Текст книги "Будни прокурора"

Автор книги: Николай Лучинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Будни прокурора

Глава первая

I

– Когда же мы увидимся?

Стоя на подножке вагона, Лавров глядел в опечаленные и ласковые глаза жены. Еще одна разлука! Сколько их уже было и сколько еще будет, а вот привыкнуть невозможно.

Протяжно и глухо прозвенел второй звонок.

– Скоро, Верочка, скоро, – сказал Лавров, выпуская из своей руки маленькую руку жены. – Похлопочу, чтобы не тянули с жильем. Постараюсь, в общем, ты же сама понимаешь…

– Уж ты похлопочешь! – проговорила, грустно улыбаясь, Вера Андреевна, прекрасно понимавшая, что в чем-в-чем, а уж в таких-то, в бытовых, делах муж ее – человек беспомощный, неумелый, от него не жди проку.

– Проходите в вагон, гражданин, – раздался за спиной Лаврова строгий бас проводника. – Отправляемся. Надо все-таки соблюдать…

Лаврову хотелось еще и еще раз обнять жену, но он успел лишь наспех поцеловать ее: вагон резко дернулся. Вера Андреевна легко побежала вдоль платформы, не отводя взгляда от окошка тамбура. Лавров медленно махал ей рукой, что-то, кажется, говорил, но она уже ничего не слышала.

Кончилась платформа. Вера Андреевна повернулась И быстро зашагала к выходу. Она спешила, беспокоясь, что сын вернется из школы и не сумеет попасть в квартиру.

По небу неслись густые облака. Порывистый январский ветер бросал в лицо холодные капли дождя.

Южная зима!..

Юрий Никифорович долго не заходил в свое купе. Он стоял в тамбуре, ожидая, пока медлительный проводник раздаст постели, а пассажиры устроятся на своих местах, разместив чемоданы и узлы. Свой большой, видавший виды чемодан Лавров легко закинул на багажную полку, едва войдя в вагон, и сейчас ему не о чем было заботиться. Началась беспечная дорожная жизнь – та, которую всегда с нетерпением ожидаешь и которая уже через несколько часов начинает утомлять своей бездеятельностью, а к концу первого дня окончательно надоедает.

Поезд несся по степным просторам. По толстому стеклу окна беспорядочно метались дождевые струи, и бескрайняя кубанская равнина выглядела заплаканной и тусклой. Черные квадраты зяби сменялись зеленовато-серыми полями озимых и светло-коричневыми – люцерны. По краям вспаханных полей и у ферм возвышались огромные скирды соломы, а по их верхушкам прыгали черно-сизые вороны. Унылая картина…

– Пройдите в вагон, гражданин, – услышал Юрий Никифорович уже знакомый бас проводника. – Подмести надо. Ишь грязи-то натаскали…

Лавров вошел в свое купе, поздоровался со спутниками, повесил на крюк объемистый портфель и, усевшись у окна, задумался.

Что ожидало его на новом месте?..

Нельзя сказать, чтобы Юрий Никифорович был встревожен предстоящими переменами в жизни, – нет, он слишком привык к ним. Он умел легко и быстро находить с людьми общий язык – язык немногословный, деловой, свидетельствующий о Лаврове как о человеке вдумчивом, проницательном и сдержанном. Эту сдержанность, умение владеть собою иные принимали за равнодушие, бесстрастность, но это только поначалу, пока не убеждались в том, что за тихим, ровным голосом Лаврова, за лаконизмом его фраз и внешней невозмутимостью кроются чуткость к людям, озабоченность их невзгодами, искренняя радость их удачам.

«Буратино!» – вспомнилось Лаврову шутливое прозвище, данное ему женой за внешнюю его невозмутимость. И словно на экране перед Лавровым возникла картина из его повседневной семейной жизни.

Незадолго до отъезда из дома он сидел за письменным столом, отбирая необходимые ему деловые бумаги. За спиной неожиданно раздался звон разбитого хрусталя. Сашка, зацепившись пуговичкой от куртки за бахрому скатерти, стащил ее на пол вместе с большой вазой, стоявшей на столе.

Юрий Никифорович даже не обернулся.

– Ах! – воскликнула Вера Андреевна. – Ребенок разбил такую вещь! В конце концов, это наш свадебный подарок! А ты даже головы не повернул…

– Если бы от поворота моей головы хрусталь обладал способностью склеиваться, я бы, Верочка, непременно обернулся, – без тени улыбки отозвался тогда Юрий Никифорович. – Да ты не горюй. На серебряную свадьбу полагается дарить серебряные вещи, и тогда даже Сашкин «дар разрушения» окажется не страшным.

– Буратино! – только и смогла с досадой сказать Вера Андреевна. А через минуту уже шутливо заметила: – Настоящий деревянный мальчик! Гляди, у тебя уже даже нос начал отрастать…

– Ты находишь? – серьезно спрашивал Юрий Никифорович. – Ну, ничего, длинный нос – это еще не так страшно, лишь бы не длинный язык. Я, конечно, не намекаю…

…Юрий Никифорович вспомнил сейчас эту сцену и мысленно улыбнулся. Ах, Верочка, Вера! Как хочется тебе иной раз поворчать, посетовать, устроить из случайной Сашкиной двойки настоящее семейное происшествие. И как быстро ты отходишь, вновь становишься ровной и веселой, такой же, какой была тогда, в ту далекую и близкую первую осень.

В вагоне было тихо. Соседи по купе улеглись, одни читали, другие дремали. Улегся и Юрий Никифорович.

Дома ему казалось, что вот войдет в вагон, ляжет и проспит все время пути – напряжение последних дней давало себя чувствовать. Но спать он не мог. Вглядываясь в причудливый узор светло-серого линкруста на вагонной переборке, Лавров вспоминал все, что говорили ему товарищи о городе, в который он ехал. Заместители прокурора и начальники отделов не раз бывали в этом городе и хорошо его знали. Все считали, что объем работы на новом месте будет шире, чем в районной прокуратуре.

– И не думайте, что с вашим приездом все уладится, как по мановению волшебного жезла, – предупреждал краевой прокурор Иван Дмитриевич Щадилов, хотя Лавров вовсе этого и не думал, – не настраивайте себя так. Работы там – непочатый край, сумейте прежде всего отделить главное от второстепенного. У нас еще есть, к сожалению, прокуроры, невидящие главного за житейскими мелочами. И еще одно прошу вас твердо усвоить, Юрий Никифорович: главное теперь не только в борьбе с преступностью, но в предупреждении преступлений. Наша святая обязанность – разъяснять советские законы. Как это делать? – спросил Иван Дмитриевич и сам же ответил: – Надо чаще бывать у рабочих на заводах, на стройках, пристальнее всматриваться в жизнь и, расследуя преступление, проверять прежде всего, как, почему оно возникло и как можно было его избежать. Ясно? – спрашивал Щадилов, заглядывая в большие серые глаза Лаврова. – Впрочем, «америк» я вам и не собирался открывать. Так, – напутствие, – улыбнулся он. – А теперь – прощайте…

Он крепко пожал Лаврову руку и, провожая его до дверей кабинета, добавил:

– Не забывайте… Звоните, пишите. А я недельки через три-четыре наведаюсь к вам…

Лаврову приятно было вспоминать этот разговор со Щадиловым. Хоть «америк» тот ему и впрямь не открыл, но не в этом дело. Сам тон беседы был таким дружеским, а пожелания такими искренними, что, казалось, все будет хорошо и непривычное станет привычным, а незнакомые люди непременно окажутся – пускай не сразу! – хорошими, верными товарищами и помощниками.

…Юрий Никифорович проснулся от громкого и назойливого жужжания. Не сразу поняв, в чем дело, он отворил дверь и увидел, что неугомонный проводник, путаясь в черном шнуре, тащит по коридору тяжелый пылесос.

Значит, скоро город…

II

Гостиница находилась вблизи вокзала. Дежурный администратор дремал, сидя в глубоком кресле. Лавров подошел к окошечку, предъявил паспорт.

– Вам должны были позвонить относительно номера, – сказал он.

– Да, номер для вас заказан. Вы надолго к нам?

Лавров и сам этого не знал. Все зависит от того, когда ему дадут квартиру.

– В город надолго, а сколько проживу в гостинице – пока не знаю. Если можно, устройте меня в отдельном номере, – попросил Лавров.

Возвратив заполненную анкетку, он получил пропуск и поднялся на третий этаж. Дежурная, полная женщина с заспанным лицом, мельком взглянув на листочек, сказала:

– Пройдите. – И повела Лаврова по коридору. Открыв дверь комнаты, она включила свет.

– Отдыхайте.

Комната, небольшая, но уютно обставленная, Лаврову понравилась. В ней имелось все необходимое.

Было около четырех часов утра. Юрий Никифорович разделся, тщательно вымылся и лег в постель, решив, что завтра, пожалуй, прежде всего зайдет к секретарю горкома партии – кто-кто, а уже он-то сумеет рассказать о городе самое главное, дать почувствовать его атмосферу…

Утром, позавтракав в ресторане, Лавров возвратился в свой номер. Шел десятый час. Взяв телефонную трубку, Юрий Никифорович попросил соединить его с первым секретарем горкома партии. И тут же в трубке послышался сочный мужской бас.

– Товарищ Давыдов? Здравствуйте. Говорит Лавров. Вам сообщили о моем назначении? Я хотел бы с вами встретиться.

– Пожалуйста, заходите, товарищ Лавров, – ответил секретарь горкома. У меня сейчас два товарища с завода. Думаю, через полчаса освобожусь.

…В приемной Давыдова посетителей не было. За столом сидела худенькая белокурая девушка, технический секретарь. Стоявший у нее на столе телефон то и дело звонил.

Лавров осмотрелся. Приемная небольшая, на одной двери табличка с надписью «А. С. Давыдов», на другой – «Я. П. Дымов». «Вероятно, второй секретарь», – подумал Лавров и развернул предложенную ему белокурой девушкой газету.

Вскоре открылась дверь кабинета первого секретаря, оттуда вышли два человека.

– Пожалуйста, заходите, – сказала девушка.

На вид секретарю горкома можно было дать лет сорок пять. Это был мужчина среднего роста, с аккуратно причесанными, уже седеющими волосами, в темном строгом костюме. Лаврова он встретил приветливой улыбкой.

– Прошу садиться… – и протянул руку. – Мы недавно разговаривали с Щадиловым, он мне сказал, что на днях к нам должен приехать новый товарищ. Да и в крайкоме у нас был разговор на эту тему. Вам раньше приходилось бывать в нашем городе? – спросил секретарь, усаживаясь в кресло напротив Лаврова.

– Нет, не было случая…

– Вы не кубанец? – спросил Давыдов.

– Нет, сибиряк. Из Иркутска я. В сорок первом окончил юридический факультет МГУ, в начале войны был призван в армию, служил следователем прокуратуры одной из дивизий на Калининском фронте. После ранения и госпиталя был направлен в распоряжение прокурора края. И вот уже десять лет я на Кубани. Вначале был следователем, затем помощником прокурора района, а последние годы – прокурором. Теперь уж привык к Кубани, освоился…

– Я тоже не кубанец, – сказал Давыдов, – но после освобождения Кубани от фашистов был командирован сюда на партийную работу. Правда, потом три года учился в Москве, в Высшей партийной школе, но по окончании снова вернулся сюда.

Секретарь рассказал Лаврову о городе.

– Полного представления о состоянии законности в городе я, признаться, сейчас не имею, – продолжал Давыдов. – Но надо сказать, что преступность у нас есть. И что хуже всего – не все преступления раскрываются. В торговых организациях бывают растраты, хищения; на заводах иной раз нарушают трудовое законодательство. В некоторых колхозах не соблюдается устав сельхозартели. Надеюсь, вы со временем разберетесь со всем этим, – а тогда и нас проинформируете.

– Попытаемся, товарищ Давыдов, – скупо, в свойственной ему манере, отозвался Лавров. – Время покажет. Я ведь еще и в прокуратуре-то не был, не знаю, какие у них там дела.

– Ну, а город как? Каково первое впечатление? – видимо, желая «разговорить» нового прокурора, спросил Давыдов и протянул Лаврову только что надорванную пачку «Беломора». – Курите?

– Спасибо… – Лавров чиркнул спичкой, поднес огонек Давыдову, прикурил сам и, затянувшись, сказал: – Мало я еще видел, но город, знаете, есть город. Шумновато. А я больше к тишине привык. Сегодня чуть свет как загрохочут под окнами машины с пустыми бидонами – тут и мертвый проснется.

– Это где же? – улыбнулся Давыдов. – Где вы остановились?

– В гостинице, – сказал Лавров, – против вокзала. И подумал: «Не заговорить ли о квартире? Я же обещал Вере не откладывать… Нет, уж это было бы слишком! Не успел приехать, не познакомился еще толком, и сразу с просьбами. Отложим…»

Но откладывать не пришлось.

– Семья с вами? – спросил секретарь горкома.

– Нет, товарищ Давыдов, пока еще в районе.

– Что так?

– Да ведь, видите ли, надо сначала осмотреться, устроиться как следует. Подождем…

– Скоро устроитесь, – сказал Давыдов. – У нас как раз один дом почти готов, отделка осталась. Я поговорю в исполкоме. Две комнаты устроят?

Лавров был явно смущен и не мог этого скрыть.

– Вполне, товарищ Давыдов, – нас всего трое: я, жена да сынишка, – каким-то даже виноватым голосом сказал он.

Зазвонил телефон. Давыдов снял трубку и, скороговоркой сказав: «еду, еду», встал с места.

– Ладно, к этому делу мы еще вернемся. А пока не подвести ли вас до прокуратуры, товарищ Лавров? Я как раз в ту сторону еду.

– Нет, спасибо, – отказался Юрий Никифорович. – Пройдусь по городу, осмотрю его достопримечательности.

Секретарь широко распахнул обитую темной клеенкой дверь и, пропустив Лаврова вперед, на ходу обратился к белокурой девушке:

– Я, Варенька, часа через два вернусь. А вы можете пока хоть Офелией быть, хоть дояркой Феней.

Заметив удивление в серых глазах нового прокурора, секретарь уже на лестнице пояснил:

– Варенька у нас – восходящая звезда на подмостках городской самодеятельности. Славная девушка, только как войдет в этот самый свой образ, так уж ее из него хоть за уши тащи.

И он весело, раскатисто рассмеялся.

У машины Лавров протянул Давыдову руку.

– Заходите, Юрий Никифорович, звоните, – держась за открытую дверцу, сказал секретарь горкома. – Надеюсь, скоро увидимся.

Машина мягко взяла с места, а Лавров неторопливо побрел по незнакомой улице, вдыхая влажную прохладу серого январского дня.

Вдоль тротуара четким строем стояли развесистые каштаны. Их ветки были унизаны хрупкими, слезящимися сосульками. Студеные капли гулко падали на кожаную шапку Лаврова, но он шел вперед, не замечая этого.

По левую сторону железнодорожного полотна раскинулся парк, окаймленный солидной каменной оградой. «Летом здесь, наверное, зелено и солнечно, – подумал Лавров. – Будем с Сашкой в парк ходить, а то, может, и за город ездить, к речке…»

Мысль о сыне вернула его к беседе с Давыдовым. Хорошо, что так вот, просто, а главное не по его, Лаврова, инициативе, возник разговор о квартире. Давыдов, видимо, умеет сочетать большие дела с так называемыми «мелочами». А ведь нередко бывает и так, что работники его масштаба вольно или невольно устраняются от разрешения вопросов, которые касаются личной жизни человека. И как это неверно! Что значит «личное»? Неужели не ясно, что от этого личного зависит общее! Взять хоть его, Лаврова. Конечно же, когда Вера и Сашка будут при нем, здесь же, рядом, ему будет спокойнее, лучше, а это не сможет не сказаться и на работе. Нет, нет, мало еще думают у нас о душевном спокойствии человека, о его удобствах. И как приятно, что Давыдов не принадлежит к категории таких людей. Конечно, не принадлежит! Иначе разве было бы ему дело до того, где остановился новый прокурор? И разве помнил бы он о том, что этой белокурой девушке Вареньке надо разучивать какую-то роль?..

Лавров пересек улицу и, ускорив шаг, направился к домику, на который указал ему, неловко откозыряв, молоденький постовой милиционер.

III

В первой комнате за столом сидела круглолицая молодая женщина.

– Товарищ Прохоров у себя? – спросил ее Юрий Никифорович, и женщина, не отрывая взгляда от папки с бумагами, кивнула головой в сторону двери за ее спиной.

В кабинете, склонившись над столом, следователь что-то показывал прокурору Прохорову. Отвлеченные скрипом отворившейся двери, они вопросительно взглянули на вошедшего.

– Лавров, – коротко представился Юрий Никифорович.

– А я с утра вас ждал. Вы что, не поездом? – спросил прокурор, протягивая Лаврову большую жилистую руку.

– Поездом, – ответил Лавров. – Вчера ночью приехал.

– В гостинице остановились? Мы вам номер забронировали.

– Да, спасибо! Все в порядке.

– Потом закончим. Позже, – сказал Прохоров, обращаясь к следователю, все еще стоявшему у стола с бумагами.

– Нет, зачем же! – вмешался Лавров. – Продолжайте, а я посижу, если не возражаете.

– Хорошо! Да что же я не предложил вам раздеться? Пожалуйста, товарищ Лавров, – спохватился Прохоров. – Прошу! – И он показал на стоявшую в углу вешалку.

Следователь продолжал доклад о законченном уголовном деле. Сидя на диване, Лавров внимательно слушал.

– А в суде оно пройдет? – после минутной паузы спросил прокурор.

– Конечно! – с уверенностью ответил следователь. – Все честь по чести.

Прочитав обвинительное заключение и сделав две какие-то мелкие поправки, Прохоров его утвердил.

– Посылай в суд, – сказал он.

Следователь направился к выходу, но по дороге бросил на Лаврова довольно внимательный, оценивающий взгляд.

Когда они остались вдвоем, Прохоров, выждав, не скажет ли чего Лавров, заговорил первым.

– Приказ я получил позавчера. Предупредил работников, чтобы готовили материалы для акта.

– Работники прокуратуры у вас сейчас все на месте? – спросил Лавров.

– Да, – ответил Прохоров и повторил: – Они знают, что вы должны приехать. Приказ я им объявил.

– Так, может быть, вы, Петр Петрович, познакомите меня с сотрудниками? А после этого мы продолжили бы разговор и условились о нашей совместной работе на ближайшие дни.

Прохоров встал. На вид это был совсем еще крепкий человек, с движениями сильными и четкими, с широкими плечами и молодым, зорким взглядом. Пожалуй, только цвет лица – нездоровый, серый – говорил о солидном возрасте и об усталости.

Вместе с Прохоровым Лавров прошел по кабинетам. Петр Петрович представлял работникам нового прокурора и делал это спокойно, словно ничего не менялось в его жизни с появлением Лаврова. А Юрий Никифорович немного волновался, чувствовал себя скованно.

– Ну, как? – спросил Прохоров, едва они вернулись в кабинет. – Каково впечатление?

– Воздержусь, Петр Петрович, – сказал Лавров. – Рановато говорить о впечатлении.

– Конечно, конечно! – согласился Прохоров и деловым тоном спросил: – С чего же мы начнем?

– Хотелось бы прежде всего познакомиться с вашей отчетностью. Это поможет мне представить себе объем работы прокуратуры, – сказал Лавров. – А вы, Петр Петрович, возьмите на себя, пожалуйста, подготовку проекта акта. Что бы я хотел в нем видеть? Ну, во-первых, основные сведения о ваших работниках – кто чем занимается, у кого к каким делам интерес, – это ведь очень важно. Затем надо подготовить список незаконченных расследованием дел, указав сроки, содержание каждого дела; есть, вероятно, и такие материалы, по которым еще не приняты решения, разные жалобы… Хорошо бы, конечно, в этом же акте сказать о том, что мешает работе прокуратуры, как прокуратура боролась за укрепление законности, уменьшение преступности… Кроме того, Петр Петрович…

– Но позвольте, – прервал Прохоров. – Это же получится слишком большой акт! Придется оторвать людей от основной работы, и не на день или два. Не знаю, не знаю…

– Поверьте, Петр Петрович, что для людей это будет только полезно, – заверил Лавров. – Они серьезно проанализируют свою деятельность за прошлый год – ведь сейчас январь! – многое увидят заново.

– Да нет, я же не возражаю, – вздохнув, произнес Прохоров, – но помнится, пять лет назад я принимал дела совсем иначе: в акте значилось лишь то, что было в производстве. К тому же вчера я звонил в прокуратуру края, и мне предложили пятнадцатого января быть в районе. А сегодня десятое. Как видите, времени осталось мало.

– Тем более, надо поторопиться, – улыбнувшись, сказал Юрий Никифорович.

– Но кто будет давать указания? – не удержался от вопроса Прохоров.

– Конечно, вы! – сразу поняв, как важно это для честолюбия старого прокурора, сказал Лавров.

– Хорошо. – И вызвав секретаря, Петр Петрович распорядился:

– Пригласите сюда оперативных и технических работников.

Через несколько минут все собрались в кабинете. Прохоров оставался за своим столом. Лавров сел чуть сбоку на диване, и собравшиеся могли незаметно рассматривать нового прокурора, строя различные предположения о том, каким же начальником окажется этот человек с непроницаемым лицом, с густой каштановой шевелюрой и серыми глазами, внимательно глядящими на Петра Петровича.

К Прохорову все давно привыкли, давно узнали его хорошие и плохие черты, поняли, как делать то, что считаешь необходимым, даже если Петр Петрович запретил это делать. Привыкли и к забывчивости своего прокурора, и к тому, что вовсе не всегда он проверял, выполняются ли его поручения. В общем, что говорить: со стариком можно было ладить, если, конечно, не лезть на рожон. А вот с этим?..

– Как вам известно, – начал Петр Петрович, – Юрий Никифорович Лавров назначен к нам прокурором города. Я еду в район. Мы с Юрием Никифоровичем пригласили вас, чтобы поговорить о том, как должен выглядеть акт приема и сдачи дел, кто из вас и что будет делать…

И Петр Петрович повторил все, о чем они договорились с Лавровым.

Прощаясь с Петром Петровичем, Лавров сказал, что сегодня уже не вернется в прокуратуру, так как вечером хочет познакомиться с начальником городского отдела милиции.

– Хорошо, – сказал Прохоров. – Машина у подъезда.

– Не нужно, – отказался Лавров. – Хочу походить по городу, я ведь здесь впервые.

После ухода Лаврова Прохоров почувствовал себя в этих знакомых стенах странно. Не нужно было думать о том, что предстоит сделать завтра. Завтра – это уже не его забота. Все дела будет решать Лавров…

Петр Петрович внимательно осмотрел ящики своего стола. Он вынул недавно начатую синюю пачку сахара, большую чашку с аляповатым лиловым цветком и чуть-чуть отбитым краем, чайную ложечку и жестяную коробочку от зубного порошка «С добрым утром», в которой он хранил чай.

Потом Петр Петрович открыл сейф, хотел было разобрать бумаги, но раздумал и, захлопывая тяжелую дверцу, подумал: «Завтра вот передам Лаврову и ключи от сейфа, и свой стол, и кабинет…»

Он вздохнул, а мысль уже перенесла его в район, куда предстояло ехать. «Очевидно, это будет уже последняя пристань, как-никак – пятьдесят четыре года!..»

Бережно уложив в портфель чашку с лиловым цветком и бросив вслед за нею глухо звякнувшую ложечку, Петр Петрович медленной, тяжелой походкой вышел из кабинета.