Текст книги "Он приходит по пятницам"

Автор книги: Николай Слободской

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

Глава семнадцатая. Возвращение Шерлока Холмса

Когда в конце предыдущей главы, я описывал расставание героев романа, не знающих, что им сулит грядущий день, я вовсе не собирался вводить в заблуждение читателей. Ведь всякому ясно, что детектив не может закончиться отстранением сыщика от проводимого расследования. Развязкой детективного повествования может быть только разоблачение злодеев и прояснение всех накрученных автором загадочных происшествий, а пока этого не произошло, сыщику, что бы с ним не случилось, придется продолжать действовать и распутывать все петли и узлы на своем пути к истине. А посему знакомый с такого рода литературой читатель нимало не сомневается, что всё как-то уладится. Сыщики продолжат свою охоту на злоумышленников, укравших ценное государственное имущество, и в конечном итоге разоблачат их. Сколько веревочке не виться, а конец… и, судя по количеству оставшихся страниц, благополучный конец расследования уже недалек.

Разумеется, читатель ничуть не ошибается в своих прогнозах. Сложись события по-другому, и этот роман просто не появился бы на свет. Реши милицейское начальство передать дело о хищении и убийствах в НИИКИЭМСе в руки более опытных сотрудников, Костя вышел бы из игры, а следовательно, и его соратнику Мише не удалось бы участвовать в деле до его окончательного завершения. А, надо прямо сказать, еще неизвестно, как бы закончилось расследование без Мишиного активного участия. Справились бы опытные сотрудники с ним или нет – это еще большой вопрос. Но в любом случае моему знакомому нечего было бы мне рассказать, пригодного стать сюжетом детективного повествования. Так что ни о каком романе не было бы и речи.

В реальности развитие событий пошло по иному пути, который привел, в конце концов, – пусть и через много лет – к появлению этого сочинения. Однако был момент, когда судьба будущего детектива висела на волоске и когда, подобно конан-дойлевскому Шерлоку Холмсу, зависшему над бездной Рейхенбахского водопада, наш герой какое-то время находился в подвешенном состоянии, не зная, что с ним будет на следующий день и чего ему ожидать в будущем. Воспользовавшись такой – пусть даже несколько натянутой – аналогией, я и решил для этой главы позаимствовать у Конан Дойля название его знаменитой книги. Уход нашего Холмса угрожал полностью разрушить излагаемый сюжет, а его чудесное возвращение позволяет нам продолжить повествование.

На следующий день Миша заявился на работу около десяти утра – довольно рано, по его собственным меркам. С одной стороны, это было не совсем удобно, если иметь в виду, что ему надо было дожидаться пяти часов, чтобы выяснить у своего Холмса, как обстоят дела и каковы их ближайшие планы. Но, с другой стороны, младший научный сотрудник Стасюлевич запланировал для себя переговорить в этот день еще с одним своим руководителем. В ходе чуть ли не ежедневной сыщицкой активности, на фоне всей этой суматохи, когда его мысли практически полностью были заняты убийствами и загадочными происшествиями, Миша невольно отодвинул в сторону свои научные труды. Он почти что и не вспоминал о них, отложив это на «потом», на то неопределенное время, когда все тайны двойного убийства будут ими раскрыты. В прошедшие две недели мэнээсу Стасюлевичу было не до науки. Но теперь мысли его обратились в эту сторону, он чувствовал, что пора вспомнить и об основном, так сказать, месте работы. Этим утром заблудший (знало бы его начальство, чем он увлеченно занимается в рабочее время!) мэнээс собирался переговорить со своим завлабом. Тот еще месяц назад взял на проверку черновик написанной Мишей статьи и до сих успешно отделывался от докучавшего вопросами подчиненного обещаниями в ближайшие дни разобраться с их совместной научной работой. Последний раз он отфутболил канючившего Мишу словами: на той неделе… подходи, разберемся. И поскольку та неделя уже наступила и прошла, пора было потребовать от него выполнения обещанного, а заодно и обсудить – в общих чертах – планируемый новый эксперимент. То есть, если говорить честно, поставить начальство в известность о том, что запланировал сам Миша. Его научный руководитель особенно не навязывался с какими-то им придуманными задачами, и нашего героя такая самостоятельность вполне устраивала – самонадеянности, и даже нахальства, ему было не занимать. Сразу, чтобы не возвращаться к этому, сообщим, что Мише удалось провернуть в полном объеме все намеченные им делишки. Завлаб был на месте и в благодушном настроении, текст статьи они исправили и утрясли к общему удовлетворению (мнением третьего соавтора, в тот момент отсутствовавшего, можно было и пренебречь – вряд ли он стал бы к чему-то придираться – не его это тема), было получено начальственное одобрение и на будущий эксперимент. Всё тип-топ. Верной дорогой идёте товарищи![26]26
  Тут я, по-видимому, допустил нечаянный анахронизм: эта фраза, ставшая во времена Брежнева чуть ли не партийным припевом и перекочевавшая из газет и c плакатов в обыденные разговоры, стала популярной, насколько я помню, позднее описываемых лет. Вряд ли она могла придти в голову нашему герою после разговора с завлабом, но вот в своем рассказе он вполне мог употребить это расхожее в восьмидесятые годы выражение.


[Закрыть] Даже в отношении просмотра реферативных журналов был достигнут впечатляющий прогресс: их стопка на Мишином столе почти полностью усохла, и та пара журналов, которые он еще не успел обработать, погоды не делала.

И всё же эти – мелкие, но ведущие к значительной цели, – свершения почти ничего не изменили в минорном (мрачном, попросту говоря) настроении, в котором наш Ватсон пребывал со вчерашнего дня. Непонятно было даже, мог ли он еще считать себя Ватсоном (в глубине души примеряющим на себя роль Шерлока Холмса), – неясно ведь, что там еще надумает Костино начальство? Всё их расследование висело на волоске, и самое-то главное: пусть Костю не отстранят полностью, а оставят в группе, расследующей данное дело, так что они смогут продолжить свое сотрудничество, но и при таком раскладе Миша не видел своего будущего места в этом детективе. Как уже говорилось, услышанное им накануне существенно прояснило картину тех происшествий, которые они пытались расследовать, но одновременно такое знание скрытых причин и мотивов происходящего породило в Мишиной душе глубоко пессимистический взгляд на возможности успешного завершения начатого ими дела. Особенный скептицизм вызывало у того, кто еще по инерции продолжал считать себя Ватсоном, его личное участие в расследовании. Пока главные моменты дела концентрировались внутри института и вокруг него, Миша чувствовал себя на месте – здесь он что-то понимал и мог на равных обсуждать с Костей «амурные» и прочие их гипотезы. Но теперь – после обнажения основной механики преступлений – в центре оказались некие профессиональные преступники, к тому же скрывшиеся с добычей в неведомую даль. Чем в этом случае мог способствовать следствию ничего не знающий о преступном мире молодой сотрудник НИИКИЭМСа? Ясно, что ничего путного о том, как и где их искать, он предложить не мог.

Костя в разговоре обмолвился, что единственное приходящее ему в голову направление розысков – попытаться выяснить (в соответствующих кругах и у более или менее осведомленной публики), не покидал ли город в последние дни кто-то из «серьезных людей», пользующихся авторитетом у криминальной братвы. Он, дескать, уже успел переговорить на эту тему с одним из своих знакомых, непосредственно занимающимся оперативной работой, и собирался предложить дальнейшие шаги в этом направлении своему начальнику отдела (если, конечно, тот станет его слушать). Ну, и где здесь место для верного Ватсона? Много ли от него может быть толку в обсуждении такой деятельности? Оставалась еще, правда, линия Петуниной – ниточка, тянущаяся из НИИКИЭМСа в направлении бандюг (так они, по крайней мере, могли предполагать). Но и здесь, поскольку прощупывание этой «бухгалтерской девушки»[27]27
  Хотел написать этой девицы, но спохватился – никаких сведений о ее брачном статусе у меня нет, и даже сам Миша вряд ли был об этом осведомлен.


[Закрыть] предполагалось за пределами института, Миша опять-таки оказывался не у дел.

Короче говоря, создавшуюся ситуацию наш герой рассматривал как изощренную издевку над собой со стороны судьбы (или как еще назвать силу, которая так над ним посмеялась?) – знал бы заранее, так и не ввязывался бы в это дело. И действительно: так захватывающе всё начиналось! Волею случая он – страстный любитель детективов – оказался совсем близко к центру увлекательной полуфантастической истории, в которой загадочными были все ее детали: кто? зачем? как это можно объяснить, не впадая в дурной мистицизм? Уже интересно. А тут еще неожиданная встреча со своим школьным знакомым, благодаря чему он сам оказался в позиции детектива, разгадывающего эти загадки. И каким увлекательным казалось начало их расследования. Смелые догадки, увлеченные обсуждения с Костей тут же – на ходу – генерируемых ими гипотез, открытия – пусть не такие и значительные, но, тем не менее, объясняющие кое-что в этом деле, снимающие покров тайны хотя бы с части из бывших загадочными обстоятельств. Главное, была надежда разобраться во всем, составить истинную картинку из тех осколков, которые им удалось обнаружить. Ни о чем подобном наш Ватсон (а он, конечно, и до всего этого чувствовал себя и Ватсоном, и Шерлоком Холмсом в глубине души – да, наверное, и всякий любитель детективов ощущает в себе подобное желание), так вот, ни о чем близком к подобным приключениям он не мог и мечтать – и вдруг судьба расщедрилась и одарила его желанными впечатлениями и переживаниями. Завлекла его, выбила из привычной колеи, заманила в развертывающуюся у него на глазах и творимую с его личным участием роскошную авантюру. Но это было лишь поначалу и, как оказалось, вовсе недолго. Раз-два и всё, можно уже сказать, пришло к концу. Лично для него дело практически закончилось, и закончилось – пшиком. На его надеждах сыграть – хоть раз в жизни – роль Великого сыщика и в результате интеллектуального озарения первым распознать ускользающую истину[28]28
  В своем рассказе Миша и не скрывал, что такие мечтания были ему вовсе не чужды. Он и в науку-то пошел ведомый схожими мотивами – именно возможностью находить загадки и разрешать их она его и привлекала.


[Закрыть] можно было теперь поставить жирный крест. Похерить надо было все эти надежды (как выражались наши предки, использовавшие в своей речи старинные названия букв русской азбуки), перечеркнуть их слева направо и справа налево двумя косыми чертами, и готовиться к возвращению в лоно обыденной жизни – благо, что и в ней он может надеяться разрешить какие-то научные загадки.

Хотя мы с читателем и знаем, что Миша глубоко заблуждался относительно своей дальнейшей роли в этой истории, но его легко понять – в тот момент всё для него поблекло и потеряло большую часть своей привлекательности. Он невольно склонялся к выводу, сформулированному (по другому, естественно, поводу) классиком советской литературы: Нужно было жить и исполнять свои обязанности. Вот в духе этой стоической максимы он и старался действовать.

Конечно, он не мог перестроиться мгновенно, и какие-то надежды на неожиданный благоприятный поворот в развитии их расследования в нем еще теплились. Потому, присоединяясь время от времени к лабораторным посиделкам за чайным столом, он по-прежнему внимательно прислушивался, нет ли каких-нибудь новых известий об интересовавших его предметах, не появились ли в институте новые слухи об уже замешанных в интересующую нас историю персонажах – о той же Петуниной, например, – а особенно о том, нет ли в таких слухах упоминаний о платине или о чем-то подобном. Однако ничего интересного он не услышал. В институте, похоже, никто по-прежнему не знал про существование платины, и это, несомненно, значило, что ни выступившая разоблачительницей главбух, ни начальник отдела снабжения, с которым беседовал Костя, не стали делиться своими впечатлениями и мыслями с институтской общественностью. Видимо, посчитали за лучшее держаться от этой темы подальше и не демонстрировать свою осведомленность. Так же затих вопрос об инвентаризации на складе – никто о ней не заикался, и одному богу было известно, когда же за нее возьмутся.

В духе своей новой установки на возобновление научных трудов Миша стал усердно подготавливаться к новому эксперименту: собирать посуду, реактивы и т.д. Какое-никакое, а всё ж не бессмысленное занятие. Так, мало-помалу дело дошло и до условленного срока. Ровно в пять, позвонив Косте, он на свое робкое: ну, как? услышал краткий, но вполне определенный ответ:

– Встречаемся, как договаривались. Сможешь?

– Конечно. В шесть буду у дверей.

На этом их разговор и закончился.

Вот так так! Похоже, до крайности не дошло. Банкет продолжается, – решил слегка приободренный Ватсон, и, спустившись к шести часам на первый этаж, стал курсировать по коридору прогулочным шагом в ожидании своего напарника. Еще посмотрим, куда оно повернет, – бормотал он себе под нос, – мы уже всякие повороты видали. Он чуточку воспрял духом, хотя и мало верил в то, что Костя принесет в клюве благие вести.

Чтобы сразу прояснить ситуацию, я немного забегу вперед и уже здесь изложу главные результаты Костиного свидания с начальником отдела. Сводя их к одной фразе, можно сказать, что никакого конкретного решения принято не было. Как в этот же вечер сообщил Мише один из участников разговора, состоявшегося в начальственном кабинете с глазу на глаз, руководитель внимательно, вникая во все подробности, выслушал отчет подчиненного о проделанной работе и о всех фактах, выявленных в ходе следствия, но от собственных комментариев воздержался и ничем не выразил своего отношения к делу. Тут надо подумать. Работайте. Через день-два доложите, как обстоят дела, – таким невнятным начальственным резюме и окончился этот разговор. Ожидавший неминуемого разноса и последующих оргвыводов Костя был несколько озадачен таким поворотом дела. Наверх докладывать собирается, наверное, – предположил он, рассказывая об этом Мише, – Не хочет предвосхищать решений вышестоящих, вот и темнит. Однако развивать эту тему дальше и делиться с приятелем своими соображениями Костя не стал. Он вообще очень скупо высказывался о своих служебных обстоятельствах и о взаимоотношениях в их отделе. Видимо, считал, что их с Мишей договор, предполагающий разглашение некоторых ведомственных тайн, ограничивается рамками конкретного уголовного дела. Миша же, как это было почти во всех случаях, в первую очередь заподозрил, что столь нестандартное поведение Костиного начальника может объясняться вмешательством в ход событий Коровина-старшего – пресловутого «генерала», о котором Костя и вовсе никогда не упоминал, будто его и в природе не существовало. Рассказывая мне об этом эпизоде, Михаил предполагал, что уже после их вчерашнего разговора Холмс, убоявшись лишиться этой роли, отправился к своему папаше, чтобы поведать тому о неожиданном повороте в расследуемом им деле и о том, непростом положении в котором оказался ни в чем, вроде бы, неповинный, но оказавшийся под ударом следователь Коровин. Развивая эту гипотезу, Миша считал, что, скорее всего, озабоченный успешной карьерой отпрыска «генерал» переговорил с Костиным начальником еще до того, как сам Костя оказался в этом кабинете, и, обрисовав коллеге ситуацию, попросил не отстранять сынишку от дела, а дать ему шанс исправить, насколько это возможно, создавшееся положение. При этом он, надо полагать, заверил начальника отдела, что самолично утрясет этот вопрос с руководством УВД и что никаких претензий по этому поводу Костиному начальнику опасаться не следует – «генерал» берет всю ответственность на себя. Конечно, Миша так никогда и не узнал, как это происходило на самом деле. Действительно ли мохнатая папашина рука спасла наших героев от бесславного фиаско в проводимом ими расследовании или же начальник отдела не стал отстранять Костю и передавать следствие в другие руки, основываясь на каких-то собственных соображениях, непроницаемых для взора нижестоящих сотрудников? Всё это так и осталось покрыто мраком неизвестности вплоть до нынешнего дня. Да и зачем нам с вами, читатель, вникать во все тонкости милицейской внутренней политики, не связанные напрямую с сюжетом нашего романа?

Возвращаясь к Михаилу, мерившему шагами коридор от дверей склада до расположенного у окна мужского туалета и обратно, надо сказать, что дожидаться ему пришлось недолго. Уже через несколько минут в вестибюле замаячили знакомые фигуры Константина и неразлучного с ним Олега.

Употребленное здесь слово «неразлучный» невольно подталкивает мысль к напрашивающейся аналогии между персонажами нашего повествования и героями знаменитого романа Сервантеса. Однако, поразмыслив, я вынужден был отказаться от такого художественного сравнения: если судить по внешнему виду, то описываемая мною пара находилась скорее в обратном соотношении со своими литературными прототипами. Тощий и высокий Олег никак не годился на предназначаемую ему роль Санчо Пансы, в то время как Костя, вовсе не округлый, но всё же гораздо более плотный, чем его «оруженосец», совсем не вписывался в образ Дон-Кихота. Тем более что меланхоличный и вечно унылый Олег (Миша ни разу и не видел его в другом настроении) много лучше соответствовал определению «рыцарь печального образа», нежели его бодрый, пышущий внутренней энергией руководитель следственной группы.

Почти с уверенностью можно предсказать, что, дойдя до этих строк, читатель (как это, вероятно, бывало уже неоднократно) с досадой заметит явную чужеродность этих рассуждений в тексте детективного романа. Ничего они не добавляют к пониманию описываемых событий. И он (читатель), вне всякого сомнения, прав: всё это – не более чем авторская блажь, легко объясняемая тщеславным желанием написать нечто значительное, умственное и засвидетельствовать знакомство автора с высокими литературными образцами. Я и сам это прекрасно сознаю. А потому, дав себе на минуту волю, стремительно обрываю сей не относящийся к делу пассаж.

После того, как Константин, подойдя к вахтерской, забрал ключ и расписался в журнале, они с Олегом направились к дверям склада. Поздоровались за руку: а вот и мы. Зашли в уже знакомое читателю помещение, при этом Костя задержался у двери и пощелкал замком, открывая и закрывая его. Заметив вопросительный взгляд наблюдавшего за его действиями Ватсона, объяснил:

– Солидная конструкция – гвоздем не откроешь. Да и специалисту придется покопаться минут пятнадцать, а то и полчаса.

На этом осмотр входа был закончен, и, закрыв за собой дверь, руководитель следственной группы бодрым тоном заявил:

– Ну, давайте смотреть.

Что, правда, не вызвало ни малейшей реакции со стороны его младшего коллеги, продолжавшего стоять посреди комнаты с рассеянным видом. И действительно, что тут смотреть – ведь всё уже осматривали, – мысленно Миша невольно солидаризировался с пребывающим в апатии Олегом. Однако опыт с дверью черного хода его кое-чему научил, и он с надеждой посмотрел. Но посмотрел на Холмса, пытаясь понять, что у того на уме, а затем, вспомнив, сделал несколько шагов в сторону стоявших в углу корзин, предохранявших бутыли с кислотами от нечаянного удара.

– Точно, – подтвердил Костя, подходя к нему и махнув рукой в сторону пустого пространства за корзинами, которое они обнаружили при прошлом осмотре, – тут они, наверняка, и стояли. И, как сообщила главбух, были сверху прикрыты каким-то рядном, чтобы в глаза не бросались. Что-то, кстати, тряпки этой не видно нигде – прибрали, наверно, куда-то.

Помолчав немного, он решил внести в отношения ясность и добавил:

– Я, Михаил, сказал Олегу, что ты в курсе дела относительно платины. Но смотри, больше никому ни слова. Шум нам ни к чему.

Миша, не ожидавший такого поворота в конспиративной стратегии, только кивнул головой. Он не очень понимал, что стало известно Олегу и как теперь себя вести. Пусть говорит Костя, а он будет помалкивать – он уже начинал привыкать к такой совершенно не характерной для него позиции.

– Так, – Костя огляделся и махнул Олегу рукой, – вон в углу стремянка – тащи ее сюда к окну.

Получивший конкретное указание Олег вышел из своего постоянного транса и приволок лестницу, с помощью которой, переставляя ее с места на место, Константин самолично осмотрел оба окна. Особое внимание было уделено тому, что было частично заслонено стоявшим у этой стены высоким стеллажом.

– Ну, что я вам скажу граждане: ни к чему не придерешься. Все стекла целы, рамы закрашены – их не откроешь, и пыль везде вековая – и на рамах, и на подоконниках. Чего и следовало ожидать. Пол, я думаю, проверять не стоит: под нами подвал, пробраться в который намного сложнее, чем сюда. Таким образом, для проникновения остается единственный путь – через забитую дверь, ведущую в соседнюю комнату. Будем его проверять – других вариантов у нас не предвидится. Олег! Давай в вахтерскую – нам нужен ключ от этой комнатушки.

– Так я же еще тогда говорил… – начал было Миша, но осекся – его удержала всё та же мысль о черном ходе. Он решительно шагнул к монструозному шкафу и, распахнув дверцы его нижнего отделения, безнадежно вперился взглядом в две массивные полки, тесно заставленные бутылями с кислотами. Подошедший к шкафу Костя также оглядел стоявшие в несколько рядов разнокалиберные сосуды, а затем, просунув за них руку, постучал в заднюю стенку шкафа.

– Картон. Оргалит, точнее. Как и положено, – таково было его нехитрое резюме. – Ну что? Пошли в соседнюю комнату – Олег, поди, уже там.

Послушный повелениям руководства Олег, и в самом деле, ждал на пороге уже открытой кладовой под номером 13а. Нет смысла описывать внутреннее убранство этой комнатушки, имевшей в ширину не более двух метров и освещаемой днем через половинку окна, поскольку я уже сделал это в одной из предыдущих глав. Чтобы добраться до заколоченной двери, надо было ликвидировать завал из заслонявших ее листов фанеры, старых облезлых стендов, рулонов проволочной сетки и прочего барахла, собранного запасливой комендантшей. Однако всё это было грязным, запыленным и покрытым брызгами невесть откуда взявшейся известки.

– Погодите. Я сейчас вам чего-нибудь принесу, – предложил Миша. Сам-то он явился на встречу в своем рабочем халате и мог ворочать этот хлам, не опасаясь сильно запачкаться.

– Ну давай, – согласился Костя, – а мы пока что перекурим, тачки смажем. Не задерживайся только.

– Я мигом, – заверил Ватсон. И действительно, уже через несколько минут он явился, притащив с собой два белых халата не первой свежести, позаимствованные им у кого-то из своих коллег, и несколько пар толстых резиновых перчаток.

Пока сыщики натягивали на себя халаты (Косте для этого пришлось вернуться на склад и оставить там свой пиджак), а Миша, воспользовавшись случаем, в свою очередь закурил, из рядом расположенного туалета вышел знакомый нашему герою парень, работавший в соседней с ними лаборатории, и, кивнув Мише, с любопытством осведомился:

– А что это вы здесь делаете?

При других обстоятельствах Миша вряд ли бы отказался от удовольствия как-то сострить в ответ на такой вопрос, дословно воспроизводящий всем в те годы известную сценку из фильма «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен», но здесь он отделался туманным: Да вот, дали нам задание…

– Ну да. Ясно, – бормотнул знакомый и быстро смотался, опасаясь, вероятно, как бы Мише не пришло в голову привлечь его к выполнению этого непонятного, но откровенно малопривлекательного задания.

Тут появился уже облаченный в рабочий наряд Костя, и они дружно – раз-два, взяли! – за несколько минут переставили всю рухлядь к противоположной стене и обнажили дверь, соединявшую когда-то эту комнатешку с основным помещением склада.

Мишу до глубины души поразила – в точности, как это было и с дверью черного хода, – простота и эффективность найденного жуликами решения стоявшей перед ними проблемы. Проще пареной репы, – рассказывал он мне через много лет, – а пока не увидишь, и в голову не придет. Дверь была аккуратно распилена поперек от косяка до косяка, так что нижняя ее треть, до той поры загороженная отодвинутым в сторону хламом, держалась на оставшемся нетронутым нижнем дверном навесе и легко открылась, когда отодвинули мешавший этой операции загнутый гвоздь. Также была выпилена прибитая наискосок доска, а из задней стенки шкафа был вырезан большой кусок оргалита, который теперь держался на своем месте только благодаря нескольким загнутым гвоздикам. А когда, убрав гвоздики, сыщики его вытащили, перед ними за рядами тех бутылок, которые они полчаса назад рассматривали с противоположной стороны, открылся вид на помещение склада. Достаточно было бы переставить часть бутылок в комнатенку, и можно было легко пробраться на желаемую сторону – пусть ползком, на животе, но никаких больших трудностей это не представляло.

– Да… Вот и выяснили… – только и смог сказать Костя, когда механика проникновения на склад обнажила свою сущность. Более чувствительный Миша и вовсе стоял, открывши рот. И даже невозмутимый Олег был, по-видимому, впечатлен открывшейся их взорам картиной. Во всяком случае, он активно разгибал гвоздики и вынимал кусок задней стенки шкафа (не бойся, – уверил его Костя, давая задание, – ничьих отпечатков мы здесь всё равно не найдем), а затем с интересом заглядывал в образовавшийся проем.

Сыщики молча перекурили – а что обсуждать-то? Всё было ясно и лежало на поверхности. Однако неутомимый и дотошный Холмс на этом не успокоился.

– Теперь так. Еще одну проверку сделаем. Мы с Михаилом сейчас выйдем и станем в вестибюле, у вахтерской, а ты, – обратился он к Олегу и подобрал валявшийся в углу обрезок доски, – постучишь. Вот так. – Он легонько трижды постучал по двери: тук-тук-тук. – Потом прервешься и погромче стукнешь. – Тук-тук-тук – обозначил нужную громкость Костя. – А уж потом со всей силы бабахнешь. – Бах-бах-бах. – Понял, что требуется? Давай. Минуты через две начинай. Мы выйдем и дверь запрем, а ты чуть выжди и действуй. Нет. Погоди… Я где-то здесь тряпку видал… Вот она. – Он пошарился и вытащил торчавшую из оставшегося завала мешковину. – Слушайте, граждане сыщики и понятые, а ведь это, пожалуй, то самое рядно, которого мы не обнаружили на складе. Ну ладно, это не важно. Олег, когда мы выйдем, ты этой тряпкой тщательно заткни щель под дверью – они ведь, наверняка, что-то подобное делали, чтобы заглушить шум. Ну! Поехали!

Завернув за угол коридора и остановившись перед вахтерской клетушкой, Костя с Мишей напряженно прислушивались, донесутся ли сюда какие-то звуки. Вахтерша с любопытством на них поглядывала, но вопросов не задавала. Завтра же пойдет слух, что я непонятно чем занимался со следователем, – с досадой подумал Михаил, – да и черт с ним. Шила в мешке не утаишь. Через пару минут до его слуха дошел слабый, но все же различимый звук: тук… тук… тук… Однако продолжения этой серии не последовало. Они с Костей переглянулись и вернулись к Олегу.

– Итак, слышно только самые громкие бабаханья, – подвел черту под следственным экспериментом Костя. – Да и то, вахтерша со своего места, похоже, их не слышала. А, если бы задвинула свое окошко, то уж точно ничего бы не услышала.

Он немного подумал.

– Жаль у нас пилы с собой нет. А тут ее нельзя раздобыть? – обратился он к Мише.

– Запросто. Только у нас не настоящая пила, а ножовочное полотно – узенькое такое – по металлу.

– Самое то, что нужно. Сбегай, принеси.

Командированный за пилкой Ватсон быстро вернулся, и эксперимент был повторен в наиболее приближенном к реальности варианте. Друзья убедились, что услышать снаружи, как Олег усердно пилит полотно двери, можно только стоя рядом и приложив ухо к щели между дверью и косяком. (Нынешний читатель, замечу в скобках, должен иметь в виду, что в здании НИИКИЭМСа – как, впрочем, и в большинстве тогдашних контор – все двери были старого образца и еще довоенной выделки, то есть из настоящего дерева, толстые, многослойные, со ступенчатыми краями, подогнанными к соответствующим выступам на косяках именно затем, чтобы уменьшить проникновение шума. Не надо их равнять с современными стандартными изделиями из пяти брусочков, оклеенных красивой картонкой).

На этом сыщики посчитали свои труды законченными, да и время уже приближалось к половине восьмого. Олег был отпущен восвояси. Правда, лишь после того, как, сев в складской комнате за стол, написал за Костю расписку в том, что ключи от комнат №№ 13 и 13а временно изъяты в интересах следствия по уголовному делу №… Наш Холмс, как видим, строго выдерживал свою линию, сформулированную им по поводу появления стажера: по крайней мере, будет кому бумажки писать.

– Вот и всё. – Костя подписал бумажку и вручил ее своему подчиненному. – Отдай вахтерше и свободен. Мы здесь всё закроем и тоже пойдем. Завтра я отправлю сюда криминалистов – пусть задокументируют. А с тобой встречаемся утром в управлении. Да. Еще… Дай вахтерше наш телефон, пусть запишет на всякий случай. Если кто к ней придираться будет, пусть нам звонят. Чао!

Не буду тратить время на описание всяческих мелочей и скажу только, что из НИИКИЭМСа наши герои отправились прямо к Косте домой, где еще почти час обсуждали свои текущие дела и положение, в котором оказалось их расследование.

Во-первых, Константин рассказал о своем утреннем разговоре с начальником отдела, суть которого была уже изложена на предыдущих страницах и, следовательно, известна читателю. И хотя окончательное решение начальства оставалось еще неопределенным, Мише показалось, что его соратник чувствовал себя более уверенно, чем это было вчера. Появилась надежда, что ему будет дозволено продолжать следствие по этому делу. Возможно, что тонизирующий эффект оказали результаты сегодняшнего обследования склада – всё-таки механика хищения была теперь полностью выяснена. И значит, молодой следователь не протирал даром штаны, а успешно работал. Тем не менее, недоверчивый Ватсон не исключал и другой причины: высокопоставленный папашка успел сообщить сыну о предпринятых им мерах и хотя бы частично его успокоить – работай, дескать, как-нибудь всё уладится – я подстрахую. Не знаю, пришла ли эта мысль Мише в голову тогда же или же он пришел к ней лишь в то время, когда рассказывал мне эту историю. Если верно второе, то придется признать, что за истекшие десять лет рассказчик заметно сдвинулся в сторону тотального недоверия ко всем видам и разновидностям властей предержащих. Отсюда уже недалеко и до радикально сформулированной максимы: Всякий начальник – естественный враг трудящегося человека. Насколько она справедлива и всеобъемлюща, сказать трудно, но спорить с ней я не собираюсь.

Что же касается перспектив и направлений дальнейшего расследования, то здесь всё по-прежнему выглядело крайне неопределенно и достаточно мрачно. Особенно это касалось будущего участия в деле нашего Ватсона: казалось, что ему – как он уже и думал – не находится значимого места в последующем развитии этой истории. Похоже, они уже выяснили всё, что можно было найти в НИИКИЭМСе, и сегодняшние находки только подчеркивали завершенность этой линии совместного расследования. А что дальше?