Текст книги "1937 год: Элита Красной Армии на Голгофе"
Автор книги: Николай Черушев
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 38 (всего у книги 49 страниц)
В конце следствия Тальковский, с целью доказать несостоятельность предъявленного ему обвинения, возбудил ходатайство о допросе в качестве свидетелей В.В. Ауссем-Орлова, И.Ф. Куницкого и B.C. Погребного, а также о возможности дать ему с этими лицами очные ставки. Еще он попросил приобщить к делу показания его бывших подельников – А.П. Кравченко, И.А. Рубанюка, С.В. Зайцева, В.А. Громкова и других. Однако такие вполне законные требования Тальковского органы следствия в Москве решительно отклонили. Да и как практически это было сделать, если Куницкого, Погребного и Ауссем-Орлова к тому времени уже не было в живых, а приобщать к делу показания бывших подельников Тальковского для следствия представлялось невыгодным, ибо тогда оно совсем рушилось[416]416
АГВП. НП 30263–39. Л. 49.
[Закрыть].
11 февраля 1942 года следствие по делу А.А. Тальковского было закончено и сразу же направлено на рассмотрение Особого Совещания с предложением его расстрелять. Через два дня (13 февраля) ОСО приговаривает его к расстрелу, что и было исполнено через десять дней[417]417
Военно-исторический журнал. 1993. № 10. С. 88.
[Закрыть].
Реабилитирован А.А. Тальковский в апреле 1956 года.
В одной из предыдущих глав (см. «Тюрьма – Лагерь – Ссылка») мы упоминали о комдиве Якове Захаровиче Покусе, который, наряду с Петуховым, Магером, Тальковским и другими, также дважды погружался во тьму. В первый раз Покус был арестован накануне годовщины Красной Армии – 22 февраля 1938 года. Находился в тот день он в Москве по служебным своим делам, исполняя должность заместителя командующего ОКДВА по оборонному строительству. Вскоре его из Москвы отправляют в распоряжение УНКВД по Хабаровскому краю, где во внутренней тюрьме и происходят все последующие следственные действия.
Как явствует из обвинительного заключения, составленного в конце марта 1939 года старшим следователем Особого отдела 2 й Отдельной Краснознаменной армии сержантом госбезопасности Кибальниченко, Я.З. Покус «разрабатывался» чекистами уже длительное время – по крайней мере за несколько месяцев до его ареста: «В январе-феврале месяце 1938 г. из показаний арестованных участников антисоветского военного заговора было установлено, что обвиняемый по настоящему делу Покус Яков Захарович является участником… военного заговора и проводил шпионскую работу против СССР… Из показаний арестованных заговорщиков… было установлено, что обвиняемый Покус, после ареста руководителей антисоветского военного заговора в ОКДВА, возглавлял руководство подрывной деятельностью заговорщиков…»[418]418
АГВП. НП 9984–39. Т. 1. Л. 2.
[Закрыть]
Следствие растянулось почти на два года. «Грехов» Покуса было не счесть: Кибальниченко в обвинительном заключении старательно по годам расписал их, начиная с 1922 года, когда Яков Захарович командовал одним из фронтов при освобождении Дальнего Востока от японских оккупантов. Это под его началом соединения и части Народно-революционной армии Дальневосточной Республики сражались под Волочаевкой и штурмовали японские укрепления под Спасском. Оказывается, по версии следствия, уже тогда Покус готовил измену Советской власти:
«…Установлено, что Покус в 1922 году был привлечен к шпионской деятельности в пользу Германии Фризендорфом, в этом же году связался с германской и позже с японской разведками, в которые до самого последнего времени пересылал шпионские сведения, всесторонне освещающие состояние частей ОКДВА, ее боевой готовности, дислокации, новых формированиях и оборонного строительства на ДВК»[419]419
Там же.
[Закрыть]
Учитывая, что связь между 1922 м годом и состоянием боевой готовности ОКДВА, сформированной только в 1929 году, была весьма призрачной, следователь добавляет существенную, на его взгляд, деталь по этому пункту обвинения Я.З. Покуса: «В 1922 году передал (японской и германской разведкам. – Н.Ч.) сведения о состоянии войск Народно-революционной армии, о дисциплине бойцов НРА, а также о планах командования НРА и местных советских органов по обороне края…»[420]420
Там же. Л. 3.
[Закрыть]
Но шпионаж все же был не единственным «преступлением» Покуса. Другим пунктом обвинения выступало следующее: «В 1932 году бывшим командующим Приморской группы войск ОКДВА Путна был вовлечен в антисоветский военный заговор, после чего включился в проведение активной контрреволюционной работы совместно с другими участниками антисоветского военного заговора, направленной на срыв боевой готовности частей ОКДВА, с целью поражения ОКДВА в будущей войне с Японией…
Одновременно с этим Покус совместно с другими связанными с ним участниками антисоветского военного заговора, в целях подготовки отторжения Дальнего Востока от СССР, действуя в полном контакте с японской разведкой, руководил организацией повстанческой деятельности на ДВК, имея намерение подготовить тыловой удар по Красной Армии в период войны с Японией»[421]421
Там же. Л. 5.
[Закрыть]
Руководители особого отдела ОКДВА (позже Дальневосточного фронта) капитаны госбезопасности Хорошилкин, Осинин, Вул, редактируя материалы допросов Покуса, не могли пройти мимо того факта, что он был офицером старой армии, а значит, по их мнению, не мог быть не связан с такой крайне контрреволюционной организацией, как Российский Общевоинский Союз (РОВС). Тем более, что подобное обвинение уже было предъявлено чекистами некоторым лицам из числа бывшего командования ОКДВА.
«Из показаний арестованных участников Российского Общевоинского Союза: Балакирева (комдив, начальник штаба Приморской группы. – Н.Ч.), Богомягкова (комкор, начальник штаба ОКДВА. – Н.Ч.), Свиньина (бригинженер, инспектор по строительству ОКДВА. – Н.Ч.), Калмыкова (комкор, командир 20-го стрелкового корпуса. – Н.Ч.) и Боряева (комбриг, командир 21 й стрелковой дивизии. – Н.Ч.) установлено, что Покус кроме того входил в руководящий состав антисоветского военного заговора в ОКДВА, был тесно связан с участниками «РОВС» и являлся одним из руководителей этой контрреволюционной террористической организации на ДВК… Связь Покус с организацией «РОВС» на Дальнем Востоке подтвердил арестованный Фризендорф на очной ставке с Покус…»[422]422
Там же.
[Закрыть]
Находясь под следствием в Хабаровской тюрьме, Яков Захарович, как и Тальковский, вначале сознался в принадлежности к военному заговору и в шпионской деятельности, но вскоре от этих признаний отказался, как от ложных, и уже на том стоял вплоть до своей смерти. А допросы с пристрастием продолжались. На одном из них (9 февраля 1940 года) Покус, в категорической форме отрицая свое участие в военном заговоре и опровергая имеющиеся на него показания со стороны других арестованных из числа бывшего руководства ОКДВА и Приморской группы войск, заявил: «…Показания Балакирева, Богомягкова, Свиньина, Калмыкова и Боряева о моей принадлежности к «РОВС» являются дикими».
Старания сержанта Кибальниченко во многом оказались тщетными – обвинительное заключение, в котором он год за годом расписал все «преступления» Я.З. Покуса, не нашло должной поддержки в Главной военной прокуратуре. Дело в том, что к тому времени достоянием судебных и прокурорских органов стали факты грубой фальсификации следственных дед работниками особого отдела ОКДВА (Дальневосточного фронта). В том числе и в отношении руководства ОКДВА: заместителя командующего комдива Я.З. Покуса, начальников штаба армии комкора С.Н. Богомягкова и комдива В.К. Васенцовича, начальника политического управления дивизионного комиссара И.И. Кропачева, заместителя начальника штаба комбрига Г.Д. Стельмаха, командира 18-го стрелкового корпуса комдива Э.Я. Магона и других.
Вот что об этом говорилось в докладной записке временно исполняющего обязанности военного прокурора 2 й Отдельной Краснознаменной армии (ОКА) военного юриста 1-го ранга Чебоненко, направленной в середине февраля 1940 года Главного военному прокурору Красной Армии:
«Из Военной коллегии Верховного Суда СССР было передано в военный трибунал 2 ОКА для слушания дело по обвинению бывших сотрудников Особого отдела 2 ОКА Хорошилкина, Либермана, Белоусова, Еремичева и др., всего 7 человек по ст. ст. 53–1 п«б», 58–7 и 58–11 УК РСФСР…
В процессе расследования выясняется, что под руководством Хорошилкина, работавшим зам. начальника ОО (особого отдела. – Н.Ч.) 2 ОКА, провокационно стряпались обв(инительные) материалы на руководящий состав РККА. Заранее изготовлялись схемы различных контрреволюционных организаций. Хорошилкиным и его сподвижниками писались конспекты показаний, в которые бесцеремонно вписывались составителями фамилии «руководителей», «соучастников» заговора.
…Цинизм следователей не знал границ. Так, например, комиссара 18 ск (стрелкового корпуса. – Н.Ч.) Перфилова вначале били, чтобы он подписал показания, (что) якобы хотел совершить теракт над Стацевичем (секретарем крайкома ВКП(б). – Н.Ч.) и добились таких показаний. Через две недели начали избивать Перфилова, чтобы он показал, (что) якобы Стацевич состоял в к.р. заговоре. Дело Перфилова мною прекращено, он уже восстановлен в партии и Хорошилкин на очной ставке с Перфиловым вынужден был признать, что дело велось «неправильно».
На очной ставке с Покусом Хорошилкин также вынужден был заявить, что дело Покуса велось тоже «неправильно». Характерно отметить, что в деле Хорошилкина еще весной 1939 г. имелись данные о том, что дело Покуса состряпано провокационно. Однако быв. прокурор Погранохраны Хитров, Военная коллегия Верхсуда, в которой находилось дело, никто не поставил вопрос о пересмотре дела Покуса.
…РККА нуждается в командирах. Хорошилкин и др(угие) избивали честные кадры, за что и идут под суд. Все это установлено, однако группа дел, следствие по коим вел Хорошилкин, была направлена в Военную коллегию и до сегодняшнего дня не рассмотрены.
Я убежден, что большинство из этих дел должны быть прекращены, как созданные провокационно.
Доводя об этом до Вашего сведения, считал бы необходимым дела, направленные в Военную коллегию, снять с рассмотрения и возвратить в Особый отдел 2 ОКА для пересмотра в связи с вновь открывшимися обстоятельствами. Здесь, на месте, зная, кто из ведших следствие по конкретному делу разоблачен как вредитель по уничтожению партийных кадров, можно будет сразу же невинных освободить, тем самым наиболее эффективно выполнив постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 17-го ноября 1938 года»[423]423
Там же. Л. 379–380.
[Закрыть]
Сразу возникает вопрос – что это за постановление и о чем там говорится? Видимо, об имеющихся грубых перегибах в работе следственных органов НКВД и устранении выявленных недостатков. Обратимся к такому авторитетному источнику, как «КПСС в резолюциях…» Однако и там, в томах, относящихся к рассматриваемому нами периоду, такого постановления нет. Видимо, оно было чрезвычайно секретным и не подлежало публикации в открытой печати, касаясь такого круга вопросов, которые и для многих партийных органов были тайной за семью печатями. За исключением, конечно, ЦК ВКП(б) и его Политбюро.
Военный юрист Чебоненко подготовил весьма смелую по тем временам докладную записку. Не всякий окружной прокурор тогда осмелился бы на такой решительный поступок, так как тем самым он автоматически ставил себя под подозрение в пособничестве и укрывательстве врагов народа. К сожалению, подобные прецеденты тогда были не единичны. Однако в данном случае все обошлось благополучно, ибо к такому же выводу, что созрел у Чебоненко, пришли и в Главной военной прокуратуре. Причем, почти одновременно. Так, еще не успел военный прокурор 2 ОКА отправить свою докладную в Москву (а подписал он ее 15 февраля 1940 года), как на следующий день из ГВП на его имя поступила срочная телеграмма:
«Серия «Г»
Телеграмма
Хабаровск
Военпрокурору 2 ОКА
Дело Особого отдела армии HP 11954 на обвиняемых Покуса Якова Захаровича, Стельмах Григория Давыдовича, Васенцовича Владислава Константиновича, Григорьева Николая Ивановича, Седова Сергея Дмитриевича, Агафонова Николая Михайловича, Касаткина Петра Степановича, Шталь Юлис Мартыновича и Волынина Евгения Алексеевича мной в уголовном порядке прекращено. Предлагаю своим постановлением перечисленных выше лиц из тюрьмы освободить. Документы почтой. Исполнение телеграфьте. HP 14478. Главвоенпрокурор Афанасьев»[424]424
Там же. Л. 114.
[Закрыть]
Через две дня после получения этой поистине судьбоносной телеграммы Я.З. Покус оказался на свободе. И сразу он занялся решением трех главных задач: а) восстановлением в партии; б) восстановлением в кадрах РККА; в) освобождением из заключения своей жены Александры Григорьевны, арестованной через неделю после мужа. И если две первые задачи с большим трудом, но все же удалось выполнить, то с третьей, несмотря на неимоверные усилия, он так и не справился – слишком неравные были силы у противоборствующих сторон.
Относительно исключения Я.З. Покуса из партии. В деле надзорного производства, хранящемся в архиве Главной военной прокуратуры, имеется копия выписки из протокола заседания партийной комиссии при политическом управлении 2 ОКА.
«Утверждаю»
Зам. нач. ПУ 2 ОКА
Батальон. комиссар
Смоликов
« »ноября 1933 г.
Выписка из протокола № 16
заседания ПК 2 ОКА от 16 ноября 1938 года.
Слушали: Дело Покус Якова Захаровича, член ВКП(б) 1919 г., партбилет № 0456021, служащий.
Докладывает тов. Цубко.
Парторганизация № 2 штаба 2 ОКА 4.7.38 г. исключила Покус из рядов ВКП(б) как врага народа.
Постановили: Исключить Покус из рядов ВКП(б) как врага народа.
п/п Секретарь ПК 2 ОКА
Батальонный комиссар (Петров)»[425]425
Там же. Т. 2. Л. 124.
[Закрыть]
Из этого документа явствует, что в данном случае совсем не наблюдалось поспешности в изгнании Покуса из партии, как это происходило с Магером и другими командирами РККА. Здесь понадобилось четыре с половиной месяца, чтобы парторганизация штаба армии, где стоял на учете Яков Захарович, исключила его после ареста из членов партии. Случай этот достаточно редкий, гораздо чаще бывало наоборот – не успели еще за человеком закрыться тюремные ворота, а его уже с позором изгоняли из ВКП(б). Ситуация же с Покусом сложилась, видимо, по причине большого количества арестованных, т.е. ввиду длинной очереди на исключение и существенной дезорганизации работы самих партбюро штаба и партийной комиссии из-за ареста их членов. Других объективных причин подобной затяжки в рассмотрении персональных дел, по всей вероятности, не существует.
Заявление Покуса в партийную организацию штаба 2 ОКА с просьбой о восстановлении его в рядах ВКП(б) на удивление быстро, не в пример исключению, было рассмотрено с положительным для него результатом. Армейская партийная комиссия это решение вскоре утвердила и «чистый» Яков Захарович отправился в Москву хлопотать о возвращении в кадры Красной Армии, предварительно заручившись поддержкой командования 2 й Отдельной Краснознаменной армии.
Командующим войсками этой армии к моменту освобождения Покуса из тюрьмы являлся Иван Степанович Конев, бывший его сослуживец по Народно-Революционной армии Дальневосточной Республики. Тепло приняв вчерашнего зэка, командарм поддержал его на первых порах материально и морально. Не без его помощи Покус быстро был восстановлен в рядах партии. Отправлявшемуся в Москву в поисках правды Якову Захаровичу Конев 27 февраля вручил рекомендательное письмо, адресованное главному кадровику РККА Ефиму Щаденко.
«Заместителю Народного Комиссара
Обороны СССР
армейскому комиссару 1 ранга
т. Щаденко
Следует в Ваше распоряжение бывший зам. комвойск ОКДВА, комдив Покус Яков Захарович, уволенный из кадров РККА.
Последнего я знаю в период 1922–1923 гг. по совместной работе на Дальнем Востоке, как стойкого, решительного, инициативного и энергичного командира. Преданного делу партии Ленина – Сталина и нашей Социалистической Родине.
Достойного восстановления в рядах Красной Армии.
Командующий 2 OK Армии
командарм 2 ранга
В Москве все дела решались для Покуса в несколько раз медленнее, нежели в Хабаровске – ему пришлось почти три месяца обивать пороги наркомата обороны, прежде чем появился приказ НКО по личному составу армии (№ 02425 от 30 мая 1940 г.) о назначении Якова Захаровича старшим преподавателем Академии Генерального штаба.
На примерах с М.П. Магером, И.П. Петуховым, А.А. Тальковским мы смогли убедиться в наличии постоянного противостояния особых отделов НКВД и органов военной прокуратуры. Их «тихая» война шла с переменным успехом – прокуроры прекращали некоторые из сфальсифицированных дел, а особисты, выдержав небольшую временную паузу, вновь брали людей, только что обретших свободу, используя при этом все те же старые обвинения, уже отвергнутые надзирающей инстанцией. В качестве самого расхожего аргумента при этой акции «компетентные» органы неизменно выдвигали тезис о якобы недостаточных основаниях для освобождения подследственного из-под стражи.
Нечто подобное случилось и с Покусом. В Академии Генштаба ему удалось поработать всего лишь четыре месяца – 3 октября 1940 года он был вторично арестован по обвинению в принадлежности к пресловутому военному заговору. Обогащенный предыдущим тюремным опытом, Покус почти четыре месяца сопротивлялся, отказываясь признавать себя заговорщиком, однако под физическим воздействием следствия 30 января 1941 года начал давать показания о своей «преступной заговорщической деятельности». В качестве обличающих материалов в новое следственное дело из старого перекочевали все те же показания Г.Д. Хаханьяна, В.К. Блюхера, И.К. Грязнова, В.Т. Бачинского, А.И. Егорова, А.Ф. Балакирева, М.В. Кожаева, И.П. Белова, И.Ф. Федько, Б.В. Целиковского, П.С. Митюкова, П.Г. Романовского, отвергнутые Покусом и забракованные военной прокуратурой. Следствие вели старшие следователи 3-го Управления НКО СССР (бывшего Управления особых отделов ГУГБ НКВД) лейтенанты госбезопасности Герасимов и Добротин под руководством начальника названного управления майора госбезопасности Михеева и его заместителя майора Осетрова.
Военная коллегия Верховного суда СССР в составе диввоенюриста Дмитриева (председатель), бригвоенюриста Детистова и военного юриста 1-го ранга Чепцова (члены) приговорила 16 июля 1941 года Я.З. Покуса по ст. ст. 58–1 «б» и 58–11 УК РСФСР к десяти годам ИТЛ с поражением в правах на 5 лет, с лишением присвоенного ему воинского звания «комдив» и конфискацией всего лично ему принадлежащего имущества.
И еще один документ, датированный 27/28 марта 1944 года.
«Начальнику Управления Устьвымского исправительно-трудового лагеря НКВД.
Пос. Вожаель, Железнодорожный район, Коми АССР.
Прошу объявить заключенному Покусу Якову Захаровичу, 1894 года рождения, осужденному Военной коллегией Верховного Суда СССР 16.VII.1941 г. к 10 годам лишения свободы в ИТЛ, что жалоба его с просьбой о пересмотре дела, за отсутствием оснований к принесению протеста, оставлена без удовлетворения.
Осуждение его Прокуратура считает правильным.
Пом. Главного военного прокурора КА
подполковник юстиции (Муратов)»[427]427
Там же. Т. 1. Л. 415.
[Закрыть]
Вот ведь как получается: с изменением обстановки один и тот же орган юстиции фактически по одному и тому же следственному делу принимает диаметрально противоположные решения. В одном случае (1940 год) – считать доказательства вины Я.З. Покуса неубедительными и освободить подследственного из-под стражи. Во втором случае (1944 год) – вина его полностью доказана, он достаточно «изобличается» материалами следствия и осуждение заслуженного командира Красной Армии, героя Гражданской войны следует считать правильным, а его жалобу на вопиющее несоответствие вины и вынесенного наказания – оставить без удовлетворения. Так сказать, издержки советской системы правосудия времен культа личности Сталина.
Точно так же, как Яков Захарович, безуспешно пыталась доказать свою невиновность и его жена Александра Григорьевна. Надо сказать, что для нее перспектива свободы достаточно четко обозначилась в 1940 году – после освобождения мужа и его восстановления во всех правах гражданина страны и командира РККА. До нее, долгожданной свободы, А.Г. Покус не хватило каких-то трех месяцев, не более.
Многочисленные жалобы самой Александры Григорьевны в 1939–1940 годах с обоснованием своей невиновности в адрес секретарей ЦК ВКП(б) И.В. Сталина и А.А. Андреева, наркома НКВД (два заявления), наркома обороны, Прокурора СССР, Главного военного прокурора, Бюро жалоб Верховного Совета СССР, а также обращения Якова Захаровича в те же самые инстанции сумели пробить брешь в глухой защите сталинского правосудия.
Небывалое доселе явление – в случае с Александрой Григорьевной Покус особый отдел вынужден был признать свою работу неудовлетворительной, а деятельность собственного сотрудника – вредительской. Более того – он ходатайствует об освобождении своей жертвы, обвиненной в шпионаже в пользу разведки сопредельного государства. Такого в практике этой самой страшной для комначсостава и членов его семей следственной организации еще не бывало. Чаще случалось наоборот – защищая честь мундира, особисты в центре и на местах неизменно твердили о том, что брака в их работе не бывает, что «органы всегда правы» и что они зря не арестовывают, что «чекист не имеет права на ошибку». А случаи (очень редкие) признания несостоятельными результатов их расследования объясняли если не происками, то по крайней мере поспешностью в действиях того или иного военного прокурора или прокуратуры в целом.
В постановлении, вынесенном 3 апреля 1940 года следователем особого отдела 2 ОКА младшим лейтенантом госбезопасности Ворониным и утвержденном на следующий день начальником этого отдела майором Розановым, говорилось, что обвиненная в шпионаже в пользу Японии А.Г. Покус привлечена к ответственности без всяких на то серьезных оснований. А бывший сотрудник особого отдела ОКДВА Л.И. Альтгаузен, принимая такое решение, не имел абсолютно никаких материалов, хоть сколько-нибудь изобличающих Александру Григорьевну в шпионской деятельности. К моменту ее ареста особый отдел располагал всего лишь двумя докладными записками, написанными Я.З. Покусом и его женой соответственно в партийную и комсомольскую инстанции, в которых они ставили тех в известность, что их родственник М.Г. Кривченков (брат А.Г. Покус) арестован органами НКВД[428]428
Там же. Л. 319.
[Закрыть].
Альтгаузен, применив к А.Г. Покус физические меры воздействия, принудил ее подписать протокол допроса, в котором было записано, что М.Г. Кривченков завербовал свою сестру «для наблюдения за действиями» ее собственного мужа – Покуса Якова Захаровича, якобы работавшего на японский генеральный штаб. Только на основании этого сфальсифицированного протокола Особое совещание в середине июля 1938 года осудило А.Г. Покус к 10 годам ИТЛ.
В указанном выше постановлении особого отдела 2 ОКА также отмечается, что бывший следователь Альтгаузен, выносивший постановление о привлечении к ответственности А.Г. Покус и проводивший следствие по ее делу, «арестован за вражескую деятельность в следствии и военным трибуналом погранвойск НКВД Хабаровского округа осужден к 10 годам.
Бывшие сотрудники Особого отдела НКВД ОКДВА – Осинин и Хорошилкин, санкционировавшие арест Покус А.Г., также арестованы за вражескую деятельность в следствии, направленную на избиение и уничтожение честных партийных и советских кадров. Из них Осинин осужден к ВМН, а дело по обвинению Хорошилкина передано в Военный трибунал 2 ОКА.
Отсюда совершенно очевидно, что следственное дело по обвинению Покус А.Г. – Осининым, Хорошилкиным и Альтгаузеном – создано провокационно»[429]429
Там же.
[Закрыть].
Самое же главное в данном документе – это вывод, его постановляющая часть, в которой записано, что следственное дело по обвинению А.Г. Покус направляется в секретариат Особого совещания при НКВД СССР для возбуждения ходатайства о пересмотре его решения от 18 июля 1938 года и освобождения осужденной от отбытия наказания.
Однако вынесенное следователем Ворониным постановление не являлось протестом в его чистом виде, вносимом в Особое совещание для рассмотрения – требовалось подготовить и этот документ, или, как сказано в названном постановлении, «возбудить ходатайство». Поэтому особый отдел 2 ОКА хоть и принял очень важное решение, но оно было только половиной того дела, которое необходимо было сделать для освобождения и реабилитации А.Г. Покус. Поэтому вторую часть задач – внесение протеста по делу А.Г. Покус – пришлось выполнять аппарату Главной военной прокуратуры. Датирован он началом июня 1940 года. В протесте содержалась просьба отменить решение Особого совещания в отношении А.Г. Покус и прекратить дело о ней[430]430
Там же. Л. 194.
[Закрыть].
Как видно из содержания приведенных документов, освобождение из-под стражи и реабилитация Я.З. Покуса способствовали тому, что и в отношении его жены «лед тронулся». Однако реалии жизни были таковы, что отменить постановление Особого совещания оказывалось многократно сложнее, нежели приговор Военной коллегии. Дело А.Г. Покус этому наглядная. демонстрация. Казалось бы, чего еще нужно – имеется аргументированный протест Главного военного прокурора, т.е. чисто формальная сторона вопроса строго соблюдена – и никаких проволочек не должно быть. Однако пока суть да дело – время, выгодное для освобождения Александры Григорьевны, было безвозвратно упущено: ее муж вторично подвергся аресту. А раз так, то и вопрос о невиновности А.Г. Покус, содержащейся в лагере под Карагандой, на заседании Особого совещания отпадал как бы сам собой. На копии протеста имеется помета: «По справке военного прокурора т. Колосовой в протесте по делу Покус при рассмотрении на Особом совещании отказано». И дата: 27 ноября 1940 года, т.е. спустя почти два месяца после второго ареста Якова Захаровича[431]431
Там же.
[Закрыть].
Двое маленьких детей Я.З. Покуса, оставшиеся сиротами после ареста их родителей, воспитывались бабушкой по линии матери, испытывая неимоверные лишения и тяготы, приходившиеся на долю членов семьи врага народа. Сам Яков Захарович закончил свои дни в сентябре 1945 года в одном из отделений ГУЛАГа. а Александра Григорьевна, отбыв срок наказания в ИТЛ, до своей реабилитации в апреле 1956 года работала в г. Джамбуле Казахской ССР, согласно предписанному ей ограничению мест проживания. Следует отметить, что решением Особого совещания от 15 мая 1946 года за высокие показатели в работе и хорошее поведение в быту срок наказания А.Г. Покус был снижен на один год[432]432
Там же. Т. 2. Л. 138.
[Закрыть].
Комдива В.К. Васенцовича, начальника штаба ОКДВА, в первый раз арестовали 1 марта 1938 года. Его предшественником на этом посту был комкор С.Н. Богомягков, уволенный в запас и вскоре арестованный. Надо сказать, что не в пример другим округам, в ОКДВА указанная должность всегда замещалась командирами, хорошо подготовленными в военном отношении. Например, еще раньше, до Богомягкова, на этом месте работали комдив К.А. Мерецков, возглавлявший до того штабы МВО и БВО, комкоры М.В. Сангурский, А.Я. Лапин и другие. Так что Васенцовичу достался при вступлении в должность неплохо отлаженный участок работы. Вот если бы только прекратилось изъятие людей органами НКВД в отделах штаба и управлениях армии…
А занял Васенцович эту должность по настойчивой просьбе командующего войсками ОКДВА маршала Блюхера, высоко оценившего его организаторские способности, инициативу и штабную культуру в бытность последнего начальником штаба и командиром 40 й стрелковой дивизии, а также командиром 18-го стрелкового корпуса. Сюда, на Дальний Восток, Владислав Константинович прибыл в конце 20 х годов после окончания Военной академии имени М.В. Фрунзе на должность командира полка. Так что Блюхер имел полную возможность за десять лет совместной службы всесторонне изучить Васенцовича, все его сильные и слабые стороны, прежде чем предложить ему такой авторитетный орган, как штаб ОКДВА.
В указанной должности Васенцович трудился с октября 1937 года. По продолжительности службы в войсках ОКДВА его по праву относили там к ветеранам-дальневосточникам. Он хорошо знал местный театр военных действий, состояние армии вероятного противника – в оном качестве в первую очередь выступала Квантунская армия Японии, оккупировавшая Маньчжурию и всемерно поддерживающая режим императора-марионетки Пу-И. Одним словом, Владислав Константинович служил добросовестно, как и подобает командиру РККА, добровольно вступившему в ее ряды в 1918 году.
Плодотворная служебная деятельность Васенцовича, его стремление к повышению качества работы в интерпретации особистов ОКДВА были перевернуты с ног на голову. В обвинительном заключении, составленном в Хабаровске следователями особого отдела 2 ОКА говорилось:
«Находясь в 40 сд Васенцович возглавлял подрывную деятельность других заговорщиков и в частях этой дивизии, направляя ее на срыв боевой готовности частей дивизии и Барабашского укрепленного района… Наряду с этим Васенцович сам лично занимался вербовкой новых участников антисоветского военного заговора, которым также поручал проведение вредительской и диверсионной деятельности в дивизии. В антисоветский военный заговор Васенцович, в 40 сд завербовал: Захарченко Я.Я., Ковалева С.Т., Чиркунова И.И., Аксенова Д.А. и Маркова В.И., что подтверждается показаниями указанных участников заговора, а в отношении вербовки Ковалева также очной ставкой ему с Васенцовичем.
После ареста руководителей антисоветского военного заговора в 18 стр. корпусе Васенцович В.К. при содействии ряда неразоблаченных еще в то время заговорщиков, для руководства предательской деятельностью в корпусе был переброшен в 18 стр. корпус, где Васенцович, связавшись с другими участниками заговора, продолжал проводить вражескую деятельность, направленную на срыв боевой готовности частей корпуса…
В 1937 году после перевода Васенцовича на должность начальника штаба ОКДВА, Васенцович вошел в руководящий состав антисоветского военного заговора в ОКДВА и как руководитель этого заговора организовывал вражескую деятельность других заговорщиков на срыв боевой готовности ОКДВА с целью ее поражения в будущей войне с Японией…
Преследуя целью поражение ОКДВА в будущей войне с Японией для отторжения Дальнего Востока от СССР, Васенцович совместно с другими заговорщиками занимался повстанческой работой на ДВК, создавая повстанческие ячейки, через которые… предусматривалось нанесение тыловых ударов по частям Красной Армии в период войны, а также дезорганизацию тыла путем проведения диверсионных актов, направленных на уничтожение воинских складов, нефтебаз, запаса комитета резервов…»[433]433
Там же. Т. 1. Л. 198, 199.
[Закрыть]
Оказывается, «вражеская» деятельность Васенцовича не ограничивалась только организацией повстанческой, вредительской и диверсионной работы. Следствие установило, что он занимался к тому же и шпионской деятельностью в пользу Германии и Японии, пересылая разведкам этих государств сведения, освещавшие как состояние «…отдельных военсоединений ОКДВА, так и вообще состояние ОКДВА вплоть до сведений, касающихся оперативного плана и плана войны…
