Текст книги "Воскрешение из мертвых (Повести)"

Автор книги: Николай Томан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц)

13

Диббль мог и пошутить, говоря о засекреченности Кречетова – отец уверяет ведь, что профессор не ведет никаких секретных исследований. Однако последние слова Диббля все-таки настораживают Алексея.

Весь день сегодня он ни о чем не может спокойно думать, а когда приходит с работы Василий Васильевич, спрашивает его:

– Тебе не известно, папа, такое имя – Джордж Диббль?

– Нет, впервые слышу. А кто он такой?

– Корреспондент американского научно-популярного журнала. Был у меня сегодня, интересовался моей повестью. И вот что меня удивило: ему откуда-то известно, над чем работает профессор Кречетов. Разве об этом публиковалось что-нибудь?

– Что-то, кажется, было в начале года,– припоминает Василий Васильевич.– Какая-то краткая информация в одном из вестников Академии наук. А почему это так тебя встревожило?

– Мне показалось странным, что Диббль почему-то считает профессора Кречетова засекреченным,– после небольшой заминки отвечает Алексей.

– Они вообще всех наших ученых считают засекреченными,– усмехается Василий Васильевич.

– Ну, а ты-то знаешь ли, над чем на самом деле работает Кречетов?

Русин-старший не сразу отвечает на вопрос, хотя совсем недавно он ответил бы на него не задумываясь.

– До сих пор я твердо был уверен, что он работает над теоретическими проблемами нейтринной астрономии, но теперь… Теперь я уже не знаю, только ли над этим. Теперь вообще многое стало загадочным. Помнишь, я говорил тебе о подозрительном посетителе моей библиотеки?

– Как раз хотел спросить тебя об этом.

– Ну, и кем, ты думаешь, он оказался? Работником государственной безопасности!

– Так что же тогда получается?-недоуменно произносит Алексей.– Детективный роман какой-то… Сам-то Кречетов знает ли об этом?

– Думаю, что не знает. Во всяком случае, товарищ из госбезопасности просил меня ничего не говорить ему об этом. Им нужно, видимо, установить, кто же интересуется Кречетовым.

– Да, пожалуй,– соглашается с отцом Алексей.– Но тогда и этот Диббль тоже, может быть, не случайно интересовался Кречетовым? Не мог он каким-нибудь образом узнать о том, что ты работаешь с Кречетовым в одном институте?

– Ну, это ты уже фантазируешь, Алеша. Откуда ему знать такие вещи? Расскажи-ка лучше, как идут твои дела с повестью,– переводит Василий Васильевич разговор на другую тему.– Не отказался ты еще от идеи разгадать тайну гибели Фаэтона?

– Наоборот, все более убеждаюсь в необходимости такой разгадки. Кто знает, может быть, это действительно послужит предостережением ученым нашей планеты.

– А я на твоем месте написал бы лучше другую повесть. Повесть о тайнах собственной планеты, и назвал бы ее «Терра инкогнита». Загадок тут хоть отбавляй. Ты уже прочел то, что я тебе порекомендовал?

– Да, спасибо. Очень интересно! Но такие же загадки стояли, видимо, и перед учеными Фаэтона, и их планета была для них такой же «терра инкогнита». Они и к разгадке шли, конечно, теми же путями, пока что-то не привело их к катастрофе. Вот я и попробую угадать причину этой катастрофы.

– Ну, как знаешь…

В этот вечер Анне Павловне каким-то чудом удается уговорить Василия Васильевича пойти в кино, и, как только они уходят, Алексей набирает телефон Омегина.

– Слушай, Омегин, это действительно ты порекомендовал Дибблю встретиться со мной?

– Я порекомендовал ему еще троих, но он заинтересовался именно тобой,– уточняет Омегин.– А что? Ты разве этим недоволен?

– Да нет, так просто. Извини за беспокойство.

14

С Корнелием Телушкиным Джордж Диббль встречается на квартире «подпольного» коммерсанта, по кличке «Каин», через которого велись все предварительные переговоры по операции «Андрей Рублев».

– О, вы совсем не такой, как я думал!-удивленно восклицает Диббль, увидев Корнелия. Он говорит теперь почти без акцента.– Симпатичный, интеллигентный, прилично одетый человек.

– А каким же вы меня представляли, мистер Диббль?– интересуется Корнелий, польщенный словами американского журналиста.

– Типичным тунеядцем!-смеется Диббль, предлагая Корнелию сигару.– С длинными волосами и в желтой кофте с черными полосками. Сам не знаю почему.

– Вы, наверное, смотрели наш юмористический журнал «Крокодил»?– улыбается Корнелий.

– Зачем мне ваш «Крокодил», у нас в Америке есть и свои стиляги. Этого добра везде хватает. Но вы у нас не считались бы тунеядцем. О, нет, конечно! Вы были бы бизнесменом.

– Я и тут не тунеядец,– стараясь скрыть невольную обиду, говорит Корнелий.– Я работаю в государственном учреждении. Бизнес – это мое хобби.

– У вас хорошо заниматься именно таким мелким бизнесом – тут вы вне конкуренции. А у нас вас давно бы проглотили более крупные предприниматели. И я не советовал бы вам…

– Я и не собираюсь. Мне и тут совсем было бы хорошо, если бы не милиция,– усмехается Корнелий.

– У нас тоже есть полиция, но с нею можно… как это будет по-русски? О да, поладить. Но перейдем к делу. В каком состоянии мой заказ?

– Заказ готов.

– Можно посмотреть?

– Да, пожалуйста. Прошу вас, Михаил Ильич,– кивает Корнелий появившемуся из соседней комнаты Лаврентьеву.

Лаврентьев приносит чемодан. Извлекает из него пять икон среднего размера и осторожно кладет их на стол. Со старых, тускло поблескивающих масляными красками, потрескавшихся во многих местах досок удивленно взирают на бизнесменов Старого и Нового Света скорбные лики святых.

– Это что за персонажи?-тычет в них пальцем Джордж Диббль.

– «Архангел Гавриил», «Апостол Павел», «Иоанн Предтеча».

– И все это намалевано действительно под знаменитого вашего Рублева?

– Сам Рублев не отличил бы их от своих.

– Ну, а как с древностью этих досок?– Диббль стучит ногтем по иконам.– Не окажутся они… как это по-русски? Липой, да?

– Не окажутся, мистер Диббль,– уверяет Корнелий.– Ни в прямом, ни в переносном смысле. Доски добротные, действительно старинные. А за краски мы не несем ответственности. Краски ваши.

– Краски меня не тревожат. У нас тоже есть свои жулики, специалисты по подделкам старинных картин. Целая фирма. Эти краски – их открытие. Через несколько дней они так потрескаются, что их никто не отличит от тех, какими писали Мазаччо, Пизанелло, Андреа дель Кастаньо. Эти итальянские мастера – современники вашего Рублева. Ну, а теперь нужно рассчитаться?

– Да, не мешало бы,– плотоядно улыбается Корнелий.

– Какой валютой: долларами, фунтами стерлингов или западными марками?

– Лучше долларами.

Диббль отсчитывает условленную сумму, добавляет к ней несколько лишних долларов и протягивает Корнелию.

– Покорнейше благодарю,– подобострастно произносит Корнелий, сам дивясь лакейскому обороту и интонации своей речи.

Не пересчитывая, он прячет доллары в карман и спрашивает с явными нотками тревоги:

– Как же вы будете переправлять наших «богов» через границу?

– Понимаю,– усмехается Диббль.– Опасаетесь таможенного досмотра? Знаю, что у вас с этим строго, и не буду рисковать. Попрошу кого-нибудь из своих друзей в одном из посольств, аккредитованных у вас в стране, оказать мне маленькую услугу.

А когда Корнелий с Лаврентьевым уже собираются уйти, Диббль неожиданно предлагает:

– А что, молодые люди, если я предложу вам подработать еще? И весьма солидную сумму?

И без их ответа Диббль догадывается, что они ничего не имеют против такого заработка.

– Меня интересует один ваш ученый, у которого нужно кое-что разведать,– поясняет Диббль смысл своего предложения.

– Это тот профессор, Корнелий, о котором я вам уже говорил,– уточняет Каин, маленький лысый человечек.

– Кречетов?

– Он самый.

– Если вам это неизвестно, то я могу сообщить, что он не ведет исследований оборонного, как у вас говорят, значения,– продолжает Диббль.– Он не изобретает ни новых бомб, ни лучей смерти, ни прочего смертоносного оружия. Ведет тихую, скромную научную работу, не имеющую пока практического значения. Дело, однако, в том, что мы тоже ведем такую же работу и нам небезынтересно знать, чего достиг этот профессор.

– А разве он не публикует своих работ?– интересуется Корнелий.

– Пока не публикует. К тому же информация об этих работах нам очень важна именно до того момента, когда он решит их опубликовать.

– Понимаю,– усмехается Корнелий.– Это нужно для закрепления вашего приоритета?

– Ну, не совсем так… Весьма возможно, что мы вообще настолько опередили Кречетова, что…

– Это тоже понятно. Только и вы учтите, что это не контрабандная торговля предметами культа. Это идет уже по другой статье уголовного кодекса.

– Да, конечно, это я понимаю. И это будет учтено при вознаграждении.

Корнелий молча переглядывается с Лаврентьевым, потом заявляет:

– Предложение ваше слишком серьезно, мистер Диббль. Дайте нам подумать.

– Хорошо, но не позже чем завтра я жду окончательного ответа.

15

Как только Телушкин с Лаврентьевым выходят на улицу, Корнелий предлагает:

– Едем ко мне. Там все обсудим, а пока ни слова.

Но и у себя дома Корнелий долго не начинает разговора. Лишь после второй рюмки коньяка глава корпорации подпольных бизнесменов мрачно произносит:

– Прокрутил я все варианты на этой вот вычислительной машине,– хлопает он себя по лбу,– получается, что можем влипнуть в очень неприятную историю.

– Ты думаешь, что пахнет государственной изменой?

– Изменой не изменой, а все-таки…

– Так на кой нам черт тогда это дело!-простодушно восклицает Лаврентьев.– Откажемся, и все!…

– Нет, уж теперь поздно отказываться. Теперь мы у них в руках. «Боги» нас подведут. «Боги», которых мы так дешево продали этому заокеанскому дельцу.

– Так черт с ними, с этими «богами»!-ругается слегка захмелевший после третьей рюмки Лаврентьев.– Признаемся КГБ, что «боги» – наших рук дело, их мы действительно продали, а Родиной не торгуем. Ты же сам говорил…

– Ну, что ты лопочешь!…– досадливо машет на него рукой Корнелий.– Копнут ведь глубже. Вот и выяснится, каким образом отца Никанора надули, да и прежний бизнес с иностранцами всплывет на поверхность. Если бы в этом деле были только мы с тобой замешаны, а то еще и Вадим с Колокольчиковым. Один, как ты сам знаешь, дурак, а другой – трус. На первом же допросе все расскажут. В общем, повторяю: мы у них в руках!

– Да почему у них? Кого ты имеешь еще в виду?

– Диббля и Каина.

– А Каин разве с ним заодно?-удивляется Лаврентьев.– Разве он не только посредник?

– Он сволочь, каких мало!-плюется Корнелий.– И как это я так опростоволосился? Ведь знал же, что рано или поздно продаст. Еще когда он только стал проявлять интерес к племяннице профессора Кречетова, я сразу же подумал – неспроста!

– А ты полагаешь, что Кречетов все-таки какой-нибудь атомщик или ракетчик?-невольно шепотом спрашивает Лаврентьев.

– Ну, это едва ли. Насколько я разбираюсь в науке, он, кажется, специалист по элементарным частицам.

– Так ведь это тоже атомная физика?

– Не всякая атомная физика связана с атомной бомбой. Но за границей теперь вообще нашими учеными интересуются. Всех направлений. Если уж они у себя экономическим и научным шпионажем занимаются, то у нас и подавно. И Каин это хорошо знает. Не первый год с иностранцами имеет дело. Я даже думаю, что покупку у нас «богов» он сам придумал, чтобы дать возможность Дибблю держать нас в руках.

А когда доморощенные бизнесмены выпивают еще по рюмке, заметно успокоившийся Корнелий неожиданно решает:

– Но с другой стороны – тут только и может начаться настоящий бизнес! На «богах» мы как нищие на паперти зарабатываем, а на ученых можно сколотить солидный капиталец.

– Так ты, значит?…

– Что же еще остается? Я убежденный атеист, и мне за «богов» нет никакого желания отбывать наказание. А без риска в нашем деле все равно не обойтись. И потом, чем больше риск, тем больше и приз.

На другой день они снова собираются у Каина. Джордж Диббль сдержанно хвалит их за мудрое решение. Потом начинает объяснять их новую задачу.

– Мне известно, что вы смыслите кое-что в науке, мистер Телушкин…

– Мистер Телушкин плохо звучит по-русски,– перебивает его глава корпорации подпольных бизнесменов.– Называйте меня лучше Корнелием.

Диббль пропускает мимо ушей просьбу Корнелия и повторяет, слегка повысив голос:

– Так вот, мистер Телушкин, мне известно, что вы кое-что смыслите в науке.

– Он у нас почти кандидат наук,– набивает цену своему партнеру Каин.

– Это правда, мистер Телушкин?

– Да, мистер Диббль, ибо я числился одно время в аспирантуре, не имея законченного высшего образования,– усмехается Корнелий.

– Это тоже хорошо… Это свидетельствует о вашей… Как это будет по-русски? Пройдошливости, да? Нам нужны такие ловкачи. О физике вы имеете какое-нибудь представление?

– Да, некоторое.

– Я имею в виду физику атомного ядра, мистер Корнелий.

– Ия тоже,– не очень почтительно отвечает Корнелий. Ему начинает действовать на нервы совсем иной тон, каким разговаривает теперь Джордж Диббль.

Диббль догадывается об этом и решает, что нужно кое-что объяснить Корнелию.

– Я думаю, вы и сами понимаете, что вам теперь придется заниматься куда более серьезным делом, чем торговля иконами!– строгим голосом произносит он.– Значит, с шуточками и… как это по-русски? Ах да, с ваньковаляйством надо кончать. Поэтому я должен устроить вам маленький экзамен, мистер Корнелий, чтобы точно знать, какова будет цена вашей информации о работе профессора Кречетова.

Он просит у Каина лист чистой бумаги, достает свой паркер и крупно пишет:

Е = mс².

Корнелий усмехается.

– Вы хотите сказать,– уточняет его гримасу Диббль,– что это знают у вас даже дети?

– Да, мистер Диббль. Дети среднего школьного возраста.

– Я могу написать и такую формулу, прочесть которую не поможет вам даже кандидатская степень,– заметно сердится Диббль.– У меня ведь Ьопопз саиза…

– Простите, пожалуйста, мистер Диббль,– теперь уже серьезным тоном извиняется Корнелий,– но не продолжайте вашего экзамена. Скажите лучше прямо, что я должен знать для выполнения вашего задания?

– Мне нужно знать, сумеете ли вы разобраться в некоторых бумагах, которые могут попасть вам на глаза. Понять, что в них такое. Хотелось поэтому, чтобы вы могли распознавать некоторые физические константы…

– Все ясно, мистер Диббль. Чтобы у вас отпали всякие сомнения на этот счет, я напишу вам сейчас одну формулу, которая лучше всяких слов должна свидетельствовать о моей эрудиции в вопросах физики.

И он небрежно пишет какие-то математические знаки.

– О!– восхищенно восклицает Диббль.– Это же знаменитое гравитационное уравнение Эйнштейна! Очень хорошо!

– Да, мистер Диббль,– скромно подтверждает Корнелий.– Вот тут у меня тензор Риччи, построенный из кристоффелей и их производных. А вот это тензор плотности энергии импульса натяжения.

– Так какого же вы черта с такими знаниями занимаетесь мелким жульничеством! – поражается Диббль.– Торгуете иконками! Нет, в Советском Союзе, видно, просто некуда девать ученых парней, если они вынуждены промышлять мелким бизнесом. Но мы это учтем и при расчете с вами повысим вашу ставку. Слушайте теперь внимательно, что нам хотелось бы узнать у профессора физики Леонида Александровича Крече-това.

…А спустя полчаса, когда Телушкин с Лаврентьевым возвращаются от Каина, Лаврентьев с восхищением говорит своему шефу:

– И откуда у тебя такие познания, Корнелий? Даже этого американского доктора потряс. Неужели ты и в самом деле все это знаешь?

– Эх, Миша, Миша!…– вздыхает Корнелий.– Кабы я на самом деле все это знал, я бы не только с такими подонками, как Вадим и Колокольчиков, но может быть, и с тобой не стал бы иметь дело. Прости ты мне такую откровенность…

– Но ведь формула была действительно эйнштейновская?

– Да, эйнштейновская, но я понятия не имею, из чего она выводится. Прочел ее в какой-то научной книге и заучил. Память у меня сам знаешь какая.

– Выходит, что обвел ты этого американского доктора наук еще поэффектнее, пожалуй, чем нашего простодушного русского батюшку!– не перестает восхищаться Корнелием Лаврентьев.– Одно только мне непонятно – чем привлек американцев дядя нашей Вари?

– Судя по тому, что сообщил мне Диббль, тут что-то связанное с тайной недр нашей планеты. Ты знаешь, наверное, что и мы и американцы бурим сверхглубокие скважины. Но это вряд ли даст что-нибудь существенное. Похоже, однако, что есть другой, более перспективный путь, нащупанный профессором Кречетовым. Вот их и интересует, чего он достиг.

Прощаясь с Лаврентьевым, Корнелий замечает:

– Вчера завершилась наша операция «Андрей Рублев», а сегодня начинается новая. Думается мне, что самое подходящее название для нее – «Нейтрино».

16

От завидного спокойствия и оптимизма профессора Кречетова теперь не остается и следа. На людях, правда, он еще кое-как держится, но дома, наедине с самим собой, «растормаживается» окончательно. А это значит, что он уже не сдерживает тяжких вздохов, раздраженно комкает бумагу, швыряет ее на пол и ходит по комнате так быстро, что это становится похожим на попытку сбежать от самого себя. При этом он еще и приговаривает в свой адрес:

– Ай-яй-яй, профессор Кречетов, почтенный доктор физико-математических наук, что же это вы так распускаетесь? Не знаете разве пагубного влияния отрицательных эмоций на нервную систему? Постеснялись хотя бы своего двойника…

Он стоит теперь перед зеркалом, с неприязнью всматриваясь в свое отражение.

– Хорошо еще, что зеркала способны лишь к геометрической симметрии. А если бы этот двойник из зеркального антимира болтал и ругался бы так же, как и вы, а может быть, еще и плевался бы оттуда?

Эта неожиданная мысль веселит профессора, и он начинает смеяться, представив себе свое плюющееся отражение.

– И вообще любопытно, что говорило бы оно, это потустороннее существо? По законам зеркального отражения, его слова должны были бы иметь перевернутой не только фонетику, но и смысл… Хватит паясничать, однако! Марш к столу!

И он идет к своему письменному столу, понуро сгорбив плечи. Сколько раз уже перечеркивал он написанное, комкал и бросал на пол страницы, вырванные из блокнота! Институт физики Земли предоставил ему на сей раз все необходимое, большего у них уже просто нет, а нуж ных результатов все не получается. В чем же ошибка? Считал ведь и сам и на электронной машине…

– Ни к черту не годятся мои попытки математического описания этих явлений!– раздраженно восклицает он и решительно встает из-за стола.– Математикой ничего пока не докажешь этому упрямцу Иванову… А что, если увеличить импульс нейтринного генератора? Хотя бы на один порядок… Чтобы не десять в пятнадцатой степени нейтрино пролетало за одну секунду через каждый квадратный сантиметр пространства, а десять в шестнадцатой степени!…

И снова страницу за страницей покрывает он формулами, пестрящими птичками греческой буквы – символом нейтрино. После нескольких часов работы начинает, кажется, что-то получаться. Можно, значит, попытаться сделать такое предложение Иванову. Он, конечно, пересчитает все сам, но профессор Кречетов теперь уже почти не сомневается, что результат у него не будет иным.

Жаль, что сегодня воскресенье – нужно было бы позвонить ему сейчас же. Но ничего не поделаешь, придется потерпеть до завтра. И он заказывает телефонный разговор с академиком на десять утра.

Академик Иванов приветствует его бодрым голосом:

– Рад слышать вас, дорогой Леонид Александрович! Хотелось бы и увидеть. Когда же вы собираетесь к нам? Как ваши расчеты? Не закончили еще? Ну, так отдохнете тут у нас, а потом со свежими силами… Нужно торопиться? А вот этого-то, дорогой вы мой, я положительно не понимаю. И если хотите знать – не одобряю. Не мне вам напоминать, сколь сложна задача. Я экспериментатор, а вы теоретик, и вам это должно быть виднее. И если бы я мог хоть чем-нибудь… Что?… Могу помочь новым экспериментом?… Не понимаю вас что-то…

– Эксперимент должен быть все тем же,– поясняет профессор Кречетов.– Просто необходимо, чтобы он был абсолютно тем же. Нужно только увеличить импульс хотя бы на один порядок…

– «Хотя бы»!-несдержанно перебивает его академик.– В повышении импульса мы и сами заинтересованы, но вы же знаете, каковы трудности… Ах, вы уже сделали приблизительный расчет? Ну что ж, присылайте тогда ваш расчет, а мы посмотрим… Подсчитаем тут на наших не столь, конечно, совершенных машинах.

Потом, помолчав немного, спрашивает:

– Ну-с, а что это даст нам? Усилит взаимодействие нейтрино с веществом детектора? Это, конечно, само собой. Ну, а чем поможет доказательству вашей гипотезы;?

– Если сейсмические явления по времени и продолжительности снова совпадут с периодами нейтринного зондажа, а интенсивность их…

– Так, так! Понимаю вас. Да, пожалуй, это действительно может подтвердить вашу догадку. Даже если колебания земной коры возрастут всего на какую-то долю балла. Нужное конечно, попробовать, но вы ведь знаете, что главная наша задача…

– Да, я знаю это, Дмитрий Сергеевич, однако мои опасения заслуживают нового эксперимента. Может ведь случиться, что разгадка тайны ядра нашей планеты будет равносильна глобальной катастрофе.

– Ну, ну, дорогой мой Леонид Александрович,– добродушно посмеивается академик,– вы слишком уж мрачно настроены. Вам нужно на свежий морской воздух. Приезжайте-ка к нам поскорее. Погода стоит замечательная!

– Спасибо, Дмитрий Сергеевич, я уже и сам подумываю об этом.