Текст книги "Будни прокурора"

Автор книги: Николай Лучинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

II

Проверку положения в тресте нельзя было откладывать. Лавров позвонил в горком партии.

– Здравствуйте, товарищ Туманов. Мы хотим приступить к проверке того, как соблюдается законность в городском строительном тресте. Я хотел узнать, не поступали ли к вам какие-либо тревожные сигналы от рабочих этой организации?

– Положение в тресте мы знаем, – ответил заведующий промышленным отделом Туманов. – Недостатков там хватает. Вот займитесь проверкой, а потом посоветуемся. Надо предпринять что-то радикальное.

– В таком случае, у меня к вам, товарищ Туманов, будет просьба. Я хотел бы привлечь к этому делу и профсоюзных работников, причем не только из строительного треста, а и с других предприятий. Так, я полагаю, мы большего сумеем добиться.

– Пожалуй, – поддержал Туманов.

– Так не порекомендуете ли вы нам таких товарищей? Это дня на три, не больше.

Туманов немного подумал и назвал Лаврову фамилии нескольких профсоюзных активистов.

Договорившись с ними, Юрий Никифорович занялся составлением плана предстоящей проверки. Он перечитал имеющиеся в прокуратуре жалобы, дела, восстановил в памяти ряд положений из законодательства. «Остальное подскажут товарищи из профсоюза, – решил он. – Им многое виднее…»

В десятом часу утра он был уже в строительном тресте и, познакомившись с управляющим, объяснил ему цель своего прихода.

– Очень приятно, – ответил Бессонов. – Садитесь, пожалуйста.

– Много жалоб на нарушение законности поступает к нам от ваших рабочих, – сразу начал Лавров.

– Жалобы? На нарушение законности? Какой законности? – недоумевал управляющий треста.

– Советской законности, – ответил Юрий Никифорович.

– Не-ет, таких фактов вы у меня не установите!

– Был бы очень рад, – заметил Лавров.

– А как и что будете проверять? – снова спросил Бессонов.

– Очевидно, товарищи скоро подойдут, вот мы вместе и обсудим план действий.

Кабинет у управляющего трестом был чрезвычайно просторен, с лепным потолком, стенами под дуб. На письменном столе красовался «антикварный» чернильный прибор с фигурками, позолоченными рапирами, теннисными ракетками и веслами. Бронзовые подсвечники, стаканчики и подносики являлись, видимо, приложением к уникальному прибору.

Вскоре подошли члены комиссий.

– Вы не знаете, – обратился Лавров к Бессонову, – секретарь парткома и председатель постройкома сейчас у себя?

– Должны быть у себя, – ответил Бессонов. – Я их вызову.

– Не стоит. Мы, пожалуй, сами пройдем к секретарю парткома Шевцову и там поговорим.

– Да, не-ет! Там очень маленькая комнатка, – возразил Бессонов. – Заседания партбюро мы обыкновенно проводим здесь…

Но Лавров уже встал. Встали и остальные. Только Бессонов продолжал сидеть.

– Хотелось бы и вас, товарищ Бессонов, видеть на этом маленьком совещании.

Бессонов вышел из-за стола и направился впереди группы.

В течение трех дней участники бригады, созданной по инициативе прокурора города, проверяли положение дел в строительном тресте. Разговаривали с людьми, проверяли условия их работы, жилищно-бытовые условия, соблюдение законодательства о труде. Когда проверка подходила к завершению, были осмотрены все общежития, столовые, клуб. Юрий Никифорович интересовался тем, соответствуют ли законам приказы по тресту, в каком состоянии техника безопасности, как охраняется социалистическая собственность. В эти дни он бывал в прокуратуре не более полутора-двух часов.

Проверка подходила к концу. По инициативе Лаврова члены бригады периодически собирались, советовались. По окончании работы они обсудили все материалы и сообщили руководителю треста о замеченных недостатках.

– У вас, товарищ Бессонов, есть возражения? – спросил Лавров.

– Очевидно, будут. Но для этого мне надо покопаться в документах.

– Документы – дело хорошее, – согласился Лавров, – но они не заменяют общения с людьми. Оно дает больше. Я, например, пришел к твердому убеждению, что многое у вас в тресте делается в обход законов. Об этом говорят люди и факты. Как вы, товарищи, считаете? – обратился Лавров к членам бригады.

Все подтвердили справедливость этих выводов.

– Мы ознакомили вас, товарищ Бессонов, с результатами проверки, – продолжал Лавров. – Выводы будем делать не мы, но одно могу сказать: объяснение предстоит серьезное. И я думаю, что вам не стоит дожидаться этих выводов, а гораздо полезнее будет сейчас же принимать меры к устранению тех недостатков и нарушений законности, с какими мы здесь столкнулись.

Через три дня прокурор Лавров в присутствии всех членов его бригады и Туманова информировал секретаря горкома партии Давыдова о результатах проведенной проверки.

– …В тресте грубо нарушается трудовое законодательство, – говорил он. – Управляющий позволяет себе незаконно увольнять рабочих и служащих. В прошлом году Бессонов незаконно уволил одиннадцать человек, а суд их всех восстановил на работе. В этом году он незаконно уволил еще шесть человек. Бессонов делает все, что хочет. Работницу Никулочкину, например, он уволил только за то, что, будучи беременной, она отказалась от перехода на другую, более тяжелую работу. Народный суд восстановил Никулочкину, но, вместо того, чтобы сделать из этого факта правильные выводы, Бессонов завел судебную тяжбу, обжаловал решение в краевой суд, а когда и краевой суд подтвердил – в течение двух месяцев не допускал Никулочкину к работе.

– В тресте игнорируются правила техники безопасности, – продолжал прокурор. – Мы установили, что количество травм на производстве увеличилось: в прошлом году было двенадцать случаев, в этом году уже пятнадцать. И не во всех случаях материалы передаются в следственные органы. Отсутствует охрана труда подростков. Они работают столько же, сколько взрослые. За шесть месяцев этого года не было случая, чтобы зарплата выдавалась своевременно, ее задерживают иногда на восемь-десять дней. Спецодеждой рабочие не обеспечены. Бессонов систематически допускает сверхурочные работы без ведома профсоюзных органов. А когда мы разобрались, то оказалось, что вообще никакой необходимости в сверхурочной работе нет. Рабочие очень часто простаивают из-за неорганизованности и необеспеченности строительными материалами. Двадцать пять процентов простоев! Понятно, как сказывается это на заработках рабочих. Наряды на работы выписываются, как правило, после выполнения работ, что тоже ненормально. Профсоюзная и партийная организации мало и плохо работают с народом. Только в этом году трое рабочих треста привлечены к суду за хулиганство, четверо – за хищение социалистической собственности, двое – за другие преступления. Причем случаи эти проходят мимо администрации и общественности, на них никак не реагируют…

Лавров рассказал и о том, что в тресте допущены растраты. У заведующего складом Медведева, например, обнаружена была недостача на сумму 18 тысяч рублей. А материалы ревизии лежат в тресте шестой месяц и не передаются в следственные органы.

– Установлена система приписок к выполненному объему работ, – говорил далее прокурор. – Молодежные общежития в плохом состоянии: не во всех окнах есть стекла, в комнатах холодно, жилая площадь распределяется неправильно. Например, личный шофер товарища Бессонова, одинокий, холостой парень, получил двухкомнатную квартиру со всеми удобствами, а начальник участка, инженер-строитель, имеющий жену и двух детей, живет в пятнадцатиметровой комнатке. Сам Бессонов плохо заботится о культуре и быте коллектива строителей, а профсоюзная организация да и партком занимают позицию созерцателей.

– Да-а, ничего себе обстановка в тресте! – выслушав Лаврова, заметил Давыдов. – О каком же выполнении плана строительства может идти речь, если в тресте такое ненормальное положение? Придется нам ставить этот вопрос на очередном заседании бюро. Вы, товарищ Лавров, оставьте нам, пожалуйста, материалы проверки.

– Видите ли, Семен Сергеевич, у меня был несколько иной план, – сказал Лавров. – Не целесообразнее ли вначале выступить на открытом партийном собрании строителей? Мы доложим народу результаты, рабочие сами оценят деятельность их руководителей. Я уверен, что такое собрание даст нам дополнительный материал. А уж потом, все вместе, можно будет вынести на заседание бюро горкома. Да и Бессонова полезно послушать. Пусть сначала отчитается перед своим коллективом, а уж потом перед бюро…

Давыдов посмотрел на Туманова, как бы спрашивая его мнения, и Туманов тут же встал.

– По-моему, Юрий Никифорович прав, – сказал он. – Ведь такое собрание много нам даст, мы будем прежде всего знать, как оценивает положение дел в тресте сам коллектив строителей.

– Верно, – согласился и Давыдов. – Мы приедем на это собрание, а товарища Лаврова попросим доложить о работе бригады. Условились?

И, обращаясь к Туманову, Давыдов попросил его согласовать с секретарем парткома Шевцовым день и час собрания.

III

Через четыре дня Корзинкина сообщила Лаврову, что Глазырин в больнице.

– Знаю, – ответил Лавров, – ко мне час назад приходила его жена, возмущалась. Она, видимо, догадывается, что проверка жалобы Мироновой возобновлена. Говорила, что они должны были поехать к нему на родину, а тут вдруг является участковый врач с путевкой. В общем, жаловалась мне, кричала, грозила…

– И что же вы ей ответили?

– Да ничего! Сказал, что когда больного человека кладут в больницу, надо благодарить, а не жаловаться на врачей. Но ее это не удовлетворило, и, уходя, она заявила: «Я буду писать дальше. Вы хотите загубить человека. Вы издеваетесь над ним» – и тому подобное. Миронову «помоями» обливала. Вообще она производит тяжелое впечатление. Вам не кажется?

– Да, как говорится, «у злой Натальи все люди канальи». Ведет она себя действительно странно, работать не хочет, ссылаясь на больного мужа, а фактически сидит на его шее. Но это все – субъективные ощущения и впечатления. На них мы не можем строить свои выводы: нужны доказательства.

– Да я и не собираюсь, – сказал Лавров. – Но иной раз и интуиция приходит на помощь. Документ можно и подделать, мы с вами это знаем. А вот личного впечатления о человеке искусственно не создашь, хотя проверять это впечатление, конечно, необходимо.

Александра Мироновна достала из кармана кителя какую-то бумагу, положила перед Лавровым.

– «Диагноз – хронический энцефалит, – вслух начал читать он. – На наружной поверхности правой голени рубец 5 на 3 и на наружной поверхности левой стопы рубец 2 на 2, по-видимому, после слепых осколочных ранений».

В справке было приписано, что «причинной связи инвалидности с пребыванием на фронте не установлено ввиду отсутствия документов, определяющих личность».

– Все это пока предположительно, неопределенно, – пояснила Корзинкина. – Слишком мало времени прошло. Но одну новость я вам уже сейчас могу сообщить: под левой лопаткой у Глазырина есть родимое пятно, о котором мне говорила и Миронова. Правда, она никак не могла вспомнить под левой или под правой, но, что пятно есть, сказала и просила меня записать.

– Ну, это уже кое-что, – задумчиво сказал Юрий Никифорович… – Что ж, будем действовать дальше. Только не следует торопиться…

Прошло еще две недели. Утром к Лаврову зашла Корзинкина. Она заметно волновалась.

– Я была в больнице. Говорила с врачами. Позавчера вечером Глазырин рассказал дежурной сестре то, о чем он говорил приятельнице Мироновой. В его рассказе была одна новая и, кажется, интересная деталь. Оказывается, когда он служил в армии, его часть отдыхала в Курской области, – у меня записано название этого городка. Там он женился на какой-то Зинаиде Солдатовой. Отчества ее не помнит. Надо бы сейчас же получить от нее объяснение, послать туда две-три его фотографии, одну из них – последнего периода.

– Да, это может многое нам дать, – обрадовался Лавров. – Давайте запросим адресное бюро этого города. Или нет. Лучше попросим прокурора, пусть сам все выяснит и обстоятельно нам напишет.

– А фотографии? Где нам взять последнюю его фотографию? – спросила Александра Мироновна и, не дожидаясь ответа, воскликнула: – Придумала! Сейчас я побегу в редакцию газеты, вызову фотокорреспондента и попрошу его сходить в больницу. Пусть скажет, что готовит фотоочерк, и, чтобы этот Глазырин, ничего не заподозрил, снимет пять-шесть больных, в том числе и его.

– Ну вот как вы изобретательны! – улыбнулся Лавров. – А как он себя чувствует? Не лучше?

– Врачи говорят, что ему можно помочь. Уже сейчас он более активно реагирует на окружающее, выправляется речь. Я-то к нему, конечно, не заходила, но беседовала с сестрами и палатным врачом. В первые дни вообще не хотел лечиться, а сейчас уже слушается, принимает лекарства, дает делать себе уколы…

IV

Оставшись один, Юрий Никифорович занялся изучением уголовного дела, по которому должен был выступить в качестве обвинителя. Он делал заметки на листках бумаги.

«В течение двух лет гражданка Белоконь спекулировала дефицитными товарами. Как могло случиться, что совершенно здоровая тридцатипятилетняя женщина длительное время не работала и безнаказанно занималась спекуляцией? Почему ни соседи, ни домоуправление, ни, наконец, участковый уполномоченный милиции не обращали на это внимания? – думал Лавров. – Ну, хорошо. Некоторые сорта шерсти, шелка – это у нас пока в дефиците. Но синька? Белоконь получит свое, но почему руководители торгующих организаций искусственно создают условия для спекуляции? Это далеко не второстепенный вопрос…»

– Мария Ивановна, попросите ко мне Гончарова, – обратился Лавров к секретарю.

Через несколько минут вошел помощник прокурора по судебному надзору Гончаров.

– Здравствуйте, Юрий Никифорович! Я вам нужен?

– Присаживайтесь, Николай Николаевич. Я ознакомился с делом Белоконь, обвиняемой по 107 статье УК. Мне кажется, что следовало бы вообще проанализировать дела о спекуляции, рассмотренные судами в прошлом году и за прошедшие месяцы текущего года. Надо выяснить, чем спекулируют? Вот Белоконь спекулировала синькой и шерстяными отрезами. Но я сомневаюсь, что синька у нас в дефиците. Работники, торгующих организаций могут сделать так, что и спички, и соль будут дефицитными, – это в их руках. А спекулянты ориентируются быстро, уж они-то следят, за «конъюнктурой». В общем, Николай Николаевич, изучите, пожалуйста, эту категорию дел, подберите материалы, и тогда мы сумеем предотвратить те искусственные трудности в снабжении, которые на руку спекулянтам и разного рода махинаторам от торговли.

В день, когда было назначено к слушанию дело Белоконь, судья Логинова, увидев Лаврова в суде, спросила:

– Вы, Юрий Никифорович, сами будете поддерживать обвинение по делу Белоконь?

– Да, я.

– По такому несложному делу? Разве больше некому?

– В этом деле есть интересные для меня обстоятельства, – сказал Лавров и спросил: – А у вас сегодня одно дело?

– Уголовное? Да. Но есть еще два гражданских: одно трудовое – о восстановлении на работе, другое – бракоразводное.

Вошла секретарь суда.

– В зале все готово, – сказала она.

– Начнем, – встала Логинова и вслед за народными заседателями – пожилым мужчиной в рабочем комбинезоне и женщиной лет сорока – прошла в зал. Лавров последовал за ними и занял свое место.

В ходе процесса Юрий Никифорович заявил ходатайство о вызове в суд соседей Белоконь.

На вопросы прокурора, почему Белоконь в течение двух лет не работала и на какие средства существовала, подсудимая ответила:

– Раньше я работала в магазине продавцом, меня уволили по пункту «в»[1]1
  Имеется в виду пункт «в» статьи 47 КЗоТ, в котором говорится, что трудовой договор может быть расторгнут в случае непригодности работника к работе. – (Ред.).


[Закрыть].

– Ввиду утраты доверия? – уточнил прокурор.

– Как вам сказать… так записали. А потом никуда на работу не брали, хотя я и обошла все торговые точки, столовые, буфеты…

– На заводы, на стройки вы не обращались? – спросил Лавров.

– Нет, я ведь до этого работала в торговле.

– При каких обстоятельствах вы были задержаны?

– Я была на рынке. Ко мне подошли три женщины и спросили синьку, а затем одна из них куда-то исчезла. Я на это не обратила внимания. Возвратилась она уже с работником милиции, и все четверо увели меня в милицию. При мне было килограмма два синьки и дома, кажется, тридцать пять килограммов. Меня арестовали, и вот я сижу уже второй месяц.

– Вы систематически спекулировали синькой? Где вы ее приобретали? – продолжал спрашивать прокурор.

– Нет, синьку я продавала не каждый день. Я ее выносила только тогда, когда ее не было в магазинах.

Пожилая скромно одетая женщина, соседка подсудимой, на вопрос судьи ответила:

– Белоконь давно не работает, живет, не нуждаясь, периодически уезжает куда-то. Мы подозревали, что она спекулирует.

– Почему же, подозревая это, вы молчали? – спросил Лавров.

– Да мы как-то говорили своему участковому уполномоченному Горбань. Он отвечал, что «проверяет». А потом мы видели, что Горбань ходил к Белоконь, подолгу у нее засиживался, выходил навеселе. Что ж ему говорить?..

Лавров спросил у подсудимой, подтверждает ли она показания свидетеля?

– Да, раза два или три он приходил, но только водки не пил, – ответила подсудимая.

Судебное следствие заканчивалось. Наконец, слово для поддержания обвинения было предоставлено Лаврову.

V

Собрание парторганизации строительного треста назначили в клубе на шесть часов вечера.

Лавров и Корзинкина приехали минут за десять. Вскоре появились Давыдов и Туманов. Лавров заметил их, когда они беседовали с секретарем парткома Шевцовым, и подошел. Давыдов интересовался, хорошо ли подготовлено открытое партийное собрание, извещен ли народ о повестке дня.

Зал клуба строителей был рассчитан человек на двести. Большинство мест было уже занято.

Бессонов явился перед самым открытием собрания с папкой, набитой какими-то бумагами.

Собрание открыл Шевцов. Избрали президиум.

– Слово для доклада имеет прокурор города товарищ Лавров, – объявил Шевцов.

В зале наступила полная тишина. Лавров направился к трибуне.

– Товарищи! – начал он. – На днях с группой профсоюзных активистов мы провели в вашем тресте проверку соблюдения социалистической законности и о результатах информировали городской комитет партии. Руководство горкома поручило мне доложить вам о том, что мы вскрыли и заметили за дни проверки. Думаю, что сегодняшнее собрание будет полезно и вам, и нам и в результате обмена мнениями и откровенного, прямого разговора перед нами возникнет правдивая и ясная картина деятельности вашего треста, его руководителей и рядовых рабочих…

Прежде чем рассказать о том, как в вашем тресте соблюдается законность, я хотел бы напомнить вам один знаменательный эпизод. Однажды управляющий делами СНК отказал в приеме на работу в секретариат новой сотрудницы, так как это противоречило декрету «Об ограничении совместной службы родственников в советских учреждениях». Секретарь СНК обратился к Владимиру Ильичу с письменным ходатайством о приеме указанного лица, как ценного работника, причем обращение заканчивалось словами: «нельзя ли обойти декрет».

Владимир Ильич ответил секретарю СНК, что за одно только предложение обойти декрет отдают под суд…

Этот случай, имевший место в 1919 году, говорит о том, с каким уважением относился Ленин к социалистической законности, как охранял ее от малейших посягательств…

Лавров говорил просто, доступно, и слушали его с большим вниманием. Он приводил факты нарушения законности, допущенные в строительном тресте, делал выводы из этих фактов, называл должностных лиц, повинных в нарушении законов.

Бессонов, сидя в президиуме, ни разу не поднял головы и торопливо записывал что-то в своем блокноте.

Первым в прениях выступил высокий худощавый человек, заместитель главного бухгалтера Клепочкин. Опершись правой рукой на трибуну, он обвел взглядом зал, чему-то улыбнулся и начал:

– Я так скажу. Первое: кто есть уважаемый нами товарищ Бессонов?

И вкрадчивым голосом ответил самому себе:

– Товарищ Бессонов есть человек большой души и, как писал товарищ Максим Горький, – человек с большой буквы. Это я вот к чему. Кто несет на себе груз руководства трестом? Товарищ Бессонов. Кто за все в ответе? Опять же он. А теперь скажите: кто больше всех о нас беспокоится, может, ночами не спит?..

– Да брось ты! – послышалось из зала.

И смешок прокатился по рядам.

– А чего бросать? – взмахнул рукой Клепочкин. – Я дело говорю. Забыли, как он столовую построил, двухэтажный дом для рабочих отгрохал?

– И тещу твою туда поселил, – добавили из зала. – Факт?

Клепочкин кашлянул, отпил из стакана глоток воды.

– Вот я и говорю. Ошибки, конечно, есть. Но, товарищи, мы же коллектив! Мы и должны за все отвечать. Нас много, а товарищ Бессонов-то один! Он старается для нашей же пользы… Для общего дела. Он способный человек, талантливый, он руководитель треста! Это же не шутка! Если его снимут, что же с трестом будет? Подумайте об этом!

В зале поднялся такой шум, что Клепочкину пришлось умолкнуть.

Бессонов совсем опустил голову, лицо его налилось краской, на лбу выступили крупные капли пота. «Идиот! – раздраженно думал он о Клепочкине. – Подлая душонка, подхалим!.. И как это я его раньше не раскусил?»

Собрание продолжалось. Почти все выступавшие говорили, что в методах работы Бессонова много бюрократизма, к рабочим он относится невнимательно, перестал считаться с коллективом…

В своем выступлении Бессонов пытался смягчить краски.

– Нарушения действительно допускались, – говорил он, – но прокурор представил все в слишком мрачном свете…

От фактов трудно было уйти, но Бессонов приводил все новые и новые аргументы в свое оправдание и в заключение заявил:

– Многие уволенные нами рабочие действительно судом восстановлены. Ну что же, если суд и прокуратура занялись расстановкой кадров в нашем тресте, пусть они и отвечают за выполнение плана строительства.

Чувствовалось, что это было венцом его аргументации. И действительно, захлопнув блокнот, Бессонов сошел с трибуны. В заключение выступил Давыдов, упрекнувший руководителей в том, что они плохо охраняют права рабочих и служащих.

– Да и партийное бюро тоже мало делало в этом направлении, – говорил секретарь горкома. – Чем иначе можно объяснить поведение управляющего трестом товарища Бессонова? Ведь он показал себя каким-то удельным князьком! А выступление товарища Бессонова показало, что он не понял своих ошибок, не разобрался еще в своей собственной позиции. Полагаю, что к моменту, когда мы будем слушать начальника треста на заседании бюро горкома, он сумеет стать на более объективную позицию и правильно оценить деятельность стройтреста. Если же не сумеет, мы постараемся ему помочь…