках, старина, в дураках», а Саша поддерживает: «Конечно, в дураках», Коготкову кажутся эти выкрики двусмысленными. Он бледнеет, злится, путается и делает хода еще неудачнее.
Не взглянув на часы, Коготков поднимается:
– Мне пора…
Саша вскрикивает:
– Ой! Ведь сегодня же день рождения у Аркаши. А мы и не поздравили!..
Коготкова они догоняют уже на проспекте.
– Аркаша, милый, не сердись, – берет его за руку Саша, – мы заболтались. Поздравляем тебя с днем рождения! Желаем счастья. Я желаю!..
– И я, – жмет руку Бражников.
– Ну, ладно вам, черти, – смущенно улыбается Аркадий, – люди смотрят.
Саша уходит. Друзья решают отправиться в ресторан – отметить день рождения.
Ресторан еще пуст. Тихо, нарядно, чисто. Только один офицер пьет чай, позвякивая ложечкой о стакан, читает газету.
Друзья забираются в отдельную кабину.
Бражников курит, а Коготков, заложив руки за спину, быстро ходит. В день рождения всегда почему-то думается о смысле жизни.
– Понять же надо… – раздумчиво произносит он. – Зачем мы родились? Дело какое-то сделать!.. Так оставь, в конце концов, хоть одну печь после себя. Пусть другому поколению будет тепло… Помнишь, Горький писал сыну: «Ты уехал, а цветы, посаженные тобой, цветут». Это понять нужно. Где наши цветы?..
– Постой, постой, – смеется Бражников, – я ничего не понимаю. О чем ты? С кем ты говоришь?
– Ладно. Это я так… Давай поднимем бокал за пережитое…
Синяя бархатная портьера на двери отгибается. Коготков оборачивается и видит багровое лицо, светлые брови, похожие на перевернутые запятые, глубоко сидящие серые глаза. Нижняя губа прикрывает верхнюю.
– Извините за нарушенный покой, – усмехается парень. – Случайно. Сожалею и скорблю.
Глаза у Аркадия становятся острыми, впиваются в фигуру парня и запоминают ее, вплоть до белой ниточки, прилипшей к носку сапога.
Парень скрывается. Портьера слегка колышется. Коготков бледнеет. Он стоит, что-то напряженно вспоминая. Затем подбегает и – к портьере. Чуть отведя ее, смотрит в зал.
– Ты… – заговорил было Бражников, но Коготков, не оглядываясь, резко и повелительно выбрасывает руку с растопыренными пальцами и сжимает их в тугой кулак. Пальцы белеют. Рот Бражникова закрывается. А Коготков уже стоит около и громко предлагает:
– Ну, выпьем же, выпьем! – Звякает ножом о тарелку. – Тебе, Толенька, пора на занятия. И мне пора. Официант! – зовет Коготков.
Выходя из ресторана, он шепчет Бражникову:
– Иди…
Коготков плотнее натягивает белый шлем, перебрасывает коньки через плечо, переходит на другую сторону улицы и скрывается в подъезде. Стоя в холодном, заиндевелом тамбуре, смотрит через стеклянную дверь на ресторан.
В памяти возникает сберегательная касса, дрожащий голос заведующей. «А может быть, ошибка? – думает Коготков. – Брови, губы, „сожалею и скорблю“. Все это еще не доказательство».
Когда в углу валяется уже семь окурков, парень выходит. Он в черном полушубке, локтем прижимает папку и походит на управдома.
Коготков не отстает от него. Парень заходит в хозяйственные магазины, потом на базар. В лавке скобяных товаров покупает три замка, берет счет и, насвистывая, уходит.
Коготков спрашивает у продавца:
– На какую организацию взял счет?
– Да это завхоз из поликлиники.
– Фамилия?
Продавец, медлительный, с прокуренными усами, сердито поворачивается и хочет оборвать слишком любопытного конькобежца, но Коготков протягивает документ. Продавец торопливо одергивает полушубок:
– Берегов это, завхоз Берегов…
– Разговор – между нами. Поняли?
Через полчаса в адресном столе Коготков записывает: «Берегов А. И., Берегов П. Н. живут по Гоголя, 16».
– Как раз напротив дома Саши, – думает взволнованно Коготков по дороге в отделение.
* * *
Дровосеков внимательно смотрит на Коготкова, который стоит перед столом.
– Конечно, это еще не доказательство, – говорит лейтенант, – но все же я уверен, что Берегов – участник ограбления.
– Ну, что же, если это так, значит Берегов для нас уже не главная проблема, – говорит Дровосеков. – Теперь важно узнать, кто его соучастники. А за ним необходимо установить наблюдение.
Коготков, встрепенувшись, вытягивает руки по швам:
– Товарищ майор! Разрешите мне это дело довести до конца, разрешите…
Дровосеков вспоминает собственную молодость, жажду подвигов, больших дел. В его суровых глазах мелькает грустная улыбка: не хочется стареть.
– Что же вы предлагаете? – спрашивает Дровосеков.
Коготков подходит ближе и, понизив голос, хотя этого совсем не требуется, рассказывает о своем плане.
– Хорошо, я согласен… Можете действовать.
* * *
Три вечера подряд Коготков засиживался у Саши.
Саша занимается своими делами.
Коготков сидит, придвинув к окну старый диванчик, обитый красным бархатом.
Комната Саши чистая, белая, обставлена скромно. Портрет Лермонтова. Над кроватью картина: Саша в красном костюме мчится на лыжах с белой горы.
На третий вечер Коготков входит уже смущенно.
– Я, наверное, надоел тебе? – тихо спрашивает он.
– Пустяки. Я все равно часов до трех не лягу. Нужно заниматься.
– Ты уж извини…
– Ничего, ничего. – Саша разворачивает записи лекций.
Коготков сидит, сжавшись в комочек, зажав по-мальчишески коленями обе руки, и не то о чем-то глубоко думает, не то внимательно следит за улицей, за домом, что стоит напротив.
– Аркаша, ты не смотри на меня, а только слушай. Я тебе сейчас буду говорить, – произносит Саша серьезно. После паузы она тихо сообщает: – Я ведь люблю тебя, Аркаша… С Анатолием дурачилась, а тебя люблю. Не поворачивайся… – Она замолкает.
У Коготкова руки вцепились в горячую батарею.
– Что же ты молчишь? Ты веришь мне?
Аркадий, помедлив, отвечает:
– Верю.
– А зачем веришь? Я ведь пошутила. Скучно мне, вот я и шучу…
Растерянный Коготков не знает, что сказать. Рядом с Сашей он всегда чувствует себя бессильным.
В это время кто-то гулко топает под окном. Лает тревожно собака. Коготков напрягается и тихо, взволнованно говорит:
– Я пошел, Саша. Сиди, сиди. Не вставай…
Коготков стремительно выскальзывает из комнаты. Уже в кухне слышит: «А ведь я не шутила».
Когда Коготков выглядывает из калитки, Берегов заворачивает за угол.
Дует сильный ветер. Сугробы и заснеженные крыши дымятся.
Дойдя до угла, Коготков осторожно высовывается. Берегов идет, ясно видимый на фоне снега. Он в шинели. «А днем ходит в полушубке», – отмечает Коготков, Берегов сворачивает. Коготков, пробежав около палисадников два квартала, останавливается на углу. Никого. Скрылся Берегов за угол или вошел в какой-то двор?
Коготков надвигает шапку на глаза, поднимает воротник пальто и идет вперед, шатаясь, как пьяный. Проходит квартал. Куда же идти? Пошел прямо.
Из-под ног бросается в сторону, точно испуганный зверек, скомканная бумажка. Густая поземка шипит в ногах, треплет брюки. Коготков идет, словно в белой струящейся речке. Сквозь настороженность, напряжение и тревогу пробивается острое ощущение счастья. Вспоминается голос Саши.
И вдруг из двора выходит трое. Коготков узнает Берегова и шатается сильнее. Тихонько запевает:
– Ой, рябина-рябинушка, что взгрустнула ты…
Щупает в кармане пистолет. Замечает номер дома, бегло, но внимательно осматривает парня в пальто. Тот прикуривает, зажимая в ладонях рвущийся над спичкой огонек. Спичка освещает на миг бледное, красивое лицо, тонкий, прямой нос, сросшиеся на переносице брови. Ветер срывает стайку искр с папиросы.
Другой – маленький, круглый в ватном пиджаке. «Этот, наверное, с монгольскими глазами», – думает Коготков. Образы их отпечатались в памяти ярко. «Есть, – удовлетворенно замечает Коготков, – задание выполнил: напарников Берегова засек. Можно бы и уходить, но кажется, есть возможность захватить их на новом преступлении… А может, просто пошли куда-нибудь в гости? Хотя какие же гости в два часа ночи?» Коготков уверен, что сегодня, когда он счастлив, у него может быть только удача.
Звонко хрустит снег под галошами Коготкова и под сапогами парней. На углу они сворачивают. Коготков идет дальше. Затем нарочно спотыкается, падает, бормоча. Глянул назад. Почудилось – на углу, за черным стволом дерева, стоит человек. Коготков поднимается и, стряхивая снег с пальто, идет дальше.
Дойдя до техникума, Коготков сворачивает во двор и барабанит в дверь.
– Кто это? – испуганно кричит сторож.
– Свой! Телефон нужен!
Дровосекова в отделении уже нет. Дежурный говорит, что высылает Склянку и оперуполномоченного Кисляева.
– Не зарывайтесь, Коготков, – звучит в трубке. – Кисляев дома, Склянка забежит за ним. Один ничего не предпринимайте!
Коготков добегает до угла, куда свернул Берегов с приятелями. Пусто. Только ветер шумит в вершинах тополей. Через квартал – меховой магазин. Коготков осторожно подходит. Лампочка освещает дверь, нетронутый замок.
Коготков торопливо идет дальше. Улица пустынна.
Сторож ювелирного магазина уверяет, что никто не проходил.
«Прозевал! – с отчаянием думает Коготков. – Они где-нибудь сейчас грабят, а я здесь болтаюсь».
Недалеко вокзал. В студеном воздухе ясно слышится шум поездов, перестук колес, звон буферов, скрипы и лязги…
На углу неожиданно возникает группа людей. Постовой Пихтин, в белом полушубке, торопливо расспрашивает высокого человека в телогрейке. Тот охает и держится руками за голову без шапки. Третий, в осеннем пальто, стоит с мотоциклом и показывает на уносящийся грузовик. Коготков, удивляясь, узнает Бражникова.
– Что случилось?
– Совершено покушение на шофера, – объясняет Пихтин. – Пострадавший, объясните, при каких обстоятельствах произошло нападение.
– Гляжу – парень голосует. Думаю, наверное, человек просит подвезти, холодно же, – слабым голосом говорит шофер. – Остановился и только высунул голову из кабины, парень чем-то и окрестил. Очухался, когда меня вот этот товарищ поднимал…
– Понимаешь, я качу на своей тарахтелке от родных, смотрю – грузовик трогается, а на снегу – человек, – волнуется Бражников.
– Во что одет парень?
– В шинель, – стонет шофер.
– Ясно. Один?
– Один.
– Номер грузовика?
– 30–45.
– Пихтин, займитесь товарищем! – командует Коготков. – Доложите дежурному: я преследую машину. Пусть немедленно вышлет людей. Где-то происходит ограбление. Грузовик, видимо, понадобился для погрузки. Ну, Толенька, действуем. Покажи мастерство!..
Мотоцикл несется на полной скорости. Рубиновый огонек грузовика приближается. Бражников пригнулся. Коготков сидит сзади, держась за его бока. Ледяной ветер со свистом жжет лицо.
– Не перевернись! Дорога скользкая! – кричит Коготков.
Мотоцикл прижимается к грузовику вплотную, фары освещают: 30–45.
– Он! – кричит Коготков. – Обгоняй! Шагов через сто притормози!
– Пистолет с тобой? – поворачивается оробевший Бражников.
– Будь спокоен!
Лица у обоих разгорелись, глаза сверкают азартно. И хоть Бражникову жутковато, он увеличивает скорость, выносится вперед грузовика и летит в полосе света от фар.
Ход замедляется, Коготков прыгает и, встав посреди дороги, поднимает руку. Грузовик мчится прямо на него. Коготков стоит неподвижно. Тридцать шагов, двадцать, пятнадцать. Фары слепят. Коготков едва успевает отскочить. Грузовик проносится, обдав клубами снежной пыли.
Коготков подбегает к Бражникову, стоящему у обочины.
– Гони! – кричит он. – Видел? Хотел меня в лепешку!
Коготков чувствует, как вместе с яростью в нем все прибывают и прибывают силы.
Мотоцикл, треща, настигает грузовик.
– На обгон! – командует Коготков и ободряюще хлопает по плечу Бражникова. Но грузовик начинает делать зигзаги. Мотоцикл вьется сзади жужжащим шмелем.
– Волнуется! – оглядывается Бражников.
– Врешь, мы не таких видали! – успевает похвастаться Коготков.
Окраина города, последние домишки в сугробах, впереди белое поле.
– Слушай! – кричит Коготков. – Мне надоела эта игра в догонялки! Пристройся к нему вплотную и срезай угол, я буду прыгать.
– Не надо! А вдруг у него пистолет?
Бражников крепче сжимает руль и все же пристраивается к виляющему грузовику. Улучив момент, идет слегка наискось. Коготков привстал, держась за плечи Бражникова. Рядом трясется угол борта с дребезжащим железным запором. Коготков легко прыгает и повисает на борту. В кузове катается помятое ведро. Коготков оглядывается – Бражников припал к рулю и машет рукой. А что, если у Берегова действительно пистолет? Быстрота и натиск – великое дело. И он повелительно барабанит по кабине. Грузовик словно вздрагивает и начинает растерянно метаться из стороны в сторону.
Коготков вытаскивает пистолет, перегибается и осторожно заглядывает в кабину. Стекло запорошено снегом. Смутно виднеются руки на руле. Коготков прыгает на подножку около дверцы и, не давая опомниться Берегову, наводит пистолет в лобовое стекло.
Лицо Берегова каменное. Он впился в дорогу, словно перед ним никого нет.
– Остановись! – Коготков стреляет вверх.
Берегов даже глазом не моргнул. Грузовик нарочно бьется об ухабы, чтобы сбросить Коготкова. Внезапно резко сворачивает с дороги и громыхает по кочкам, едва присыпанным снегом. Недалеко торчат кусты. Но Коготков знает, что это вершины деревьев, которые растут на дне оврага.
«Подлец! Хочет машину сбросить, – мелькает у него. – Что же делать? Придется прыгать». Под рукой дребезжит капот. А вершинки летят навстречу. И тут приходит решение. Коготков сует в карман пистолет, отбрасывает с мотора капот. В лицо ударяет облако тепла, запах бензина и масла. Коготков нащупывает электропроводку и рывком разрывает ее… Он прыгает с подножки, выхватывает пистолет. Грузовик останавливается на краю оврага.
Дверца распахивается, и, тяжело дыша, усмехаясь, выходит Берегов.
– Молодец, парень, котелок варит! Жаль, что я не свернул его.
– Руки вверх! – приказывает Коготков.
Внезапно раздается шум мотоцикла. Коготков вздрагивает, но тут же вспоминает о Бражникове.
– Обыскать! – командует Коготков.
Бражников царапает подбородок, крякает и нерешительно подходит к Берегову. Чорт его знает, бандита, пырнет еще ножом. Противно ощущать его разгоряченное, потное тело. Бражников косится на Берегова, готовый отскочить в любой миг, и в то же время старается казаться спокойным. В кармане шинели нащупывает нож и пачку папирос. Отдает их Коготкову.
– Связать, – командует тот.
Бражников торопливо снимает свой ремень и связывает руки Берегова, сложенные на спине.
Друзья подсаживают Берегова в кузов. Коготков забирается туда же. Бражников исправляет электропроводку и осторожно выводит грузовик на дорогу. Здесь они втаскивают в кузов мотоцикл и возвращаются в город.
* * *
Недалеко от вокзала, в том месте, откуда началась погоня, быстро идут Склянка, Кисляев и Пляскин. Коготков стучит в кабину и спрыгивает на ходу.
– Благополучно? – кивает Склянка на Берегова.
– Везу в гости, – отвечает небрежно Коготков, а у самого, что есть мочи, колотится сердце словно не в груди, а где-то прямо под пиджаком, в кармане.
– Сержант Пляскин, доставьте задержанного в отделение! – чеканит он.
Стали совещаться.
Берегов гнал грузовик по этому переулку. Он упирается в железнодорожные склады. За насыпью есть один магазин. Коготков идет туда. Кисляев пройдет по улице вправо, а Склянка – влево.
– Вы позвонили в отделение в два часа, – говорит могучим басом сухой, но очень сильный Кисляев, – сейчас половина четвертого. Полтора часа прошло, значит успеем! Где-то ждут машину. Если ничего не обнаружите – сходиться на этом месте…
Коготков подходит к складам. Тихо. С другой стороны железнодорожной насыпи виднеются занесенная снегом речка, пустой деревянный мост. В конце его – ярко освещенный лампочкой небольшой магазин.
Старый паровоз, пуская в темноте белоснежные клубы пара, катает вагоны, формирует состав.
Паровоз вдруг останавливается около Коготкова, и оттуда выглядывает чумазый машинист.
– Товарищ, – таинственно говорит машинист, – а ведь магазин-то вроде как обчищают.
– Где? Какой? – прыгает на подножку Коготков.
– А вон в конце моста. Я, значит, катаю вагоны взад-вперед. Смотрю, крутятся около магазина двое. Сейчас не видать, наверно, уже внутри шуруют. Сбегал бы ты, товарищ, на вокзал. Брякни по телефону в милицию. Я бы сам, да не могу – паровоз…
– Спасибо, отец. – Коготков скатывается по насыпи в темноту.
– Куда ты один-то! Сдурел?! – кричит машинист.
Но Коготков уже на мосту. Выхватив пистолет, он подбегает к магазинчику. Да, замок сорван.
Коготков поднимает пистолет над головой. Уже гремит выстрел, когда он понимает, что сделал ошибку. Погорячился, как мальчишка.
Распахивается дверь, из магазина выскакивает маленький, толстый парень и взмахивает ломом. Коготков пятится и, не понимая, в чем дело, начинает падать. Он валится на спину, а ноги повисают на протянутой вдоль палисадника проволоке. Лом грохочет о мостовую, брызгают искры. Парень, подскочив к лежащему Коготкову, снова взмахивает ломом. Лейтенант выбрасывает руку, гремит выстрел, пахнет порохом. Парень падает.
Второй парень в кожаном пальто забегает сбоку и стреляет в упор. Коготков вздрагивает, и рука его тонет в снегу.
Раздаются свистки, снова грохочет выстрел.
Склянка, тяжело дыша, подскакивает к Коготкову.
– Товарищ лейтенант! – громко, испуганно зовет Склянка.
Коготков открывает глаза.
– А, это вы… – говорит он тихо. – Второй ушел?
– Захватили. Куда вас клюнуло?
– Кажется, в плечо. Болит…
– Ну, это ничего! Сейчас в больницу, – и все в порядке! – бормочет богатырь Склянка, поднимая Коготкова. – Погорячились. Ничего, бывает… Молодость…
