Текст книги "Будни прокурора"

Автор книги: Николай Лучинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

На столе резко задребезжал телефон. Давыдов поднял трубку.

– Да. Слушаю, доченька… Как? Подумай только! Кто же он? Ушел? М-да. Так… Хорошо, я тоже задержусь…

Он положил трубку и повернулся к Лаврову.

– Дочь. Говорит какой-то парень спас девочку – бросился чуть не под машину.

– А сам?

– Все в порядке… Так вот, Юрий Никифорович… Леонидову надо бы помочь.

– Но я же не знаю, где он!

– Найди через адресный стол.

– Боюсь, что он тут же уехал из города.

– Чего ради? – спросил Давыдов.

– Да мало ли чего!

Давыдов поднялся, открыл окно.

– Ты вот что, Юрий Никифорович, помоги Леонидову, но так, чтобы он не знал, что это твоих рук дело. Так будет лучше.

– Догадываюсь. Думаете, он откажется от моей помощи?

– Как знать… Ты же все-таки обидел его, а парень, видать, гордый.

Расставшись с Давыдовым, Лавров поехал в прокуратуру. Всю дорогу он думал о беседе с секретарем горкома партии. «Выходит, Леонидов прав… Он действительно прав! Но как исправить ошибку. Как. Вдруг парень со злости натворит глупостей, пойдет на преступление».

Лавров понимал, что такое может случиться и что прежде всего в этом будет повинен он.

III

…Глубоко засунув руки в карманы брюк, Леонидов стоял у заводских ворот и с интересом разглядывал лица юношей и девушек, идущих на работу. Он и сам не знал, почему эти веселые, оживленно болтающие и смеющиеся люди так занимают его, но его неудержимо влекло к ним. Заметив у заводских ворот объявление: «Заводу требуются плотники», он решительно направился к дверям с табличкой «Отдел кадров».

За столом, заваленным бумагами, сидел пожилой человек. Не поднимая головы, он спросил:

– В чем дело.

Леонидов подошел к столу.

– Есть у вас работа.

– Специальность.

– Плотник.

– Разряд.

– Пятый.

– Документы.

Начальник отдела кадров, все так же, не глядя на Леонидова, протянул руку. Леонидов подал ему справку об освобождении и паспорт. Надев очки, тот развернул справку.

– Хм! – промычал он и впервые взглянул на Леонидова. – Из тюрьмы, значит.

– Из тюрьмы, – спокойно ответил Леонидов.

– Так, так… а по какой статье судился.

– Там написано.

– Хм… так. За воровство… И сколько же ты раз судился, голубчик.

– Мне нужна работа, – изо всех сил стараясь сохранить спокойствие, проговорил Леонидов.

– Понимаю, понимаю… – начальник отдела кадров откинулся на спинку стула. – Ты что, по квартиркам шастал или государственное добро тащил. А? Ты отвечай! Должен же я знать! Я заведую кадрами. Ну?

– Я отбыл срок и…

– Э, брось! – махнул рукой начальник. – А если ты вздумаешь совершить кражу на нашем заводе, кто будет в ответе? Я! Понял? Откуда я знаю, зачем ты хочешь к нам устроиться.

– Вы примете меня на работу? – прервал его Леонидов.

– Нет.

– Почему?

– Работы нет.

– Но в объявлении написано, что заводу требуются плотники.

– Ну и что же?

– Я плотник и…

– Работы нет!

– Неправда! – почти крикнул Леонидов, сжимая кулаки.

– Ты потише, а то знаешь… В общем не ори. Работы нет! Зайди завтра.

Начальник протянул документы.

– До свидания!

Леонидов положил документы в карман и, хлопнув дверью, вышел.

В коридоре он столкнулся со своей вчерашней знакомой – Люсей Давыдовой. Лицо девушки сейчас было бледным, взволнованным. Она все слышала. И, подойдя к столу начальника кадров, Люся в упор спросила:

– Иван Петрович, почему вы не приняли его на работу?

– Кого?

– Да этого парня.

– Ах, этого? – Иван Петрович усмехнулся, снял очки. – У нас завод, а не исправительная колония.

– Причем тут колония?

– А при том, что он вернулся из тюрьмы и его надо еще перевоспитывать. Нам нужны рабочие, а не уголовники. Ясно?

– Нет! – упрямо тряхнула головой Люся. – Он имеет право работать, как и все советские люди.

– А я и не возражаю.

– Но ведь вы его не приняли.

– Пусть идет на другой завод.

– Почему?

– А почему именно на нашем заводе он должен работать?

– Так он же имеет право!..

– Пусть идет на другой завод, – перебил ее Иван Петрович.

– А если и там откажут?

– Не знаю.

– Но вы же член партии! – возмутилась девушка. – Как же так можно?

– Да, я член партии и не тебе меня учить! – оборвал ее Иван Петрович. – И вообще, какое тебе дело? Почему ты лезешь в мои дела?

– Я член комитета комсомола.

– Вот и занимайся комсомольцами, а я вышел из этого возраста. Все!

– Нет, не все – зло сказала Люся. – Мы поставим этот вопрос на комитете. Это издевательство… бюрократизм…

– Но, но… потише.

– Потише не выйдет, товарищ начальник отдела кадров, – с иронией в голосе сказала Люся и почти выбежала из комнаты.

Дома она рассказала отцу о случае в отделе кадров. Люся была так взволнована, что весь вечер только об этом и говорила.

– Ты пойми, папа, это же бесчеловечно! – возмущалась она. – Если на всех заводах будут сидеть такие кадровики, как наш Иван Петрович, так что же получится? Те, кто вернулся из тюрьмы, никогда не получат работы? Что же им, с голоду умирать? Или снова идти воровать?

Давыдов задумчиво посмотрел на дочь.

– Таких, как Иван Петрович, у нас единицы, – сказал он. – Но они есть. Вот ты возмущаешься, это правильно. Но что дальше? Пошумишь и успокоишься?..

– Ну уж нет! – решительно прервала отца Люся. – Сегодня я была в комитете. Мы решили обсудить это. Пригласим из завкома, партбюро. А потом еще напишем об этом случае в нашей заводской газете.

Давыдов слушал внимательно.

На следующий день он позвонил Лаврову, рассказал ему о разговоре с дочерью и попросил проверить соблюдение законов о труде на заводе.

IV

Сырое, ненастное утро. Сеет мелкий, но частый дождь. Лавров сидит в машине и с досадой думает о том, что до сих пор не был на заводе, окунулся с головой в текущие дела, а вот о главном – о встречах с людьми на производстве – забыл. «Нет, так дальше не пойдет, – решает он. – Роюсь в бумажках, а жизни не вижу».

Машина остановилась у здания заводоуправления.

Начальник отдела кадров Иван Петрович Иванов встретил прокурора с излишней суетливостью, но любезно. Предложив ему стул, он приветливо улыбнулся.

– Какие прикажете подготовить сведения? – осведомился он.

– Сведения? – задумчиво повторил Лавров. – А для чего они?

Иванов усмехнулся, покачал головой:

– Статистика – это главное. Наш бывший прокурор очень ее любил. И правильно! Это же зеркало работы!..

– Зеркала бывают и кривыми, – заметил Лавров.

– Что? – не понял Иванов.

– Так, ничего…

В дверях показался парень в рабочем костюме. Иванов замахал на него руками.

– Позже зайдешь! Видишь, я занят, у меня прокурор города.

От этого последнего замечания, произнесенного Ивановым как-то подчеркнуто, Лаврова передернуло. Он жестом остановил паренька, собирающегося выйти, и повернулся к Иванову.

– Я подожду, работайте, товарищ Иванов.

Лицо Иванова выразило недоумение и досаду. Водрузив на нос очки, он строго глянул на паренька.

– В чем дело?

Лавров встал, подошел к другому столу и взял газету.

– Я насчет отпуска, товарищ начальник, – проговорил парень.

– Фамилия?

– Сидоров.

– Цех?

– Инструментальный.

Иванов порылся в ящике, достал учетную карточку Сидорова.

– Ты же был в отпуске?

– Я хочу без содержания, на три дня…

– Хм… А для чего.

– Так я… понимаете… жениться решил, – тихо и смущенно проговорил Сидоров. – Ну вот… свадьба, значит…

– Понятно! – перебил его Иванов. – А тебе известно, что сейчас инструментальный цех находится в прорыве. Вы не выполнили месячный план.

– Я даю 185 процентов…

– А можешь 285. Ведь можешь, верно?

Сидоров молча пожал плечами.

– Можешь! – убежденно заявил Иванов. – Значит так: цех не вытянул плана, а тебе дай три дня на свадьбу. Один попросит три дня для того, чтобы выйти замуж, другой возьмет да и заболеет, а у третьего с матерью что-нибудь приключится, и всем надо по три дня отпуска! А план как? Кто будет выполнять? Ты же сознательный человек, Сидоров. Цех может недодать государству на сотни тысяч рублей продукции, а тебя это не волнует. Тебе, видите ли, жениться надо. Ты что, не успеешь оформить это дело в следующем месяце?

– Вы же и в прошлом месяце отказали, – угрюмо пробормотал Сидоров. – Вот и начальник цеха подписал заявление. Директор тоже написал «отдать приказ».

Иванов усмехнулся.

– Чудак ты, Сидоров. Я же с тобой говорю, как с сознательным производственником, передовиком. Совесть у тебя есть? Давай сюда заявление и иди подумай. Не подводи коллектив цеха. Ну, иди, иди, завтра решим.

Парень вышел, а Иванов, широко разведя руками, воскликнул:

– Молодость! Все куда-то спешат! Интересы государства у них на втором плане…

Лавров не стал дожидаться конца этой тирады.

– Скажите, товарищ Иванов, сколько вы приняли на работу освобожденных из мест заключения? – спросил он.

Иванов снял очки, протер их платочком и загадочно усмехнулся.

– Я пять лет служу в отделе кадров, товарищ прокурор, и работу, слава богу, знаю, – уверенно проговорил он. – Будьте покойны! Пока я здесь, ни один из них не пролезет на завод.

– Почему?

«Ловит, – подумал Иванов. – С хитрецой прокурор, но и я не лыком шит. Ишь, хмурится, будто ему хотелось бы, чтоб эти типы работали на заводе. А сам, небось, выписал бы их фамилии и представление на меня состряпал. Вот, мол, смотрите, Иванов потерял бдительность, наводнил завод преступниками…»

Думая так, Иванов рылся в бумагах, искал список принятых на работу за квартал. Наконец, он нашел его и, развернув, сказал:

– Вот список принятых на работу. Можете проверить – ни одного уголовника!

– А обращались к вам освобожденные?

– Да после амнистии отбоя от них не было.

– Но почему все-таки вы отказываете им в приеме на работу?

Иванов понимающе прищурился – мол, не возьмешь нас так просто. – и сказал:

– Ненадежный народ! Наберешь таких, и пойдут кражи, хулиганство, прочая чертовщина.

Лавров встал, плотно сжав губы, прошелся по кабинету, успокоился и через минуту твердо, чеканя каждое слово, заговорил:

– Закон обязывает обеспечить работой лиц, освободившихся из мест заключения.

Лавров старался произносить сухие, короткие фразы, так как считал, что они скорее дойдут до такого «казенного» человека, как Иванов.

– Право на труд гарантировано нашей Конституцией. Отказывая в приеме на работу освобожденным по амнистии или по отбытии ими наказания, вы грубо нарушаете советский закон. Как прокурор, я обязан поставить вопрос о привлечении вас к ответственности и я это сделаю. До свидания.

Иванов поднялся. Лицо его стало бледным, растерянным. Он молча смотрел на дверь и часто мигал глазами.

В коридоре Лавров увидел Леонидова. Оба смутились, настолько неожиданной была эта встреча. Но, быстро овладев собою, Лавров положил руку на плечо Леонидова.

– Ты правильно сделал, Борис.

– Что?

– Да что выбрал этот завод. Здесь есть курсы повышения квалификации. Будешь учиться…

– Нет… меня не приняли, – смущенно улыбаясь, проговорил Леонидов. – Все завтраками кормит этот кадровик, да я то знаю, что он меня не возьмет…

– Возьмет! – уверенно сказал Лавров. – Иди!.. – и он мягко подтолкнул парня в дверь отдела кадров.

На следующей неделе происходило расширенное заседание комитета комсомола завода. Узнав об этом от Давыдова, Лавров решил поехать, послушать молодежь.

В зале было душно и шумно. Лавров прошел в третий ряд, где сидели директор завода, парторг и начальник отдела кадров Иванов.

– Товарищи! – звонко выкрикнула с трибуны Люся Давыдова, но голос ее потонул в шуме.

– Тихо! Кончай разговоры! Да тихо же! – подняв руки, крикнул секретарь комитета, высокий парень с веснушчатым лицом. И когда зал притих, кивнул Давыдовой:

– Давай, Люся!

Люся перевела дыхание, кашлянула.

– Товарищи! То, что я видела своими глазами… это просто дико. С каких это пор у нас так обращаются с молодежью? И где? В отделе кадров! Представляете? Там позволяют себе оскорбить человека, унизить и, если хотите, растоптать в грязи честь нашего завода! Как же это получается? Первенство держим, а к людям по-человечески относиться не научились.

– Ты поконкретнее, – послышалось из зала.

– Пожалуйста. Начальник отдела кадров Иванов – это бюрократ, формалист, это… У него нет души, совести. Это сухарь!

В зале зашумели. Снова поднялся секретарь.

– Так же нельзя, товарищи. Вы мешаете говорить человеку.

Когда наступила тишина, Люся продолжала:

– Я сама слышала, как Иванов разговаривал с Леонидовым. Сейчас он в четвертом цехе работает. Ошибся когда-то парень, поскользнулся, а потом понял, осознал ошибку. Ну, вот… Пришел он устраиваться на работу, а Иванов: «Не возьму, – говорит, – на работу, иди на другой завод». А почему? Кто дал ему такое право? У человека нет квартиры, жить не на что, а он его выгнал, да еще и оскорбил. Это как называется?

Иванов сидел рядом с прокурором. Сейчас лицо его выражало притворное спокойствие. Он с иронической улыбкой смотрел на Люсю и слегка покачивал головой в знак осуждения ее резкости в суждениях. На трибуну поднялся фрезеровщик Ильин, низкорослый парень. Он поискал глазами Иванова и, найдя его, поднял руку, как бы призывая к тишине.

– Я вот что скажу, – начал он громким, звенящим голосом. – Вон сидит Иванов. Он улыбается – чепуха, мол, поболтают и разойдутся. Нет, товарищ Иванов, так не будет! Как я поступал на завод? Приехали мы с матерью из станицы. Прихожу я в отдел кадров раз, другой, третий – все отказ. Нет работы и баста. Тогда пошла мама одна. И что вы думаете – меня приняли! Я очень удивился, а мать говорит: «Ох сынок, не знаешь ты жизни», и больше ни слова. Я ничего тогда не понял. А через неделю узнал. Купил я как-то билет в театр себе и матери. А идти не в чем. Спрашиваю, где мой костюм? Мать в слезы. Продала, говорит, я твой костюм и свое новое платье, все продала, только бы тебя на работу взяли. Понятно, товарищи?

Возгласы возмущения прокатились по залу. Иванов побледнел, съежился. Лавров глянул на него, но, стиснув зубы, смолчал.

– А с меня он содрал 300 рублей, – крикнул кто-то из зала.

Иванов втянул голову в плечи, заерзал на стуле. А на трибуне, сменяя один другого, комсомольцы гневно клеймили бюрократа и взяточника.

Заседание комитета закончилось в десятом часу вечера, а через неделю Иванов был арестован и предан суду за взятки.

Как-то Леонидов и Люся Давыдова возвращались с завода после дневной смены. Вечер был тихий, безветренный. Шли медленно.

– Я хочу тебя спросить… – Люся посмотрела на него и улыбнулась.

– Спрашивай.

– Почему ты такой грустный?

Леонидов пожал плечами и ничего не ответил.

– Ну что же ты молчишь? – не унималась Люся. – О чем ты думаешь?

– О тебе…

– Что?

– Я думаю, если б все были такие, как ты, – прямые, честные… – неожиданно для себя выпалил они покраснел.

– Что бы тогда? – спросила Люся.

– Меньше было бы гадостей на свете, – пробормотал он.

– И это все?

– Нет.

– Так я слушаю тебя.

– Знаешь что, Люся? – Леонидов остановился и взял ее за руку. – Когда-нибудь я тебе все скажу, понимаешь? Все. Но сейчас не надо. Не спрашивай. Ладно?

Она понимающе кивнула головой.

Вскоре они расстались. Люся уехала на трамвае, а Леонидов пешком направился к общежитию. На душе у него стало весело, легко…

V

В кабинет Лаврова вошел следователь Лукин.

– Юрий Никифорович! На хуторе Зеленом ограблен магазин. Я сейчас еду туда. Машина вам не нужна?

– Поезжайте. А когда был совершен грабеж?

– Вчера вечером, но сообщили только сейчас.

Лавров уже в который раз с одобрением отметил про себя: обо всех происшествиях на участке Лукина раньше всех сообщает сам Лукин. «Опытный работник, – думал он, глядя на бритую голову следователя. – На такого можно положиться».

Лукин был действительно старым и опытным следователем. Из своих пятидесяти лет двадцать семь он отдал работе в прокуратуре. Именно отдал, потому что работал самозабвенно, с увлечением.

Участок у Лукина был самый большой и беспокойный, и следователь иногда сутками не являлся домой. На каждое происшествие непременно выезжал вместе с работниками милиции, всегда был в курсе всех событий.

– Когда возвратитесь? – спросил Лавров.

Лукин пожал плечами:

– Трудно сказать, Юрий Никифорович. Случаи серьезный. Вооруженное нападение, может быть, бандитский налет. Дня два придется там посидеть. Но машину я вам отправлю сразу же, как доберусь до места, – добавил он.

– Да нет, Иван Георгиевич, машина мне не нужна. В ближайшие два-три дня выезжать я никуда не думаю, а по городу вообще хожу пешком. Я о другом хотел предупредить вас: в четверг будет оперативное совещание совместно с милицией, хотим поговорить об усилении борьбы с хищениями и спекуляцией. Хорошо, если бы вы к этому времени успели вернуться.

– Ладно, буду, – ответил Лукин и попрощался.

VI

На металлическом заводе предстояло отчетно-выборное партийное собрание. Лавров решил не только побывать на нем, но если представится случай, то и выступить.

В клубе завода Лавров появился за несколько минут до открытия партийного собрания. Сел в четвертом ряду. Неподалеку оказался Давыдов, который поздоровавшись, спросил:

– Будешь говорить?

Юрий Никифорович ответил:

– Да, хотелось бы…

Отчетный доклад делал секретарь организации Федоров. Вначале он говорил об успехах, достигнутых партийной организацией за отчетный период, о производственных показателях, которых добился коллектив завода, затем перешел к недостаткам в работе партийного бюро: слишком мало прочитано лекций, проведено бесед, слабо ведется политическая работа.

После трех первых ораторов председатель собрания объявил:

– Слово имеет товарищ Лавров – прокурор города.

Юрий Никифорович поднялся на сцену, окинул взглядом зал и спокойно начал:

– Товарищи! Я не член вашей партийной организации и не знаю всей ее работы. Но, как известно, всякое дело оценивается по результатам. И, зная некоторые результаты, я не могу не согласиться с докладчиком: уровень воспитательной работы в вашем коллективе еще невысок. За тот период, за который отчитывается партбюро, осуждены четыре работника вашего завода: бухгалтер Агапов за присвоение 6 тысяч рублей и трое рабочих – за хулиганство, среди них комсомолец Грошев.

Что же выяснилось в процессе расследования этого дела? Оказалось, что Грошев лишь формально числился членом ВЛКСМ. Он не участвовал в комсомольском жизни, не занимался вообще никакой общественной работой, а четыре месяца до привлечения к уголовной ответственности даже не посещал комсомольских собраний. Почему же товарищи забыли о существовании Грошева? Комсомольская организация потеряла его из виду, зато другая среда подхватила и «воспитала» по-своему.

Если партийное бюро не обсуждало проступки членов вашего коллектива, то прокуратура и милиция о каждом отдельном случае привлечения к уголовной ответственности работника вашего завода не только информировали партбюро, в частности товарища Федорова, но и просили принимать меры. Но к нашим сигналам, по-видимому, не прислушивались.

Товарищи! Привлечение к уголовной ответственности надо рассматривать, как чрезвычайное происшествие, как явление, позорящее коллектив. Вы это сами прекрасно понимаете. И я хотел бы призвать партийную, комсомольскую и профсоюзную организации завода к тому, чтобы борьбу за выполнение и перевыполнение производственной программы они сочетали с воспитательной работой. Было бы очень хорошо, если бы партийная организация поставила перед собой задачу: ни один работающий на заводе не имеет права допускать аморальные проступки ни на производстве, ни дома, ни в других общественных местах. Ваш коллектив – один из крупнейших в городе, и если вы проявите такую инициативу, за вами последуют другие коллективы.

Прения продолжались. На трибуну поднялся кадровый рабочий завода, старый коммунист Рязанов.

Вначале он говорил о неполадках в инструментальной, где работал. Затем сказал:

– Не могу не выразить своего отношения к справедливому заявлению прокурора.

Я согласен с прокурором, что мы должны поднять всю общественность завода на борьбу с позорными фактами поведения наших рабочих и всеми мерами отстаивать, честь нашего коллектива… Самим прежде всего надо воспитывать своих рабочих.

VII

Следователь Лукин прибыл на хутор Зеленый вместе с начальником отдела борьбы с хищениями социалистической собственности Архангеловым около двенадцати часов дня. Лукин отправился в магазин, а Архангелову поручил добраться до станицы и привезти из сельпо членов ревизионной комиссии, чтобы сразу же определить количество похищенных товаров и их стоимость.

У дверей магазина стояли заведующий магазином Быков, сторож Новак и участковый уполномоченный Рунов, а немного поодаль собралась кучка любопытных, оживленно обсуждающих вчерашнее событие, уже ставшее известным до мельчайших подробностей всем жителям хутора.

– Вот и я скажу, что это он, не обошлось без него, – услышал Лукин, подходя к собравшимся. Говорила какая-то женщина, оживленно жестикулируя и, видимо, что-то доказывая окружающим.

Один из ее собеседников махнул рукой:

– Да ну, Трофимовна, так тоже рассуждать нельзя: ежели сидел, так обязательно он.

– Мало их тут шастает, – вступил в разговор пожилой мужчина в выцветшем морском кителе. – Дочка моя говорила: вчера на танцах в клубе были двое каких-то подозрительных парней, неизвестно чьи и откуда. Может, они и ограбили?

Стоявший рядом с ним мужчина заметил Лукина и вполголоса произнес:

– Следователь идет.

Собравшиеся, как по команде, обернулись к Лукину, который, поравнявшись с ними, на ходу сказал:

– Здравствуйте, товарищи!

И еще издали кивнув идущему ему навстречу Рунову, приблизился к нему и шепнул:

– Возьми в понятые мужчину, что в кителе, и женщину в цветной косынке, – видишь, вот там стоят?

Когда заведующий открыл дверь магазина, Лукин вошел туда вместе с Руновым и понятыми.

Осмотр места происшествия занял немного времени. Магазин был расположен в небольшом саманном доме. На полках слева лежали продукты, справа – промтовары. Три полки в углу были пусты, а на полу около них валялись несколько пар мужских брюк и пиджаки. А на высоте двух с половиной метров Лукин обнаружил в стене отверстие и осторожно извлек из него пулю. Каких-либо других следов преступники не оставили.

Пристроившись за маленьким столиком в конторке магазина, Лукин приступил к допросу заведующего магазином Быкова. Тот рассказал, что накануне вечером он попросил сторожа Новака и члена лавочной комиссии Ильева помочь ему упаковать в ящик яйца. Когда они втроем работали в магазине, кто-то постучал в дверь. На вопрос «что надо» послышался мужской голос. Неизвестный просил «на минутку» открыть дверь, продать ему пачку папирос.

– Так просил, проклятый, – рассказывал Быков, – что не смог я ему отказать. Сам курящий, знаю, как иной раз без курева человек мучается. Ну и пожалел, велел Новаку открыть. Тот только успел засов отодвинуть, как они двое заскочили и прямо к нам. У одного револьвер в руке, у другого – финка. Конечно, нас тоже было трое, и у Новака ружье, оно там стояло, – указал он в угол за продуктовым прилавком. – Но только все так неожиданно получилось, что мы как-то сразу растерялись. Я и подумать ничего не успел, как мне один из них к затылку дуло револьвера приставил и говорит: «Повернись к стене лицом, а то сейчас всех уложу на месте!» И встали мы все лицом к стене. Тот, что с револьвером, сзади нас стоит, а другой товары в мешки складывает. Пять мешков наложил и говорит: «Ну, давай выносить!» Который нас стерег, выстрелил в стену над нашими головами. «Вот, – говорит, – видите? Сейчас мешки понесете к машине, она за углом стоит, а если сопротивляться вздумаете, стрелять буду уже не в стенку, а в вас».

А нам уже не до сопротивления. Отнесли мешки на машину, заперлись в магазине и до утра выйти боялись. Вот так и ограбили нас, – закончил завмаг и, вытащив из кармана большой клетчатый платок, отер с лица пот. Он заметно волновался.

Не лучше чувствовал себя и сторож Новак. Дрожащими руками скручивая из клочка газеты цыгарку, он то и дело тяжело вздыхал, пока Лукин записывал его показания.

– Что же ты, дед, так плохо народное добро охраняешь? – спросил Лукин, закончив писать и подавая сторожу ручку, чтобы он расписался. – И ружье у тебя было, и двое мужчин с тобой!

Старик безнадежно махнул рукой:

– Эх! Сомлел я совсем, как оружие у них увидал, – плачущим голосом объяснял он Лукину, надевая очки и придвигая к себе бланк протокола допроса. – И коленки дрожать начинают, как вспомню их, окаянных.

«Ну, и охрана!» – подумал про себя Лукин.

Каждый раз, когда он сталкивался с подобными фактами, его удивляло одно противоречие: в большинстве случаев охранники – это либо старики, либо инвалиды, менее всего способные выполнять при нападении преступников свои функции. С другой же стороны, ограбления магазинов и складов случаются довольно редко, и здоровому, сильному мужчине нет никакого смысла годами сиднем сидеть возле магазина, дожидаясь преступников.

Впрочем, сейчас Лукина занимало не столько это, сколько то, что в магазине были, кроме старика-сторожа, двое молодых мужчин. Они вполне могли бы оказать преступникам сопротивление, но не сделали этого.

Показания Быкова, Новака и Ильева ничем не отличались одно от другого и не содержали почти ничего, что следователь мог бы использовать в предстоящих поисках преступников. Разглядеть бандитов они не успели, номера автомашины не заметили, так как были сильно напуганы. Только общие, ничего, в сущности, не говорящие данные были записаны в протоколах допроса: преступники были среднего роста, в темной одежде, а машина грузовая, полуторка, в кабине ее они никого не видели.

Вот и все, что получил, чем располагал Лукин после допроса. Было очевидно также, что преступники – приезжие: хутор Зеленый – небольшое селение, и сторож Новак хорошо знал всех местных жителей.

Оставив Рунова с членами ревизионной комиссии, которых привез Архангелов, Лукин вместе с ним и двумя бригадмильцами отправились в участок.

– Я тут случайно один разговор подслушал, когда тебя не было, – сказал он по дороге Архангелову и передал ему содержание разговора. – И женщину, и мужчину мы взяли понятыми, чтобы сразу узнать их фамилии и адреса, – продолжал он. – Теперь надо допросить эту женщину – Варавину – и узнать, кого она подозревает в ограблении. А главное надо установить, кто эти два подозрительных парня, о которых говорил Глотов. Я подожду в участке, пока ко мне подойдет дочь Глотова. Я сам допрошу ее, а ты иди прямо на квартиру к Варавиной. Вот ее адрес.

Он вырвал из записной книжки листок и отдал его Архангелову.

– Выясни, о ком она говорила, и потом постарайся установить, где этот человек был вчера вечером. Ну, и дай задание своим людям, может, еще что-нибудь удастся выяснить.

– Ладно, – ответил Архангелов. – Сейчас только на почту забегу, надо позвонить в горотдел, пусть хоть предварительные телефонограммы разошлют, может, с промтоварами кого-нибудь задержат.

– Ну, беги, а я пошел в участок.

На перекрестке Лукин и Архангелов расстались. Один из бригадмильцев отправился за Глотовой.

Лукин и Архангелов встретились поздно ночью. Результаты их напряженного дневного труда были неутешительными.

Аркадий Волин, которого подозревала Варавина, не имел к ограблению решительно никакого отношения. В этот вечер он был на свадьбе в соседнем хуторе, что подтвердило семь свидетелей. Изрядно выпив, Волин заночевал у хозяев и, проспавшись, пробыл у них весь следующий день.

Однако двое неизвестных, о которых говорил Глотов, так и остались неизвестными. Никто не знал, кто они, откуда появились накануне вечером на танцплощадке колхозного клуба.

Лукин допросил одиннадцать человек, но смог получить лишь описание внешности этих двух молодых людей, да многочисленные догадки о том, откуда они могли приехать на хутор. Вероятнее всего, из ближайшей станицы. Оттуда частенько являются на хутор парни, чтобы повеселиться в кругу хуторских девчат.

Каких-либо других, хотя бы предположительных данных, найти не удалось. Никто не видел даже, откуда приехала и куда направилась грузовая машина. А дождь, прошедший той ночью, смыл следы на дороге.

Собрав эти, более чем скудные данные, Лукин и Архангелов вышли из милиции и направились на квартиру Рунова, где решили переночевать.

Было новолуние. Узенькая полоска месяца и яркие звезды выделялись на темной, бархатной синеве неба, не рассеивая густой темноты южной ночи.

Архангелов закурил, не предложив Лукину папиросы. Он знал, что следователь не курит и не берет в рот ничего спиртного «по независящим ох него обстоятельствам», как, шутя, он говорил о себе. На фронте Лукин был тяжело контужен, и врачи лишили его этих двух удовольствий.

Шагая рядом с Архангеловым и напряженно вглядываясь в темноту, Лукин размышлял вслух:

– Тяжелое дело. Почти никаких следов, а раскрыть надо, иначе эти мерзавцы совсем обнаглеют, прямо днем грабить начнут. Надо искать товары и оружие. Без вещей, даже если найдем преступников, трудно будет что-либо доказать: следов они почти не оставили, потерпевшие их опознать не смогут. Какая там сумма недостачи, интересно? Ты не заходил в магазин?

– Заходил, – ответил Архангелов. – Промтовары уже проверили. По предварительным подсчетам тысяч 35—40 недостает. Я взял на учет украденные товары. Теперь мы имеем точные данные. Да и приметы этих двух хлопцев следует описать. Может быть, все-таки это они были в магазине прошлой ночью.

– Да, надо. И пулю возьми. Постановление о назначении экспертизы вынесешь и в научно-технический отдел сдашь. Нужно узнать, какой системы револьвер. Ты во сколько завтра едешь? – спросил Лукин.

– С рассветом, как первые машины пойдут в город. Рунов меня подвезет на своей до перекрестка, а там на попутной доберусь. Не надо было тебе отсылать машину, теперь бы уже в городе были. И когда только наша милиция и прокуратура свой транспорт заимеют, – спотыкаясь в темноте, говорил Архангелов.

– Вам-то скоро дадут, – успокоил Лукин. – А вот нам – пока не слышно. Ну, хоть бы вам дали, уж как-нибудь помиримся. Тут, кажется? – остановившись у невысокой хаты под черепичной крышей, спросил он Архангелова.

– Здесь, – ответил тот и, не обращая внимания на громкий лай овчарки, вошел во двор.

На другой день с утра Лукин с помощью Рунова и бригадмильцев предпринял еще несколько попыток найти следы преступников, но безуспешно. В обед он зашел в магазин.

Когда была готова сличительная ведомость и выведены итоги инвентаризации, Лукин долго и старательно изучал эти документы. Оказалось, что преступники унесли товаров на 50 тысяч рублей.

Не поднимаясь из-за стола, следователь тщательно оглядел помещение магазина и, поджав губы, неопределенно хмыкнул. Потом подозвал Быкова:

– Ну-ка, покажите мне еще раз полки, с которых взяли товары.

Быков недоуменно взглянул на Лукина.

– Вот здесь, я же вам говорил, товарищ следователь.