Текст книги "Воскрешение из мертвых (Повести)"

Автор книги: Николай Томан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 31 страниц)

28

Насте Боярской весь этот вечер было не по себе. Она рассеянно посматривала на маленькую эстраду «Нашего кафе» и почти не слышала разговоров за своим и соседними столиками.

«Где же все-таки Анатолий с Андреем? – тревожно думала она. – Спросить, может быть, Вадима? Но они с Варей так увлечены происходящим в кафе, что неловко их тревожить…»

– Слушайте, Вадим, – решается она все же побеспокоить Маврина, – не предупредили вас разве Анатолий с Олегом, что опоздают? Да и Десницына тоже почему-то нет…

– Придут попозже, – шепчет ей Вадим. – Наверное, Татьяна Петровна их задержала.

– И Андрея?

– Могла и его тоже. Анатолий с Андреем очень ей теперь нужны…

– Может быть, Олег с Анатолием, а не Андрей?

– Нет, именно Андрей и Анатолий. Вы только не беспокойтесь, пожалуйста, ничего особенно серьезного, просто они помогают ей в одном деле…

– В каком деле?

– Этого я вам не могу… да и не знаю толком.

– Что вы тут шепчетесь? – оборачивается к ним Варя.

– Да вот за Андрея с Анатолием беспокоится Анастасия Ивановна.

– В самом деле, Вадим, почему их все еще нет? Не случилось ли чего?

– Ну что ты, Варя? – незаметно подмигивает ей Маврин. – Что с ними может случиться?

Но Варя не замечает или не понимает смысла подмигивания Вадима и продолжает:

– Они разве не помогают Татьяне Петровне взять этого бандита Туза?…

– Какого Туза? – поспешно перебивает ее Маврин. – Ну что ты сочиняешь, Варюша! Зачем пугать Анастасию Ивановну? Видишь, как она побледнела…

– Анастасия Ивановна не чужой нам и особенно Андрею человек, и она должна знать…

– Да что знать-то? Я и сам ничего толком не знаю. К тому же не имею права ничего рассказывать и очень сожалею, что тебе случайно проговорился.

– Варюша, милая, – обняла Маврину Боярская, – умоляю вас, расскажите мне все, что вам известно. Давайте выйдем на улицу, чтобы никому тут не мешать.

Из того, что сбивчиво рассказала Боярской Варя, трудно было понять, о каком бандите идет речь и какое отношение к нему имеют Андрей, Анатолий и Олег. Ясно было лишь одно – бандит очень опасный, готовый на все, если только кто-нибудь осмелится стать ему поперек дороги, а Андрей с Анатолием, наверное, собираются это сделать…

И вот Настя мчится теперь на такси через всю Москву на Низовую, где живет Десницын. Никогда еще не был так дорог ей этот человек, как сейчас. Где он, жив ли? Чем она сможет помочь Андрею, об этом Настя не задумывается. Она лишь просит шофера поторопиться, но он и так гонит машину на пределе дозволенной скорости.

Вот и дом, в котором живет Андрей у своей тетушки.

Расплатившись с таксистом, Настя торопливо взбегает на второй этаж и нажимает кнопку звонка. Дверь почти тотчас же приоткрывается на ширину предохранительной цепочки.

– Здравствуйте, Анфиса Феоктистовна! – кивает старушке Настя. – Андрей дома?

– Нет, голубушка, нету его! Ушел в кафе какое-то. И давно уже. Должно быть, скоро вернется, он непьющий, долго там не засидится. Зашла бы да подождала.

– Зайду, пожалуй, – соглашается Настя. Ехать ведь некуда больше. Надо бы к Олегу или Анатолию, но она не знает их адресов, да и едва ли они дома. Наверное, все вместе где-то…

У Насти такое ощущение, будто она проделала очень долгий путь и устала, как никогда.

Она садится на диван Андрея, не решаясь лечь. А надо бы полежать, расслабить мышцы, успокоились бы, наверное, и нервы. Рассеянным, ничего не видящим взглядом смотрит она на книжный шкаф и вдруг замечает свою фотографию за его стеклом. В прошлый раз ее, кажется, не было там…

Преодолевая слабость, Настя встает с дивана и склоняется над своим снимком.

О, какая она тут молоденькая! Совсем еще девчонка. Наверное, когда еще училась в десятом классе или на первом курсе института. Но как попало это фото к Андрею? Где он его раздобыл? Неужели сама подарила ему и забыла? Может быть, открыть дверцу шкафа и посмотреть – нет ли надписи на обратной стороне снимка? Нет, не стоит, пожалуй. Главное – ее изображение здесь, у Андрея, среди его любимых книг.

Не так уж много времени прошло с тех пор, а кажется, что прожита целая жизнь и не очень складно, совсем не так, как хотелось бы… Кто же был дорог ей в эти годы? Пожалуй, Леонид Александрович Кречетов, но разве это была любовь? Глупое девчоночье увлечение любимым учителем. Он-то об этом, наверное, и не догадывался даже. Ну, а потом?

Потом Владимир Елагин, красивый, самоуверенный, надменный. Его она, кажется, любила, но не была счастлива с ним ни одного дня. Хорошо хоть, что быстро опомнилась и ушла от него сама, безо всяких упреков и объяснений. Наверное, не очень все-таки любила.

Нет, не было, не было еще у нее настоящей любви! А годы летят и летят, даже в зеркало стало боязно смотреть на себя. Уже морщинки, крохотные, но настоящие и, наверное, необратимые, а замазывать, шпаклевать их кремом ужасно противно…

Так что же, выходит, на старости лет ты решила прийти к человеку, который любит тебя почти всю свою жизнь и, ослепнув от любви, никаких морщинок твоих не замечает и не заметит, наверное, никогда?

Нет, это тоже ужасно! Она, конечно, не старуха, ей всего лишь тридцать пять, а о морщинах знает пока лишь она сама, и к Андрею она не потому, что некуда больше. Просто поумнела, научилась разбираться в людях, а это ведь не сразу, этому не научишься по книгам, этому учит только жизнь, и плата за эту учебу – лучшие твои годы.

Но разве можно встать сейчас с дивана и уйти, не узнав, что с ним? Как может прийти в голову такая дурацкая мысль? Ведь его, может быть, уже нет…

Надо бы к Татьяне Петровне, она, наверное, знает…

И вдруг звонок!

Настя вздрагивает и бежит к двери. Распахивает ее и вся в слезах бросается на шею Андрею, покрывая лицо его торопливыми поцелуями…

Спустя несколько дней Варя Маврина говорит Вадиму:

– Поверь моему слову, Вадим, будут скоро в «Нашем кафе» две свадьбы.

– Анатолия и Марины?

– И Андрей с Настей.

– А вот как сложится все у Олега с Татьяной Петровной? – вздыхает Вадим.

– Я не сомневаюсь, что и у них…

– Не надо торопиться, Варюша. Поживем – увидим, как говорится.

– Да тут и видеть нечего! Что она, слепая, что ли? Где еще найдет такого парня, как Олег?

– Существует ведь еще и кандидат наук…

– Однако не всякий кандидат выходит в доктора, а Олег в своем деле давно уже доктор. Да этого и не нужно, когда есть настоящая любовь. Для нее не существует ни титулов, ни званий. Ты сам-то помнишь, кем был, когда я тебя полюбила?

– Подонком я был, вот кем…

– Неважнецким был парнем, что и говорить, а сумел же стать человеком. Олегу, правда, этого и не нужно, он и без того настоящий человек. Все мы многим ему обязаны, особенно Анатолий, да и ты с Андреем.

– Это верно. Я ведь знаю, как он переживал, что с Тузом придется схватиться не ему, а Ямщикову.

– Ну, а ты-то, если б оказался на его месте?

– Я бы тоже исполнил свой долг, даже если бы пришлось при этом погибнуть.

Москва, Переделкино. 1971 – 1972 гг.

ВОСКРЕШЕНИЕ ИЗ МЕРТВЫХ
1

Страшная весть о гибели Вари, наверное, не потрясла бы так профессора Кречетова, если бы он не проболел всю минувшую зиму. Началось все с воспаления легких, протекавшего в легкой форме, при незначительной температуре. Досаждали лишь приступы кашля и чрезмерная потливость. Днем он мог ходить по своему кабинету, читать и даже работать над своей книгой о закономерностях микромира, а ночью лежал мокрым в постели, кашлял и «выплевывал из себя самого себя», как сказал он в шутку пришедшим навестить его Варе и Вадиму.

Потом ему становилось легче, кашель прекращался, приходила в норму температура, и он, несмотря на запрещение врача, уезжал на заседание ученого совета, вступал там в спор, горячился, нервничал, покрывался испариной. Долго не мог успокоиться и после заседания. Продолжал спорить с кем-нибудь из своих коллег, живущих с ним по соседству и возвращавшихся домой в его машине. В результате – снова хриплый кашель, температура, опротивевшие таблетки и постельный режим.

В постели Леонид Александрович много читал. Теперь, правда, он не мог серьезно работать над своей темой и читал главным образом научно-популярные произведения Айзека Азимова, дивясь диапазону его интересов и порицая за всеядность. Его «Нейтрино-призрачная частица атома» Кречетову вообще не понравилась. В ней не только отсутствовала необходимая даже для популярного произведения научная строгость – допускались грубые ошибки. Гораздо интереснее показалась ему «Вселенная». Потому, может быть, что физик-теоретик Кречетов, как и биохимик Азимов, знали астрономию лишь по чужим трудам. Азимов, кстати, и не претендовал ни на какие открытия. В какой-то из своих книг он иронически заметил:

«Сердце подсказало мне, что никогда «закон Азимова» не попадет на страницы учебников физики, никогда «реакция Азимова» не будет запечатлена в учебниках химии».

И все-таки читать научно-популярные книги Азимова Кречетову было не менее интересно, чем его прославленную научную фантастику. Да он и в своих научно-фантастических произведениях по стилю мышления больше ученый, чем писатель-беллетрист.

Болезнь Леонида Александровича длилась всю зиму, обостряясь почти после каждого его выхода на улицу. Лишь в апреле стал он чувствовать себя лучше, начав принимать прополис – пчелиный клей, растворенный в спирте, хотя сначала не очень верил его «чудодействию». Уважая народную медицину в принципе, Леонид Александрович с опаской, однако, относился к ее средствам. Потому, может быть, что рекомендовали их ему люди, всю жизнь страдавшие от той самой болезни, незаменимое лекарство от которой было будто бы им известно. Это напоминало ему знакомого парикмахера, предлагавшего своим клиентам лично им составленную мазь от облысения. Глядя на его абсолютно голый череп, Леонид Александрович невольно думал: «Не от этой ли мази потерял ты сам свои кудри?»

Прополис, однако, ему явно помог. Это он почувствовал спустя примерно полмесяца после того, как начал его принимать. Помогла, наверное, и весна, хотя на легочников, как он знал, не всегда она действовала благотворно. На Леониде Александровиче сказались, наверное, не столько ее солнечные дни и хмельной воздух, сколько само ежегодное чудо пробуждения живой природы. Вершилось это чудо даже в пределах его квартиры, на ее окнах, в глиняных горшочках с несколькими горстями земли. Любимые его цветы с острыми, как у акации, шипами на глазах покрывались все новыми листочками и стояли в буйной листве, спрятав в нее свои колючки.

Их принесла и заставила ими все подоконники Варя. Она же завела в его доме аквариум-ширму с неприхотливыми рыбками гуппи и меченосцами. Потом уж он сам подкупил молинезий и барбусов. Барбусы были капризны и долго не приживались. Но Леонид Александрович упорно покупал все новых веселых полосатых рыбок. Они напоминали ему морячков в тельняшках, воскрешали в памяти моря, особенно Азовское, на берегу которого прошло его детство.

В июне Леонид Александрович почувствовал себя совсем хорошо. Помог Варе и Вадиму достать путевку в Гагру, куда и сам собирался в конце лета, хотя надо было бы в Крым, как советуют врачи.

И вдруг это страшное известие!…

Леонид Александрович теперь снова лежит в постели. На этот раз его уложило сердце. Никогда прежде не только не жаловался на свое сердце, но и вообще не чувствовал его.

Как же, однако, стряслось все это? Кажется, недели две назад пришел к нему Вадим. Он никогда еще не приходил без Вари, и это насторожило Леонида Александровича. А когда он посмотрел в глаза Вадиму, сразу понял – случилось что-то с Варей!

А Вадим будто онемел.

– Что с нею, Вадим? – почти выкрикнул Кречетов.

Спросил с надеждой, что, может быть, Варя только заболела, но и без ответа догадывался, что случилось что-то пострашнее. Вадим был не только потрясен какой-то ужасной бедой, он был буквально сломлен…

Леонид Александрович усадил его в кресло, налил ему воды из графина, но он не стал пить. И тут только до сознания Кречетова дошло, что Вадим с Варей должны были еще находиться в Гагре. Минуло ведь всего две недели, а у них месячные путевки.

Конечно, с ней стряслось что-то именно там. Она хорошо плавала и любила далеко заплывать. Иногда даже за ограничительные буйки. Сколько раз ругал он ее за это, но она только посмеивалась.

Кречетов схватил Вадима за плечи и начал трясти…

И все-таки страшное слово «утонула» первому пришлось произнести Леониду Александровичу, а Вадим лишь слегка кивнул головой.

Немалых усилий стоило Кречетову добиться от него подробностей. Пришлось достать бутылку коньяку и буквально силком влить в рот Вадиму целую рюмку. Лишь после этого он заговорил:

– Вы знаете, она любит плавать…

– Но она хорошо плавала.

– Да, хорошо. Но в тот день никто не купался, море было неспокойно, и только она…

– А вы… Где же были вы?

– Не было меня поблизости. Она послала меня на рынок за фруктами.

– Одного?

– К ней пришла ее приятельница, и они направились на пляж, а меня послали за фруктами. У меня и в мыслях не было, чтобы она решилась купаться в такую погоду…

Спазм снова сжал Вадиму горло. Он умолк, а Леонид Александрович испугался вдруг услышать подробности гибели Вари и не стал его больше расспрашивать. Но Вадим, выпив еще рюмку, стал разговорчивее и рассказал, как весь день безуспешно искали тело Вари в бурном море и нашли только на следующее утро выброшенным волнами на берег далеко за городом. От отчаяния Вадим хотел и сам броситься в воду, но за ним буквально по пятам ходила подруга Вари, с которой они вместе приехали в Гагру.

– И не удержала бы она меня, – признался Вадим, – если бы не пристыдила: «Как же ты смеешь лишать себя жизни, даже если у тебя такое страшное горе, – сказала она. – Забыл разве, что Варя для тебя сделала? Затем разве положила она столько сил на тебя, чтобы ты теперь так отплатил ей за это?»

– А подруга Вари не Валентина Куницына? – спросил Леонид Александрович.

– Да, Куницына, – кивнул Вадим. – Вы, значит, знаете ее?

– Варя приходила ко мне с нею. Очень решительная девушка. И, в общем, правильно вас отчитала.

– Сказала даже, что это хуже предательства.

– Пожалуй, – согласился профессор. – А почему вы ко мне не сразу?

– Боялся к вам с такой вестью… Просил Куницыну, чтобы она… Но вы же знаете, какой у нее характер. Трусом назвала и потребовала, чтобы обязательно сам. Приехал я вчера, но сразу не смог. Да и сегодня очень бестолково… Извините меня, пожалуйста. Теперь престо не знаю, что делать, как дальше жить…

Полагалось, должно быть, сказать что-то Вадиму, утешить, ободрить, но Леонид Александрович не нашел нужных слов. Молча протянул ему руку, крепко сжал влажную его ладонь и проводил до самых дверей.

Кречетову показалось, что Вадим оценил это крепкое, мужское рукопожатие, заметно преобразился, взял себя в руки и ушел спокойнее, чем пришел. А сам Леонид Александрович, оставшись со своим горем наедине, ощутил вдруг такую томящую тоску, что просто места не мог найти.

Он любил Варю всегда и, хотя осуждал за многое, понимал, как ей было нелегко. Она рано потеряла мать, отец беспробудно пил, призналась даже как-то: «Опостылило мне все…»

И тут появился вдруг уличный босяк, забулдыга и чуть ли не уголовник Вадим Маврин. Она, правда, не знала тогда о нем всего, считала просто «заблудшим» и вбила себе в голову идею «перевоспитать» его. Наверное, в ту пору не было еще никакой любви. Не способен был тогда любить ее и Вадим. Настоящая любовь пришла к ним позже, уже когда Варя преобразила его.

Каких трудов ей это стоило! Личным примером тянула она его за собой. Кончила техникум, поступила в институт, а ведь у нее были совсем не блестящие способности. Да и желания особенного не было ни техником стать, ни инженером – все из-за него, вернее, все для него.

И вот теперь ее нет… Нет дочери той женщины, которую Леонид Александрович очень любил. Нет его единственной племянницы, которую он после смерти брата считал своею дочерью. Нет больше вообще ни одного родного существа, все ушли в вечность…

Раньше он как-то не задумывался над этим. У него были любимые ученики, друзья, талантливые коллеги. Были книги. Стены его двухкомнатной квартиры сплошь в книгах. А теперь все это потеряло для него смысл. Он лежал на диване с больным сердцем и пустой душой, равнодушный ко всему.

Философские проблемы пространства и времени, неожиданно увлекся которыми недавно, уже не волновали его больше. А ведь всего месяц назад, забросив все дела, стал чуть ли не запоем читать Адольфа Грюнбаума, американского профессора философии, известного специалиста по проблемам пространства и времени. Потом перечитал небольшую книгу Александра Фридмана «Мир как пространство и время», написанную еще в тысяча девятьсот двадцать третьем году. Хотя это было первым на русском языке популярным изложением теории относительности, Леонид Александрович обнаружил в ней много интересного и поучительного для себя. Запомнилось замечание Фридмана о мудрецах, пытающихся «на основании постоянно ничтожных научных данных воссоздать картину мира».

– Как это верно! – воскликнул тогда профессор Кречетов. – Именно «постоянно ничтожных», ибо, как бы много ни знали мы о природе и ее законах, знаний этих всегда недостаточно. И все-таки мудрецы дерзали воссоздавать на их основании картину мира, бесконечно дорисовывая и уточняя ее с каждым новым поколением.

А сейчас Леонид Александрович равнодушен ко всему. Даже присланные ему материалы только что закончившегося симпозиума по нейтрино не заинтересовали его. А ведь в этом симпозиуме принимали участие такие крупные ученые, как Нови из Чикагского университета, Рейне из Калифорнийского, Наранан и Нарасимхан из Индии, Хинотани и Мияке из Японии, Осборн и Вольфендейл из Англии.

Профессор Кречетов весь день сегодня неподвижно лежит на диване и бессмысленно смотрит в потолок. На первый негромкий дверной звонок он не обращает никакого внимания. Лишь когда раздается второй, более громкий, медленно спускает ноги на пол и нащупывает домашние туфли. Слегка пошатываясь, идет к двери. Не спросив, кто звонит, хотя это однажды чуть не стоило ему жизни, Леонид Александрович поворачивает ключ врезного замка и открывает дверь.

Он не сразу узнает молодую женщину и высокого широкоплечего мужчину, стоящих у входа в его квартиру.

– Простите, что мы к вам без телефонного звонка, – виновато произносит женщина.

– Это вы, Анастасия Ивановна? – близоруко щурится Кречетов.

– Я, я, Леонид Александрович! Настя Боярская – ваша бездарная ученица. И мой супруг – бывший богослов Андрей Десницын, помните, я вам о нем?…

– Да, да, помню, помню, – кивает головой профессор. – Заходите, пожалуйста.

– Но как же вы в таком состоянии и один? – огорчается Настя.

– Меня навещают. Приходит врач из нашей поликлиники, несколько дней дежурили сестры. Не забывают ученики и коллеги…

– Вы, пожалуйста, ложитесь, Леонид Александрович. – Настя берет Кречетова под руку и ведет его к дивану. – А за то, что пришли только сегодня, извините. Гостили в Благове. Там у меня родители, а у Андрея дед…

– Знаменитый богослов-марксист, – вяло улыбается профессор, ложась на диван.

– Ну, какой он марксист, – смущенно улыбается Андрей. – Но материалист совершенно законченный. И с такими познаниями в области естественных наук, что мне до него очень далеко, хотя я теперь аспирант Московского государственного университета.

– Специализируетесь, наверное, по научному атеизму?

– Да, угадали…

– Если бы мы о Варе раньше узнали, – перебивает Андрея Настя, – мы бы немедленно, прямо из Благова… Я ведь знаю, как она вам дорога…

– Ничего, Настенька, теперь я, пожалуй, выстою. Это меня первый удар так подкосил. Уж очень неожиданно свалилась беда. А сами-то вы как? Что нового у вас? Видели ли Вадима? Болит у меня за него душа…

– Он был у вас?…

– Был один раз. Ужасную весть эту принес…

– Когда это было?

– Неделю назад.

– А больше не навещал?

– Больше не был. Звонил, может быть, но мне не разрешали брать трубку. Как он теперь? Я очень боюсь за него… Что же вы молчите, Настя?

– Успокойтесь, пожалуйста, Леонид Александрович, – снова укладывает Настя пытающегося подняться Кречетова.

– Не мог он с собой что-нибудь?… Признался ведь мне, что с жизнью хотел покончить…

– Ну, это в самую тяжкую для него пору. Валя Куницына убеждена, что теперь это исключено.

– Однако что-то с ним случилось все-таки?

– Исчез он, Леонид Александрович…

– Как – исчез?

– Валя Куницына считает, что уехал куда-то.

– А милиции это известно? Заявили вы в милицию о его исчезновении?

– Валя заявила. Милиция тоже считает, что он уехал, потому что забрал с собой кое-какие вещи и все фотографии Вари из их альбома.

– Да, похоже, что действительно уехал, – вздыхает Кречетов. – Но куда?

– А он с вами на эту тему…

– Нет, никакими своими планами он со мной не делился. Сам я тоже ни о чем его не расспрашивал – чувствовал себя не лучше, чем Вадим… Но куда же все-таки мог он уехать, не сообщив никому?

– Да, все это очень странно, – соглашается Боярская. – Мы опросили всех его друзей. И никто ничего… Как в воду канул.

– А не могли бы ваши детективы – Ямщиков и Рудаков…

– Какие они детективы, Леонид Александрович! – машет рукой Настя. – Мой Андрей таким же детективом был когда-то. Обыкновенные дружинники, а тут нужен действительно детектив, потому что Вадим не просто ушел, а вроде сбежал…

– Но зачем? Глупо ведь! – восклицает Андрей Десницын.

– Это нам с тобой кажется глупым, а у него, наверное, свои соображения.

– Какие же все-таки? – недоумевает Кречетов. – Я, признаться, тоже не очень понимаю…

– Наверное, мы все время будем ему Варю напоминать. Ту хорошую, счастливую жизнь, какой для него уже не будет…

– Да, может быть… – задумчиво кивает головой Леонид Александрович. – Могли, конечно, возникнуть такие мысли…

– Могли, – соглашается и Андрей. – Но одумается же он в конце концов…

– А когда? – прерывает его Настя. – Не сегодня и не завтра, надо полагать. И не через неделю. За это время мало ли к каким людям может он попасть…

– Но послушайте, – снова приподнимается с дивана профессор. – У вас же есть еще и настоящий детектив, профессиональный. Эта, как ее, Татьяна…

– Татьяна Петровна Грунина, – подсказывает Настя. – Но она тоже, в общем-то, не такой уж детектив. Просто очень добросовестный, хорошо знающий свое дело старший инспектор милиции…

– Ты к ней несправедлива, Настя, – укоризненно качает головой Андрей. – Она действительно талантливая, а главное – очень деятельная…

– Очень деятельная! – фыркает Настя. – Только судьбу свою никак не может решить.

– Это совсем другое. Ты же знаешь, как у них с Олегом все непросто…

– А у нас с тобой все было очень просто?

– Ну, видишь ли…

– Я догадываюсь, конечно, о чем вы, – говорит профессор Кречетов. – Вадим с Варей тоже об этом часто говорили. Но, независимо от этой сложной проблемы, нельзя разве обратиться к старшему инспектору?…

– Нельзя, Леонид Александрович! Татьяна Петровна уже не старший инспектор, а аспирант юридического института.

– А больше не к кому?

– Вместо нее теперь капитан Крамов.

– Вот с ним и посоветуйтесь.

– Он все уже знает.

– Чего же тогда тревожиться раньше времени? Найдет этот капитан Вадима.

– Э, никого он не найдет! – безнадежно машет рукой Настя. – Это вам не Татьяна Петровна…

– Вот она, женская непоследовательность! – смеется Андрей.

– Не смейся, пожалуйста, Андрей, – хмурится Настя. – Тут не криминалист нужен, а психолог. Боюсь, что этими способностями капитан Крамов не обладает. Без нашей помощи ему не обойтись.

– Значит, надо собраться всем друзьям Вадима и посоветоваться, что делать, – говорит Андрей.