Текст книги "Рядом с молниями"

Автор книги: Николай Чевельча

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

2

Улыбаясь своим мыслям, Павел Федченко шагал к офицерской гостинице. Теперь он не новичок. Шутка ли, командир ракетной батареи! Он был горд, но в то же время и боялся чего-то.

Дежурная тетя Паша, подавая ему ключ, сказала:

– Сам Бондарев приказал выделить комнату на одного человека.

Он поблагодарил тетю Пашу, поднялся на второй этаж, открыл комнату. «Надо написать моим. Порадовать их, – оглядевшись, подумал Павел. – Хорошо, уютно».

И тут в дверь постучали.

– Здравствуй, друг! – приветствовал его капитан Ходжаев. – Всегда верил в тебя! Есть просьба, дорогой. Возьми к себе водителя Валиева. Сначала на машину, а потом номером в расчет.

– Возьму Валиева без всякого. А тебе за доброе слово спасибо...

В подразделении уже знали, что их командир капитан Герасимов от занимаемой должности отстранен. Солдаты и сержанты по-разному восприняли эту новость. Но мнение было единым: виноваты в этом все. И, конечно, все были уверены: к ним теперь нагрянет большое начальство, начнут разбираться, а уж командиром пришлют – не ниже майора.

Низовцев с Зайцевым готовили стенгазету. На листе ватмана красными буквами было написано: «Ракетчик», а ниже – «Орган личного состава первой ракетной батареи».

– Очень неплохо, – сказал Низовцев. – Только слово «первой» не соответствует. Теперь мы последние.

– Ничего, – не унывал Зайцев, – немного походим в последних, а потом снова в первые. Как это я карандаши не спрятал за пазуху?.. От Бондарева не утаишь. Морячок. Насквозь и глубже видит. Помню, вернулся он с учебы и пришел к нам в расчет на занятия. Посидел, послушал, потом вдруг и спрашивает о том, что мы проходили в прошлом месяце. Все, конечно, по нулям. Пошел в Ленинскую комнату, посмотрел на оценки: у меня аж сердце оборвалось. Бегу к капитану Герасимову, докладываю. «Ничего, – говорит, – нам бы только эту неделю продержаться, а потом уедем на полигон и там подтянем».

– Нечего теперь на Герасимова сваливать. Надо дело поправлять. Все гораздо сложнее, чем ты, Зайцев, думаешь. Это же ракетное подразделение, – втолковывал Низовцев.

– Но мы еще учимся, – ответил тот.

– Учиться можно по-разному. Вон у Думова спецподготовка организована так, что каждый номер уже может сдавать на классность.

– «Думов, Думов», – передразнил Низовцева Зайцев, но к этому ничего не добавил. Отложив в сторону карандаши, объявил: – Заметки наклеите сюда и сюда. А я вернусь и все закончу.

– Нет, товарищ Зайцев, сегодня никуда не пойдете. Пойми, Зайцев, ты мне друг, но идти сегодня нельзя. Газета нужна к утру обязательно. Знаешь, ведь приходит новый командир. Мы не можем перед ним осрамиться. Когда последний номер выпустили? Почти месяц назад.

– Здравствуйте, товарищи, – раздалось нерешительно от двери.

Все повернулись. Перед ними стоял высокий стройный смуглолицый парень. Он застенчиво переминался, не зная, что сказать еще.

– Проходите, товарищ, – пригласил сержант Низовцев. – Давайте познакомимся.

– Валиев я, зовут Хаджи. Пришел к вам служить в подразделение. Как узнал, что к вам новый командир идет, капитан Ходжаев упросил подполковника Бондарева. Мало образования. Только семь классов. А у ракеты надо, говорят... Ну, пока на машине, а потом и номером.

Все это он выпалил так быстро, что сержант Низовцев сразу не понял, что к чему.

– Хорошо, товарищ Валиев, что к нам пришли. А семь классов – ничего, лишь бы желание было.

– Будем тебя звать Хаджи-Муратом. Это, конечно, для нас. А для старшины и сержанта Низовцева – ты только «товарищ Валиев». Понял, Хаджи? – Зайцев подошел к парню, хлопнул его по плечу. – А теперь скажи-ка нам, Хаджи-Мурат, не знаком ли ты с командиром подразделения?

– Почему не знаком? Очень хорошо знаком. Вместе в хозяйственном взводе свиней возили на ветеринарный пункт.

Зайцев покатился от хохота, успокоившись, он дурашливо сказал:

– Теперь я буду писать и рисовать исключительно красными карандашами и только сущую правду, ибо теперь наше подразделение будет по всем вопросам впереди, а особенно по свиноводству... Налицо специалисты.

– И по юмору тоже, поскольку налицо хохмачи, – строго перебил его Низовцев, а Валиеву пояснил: – Не обращай на него внимания, это ведь он, шутник, вместо «троек» рисовал «пятерки»...

– А, конечно, понимаем, Теркин, значит, свой. Это хорошо, не скучно. Но он не только хохмач, мы знаем, что он нашел мальчика в лесу и его как героя сфотографировали, в районной газете пропечатали. Капитан Ходжаев сказал, что Зайцева не фотографировать надо было, а кнутом, нашим узбекским кнутом из конского хвоста, чтобы в самоволку не ходил. Шутник...

– А вы что, дорогой товарищ Валиев, – снова с иронией спросил его Зайцев, – специалист по конским хвостам?

– Нет, я тракторист и водитель. Хлопок убирал. Видел, когда цветет хлопок?

– Постой, постой, – изумился Зайцев. – А ну-ка давай на свет. Я недавно видел кино в клубе, там показывали большую деревню, стариков, хлопковые поля, а на тракторе сидел парень, про которого один офицер сказал, что будто он в нашей части служит. Уж не ты ли это?

– Ну, я, а что?

– Если ты, то где орден?

– Есть у нас и орден Трудового Красного Знамени, и медаль «За трудовое отличие». Только у нас не деревня, а кишлак, не старики, а аксакалы. Знать надо. А то приедешь к нам, скажешь не то слово, обида будет на всю жизнь, не посмотрят, что ты хохмач.

Только теперь Низовцев и Зайцев рассмотрели на гимнастерке Валиева орденские планки.

– Молодец, Хаджи-Мурат, – снисходительно произнес Зайцев. – Да и как же иначе: к нам в подразделение не пришлют кого-нибудь. – Зайцев, однако, чувствовал себя уязвленным и, думая, как отыграться, спросил у Валиева: – Может, ты, дорогой джигит, умеешь не только убирать хлопок, но и рисовать? Ужас, как устал заниматься этой мелкой работой!..

– Очень даже хорошо умею рисовать, – неожиданно строгим голосом сказал Валиев. – В бригаде у себя был редактором «Молнии». Много их мы выпустили... Сам секретарь райкома комсомола товарищ Назипов хвалил. – С этими словами он взял красный карандаш и лист бумаги. Быстро сделал набросок. Черным карандашом что-то поправил и передал лист Зайцеву.

Тот принял рисунок и долго сосредоточенно смотрел на него.

– Да, – проговорил озадаченный Зайцев, – похож. Только уши вот велики...

Низовцев тоже посмотрел на рисунок, с которого весело смотрели глаза Зайцева.

– Молодец, Валиев, – одобрил сержант. – Но уши в самом деле великоваты. Зайцеву следует не уши, а язык длинный нарисовать.

Теперь смеялись все трое. Валиев сказал извиняющимся голосом:

– Да, не прав я... Заяц – это одно, а Зайцев – совсем другое, это плохая хохма, прости меня, рядовой Зайцев!

Зайцев первым протянул руку Валиеву:

– Это ты меня прости. Я тоже пошутил на тройку с минусом: Хаджи-Мурат – это одно, а рядовой Валиев – совсем другое, ничего общего.

Валиев остался очень доволен таким примирением.

3

Казарма. На двухъярусных койках спят солдаты и сержанты. Дежурный по подразделению посматривает на часы. Через пять минут надо поднимать сержантский состав.

В это время в помещение вошел лейтенант-инженер Федченко. Он поздоровался с дежурным и дневальным, про себя отметил чистоту и порядок в коридоре, у тумбочки дневального. Документация под стеклом написана четким почерком, стенгазета на видном месте.

Дежурный, попросив разрешения, направился поднимать сержантов.

Федченко понимал, какая ответственность легла на его плечи, и он, конечно, волновался. Теперь он был самым молодым командиром подразделения – ему только что исполнилось двадцать два года.

Старшие товарищи уверяли: «Сможешь! Трудно, конечно, будет, но у тебя не только молодость, но и знания». А подполковник Дунаев так убеждал: «Не скрою, я был против твоего назначения. Но в тебя верят. Так требует обстановка, ведь нам на фронте в твои годы было не легче!»

До подъема оставалось около трех минут. Федченко взглянул на спящих солдат, круто повернулся и вышел из казармы.

Он ходил по дорожке вдоль казармы и думал, думал о предстоящей работе. Мимо проходили офицеры и солдаты, он машинально приветствовал их, а в мыслях был там, в учебных классах и на стартовой позиции.

– Товарищ лейтенант-инженер, – окликнул его дежурный. – Подполковник Бондарев просит вас в подразделение...

Федченко вошел в учебный класс. Он его хорошо помнит.

«Ничего нового не добавилось за это время», – окинул он взглядом знакомую аудиторию.

– Итак, приступим к занятиям, – выслушав доклад дежурного, объявил новый командир. – Я внес коррективы в расписание. Начнем с теории. – Голос Федченко стал тверже и ровнее. – Тема занятий: «Особенности полета баллистической ракеты стратегического назначения и ее система управления». Прошу вас, товарищ Низовцев, развесьте вот эти схемы.

Сержант кивнул Зайцеву, и они быстро развесили на доске учебные пособия. Выполнены они были на больших листах простой бумаги черной тушью. Возле одной из схем Зайцев остановился и прочитал: «Силы, действующие на ракету в полете».

– Кто чертил схемы, товарищ лейтенант-инженер? – спросил Зайцев.

– Я это сделал сам.

– Здорово!.. Но мы их перерисуем, еще лучше будут.

Зайцев прошел к своему столу, выражая всем своим видом, что вполне доволен новым командиром.

Как обычно перед обедом, солдаты собрались в курилке. Сержант Низовцев был искренне изумлен:

– Надо же, четыре часа пролетело незаметно. Интересно, что ли, так было? Но ведь и раньше о том же говорили...

– Это потому, что лейтенант здорово материал знает, – заметил один солдат.

– Учили пять лет, – добавил другой. – Тут всякий...

– Не всякий, однако! – вспылил Зайцев. – Иной может академию окончить, а слушать скучно. Любит лейтенант технику, и талант к этому делу у него.

– И не только... Работает много, – задумчиво проговорил Низовцев. – У нас на тракторном был инженер молодой, а уж главный конструктор. Никто не знал, когда он уходил, когда приходил на завод.

– Товарищ Зайцев, снимите схемы и аккуратно сложите их, – приказал сержант Низовцев. – Скоро на обед.

– Есть! – ответил тот и пошел выполнять указания сержанта.

В коридоре Зайцев встретил Валиева.

– Слушай, друг, помоги мне схемы снять, – попросил Зайцев.

– Очень хорошо, помогу, – ответил Валиев.

Свернув схемы, сложив их на стеллажи, выбежали на улицу,встали в строй.

Вышел Федченко. Старшина доложил ему и попросил разрешения вести личный состав на обед.

– Ведите, – ответил Федченко.

– Равняйсь! Смирно! С песней шагом марш!

 
«Мы ракетные войска,
Нам любая цель близка,
Наши точные ракеты,
Наши мощные ракеты,
Безотказные ракеты
Грозно смотрят в облака».
 

4

Уже четвертый день Смирнов с группой офицеров жил в подразделениях Бондарева. Проверяли, как командиры и политработники направляют работу комсомольских организаций.

Собственно, жить у Бондарева четверо суток, может быть, было и не обязательно. Уже к концу первого дня начальник политотдела убедился, что Ленинские чтения и тематические вечера проводятся регулярно, читаются лекции, организуются встречи с ветеранами войны, партии и комсомола, одним словом, все идет как надо... А вот сам Бондарев, вернее его участие в общественно-политической работе, вызывало у Смирнова некоторые опасения. И Михаил Иванович задал ему вопрос:

– Вы, Альберт Иванович, когда последний раз выступали перед молодежью?

– Товарищ подполковник, вы извините меня, но когда мне, командиру, в такой серьезной обстановке выступать с лекциями? А политработники на что? Мне надо готовить подразделение к боевому дежурству.

– Странно слышать такое, Альберт Иванович! – удивился Смирнов. – Мне казалось, что в душе вы останетесь моряком. А на флоте, я знаю, офицеры различных рангов – постоянно с личным составом. Одними приказами они никогда не живут.

– Все это так, товарищ подполковник, но где взять время?

И потому, как Бондарев волновался, Смирнов видел, что не убеждать его надо, а помочь. Вот и решил Михаил Иванович остаться еще на несколько дней.

Он сидел в кабинете Бондарева, думая, с чего начать, чем помочь человеку. Телефонный звонок прервал его размышления. Работник политотдела сообщал, что час тому назад приехал инспектор политуправления подполковник Забегайлов.

– Где он сейчас?

– Пошел в столовую и приказал подготовить все документы политотдела. Я ему предлагал поехать к вам, но он отказался.

– В таком случае представьте ему все бумаги, пусть читает... Передайте, что завтра все офицеры политотдела выступят с лекциями, а послезавтра будут на комплексных занятиях в ракетных подразделениях. Покажите ему план – там все расписано.

...Подполковника Забегайлова знали в политуправлении и штабе Ракетных войск как честного, исполнительного, но слишком педантичного офицера. Известна была и его любовь к бумагам, документам, планам, инструкциям.

Приехал же он затем, чтобы написать в информационный бюллетень статью «Об организации партийно-политической работы в ракетной части при подготовке к заступлению на боевое дежурство».

«Постарайтесь глубже вникнуть в существо работы политотдела и привезите хороший материал, чтобы других можно было учить», – напутствовал его перед отъездом член Военного совета.

Офицер политотдела выполнил указания Смирнова, однако пожаловался:

– Он требует все материалы по подразделению капитана Герасимова, а теперь – лейтенанта Федченко. Что делать?

– Я сказал вам, чтобы все представили. От политуправления Ракетных войск у нас нет секретов.

«Откуда узнал обо всем этом, и почему Федченко и Герасимов сейчас так его волнуют? Мы же сами разобрались с ними», – рассуждал Смирнов.

– С инспектором встретился подполковник Сырец. Он был у него, они долго говорили, – сказал офицер политотдела Смирнову, – но о чем шел разговор, нам не известно.

– Все ясно, – усмехнулся Михаил Иванович и пошел к Василевскому.

Главный инженер, выслушав Смирнова, посмотрел на развернутый лист под стеклом и с явным удовольствием заметил:

– Завтра Федченко проводит в учебном центре комплексные занятия. Поедем к нему на занятия и пригласим Забегайлова, пусть, хоть на время, оторвется от бумаг, прикоснется к жизни. Сейчас в Ракетных войсках есть люди, которые недостаточно разбираются в существе нового дела.

На следующий день утром начальник политотдела встретился с Забегайловым, он уже сидел, облокотившись на бумаги.

Они поздоровались.

– У нас сегодня комплексные занятия в учебном центре, – сказал Смирнов, – там вы познакомитесь с подразделением, которое вас интересует, и с его новым командиром.

– Вот так и знал, что начнутся приглашения на занятия. Эти маневры известны. Хотите отвлечь меня от проверки?..

Однако, подумав, Забегайлов согласился. Они сели в машину и минут через тридцать въехали на большой двор, огороженный каменной стеной.

– Куда вы меня привезли, Михаил Иванович? На экскурсию в монастырь? – спросил Забегайлов, когда они вышли из машины.

– Здесь у нас временно учебный класс. Сейчас строят новый. Очень хорошие корпуса воздвигаются, – улыбаясь, пояснил Смирнов.

– Ай-яй, Михаил Иванович, ракетную технику держите в монастыре! Ну, это уж ни в какие рамки не лезет, – возмутился инспектор.

– Почему? Как говорится, дураков и в церкви бьют, – отшучивался Смирнов. – Учиться надо было, а где? На улице? Вот то-то и оно! Маршал и Павел Иванович одобрили наши действия.

– Ну, если они «за», тогда другое дело, – сдался Забегайлов.

Они вошли в зал, который когда-то был трапезной палатой. Посередине на тележке лежала ракета, вдоль нее располагались различные агрегаты. Стоявшие полукругом офицеры, сержанты и солдаты внимательно слушали молодого офицера. В сторонке за столом сидели, склонившись над листами ватмана, Василевский и Бондарев. Оба поднялись, поздоровались с инспектором.

Молодой офицер спокойно продолжал вести занятия. Забегайлов посидел немного, а затем спросил у Василевского:

– Этот офицер и есть лейтенант Федченко?

– Да, это он.

– Странно, очень странно, – говорил инспектор. – Мне его разрисовали прямо-таки разбойником... Парень симпатичный и, видно, грамотный.

– Сделайте перерыв, – обратился к Бондареву Василевский.

Все вместе они подошли к ракете.

– Вы можете сказать, что это такое? – показывая на гироприборы, спросил Василевский у Забегайлова.

– Нет, – ответил инспектор. – У нас занятия начнутся в следующем месяце.

– А вы, Михаил Иванович?

Смирнов коротко рассказал о назначении приборов.

– Вот видите, Константин Тимофеевич, у нас все политработники хорошо знают ракету и наземное оборудование. Могут работать за номера расчета, а остальные – начальниками расчетов и даже отделений, – сказал Василевский и добавил с определенным умыслом: – А иначе как же можно проводить проверки и инспекции?..

Слова эти, кажется, ничуть не задели Забегайлова, был он невозмутим:

– Совершенно верно, согласен с вами... Однако пригласите секретаря партийной организации подразделения.

– Нет в этом подразделении парторганизации. Здесь пока один член КПСС и один кандидат, – ответил Смирнов.

– Тогда комсомольского секретаря.

Подошел среднего роста светловолосый сержант, четко доложил:

– Секретарь комсомольской организации первой ракетной батареи сержант Низовцев.

Инспектор критически посмотрел на сержанта, спросил:

– План работы есть?

– Есть на месяц и составляется на каждое комплексное занятие.

– Очень интересно... А какова ваша главная задача?

– Поставить в срок подразделение на боевое дежурство. Это задача максимум. Минимум: добиться, чтобы четверо комсомольцев, – он назвал их фамилии, – к следующему занятию теорию знали на хорошо.

– А почему не на отлично? – удивился инспектор.

– Мы преследуем реальные цели. Сейчас по уровню своих знаний они не могут иметь отличные оценки. В будущем, конечно, станут отличниками, а пока...

– Кто у вас агитатор и редактор боевого листка?

Сержант Низовцев вызвал двух солдат, которые представились:

– Рядовой Карпуха – агитатор батареи.

– Рядовой Зайцев – редактор боевого листка батареи.

– Прошу, покажите, что это у вас? – попросил инспектор.

– Пожалуйста. – Зайцев подал боевой листок, на котором был изображен солдат с большими глазами, а вдали – хлопковые поля и трактор. Внизу подпись «Рядовой Валиев, не мечтай о хлопке, а думай, как лучше освоить технику».

– Что еще есть у вас? – спросил инспектор.

– Пока ничего интересного. Потом расскажу о нашем отличнике боевой и политической подготовки рядовом Гаркуше...

– Перерыв окончен! – объявил Василевский. – Приступить к занятиям.

Смирнов и Забегайлов вышли из учебного корпуса.

– За то, что показали ракету, познакомили с людьми, спасибо, но я прошу вас, Михаил Иванович, показать мне сегодня, в крайнем случае завтра, художественную самодеятельность части, – сказал инспектор, когда они садились в машину.

Михаил Иванович, немного подумав, сказал:

– Константин Тимофеевич, нет у нас в части художественной самодеятельности. Пока ничего нет. Не имеем на то возможностей. Скоро построят городок, клуб, будет и художественная самодеятельность.

– Ну что ж, едем в политотдел. Надо обобщать материал, – угрюмо произнес Забегайлов. – Поставили вы меня в тупик, Михаил Иванович. Много делаете не так, как у нас заведено в других видах Вооруженных Сил.

– Это не я вас поставил в тупик, а время и новый вид Вооруженных Сил – Ракетные войска стратегического назначения. Сюда пришло хорошее пополнение и его надо учить, а не агитировать. Я повторяю: учить основательно. Все это мы и делаем, потому сейчас весь политсостав в подразделениях... Документы, конечно, нужны. Без них нельзя. Но проверять надо реальную, действительную обстановку, Константин Тимофеевич.

Перед Забегайловым лежала стопка папок: планы боевой и политической подготовки, составленные штабом инструкции, положения и наставления по изучению, хранению и эксплуатации ракетной техники, планы партийно-политической работы и материалы проведения партийных активов, совещаний и семинаров.

– Попрошу Павла Ивановича, чтобы разрешил остаться в части еще на несколько дней, – обращаясь к Смирнову, сказал инспектор. – Что-то у меня не получается с выводами. Я ведь не как другие инспектора: сначала все положительное перечислят, а потом: «Однако имеют место и серьезные недостатки...»

В кабинет вошел Василевский.

– Быстро в машину и на аэродром! Прилетает Павел Иванович! Времени в обрез!

Всю дорогу на аэродром Михаил Иванович думал о цели приезда Павла Ивановича. Почему так внезапно, без звонка? Повернувшись, спросил инспектора:

– Константин Тимофеевич, не знаете, зачем едет к нам Павел Иванович?

Тот покачал головой: он, видимо, сам был обеспокоен внезапным приездом члена Военного совета.