Текст книги "Будни прокурора"

Автор книги: Николай Лучинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

И он указал на пустые полки в углу.

– Здесь, говорите? – переспросил Лукин.

Быков уже с явным беспокойством взглянул на следователя.

– Да, а что?

– Какие товары тут лежали? – не отвечая завмагу, снова спросил Лукин.

– Пальто, костюмы, – ответил Быков, не понимая, к чему клонит следователь. – А вот тут, на нижней полке, отрезы лежали: трико, драп.

– Так, так. Отрезы, значит, – по привычке склонив немного набок голову и внимательно разглядывая Быкова, повторил Лукин. – А стоимость этих вещей и сколько их тут лежало не помните?

– Цены вон в сличительной ведомости есть и количество тоже, – обиженно отворачиваясь от следователя, сказал завмаг.

Лукин переглянулся с подошедшим Руновым и снова посмотрел на Быкова.

– Верно! В сличительной ведомости все изложено довольно ясно. Ну, что ж, поедем, пожалуй, в сельпо, – обратился Лукин к Рунову.

Когда они вышли, Быков подошел к окну и долго смотрел им вслед, нервно покусывая папиросу.

В сельпо Лукин снова взялся за изучение испещренных цифрами, мелко разграфленных листков торговых документов. Это были товарные отчеты завмага Быкова и акты предыдущих инвентаризаций его магазина. Результаты изучения оказались весьма любопытными.

В акте предыдущей инвентаризации Лукин обнаружил несколько исправлений, не оговоренных инвентаризационной комиссией. Подсчет первоначальных сумм и сличение их с исправленными показал, что еще за месяц до ограбления в магазине была недостача на 24 тысячи рублей.

«Немедленно сделать у него обыск», – подумал Лукин и, распрощавшись с работниками сельпо, отправился на квартиру к Быкову.

Наутро третьего дня Лукин привез все собранные им материалы прокурору.

– Вот почитайте, Юрий Никифорович, – сказал он, вынимая из папки протокол допроса Быкова. – Тут подробно описаны обстоятельства ограбления. Сам потерпевший излагал.

«Наверное, что-нибудь интересное», – подумал Лавров, удивленный тем, что следователь, не докладывая дела, сразу предлагает ему прочесть протокол.

Пока Лавров читал, Лукин с интересом следил за выражением его лица. Потом спросил:

– Какое впечатление?

– Странно, – отозвался Лавров, задумчиво глядя в окно. – С одной стороны, чрезвычайная наглость, свойственная бывалым преступникам: ведь в магазине было трое мужчин, которые могли оказаться и не трусами! С другой стороны, полное отсутствие навыков, как у начинающих воришек. И этот «глупый» выстрел в стену в магазине, где им никто даже не пытался оказать сопротивление, – зачем он понадобился? – уже обращаясь к Лукину, спросил Лавров.

Лукин, слегка поджав губы, как обычно делал, собираясь сказать что-нибудь смешное, ответил:

– Для устрашения.

Веселая ирония в глазах следователя навела Лаврова на нужную мысль.

– Вы думаете… – медленно произнес он, догадываясь в чем дело. – Вы думаете?..

– Самая настоящая симуляция, – ответил Лукин на его мысль. – Вот, посмотрите!

Он развернул сличительную ведомость и указал Лаврову на итоговые цифры.

– Общий остаток товаров в магазине на день ограбления на 78 тысяч рублей. Недостача почти в 50 тысяч рублей. Если бы преступники все это взяли, магазин оказался бы пустым больше чем наполовину. Даже почти на две трети. А завмаг и оба свидетеля утверждают, что преступники освободили лишь три полки, в одном углу. Дальше: в магазине не было мелких ценных товаров, а в пять мешков на 50 тысяч рублей костюмов и пальто стоимостью по 600—800 рублей не набьешь. И плюс к тому, в магазине была недостача на 24 тысячи рублей еще месяц назад, но завмаг ее скрыл.

И Лукин показал Лаврову исправления в ведомости предыдущей инвентаризации и общий итог.

– Но только ли это симуляция? – усомнился Лавров. – Может быть, ограбление все-таки было, а завмаг просто хочет воспользоваться «счастливой случайностью» и списать на грабителей всю недостачу?

– Эту версию я тоже имею в виду, Юрий Никифорович, – ответил Лукин, складывая в папку просмотренные прокурором ведомости. – Она еще не опровергнута, но, откровенно говоря, я мало в нее верю. Слишком много «счастливых случайностей» для Быкова. Из них можно сколотить целое чудо, а я в чудеса не верю.

– Что же за чудеса вы там открыли? – спросил Лавров, заранее улыбаясь. Он знал, что следователь Лукин – большой мастер рассказывать всякие смешные истории.

Многочисленные «случаи из практики» и обычные ежедневные происшествия он умел изложить, как самый забавный анекдот, неизменно сохраняя при этом на лице невозмутимую серьезность и поджимая узкие губы всякий раз, когда собравшиеся в его кабинете сотрудники буквально покатывались со смеху.

Но сейчас Лукин ответил Лаврову совершенно серьезно:

– Во время последней инвентаризации, как вы сами только что убедились, Быков скрыл крупную недостачу. Два дня назад его предупредили, что в магазине будет ревизия. В день ограбления магазин не работал, завмаг вполне мог бы упаковать яйца днем. Но он дождался темноты и только тогда, при слабом керосиновом освещении, занялся этим делом. И еще пригласил сторожа и члена лавочной комиссии, чего уж вовсе не было за все три года его работы. И вдруг именно в этот вечер – ограбление, да еще с ненужным выстрелом в стену…

Немного помолчав, Лукин добавил:

– Вообще-то на свете, конечно, всякое бывает. Но это маловероятно. Во всяком случае, я проверю обе версии, Юрий Никифорович, посмотрим, что будет дальше. А сейчас пойду к Архангелову, узнаю, какие у него новости.

Лукин встал. Складывая бумаги, спросил:

– Оперативное совещание будет?

– Да, да, – ответил Лавров, взглянув на часы. – В двенадцать.

Когда следователь вышел, Лавров позвал Марию Ивановну и сказал:

– Пригласите ко мне Жабина, пожалуйста.

Жабин сидел в кабинете Лаврова с опущенной головой.

– Как могло случиться, что в колхозе вы пытались допрашивать свидетелей, находясь в нетрезвом состоянии? – спросил после долгого молчания Лавров.

– Я не был пьян. За обедом в чайной я выпил всего сто грамм.

– Вы так объясняете, будто жалеете, что не выпили больше. Но дело не в том, сколько вы выпили. Вы вообще не имели права пить при исполнении служебных обязанностей. И совершенно правильно поступили свидетели, что не стали давать вам показаний. О вашем поведении я доложил краевому прокурору и, имея в виду, что это – не первый случай, полагаю, что вы не можете остаться работать в органах прокуратуры. Есть вещи несовместимые, товарищ Жабин…

– Нет, Юрий Никифорович, я прошу вас – оставьте меня на работе! Обещаю, что это не повторится.

– Но вы уже обещали.

– Прошу вас поверить мне в последний раз.

– Нет, больше не могу. Я предупреждал вас, не раз предупреждал, а вы продолжали позорить своим поведением не только себя, но и всю нашу прокуратуру. Прошу вас сегодня же сдать дела.

Жабин еще и еще раз просил Лаврова оставить его на работе, но тот не уступил.

Поникший, ссутулившийся следователь вышел из кабинета, а Лавров, с сожалением глядя ему вслед, подумал:

«Хороший работник, толковый, а вести себя не может. И пытались же мы образумить его, говорили, выговаривали, предупреждали – все напрасно. Вот и спился человек. Скверно, черт возьми!..»

И, испытывая неприятное, тревожное чувство, он машинально потянулся за папиросами.

В течение нескольких дней Лукин и Архангелов напряженно вели следствие по делу об ограблении магазина на хуторе Зеленом. В работу включился весь состав отдела борьбы с хищениями социалистической собственности, но похищенные товары словно канули в воду. Решительно никаких следов!

За это время Лукин допросил многих свидетелей, выяснил образ жизни Быкова, установил, какие вещи приобрел он за истекший год, и пришел к твердому выводу, что завмаг жил явно не по средствам.

Исправления в ведомости не были случайностью, Быков скрывал растрату. Лукин по-прежнему был уверен в симуляции ограбления и подозревал, что завмаг информирует сообщников о ходе следствия и помогает им заметать следы.

Посоветовавшись с прокурором, он арестовал Быкова. Тот направил поток жалоб во все инстанции. Он обвинял следователя в нарушении прав честного человека, в необъективном ведении следствия, возмущался тем, что следователь, не разобравшись, поставил его в положение обвиняемого, а настоящих преступников найти либо не может, либо не желает.

Первую же его жалобу Лукин внимательно перечитал два раза. Его не беспокоили ее последствия. На арест Быкова он имел достаточно оснований, так как растрату тот совершил во всяком случае.

Но Лукин знал: сколько ни соверши, человек больших, тяжких преступлений, но достаточно обвинить его еще в одном, пусть в самом мелком и незначительном, но в котором он не виноват, как сейчас же последуют взрыв негодования, глубокая обида, возмущение несправедливостью.

И теперь, вчитываясь в размашистые, уверенным почерком написанные строки, следователь пытался разгадать их истинный смысл: может быть, Быков действительно возмущен именно обвинением в симуляции? Но может быть, ограбление было для него действительно «приятной неожиданностью»?

«…Я – советский человек, труженик, а меня, не проверив факты, изолировали от общества и семьи, бросили в тюрьму и стряпают, что хотят, – писал Быков. – Я требую немедленно прекратить это издевательство, дать мне возможность вернуться в семью и снова стать полезным членом нашего общества, каким я всегда был и остаюсь в душе».

– С чувством написано, ничего не скажешь, – оценил Лукин жалобу.

Многолетний опыт следственной работы научил его быть осторожным. Он старался не подчинять своих действий только внутреннему убеждению (хотя оно почти никогда не обманывало его), а критически оценивать собственные выводы. «Маловероятно, но все-таки возможно, что я ошибаюсь и никакой симуляции не было, – резюмировал он свои размышления. – Ну, что ж, поживем – увидим».

На девятый день, наконец, было получено долгожданное сообщение. Поздно вечером Лукину позвонил Архангелов:

– Иван Георгиевич! В городе Сталино задержаны двое преступников без документов с промтоварами, В одном из чемоданов – револьвер системы «Наган». Что ты думаешь дальше делать?

– Думаю, что нам с тобой завтра же туда надо выезжать вместе с завмагом и Ильевым.

– Я тоже такого мнения. Давай с утра согласуй со своим руководством, а я своему скажу. Будь здоров!

– Пока.

Утром, после разговора с Лавровым, Лукин встретился в коридоре со следователем Багровым. Тот был чем-то заметно расстроен.

– Ты чего такой? – спросил его Лукин, подавая руку.

– Да, неприятность! Необоснованный арест, – нахмурившись, ответил Багров. – Первый раз за все время работы.

– Скверная штука, – с сочувствием проговорил Лукин. – Но, как говорят, не ошибается тот, кто ничего не делает.

И он ободряюще улыбнулся.

Багров вошел в кабинет прокурора, поздоровался, сел около стола и, положив перед собой дело, сказал:

– Юрий Никифорович! Арестованного Лерина нужно немедленно освобождать из тюрьмы.

– Как освобождать? – с удивлением спросил Лавров, – он же совершил разбойное нападение на молодого парня, на этого… как его?..

– Ефимова, – подсказал следователь.

– Да, да, на Ефимова. Он ведь ограбил Ефимова?

– Так выглядело дело, когда вы решали вопрос о санкции на арест Лерина. Когда я принял дело к производству, у меня тоже не было никаких сомнений в обоснованности его ареста, но…

– Но что могло измениться? – уже волнуясь, перебил Лавров. – У Лерина же в милиции были обнаружены облигации и деньги, насильно отобранные у Ефимова, причем на облигациях были пометки, о которых говорил потерпевший Ефимов. Более того, насколько я помню, в деле были показания очевидца того, как Лерин избил Ефимова и отобрал у него облигации и деньги. Только одних облигаций обнаружено более чем на 6 тысяч рублей.

– Все это действительно в деле было, – заметил Багров, – но сейчас это выглядит совсем иначе.

– Как? – с недоумением спросил прокурор. – Вы хорошо разобрались в деле?

– Да, я разобрался, и его надо прекращать, а Лерина сегодня же освобождать из тюрьмы.

– Не понимаю.

– Сейчас я вам подробно доложу. Свидетель, очевидец преступления, – начал Лукин, – назвался Трошкиным Борисом Федоровичем, проживающим в соседнем районе. Имея этот адрес, я вызвал Трошкина для очной ставки с Лериным. Когда я объяснил ему причину вызова, он оторопел и заявил мне, что не только не был свидетелем этого преступления, но никогда не допрашивался милицией, и что вообще он не был в городе уже в течение последних полутора лет. А так называемый «потерпевший» Ефимов действительно существует, и он эти облигации и деньги украл совместно с Агафоновым из квартиры гражданина Беспалова. За эту кражу они сейчас оба арестованы милицией соседнего района.

– В таком случае, как же деньги и облигации оказались в кармане у Лерина? – спросил Лавров.

– Вечером, когда Ефимов, Агафонов и Лерин были задержаны за кражу, Ефимов, боясь разоблачения в краже облигаций и денег, незаметно для Лерина сунул пачку в карман его расстегнутого, широкого плаща, а на допросе заявил, что Лерин избил его и ограбил. Лерин в то время был сильно пьян, ничего не чувствовал, чем и воспользовался Ефимов. Вот письмо начальника райотдела милиции. Он сообщает, что Ефимов и Агафонов арестованы, признались в квартирной краже, Ефимов рассказал, что ему удалось ускользнуть от нашей милиции благодаря тому, что он обвинил Лерина в разбойном нападении.

– Вы допросили Лерина? Что он сейчас говорит?

– Он говорит, что был сильно пьян, ничего не помнит, а как оказались у него в кармане облигации и деньги, сказать не может.

Взяв дело, прокурор стал внимательно его читать. Когда он отложил папку в сторону, Багров неуверенным голосом, словно прощупывая прокурора, сказал:

– Если прекращать дело Лерина не очень удобно – что же, можно предать его суду за обоюдную драку с Ефимовым…

Несколько секунд Лавров молча смотрел на Багрова, словно не веря тому, что правильно его понял.

– Заменить статью?.. – тихо переспросил он.

Полагая, что прокурор молчал, обдумывая его предложение, Багров осмелел:

– Конечно! Ведь так-то получится, что человек вовсе зря сидел, а если переквалифицировать…

– Знаете ли, товарищ Багров, это вы бросьте! – жестко сказал Лавров и нервно потянулся за папиросой. – Чтобы за наши с вами грехи другой расплачивался, не получится! Прошли те времена, и настоятельно советую вам забыть о них. Можете идти. Сейчас же подготовьте постановление о прекращении дела и немедленном освобождении Лерина. А когда объявите ему это, попросите его ко мне зайти. До свидания…

Багров вышел. Впервые за все время работы он видел Лаврова таким суровым, колючим, даже грубым. «Хотел как лучше, – размышлял он, так и не поняв своей ошибки, – а он взъерепенился. Вот ведь незадача какая!..»

А Лавров, оставшись один, встал и несколько минут ходил по кабинету возмущенный, опечаленный и раздосадованный. Ведь это он сам, своей рукой, дал санкцию на арест человека, не совершившего никакого преступления!

В город Сталино Лукин и Архангелов прибыли рано утром. Узнав в справочном бюро вокзала адрес нужного им отделения милиции, они вместе с Быковым и Ильевым явились туда.

Быкову и Ильеву предъявили для опознания сначала задержанных, а потом вещи. Как и предполагал Лукин, они ничего и никого не опознали.

– Кто их знает, – разводил руками Быков, перебирая мужские костюмы и пальто. – Может, и в нашем магазине взяты, а только как их угадаешь? Такими товарами по всему Советскому Союзу торгуют. А парней тех я не запомнил, я вам уже говорил.

Сами задержанные заявили, что изъятые у них промтовары вместе с чемоданом они купили на ростовском рынке у цыган, а револьвер лежал на дне чемодана, под вещами, и о нем они ничего не знали. Оба не имели документов и утверждали, что являются жителями Ростова, а в Сталино поехали разыскивать проживающих там родственников.

Однако Лукин и Архангелов, убедившись, что приметы задержанных полностью совпадают с описанными портретами неизвестных, которых видели свидетели в день ограбления на танцплощадке, решили везти их с собою.

Упаковывая в чемоданы изъятые у задержанных промтовары, Лукин заметил на одном из пиджаков этикетку с надписью чернилами. Внимательно вглядевшись в надпись, он узнал роспись Быкова.

– Ого! Смотри-ка, Степан Ильич, – сказал он, подавая Архангелову пиджак, – а товары-то определенно наши!

– Ну, конечно, факсимиле Быкова! – разглядывая этикетку, пошутил Архангелов. – Допросим его еще раз.

– Обязательно! Успеем еще, – взглянув на часы, ответил Лукин. – Веди его сюда.

Когда Архангелов из камеры привел Быкова, на столе уже лежали четыре пиджака с его росписями, бланк протокола допроса и уголовное дело, раскрытое на той странице, где была подшита сличительная ведомость последней ревизии.

– Садитесь сюда, – кивнул Лукин Быкову. – Вот эта ведомость вам знакома?

Быков посмотрел.

– Конечно, знакома. Я же подписал ее.

– Значит, ваша подпись?

– Моя.

– А вот это чья? – снова спросил он, подвигая Быкову один из пиджаков и показывая на этикетку.

Тот несколько секунд молча рассматривал этикетку, затем ответил:

– Кажется, моя.

– Точнее: ваша или нет?

Осмотрев все этикетки, Быков поднял голову и оживленно заговорил:

– Ну, конечно, это мой росписи! И как это я сразу не узнал? Значит, товары из моего магазина? Наконец-то нашли!

И, облегченно вздохнув, с укором добавил:

– Вот видите! А вы меня ни за что в тюрьму бросили.

– Теперь-то уж разберемся, – ответил Лукин, а про себя подумал: «Хитер же ты, мошенник! Но и мы не лыком шиты».

От проницательного взгляда следователя не укрылись ни разлившаяся по лицу Быкова бледность, ни чрезмерное его оживление.

Через несколько дней Лукин предъявил Быкову обвинение.

Взяв из рук следователя отпечатанное на машинке постановление, Быков, беззвучно шевеля губами, прочел:

«Обвиняется в том, что он, работая завмагом рабкоопа на хуторе Зеленом, допустил растрату государственных средств в сумме 24 тысячи рублей, которую скрыл путем внесения исправлений в инвентаризационную ведомость, а впоследствии, вступив в преступную сделку с Краевым и Игнатьевым, симулировал с их помощью вооруженное ограбление магазина, снабдив преступников принадлежащим ему револьвером и предоставив им возможность похитить товаров еще на 26 тысяч рублей».

Пытаясь скрыть овладевшее им волнение, Быков криво усмехнулся и с деланной иронией произнес:

– Вот как! Даже револьвером снабдил. А где ж я мог его взять, по-вашему?

– Как где? На трофейном складе, – как о чем-то само собой разумеющемся, сказал Лукин. – Вы же работали на трофейном складе в Узбекистане. Забыли?..

Быков растерянно взглянул на следователя, но сейчас же взял себя в руки.

– Положим, работал. Там много всякого оружия было. Так что ж я по-вашему весь склад вывез с собой?

– Зачем же весь? Вот только это, – ответил Лукин и поднявшись из-за стола, открыл сейф. – Вот только это… – многозначительно повторил он, кладя на стол старый, видавший виды револьвер системы «Наган». Черная краска почти вся облезла с него, одна щечка рукоятки была изготовлена из дерева.

– Узнаете? – спросил Лукин, постукивая по ней пальцем и внимательно наблюдая за выражением лица завмага.

Было заметно, что Быков колеблется: «Сознаться или нет? Может быть, еще не все потеряно». И, сделав над собой усилие, он ответил небрежно-спокойным тоном:

– Чего мне узнавать, если я эту вещь первый раз вижу.

Лукин, взяв револьвер, положил его в стол и, медленно закрывая ящик, произнес:

– Смотрите, какой негодяй оказался!

Быков резко обернулся:

– Кто негодяй?

– Да вот этот Власов, сосед ваш. Уверял, будто у вас был револьвер и он даже видел, как вы деревянную щечку к нему приделали. А оказывается… Что ж, придется вам очную ставку с ним давать, – сочувственно вздохнув, сказал Лукин.

Быков молча смотрел в сторону. На лбу его проступали крупные капли пота и медленно сползали к широким черным бровям.

– А вот заключение баллистической экспертизы, – услужливо пододвинул ему Лукин вдвое сложенный лист плотного картона с фотографиями револьвера и пули. – Утверждают, что пуля-то в стену магазина попала из этого самого «Нагана».

Быков ладонью смахнул нависшие на бровях капли пота. Он понимал, что дальнейшее запирательство бесполезно, и, ссутулившись, глухо проговорил:

– Пишите.

– Давно бы так, – удовлетворенно заметил Лукин. – Только писать сами будете, как на первом допросе.

Он подал Быкову ручку, бланк протокола допроса и, облокотившись на стол, стал взглядом следить за пером Быкова, из-под которого выбегали неровные строчки, блестящие от необсохших чернил.

«…Когда я узнал, что в магазине снова будет ревизия, я стал думать, как скрыть недостачу? В станице за шестьдесят километров от нас жил один мой дальний родственник Краев Леонид. Я знал, что он был судим за кражу, поехал к нему и попросил его выручить меня. В тот же вечер я был в чайной вместе с ним и его приятелем шофером Игнатьевым Николаем и отдал им револьвер и 700 рублей. Они обещали помочь. Машину Игнатьев должен был взять в колхозном гараже с разрешения завгара, как будто для поездки в город. На этот вечер я пригласил в магазин Ильева якобы для того, чтобы помочь мне упаковать яйца, а на самом деле затем, чтобы он и сторож Новак были свидетелями нападения…»

Как только Лукин вошел в кабинет, Лавров сразу же спросил, точно ждал его появления:

– Как чувствует себя ваш симулянт?

– Замечательно, Юрий Никифорович! Облегчил душу признанием, – не удержавшись от искушения сострить, ответил Лукин.

– Через два дня, не позже, дело будет закончено.

Лавров спешил на заводское профсоюзное собрание. По дороге он старался обдумать свое выступление, но никак не мог сосредоточиться. Юрий Никифорович знал, что на собрании встретится с Леонидовым, с человеком, который когда-то сам себя считал погибшим, а сейчас?.. Через тяжелые годы, проведенные в тюрьмах, пробился ли этот парень, наконец, к большой, настоящей жизни? И Лаврову хотелось верить в счастливое перерождение Леонидова. Как знать, может, и он, Лавров, тоже сыграл какую-то маленькую, но благородную роль, посеял в душе Леонидова смятение, протест против грязной жизни? Хотелось верить, что даже те минуты, когда он так жестко и прямо сказал Леонидову, как низко тот пал, не прошли даром, они помогли человеку вырваться из преступной среды, потянуться к настоящей жизни.

Обо всем этом думал Лавров, подходя к заводскому клубу.

На перекрестке двух улиц Юрий Никифорович увидел Леонидова. Тот шел под руку с Люсей и о чем-то говорил ей счастливым, срывающимся голосом. Девушка громко смеялась. И Лаврову вдруг стало весело, так же весело, как им – Люсе и Леонидову… На душе словно посветлело. «Пусть впереди у вас еще много будет таких же теплых, звездных, хороших вечеров», – подумал Юрий Никифорович…