Текст книги "Опанасовы бриллианты"
Автор книги: Николай Томан
Соавторы: Иван Лазутин,Эмиль Офин,Израиль Меттер,Марк Ланской,Андрей Островский,Илья Лавров,Борис Рест
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
Неожиданно, словно сговорившись, гости пошли танцевать. Столики опустели. Далматов взял за талию молоденькую женщину в кружевном платье и слегка улыбнулся ей.
– Я хочу начать вечер с танца, который подаришь мне ты, – донеслось до Сергея.
Венту подхватил широкоплечий мужчина с усиками. Погас свет. По залу заметались синие, красные, зеленые лучи прожектора. Гремел джаз-оркестр. Так же задумчиво смотрел на танцующих аккордеонист, перебирая пальцами клавиши и отбивая лаковым ботинком такт.
Перед глазами Сергея мелькало кружевное платье. Далматов танцевал с белокурой женщиной четвертый танец подряд. Он выделывал головокружительные па, любуясь, видимо, собой и радуясь, что любуются им: некоторые пары бросали круг и останавливались, глядя, как он танцует со своей партнершей. Наконец, устав, он посадил ее на диван, предложил рюмку вина. Она со смехом отстранила ее, тогда он выпил сам и, поцеловав руку женщине, подошел к Венте.
Танцы продолжались. К женщине в кружевном платье подошел мужчина, который только что танцевал с Вентой, пригласил ее. А на следующий танец ее пригласил Сергей.
Женщина танцевала легко, и он испытывал удовлетворение от танца…
– Вы сегодня очаровательны, – проговорил он чуть слышно.
Она промолчала, как будто не расслышав его слов.
– Вы сегодня очаровательны, – проговорил Сергей чуть громче.
– Не находите, что вы слишком смелы? – спросила она, приподняв белокурую головку с его плеча.
– Смелость – не порок, – ответил Сергей, напрягая слух.
Женщина опять положила голову на плечо Сергея и зашептала в самое ухо:
– 31-го, 22, Колокольная, 16, 4…
15
Молодой человек в стеганом, изрядно ношеном ватнике, стареньких брюках и с перекинутой через плечо кожаной сумкой, из которой торчал моток электрического шнура, отыскал Колокольную улицу, вошел в дом № 16. Это был серый с облупленными стенами двухэтажный особняк, окруженный со всех сторон садом, в котором росли вековые липы. Несмотря на дряхлость, здание не потеряло своего величия.
Квартира № 4 находилась на четвертом этаже. Монтер поднялся по крутой лестнице. По пути он заметил лишь одну дверь на первом этаже, запыленную, с большим ржавым замком на такой же рыжей от ржавчины щеколде. Из этого он вывел, что жилых квартир, кроме той, которая значилась под номером 4, по лестнице не было.
На звонок дверь открыла непричесанная молодая женщина в пестром шелковом халате.
– Электроток, – ответил молодой человек на вопрос женщины. – Как у вас с проводкой? Наверное, менять пора: тут в одной из квартир в вашем доме чуть пожар не случился, вот мы и беспокоимся…
Женщина без особой охоты пропустила монтера в квартиру.
– Вента, закрой дверь, холод несешь, – послышался низкий женский голос из комнаты, расположенной недалеко от входа. По голосу монтер понял, что женщина пожилая.
В квартире было три комнаты: две выходили в переднюю, а третья – в конце длинного темного коридора. Юноша в сопровождении молодой женщины старательно обошел все помещения, осматривая проводку, заглянул в кухню. В коридоре быстро заменил кусок провода, пришедшего в негодность. Старуха, сидевшая в подушках, даже не посмотрела на монтера: она была занята пасьянсом.
Проходя по коридору, электромонтер заметил небольшую наглухо закрытую дверь. – Откройте, пожалуйста, – попросил он.
– Нет, нет, – быстро ответила женщина, – там никто не живет, дверь у нас всегда закрыта, и электричество туда не проведено.
Молодой человек чиркнул спичкой.
– Я вижу отвод провода…
– Да? Мне казалось, что там нет света. Вы знаете, я здесь не живу, я в гостях, поэтому не смогу вам помочь. Ключ у хозяина, а он приходит поздно…
– Не подведите меня, – погрозил пальцем монтер. – Если что случится, я буду виноват во всем.
– Не беспокойтесь, – обрадованно сказала Вента. – У нас никогда ничего не горело.
Щелкнул замок, и электромонтер, поправив на плече сумку, стал спускаться по лестнице. Вента, взглянув ему вслед, захлопнула дверь. Если бы она очень внимательно рассматривала юношу, то, пожалуй, вспомнила бы, что уже однажды встречалась с ним. Эта встреча была в ресторане «Луна». Но она не узнала его. Расчет Сергея Чтецова оправдался.
Последний день в году самый суетливый, но нет ни праздничных дней, ни выходных в милиции. 30 декабря Эльмар дежурил, а Сергей, выпросив ключ от его комнаты, тайком накупил всякой снеди, несколько бутылок вина, спрятал все в укромном уголке и лег спать.
Утром пришел Пуриньш. Сняв в передней ботинки, чтобы не будить друга, он пробрался в комнату, но чуткий Сергей сразу открыл глаза.
– Спи, спи, я тоже подремлю пару часиков, – сказал Эльмар, но Сергей уже спустил ноги:
– Ну как, все в порядке?
Эльмар кивнул.
– Начальник утвердил наш план. Я ему показал схему расположения комнат, в общем, познакомил со всеми материалами…
– Да, надо будет сообщить нашим, чтобы приходили не раньше двух. Даже новый год не встретить, как все… Но ничего, возьмем всех – и отпразднуем как следует!
– Тонкий ход, – заметил Сергей, думая о Далматове. – Ищет слабые места у человека: всем хочется поднять рюмочку в 12 часов!
– Обычный маневр преступников, – зевая сказал Эльмар, – найти момент, когда притупляется бдительность… Что ж, они на этом и попадутся.
– Ладно, хватит болтать, спи, – заботливо проговорил Сергей и улыбнулся. – Иначе рука будет трястись, вино прольешь…
В новогодний вечер чем ближе к полуночи, тем меньше и меньше становится прохожих. Сергею, уже три часа наблюдавшему за кварталом, было особенно заметно, как редеют прохожие на панелях. Маленькой струйкой текло время. Чтобы кто-нибудь не увидел одного и того же человека, несколько раз идущего по одной и той же улице, Сергей менял походку, сутулился, выгибал грудь. Пришлось даже купить у мальчишки за пятерку елку – пройти с ней, прячась за ветки, квартал и бросить на задворках какого-то дома.
Взглянув на часы, которые показывали половину одиннадцатого, Сергей последний раз прошел по Коломенской улице, и свернул к дому № 16. В саду за кустарниками притаился Пуриньш с шестью милиционерами в штатском.
– Сколько? – коротко спросил лейтенант.
– Пятеро, – вполголоса ответил Сергей.
– Все правильно.
Прошло еще сорок минут. Сергей чувствовал, как деревенеют руки, и стал сжимать и разжимать пальцы.
Вдруг послышался шум автомобиля. Рычание мотора усилилось, и работники милиции увидели силуэт трехтонки; машина шла с потушенными фарами. Грузовик подошел к дому, развернулся около старинных ворот ограды и задом стал подходить к парадной. Сверху кто-то спустился и, не говоря ни слова, открыл задний борт. Шофер выскочил из кабины.
– Скорее, – громким шопотом приказал он. Послышался шум шагов еще нескольких человек. Шофер взобрался в кузов, сдернул брезент и стал передавать мягкие тюки стоящим на земле.
Вскоре все было кончено. Шофер также проворно закрыл борт, хлопнул дверцей кабины и включил стартер. Фырча, грузовик двинулся с места и уехал, развивая скорость… А через три минуты по соседней улице, на которую свернула машина, промчался мотоцикл. И все стихло…
Неизвестно откуда у кустов появилась женщина-дворник.
– Пошли, – скомандовал Эльмар. – Городецкий и Сакулис останутся у входа, остальные – со мной.
Дворнику пришлось повторить, кто она такая, чтобы дверь квартиры чуть приоткрылась. Женщина распахнула ее почти силой и вошла в прихожую.
– В чем дело? – проговорил побелевший от испуга мужчина, увидев работников милиции.
– Обыск, – коротко ответил Эльмар и направился по коридору на свет распахнутой настежь комнаты и голоса.
Следом за ним шел Сергей с двумя милиционерами. По пути Чтецов толкнул дверь каморки, в которую его не пустила Вента. Дверь раскрылась. В тайнике горел свет, и Сергей увидел, что она была забита тюками и бельем. Лейтенант кивнул одному из милиционеров. Тот, сразу поняв, остался у кладовки.
В освещенной комнате было четверо мужчин и старуха, в которой Сергей сразу узнал ту, которая раскладывала пасьянс.
Все о чем-то спорили. При виде незнакомых людей они смолкли. Чтецов не узнал жилья «хозяина» из-за царившего в нем беспорядка. На диване, полу, на столе в беспорядке лежали наполовину обернутые бумагой связки трикотажа. Обрывки веревок и бумаги валялись всюду, даже на богатом, из красного дерева трюмо.
– Делите? – со злой усмешкой проговорил Эльмар. – Вы арестованы, прошу всех выйти из комнаты.
Никто не тронулся с места. Один лишь Далматов, казалось, не потерял присутствия духа. С ненавистью глядел он на пришельцев. Ноздри его раздувались от бессильной злобы.
– Что вам надо? – Он исподлобья смотрел на всех.
И вдруг, схватив стоящую рядом трость, с размаху ударил ею по лампочке, рванулся к окну, корпусом выдавил стекло и исчез в темноте. Барсом бросился за ним Эльмар. Больно царапнуло плечо Сергею стекло – он мгновенно очутился на подоконнике и увидел под ногами, этажом ниже, плоскую крышу сарая, стоявшего от дома в нескольких метрах. Там, на снежной площадке боролись два человека. Сергей прыгнул и одновременно с ударом своего тела о железную кровлю услышал револьверный выстрел. Схватившись за поясницу, Эльмар качнулся и поник. Черное пятно быстро поползло из-под лейтенанта, съедая снег…
– Беги, – прохрипел Эльмар, хотевшему было задержаться Сергею. Чтецов скатился с крыши в сугроб. Перед собой шагах в двадцати он видел широкую спину «хозяина», бегущего к деревянному забору. Не замедляя хода, Далматов обернулся. Сергей не слышал выстрелу он лишь почувствовал, как струя воздуха коснулась его щеки.
Расстояние между ними сокращалось. Стреляя вверх, Сергей настигал преступника. Он уже мог достать рукой до его плеча…
– Стой! – крикнул Сергей, но в этот момент Далматов, свернувшись в пружину, камнем упал под ноги Сергею. Чтецов перелетел через него. Он едва успел вскочить на ноги, как вслед за выстрелом что-то горячее обожгло руку лейтенанта. Сергей нажал спусковой крючок. Далматов вскрикнул. Воспользовавшись минутной заминкой противника, Сергей ударом револьвера выбил у него оружие, повалил и коленом прижал его к земле…
Когда подбежавшие милиционеры взяли Далматова, Сергей поднял валявшийся в стороне револьвер – чешскую «зброевку» калибра 7,65. Осмотрев его, он быстро пошел к дому.
Арестованных увезла машина с крытым черным кузовом. Эльмара осторожно перенесли в комнату и вызвали врача. Сергей подошел к раненому, сел на стул. Бледный, как-то сразу похудевший, Пуриньш неподвижно лежал на широкой тахте и тяжело дышал.
– Не учли мы этот сарай, Сережа, – тихо, как будто себе, проговорил лейтенант. – А нам нельзя ошибаться…
Сергей смотрел на друга, горло сжимало кольцо спазмы – он не мог говорить, на глаза навертывались слезы.
– Жить хочется… Жить… – Эльмар поморщился от боли. – Сейчас особенно… Жалко из-за дряни умирать…
– Сережа, ты слышишь меня? – заговорил вдруг Эльмар. – В столе возьми фотографию Люды… Адрес найдешь по письмам… Напиши ей… Хорошо?
– Обязательно, Эльмар, не беспокойся, спи, – ответил Сергей, следя за прерывистым дыханием друга.
Где-то вдали из репродукторов, включенных на улицах праздничного города, полился перезвон колоколов. Один за другим пробасили удары часов Спасской башни. Сергею даже показалось, что он слышит голос диктора: «С новым годом, дорогие товарищи!» И ему хотелось, чтобы эти звуки дошли и до умирающего друга. Но Эльмар закрыл глаза и больше не открывал их.
16
Сергей приехал в Ленинград 5 января, на три дня позднее приказа вернуться. По телефону он попросил разрешения задержаться в Риге – хотел проводить в последний путь Эльмара, выполнить его завещание.
Грустный, хмурый, он явился в Управление. Точно смущаясь чего-то, он прятал от взоров забинтованную руку, висящую на перевязи.
– Трикотажа только в квартире Далматова изъяли на 89 тысяч рублей. Кроме того ценности, золото, бриллианты – на 628 тысяч, – сказал он и тяжело вздохнул. – Но человека, прекрасного человека нет. Этого не окупишь…
– Откуда у Далматова «зброевка»? – тихо спросил полковник.
– Выменял во время войны у какого-то солдата.
– Это есть в протоколе допроса?
– Да.
Пока Сергея не было в Ленинграде, Шумский с Изотовым сумели немного дело продвинуть вперед. Георгия Шлехтера, как и следовало ожидать, не существовало: Изотов добросовестно наводил справки, начав с адресного стола и кончив допросами свидетелей. На очной ставке с Кравцовым Потапенко пришлось признать, что записка была адресована Кордову. Изотова, который вел очную ставку, заинтересовало, почему Потапенко скрывал адресат записки и вообще знакомство с Кордовым. Тот ответил, что соседку, жившую с ним в одной квартире, как-то раз вызвали в милицию. Она подозревала, что по доносу Кордова, который наговаривает на Потапенко. И соседка предупредила его об этом. Конечно, поторопился объяснить арестованный, если бы он знал об убийстве Кордова, он сразу бы сказал правду. «Боялся, что выдаст», – отметил Изотов главное в этом разговоре, и здесь была доля истины.
Далматов, его мать Зинаида Васильевна, старуха, жившая с ним в квартире, и Вента Калыня были этапированы в Ленинград. Они прибыли на два дня раньше Сергея.
Далматов и Вента отказались от своего знакомства с Потапенко, но Зинаида Васильевна подтвердила его. Да, Потапенко она знает. Он не раз приезжал в Ригу. Сын ее с Вентой также останавливался у Аркадия Игоревича, который учил их играть на аккордеоне.
Эти признания были чрезвычайно важны для Шумского. Он поочередно допрашивал то Венту, то Далматова. Калыня быстро согласилась: да, она знакома с Потапенко. Далматов упорствовал: никакого Аркадия Игоревича он не знал и не знает. Шумский улыбнулся:
– Интересно, будет вам стыдно за ложь, если я сейчас докажу, что вы прекрасно знаете, кто такой Аркадий Игоревич, а? – и он прочитал отрывки из показаний матери и Венты.
Далматов скорчил гримасу и выругался:
– Иди ты со своим стыдом… Ну, знаю такого – дальше что?
Он чувствовал себя неспокойно и старался говорить как можно меньше. Если следователям что-нибудь нужно, пусть сами узнают, доказывают, тратят на это время, запутываются. Обычно раздражительный Шумский был на редкость спокоен в разговоре с Далматовым. Он пропускал мимо ушей словечки, направленные в его адрес, и был донельзя вежлив с арестованным. Старший лейтенант с интересом смотрел на этого молодого упитанного парня. Если бы здесь находился Сергей Чтецов, то он сказал бы, что тот, рижский Далматов и этот – различные люди. Куда девалось собственное достоинство, куда пропала вежливость, которая бросалась в глаза каждому встречному? Перед Шумским сидел грубый, наглый хулиган, каких нередко приводили в милицию из пивной.
– Очень хорошо, – проговорил Шумский. – Значит, вы знаете и Кордова?
– Это еще ничего не значит. Я хотел с ним познакомиться, но беднягу убили раньше…
– Кто же его убил? – быстро спросил Шумский.
– Брось, гражданин начальник. Спроси кого-нибудь другого.
– Зачем же? Я вас хочу спросить.
Далматов сплюнул:
– Не знаю, не интересовался.
– А я знаю, – стукнул по столу кулаком Шумский. – Его убили вы, Далматов. И я вам докажу это. Вот полюбуйтесь. Старший лейтенант показал листы с данными экспертизы.
– Вы стреляли в саду. Пуля, гильза остались… Вы стреляли в товарища Эльмара Пуриньша – пуля и гильза остались. А стрелял-то один и тот же человек и из одного и того же револьвера! Кто же это, по вашему, был, а?
Далматов побледнел, глаза его, круглые, зеленые, налились кровью. Он сжал кулаки так, что затряслись руки, и, поняв, что попался, пробормотал:
– Не может быть…
– Может. И не может, а факт! Здесь есть все, – Шумский ткнул пальцем в папку, – о вашей деятельности. Меня сейчас интересуют подробности.
– Я тебе не помощник, – прохрипел Далматов и, повернувшись спиной к Шумскому, заложил руки назад.
Потапенко по-прежнему говорил, что он не имеет никакого отношения к убийству. В ночь на 29 мая он был в театре на «Лесе», а потом справлял день рождения у Барнецова, приятеля по эстраде, и поэтому не мог быть соучастником. На помощь пришли свидетели, было установлено, что в театре он не был. Баренцов же, который действительно ждал его к себе на день рождения, очень удивился, что Потапенко не пришел.
Когда Далматова после вынужденного признания привели к Шумскому, арестованный оказался более разговорчивым.
– Ладно, слушай, – сказал он, – как все случилось.
Оказывается, убийство произошло совершенно случайно. Вместе с Вентой он пошел к Потапенко, но не застал его. Около дома они встретили Кордова, которому сказали, что Потапенко где-то гуляет. Кордов пригласил их в ресторан. Сам он не пил, а их спаивал. Затем они сели в такси. Он, Далматов был сильно пьян и поэтому не помнит, как они очутились в саду 9 Января. Он задремал на скамейке и проснулся от крика Венты, которую Кордов стал целовать и обнимать. Далматов вскочил и выстрелил…
Шумский поблагодарил за признание. На следующий день он вызвал Венту и спросил ее, где она была вечером 28 мая. Она ответила, что с Борисом, но повторить рассказ Далматова не смогла. А двое свидетелей сказали, что в тот вечер она была с ними на балу в Невском доме культуры…
Потапенко за последнее время сильно опустился. Он обрюзг, постарел, исчезли жирные тяжелые щеки. Морщинистая в складках кожа на лице обвисла, как у бульдога, острее обозначился квадратный подбородок. Он окончательно запутался в своих объяснениях и сидел перед тремя работниками милиции жалкий и беспомощный. На него произвело потрясающее впечатление то, что Далматов признался в убийстве. Теперь он не знал, как вести себя, и отрицал все, что было и чего не было.
– Хорошо, – сказал Шумский, взглянув на Изотова и Чтецова. – Вы не помните, где вы были в тот вечер, не знаете, почему вы не смогли принять Кордова, и недоумеваете, как случилось, что Кордов убит. Придется мне вам все рассказать.
Шумский открыл папку, перелистал страницы и начал:
– Как-то раз, когда вы еще работали в эстраде и играли в ресторане «Метрополь», к вам подошел молодой человек. Сказав, что ему очень нравится аккордеон, что он долго любовался, как вы играете на этом инструменте, он попросил вас дать ему несколько уроков. Это был Далматов. Вы согласились и пригласили его к себе. Он и его подруга Вента Калыня вам, видимо, понравились, потому что они стали довольно часто бывать у вас. Вместе вы ходили в рестораны, выпивали у себя дома. Однажды за таким ужином вы пожаловались, что не можете себе много позволить, а «душа просит», так вы сказали? – Шумский посмотрел на Потапенко, уставившегося в одну точку, и продолжал. – Потому что заработок у вас был сравнительно небольшой. Далматов слышал, что вы не один раз привлекались за спекуляцию и стал нащупывать почву, сможете ли вы быть ему полезным. Ведь его главная цель приезда в Ленинград и была найти людей, которые могли бы сбывать краденый им на фабрике «Блонда» товар. Вы были очень подходящим человеком – холостой, с большими связями: вы ведь и тогда уже шили, и у вас была солидная клиентура. Вы договорились, что сможете продавать трикотаж. За это вы получали от 10 до 15 рублей за штуку. Основным лицом, которому вы сбывали переправленные вам рубашки, мужские и женские, была Галактионова Марфа Кузьминична… Она арестована, и скоро вы сможете ее увидеть.
Потапенко не шелохнулся. Он продолжал сидеть с бессмысленным выражением лица, как будто то, о чем говорил Шумский, его не касалось. Шумский, сделав паузу, продолжал:
– Галактионова не была единственным человеком, продававшим вещи. Иногда вы сами предлагали купить рубашки – «последние», которые были вам не впору, – тогда ваш доход увеличивался до 25 рублей. Кроме Галактионовой, у вас было несколько человек, которые брались продавать изделия поштучно. Так делал и Кордов. И он кое-что знал о ваших операциях и был знаком с Далматовым. У Далматова в Риге дело было поставлено на широкую ногу. Он вместе со своей шайкой воровал трикотаж с фабрики машинами. Поэтому он боялся за свое предприятие и угрожал вам, что если кто-нибудь попадется, вам не несдобровать. В одно из воскресений на рынке работники милиции задержали гражданку Брук, торговавшую рижскими рубашками. Брук помогала Галактионовой распродавать их. Галактионова не сказала об аресте своей подручной, и вы, разумеется, этого не знали. Но нити тянулись к вам. Вот почему вызвали вашу соседку по квартире. Она же решила, что в милицию заявил Кордов. Вы сами не доверяли Кордову, тем более, что он стал реже бывать у вас из-за экзаменов, и сообщили о своих подозрениях Далматову. Он решил убрать его с дороги с вашей помощью. Вы согласились и помогли разработать план убийства.
План этот был прост. Осуществили вы его в ночь на 29 мая. Именно в эту ночь, потому что 29-го числа в 2 часа дня вас вызвали в милицию. Вы были уверены, что был вызван и Кордов, который мог выболтать лишнее и провалить все. После того, как вы получили повестку, вы созвонились с Кордовым, что он придет к вам вечером 28 числа. Далматов специально приехал в Ленинград вместе с Калыней. Она тоже знала о задуманном плане.
Для осуществления убийства нужна была ночь. Кордов никогда не приходил к вам ночью. Чтобы вести переговоры о переделке его брюк, вы назначили ему время – 8 часов вечера. Из дома вы ушли раньше, часов в шесть, оставив записку: «Гоша! Сложилось так, что я должен был уехать к 7 часам. Дома буду в 12 час. Извини, пожалуйста». Ни даты, ни подписи вы не поставили, чтобы на всякий случай оберечь себя от подозрений. Конечно, Кордов не стал бы вас ждать. Поэтому его встретил на лестнице Далматов, который как будто тоже направлялся к вам. «Узнав», что вас нет дома, он предложил Кордову подождать где-нибудь в ресторане, пока вы не вернетесь. А вы до половины 12-го пробыли у вашего приятеля Бахарева. На день рождения Барнецова вы не пошли по понятным причинам: уйти раньше времени было бы невозможно, а в 12 часов вас должны были ждать Далматов с Кордовым.
В первом часу ночи они пришли к вам. Вещи Кордова вы не взяли (это была бы лишняя улика), сославшись на загруженность. Вы предложили посидеть всем вместе, выпить. Но Кордов вообще не пил, а Далматов был достаточно пьян, и они оба отказались. Вы решили проводить Кордова домой и предложили пройтись пешком: погода была теплая, летняя. Далматов тоже хотел проводить Кордова: Вента веселилась на балу и вернуться домой должна была поздно. По дороге вы старались выведать, получил ли Кордов повестку в милицию. А когда вы проходили мимо сада 9-го Января, то предложили пройтись по аллее и посидеть на скамейке. Было уже темно. Далматов отошел в кусты, а вы продолжали сидеть вдвоем, разговаривая о чем-то. Далматов выстрелил почти в упор. Вы успели мазнуть по шее Кордова прихваченной специально помадой, и оба скрылись. Вот как все было…
Шумский замолчал, глядя на Потапенко. Тот поднялся, нетвердо подошел к столу и глухо проговорил:
– Дайте папиросу.
Изотов достал пачку «Севера» и тряхнул ею так, что несколько папирос высунулось из отверстия. Потапенко взял одну короткими пухлыми пальцами, которые тряслись, как у паралитика, помял ее и сунул в рот.
– Все правда… так и было… – он глубоко затянулся. – Именно так, точно вы присутствовали при всем…
Шумский молча протянул ручку с обмокнутым в чернила пером. Потапенко взял ее и, помедлив, расписался. Потом диким, бессмысленным взглядом обвел сидящих за столом работников милиции, и, покачиваясь, вышел перед конвойным.
17
Только что в управлении закончилось общее собрание отличников милицейской службы города. Прохор Филиппович Гаврилов, выкурив папироску и поболтав с друзьями о новостях, стал спускаться по широкой лестнице. Вдруг он услышал, как чей-то молодой голос окликнул его. Прохор Филиппович обернулся.
– A-а, Дмитрий, – обрадовался он. – Ну, как служится? Доволен? Ты в каком теперь отделении, чего-то не видно тебя?
– В 16-м. А вы все там же?
– Куда же мне идти? Все там… А ты молодец, я так и думал, что из тебя толк получится… Да, ты помнишь мы с тобой на посту стояли – в саду человека убили? Так вот, нашли убийцу, сознался.
– Да ну? – сверкнув глазами, воскликнул Дмитрий. – Давно?
– Вот тебе и «да ну»! Никак, я вижу, не отойти тебе от этой привычки! – засмеялся Прохор Филиппович. – Нет не очень… Помнишь, я тогда тебе говорил: какое бы преступление не совершилось, – все равно найдем мы преступника. Вот и убеждайся сам. Сколько времени прошло, а ниточка-то тянется, тянется, где оборвется, неизвестно, но оборвется… Так-то. Ну, пока! Будешь в наших краях – заглядывай!
