Текст книги "Замужество Татьяны Беловой"
Автор книги: Николай Дементьев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)
17
Первой выбежала я из чертежки, завернула за угол к аптеке: Олега не было. Сейчас подойдет… Глядя в стекло витрины, я стала поправлять волосы. Куда мы, интересно, поедем? Да все равно куда, ведь Олег будет рядом!
И тут раздался голос Анатолия:
– Вот ты где… А я ищу, ищу!
Я так испугалась, что не могла пошевелиться. Подумать только: я совсем забыла о его существовании… Из груди уходило что-то теплое, живое, во рту делалось горько, сухо…
– Пообедаем или сначала в загс?
– Хорошо…
– Сначала пообедаем? – уже чуть тревожно переспросил он.
– Хорошо…
– А загс не закроется? – Он перестал улыбаться.
– Танька-Встанька!.. – весело крикнул Олег, выбегая из-за угла; я резко обернулась, невольно шагнула ему навстречу. Олег увидал Анатолия, смутился и шел теперь к нам все тише, тише, уже только по инерции.
Лицо Анатолия будто окаменело в презрительной гримасе: он свысока, почти с отвращением смотрел на Олега. В эту минуту я подумала, что Анатолий скорее всего заранее предусмотрел возможность подобной встречи и заготовил даже это выражение лица.
– Ну, знаешь ли! – возмущенно проговорил Анатолий и двинулся к Олегу, сжимая кулаки. – Всего мог от тебя ожидать!.. – И по-петушиному тонким, срывающимся голосом вскрикнул: – Это мерзко, низко, грязно! – Он смешно выгибал грудь и приподнимался на носках.
И тут лицо Олега стало спокойным, а в глазах появились смешинки. И тотчас я еще отчетливее увидела всю напыщенную оскорбленность Анатолия, у которого украли то, что он уже твердо считал своим, – меня, и еще злее осудила его за несдержанный крик, зачеркнувший всю его воспитанность. Насмешливое выражение лица Олега помогло мне ясно увидеть разницу в их отношениях друг к другу. Да и способен ли Анатолий вообще на настоящую дружбу?..
– Ты подлец! Подлец!.. – У Анатолия тряслись руки. – За такое морду бьют!
– С этим успеется, – спокойно сказал Олег и вдруг горестно, горячо спросил: – Ну за что ты на меня так?! – И облизнул вдруг пересохшие губы. – Давай поговорим как следует…
Анатолий резко повернулся, угрожающе произнес:
– Хорошо! – И скомандовал – Пошли! – И быстро зашагал вперед, низенький, готовый решительно на все; весь вид его говорил, что он уверен в своей правоте и только по необходимости вынужден еще куда-то идти, о чем-то разговаривать. Интересно, а меня он все-таки за человека считает?
Олег посмотрел на меня, но в этом взгляде ничего нельзя было прочесть. Неужели я еще в чем-то виновата?!
Мы пошли за Анатолием. Я смотрела на Олега, а он все глядел вперед, лицо его было каким-то замкнутым. Мне стало больно и страшно и вдруг захотелось, чтобы все это поскорее кончилось. Все равно как, только поскорее! Но у меня хватило силы не убежать. Анатолий свернул в какой-то скверик за низенькой решетчатой оградой, пошел прямо по куче песка, возле которой возились дети, сел на пустую скамейку, стал смотреть на нас… Мы с Олегом обошли детей – женщины что-то сердито говорили нам, – и он сел рядом с Анатолием, а я, чуть задержавшись, – по другую сторону Олега.
– Ну?! – позванивающим голосом требовательно спросил Анатолий у Олега.
Олег, нагнув голову, долго доставал из пачки сигарету, сунул пачку в карман брюк, достал коробок спичек, долго закуривал.
– Нечего сказать?! – с издевкой выговорил Анатолий. – Знаешь, как это называется?..
Олег поднял голову, внимательно посмотрел на Анатолия и наконец негромко, удивленно сказал:
– Мы же с тобой почти двенадцать лет… дружим, как же ты можешь со мной так разговаривать?
– А как же мне прикажешь с подобными… типами разговаривать? По головке гладить?!
– Ну вот что! – отвернувшись, уже как чужому, сказал ему Олег. – Можешь ты спокойно послушать?
– Я жду!
– Мы, понимаешь, с… Таней как-то утром ехали в автобусе, и я уже тогда…
– Меня эти детали не интересуют!
– И я тогда уже понял, – продолжал Олег, глядя перед собой, – что… что это не просто знакомство… Я, конечно, все знал о ваших отношениях, вернее, сразу же узнал…
– Ты не оправдывайся!
– И старался… погасить в себе это. Но у меня ничего не вышло… – Он снова посмотрел Анатолию в глаза: – Я люблю ее, Толька!
– Очень хорошо! Ну и что же?!
– Я, знаешь, долго мучался… Если бы она была твоей женой, я бы уехал куда-нибудь, что ли…
– А что меняется, если невеста? Или тебе бумажка из загса нужна? Законником стал? Иди-ка ты отсюда подобру-поздорову, – точно все уже решилось, вдруг спокойно сказал Анатолий. – Иди, иди, голубчик!
– Так! – медленно проговорил Олег, удивленно рассматривая его. – Джентльмен-то ты джентльмен, а по-мужски не можешь!
Анатолий вскочил, глаза его совсем скрылись под выпуклым лбом, он сжал кулаки.
– Я не об этом, – уже почти устало договорил Олег. – Думал, не придется ее вмешивать… Да сядь ты, сядь!
Анатолий медленно опустился на скамейку, напряженно отодвинулся.
– Нас трое, – сказал Олег.
– Она еще девчонка! – крикнул Анатолий. – У нее еще… много увлечений в жизни может быть!
– А если это не увлечение?
– Она моя невеста! – поспешно, будто боясь, что я заговорю, сказал Анатолий. – Это решено! Об этом все знают. Понимаешь, все! Один из нас двоих должен уйти!
– И этот благородный человек, конечно, я? Нет, не могу я этого сделать… Если бы мог…
– Не надеешься ли ты, что уйду я?!
– Подожди, давай поспокойнее…
– В этом вся моя жизнь! – вскрикнул Анатолий и даже руки прижал к груди. – Видишь, она молчит!.. – Он повернулся ко мне, глядя по-нищенски, умоляюще, как утром у вокзала, и одновременно значительно, словно хотел напомнить обо всем, что было у нас с ним.
Если бы он не смотрел на меня так, если бы я не видела его лица, если бы он не говорил так, я, может, отмолчалась бы. Но уж очень я устала… А Олег не двигался, не смотрел на меня. Я только видела, как у него побагровело ухо. И поняла: стоит мне только попросить, и он сразу же встанет и уйдет. И не оглянется. Навсегда уйдет! И опять смутно почувствовала, что Анатолий все равно вернется ко мне, чтобы ни случилось, вернется обязательно. А Олега я потеряю. Потеряю! Все задрожало у меня внутри. И я сказала:
– Я люблю Олега, Анатолий.
У Олега, будто солнце выглянуло, засветилось лицо. Я тихонько положила руку ему на колено, он тут же сжал ее своей ладонью. И я с ужасом подумала, что еще минуту назад, скажи я хоть слово, он бы этого не сделал. И больше никогда бы не сделал! И откуда-то издалека услышала хриплый, отчаянный крик Анатолия, и все не могла понять, чего он мечется передо мной. Наконец я расслышала – он кричал:
– Это предательство! Я не верю! Ты не можешь!..
Женщины с соседней скамейки с жадным любопытством смотрели на нас, и я, глянув на Анатолия их глазами, вдруг улыбнулась – так он был смешон. Эта моя улыбка окончательно взорвала его: он хотел ударить Олега, промахнулся и по инерции упал на него. Олег одной рукой – другую он так и не снимал с моей – уперся ему в грудь, медленно отодвинул Анатолия, помог ему выпрямиться и сказал:
– Ну и варварства еще в тебе, Толька!..
Анатолий сморщился, втянул голову в плечи, встал и пошел, раскачиваясь, как пьяный. Не разбирая дороги, он шел через кучу песка, женщины испуганно убирали с его пути детей. Зацепился плечом за столбик ограды у калитки, вяло приостановился, заплетаясь ногами, вышел на улицу и скрылся за углом дома.
– Жалкий какой!.. – сказал Олег. – Двенадцать лет его знаю… никогда бы не подумал…
– Он вообще скрытный… Он тебя ударил?
– Да нет…
Я погладила Олега ладонью по щеке. Мы поднялись и, крепко держась за руки, пошли. Опять обогнули кучу песка с детьми, прошли мимо замолкших женщин, вышли на улицу и зашагали куда глаза глядят… Толстая женщина, самодовольная и тупая, выпятив живот, вразвалку переходила улицу. Я была уверена, что и Олег видит ее сытое самодовольство. И тут же подумала: раньше я бы, конечно, тоже поняла, что она сытая, самодовольная, но отметила бы для себя и хорошее платье женщины, и дорогие, модные туфли, а для Олега ее платье и туфли не имели никакого значения, он видел только это сытое, нахальное, хвастливое довольство. Но я уже почему-то знала, что теперь и он будет замечать такие вещи, как платье и туфли, а я сама – оценивать каждого человека полнее и глубже… Так мы и шли из улицы в улицу, и неважно было, куда и зачем мы идем…
Потом вдруг оказалось, что мы с Олегом едем в электричке. К нам, в Мельничный Ручей. Наверно, ноги сами занесли меня на вокзал и в поезд, а Олег ни о чем не спрашивал, просто шел вместе со мной. Мы стояли в тамбуре, крепко взявшись за руки, глядя на пролетавшие мимо дома, деревья, лужайки.
Потом мы купались в озере, серо-багровом от вечернего солнца. А на берегу сидела Зинка со своим маленьким Витенькой и, ничего не понимая, смотрела на нас.
Вышли, вделись и медленно пошли вдоль озера, потом в лес. Было тихо; тени от деревьев тянулись через поляну. Мы вдруг легли, и произошло то, что происходит, когда, человек, томимый жаждой, увидит наконец оду. И весь мир стал таким дорогим для меня, и все, вся жизнь стала такой огромной и светлой. И я знала: Олег чувствует то же. Мы долго лежали не двигаясь…
А потом, будто по воздуху, перенеслись к нам в дом. Там были отец, мама – и Анатолий. И мы с Олегом ничуть не удивились, увидев его, словно именно так все и должно было быть, и он должен был приехать за нами в Мельничный Ручей, прийти к нам домой, сидеть и ждать нас. Только я все не могла вспомнить, зачем именно он приехал, не могла понять, почему кричит мама, почему суетится в комнате Анатолий, почему отец, сбычившись, молча сидит в углу. А когда сообразила, сказала им троим:
– Все уже. Все, понимаете? – И, взяв Олега под руку, повела его в свою комнату, закрыла на задвижку дверь. А мама все кричала, дергала дверь, и Анатолий стучал в нее…
18
Утром вышла из своей комнаты и очень удивилась, когда увидела маму, бледную от злости, услышала ее свистящий шепот:
– Иди-ка сюда!
Я остановилась, мама резким движением вдруг дернула полотенце, висевшее у меня на плече. Вслед за ней я вошла в их комнату. Отец сидел за столом, пил чай, не поднял головы.
– Что тебе? – спросила я маму, уже понимая, что происходит, и все же с удивлением глядя на ее осунувшееся за ночь лицо.
– Ах, ты еще не знаешь?! – Я не успела отшатнуться, мама влепила мне звонкую пощечину. – Теперь знаешь?
– Убедила! – насмешливо ответила я, потирая щеку, и подумала, что Олег сказал бы ей то же и так же вел бы себя; отец не шевельнулся.
– Тихо, бабы, три-четыре!.. – негромко сказал он, не вставая из-за стола, и приказал: – Сесть!
Мы с мамой сели у разных концов стола. Отец закурил, отодвинул стакан, поправил скатерть, поднял на меня тяжелый взгляд, медленно заговорил:
– Ну, Анатолий рассказал нам про этого… Олега.
– А уж он врать не будет! – быстро вставила мама.
Отец поморщился и, не глядя на нее, продолжал:
– Ну, Анатолий простит тебе все, это видно, три-четыре…
– Папа, я его не люблю, понимаешь? Я люблю Олега!
– Любишь – не любишь!.. – почти презрительно выговорил он. – Ты мне про любовь не толкуй; поумнеешь – сама поймешь, что к чему в жизни. Любовь дело пятое, простое: живут рядом два здоровых да еще молодых человека – вот между ними и любовь. Любовь эта самая и приходит, и уходит, и снова приходит. Будешь все время с одним человеком жить, так любовь зла, хочешь не хочешь, а полюбишь его! Дело обычное, три-четыре, житейские. Подожди, не встревай, ты меня слушай! Мы с матерью тоже не вечные… Ну, нам с ней этого, – он кивнул на дом и двор, – на нашу жизнь хватит. Да ведь и оно требует глаза и глаза. Попробуй, не подои корову хоть день… Подожди, мать! Ну, это ладно… А ведь Анатолий-то человек надежный! Надежный, вот ты что учти. Мы тебя вырастили, ничего не жалели, человеком сделали… Подожди, говорю! А ты чем нам с матерью платишь?! Мы все одна семья. Мы родные! Нам надо зубами друг за дружку держаться! Иначе проглотят, и оглянуться не успеешь! Вот она какая, жизнь, три-четыре…
– Я все понимаю, – тихонько сказала я. – Ты не думай. Я вас люблю. Я вам благодарна за все!
– Давно бы так! – сказала мама.
– Только у нас с Олегом… уже все было.
– Что-о-о?! – Мама привстала.
– У нас будет ребенок, – твердо ответила я.
Плечи у мамы затряслись, она закрыла лицо руками и зарыдала глухим, грубым голосом. Отец закуривал новую папиросу, спичка в его руке дрожала, он никак не мог попасть огоньком в папиросу. Мне было тяжело, больно смотреть на них, я никогда еще не видела их такими. Как во сне, цепляясь за пол ногами, я вышла из комнаты.
Пришла к себе, бесцельно потолкалась, вспомнила, что надо умыться. Делала это долго, неловко, измазалась зубной пастой. Наконец умылась, оделась, взяла сумку. Отец позвал меня. Я вошла. Он все еще сидел за столом, лицо у него было такое, будто он только-только вышел из больницы. Мама лежала на кровати, отвернувшись лицом к стене. Отец сказал мне:
– Ну, теперь уж ничего не воротишь, дело сделано, три-четыре… Сама себе судьбу выбрала, сама и расплачиваться будешь. Только уж давай все по-законному, с регистрацией и прочее. Как у людей. Пусть он к нам приходит, этот… Олег. Да и люди пусть к этому привыкнут, нам по-петушиному не надо! – Отвернулся к окну, горестно выдохнул: – Вот уж чего не ждал от тебя так не ждал! Ну, Светка, та такая… Вот, мать, дети-то, три-четыре…
Мама ничего не ответила.
– Спасибо вам за все! – сказала я, подождала – они молчали; повернулась и пошла…
В городе на остановке у вокзала меня ждал Олег. Мы втиснулись в автобус. Когда дверцы уже закрылись, мы увидели, что по панели к автобусу бежит Анатолий.
– Вот черт… – досадливо и огорченно проговорил Олег.
– Прямо с ума сошел! – сказала я. – Как ты теперь у него в лаборатории будешь работать? Он тебе не будет вредить?..
Олег удивленно посмотрел на меня и засмеялся.
– Он ведь сильный, ты не думай, – договорила я.
– Не та у него сила. – Олег еле вытащил руку, зажатую между чьих-то плеч и ласково поправил мне волосы.
И сразу исчезло все неприятное, даже о разговоре с отцом и матерью я не сказала Олегу. Тесно в автобусе, прямо не вздохнуть, но никогда еще мне не было так приятно ехать.
В чертежке все уже знали о случившемся. Лида-маленькая и Галя смотрели на меня во все глаза со страхом и восхищением, точно я на Луну слетала.
– Смотри, девушка! – по-старушечьи сказала мне Галя. – Не пробросайся!
– У нее же любовь, как ты не видишь? – перебила ее Лида-маленькая и доверительно шепнула мне: – А мы все знали, что с Локотовым ты только время провести хотела. Ух и здорово, девочки!
Клара-Вертолет завистливо вздохнула:
– Этой Беловой и мечтать не надо: что только задумает – сразу исполняется. Счастливая!..
Лидия Николаевна тихонько спросила меня:
– Анатолий сильно психовал?..
И я неожиданно для себя откровенно и подробно рассказала ей и о разговоре между нами троими, и о том, что Анатолий приезжал к нам домой, и как утром поговорила с родителями. У Лидии Николаевны все время было ласковое и тревожное лицо, точно она старшая сестра мне. А я рассказывала и все про себя удивлялась, как это раньше я не видела, что она такой хороший человек, даже боялась ее. И вдруг поняла, что у меня появился настоящий друг. Лидия Николаевна сказала:
– Лидка с Галкой еще несмышленыши, Клара живет, как птичка божья порхает, ты на них внимания не обращай и не слушай. А что родителям правду сказала – молодец! У меня в жизни тоже было… Один в блокаду… предлагал мне любую еду, да я Серегу ждала. Лучше было умереть, а не запачкать наши отношения. И всю жизнь вот так бобылкой прожила, ни вдова, ни кинутая. Я тебе вот что скажу, Танюшка… Каждый в жизни к чему-то стремится. И мужики и бабы. Послаще да покрасивее каждому пожить охота. Ну, а неумелые вроде нашего Вертолета в мечтах живут. Есть люди, у которых большие цели. Стать ученым или бороться за мир и счастье на всей земле. И я долго мучилась, пока все у меня внутри не перегорело и не выплавилась главная сердцевинка… Я ведь по характеру как раз такой человек, что дай мне способности, и я бы обязательно что-нибудь серьезное сделала бы. Честное слово! Я еще в детстве думала, что великим человеком буду, смешно, да?.. И много мне пережить пришлось, прежде чем поняла, Что нет у меня для большого дела настоящих способностей. Думаешь, сладко мне было понять все это? Другая бы с горя во все тяжкие кинулась или обманывала бы себя. А я подумала как следует и поняла, что мое большое дело – просто быть хорошим человеком, честным и порядочным. Принципиально хорошим во всем и до конца, ты понимаешь? Это, если подумать, тоже дело немаленькое, да-да! И вот я смотрела на тебя, и, прости, прямо-таки с души меня воротило. Красавица, вижу, умница, в руках дело горит – и все это за сладкую жизнь продать готова! Не говори, не говори, я же знала, что ты Анатолия не любишь, видела! А ты поступила в точности по моей программе, понимаешь? И Олега держись, у него в науке искра божья. Ты не смотри, что я простая чертежница, я людей вижу, жизнь научила. И трудно тебе с ним будет, может, и холода-голода ты с ним даже натерпишься, а все равно держись до последнего. Это и есть твоя главная цель в жизни – помогать ему! В старости еще помянешь меня и благодарить будешь…
И мы с ней работали рядышком и весь день потихоньку разговаривали. А уж перед концом работы мне позвонила вахтерша из проходной и сказала, что меня вызывает какая-то женщина. И я побежала вниз…
Софья Сергеевна, маленькая и строгая, стояла в сторонке, и я снова отметила ее двойственность: она будто чуждалась проходивших мимо работников КБ и вместе с тем на лице у нее было такое выражение, что и она здесь не посторонняя: ее сын – начальник лаборатории. И была она точно птичка, яркая, хрупкая и изящная, и странно было видеть ее в грубой обстановке проходной. Я остановилась на лестнице, глядя на нее и решая, идти мне к ней или нет. Анатолий, значит, всю семью мобилизовал. Но все равно, в том, что Софья Сергеевна пришла ко мне на поклон, ждет меня и хочет поговорить, было что-то некрасивое. Олег бы никогда не разрешил своей матери, если б она у него была, вот так прийти и уговаривать меня. И все-таки я решила пойти. Лучше уж здесь с ней поговорить, чем увидеть ее у нас дома, где она сблокировалась бы с мамой…
– Здравствуйте, Танечка! – своим звучным голосом, совсем как обычно, сказала она мне, только очень живые, светящиеся глаза ее смотрели на меня не то осуждающе, даже презрительно, не то с едва заметным удовлетворением. – Мне надо, если разрешите, поговорить с вами.
– Здравствуйте. Пожалуйста… – Пройдемте куда-нибудь?
Мы остановились на улице. Софья Сергеевна смотрела мне прямо в глаза. Спросила спокойно и чуточку свысока:
– Вы, конечно, знаете, зачем я пришла? – И договорила уже со злостью: – Если бы не Анатолий! Он ведь так любит вас!.. Отойдемте в сторонку.
Я молча пошла рядом с ней. Мне и всегда-то была неприятна Софья Сергеевна, а теперь я с облегчением подумала, что смогу не видеть ее больше, не чувствовать себя напряженно-подтянутой, искусственной, чужой в ее присутствии. Я думала, что мы сядем где-нибудь в скверике, но Софья Сергеевна резко остановилась, снова прямо посмотрела мне в глаза и спросила:
– Прежде всего, наша семья хотела бы знать: что случилось?
– Да ничего, – глупо и растерянно ответила я, покраснев, и договорила: – Просто я люблю его!
– Кого, простите?..
– А как вы думаете, кого?
Она сдержалась – воспитанный человек, – только слегка начала бледнеть; наверно, это фамильное у них – бледнеть от злости. И сказала:
– Надеюсь, вы понимаете, как наша семья, относится к вам? И то, что мы в своих планах на дальнейшее уже включили вас в нашу жизнь? Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
– Отлично понимаю.
– Но, может быть, вам все-таки что-то не нравится в нас или в Анатолии, что заставило вас… решиться на подобный шаг?
– Я уже сказала вам, что люблю Олега.
– Так. – Она все еще пристально смотрела на меня; сильный человек, ничего не скажешь! – Простите меня за… такую откровенность: вы знаете, что с нами прожили бы очень хорошую жизнь? Такую, которой любая девушка позавидовала бы.
– Все, что вы мне скажете об этом, уже сказали мне мои родители.
– Но вы хорошо обдумали?
– Я не хочу думать об этом!
Она внимательно вглядывалась в меня.
– Вы, надеюсь, понимаете, что… переиграть, как это у вас принято говорить, вам в этом случае не удастся?
Я не сдержалась и злорадно выговорила ей прямо в глаза:
– Тут вы ошибаетесь, Софья Сергеевна: я могу сделать с Анатолием все, что захочу! И вы знаете это!
– Да, приблизительно так я и представляла вас себе!
Стояли мы теперь нос к носу, как сегодня утром с мамой. И я вспомнила, как отец сказал: «бабы…» Она все-таки опять справилась с собой, заговорила уже спокойнее:
– Но вы хоть знаете, что с… Алексеевым вам может быть очень трудно?
– Спасибо за предупреждение.
Больше она вынести этого не могла, уже через плечо бросила мне:
– Прошу вас учесть, что я сделала все возможное, чтобы помочь вам.
Я поняла, к чему это говорится, засмеялась:
– Вот если я снова буду невестой Анатолия, обязательно скажу ему об этом. Вы не бойтесь, Софья Сергеевна, спите спокойно!
И она пошла, мелко подрагивая на каждом шагу кудряшками, этакая птичка в пятьдесят лет!.. Вот теперь уже с Локотовыми кончено все. Ну и пусть, пусть, пусть!
Как только я увиделась после работы с Олегом, сразу же позабыла об этом неприятном разговоре с Софьей Сергеевной. И опять ничего не сказала ему. Мы долго бродили по улицам, вдруг он остановился и завопил:
– Есть о-хо-та-а!.. Я засмеялась:
– И мне!
Он пошарил по карманам, выгреб какую-то мелочь:
– Вот черт, только на пирожки и кофе хватит.
А я из-за всяких волнений тоже забыла сегодня взять денег. Да и привыкла в последнее время к тому, что у Анатолия они всегда были. Олег заулыбался:
– Пойдем к нам: тетка, наверно, что-нибудь сляпала!
У меня уже ко всем родственникам было по меньшей мере настороженное отношение. Вот только к Светке с Костей можно было бы пойти. Даже очень хорошо было бы к ним пойти! Они бы, конечно, сразу все поняли, не приставали бы с расспросами и поучениями, и Олег им понравился бы; вот только неизвестно, вернулись ли они уже с практики. И к Лидии Николаевне можно, она даже рада будет. Вообще-то и кофе с пирожками хватит, да ведь с его теткой рано или поздно знакомиться надо? И я сказала:
– Пошли, посмотрим, что твоя тетка сляпала!
И мы пошли.
Дом у них был как дом, с двором-колодцем и обшарпанной лестницей. И там на подоконнике раскрытого окна сидели, конечно, мальчишки. Вихрастые и отчаянные. И Олег, наверно, таким же в детстве был. Один из них со светлыми бойкими глазами сказал Олегу, равному:
– Ну-ка, у нас тут не получается! Из шести спичек надо четыре треугольника сложить. Вон Мишка говорит, что это нельзя. А?
И тут они – их было трое – увидели меня. Разглядывали долго и откровенно. И Олег не мешал им, смотрел с улыбкой и ждал. Вроде как дружит он с ними, что ли?.. Наконец тот, со светлыми глазами, – заводила, конечно, – одобрительно сказал:
– Ничего, красивая…
И все трое, покосившись на наши руки, – мы не разнимали их – презрительно скривили рты.
– Ладно, – ответил Олег. – Ну-ка. – Он отпустил мою руку, сложил на подоконнике три спички, а к вершинам треугольника приставил три остальные, получилась пирамида.
– Говорил тебе! – насмешливо прокричал заводила веснушчатому и толстому, как булка, мальчишке.
Толстый долго моргал белесыми ресницами, наконец понял, надулся и сказал, стараясь хоть что-то спасти:
– Я думал, надо класть, а не ставить…
– Индюк тоже думал! – ответил светлоглазый.
Олег снова взял меня за руку, и мы пошли вверх по лестнице.
Дверь в их квартиру была приоткрыта. Вошли. Коридор длинный и темный, справа – большая кухня, соответствующие запахи и голоса многих женщин, гремящее на полную мощь радио. Да, это вам не локотовское гнездо!
Олег открыл дверь в комнату, с порога крикнул:
– Тетка, смотри, кого я привел!
На стуле у раскрытого окна с книгой в руках сидела толстая старуха, вылитая Костина бабушка; широкое одутловатое лицо, седые волосы над губой и на скулах, широко поставленные темные глаза под мохнатыми бровями, большой рот. Из него с этакой заправской лихостью торчала длиннющая, толстенная папироса.
– Алексеев явился!.. – сказала она, вынув изо рта папиросу и относя ее по-женски далеко в сторону, повернулась всем своим круглым телом на стуле и посмотрела на меня спокойно, внимательно, без всякого удивления, хотя Олег наверняка ничего заранее не говорил ей; глазки у нее такие, что не соврешь! – Из дома моделей манекенщицу увел? – Она улыбнулась мне, приглашая вместе посмеяться над Олегом; кем она, интересно, работала до ухода на пенсию?
– Если бы увёл! – сказал Олег. – Украсть пришлось!
Мы с ним посмотрели друг другу в глаза и не выдержали, засмеялись. А она продолжала:
– Смотри, выкуп потребуют!
– Все, что есть, продам! – отчаянным голосом сказал Олег. Эта игра, наверно, была привычна для них. – Тебя заложу!
– Ну, за меня много не дадут. Разве что по весу принимать будут… – И она, не вставая, протянула мне руку: – Ксения Захаровна.
Я назвалась, пожала ее мягкую теплую руку и все не могла понять, понравилась ей или нет.
– Тетка, мы перекусить забежали!
– Там в холодильнике суп оставался, погрей. А второго уж не успела приготовить, простите, – сказала она мне и снова посмотрела на него: – Зачиталась. Колбасы, правда, купила, да вот хлеб забыла, вы уж не обессудьте. – Она покосилась на меня.
– Ничего, – сказала я, – мы сейчас и гвозди съедим! – И тотчас наткнулась на ее глаза, уже одобрительно улыбавшиеся, двинулась к холодильнику: – Давай я разогрею?
Олег остановился со старенькой кастрюлькой в руках, но тетка сказала мне:
– Ничего, ничего, он у меня и жнец и на дуде игрец.
Олег вышел. Я села и не выдержала, жадно обежала глазами их комнату. Что-то похожее на обстановку Лидии Николаевны: обеденный стол, книжный шкаф, кушетка и стулья. А на чем же Олег спит?.. Весь письменный стол завален книгами, этого у Лидии Николаевны нет. Они даже стопками лежат на полу. А вообще такая же строгая скромность во всем. И хоть Ксения Захаровна внешне совсем не похожа на Лидию Николаевну, а есть в них что-то общее. Как у всех женщин, что ли, у которых никогда своей семьи не было?.. Обернулась к Ксении Захаровне и смутилась: она смотрела на меня насмешливо, понимающе, будто спрашивала: «Ну как наши покои?» Я не знала, что сказать, но понимала: веду себя глупо и, наверно, уже растеряла то хорошее, что нашла было во мне Ксения Захаровна. И почувствовала, что и при ней у меня не пропадает напряженная настороженность, которая была в первое время у Локотовых, особенно при Софье Сергеевне. Только тут дело было не в манерах, не в умении есть по правилам и вести «интересный» разговор, а в чем-то гораздо более важном и значительном, а скорее всего – главном, что есть у меня в душе. И с огорчением подумала, что и здесь мне будет трудно, еще труднее, чем у Локотовых: ведь Ксения Захаровна, наверно, так же непримирима, как и Лидия Николаевна…
