Текст книги "Воскрешение из мертвых (Повести)"

Автор книги: Николай Томан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)

17

– Алеша дома?-спрашивает Анну Павловну Василий Васильевич, вернувшись с работы.

– Кончилась наконец их конференция по научной фантастике,– облегченно вздыхает Анна Павловна.– Весь день сегодня дома.

Василий Васильевич надевает свой любимый халат, берет трубку и идет к сыну.

Алексей лежит на диване и читает книгу.

– А, мистер Шерлок Холмс!-улыбается он отцу.– Давненько мы с тобой не виделись. Садись, пожалуйста. Ну, как дела у профессора Кречетова? Все еще интересуются им подозрительные личности?

– Наоборот, похоже, что все успокоилось. Даже товарищ из госбезопасности больше не появляется.

– Ужинать вы будете? – слышится из кухни голос Анны Павловны.

– Мы сейчас, Аня,– отзывается ей Василий Васильевич.

– Ас профессором Кречетовым ты все еще не можешь меня познакомить? – спрашивает его Алексей.

– Подожди еще немного. Профессор очень занят.

– Долго вы будете собираться? Все остынет! – раздается теперь уже раздраженный голос Анны Павловны.

– Ну, пойдем,– берет сына под руку Василий Васильевич,– мама начинает сердиться. Да, кстати, ты знаешь, что эта девушка Варя, которая живет в доме напротив, родная племянница профессора Кречетова?

– Так этот пьяница подполковник его брат, значит? – морщась, как от физической боли, спрашивает Анна Павловна.

– Ну какой же он пьяница, Аня? – возражает супруге Василий Васильевич.– Выпивает иногда, это верно, но не без причины. Профессор Кречетов рассказал мне, что на фронте он был подлинным героем, а потом у него были какие-то неприятности, и он вынужден был уйти в отставку. И новое тяжелое испытание – смерть жены. Вот он и стал искать утешение в водке. Так что ты его не осуждай. А Варе следовало бы посочувствовать – наверное, нелегко ей с ним…

18

Глава корпорации подпольных бизнесменов Корнелий Телушкин никогда еще, кажется, не смотрел так мрачно на своего младшего партнера Вадима Маврина.

– К Вариному дяде все еще, значит, никаких подступов? – суровым голосом спрашивает он.

– А какие могут быть подступы? – вздыхает Вадим.– Сам же ты меня в школу взрослых силком загнал, хотя Варя и считает это своей заслугой. Бывать у нее стал я теперь гораздо реже и с дядей ее почти не встречаюсь. Для более частых встреч с ним нужно было бы устроиться в его институт хотя бы младшим научным сотрудником…

– Кончай острить! – хмурится Корнелий.– Больно остроумным стал. Учиться ему не нравится! А доллары огребать нравится? Добрый заокеанский дядюшка платит их нам недаром. Его доллары нужно отрабатывать. И как следует.

– Я бы и рад, но как?…

– Разве я тебя не инструктировал?

– Но ведь Варин дядя давно уже не был у нее. А к нему она ходит без меня.

– Ты бы попросился.

– Уже просился – не берет. Говорит, что могу ее скомпрометировать.

– И она права. Ну, о чем бы ты говорил там с профессором физики? О погоде или о футболе?

– Я пробую читать научно-популярные книги по физике…

– И надеешься с этими жалкими познаниями выведать у профессора Кречетова его научные секреты? – презрительно фыркает Корнелий.– Не смеши меня, пожалуйста, и выбрось все это из головы. Твоя задача – проникнуть в дом профессора. А путь туда для тебя только один – через Варю. Проводи побольше времени с нею. Какие у тебя планы на июль?

Вадим молчит.

– Чего молчишь? Не думал еще об этом? Июль – самый разгар лета. Надо бы подумать о загородных прогулках. Как она насчет этого?

Вадим смущенно ерзает в своем кресле.

– Ты что-то уж очень мнешься. Говори, в чем дело?

– Уезжает она на июль. Берет отпуск и уезжает…

– Как уезжает? Куда?

– В Гагру.

– Одна?

– Нет, с дядей.

– С профессором Кречетовым?

– Ага…

– Извини ты меня, Вадим, не хотел я тебя обижать, но,^ей-богу, ты кретин! Что Же ты сразу мне об этом не сказал? Лучшей ситуации и не придумаешь. Надо, значит, и нам подаваться на юг.

– И мне тоже?

– А что же, я, что ли, за Варей буду там волочиться?

– Так я же на работе… Меня не отпустят. И года еще нет, как я на этом заводе…

– Летун чертов! Не сидится тебе на одном месте. Но что бы там ни было, а в июле ты должен поехать в Гагру поправить свое пвшатнувшееся здоровье.

– Какое здоровье? По твоему же совету я в секцию бокса записался и уже прошел медосмотр.

– Сошлись на нервное потрясение, на болезнь престарелой тети, живущей в глухой деревне. Придумай еще что-нибудь, но чтобы в июле был у тебя отпуск. Хватит мне с тобой нянчиться – пошевели самостоятельно мозгами хоть раз в жизни.

Вадим вздыхает, долго чешет затылок, потом спрашивает:

– Ас Варей как быть? Как ей сказать, что тоже хочу в Гагру?

– Незачем ей этого говорить. Предстанешь перед ней там, в Гагре. Скажешь, что не мог без нее оставаться в Москве. И еще какие-нибудь трогательные слова. Но с завода не смей уходить, а добейся отпуска. Сейчас нам очень важна твоя рабочая репутация.

– Ладно уж, придумаю что-нибудь.

– А теперь давай выпьем по рюмочке за успех предстоящей операции под поэтическим названием.«Гагра».

19

Время шло, а встретиться с Леонидом Александровичем Кречетовым Алексею Русину все еще не удавалось. Профессор в принципе дал Василию Васильевичу согласие на такую встречу, попросил даже почитать что-нибудь из произведений его сына, но свободного времени у него пока так и не оказалось.

А сегодня утром разговор о Кречетове неожиданно заводит сам Василий Васильевич.

– Забыл тебе сказать,– говорит он, заходя к Алексею,– Леонид Александрович собирается в июле в ваш Дом творчества в Гагре. В Академии наук существует, оказывается, специальная договоренность с Литературным фондом Союза писателей об обмене путевками.

– Значит, мне так и не удастся повидаться с ним до отъезда? – упавшим голосом спрашивает Алексей.

– А почему бы тебе самому не поехать в Гагру? Ты ведь был там как-то, и тебе она понравилась. Там бы вы с Леонидом Александровичем вволю наговорились. Между прочим, он берет с собой и Варю. Купил ей курсовку.

Алексей до того взволнован этой новостью, что не сразу отвечает на вопрос отца. Василию Васильевичу приходится повторить его:

– Ну, так как же, Алеша?

– Я бы поехал, пожалуй, только вряд ли достанешь сейчас путевку…

– А ты попытайся все-таки.

– Попытаюсь… С профессором Кречетовым мне действительно о многом нужно поговорить.

20

Поезд отходит из Москвы поздно вечером. Кречетовы, запоздавшие по какой-то причине, садятся в вагон уже почти перед самым отходом, и Василий Васильевич едва успевает познакомить их со своим сыном. Леонид Александрович кажется Алексею очень усталым и каким-то хмурым. На Варю он вообще старается не смотреть. Кречетов из вежливости задает ему несколько ничего не значащих вопросов, а как только проводник приносит постели, сразу же предлагает:

– А что, если мы, с вашего позволения, ляжем спать?

– Да, да, конечно,– торопливо отзывается Алексей и выходит из купе, прикрыв за собой дверь.

В коридоре вагона никого нет, только какой-то мужчина слишком уж поспешно, как кажется Алексею, отходит от окна перед их купе.

Подождав минут десять, Русин решается наконец приоткрыть дверь.

Ну да, Леонид Александрович и Варя уже улеглись. А четвертого пассажира все еще нет. Алексей засыпает, так и не дождавшись его.

…Просыпается Русин около восьми. На пустовавшей второй верхней полке он видит теперь чью-то спину. Внизу спит Варя.

Алексей торопливо одевается, намереваясь встать первым. Но когда спускается со своей полки, обнаруживает, что Леонида Александровича в купе уже нет. Стараясь не шуметь, Русин осторожно открывает дверь и выходит в коридор.

– А, вы тоже проснулись, молодой человек! – слышит он веселый голос профессора.– Похвально, весьма похвально!

Леонида Александровича не узнать – будто совсем другой человек. У него теперь очень доброе, пожалуй, даже веселое лицо. Большой лоб с тремя глубокими морщинами, темные, с сильной проседью волосы, крутой подбородок. Рост выше среднего, и не просто широкие плечи, а плечи человека, занимающегося спортом.

Алексей и сам увлекается гимнастикой, которую считает более высокой категорией физической культуры, чем все остальные виды спорта. А спортсменов распознает он по соотношению их талии и плеч. Особенно это бесспорно, когда человек в летах и талию уже не так-то просто сохранить, не занимаясь спортом.

– Я вообще встаю рано,– отвечает Леониду Александровичу Русин.

– Это похвально,– улыбается профессор.– Утром все видишь по-иному. А за окнами-то какая прелесть! И вообще, я вам скажу,– на отличнейшей планете мы с вами живем! Я бы даже сказал – на уникальной планете. Это ведь только у вас, фантастов, чуть ли не каждый астероид обитаем, не говоря уже о планетах. А я, должен вам признаться, боюсь, что мы очень одиноки. Во всяком случае, в радиусе нескольких десятков световых лет. Уж очень это тонкая субстанция – мыслящая материя.

Русин собирается задать профессору вопрос, чтобы поддержать начатый им разговор, но в это время шумно открывается дверь их купе и в коридор выходит, к великому удивлению Алексея, его коллега по жанру Сидор Омегин.

– Так это вы наш четвертый сосед? – оборачивается к нему профессор.– Будем знакомы – Кречетов Леонид Александрович.

– Омегин Сидор Евсеевич. Я раньше всех в вагон вошел и сразу же к соседям… Там наши с Русиным коллеги. Вот и заболтался с ними до двенадцати.

– А кто там из наших? – интересуется Алексей.

– Фрегатов и Семенов.

– Ну, теперь не будет нам в Гагре спокойного житья,– полушутя, полусерьезно вздыхает Русин.– Это ведь все фантасты, Леонид Александрович.

– Вот и отлично! – восклицает Кречетов.– У меня к ним много претензий.

– Это профессор физики,– объясняет Алексей Омегину.– Ты только Фрегатову об этом не говори, не даст ведь спокойно доехать до Гагры…

– Нет, нет, Сидор Евсеевич! – протестующе трясет головой Кречетов.– Пусть заходит, охотно с ним поспорю. Это не он ли написал роман «Счастливая планета»?

– Нет, это творение Семенова.

– А вы его читали? – спрашивает Кречетов Омегина.

– Да так, полистал… Ужасная скучища! А ты разве не читал его, Алеша? – обращается Омегин к Русину. Никогда прежде Сидор не называл его по имени, но ведь от него всего можно ожидать. Он и на «ты» перешел так же бесцеремонно.– Роман этот про очень счастливую жизнь на какой-то планете. Ну что может быть скучнее?

– Да и не в счастье там дело,– морщится Кречетов.– На такой «идеальной планете» вообще ни о какой жизни не может быть речи, и уж во всяком случае о разумной.

– Дядя Леня, а мы будем сегодня завтракать? – раздается вдруг голос Вари.

Алексей и не заметил, как она приоткрыла дверь купе.

– Ну, а как же, Варюша! -ласково отзывается Леонид Александрович.– Вот и молодых людей пригласим.

– Ну, я пойду тогда умываться.

И она выходит из купе в легком светлом халатике. Омегин, смешно разинув рот, восхищенно смотрит ей вслед.

– Это что, наша спутница?

– Это племянница профессора Кречетова,– торопится уточнить Русин, опасаясь, что Омегин может позволить себе какую-нибудь вольность.

– В самом деле, товарищи фантасты, давайте-ка сообща? – приглашает их Леонид Александрович.

– Что за вопрос? – широко улыбается Омегин.– Я лично просто счастлив буду. Только ведь у меня…

– Ничего, ничего! – успокаивает его Кречетов.– Зато у нас всего в избытке. Варя позаботилась.

– Вы не беспокойтесь, Леонид Александрович, обо мне тоже позаботилась мама,– улыбается Алексей.

– Ну, это тогда на обед. А на завтрак приглашаем вас мы.

– Ты видал, какая девушка? – восхищенно шепчет Омегин, едва профессор уходит в купе.– Я сейчас сбегаю к Фрегатову. У него, кажется, осталось еще что-то в бутылке от вчерашнего…

– Прошу тебя не делать этого,– хмурится Русин.– Кречетов известный ученый, и неудобно…

– Да что же тут неудобного-то?

– А я прошу тебя воздержаться! – слегка повышает голос Алексей.– Не будем начинать с этого наше знакомство с Кречетовыми.

– Ну хорошо, тогда коньяк к обеду.

«Надо же, чтобы так не повезло? – сокрушенно вздыхает Алексей.– Лучше уж было бы с Фрегатовым вместе…»

А Варя уже возвращается в купе. Через плечо у нее полотенце, лицо свежее, сияющее.

– С добрым утром, Алексей Васильевич,– кивает она Алексею.

– Познакомь же меня,– шепчет Омегин.

Но Алексей делает вид, что не слышит его.

– Ну что же ты? – обиженно спрашивает Омегин, когда Варя скрывается в купе.

– Успеется еще,– смеется Алексей.– Почти сутки будем вместе, да и в Гагре тоже… Только ты учти, Омегин, у Вари есть жених…

– Подумаешь – жених! Вот если ты только?…

– Да и я тоже…

– Ну-с, прошу вас, друзья! – энергично откатывает дверь Леонид Александрович.

На столике купе пестрая салфетка, на ней – бутерброды, тарелка с помидорами, масленка с маслом и еще что-то.

– Будет чай,– весело сообщает Варя.– Я уже заказала проводнику.

– А спиртного ничего нет,– разводит руками Леонид Александрович.– Уж извините…

– Мы непьющие,– заявляет вдруг Омегин.

– Так я вам и поверил! – смеется профессор.

Омегину очень хочется сесть рядом с Варей, но Алексей опережает его.

– Ну-с, а теперь приступим к скромной трапезе,– с шутливой торжественностью произносит Кречетов.– Прошу!

Но тут раздается довольно бесцеремонный стук в дверь, и почти тотчас же в купе просовывается рыжая голова Фрегатова.

– Ба, да тут и Русин!… Это что же такое – выездной пленум фантастов на брега Черного моря?

– Это ваши друзья, наверное? – кивает Кречетов на Фрегатова и выглядывающего из-за его плеча Семенова.

– Да, это те самые фантасты, о которых я говорил,– подтверждает Омегин.

– И один из них автор «Счастливой планеты»?

– Да, вот тот, что сзади,– уточняет Омегин.– Познакомьтесь с профессором Кречетовым, товарищ Семенов. Он в восторге от вашего романа.

– Заходите, заходите, пожалуйста! – приветливо кивает головой Леонид Александрович.– В тесноте, да не в обиде. А роман ваш я действительно читал.

– И он вам в самом деле понравился?

– Я не берусь судить о нем с литературных позиций, но мне думается…

И тут завязывается такая дискуссия, в пылу которой участники ее забывают не только о завтраке, но и о Варе.

– Я не буду спорить с вами о возможности небелковой основы жизни. Допускаю даже азотную планету…– пытается высказать свою мысль Кречетов.

Но его сразу же перебивает Русин:

– Но тогда моря и океаны заполнятся ведь жидким-аммиаком!

– Ну и что же? – набрасывается на него Семенов.– Это только на Земле господствует кислород, а на всех внешних планетах Солнечной системы – азот. Зато метеорология азотных планет куда благоприятнее нашей кислородной. Их небо должно быть вечно безоблачным, без гроз, дождей и снегопадов.

И снова взволнованный голос Алексея Русина:

– И вы допускаете жизнь на такой планете?

– Он допускает. Об этом свидетельствует его роман,– подтверждает Кречетов.– Но я готов допустить на такой планете только какую-то низшую форму жизни…

– А я нет! – упрямо трясет головой Русин.– Не может быть вообще никакой жизни на такой планете!

– Я не понимаю, почему Русин допускает жизнь только на белковой основе? Вы же не против иных форм жизни, профессор? – спрашивает Фрегатов.

– В принципе не против. Все это, однако, лежит в области смутных догадок.

– То есть в области фантастики! – смеется очень довольный этим заявлением профессора Омегин, убежденный сторонник «смутных догадок».

– Да, в какой-то мере,– соглашается с ним Кречетов.

– Не будем спорить сейчас о степени «смутности» наших догадок в научной фантастике,– предлагает Фрегатов,– но в том, что Семенов допускает возможность жизни на азотной планете, нет ведь ничего антинаучного.

– Ну, а как же могла она там возникнуть? – спрашивает Русин.– Как осуществлялась на ней миграция химических элементов? Если мы исключаем из этого цикла господа бога, смыслящего в химии, то кто помог «встретиться» там химическим элементам, которые образовали затем те вещества, на основе которых…

– Ну, знаешь ли, если еще и в такие детали вдаваться в научной фантастике!…– почти возмущенно восклицает Омегин.

– А может быть, мы все-таки будем завтракать? – робко предлагает Варя, протягивая спорщикам бутерброды.

Чувствуя, что Варе не очень интересен этот спор, Алексей готов прекратить его, хотя он так полон желания доказать свою правоту, что и есть уже не хочет.

– В самом деле, не прекратить ли нам на этом полемику? – неожиданно предлагает Фрегатов.

Никто ему не возражает.

21

В Гагру они прибывают рано утром. У подъезда светлого, типично южного вокзала их уже ждет автобус Литфонда. Минут через пятнадцать он трогается. Несмотря на тряску и шум, сразу же завязывается оживленный разговор. Одни интересуются погодой и температурой моря, другие ценами на фрукты, а какой-то очень смуглый человек явно кавказского типа вдруг заявляет:

– А знаете, дорогие курортники, нас ведь вчера тряхануло.

– То есть как это тряхануло? – недоумевает пожилой писатель, сидящий с ним рядом.

– Что такое землетрясение, знаешь? Вот оно и тряхануло.

– Да быть этого не может! – восклицает писатель.– Ежегодно сюда езжу и не помню, чтобы хоть раз было такое.

– Сами удивляемся,– пожимает плечами кавказец.– Но это факт.

– В самом деле, очень странно,– замечает и Семенов.– Район тут не такой уж сейсмический…

– А что тут удивительного? – оборачивается к нему Фрегатов.– В каком-то справочнике я прочел, что «геологическая молодость горнообразовательных процессов, создавших современный рельеф Кавказа, проявляется в ярко выраженной сейсмичности и в настоящее время».

– Спасибо за цитатку,– усмехается Омегин.– Утешил называется!…

– Справка, между прочим, достоверная,– подтверждает сидящий рядом с Омегиным пожилой литератор из Еревана.-^ Кавказские горы действительно очень молодые и не очень спокойные.

А Алексей все посматривает на Кречетова, который не произнес пока ни слова, но по всему чувствуется, что он внимательно прислушивается к разговору. Русину кажется даже, что он встревожен чем-то.

«С чего бы это?…– недоумевает Алексей.– Не испугался же он…»

– Простите, пожалуйста, товарищ,– обращается вдруг Кречетов к кавказцу, сообщившему о землетрясении.– Вы не помните, когда это было? В какое время?

– Как не помнить – хорошо помню. Около двух часов это было. Как раз перед обедом.

Кречетов достает записную книжку и торопливо листает ее. Это не ускользает от внимания Русина. Связь между сообщением о землетрясении в Гагре и беспокойством профессора Кречетова теперь кажется ему несомненной.

В вестибюле центрального корпуса Дома творчества прибывших встречает сестра-хозяйка и приглашает в кабинет директора. Директор очень вежлив, приветлив, но сдержан. Он знает, что сейчас предстоит самый драматический момент – распределение комнат.

Русину везет – его помещают в приморском корпусе, да еще рядом с Кречетовым.

Профессор тоже очень доволен своей комнатой, а Варя просто в восторге – она ни разу еще не бывала в таких домах с отдельными комнатами и лоджиями, выходящими на море.

– Нравится тебе? – спрашивает ее Леонид Александрович.

– О, тут прекрасно!

– Вот и будешь находиться у меня сколько захочешь.

– Я бы и ночевала тут, в лоджии…

– Нет, ночевать ты будешь на той квартире, которую порекомендовал мне директор. А бояться тебе там нечего. Да и я за тебя вполне спокоен, пока в Гагре нет твоего неандертальца.

– Неандертальца? – удивляется Варя, но, вспомнив, что дядя называет так Вадима, густо краснеет.– Ну почему вы так о нем?

– Сам не знаю,– смеется Леонид Александрович.– Такое впечатление он на меня производит. А какого ты мнения об Алексее Русине?

– Не знаю даже… Очень уж серьезный какой-то…

– А тебе несерьезные больше нравятся?

– Ну почему вы это решили?

– По этому неандертальцу твоему… Ну ладно, ладно!– смеется Леонид Александрович.– Пошли на пляж! Смотри-ка, там уже почти все фантасты.

Но тут раздается деликатный стук в дверь.

– Войдите! – кричит Леонид Александрович, почти не сомневаясь, что это Русин.

Но в дверях показывается широкоплечий молодой человек в морском кителе.

– А, Виктор Тимофеевич! – оживленно восклицает Кречетов.– Уже разыскали, значит? Ну и оперативность! Даже дорожную пыль не даете смыть…

– Да что вы, профессор…

– Ладно, ладно, шучу! С пылью еще успеется. А ты, Варя, не жди меня, иди сама. Прежде познакомься, однако, с этим вот молодым человеком. Это Виктор Тимофеевич Пронин.

– Ну, как у вас тут? – спрашивает он Пронина, как только Варя уходит.– Экспериментировали вчера?

– Да! Как это вы догадались?

– А ко мне вы прямо со своего «Наутилуса»? – не отвечая, снова спрашивает профессор.

– Да, с батискафа.

– Прямо к берегу на нем причалили?

– Да нет, он в открытом море, а сюда я на моторке. Дмитрий Сергеевич послал узнать, когда бы вы смогли…

– Хоть сейчас. Вот только ключ передам Варе.

– Но ведь вы же не отдохнули с дороги…

– Ничего, у меня почти месяц впереди.