Текст книги "Будни прокурора"

Автор книги: Николай Лучинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Сопоставляя данные и намечая план дальнейшей работы, Глебов пришел в гостиницу и, укладываясь спать, попросил дежурную разбудить его в семь часов утра.

Ровно в восемь он был в управлении трамвайного парка, где, как ему было теперь известно, должна была работать Валентина Рубик. В отделе кадров ему дали учетный листок, заявление о приеме на работу, автобиографию Валентины Прохоровны Рубик и приказ об увольнении ее с работы. Из автобиографии Глебов узнал, что девичья фамилия Валентины – Дук и что в городе Изяславле, по улице Народной, проживает ее мать Дарья Петровна.

Глебов обратил внимание на мотивировку приказа об увольнении:

«В связи с невыходом на работу Рубик Валентину Прохоровну уволить…»

«Дата увольнения, – подумал он, – совпадает с предположительным днем смерти…»

Изъяв из личного дела автобиографию Валентины, Глебов вышел из управления трамвайного парка и направился в краевую прокуратуру. Надо было торопиться, так как с минуты на минуту могла прийти Ольга.

Он столкнулся с нею у здания прокуратуры. А уже в начале десятого они вместе подходили к небольшому кирпичному домику, расположенному в глубине зеленого двора.

Два окна, прикрытые ставнями, создавали впечатление, что обитатели домика спят.

– Вот здесь… – сказала Ольга.

Глебов постучал в дверь и, не получив ответа, заглянул в замочную скважину. Ключа в замке не было.

– Портнихи-то дома нет, – с досадой сказал он.

– Давайте подождем, – предложила девушка. – Она могла уйти на базар или в булочную.

– А вот и она! – воскликнула Ольга, указывая на идущую по улице пожилую женщину с корзинкой в руке.

Когда женщина приблизилась, Глебов обратился к ней.

– Простите, я следователь прокуратуры. Мне необходимо с вами поговорить по важному делу.

Женщина вздрогнула. Глаза ее с испугом смотрели на Олега Николаевича и с укором – на Ольгу.

– Вы не волнуйтесь! – поспешил Глебов успокоить женщину. – Наш разговор будет недолгим и абсолютно ничем вам не угрожает. Нужно только, чтобы вы ответили мне на несколько вопросов.

Вслед за женщиной Олег Николаевич и Ольга вошли в дом.

– Я не знаю ни вашей фамилии, ни имени, ни отчества, – сказал Глебов.

– Рогальская Полина Степановна, – дрожащим голосом проговорила женщина.

– Так вот, Полина Степановна, мне хотелось бы убедиться в том, что вы знаете девушку, с которой я к вам зашел.

– Что-то не припоминаю, – не взглянув на Ольгу, ответила портниха. – Может, встречались где, но не помню.

– Полина Степановна, – вмешалась в разговор Ольга, – я заходила к вам с моей знакомой Валентиной. Вы шили ей платье из…

– Постойте! – перебил ее Глебов. – Полина Степановна сама все припомнит и расскажет, из какого материала она шила это платье. Итак, Полина Степановна, мы вас слушаем.

Глядя в лицо портнихи, Глебов видел на нем мучительное колебание.

– Да, вспоминаю, был такой случай, шила платье для Вали, – тихо ответила она.

– А из какого материала?

– Из зеленой шерсти.

– Расскажите, пожалуйста, подробнее, как все это произошло?

– С Валей я познакомилась случайно месяца три назад. Тогда же я узнала, что она приехала с мужем из-за границы, привезла с собой несколько шерстяных отрезов. Валя попросила меня сшить ей платье. Я взялась. Она принесла материал, два раза приходила на примерку, а один раз с этой девушкой. За работу я взяла 100 рублей, так ведь и в ателье дешевле не сошьют, сами знаете…

– Да не в этом дело, Полина Степановна, совсем не в этом, – прервал портниху Глебов. От волнения он не знал, как быстрее направить рассуждения свидетельницы в нужном ему направлении: от этого разговора зависело все, весь исход дела!.. Рука его бессознательно неоднократно прикасалась к замку лежащего на коленях портфеля, и он, решившись, достал, наконец, зеленый пояс, положил его на стол перед портнихой.

Она взяла пояс в руки и, мельком взглянув на него, сказала:

– Это я шила… Это от ее платья…

Глебов облегченно вздохнул.

– Но не ошибаетесь ли вы, Полина Степановна? – спросил Глебов. – Вы уверены, что этот пояс именно от платья Валентины?

– Да ведь моя работа! – ответила Полина Степановна. – Старая портниха свою работу всегда узнает. Да и материал такой, что не спутаешь, – привозной. А вот на подкладку не осталось шерсти, пришлось сатином подшить. У меня как раз был такой сатин…

– Простите, – перебил Полину Степановну следователь, – а не осталось ли у вас хоть кусочка той шерсти? Ну, хоть маленького обрезочка.

– Может, и есть, – ответила портниха. – Пойду, поищу…

Полина Степановна ушла в соседнюю комнату и возвратилась, держа в руках несколько небольших лоскутков материи.

– Вот, – сказала она. – А это – остатки подкладки…

И протянула Глебову кусок коричневого сатина.

Следователь достал из портфеля бланк протокола допроса…

II

…Во втором часу дня Олег Николаевич вернулся в прокуратуру. Не терпелось поделиться своими успехами с начальником следственного отдела, но трезвая мысль подсказывала другое: сначала нужно допросить дядю Василия Рубика.

И, сняв телефонную трубку, Глебов позвонил в городской финансовый отдел.

…Сидевший против следователя пожилой человек располагал к себе. Добродушное, изрезанное глубокими морщинами лицо, ясные глаза, мягкая улыбка – все внушало доверие. Как и многие старики, Иван Андреевич был словоохотлив, и Глебову оставалось лишь слушать его.

– Валентину, жену моего племянника, я видел только один раз вечером, когда она вместе с Василием заходила ко мне знакомиться. Просидели мы за чаем около часу, а потом они ушли. Это было вскоре после того, как я и Василий ходили к Варваре Ивановне договариваться насчет комнаты.

Месяца полтора назад, а может, и меньше, Василий пришел ко мне без Валентины, принес два чемодана и узел с вещами и попросил взять эти вещи на хранение. «А где же Валя? – спросил я. – С Валей у меня все кончено, – ответил Василий, – проводил ее вчера к родным. Не захотела жить с безработным. Ну, и черт с ней! – добавил Василий, – не хочет и не нужно, просить не буду, и без нее найдется. У меня в Одессе есть девушка не чета Валентине. Поеду и женюсь», – сказал Василий.

– Вот оно какое дело с Валей, – продолжал Иван Андреевич. – На следующий день перед вечером Василий снова пришел ко мне и вынул из чемодана женскую юбку, шелковый платок и еще что-то, не помню. Я спросил его: «Куда ж ты несешь вещи?» – «Продавать, – ответил, – нужно ж чем-то жить».

Так продолжалось два дня. Василий приходил ко мне, брал из чемоданов что-либо и уносил. На третий день он пришел в новом костюме и туфлях. «Купил? – спросил я». «Продал ковер и купил, – ответил Василий. – Уезжаю в Одессу». Проводил я его на вокзал, он взял билет до Одессы и уехал.

– А вещи? – спросил Глебов.

– Забрал с собой.

– Родители Василия живут в совхозе?

– Да, живут старики – отец и мать – Трофим Игнатьевич и Степанида Яковлевна. Отец работает ветеринарным фельдшером…

После разговора с Иваном Андреевичем Глебов пошел к Обухову.

– Где же вы пропадали? – спросил тот.

– Работал, – ответил Олег Николаевич, не умея скрыть улыбки.

– Ну и что же? Кажется, настроение у вас неплохое.

– Кое-что удалось, товарищ Обухов. Во всяком случае, почти установлена личность убитой женщины, то есть то, над чем мы безрезультатно бились вот уже сколько времени. И, кроме того, есть данные, позволяющие думать, что убийцей является ее муж.

Глебов подробно доложил Обухову, что ему удалось установить за прошедшие дни.

Обухов взял у следователя протоколы последних допросов, прочитал их и, возвращая, сказал:

– Да, не зря вы сюда приехали. Что думаете делать дальше?

– Надо срочно выехать в совхоз, допросить родителей Василия Рубика, может быть придется произвести у них обыск.

– На чем вы намерены ехать в совхоз? – спросил Обухов.

– На автобусе.

– Погодите: я узнаю, если наша машина здесь, садитесь и поезжайте.

Обухов позвонил. Машина оказалась на месте.

– А следственные материалы можно взять?

– Конечно. У прокурора, изучавшего их, был целый ряд предложений, но теперь они, видимо, отпадут.

– Да. Чуть было не забыл! – спохватился Глебов. – У меня к вам большая просьба. Нельзя ли позвонить прокурору Изяславля и поручить ему проверить, проживает ли там мать Валентины и приехала ли к ней дочь? Допрашивать, конечно, надо осторожно, чтобы мать не поняла, что случилось с дочерью.

– Хорошо. Сегодня же позвоню. Кто знает, а вдруг эта Валентина жива и здорова? Следственная практика знает много чудес.

Обухов подал следователю руку:

– Желаю успеха!

– До свидания, – ответил Глебов и вышел.

Машина стояла у подъезда, работники милиции ждали Глебова.

– Садитесь, – сказал он, открывая дверцу.

По пути в совхоз Глебов продолжал думать о Валентине. Слова Обухова заронили в его душу мимолетное сомнение: а вдруг Валентина действительно жива? Что тогда? Искать Василия и устанавливать, кому он продал зеленое платье жены? Нет, не может быть… Таких совпадений не бывает…

Откинувшись на спинку сидения, Глебов быстро заснул.

– Олег Николаевич! – разбудил его голос одного из спутников. – Приехали…

Машина подошла к конторе совхоза. Был восьмой час вечера. Вошли в кабинет директора, поздоровались. Глебов подсел к столу, работники милиции разместились на диване.

– Ну как? – поинтересовался директор. – Установили, кто убил?

– Кое-что установили, – ответил Глебов, – но еще мало для окончательного решения. А сейчас я просил бы вас послать за родителями Василия Рубика. Я их здесь допрошу. Только не нужно говорить им, что их приглашают на допрос к следователю: зачем стариков волновать.

Полчаса спустя старики пришли в контору. Подумав, Олег Николаевич решил допросить сначала отца и попросил мать подождать в коридоре.

– Рубик Трофим… Простите, не знаю отчества.

– Трофим Игнатьевич, – подсказал старик.

– Так вот, Трофим Игнатьевич, – начал следователь. – Меня интересует все, что относится к вашему сыну Василию: его женитьба, служба в армии, работа, возвращение из-за границы.

На лице старика отразилось волнение.

– Нельзя ли узнать, почему вас интересует Василий? Уж не натворил ли он какой-либо беды? – с тревогой спросил Трофим Игнатьевич.

– Я потом вам все объясню, – ответил Олег Николаевич. – А сейчас, пожалуйста, расскажите мне о сыне.

– Василий, – начал Трофим Игнатьевич, – мой старший сын. До призыва в армию работал в совхозе и в нашем городе на мясокомбинате. Призвали его в армию в 23 года. Имел отсрочку из-за болезни глаз. Вылечили глаза, ну и призвали. Служил в Воронеже, а через год был направлен за границу. Возвратился с женой Валентиной прямо к ее матери, а от матери уже к нам приехал, в совхоз.

– А где живет мать Валентины? – спросил Глебов.

– На Украине, в Изяславле.

– Вы сказали, что Василий женился на Валентине?

– Да, женился, она показывала брачное свидетельство.

– Ну, а потом? – спросил Глебов.

– Потом оба они уехали в город устраиваться на работу. Зимой Василий приезжал в совхоз за продуктами, рассказывал, что Валентина нашла работу, а он никак подходящей не подберет. Комнату снял в частном доме, помог ему мой двоюродный брат Иван Андреевич. Весной пришлось мне побывать в городе, зашел я к Ивану Андреевичу и узнал, что Василий разошелся с Валентиной, отправил ее к матери на Украину, а сам уехал в Одессу. Мне стало обидно и за себя и за Валентину. Уехал и ничего не написал.

– А вы не помните, Трофим Игнатьевич, в каком платье была у вас Валентина, когда приезжала с мужем.

– Ну, уж этого-то я не могу помнить, – ворчливо сказал старик. – В платьях толку не понимаю…

Закончив допрос старика, Глебов решил, что с женой его говорить, собственно, не обязательно, и без того все ясно, и отпустил супругов домой, попросив их занести ему, если есть, фотографии Василия и Валентины и их письма к родителям. Старик не заставил себя долго ждать. Он скоро вернулся со свертком и протянул его Глебову. – Вот… поглядите. Через тонкую газетную обертку Глебов нащупал конверт. «Письмо Василия», – решил Олег Николаевич и не ошибся. Он развернул сверток, вынул письмо.

«Дорогие родители! – прочел он. – Я нахожусь на станции Емца Архангельской области. Устроился работать в леспромхозе. С Валентиной расстался».

На конверте имелся почтовый штемпель:

«Станция Емца Плесецкого района».

– А почему вы не сказали мне об этом письме, – спросил следователь Трофима Игнатьевича.

– Да так, ни к чему вроде было, – ответил старик.

Вместе с письмом старик принес и фотографию мужчины и женщины.

– Кто это? – снова спросил Глебов.

– Василий и Валентина.

– Мне придется на время взять у вас эту фотографию, – сказал Глебов.

В первом часу ночи он вместе с работниками милиции выехал из совхоза, а в девять утра был уже в прокуратуре. Лавров вернулся из отпуска, и следователь сразу направился к нему.

– Говорят, вы хорошо поработали? – поздоровавшись, спросил Юрий Никифорович. – Сложное дело распутали?

– Откуда вы знаете?

– Я вчера разговаривал с Обуховым, он мне кое-что рассказал. В следственном отделе ваша работа понравилась. Обухов просил сообщить ему, что удалось установить в совхозе.

Глебов подробно доложил дело.

– А товарищ Обухов дозвонился до Изяславля?

– Да, разговаривал с прокурором города. Как только мы получим телеграмму, я думаю, мне необходимо самолетом отправляться в Архангельскую область. Иначе родители могут успеть предупредить Василия и он скроется.

– Хорошо, я позвоню прокурору края, договорюсь.

…Весь день Глебов листал хорошо знакомое ему дело и составлял план допроса Василия Рубика, а придя в прокуратуру утром следующего, дня, нашел на столе у секретаря прокурора нераспечатанную телеграмму из Изяславля.

Быстро вскрыв телеграфный бланк, Олег Николаевич прочел:

«Рубик-Дук Валентина Прохоровна проживает Изяславле вместе матерью Дук Дарьей».

Глебов вначале ничего не понял. «Валентина проживает в Изяславле вместе с матерью, – механически повторил он. – Но ведь этого не может быть! Валентина убита, несомненно убита своим мужем Василием! Не может же она воскреснуть и жить у матери! В чем же ошибка следствия?» – мучительно думал Глебов. Как же быть дальше; где искать убийцу?

Зайдя к Лаврову, следователь молча протянул ему телеграмму. Лавров взглянул на нее, и лицо его выразило искреннее недоумение.

– В чем же дело? – спросил он.

– Не знаю, не знаю, в чем дело, – ответил Глебов, нервно шагая по кабинету. – Выходит, что все эти дни я устанавливал факт насильственной смерти Валентины, а она жива?! Теперь я уже совершенно ничего не понимаю!..

– Успокойтесь, сядьте, – сказал Лавров. – Постараемся вместе разрешить этот действительно загадочный вопрос. Давайте посмотрим материалы…

Глебов вынул из портфеля густо исписанный лист бумаги.

– Вот у меня здесь записано все наиболее важное, – начал он. – Уже при осмотре места убийства я пришел к выводу, что это убийство совершено местным жителем. Иначе, какой смысл было убийце раздевать убитую догола? Он сделал это для того, чтобы еще труднее было опознать труп и, следовательно, заподозрить личность убийцы. Так?

– Допустим, – сказал Лавров. – Дальше.

– Я также пришел к выводу, – продолжал Олег Николаевич, – что убийца и его жертва являются не посторонними друг другу людьми. В такую глухомань едва ли женщина пошла бы с чужим человеком. И, наконец, убийство совершено с целью избавления от женщины, по каким-то причинам ненавистной убийце. Об этом с несомненностью говорит зверский характер ранений.

Все эти предварительные выводы я имел в виду, расследуя дело. Я и сейчас от них не отказываюсь.

Затем Глебов ознакомил прокурора с протоколами обследования места убийства, с актами экспертиз, показаниями отца и дяди Василия Рубика, свидетельствами его квартирной хозяйки, ее дочери, портнихи… Он вынул из портфеля и передал Лаврову фотографию Валентины и Василия.

– После приезда в город отношения между Василием и Валентиной обострились. Василий начал пить, не приходил по ночам домой. Валентина жаловалась на свою жизнь, говорила, что они, вероятно, разойдутся. Исчезновение Валентины совпадает со временем, когда был обнаружен труп неизвестной женщины. Василий увозил вещи из квартиры своей хозяйки без Валентины и временно хранил их у дяди, причем сразу же продал несколько вещей Валентины, а на вопрос дяди, почему он продает именно ее вещи, ответил, что с Валентиной разошелся, оставив у себя вещи, которые сам ей купил…

Лавров слушал Глебова, не перебивая, не задавая ему никаких вопросов, и чем отчетливее вырисовывалась перед ними вся картина совершенного преступления, тем большее удивление вызывала телеграмма из Изяславля. Машинально перечитывая ее еще и еще раз, Юрий Никифорович терялся в догадках.

Когда Глебов умолк, исчерпав все собранные им доказательства и доводы, прокурор долго молчал и вдруг, словно спохватившись, встал со стула.

– Ехать надо… Немедленно ехать! – торопливо проговорил он. – И не в Архангельск, а в Изяславль. Теперь, пожалуй, только Валентина и может вывести нас из этого тупика. Собирайтесь, Олег Николаевич!..

В киевском аэропорту Глебову сказали, что самолет на Хмельницкий пойдет лишь завтра. Олег Николаевич купил билет, но из-за нелетной погоды пришлось просидеть в Киеве два дня.

Глебов нервничал. Он уже жалел, что не выехал из Киева поездом.

К концу второго дня следователь добрался до Изяславля и, устроившись в гостинице, хотел было сразу же приняться за работу, но, почувствовав сильную усталость, решил отложить разговор с Валентиной, тщательно обдумать его. Именно от показаний Валентины зависит, получит ли он ответ на основные вопросы следствия: имела ли Валентина какое-либо отношение к убийству неизвестной женщины; как оказалось на убитой платье Валентины и чем она сама объяснит столь странное совпадение своего отъезда со смертью женщины.

На все эти вопросы Глебов не находил, да и не мог найти ответа без ее помощи.

В девять часов утра в одну из комнат районной прокуратуры раздался нерешительный стук в дверь.

– Войдите, – сказал Олег Николаевич.

В комнату вошла молодая женщина.

– Меня вызывал приезжий следователь, – сказала она. – К вам ли я попала?

Глебов несколько секунд молчал, вглядываясь в лицо незнакомой женщины и мысленно сопоставляя его с лицом на запомнившейся ему фотографии. «Она, Валентина…»

– Садитесь…

Женщина села. Взгляд ее тут же упал на лежащую на столе фотографию.

– Ваша фамилия, имя и отчество? – задал вопрос Глебов.

– Рубик Валентина Прохоровна.

– Это ваша фамилия по мужу?

– Да, это фамилия мужа. Девичья моя фамилия – Дук.

– Где сейчас ваш муж?

Она опустила голову и тихо ответила:

– Я с ним рассталась.

– Расскажите, пожалуйста, как вы познакомились, когда вышли замуж за Василия Рубика и что заставило вас уйти от него?

Валентина молчала.

– Поймите, – с чувством сказал Глебов, – не любопытство вынуждает меня задавать вам такие вопросы. Наш разговор вызван очень важным обстоятельством, которое заставило меня приехать сюда. Поймите, что иначе…

Она прервала его тихим и грустным голосом:

– Не объясняйте… Мне трудно говорить обо все этом, но раз нужно – я расскажу.

Глебов приготовился слушать.

– В начале прошлого года я работала официанткой в офицерской столовой за границей. Эту столовую посещал военнослужащий Василий Трофимович Рубик, там я с ним и познакомилась. Вскоре Рубик стал за мной ухаживать, неоднократно признавался в своих чувствах, симпатии ко мне и, в конце концов, сделал мне предложение. Мы поженились, зарегистрировав свой брак в советском консульстве. Это была первая моя ошибка. Почти не зная Василия, я поверила его словам, уверениям, что он любит меня, не может без меня жить.

Осенью Рубик был демобилизован, и мы возвратились на Родину. Несколько дней прожили в совхозе у родителей Василия, а потом с помощью его дяди нашли квартиру и поселились в городе. Я устроилась кондуктором, а Василий оставался без дела. Вскоре с ним стало твориться что-то неладное. Он начал пить, в пьяном, а иногда и в трезвом состоянии упрекал себя в опрометчивой женитьбе на мне, обвинял меня в том, что я, дескать, «поймала его на удочку», использовав временное увлечение мною. Все это было для меня крайне обидно.

Однажды, когда я чистила костюм Василия, я нашла в боковом кармане пиджака письмо, которое открыло мне глаза на многое. Василий был женат и брак со мной зарегистрировал без расторжения первого брака. Его жена писала, что через общего знакомого узнала о его возвращении в Россию со второй женой, грозила в скором времени приехать и «навести порядок».

В этот вечер Василий пришел домой трезвый. Между нами состоялось объяснение, подробности которого я не хочу передавать. Василий клялся мне, что с первой женой жить не будет, что эта женщина своим грубым характером отравила его молодые годы, что он любит только меня и к первой жене не вернется…

Валентина замолчала, с трудом удерживая слезы. Потом, справившись с собою, продолжала:

– Я сказала Василию, что с момента приезда его жены моей ноги не будет в его доме и что вообще он должен развестись либо с первой женой, либо со мной.

Так прошел примерно месяц. Как-то в воскресенье мы сидели и завтракали. Кто-то сильно постучал в дверь. Это была жена Василия.

Мне трудно передать все, что произошло потом, невозможно повторить оскорбления, которые обрушились на мою голову. Я видела перед собой женщину, потерявшую облик человека. Еще не понимая, что делаю, я начала собирать свои вещи, чтобы уйти, и тут вдруг поняла, что женой Василия владеет не только чувство ревности, но и чувство жадности. Она вырывала из моих рук мои вещи, белье, платья, и все это отбрасывала в сторону. Василий сидел тут же, безучастно наблюдая происходящее. Он явно струсил.

К счастью, наши хозяева в этот момент отсутствовали, и я хоть была избавлена от свидетелей моего унижения. С чемоданом в руках и в единственном платье, которое и сейчас на мне, я выбежала на улицу, добралась до вокзала и первым поездом уехала к матери. Хорошо еще, что деньги на дорогу были: за день до этого получила зарплату…

Валентина умолкла.

– А вам знакома эта вещь? – Глебов положил на стол перед Валентиной зеленый поясок. – Присмотритесь…

– Это мой пояс, – с удивлением сказала Валентина. – Как он к вам попал?

– А где платье? – не ответив на вопрос, спросил Олег Николаевич.

– Платье осталось у нее, – все больше недоумевала Валентина.

– Я расскажу вам, Валентина Прохоровна, цель моего приезда в Изяславль. Думаю, что вы поможете нам окончательно разобраться в одном сложном деле. В районе нашего города был обнаружен труп неизвестной женщины. Женщина была зверски убита ножом. У ее трупа я нашел этот пояс. Не стану вдаваться в подробности, но я установил, что это пояс от вашего платья. Ваше внезапное исчезновение из города, поведение Василия Рубика, продававшего оставленные вами вещи, и многое другое – все это заставило предположить, что убитая женщина – вы. Но сейчас, когда, к счастью, это не подтвердилось, необходимо установить, кто же убитая и кто совершил это преступление?

Валентина с нескрываемым ужасом слушала следователя, а когда он умолк, тихо, почти шепотом, проговорила:

– Это она… его жена… Значит, он решил убить ее…

Глебов закончил писать протокол и, отложив в сторону ручку, снова взглянул на женщину.

– Вы упомянули о письме, найденном в кармане у мужа. Оно сохранилось?

– Да, – ответила Валентина, – я сохранила его как доказательство подлости Василия. Только с собою его у меня нет. Оно дома…

Час спустя она принесла письмо. Олег Николаевич поспешил на телеграф, а вечером того же дня на его имя в прокуратуру поступила ответная телеграмма из Воронежа:

«Рубик Надежда Ивановна выехала Кубань тчк обратно не возвратилась».

«Теперь как будто все уже ясно, – вздохнув, подумал Глебов. – Надо ехать в Архангельск…»

В Архангельском областном управлении милиции к Глебову немедленно прикомандировали двух опытных оперативных работников.

Поезд на станцию Емца уходил в десять часов вечера. Впереди была ночь, и не простая ночь, а белая. Глебов долго не мог заснуть.

В два часа дня Олег Николаевич и его спутники были уже на станции Емца. Поселок леспромхоза, вернее трех леспромхозов этого района, находился в двухстах метрах от станции. В поселковом Совете имелся адресный стол. Здесь Глебов столкнулся с первой неожиданностью: Рубик Василий Трофимович проживающим в поселке не значился.

Сидя в комнате участкового уполномоченного, следователь жестоко корил себя: «Попался на удочку! – думал он. – Этот Рубик – преступник не простой. Теперь-то понятно, что для отвода глаз он попросил кого-то, кто ехал в Архангельскую область, опустить там письмо, а сам уехал в противоположном направлении. Или, может, он переменил фамилию, достал другой паспорт и спокойно проживает в поселке?»

Целый день прошел в волнениях. Работники милиции искали Рубика и не находили. «Нужно проверить в отделе кадров леспромхоза…» – решил Глебов.

Утром следующего дня в комнату участкового уполномоченного буквально ворвались прибывшие из области работники милиции.

– Нашли!..

Спустя полчаса Глебов и работники милиции подошли к дому, в котором должен был проживать Рубик. Дверь оказалась на замке. Решив ждать, все уселись поодаль, на штабеле бревен. Через час томительного ожидания у дома появилась женщина. Открыла дверь, исчезла за нею. Вслед за ней в дом вошли Глебов и его спутники.

– Простите, кто здесь живет? – спросил следователь.

– Василий Трофимович Рубик, – ответила женщина.

– А вы?

– Я тоже… Я его…

Женщина замялась.

– Я – Ирина. Жгула Ирина…

– И давно вы здесь живете?

– Не особенно… Мы приехали из Одессы…

– А где Рубик Василий? – прервал Глебов.

– Он скоро вернется с работы.

Теперь уже Глебов не сомневался: неизвестную женщину убил Василий Рубик и никто другой. Эта уверенность облегчала задачу следователя. Олег Николаевич понимал, что под натиском неопровержимых доказательств заставит убийцу говорить правду.

Не произнося ни слова, следователь пристально изучал сидевшего перед ним Василия Рубика. Одутловатое лицо Василия не выражало ничего, кроме полнейшего равнодушия ко всему окружающему.

– Скажите, Рубик, сколько раз вы были женаты? – начал Глебов.

На лице Василия появилось недоумение.

– Как это сколько? – переспросил он. – Один раз!

– Кто же ваша жена?

– Надежда Ивановна Рубик.

– А Валентина?

– Валентина? – удивился Рубик, – но какая же это жена? Так, случайная связь… Познакомились за границей, демобилизовался, поехала со мной в Россию, пристала… насилу отвязался.

В голосе Василия звучало раздражение и даже презрение.

– Значит, случайная связь? – переспросил следователь.

– Конечно! – подтвердил Рубик. – Мало что бывает!…

– Тогда давайте говорить по-другому…

Глебов положил перед Рубиком свидетельство о его браке с Валентиной.

Загорелое лицо Василия вспыхнуло.

– Ну, а если так, то нечего вам и спрашивать! – буркнул он. – Подумаешь!.. Ну, под пьяную руку расписался, так что теперь?

– Да не в этом сейчас дело, конечно, – заметил следователь. – Двоеженство – это преступление, но говорить мы будем не о нем. Я хотел бы знать, где находится сейчас ваша первая жена?

– А кто ее знает! До отъезда за границу жил с нею в Воронеже, а потом потерял связь, и все из-за этой Валентины.

– Но ведь вы имели от нее письмо? – спросил Глебов.

– Нет, – уверенно возразил Василий. – Она и адреса-то моего не знала.

Глебов положил рядом со свидетельством о браке письмо, переданное ему Валентиной.

– Это письмо вы получили примерно месяца два назад от вашей первой жены Надежды Ивановны, из Воронежа. Попав в руки Валентины, оно вызвало семейный скандал, о котором вы не можете не помнить. Таким образом, я вторично изобличаю вас во лжи. Думаю, вам ясно, что полезнее говорить правду.

Рубик молчал. Лицо его судорожно подергивалось, губы что-то шептали.

– Расскажите о том, как к вам приехала ваша жена Надежда Ивановна и как этот приезд отразился на ваших отношениях с Валентиной.

– Жена приехала внезапно, – хриплым голосом заговорил Василий. – Мы не ждали ее приезда. Получился скандал. Валентина ушла…

– А ее вещи? – прервал Глебов.

– Кое-что она взяла, а то, что я ей покупал, жена не отдала, отобрала у нее.

– В том числе и платье из зеленой шерсти?

– Да… Но ведь отрез-то мой! – оправдывался Рубик. – Я купил его на свои деньги!

– Да, да, конечно… Ну, а потом что?

– Потом?… На другой день жена забрала вещи и уехала обратно в Воронеж. Не захотела со мной жить.

– Не совсем так, – возразил Глебов. – Ваша жена в Воронеж не возвратилась. Вот телеграмма – прочтите!

– А, может, еще куда поехала, почем я знаю, – легко согласился Рубик.

– Но и вещей Валентины она с собою не забирала. Вещи остались у вас, вы их начали продавать. Прочтите показания вашего дяди, Ивана Андреевича, у которого вы прятали эти вещи.

Рубик снова опустил голову.

– Припомните тропинку возле железнодорожной будки на десятом километре. Тропинка ведет в совхоз напрямую. Вы жили в совхозе и много раз ходили этим путем. Когда и с кем вы в последний раз шли по этой тропинке?..

Глебов выждал.

– Молчите? Тогда я вам напомню: вы шли со своей женой Надеждой.

– А хоть бы и так! – вырвалось у Василия. – Что ж тут такого? В совхозе живут родные…

– Нет! До совхоза вы не дошли. Что-то вам помешало. Пройдя от будки метров триста-четыреста, вы остановились. А потом?.. – Глебов бросил на стол перед Василием зеленый пояс.

– Молчите? Это пояс от зеленого платья Валентины… Он найден возле трупа убитой вами женщины. Поссорившись, вы ушли от своей второй жены; совершив убийство, вы избавились и от первой, а теперь нашли третью…

Глебов замолчал. Он ждал ответа. Он предвидел этот ответ. Рубик уже давно не смотрел в глаза следователю. И так же, не поднимая головы, он тихим, но твердым голосом сказал:

– Да, я убил ее… Когда ушла Валентина, у меня явилось желание убить Надежду. Я молча начал одеваться. «Ты куда?» – спросила Надежда. «Одевайся и ты, пойдем в совхоз к родным, там решим, как нам жить дальше», – сказал я. Она послушала. Взяла, как хозяйка, зеленое Валино платье, оглядела его, приложила к себе… Тошно мне было глядеть. Потом оделась. Помню еще пояс ей широк оказался, так она булавкой заколола. Потом мы вышли на улицу, на автомашине доехали до будки на десятом километре, а оттуда пошли пешком. Прошли по тропинке с полкилометра, Я шел сзади. Потом оглянулся, вынул из кармана складной нож и, не раскрывая его, несколько раз ударил ручкой в затылок Надежды. Она упала на спину, я открыл нож и начал бить ее куда попало. Не знаю, что тогда со мною сделалось, просто озверел. Потом понес Надежду по лесополосе и справа от тропинки спрятал в кусты, только сначала раздел. А одежду закопал в землю, туда же бросил и нож. В совхоз я не пошел, вернулся обратно. По дороге вымыл руки…