Текст книги "Воскрешение из мертвых (Повести)"

Автор книги: Николай Томан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)

7

На следующий день после встречи с Рудаковым, как только Татьяна Грунина приходит в свой отдел, начальник ее Евгений Николаевич Лазарев протягивает ей две странички школьной тетради в клеточку, вырванные в месте их скрепления так, что они представляют собой как бы один большой лист. На нем аккуратно наклеены вырезанные из газеты буквы:

«Дорогие товарищи!

Сообщите, пожалуйста, в Москву, что Глафиру Бурляеву избил до полусмерти не муж ее, Степан Бурляев, который за это отбывает наказание, а двоюродный брат Глафиры, уголовник, по кличке «Туз», бежавший из заключения.

Красный следопыт».

– Прислали это в областное Управление внутренних дел из Корягинского районного отделения милиции Московской области, – обстоятельно поясняет подполковник Лазарев.

– Розыгрыш тут, видимо, исключается, – задумчиво произносит Грунина, возвращая письмо. – Похоже, что «Красному следопыту» известен подлинный виновник избиения Бурляевой.

– Работники корягинской милиции не без основания полагают, что сочинить это мог кто-нибудь из членов семьи Кадушкиных, к которым Глафира приезжала недавно в гости.

– А они никого из Кадушкиных не допрашивали пока? – тревожится Грунина.

– Решили прежде получить указания от областного Управления внутренних дел.

– Будем считать, что это не из-за перестраховки. Понимают, наверное, что неосторожным вмешательством могут все дело испортить, – заключает Грунина.

– В областном управлении тоже так рассудили. И так как им известна ваша, Татьяна Петровна, точка зрения, что изувечил Бурляеву не ее муж, принято решение послать в Корягино вас.

– Но ведь на мне дело Тимохина…

– Передайте его Гущину. И хорошо бы выехать в Корягино сегодня же.

– Я готова, товарищ подполковник.

– Да, и вот еще что имейте в виду: фамилия рецидивиста, носящего кличку «Туз», – Каюров. А Бурляева – родная сестра проживающей в Корягино Марфы Елизаровны Кадушкиной.

Начальник Корягинского отделения милиции, капитан Нилов, еще очень молод. На вид ему не более двадцати пяти. Красивый, интеллигентный, с ромбиком юридического института на кителе.

«Только бы ухаживать не начал…» – почему-то подумала Татьяна, увидев его в первый раз.

Но капитан сдержан, корректен, строго официален.

– У нас, к сожалению, нет пока гостиницы, Татьяна Петровна, и вас устроят в отдельной комнате Дома колхозника. Там чисто и хорошая столовая. Вы, наверное, отдохнете с дороги?…

– Я не устала, товарищ капитан. И если у вас есть свободное время…

– Я к вашим услугам, – встает и слегка наклоняет голову Нилов.

Татьяна невольно улыбается – очень уж у него театрально это получилось. Капитан тоже немного смущен.

– Расскажите мне поподробнее о семье Кадушкиных, товарищ капитан, – просит Татьяна.

– Пока вот лишь что удалось узнать: глава семьи – Марфа Елизаровна Кадушкина – вдова. Муж ее умер три года назад. Работал на железной дороге. Сама Кадушкина заведует хозяйством местной средней школы. Живет с матерью, получающей пенсию за мужа, погибшего на фронте. Дети Кадушкиной учатся в той же, школе, где она завхозом. Старший сын, Вася, – в десятом классе, средний, Петя, – в восьмом, дочь Оля – в шестом. Предполагаем, что письмо мог написать старший сын, Василий. Он комсомолец, отличник учебы.

– А как учатся остальные?

– С переменным успехом, как говорится. Оля вообще «твердая троечница» по местной школьной терминологии. Сведения эти мы, конечно, не у них получили…

– Ну это само собой, – улыбается Грунина. – С чего же мы начнем?

– Вся надежда на ваш опыт, Татьяна Петровна, – уклончиво отвечает Нилов.

– Позвольте мне дать вам совет, товарищ старший инспектор, – неожиданно обращается к Груниной старшина Пивнев, присутствующий при ее разговоре с Ниловым, – он выполняет какое-то задание капитана в противоположном конце его кабинета за столом, заваленным папками.

– Пожалуйста, товарищ старшина.

– И вы, товарищ старший инспектор, и товарищ капитан – люди молодые, своих ребят школьного возраста у вас еще, конечно, нет. А у меня их четверо, так что есть и родительский и кое-какой педагогический опыт. Вы понаблюдайте, во что ребята на улице играют, и вам сразу станет ясно, что недавно шло в кино…

– Но ведь Василий Кадушкин в десятом классе и давно уже в такие игры не играет, – усмехается Нилов.

– А я это лишь для примера ребячьей впечатлительности. В данном же случае могло быть влияние какого-нибудь детектива. Прочли в книжке, что письма можно писать с помощью букв, вырезанных из газеты, вот и воспользовались подобным методом.

– Что вы думаете, вполне возможно, – соглашается Татьяна.

– Способ этот и без детектива давно всем известен, – снова усмехается капитан Нилов, с трудом сдерживая желание добавить: «Тоже мне Шерлок Холмс!…»

– Это точно, – соглашается с ним старшина. – Такой способ известен, может быть, и всем, но не школьникам. Шестикласснице Оле, например, едва ли было это известно. Во всяком случае, хорошо бы узнать, не появилось ли в последнее время какой-нибудь детективной повести с описанием такого способа переписки… Я попробую ребят своих расспросить, хотя они у меня больше научной фантастикой увлекаются.

Не очень надеясь, что разговор старшины с его детьми позволит напасть на след «Красного следопыта», Грунина решает сама зайти в районную библиотеку и побеседовать с ее работниками.

Заведующая, узнав, что Грунину интересует детский читальный зал, вызывает молоденькую, со вздернутым носом библиотекаршу и представляет ее Татьяне Петровне:

– Это Зоя Петушкова. Она вам расскажет не только о том, что в ее зале читают ребята, но и как читают. С нею даже самые неразговорчивые и застенчивые находят, как у нас, взрослых, говорится, общий язык. Я убеждена, что у нее своего рода талант…

– Скажете тоже – талант! – смеется Петушкова. – Да таким талантом каждый добросовестный библиотекарь обладает. Кто на таком деле, как наше, не случайно, конечно, а по призванию. Вы допускаете, что и в нашем деле может быть призвание или…

– Допускаю, допускаю, Зоечка! – спешит успокоить ее Татьяна. – Мало того – считаю, что призвание в такой профессии, как ваша, просто необходимо.

– Вот именно! А то ведь наши читатели одни только детективы станут читать.

– Вы, значит, против детективов?

– Зачем же против? Я и сама их с удовольствием читаю. Но ведь детектив детективу рознь. А ребята, если им не объяснить их достоинства и недостатки, готовы все подряд…

– Есть у вас такие, которые «все подряд», даже если им и объяснить?

– А как же! Вот Оля Кадушкина, например. Ведь она троечница, и ей надо совсем другие книги читать. Но я ее держу на строгом пайке и вообще бы ни одного детектива не дала, если бы не успехи ее по русскому языку и литературе. По этим предметам у нее не только четверки, но и пятерки бывают

Поинтересовавшись, что же именно читает «закоренелая троечница», Грунина прощается с Зоей Петушковой и заведующей районной библиотекой.

8

Очень не хотелось Анатолию Ямщикову идти на день рождения своего отца, но мать чуть ли не со слезами на глазах просила обязательно прийти. Будет, конечно, как всегда, «избранное общество» – сослуживцы отца по научно-исследовательскому институту: инженеры-физики и несколько кандидатов наук. Докторов отец пока не решается приглашать. Он и с кандидатами-то ведет себя подобострастно, противно даже смотреть.

И откуда это у него? Сын потомственного рабочего (дед тоже ведь слесарничал когда-то), кончил институт, стал инженером. Все вполне естественно, откуда же теперь это пренебрежение к рабочей специальности? Почему и сына своего Анатолия решил «ориентировать» только на институт?

Под его давлением Анатолий подал заявление на физико-технический факультет Московского университета, но там был большой конкурс, а он готовился к экзаменам без особого усердия. В общем, не набрал нужного количества баллов.

Подумаешь – трагедия! А родители почти в трауре. Мать даже рыдала, отец же настаивал, чтобы Анатолий попытал счастья еще в одном институте, уже не в техническом, а в медицинском, потому что там среди экзаменаторов был знакомый доцент. Это окончательно вывело Анатолия из терпения.

– Всё! – решительно заявил он родителям. – Поступаю в профтехническое училище, чтобы продолжить династию потомственных слесарей, начатую прадедом.

– Фамилия-то наша извозчичья, – зло пошутил тогда отец, – и тебе бы лучше уж в шоферы-таксисты.

– Эх, Толя, Толя!… – причитала мать. – У тебя же такие блестящие способности к точным наукам!…

– С блестящими способностями не проваливаются на экзаменах. А что касается точных наук, то я пойду в слесари-лекальщики, эта специальность требует микронной точности.

Но ушел из дому Анатолий только после того, как они устроили скандал сестре его Генриетте за то, что она хотела выйти замуж за простого рабочего, хотя у этого рабочего шестой разряд. Это был культурный, развитой парень, знавший и умевший больше, чем Анатолий.

Когда рыдающая мама сказала своей любимой дочери: «Как ты не можешь понять, детка, что он тебе не пара», Анатолий решительно заявил:

– Ну вот что, дорогие родители! Завтра я от вас съезжаю, чтобы не компрометировать вас своей плебейской профессией.

С матерью после этого было нечто вроде обморока, отец тоже, конечно, расстроился, но Анатолий выдержал характер и на следующее утро переехал к деду, пенсионеру, живущему в отдельной квартире в другом конце города.

…А сегодня все-таки нужно идти на день рождения отца, тем более что это его пятидесятилетие. Но что подарить? Может быть, часы? Нет, лучше магнитофон, тем более что он заграничный, а папа к таким вещам неравнодушен.

Хотелось прийти пораньше, чтобы поздравить до прихода гостей, но пришлось задержаться в своем конструкторском бюро. Комсорг цеха, узнав, что инструментальщики (их общественное конструкторское бюро так и называется – инструментальным, в отличие от других ОКБ завода) замышляют построить «электронного сыщика», стал было их отчитывать:

– Что же это вы, ребята? А со СНОПом как же? Обещали ведь райкому комсомола. Что за манера – хвататься за новые идеи, не завершив того, что уже начали. Несерьезно это, честное слово!

– Да ты постой, не горячись, – остановил его Олег Рудаков. – Мы, во-первых, не электронного Шерлока Холмса будем конструировать, а всего лишь собаку-ищейку.

– С ее более узким, чем у Шерлока Холмса, профилем и интеллектом, – добавил Ямщиков. – Она будет только вынюхивать правонарушителей, не применяя при этом дедуктивного метода, в котором был так силен Холмс.

– И не будет играть на скрипке, – усмехнулся Вадим Маврин, – а это ведь намного упростит конструкцию.

– Ты смотри, каким этот парень остроумным стал? – удивленно обернулся в сторону Маврина комсорг.

– А я всегда остроумным был, – прикинулся простачком Вадим. – Это у меня с самого детства, на нервной почве.

– Культурки только прежде не хватало, – притворно вздохнул Ямщиков. – Зато теперь…

– Хватит вам, однако, острить, – нахмурился комсорг, – ответьте-ка лучше, как у вас обстоит дело со СНОПом? Это тревожит меня сейчас более всего.

– Мы тебя разве когда-нибудь подводили? – спокойно спросил его Олег. – Не собираемся и теперь все бросить, чтобы сооружать кибера-ищейку. Тем более, что не знаем еще, как к этому подступиться… А со СНОПом нам все ясно, и мы нашу комсомольскую организацию не подведем.

Потом у членов ОКБ возник довольно бурный спор из-за названия будущей конструкции кибернетической ищейки. Ямщиков предложил наречь ее «Кибернетическим Мухтаром», или сокращенно – «Кимух».

– Тогда уж лучше «Мукоме», – подал голос Маврин.

– Это что еще такое? – удивился друг его Гурген Друян.

– «Мухтар, ко мне!» – пояснил Вадим. – Шифр вполне надежный, и, в случае если ничего у нас не получится, никто и знать не будет, что мы затевали.

– Ну, знаешь ли, Вадим, не ожидал я этого от тебя! – возмущенно воскликнул Гурген. – Зачем же тогда браться, если не надеемся? Я за одну ночь вчера прочел «Четыреста пятьдесят один по Фаренгейту». Ну и собачка там! Жуть! Рыщет по городу со своим жалом и кого надо неотвратимо настигает… Вот бы и нам что-нибудь такое соорудить, но без жала. Пусть только штаны рвет. Настроим ее на запах алкоголя определенной концентрации, при которой нормальный человек не вполне вменяем и потому опасен для окружающих, а она его хвать за штаны!

– А по-моему, это совсем не интересно, – разочарованно произнес Ямщиков. – Хвать пьяниц – это не бог весть какая проблема, тем более что такой «Мухтар» будет рвать штаны без разбора – и заядлому алкоголику, и тому, кто перебрал случайно, по неопытности.

Вот так они и проспорили до восьми часов, а Анатолию нужно было еще домой забежать за подарком отцу.

Дверь ему открывает мать.

– Наконец-то! – радостно восклицает она. – Все в сборе, а тебя все нет. Давно уже пора к столу.

– Так-таки меня только и ждали?

– Ну, еще Сергей Сергеевич задерживается…

– Вот теперь понятно, почему не сели за стол, – добродушно смеется Анатолий. – Где же, однако, юбиляр?

– Проходи в его кабинет, он там гостей занимает.

– Тогда я не буду ему мешать, поздравлю попозже, а то еще спросит кто-нибудь, кем я работаю, и ему придется при всем вашем бомонде объявить, что я…

– Ох, какой ты злопамятный, Толя! – сокрушенно вздыхает мать.

– Вот подарочек потом ему передашь, – сует ей Анатолий магнитофон.

– Это тот самый, что ты из ФРГ привез? И не жалко его тебе? Иди, иди тогда поскорее к отцу, знаешь, как он рад будет!

– Мне или подарку? – не может сдержаться Анатолий, но мать пропускает это мимо ушей, подталкивая сына в кабинет отца.

– Андрюша! – кричит она мужу. – Вот и Толя наконец пришел! Посмотри, какой он подарок тебе принес.

Магнитофон водружается на письменный стол и сразу же становится предметом всеобщего внимания.

– Ого! – восклицает кто-то из знатоков электроники. – Западногерманский «Грундиг». В комиссионном вы его?…

– Нет, в самой Западной Германии, – торопится ответить за сына мама. – В Бонне, кажется…

– В туристской поездке были?

– В командировке.

– Извините, а кто вы по специальности? – интересуется все тот же любопытный гость. Анатолий видит его впервые. Наверное, кто-то из новых знакомых отца.

– Простой рабочий, как говорится, – с едва заметной усмешкой отвечает ему Анатолий. – Был там представителем нашего завода, демонстрировавшего на международной выставке советские измерительные инструменты и приборы для лекальных работ.

– А нельзя нам послушать ваш «Грундиг»? – просит какая-то почтенная дама.

– Пожалуйста, – отвечает Анатолий, включая магнитофон. – Только тут не музыка, а мое обращение к юбиляру. Поздравляю тебя, папа! – пробирается он наконец к отцу и целует его в щеку. – Более развернутую поздравительную речь услышишь сейчас в магнитофонной записи.

И почти тотчас же из динамика магнитофона начинают вылетать чуть-чуть хрипловатые слова на английском языке. Все недоуменно смотрят друг на друга, а Ямщиков-старший счастливо улыбается.

– Позвольте мне перевести это? – просит знакомый Анатолию кандидат наук. – Как я понимаю, – обращается он к Анатолию, – это вы лично по-английски?

– Да, это я лично, – улыбается Анатолий.

– Дорогой юбиляр, – торопливо переводит кандидат наук, – прими в день твоего пятидесятилетия самые сердечные мои поздравления, пожелание успеха в работе и доброго здоровья. И спасибо тебе за то, что ты отдал меня в школу, в которой преподавание велось на английском языке. Как видишь, я не зря провел в ней десять лет.

Все дружно аплодируют, и теперь отец уже сам обнимает и целует сына.

– Спасибо, Толя, и за подарок и за поздравление! Аполлон Алексеевич, – обращается он к специалисту по электронике, – выключите, пожалуйста, магнитофон. Он ведь на немецких батарейках, а их нелегко достать.

– Не волнуйся, папа, – успокаивает юбиляра Анатолий. – К нему подходят и наши.

– Тогда давайте послушаем, что там еще, – предлагает специалист по электронике.

– Ну, это уж юбиляр потом сам, наедине, – несколько смущенно произносит Анатолий.

– Может быть, там что-нибудь интимное, тогда извините…

– Нет, нет, – успокаивает Аполлона Алексеевича Анатолий. – Если есть желание, то пожалуйста.

Из динамика магнитофона после небольшой паузы снова раздается голос Анатолия, теперь уже по-русски:

«Я знаю, папа, как ты хотел, чтобы я тоже пошел по твоим стопам и стал инженером, но я пошел по стопам моего деда и стал, как говорится, простым рабочим. Хотя выражение это – «простой рабочий» не люблю и целиком присоединяюсь к словам Сергея Антонова, слесаря электромеханического завода имени Владимира Ильича, Героя Социалистического Труда и члена Центрального Комитета нашей партии, который написал по этому поводу в своих мемуарах:

«Не люблю я выражений: «простой советский человек», «простой рабочий», «простой колхозник». Что значит «простой»? Неинтересный, несложный? К тому же никто почему-то не скажет: «простой конструктор», «простой советский ученый», «простой секретарь райкома». А о рабочем так иногда говорят, и вроде бы похвала тут какая-то есть, а по-моему, нехорошо это…»

– Да, не простой, не простой нынче у нас рабочий, – вздыхает почему-то Аполлон Алексеевич.

Но тут в кабинет буквально врывается мама и громко провозглашает:

– Наконец-то Сергей Сергеевич пожаловал! Прошу всех к столу!

Теперь только вспоминает Анатолий, что Сергей Сергеевич – заместитель директора того института, в котором работает его отец и, видимо, большинство его гостей. Воспользовавшись поднявшейся суетой, он садится в самом конце стола, рядом с кандидатом наук, переводившим его поздравление с английского.

– У вас отличное произношение, – говорит ему кандидат. – Наверное, и читаете много?

– В основном техническую литературу и научную фантастику. Да вот еще совсем недавно прочитал роман Норберта Винера «Искуситель».

– Он писал и романы?

– Я сам был этому удивлен. А роман его мне, между прочим, не понравился. Что-то вроде современного «Фауста»…

Гости произносят тосты в честь юбиляра, усердно пьют и закусывают, а Анатолий отпивает из своей рюмки лишь несколько глотков.

– Что же это вы совсем не пьете? Здоровье не позволяет? – удивляется кандидат наук.

– Работа не позволяет, – улыбается Анатолий. – Имеем ведь дело с микронами, а то и с их долями. С удовольствием посидел бы с вами еще, но, к сожалению, мне пора. Завтра на работу рано. До свидания!

– Я надеюсь, что мы еще встретимся, – дружески жмет руку Анатолия кандидат наук. – Вот вам мой телефон. Очень хотелось бы о многом потолковать.

– Вы ведь специалист по кибернетике? Может быть, Пронского знаете?

– Виталия?

– Да, Виталия Сергеевича.

– Мы с ним вместе аспирантуру кончали.

– Ну, тогда я вам непременно позвоню.

9

Едва Татьяна Грунина заходит в кабинет начальника Корягинского отделения милиции, как уже знакомый ей старшина Пивнев шумно вскакивает из-за своего стола и громко щелкает каблуками:

– Здравия желаю, товарищ старший инспектор! Если вы к капитану Нилову, то он выехал на фабрику имени Восьмого марта. Будет часа через полтора.

– Нет, я к вам, товарищ старшина.

– О, пожалуйста! – И снова щелчок каблуками. – Кстати, я узнал у своих ребят, в каком детективе описан способ…

– Спасибо, товарищ старшина, это мне теперь не требуется. Я уже знаю, кто прислал вам то анонимное письмо. Это, по-моему, Оля Кадушкина.

– Не может быть! Она же троечница, а письмо написано без единой ошибки.

– Ну, во-первых, письмо не такое длинное, чтобы сделать в нем много ошибок, – улыбается Грунина. – А во-вторых, по русскому языку и литературе у нее как раз хорошие отметки. Это мне сообщила библиотекарша. Она даже сказала: «Если бы не успехи по литературе, я бы ей вообще не стала давать так много книг».

– О, я ее знаю, она строга! Молоденькая такая, с острым носиком? Ну, так это Зоя Петушкова.

– И еще одна просьба: не называйте меня старшим инспектором. У меня ведь такое же звание, как и у вашего начальника.

– Извините, пожалуйста, товарищ капитан!…

– А теперь вы вот в чем должны мне помочь, товарищ старшина: показать Олю Кадушкину, но так, чтобы…

– Понимаю, товарищ капитан! Сделаем все самым незаметным образом. Я, между прочим, живу почти рядом с Кадушкиными, и мои ребята дружат с Петей и Олей. Старший-то Кадушкин совсем уже взрослый, ему с моими неинтересно. Пошлю сейчас к ним мою дочку Елену, и она приведет к вам Олю. Где бы вы хотели с нею встретиться? Можно было бы и у меня.

– Лучше все-таки где-нибудь в другом месте. Я проходила сегодня через ваш городской парк культуры и отдыха…

– Верно! Лучше места и не придумаешь. У меня дома телефон, и я сейчас позвоню Елене, попрошу ее пойти куда-нибудь с Олей Кадушкиной через парк. У нас, кстати, куда бы ни идти, все равно парка этого не миновать. Подождите минуточку, товарищ капитан.

Пивнев садится за стол своего начальника и набирает нужный ему номер телефона.

– Это ты, Петя? А Лена где? А ну-ка дай мне ее… Чего это ты, Леночка, в такую жару дома? С подружкой своей Олей Кадушкиной давно ли виделась? Вчера последний раз. А сегодня?… Ах, в кино собираетесь! На какой же сеанс, если не секрет? На двенадцать? Но ведь сейчас половина двенадцатого, а ходу туда всего пять минут, если вы в «Космос». Немного погуляете по парку? Ну и правильно, чего вам в такую погоду дома торчать.

– Видите, как все ладно складывается, товарищ капитан, – улыбаясь, обращается старшина к Татьяне. – Мы с вами тоже пойдем сейчас прогуляться по парку.

Через несколько минут они уже прохаживаются по густым, тенистым аллеям, но не рядом, а на некотором расстоянии друг от друга. Старшина впереди, Татьяна метров на двадцать сзади. И почти тотчас же навстречу им появляются две девочки школьного возраста. Одна полная, чем-то напоминающая своего папу-старшину, а вторая худенькая, небольшого роста, с гладко зачесанными назад негустыми рыжеватыми волосами. Не требуется большой сообразительности, чтобы угадать, которая Оля.

– О, папа! – радостно кричит толстушка, бросаясь к старшине. – Вот не ожидала тебя тут встретить!

– Здравствуй, Олечка! – здоровается Пивнев с подругой дочери. – Ты иди, Лена тебя догонит, мне нужно дать ей кое-какие поручения.

Ничего не подозревающая Оля не торопясь идет по аллее парка в сторону Груниной, присевшей на скамейку.

– Здравствуй, Оля, – негромко говорит Татьяна, как только девочка равняется с нею. – Подойди, пожалуйста, ко мне поближе и не бойся…

– А я и не боюсь, с чего это вы взяли! – задорно восклицает Оля, с удивлением рассматривая красивую молодую женщину, очень похожую на какую-то киноактрису.

– Ну, тогда присядь со мной рядом.

А когда девочка садится, Татьяна благодарит ее:

– Спасибо тебе, Оля, за помощь, которую ты оказала милиции.

Лишь какое-то мгновение Оля недоумевает, но, сообразив, что не случайно, видимо, повстречался с ними Ленин папа – старшина милиции, догадывается, кем может быть эта красивая женщина, и чуть слышно спрашивает:

– Вы, наверное, из Москвы?

– Да, я инспектор милиции и приехала сюда из-за твоего письма. Где бы мы с тобой могли встретиться и поговорить?

У Оли даже не возникает вопроса, как же эта красивая тетя узнала, что письмо написала именно она, Оля. Татьяна сразу как-то внушила ей доверие. Сыграло тут свою роль и присутствие Лениного папы, конечно.

– Я могу не пойти в кино, и мы сразу бы… – порывисто произносит она.

– Нет, нет, ты обязательно сходи в кино. Оно кончится в половине второго, наверное?

– Да, точно в половине второго, даже, может быть, немножко раньше.

– Ну, так я ровно в половине второго буду ждать тебя на этой же самой скамейке.

Они встречаются снова в час тридцать пять.

– Извините, что немного опоздала, – оправдывается Оля. – Я могла бы и точно, но тогда нужно было бы идти очень быстро, а это…

– Ты умница, Олечка, – хвалит ее Татьяна. – Давай пройдем вон в ту боковую аллею. По ней, я заметила, почти никто не ходит. Лена что – пошла одна?

– Да, папа поручил ей сходить в универмаг.

– А теперь расскажи мне, Оля, как ты все это узнала, – просит Татьяна, как только они выходят на боковую аллею, еще более пустынную, чем центральная. – Я имею в виду то, что ты написала в своем письме…

– Я понимаю… А как, скажите, мне вас называть?

– Меня зовут Татьяной Петровной.

– Я понимаю, о чем вы это, Татьяна Петровна. О Тузе, да?

– О нем, Оля. Расскажи, пожалуйста, поподробнее, что ты о нем знаешь. Для нас это очень важно.

– Ничего почти. Я о нем случайно узнала, когда мама с бабушкой шушукались. Как только тетя Глаша к нам приехала, они все время шушукались о чем-то. Сначала я думала, что это они о тете Глаше, потому что мама считает ее чокнутой. Но бабушка говорит, что она совсем не чокнутая, а только до смерти запуганная братцем своим двоюродным Алешкой, вот этим самым Тузом.

– Как же ты это узнала, если они шушукались?

– Так ведь они шепотом днем только. А поздно вечером, когда думали, что я уже сплю, говорили громче, потому что спорили. Но я не спала. Это было, когда тетя Глаша уже уехала от нас. Особенно бабушка горячилась. Сердилась на маму, что она тетю Глашу чокнутой считает. «Ты, – говорила она маме, – не знаешь вовсе Лешку. Он, говорит, если и не убил в тот раз Глафиру, то теперь непременно убьет, как только дознается, что она нам обо всем рассказала». Разговор этот был у них еще до прихода к нам Туза…

– Он когда к вам приходил?

– Вскоре после того, как тетя Глаша уехала. Ночью это было. Мама даже побоялась открывать, а он бабушку попросил позвать, и та ему открыла. Когда вошел, сразу же велел свет потушить и спросил, кто еще дома. Вася с Петей у дяди Гриши тогда гостили. Это на Майские праздники было. Обо мне мама сказала, что я очень крепко сплю. Я и правда сплю крепко, но когда надо…

– Ну и что же делал у вас Туз? – не дает Оле отвлекаться Татьяна.

– Стал расспрашивать, зачем Глафира приезжала. «Навестить и отдохнуть после болезни», – сказала ему бабушка. Он снова: «Не жаловалась ли на что? Не обвиняла ли кого?» А бабушка у нас хитрющая старушенция. «Какая, говорит, словам ее теперь вера? Рехнулась она совсем от побоев своего изверга супруга. Говорили же мы ей, не выходи за этого пьянчугу. Так нет, люблю, говорит, его… А теперь клянет последними словами. Да и вообще мелет черт те что…» – «Ну, а обо мне, – спрашивает бабушку тот тип, – не говорила ли чего?…»

– Ведь «тот тип», судя по всему, твой дядя, – перебивает Олю Татьяна.

– Не хочу признавать такого дядю! – с негодованием встряхивает головой Оля. – Я бы такого сама в милицию отвела…

– Ну ладно, ладно, девочка, успокойся, пожалуйста.

– Нет, не успокоюсь! Я когда вырасту, непременно в инспектора или в следователи пойду, чтобы разоблачать таких и в тюрьму. Для этого небось юридический институт нужно кончать? Вы не могли бы мне помочь туда поступить?

– Тебе еще четыре года в школе нужно проучиться, – улыбается Татьяна, проникаясь все большей симпатией к этой смышленой девочке. – А вот когда кончишь школу, постараюсь помочь, если только ты к тому времени не передумаешь…

– Да что вы, Татьяна Петровна! Вот если только к тому времени все преступники переведутся, но это, наверное, будет не очень скоро. Как вы думаете?

– Да, наверное, не так уж скоро, – соглашается с ней Татьяна. – Однако для того, чтобы поступить в юридический институт, учиться нужно не на одни только тройки…

– Я это понимаю, Татьяна Петровна, и постараюсь…

– Теперь продолжим наш разговор. Ну и что же ответила бабушка на вопрос Туза?

– «А что такого могла о тебе говорить Глафира? – спросила его бабушка. – При ее помутненном разуме она тебя и не помнит, должно быть».

– И Туз этому поверил?

– «Ну ладно, сказал, дорогие родичи. Выгораживаете вы ее или на самом деле все так, у меня нет сейчас времени разбираться, поимейте, однако, в виду: взболтнет если кто, что я у вас был, худо всем вам будет…» И сразу же ушел, ни с кем не попрощавшись.

– Ты видела его?

– Когда он вошел, то свет у нас еще горел. Мама его зажгла, как только услышала стук в окно. Мы ведь в собственном домике живем. Дедушка сам его срубил перед войной. Он у нас был настоящим человеком…

– Я все о деде твоем знаю, Олечка. Знаю даже, что он был награжден солдатским орденом Славы. Отец твой тоже ведь был знатным железнодорожником. Ну и что же ты увидела, когда мама зажгла свет?

– Его я увидела, но сразу же закрыла глаза, чтобы он не заметил, что я не сплю. А догадалась, что это он, потому что бабушка шепнула маме: «Лешка это, наверное…»

– И ты запомнила, как он выглядит?

– Его всякая бы запомнила – такое страшилище! А у меня память на лица очень хорошая.

– Вот и опиши его поподробнее.

– Ну, во-первых, он очень здоровый…

– Высокий? – уточняет Татьяна.

– Может быть, и не очень высокий, но сильно плечистый. Таких я только в цирке видела.

– А лицо, волосы?

– Какие там волосы – безволосый он! Бритый, наверное… Бабушка, правда, сказала маме, что он мог и оплешиветь на нервной почве. Настоящим психом будто бы стал. А морда у него вся как есть бородатая и вроде рыжая.

– Как ты узнала, что кличка его «Туз»?

– Это бабушке откуда-то известно. И о том, что беглый он, тоже. Наверное, от бабушкиной сестры, матери Алешки.

– Где его мать живет, знаешь?

– В соседнем районе. Рогачевским называется. Километров тридцать отсюда.

– Ну, спасибо тебе, Оля, большую услугу ты нам оказала. Но о встрече со мной ты никому…

– Да что я – маленькая, что ли! Сама понимаю. Если вам еще понадоблюсь, то я с удовольствием…

– Спасибо, Олечка.

…Выслушав просьбу Груниной, капитан Нилов вызывает к себе старшину Пивнева.

– Кого бы нам пригласить понятыми, Илья Ильич, для опознания Олей Кадушкиной фотографии Каюрова?

– Ну, во-первых, ее классную руководительницу Долгушину, – предлагает старшина. – Она человек вполне надежный во всех отношениях. И еще я бы порекомендовал библиотекаршу Зою Петушкову. Татьяна Петровна, кстати, с нею уже знакома.

– Не возражаете, Татьяна Петровна? – спрашивает Нилов Грунину.

– Не возражаю.

Некоторое время спустя, когда Оле Кадушкиной в присутствии понятых Татьяна показывает три фотографии, девочка не сразу решается, на какую же ей указать. Грунина хорошо понимает ее затруднение и терпеливо ждет. Оля не знает ведь, что для опознания полагается предъявлять фотографии сходных по внешности лиц. К тому же видела она Каюрова бритоголовым и бородатым, а тут он с пышной шевелюрой и безбород. Татьяна не очень даже уверена, что девочка его опознает.

А Оля, помедлив немного, решительно указывает на его фотографию.

– Вот он!

– И у тебя никаких сомнений, что это именно он? – спрашивает ее Татьяна.

– Никаких. У него глаза очень злые и нос, как у хищной птицы.