Текст книги "Он приходит по пятницам"

Автор книги: Николай Слободской

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)

Не буду дальше стараться изображать прямую речь этой своеобразной героини нашего романа, так как боюсь, что троекратный пересказ ее слов разными лицами вносит в сказанное слишком много отсебятины. Постараюсь только своими словами кратко передать сказанное Анной Леонидовной во время трех или четырех ее встреч со следователем.

Всё началось, по ее словам, с того момента, как Нина – под большим, как всегда, секретом – поделилась с ней своими опасениями относительно платины, которую обещают, обещают, но вот уже второй месяц никак не могут забрать, и она по-прежнему хранится на ее складе. Ой, чует мое сердце, добром это не кончится, – причитала она, сетуя на свою невезучесть и выпавшие на ее долю тревоги. Однако, показывая пораженной Анне Леонидовне стопку коробок с моточками проволоки, она демонстрировала их с некоторой даже гордостью – вероятно, ей отчасти и нравилось ощущать себя отмеченной роком и стоящей у бездны на краю. Ты молчи (дура – добавлено было в уме), никому об этом не заикайся! – только и смогла сказать наша героиня в ответ на поверенную ей тайну.

Сам факт, что такое несметное богатство лежит, сваленное грудой за корявыми корзинами с кислотой, совсем рядом – только руку протяни! – никак не выходил у нее из головы. В течение нескольких последующих дней она, вспоминая увиденное, невольно стала прикидывать, как должен был бы действовать лихой человек, действительно решившийся протянуть руку за этими сокровищами. Конечно, проще всего было бы зайти на склад, дать чем-нибудь тяжелым Нине по голове, перегрузить содержимое коробок в две прихваченные с собой сумки и выйти обычным путем из института – ищите теперь ветра в поле! Но такой план требовал отчаянной дерзости и легко мог привести налетчика к полному краху при неудачном для него стечении обстоятельств, которые невозможно заранее предвидеть. Какое-то грубое, примитивное, неэлегантно выстроенное преступление, не требующее от исполнителя ничего кроме готовности действовать нахрапом и в расчете на авось, повезет. Размышляя – чисто теоретически – над этими материями, наша героиня шаг за шагом перешла на позицию человека, обдумывающего, как бы он сам взялся за такое дело, если бы поставил себе цель завладеть рядом находящимся богатством и при этом обеспечить себе максимальную безопасность.

Через пару дней в ее голове уже созрел тщательно разработанный план. Это она придумала простые трюки с дверью черного хода и с незаметным лазом на склад из соседней комнатушки. Как ни просты были эти уловки, а всё же они оказались (как мы видели) достаточно эффективными, чтобы заморочить голову милиции на довольно долгий срок. Для воплощения этого плана в жизнь ей (Анна Леонидовна уже и не видела никого другого в роли похитителя платины) требовался помощник, и она сразу же наметила подходящую кандидатуру – бывшего институтского электрика, более или менее ей знакомого. Незадолго перед этим она случайно встретилась с этим Сашкой в магазине, и тот похвастался, что удачно устроился в своей лифтомонтажной конторе и ничуть не жалеет о покинутом НИИКИЭМСе. Найти его было легко, и задумавшая отчаянную аферу преступница была почти уверена, что тот не устоит перед соблазном и пойдет на сотрудничество – слишком уж большой куш она ему посулит, не сможет он устоять. Она сразу же предполагала, что после того, как Сашка выполнит свою задачу, его придется каким-то способом убрать, но это ее уже не пугало, и она хладнокровно внесла еще один пункт в свой план наряду с точно так же запланированным отравлением Нины (всё было ею предусмотрено и запланировано задолго до того, как воплотилось в реальность). Незаметно для себя она уже привыкла не пугаться таких мыслей и в душе уже стала на преступный путь, если воспользоваться расхожим выражением из советских душеспасительных книжечек, предостерегавших молодых людей от соскальзывания на эту пагубную дорожку. Как и в читанных ею детективах, все персонажи, задействованные в плане задумываемого идеального преступления, уже не вызывали ни малейшего сочувствия и представлялись Анне Леонидовне (внутренне, можно сказать, переродившейся и безудержно катившейся в адскую тьму) лишь шахматными фигурками, предназначенными быть удаленными с поля действия при очередном ходе гроссмейстера. Ни она сама, ни те, кто невольно становился препятствием на избранном ею пути, уже не имели никакого самостоятельного значения – все ходы диктовала затеваемая ею игра, и перед ее требованиями не могли устоять никакие сентиментальные соображения.

План игры предусматривал мельчайшие детали, которые наша героиня держала в голове, не доверяя их бумаге и не делая ни единой заметки. Еще не сделав ни одного реального шага для подготовки хищения, Анна Леонидовна уже знала, как она выкопает ямку в кладовке, каких та будет размеров и куда она вынесет лишнюю землю. Как под любым предлогом втайне посетит Сашкино жилище и даже как оставит там женский платочек, надушенный Ниниными духами, чтобы направить следствие на ложный путь. Как она, осуществив задуманное, через некоторое время «заболеет» и ляжет в больницу (полученные ею когда-то знания по фармакологии и купленные загодя простейшие, но сильнодействующие таблетки должны были без труда сбить с толку врачей, у которых не могло быть ни малейших подозрений о возможной симуляции), а затем тихо уволится, сославшись на состояние здоровья. И только потом, через несколько, может быть, месяцев, когда всё уляжется и когда ее присутствие на сцене в момент похищения платины забудется, она планировала взяться за обращение своей добычи в наличные деньги. Относительно этой части своего плана Анна Леонидовна решительно отказалась выдавать свои тайны следователю. Она лишь туманно намекнула, что был у нее на примете некий человечек – давний случайный знакомый еще по годам ее работы в санэпидстанции, но он ни в чем не участвовал и ничего не знал о ее планах, а потому она не станет привлекать к нему внимание милиции и брать еще один грех на свою душу. Поверьте, он тут ни при чем – и весь сказ, – твердо заявила она Косте, да тот и сам не рвался разоблачать этого любопытного человечка – у него и без того была еще уйма хлопот.

Центральной частью всего плана был, как ни парадоксально, миф о регулярном возвращении трупа. Как ни дик был этот ход в задуманной ею преступной игре, а своей несусветной дикостью он давал преступнице важные преимущества и должен был обеспечить ей желаемое место в будущем расследовании. Суть дела в том, что занимаемая нашей героиней позиция ночного вахтера была и чрезвычайно удобной для претворения преступного плана в жизнь, и одновременно совсем непригодной для успешного выполнения задуманного. С одной стороны, во время своих дежурств она была единственным человеком в здании и могла на протяжении всей ночи делать, что угодно, не опасаясь посторонних глаз и ушей. Но с другой – эта позиция гарантировала, что после того, как кража будет обнаружена, она автоматически займет место главной подозреваемой. Именно потому, что у нее были все возможности украсть или обеспечить такую возможность своим сообщникам. Она не сомневалась, что при таком раскладе милиция вцепится в нее мертвой хваткой и что-нибудь да выжмет, не говоря уже о том, что нескольких месяцев в следственном изоляторе ей не миновать. И даже, если украденная платина не будет обнаружена, и ее выпустят оттуда за недостатком улик, все последующие годы она будет находиться под пристальным надзором милиции, так что о реализации добычи не стоит и мечтать. Казалось бы, налицо ситуация, из которой она не могла надеяться выйти приемлемым для себя образом, – классическое положение: куда ни кинь, всюду клин. Оставалось только бросить все эти несбыточные бредни и оставить желанную платину тем бесшабашным налетчикам, которые, долго не раздумывая, ворвутся с ножами и револьверами, сгребут добычу и постараются скрыться в неизвестном направлении – а там уж, как повезет. У них ведь простой принцип: кто не рискует, тот не пьет шампанское. Джентльмены удачи! Что тут скажешь?

Ясно, что следовать этому принципу Анна Леонидовна вовсе не собиралась. Не тот она была человек, и в своих планах рассчитывала не столько на удачу, сколько на свои серые клеточки[31]31
  На всякий случай поясню всё же, что использованное мною выражение не следует приписывать героине романа – она, по всей видимости, и не знала такого.


[Закрыть]. Тут стоит, вероятно, заметить, что стоявшая перед ней – и на первый взгляд неразрешимая – проблема: как реализовать преимущества своей позиции и в то же время нейтрализовать присущий ей кардинальный недостаток, была аналогична проблемам, встающим перед любым изобретателем, желающим избавиться от недостатков уже существующей конструкции, сохранив ее достоинства. Удачную формулировку такого рода проблем (но не решений) можно найти в детской сказке про волшебную дудочку и кувшинчик. И надо отдать должное изобретательским способностям Анны Леонидовны и творческой мощи ее серых клеточек, она нашла остроумный вариант решения. Уже зная, как было дело, читатель может усомниться в эффективности и надежности использованной ею тактики – ведь разоблачили же ее в конце концов. Тем не менее, факт остается фактом: ее изобретение оказалось достаточно действенным, и не допусти она маленькую ошибку, ставшую для Миши той детективной зацепкой, которая дала ему возможность докопаться до истины, еще неизвестно, чем бы кончилось ее опасное предприятие.

Суть ее изобретения и соответствующего пункта в ее плане сводился к тому, чтобы загодя какими-то байками привлечь внимание милиции к своей особе – устроить какой-то спектакль, в котором вахтер Бильбасова будет играть главную роль, объявляя о тяжком преступлении. Поскольку реально преступление еще не состоится, и платина будет находиться на месте, возникшие в отношении нее подозрения будут развеяны, и если этот фокус повторить с тем же эффектом, то ее возможная связь с якобы совершенным преступлением будет убедительно опровергнута. Вероятно, ее сочтут истеричной особой, желающей привлечь к себе внимание, или еще кем-то – это не страшно, и будет ей только на руку. О своем возможном пребывании в психбольнице Анна Леонидовна предполагать не могла, но в том, что ей придется побывать на осмотре у психиатра, не сомневалась. Ну и пусть. Что бы там психиатр не написал в своем заключении (а, конечно, напишет чего-нибудь – на то он и психиатр), заподозрить ее в симуляции он не сможет. Какой у нее может быть мотив для симуляции – под следствием она не находится, ее ни в чем не обвиняют, и в армию ее никто забирать не собирается. Таким образом, еще до того, как кража будет обнаружена, версия о ее причастности к преступлению будет милицией уже отработана и отброшена, как полностью не подтверждаемая реальными фактами. Можно почти не сомневаться, что возвращаться к этой беспочвенной версии у следствия не будет ни малейшего желания. Очевидно ведь, что человек, задумавший преступление, не побежит в милицию сообщать, что оно уже совершилось. Следовательно, подозрения, которых она не могла бы избежать, будут сняты еще до того, как обретут под собой фактическую почву. Во мнении следствия она уже не окажется на месте главной подозреваемой, поскольку за ней уже будет прочно закреплено место потерпевшей – несчастной бабки, ставшей свидетельницей макабрического спектакля. (Тут Миша, надо сказать, не ошибся в своем предположении: оный спектакль был на самом деле предназначен для милиции и будущих следователей).

Еще одним существенным моментом придуманной ею фантастической истории была удачная мысль ввести в этот миф свою будущую жертву – Мизулина. Сыграв свою роль технического помощника, без которого преступница не могла осуществить намеченный план, он должен был погибнуть от ее руки, и первоначально Анна Леонидовна собиралась добавить ему в портвейн тот же тринитросолидол, которым впоследствии была отравлена Нина. Нажрался, дескать, алкаш неизвестно какой дряни – не выдержал длительного отказа от спиртного – вот и отбросил копыта. Но затем ей пришло в голову совместить его функцию помощника с функцией главного героя мифа: это его труп должен был появляться в коридоре НИИКИЭМСа и пугать ни в чем не повинную вахтершу. И эта ее выдумка опять же хорошо укладывается в понятия, описывающие изобретательское творчество. Теория решения изобретательских задач (ТРИЗ) гласит, что сущность многих разнообразных изобретений состоит в совмещении функций: один и тот же элемент технической конструкции начинает выполнять не только свою исходную функцию, но и некие дополнительные задания, порученные ему изобретателем[32]32
  Рекомендую всем читателям интересную книжку: Альтшуллер Г.С. Алгоритм изобретения. М. 1969. Я почти уверен, что она должна понравиться всякому любителю детективов.


[Закрыть]. Как ни хороша была эта идея, придававшая мифу завораживающую картинность и уводившая слушателя в мистические пространства, но в деталях ее изложения оказался скрытый дефект, поставивший преступницу в опасное положение. Всего лишь маленькая неточность (ошибка глазомера) поставила под удар весь ее план, и когда она наяву столкнулась с тем, что труп Мизулина решительно отказывается занять предназначенное ему место, наша героиня просто похолодела (по ее словам) и уже была готова к тому, что ее немедленно арестуют. Ведь достаточно было производящим дознание милиционерам измерить труп и прикинуть, каким образом он мог лежать за дверью, как всё ее вранье было бы тут же разоблачено. Однако никому это не пришло в голову, и ее ошибка осталась не замеченной. Тем не менее, преступница прекрасно осознавала, что вся ее хитроумная конструкция, в остальном осуществленная безупречно, без сучка и задоринки, повисла на волоске – недаром при известии об аресте ее первыми словами были: Додумались-таки! И действительно, эта мелкая ошибка оказалась для нее роковой. Наш Шерлок Холмс (здесь я уже имею в виду не Костю, а Мишу, под конец перехватившего у своего соратника роль Великого сыщика) понял – пусть лишь после долгих и безуспешных попыток, но понял же – значение такой очевидной, но не имеющей разумного смысла детали, и тем самым пролил яркий свет истины на скрытую подоплеку видимых всем событий.

Я не вижу необходимости продолжать изложение прочих подробностей и обсуждать их значение для описанного в романе расследования. Мое повествование о нем, в целом, закончено, и мне остается лишь сказать несколько фраз о дальнейшей судьбе персонажей, бывших участниками поведанной здесь истории.

Бывший Холмс, а в миру следователь Коровин, с которым Миша еще несколько раз встречался за памятным столом (только место чая со слоном занимали на нем уже другие напитки) и сохранил об этом дружеские воспоминания, вскоре – уже через несколько месяцев – отбыл из города к новому месту службы. Ему было предложено занять должность начальника следственного отдела в УВД одного из крупных городов где-то на Волге. Вряд ли можно сомневаться, что такой его стремительный карьерный взлет – от молодого следователя до начальника отдела – был связан с успешным завершением порученного ему сложного дела и с возвращением государству больших материальных ценностей. (Миша, по своему обыкновению, кивал на мохнатую папашину лапу, но это ведь вовсе не отменяет сказанного мною выше). Начало его карьеры было блестящим, и я почти не сомневаюсь, что за прошедшие годы он и сам дослужился до генеральских погон. А уж до каких высот сможет при его поддержке взлететь его сын, можно только гадать.

Михаил – настоящий Холмс этого романа – через пару лет после описанных событий защитил свою диссертацию и вскоре перевелся в другой НИИ (он и про него мне кое-что рассказывал, но я не вижу смысла здесь об этом вспоминать). Последнее, что я знаю о нем, относится к концу восьмидесятых. Он еще раз сменил место работы, получил квартиру в новом микрорайоне у черта на рогах и перестал появляться в наших краях – пути наши разошлись. Я бы с удовольствием возобновил знакомство, но никаких его координат у меня нет – похоже, он вовсе покинул наш город. Будь это не так, наши с ним пути где-нибудь да и пересеклись бы за эти годы.

Анна Леонидовна – в полном соответствии с прогнозами врачей – умерла в тюремной больнице. Не надо было, вероятно, ей изображать из себя больную, принимая какие-то сильнодействующие таблетки. Что-то они сдвинули в ее организме и в сочетании с длительным нервным напряжением привели к возникновению истинной болезни. Хотя можно, разумеется, сказать, что такое развитие событий было для нее лучшим выходом. Что ее могло ждать в противном случае? Суд с приговором к высшей мере наказания? А так, завершенное уголовное дело, не дойдя до суда, было закрыто в связи со смертью обвиняемой, после чего навеки упокоилось в милицейских архивах. Где упокоилась сама ставшая на преступный путь героиня нашего романа, мне неизвестно. Вероятно, в земле той отдаленной части городского кладбища, где хоронят невостребованные трупы, и, по всей видимости, где-то недалеко от ее могилы лежит в земле и труп несчастного Мизулина, нашедший там свое окончательное пристанище. Requiescat in pace[33]33
  Да упокоится с миром (лат.)


[Закрыть]. Да смилуется Господь над заблудшими душами.

Про остальных второстепенных персонажей Миша мне ничего интересного сообщить не мог, и единственное, о чем мне стало известно, это – тот простейший факт, что ниикиэмсовский академик никак не пострадал за свою халатность. Может, ему и сделали какое-то внушение – погрозили, так сказать, пальчиком, – но никаких слухов об этом в институте не было. Да и вообще, такие фигуры редко расплачиваются за свои грехи – всегда как-то всплывают и продолжают несмотря ни на что держаться на поверхности. Надо полагать за все грехи расплатился в полной мере только несчастный зам по АХЧ, о котором Миша тоже ничего не мог мне сообщить.

Первое время наш герой ожидал, что в институте начнет обсуждаться история с платиной, и гадал, свяжут ли ее местные умники и витии с убийством Мизулина и скоропостижной смертью Нины, но так этого и не дождался. По-видимому, все, кто знал о платине, считали за лучшее по-прежнему помалкивать, а те, кто не знал, так и остались в неведении. О том, что Нинина смерть стала результатом умышленного отравления, тоже не дошло до институтской общественности. Ее муж, даже если и был поставлен в известность об этом, с ниикиэмсовцами не общался и не мог стать источником такой информации. Здесь, кстати, стоит, наверное, упомянуть, что столь занимавшая когда-то внимание сыщиков Петунина действительно стала завскладом, но, по мнению общавшихся с ней сотрудников НИИКИЭМСа, вовсе не пользовалась такой известностью и популярностью, как ее предшественница, – характер не тот.

Не узнал никто и о том, какую ужасную роль сыграла в описанных событиях Анна Леонидовна – никто из Мишиных сослуживцев не смог бы ее и представить в качестве хладнокровной и изобретательной преступницы. Слишком уж это не вязалось с ее обыденным, ничем не примечательным обликом и ее незаметным местом в институтской жизни. Еще из больницы эта наша героиня передала с кем-то заявление с просьбой уволить ее по собственному желанию в связи с ухудшением здоровья. Комендант, понимая, что тут ничего не изменишь, тут же подписала это заявление и передала в отдел кадров. Так что, через несколько дней работавшая на четверть ставки пенсионерка была без излишних формальностей уволена, причитавшиеся ей при расчете несколько рублей были положены в бухгалтерии на депозит, и больше ее судьбой уже никто не интересовался. Комендант смирилась с уходом своей самой надежной и безотказной вахтерши, да она и так уже почти не работала, а близких подруг, как мы знаем, у Анны Леонидовны в НИИКИЭМСе не было. Так никто и не узнал, где и как она окончила свои дни.

Что же касается мрачной истории о трупе, появляющемся в разных местах и своим появлением предвещающем грядущие беды тем, кому он является, то, по словам Миши, она хоть и всплывала время от времени в разговорах ниикиэмсовских сотрудников, но уже не вызывала особого интереса: смысл ее остался для публики не расшифрованным, а никаких новых связанных с ней событий не происходило. Однако я не исключаю, учитывая все возрастающую тягу широких слоев нашего общества к такого рода эзотерическим феноменам, что где-то эта – занятная, вообще-то говоря, – история еще бытует в кругах научных сотрудников на правах этакой городской былички: сам я, дескать, не видел, но один мой хороший знакомый рассказывал…

В течение многих лет Михаил строго соблюдал условия договора, заключенного с Костей, и никому не рассказывал о своей активной роли в этой детективной истории. Наверное, ему временами хотелось поделиться с кем-нибудь воспоминаниями о тех днях; заново пережить те захватывающие события, свидетелем и участником которых он когда-то стал; похвастаться, в конце концов, своими успехами на детективном поприще, о которых никто – кроме неизвестно где обитавшего Кости – не мог и подозревать. Но он, верный принятым на себя обязательствам, стойко сопротивлялся подобным желаниям и все эти годы даже не заикался никому о своей роли в успешном расследовании столь необычного и загадочного уголовного дела. Научился-таки помалкивать, когда этого требует долг и когда обстоятельства вынуждают сохранять молчание. Лишь десять лет спустя встреча со мной и мысль о том, что его воспоминания вполне могли бы стать сюжетной основой для детективного романа, подтолкнули его к нарушению обета молчания. Никому уже, как он считал, его рассказ повредить не мог и, будь Костя в пределах доступности, он, вероятно, тоже бы не возражал против того, чтобы один из героев того расследования поведал о нем автору детектива. Со своей стороны, я льщу себе мыслью, что Мишино решение рассказать мне то, о чем он молчал на протяжении стольких лет, говорит об определенном доверии, которое мой хороший знакомый испытывал по отношению к автору этих строк. Надо полагать, что его поступок однозначно свидетельствует: никакого неожиданного подвоха он от меня не ожидал.

Приступая теперь – еще через десять лет – к роману, я вовсе не чувствовал, что, взявшись, фигурально выражаясь, за перо, я, хоть в какой-то мере, злоупотребляю оказанным мне доверием. Ведь к созданию такого романа Миша меня и призывал. Жаль, конечно, что он (точнее сказать, мой давний знакомый, ставший прототипом моего героя) не может прочитать написанное и высказать свое мнение, сделать замечания, что-то поправить в моем изложении его рассказа и так далее. Но с этим я не могу ничего поделать. Что же касается разглашения в романе тайны давнего договора, положенного в основу сотрудничества двух сыщиков, то и оно меня не слишком тяготит. Как ни крути, а всё мною описываемое осталось в далеком прошлом. Всё это было, прошло и быльем поросло. Я не вижу ни малейшей опасности для кого бы то ни было в том, что эта давняя история стала сюжетом моего романа. Имена персонажей, место действия и детали повествования были мною радикально изменены. Так что при необходимости я всегда могу заверить, что всё это, включая и Мишу, якобы рассказавшего мне данную историю, выдумано мною самим от начала до конца. А то, что нечто сходное происходило где-то в реальности, не более, чем случайное совпадение. Мало ли какие бывают в жизни совпадения.

1995