Текст книги "1937 год: Элита Красной Армии на Голгофе"

Автор книги: Николай Черушев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 49 страниц)

Да, недовольство порядками в стране и в армии проявлялось у Ткалуна не единожды, как, впрочем, у многих других командиров РККА. Не секрет. что критика в адрес руководства Красной Армии и прежде всего наркома Ворошилова была весьма и весьма нелицеприятной. Отзвуки ее мы находим в многочисленных и многотомных уголовно-следственных делах по обвинению высшего комполитсостава. Делая поправку на степень корректировки и доработки этих материалов в соответствующих кабинетах ГУГБ НКВД, тем не менее уверенно можно утверждать, что такая критика на самом деле существовала. Чаще всего она звучала в приватных беседах, в кругу боевых друзей и единомышленников. Звучала в надежде, что рядом нет доносчиков и резкость выражений от этого порой становилась чрезвычайно острой.

Ткалун в этом плане не являлся исключением. Чего только стоят его слова, характеризующие Ворошилова и наркомовское окружение. Бывший его заместитель по комендатуре Московского гарнизона А.А. Петухов, арестованный в мае 1937 года, показал на допросе от 4 сентября 1937 года (через двадцать дней после этого допроса Ткалун будет освобожден от должности коменданта Кремля): «…В разговорах со мной Ткалун часто высказывал ненависть по отношению к руководству Красной Армией. Он обвинял наркома обороны Ворошилова в неумении подбирать кадры ближайших работников, имея в виду Булина, Шапошникова, Белова. Особенно издевательски он отзывался о С.М. Буденном, при этом всегда заявлял: «Единственно сильный из командующих – это Якир, вот кого следовало бы назначить на Московский военный округ, или Уборевич – энергичный человек, со специальным военным образованием…»[285]285
  Там же. Т. 1. Л. 103.


[Закрыть]

В нашем повествовании уже упоминались различные так называемые националистические контрреволюционные организации – латышская, татарская, польская и т.п. Теперь очередь дошла до самой крупной из них (по мнению теоретиков и экспертов из НКВД) – украинской. Согласно Большой Советской Энциклопедии национализм – это буржуазная и мелкобуржуазная идеология и политика, а также психология в национальном вопросе. Он трактует нацию как высшую внеисторическую и надклассовую форму общественного единства, причем за общенациональные интересы выдаются устремления класса или социальной группы, выступающих в данных конкретно-исторических условиях носителем и проводником националистической идеологии и политики буржуазии (мелкой буржуазии).

Советские специалисты по национальному вопросу проводили различие между национализмом угнетающей и национализмом угнетенной нации. В последнем они видели общедемократическое содержание, направленное против угнетения, всячески поддерживая его, считая исторически оправданным на определенном этапе. В собственной же среде коммунисты к националистическим шатаниям относились с особой непримиримостью, считая его результатом воздействия мелкобуржуазных сил и империалистической агентуры. Эти шатания выражались в проявлениях национальной ограниченности и эгоизма, в отступлениях от принципов интернационализма и классовой солидарности, в раздувании и преувеличении национальных особенностей[286]286
  Большая Советская Энциклопедия. Третье изд. Т. 17. С. 358.


[Закрыть].

Не в пример другим регионам на Украине местный национализм действительно имел широкое распространение. Провозглашение «Украинской державы» после крушения российской империи, Директория, Центральная Рада, гетман Павел Скоропадский и Симон Петлюра, галицийские сепаратисты, – все это звенья одной цепи под названием «украинский национализм». И после образования СССР в среде украинской интеллигенции в первую очередь продолжали проявляться ростки этого глубинного течения, подвергаясь при этом жесточайшим преследованиям со стороны РКП(б) – ВКП(б) и органов госбезопасности. Под маркой борьбы с местным национализмом Сталин и его клевреты умело расправлялись с неугодными им партийными и советскими деятелями.

Очередной всплеск этих репрессий на Украине наблюдается в начале 30 х годов, когда из-за трудностей, связанных с насильственной коллективизацией в деревне и наступившим голодом, возникли серьезные брожения в различных слоях украинского населения. Одним из лидеров украинских националистов тогда был объявлен Николай Скрыпник, член большевистской партии с 1897 года. Пройдя через многочисленные аресты, суды и места лишения свободы в России, эмиграцию, Скрыпник получил крепкую партийную закалку. До 1917 года он работал в партийных организациях Царицына, Самары, Екатеринослава, Ярославля, Одессы, Петербурга, Риги, Красноярска, Москвы, входил в состав редакции газеты «Правда». После Октябрьской революции был председателем правительства Украины, затем в нем последовательно исполнял обязанности наркома иностранных дел, госконтроля, внутренних дел, юстиции и просвещения, возглавлял Госплан УССР. Скрыпник – один из организаторов компартии Украины. В 1919–1924 гг., будучи членом Реввоенсовета 1 й Украинской и 12 й армий, военкомом штаба Киевского военного округа и начальником Харьковской школы червонных старшин, Ткалун много раз встречался со Скрыпником на различных съездах, конференциях, пленумах и совещаниях. Не выдержав травли, организованной против него в средствах массовой информации и в партийных инстанциях, Скрыпник в июле 1933 года покончил жизнь самоубийством.

«Свято место пусто не бывает» – и взамен Скрыпника в планах ВКП(б) – ОГПУ-НКВД появляется председатель СНК Украины Панас Любченко. Почему именно ему отвели такое место, а не генсеку КП(б) У Станиславу Косиору или, на худой конец, председателю ВУЦИК Григорию Петровскому, тому есть особые причины. Оказывается, у Любченко в прошлом были серьезные грешки – он в свое время переболел болезнью национализма, длительное время являясь одним из руководителей украинской мелкобуржуазной партии левых эсеров или, как ее часто называли, партии боротьбистов. Возникла эта партия в мае 1918 года в результате раскола партии украинских социалистов-революционеров и организационного оформления ее левого крыла. Свое название она получила по имени центрального органа партии – газеты «Боротьба». Социальной базой боротьбистов служила мелкая буржуазия и националистически настроенная интеллигенция. Наряду с Любченко в состав руководства партии входили Г. Гринько (перед арестом в начале 1937 года – нарком финансов СССР), А. Шумский, В. Елланский (поэт Василь Блакитный) и др.

Политическая платформа боротьбистов претерпевала эволюцию, которая, однако, не меняла их националистической основы. Главным направлением их деятельности была борьба против компартии за политическую гегемонию на Украине. В связи с тем, что в конце 1918 – начале 1919 года трудящиеся Украины решительно выступили за Советскую власть, боротьбисты вынуждены были, учитывая такое настроение масс, принять советскую платформу. В мае 1919 года представители боротьбистов вошли в состав правительства Советской Украины. Полесская конференция партии боротьбистов выдвинула лозунг создания отдельной украинской республики, однако крестьянством этот националистический призыв не был поддержан. Не получила также широкой поддержки идея создания на Украине сепаратных воинских формирований. В декабре 1919 года В.И. Ленин писал, что своей пропагандой разделения военных сил боротьбисты «…играют прямо на руку белым и международному империализму»[287]287
  Ленинский сборник, XXXV, 1945. С. 94.


[Закрыть].

Многие из боротьбистов, видя, что их партия становится центром притяжения антисоветских сил, стали выступать за ее ликвидацию и слияние с КП(б) У. На основании достигнутого, между ЦК боротьбистов и ЦК КП(б) У соглашения партия украинских левых эсеров распускалась, а ее члены в индивидуальном порядке принимались в компартию Украины. Всеукраинская конференция боротьбистов приняла 20 марта 1920 года решение о самороспуске[288]288
  Советская Историческая Энциклопедия. Т. 2. С. 630–631.


[Закрыть].

Панас Любченко, принятый в КП(б) У с зачетом стажа пребывания в партии боротьбистов, после гражданской войны работал председателем Черниговского и Киевского губисполкомов, секретарем ЦК КП(б) У, возглавлял правление сельхозкооперации республики. Обязанности председателя Совета Народных Комиссаров УССР он исполнял с 1934 года. Делегат 15–17 съездов ВКП(б), член ЦИК СССР. Награжден орденом Ленина. Любченко повторил судьбу Скрыпника – не желая больше терпеть наветы на себя и ничем не обоснованные обвинения и зная, что его ожидает в дальнейшем, – Панас Петрович в конце августа 1937 года нажал на спусковой курок, разом покончив все политические и житейские проблемы. В центральных газетах по этому поводу появилась заметка. Такая же краткая, как и в случае с Гамарником: «Запутавшись в своих антисоветских связях и, очевидно, боясь ответственности перед украинским народом за. предательство интересов Украины, 30 августа бывший председатель СНК УКРАИНЫ Любченко покончил жизнь самоубийством»[289]289
  Правда. 1937. 2 сент.


[Закрыть].

Как и в отношении Гамарника, здесь все, за исключением самого факта самоубийства, является ложью. Ложью, тонко рассчитанной и точно нацеленной, наполненной ядом недоверия. В действительности же обстоятельства смерти Панаса Любченко вполне укладываются в русло проводившейся тогда политики избиения старой партийной гвардии. Из материалов проверки по делу П.П. Любченко усматривается, что он наложил на себя руки в результате обвинения его в антисоветской деятельности на пленуме ЦК КП(б) У. Из стенограммы этого пленума, состоявшегося 29–30 августа 1937 года. видно, что его участники, в том числе и Израиль Леплевский, недавно назначенный наркомом внутренних дел республики, обвиняли Любченко в буржуазно-националистической ориентации, ссылаясь при этом на показания арестованных «заговорщиков».

Любченко категорически отвергал предъявленные ему обвинения. Но все было тщетно. 30 августа он исключается из состава Политбюро и членов ЦК КП(б) У, смещается с поста председателя СНК УССР. В создавшейся обстановке Панас Петрович не нашел ничего другого, как пойти на самые крайние меры.

Бывший охранник П.П. Любченко – Д.В. Коновалов (сотрудник НКВД УССР), будучи допрошенным в июле 1956 года, показал, что на следующий день после смерти своего подопечного он в два часа ночи был вызван в приемную наркома Леплевского, где был обезоружен и арестован. В последующем с применением жестоких пыток от него добились показаний о том, что жена Любченко – Мария Николаевна якобы однажды под большим секретом передала ему (Коновалову) о роли мужа в руководстве подпольной украинской националистической организации[290]290
  АГВП. НП 29163–39. Л. 48.


[Закрыть].

Подследственный Ткалун показал, что украинским национализмом он заразился с самого раннего детства. Еще в начальной школе учителя Рвач и Щербина якобы воспитывали его в национально-шовинистическом духе. Затем этот процесс продолжился в Сорочинской учительской семинарии. С Панасом Любченко, будущим председателем правительства Советской Украины, Петр Ткалун познакомился еще в 1910 году, приехав поступать в Киевскую военно-фельдшерскую школу, где тот уже учился на старшем курсе. По состоянию здоровья Ткалун в школу принят не был, однако знакомство с Любченко состоялось, чтобы затем продолжаться в течение нескольких десятков лет.

Наговаривая на себя и на Любченко, Ткалун в феврале 1938 года давал объяснения событиям двадцатилетней давности. На вопрос следователя: «А как Вы вступили в Коммунистическую партию? С какой целью?», он ответил: «В партию я вступил по прямому заданию Любченко… Когда я уезжал в Москву (в конце 1917 года. – Н.Ч.), он на прощанье, в виде наказа, сказал мне: «Обстановка может сложиться так, что мы долго не сможем повидаться. Запомни – главное это уметь вовремя сманеврировать, замаскировать себя, не показывать своего лица. Придет еще время, когда мы – националисты, будем действовать. Государственной партией стала партия большевиков. Если это понадобится, мы сможем и ее использовать в наших интересах, пробравшись в ряды партии и, таким образом, сохранив себя. Обман не должен тебя смутить. Цель оправдывает средства. Я так и сделал…»[291]291
  ЦА ФСБ АСД П.П. Ткалуна. Т. 1. Л. 23.


[Закрыть]

Особенностью всех «романов», написанных подследственными в самых различных тюрьмах и следственных изоляторах Советского Союза, является то, что в них самым невероятным образом перемешаны 99% лжи с одним процентом правды. Причем, этот единственный процент правды относится не к содержанию тех или иных бесед и переговоров (они сплошь и рядом сфальсифицированы), а к самому факту этих встреч в служебной обстановке или вне ее. Процеживая сквозь мелкое сито подобные материалы, узнаешь много такого, что не вошло ни в один труд по истории СССР в целом и республик. в него входивших, в частности. Проиллюстрировать это можно и на следственном деле П.П. Ткалуна.

Исполнилось четыре месяца тюремному стажу и ранее послушный Ткалун стал «взбрыкивать», что выразилось в частичном отказе от ранее данных им показаний. Это случилось в конце мая 1938 года, когда он «созрел» для такого очень важного для него шага.

«Майором Ушаковым мне было сказано, что Дубовый и Капуловский дали показания на меня, как на украинского националиста. В связи с этим в своем показании об участии в украинском националистическом заговоре я и привел вымышленные, выдуманные мною антисоветские связи и встречи с Дубовым и Капуловским, чего на самом деле никогда не было.

Посколько я должен был на этих встречах с Дубовым и Капуловским слышать от них о других участниках украинского заговора и на чем настаивал майор Ушаков, я и указал в своем показании четыре фамилии, якобы названные мне Дубовым, чего на самом деле не было.

Эти фамилии были взяты мною лишь потому (Квятек, Криворучко, Антонюк и Погребной), что я знал их за близких людей издавна, с времен гражданской войны, к Дубовому. О Квятеке я знал, будучи еще на свободе, что он арестован, о Криворучко еще на свободе я слышал от Щаденко, что на него есть показания, как на заговорщика; об Антонюке же и Погребном, как о заговорщиках я ни от кого не слышал»[292]292
  Там же. Т. 2. Л. 115.


[Закрыть].

Как видим, поначалу Ткалун берет свои слова обратно в отношении только четырех хорошо знакомых ему командиров РККА – Казимира Квятека, Николая Криворучко, Максима Антонюка и Василия Погребного. Попутно он частично реабилитирует командарма Дубового и комдива Капуловского, утверждая, что на самом деле никаких антисоветских связей и встреч с ними у него никогда не было. А это означало, что достаточно стройная структура украинской националистической организации, выстроенная усилиями сотрудников НКВД, зашаталась и стала давать трещины. Потом Петр Пахомович пошел еще дальше, ставши к заседанию Военной коллегии по его делу уже полным «отказником».

Поступок Ткалуна вызывает уважение к нему. Тем более, что за такие заявления в НКВД по головке не гладили – за них арестованных наказывали и притом очень жестоко. И точно – получив это заявление, начальник 5-го отдела 2-го Управления НКВД СССР майор В.С. Агас, по чекистским качествам и хватке нисколько не уступавший Ушакову, в тот же день вызвал Петра Пахомовича «для разбирательства». Протокол допроса от 22 мая 1938 года лишь в малой мере отражает ту степень напряжения, которая существовала в разговоре двух собеседников:

– Почему Вы оговорили Антонюка?

– Во время следствия по моему делу мне было объявлено, что арестованные Дубовой и Капуловский дали показания о моей антисоветской деятельности. От меня потребовали конкретных показаний о моей связи с Дубовым и Калуловским. Об их участии в украинской националистической организации я знал, но хотя связан с ними не был, решил все же показать об этом для того, чтобы попытаться этим самым внушить к себе доверие со стороны следствия. После того, как я показал о своей связи с Дубовым и Капуловским, следствие предложило назвать участников организации, названных мне Дубовым и Капуловским. Став на путь ложных показаний о моей личной с ними связи, я вынужден был лгать и дальше и назвал четыре фамилии, о которых мне якобы сообщил Дубовой, как участник организации, в том числе и Антонюка.

– Почему Вы назвали именно Антонюка?

– Я при этом исходил из следующих соображений: мне было известно об очень близких дружеских взаимоотношениях Антонюка и Дубового еще с 1919 года,.причем я знал, что их дружба продолжалась до последнего времени. Об этих тесных взаимоотношениях между Антонюком и Дубовым знали многие. Таким, образом, называя Антонюка как участника организации со слов Дубового, я не вызывал никаких подозрений в отношении своих показаний об Антонюке.

– В тех же показаниях от 20 февраля Вы рассказали, что Антонюка Вы знаете как участника украинской националистической организации со слов Любченко. Эти Ваши показания правильны?

– И это мое показание вымышленно. В данном случае верно лишь то, что я был связан с Любченко по антисоветской работе, но он никогда не говорил мне об Антонюке вообще…

– Зачем же Вы показали об Антонюке как участнике организации, известном Вам со слов Любченко?

– Я не могу даже объяснить этого. Еще раз повторяю, что с Любченко у меня никаких разговоров об Антонюке не было.

– Что Вам известно об антисоветской деятельности Антонюка?

– Об антисоветской деятельности Антонюка я ничего не знаю[293]293
  Там же. Л. 111–113.


[Закрыть].

«Слово не воробей – вылетит, не поймаешь» – гласит народная пословица. Так оно и получилось в ситуации с Антонюком. Хотя Ткалун, как видно из материалов его дела, решительно опровергает свои показания в отношении последнего, однако «поезд уже ушел». Аргумент «на Вас имеются показания» и в данном случае сработал безотказно – комкора М.А. Антонюка освобождают от должности командующего войсками Сибирского военного округа и направляют в распоряжение Управления по командному составу. Его участь усугублялась еще и тем, что его младший брат, капитан, тоже был арестован и находился под следствием.

– С большим трудом Максиму Антоновичу удалось обелить себя и получить назначение преподавателем кафедры тактики Военной академии имени М.В. Фрунзе. Все обвинения в его адрес были признаны несостоятельными и в 1940 году Максим Антонюк – инспектор пехоты РККА в звании генерал-лейтенанта. То есть буря прошла совсем рядом, лишь слегка задев его и не причинив особого вреда. Есть устные свидетельства того, что Антонюк гневно клеймил всех тех, кто на него показал, в том числе и Ткалуна, которого он знал с 1919 года. Тогда в 44 й стрелковой дивизии, где начдивом был И.Н. Дубовой, а комиссаром Ткалун, Антонюк командовал одной из ее бригад. Упоминаемый в протоколе допроса от 22 мая 1938 года К.Ф. Квятек командовал в той же дивизии головной бригадой – Богунской. В 1937 году он в звании «комдив» исполнял обязанности заместителя у И.Н. Дубового в Харьковском военном округе. Его арест последовал в середине декабря 1937 года.

Ткалуна уже четыре месяца как не было в живых, а его имя все продолжали трепать и тема заговора в Кремле все так же горячо волновала умы следователей ГУГБ. Комбриг Н.Н. Федоров, сменивший Н.Г. Николаева-Журида в 1938 году. вместе со своим подчиненным В.М. Казакевичем продвинулись дальше своих предшественников. Не удовлетворившись вариациями террористических актов, изложенных в показаниях Ткалуна (убийство членов Политбюро ЦК ВКП(б) и лично И.В. Сталина на их квартирах специально подобранными людьми, а также отравление их пищей), Федоров и Казакевич вынудили бывшего заместителя Ткалуна по хозяйству М.С. Ревзина придумать еще один вариант ликвидации руководства ВКП(б) и СССР.

Арестованный в начале ноября 1938 года бригинтендант Ревзин в ходе многосуточных допросов дал Казакевичу следующие показания (так они записаны в протоколе допроса от 15–22 ноября 1938 года). Отвечая на вопрос о содержании беседы между ним и Ткалуном летом 1936 года, Ревзин показал: «Ткалун мне в этой беседе рассказал о существовании антисоветской военной организации. Он сказал следующее: «Существует большая военная организация, ставящая своей целью совершить дворцовый переворот… Перед Вами ставится задача при первом сигнале от меня произвести отравление воды в Кремле и отравить находящихся в Кремле».

Я ответил Ткалуну: «Хорошо, будет выполнено».

Дальнейший разговор следователя с Ревзиным выглядит в виде такого диалога:

– Как Вы практически должны были произвести отравление живущих в Кремле?

– Начальником санитарно-технического отделения Кремля был тогда Травкин (арестованный в 1937 году). Он ведал, в частности, всей водопроводной сетью Кремля. Ткалун предложил мне установить антисоветскую связь с Травкиным, от его имени и через него действовать. Травкин, заявил Ткалун, будет предупрежден об этом.

Я с Травкиным через день связался и мы остановились на следующем, им предложенном плане. В Кремле есть станция подкачки и вся вода, поступающая из города в Кремль, проходит через эту станцию. Достаточно будет бросить или влить яды в трубу возле моторов и отравленная вода разойдется по всей водопроводной сети Кремля. Яды должен был дать Ткалун и он же должен был дать сигнал, когда произвести отравление.

Я доложил Ткалуну о своих переговорах с Травкиным. Ткалун заявил: «А вот Меньшиков считает, что отравление надо произвести непосредственно на квартирах членов Политбюро». При этом Ткалун рассказал, что Меньшиков тоже участник организации (работал тогда Меньшиков начальником отделения по обслуживанию квартир членов правительства). Я ответил Ткалуну, что для перестраховки полезно одновременно произвести отравление и на квартирах».

Однако, по словам Ревзина, отношения у него с Меньшиковым никак не складывались и он поставил перед Ткалуном вопрос о переводе того на другую работу. Ткалун якобы дал на это свое согласие только после того, как Ревзин вовлек в их заговорщическую организацию работников комендатуры Кремля Леликова и Захарова, обслуживающих «ответственные квартиры», то есть квартиры членов Политбюро.

– Какие задания Вы дали Леликову и Захарову?

– Леликов и Захаров обслуживают квартиры Молотова, Ворошилова и Микояна. Вхожи они во все квартиры членов Политбюро, кроме квартиры Сталина. Я сказал Леликову и Захарову, чтобы они самостоятельно ничего не делали, а в нужный момент они отравят воду членов правительства.

Технически они должны были по моему указанию предупредить в соответствующий момент, что прекращается на время подача воды (под видом ремонта), заполнить все сосуды в квартире водой и эту воду отравить. Леликов и Захаров дали свое согласие на участие в этих террористических актах…»[294]294
  Там же. Т. 3. Л. 44–45, 48.


[Закрыть]

Всю эту ахинею, составленную под руководством начальника отделения Особого отдела ГУГБ старшего лейтенанта госбезопасности В.М. Казакевича (о нем уже упоминалось в первой книге), арестованный Ревзин подпишет после испытаний длительными допросами с пристрастием. Перед Военной коллегией он предстанет 20 февраля 1939 года и получит от нее ВМН по трем расхожим пунктам обвинения (59–1«б», 58–8 и 58–11 УК РСФСР).

Краткие сведения о «заговорщиках» Леликове и Захарове автору удалось найти в расстрельных списках, хранящихся в музее российского общества «Мемориал":

«Леликов Максим Исаевич, 1907 года рождения, уроженец деревни Волобуево, русский, член ВКП(б) с 1931 года, командир для поручений при правительственных квартирах в Кремле, техник-интендант 2-го ранга. Военной коллегией 22 февраля 1939 года по обвинению в участии в террористической организации, в подготовке терактов приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение 23 февраля 1939 года. Реабилитирован Военной коллегией 4 февраля 1956 года.

Захаров Николай Никитович, 1910 года рождения, уроженец села Захарово Курской области, русский, из крестьян-середняков, член ВКП(б) с 1932 года, командир для поручений при правительственных квартирах в Кремле, техник-интендант 2-го ранга. Военной коллегией 22 февраля 1939 года по обвинению в участии в террористической организации в Кремле, в подготовке терактов приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение 23 февраля 1939 года. Реабилитирован Военной коллегией 4 февраля 1956 года».

Уже отмечалось, что Рогов, сменивший Ткалуна (он был из системы НКВД), вскоре покончил жизнь самоубийством. Это немедленно послужило поводом для очередного разбирательства с охраной Кремля и новой волны арестов среди ее сотрудников. Рассказывает активный участник тех событий полковник В.М. Казакевич:

«Я помню, что в 1938 г. в Кремле застрелился бывший комендант Кремля Рогов… В ночь самоубийства Рогова в Кремле лично Берия, Кобулов, Меркулов и другие лица из их окружения, а также бывший нарком внутренних дел Ежов арестовали ряд работников охраны Кремля. На следующий день меня, Ненахова, Рухадзе… вызвали Меркулов или Кобулов (точно не помню) и создали следственную группу во главе с Ненаховым, как заместителем начальника ОО (Особого отдела. – Н.Ч.) НКВД СССР. Нас всех предупредили при этом, что все арестованные являются заговорщиками и террористами и что необходимо добиться выявления всех их преступлений и связей. В ближайшие 2–3 дня после этого Кобулов, Рухадзе и другие лица из Грузии жестоко стали избивать арестованных, в частности я лично видел, как арестованных избивали Кобулов и Рухадзе. Били при этом резиновой дубинкой по пяткам. Я лично никаких подобных мер к арестованным не применял и нужды в этом не было, так как после избиения арестованных Кобуловым, Рухадзе и другими они стали давать признательные показания. Помню, что некоторые арестованные отказались от своих показаний на допросах, но их тут же Рухадзе (главным образом) вновь подвергал избиениям, после чего они вновь подтверждали свои показания…

…Следствие по делу Ревзина вел я. В начале следствия он не признавал себя виновным… Затем при приходе на допрос Кобулова и Рухадзе последние избили Ревзина на моих глазах. После этого он начал признавать себя виновным…»

Проследим последние дни и часы жизни Петра Пахомовича Ткалуна. Его дело рассматривалось 29 июля 1938 года на заседании Военной коллегии под председательством зловеще знаменитого Василия Ульриха. На вопрос председательствующего, признает ли он себя виновным, Ткалун ответил отрицательно. Бывший комендант Кремля решительно отказался от своих показаний, данных им на предварительном следствии, заявив, что они не соответствуют действительности. Он сказал, что те показания даны им вследствие полного отчаяния и безразличия к дальнейшей своей судьбе ввиду физического и морального истязания и что упомянутые в материалах следствия люди им оговорены. Ткалун утверждал, что никакого военно-фашистского заговора в РККА не существовало.

Пользуясь предоставленным ему последним словом, Петр Пахомович заявил, что считает виновным себя только в том, что дал ложные показания следствию, которыми оговорил себя и знакомых ему лиц. Однако все эти доводы не подействовали на членов суда и Ткалун, как и сотни его боевых товарищей, пошел под расстрел, – все было предрешено заранее.