355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Черушев » 1937 год: Элита Красной Армии на Голгофе » Текст книги (страница 37)
1937 год: Элита Красной Армии на Голгофе
  • Текст добавлен: 21 сентября 2016, 21:52

Текст книги "1937 год: Элита Красной Армии на Голгофе"


Автор книги: Николай Черушев


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 49 страниц)

1. Привести в порядок все материалы дела.

2. Допросить Петухова по всем обстоятельствам, изложенным им в личной рукописи и по показаниям Симонова, Урицкого и Ланда.

3. Допросить людей, подававших на него в свое время заявления в партийном порядке.

4. После допроса свидетелей его снова допросить по существу показаний.

5. Числа 20-го декабря показать дело для просмотра и для дальнейших указаний[398]398
  Там же.


[Закрыть]
.

Характерно то, что из всех материалов дела И.П. Петухова четко усматривается одно – несмотря на наличие в нем расстрельных пунктов 58 й статьи, его однозначно направляли по линии Особого совещания, что сулило сохранение жизни. Хоть за решеткой и забором, но все-таки жизнь, о чем мечтали сотни и тысячи других заключенных, проходивших по тем же пунктам 58 й статьи УК РСФСР. Сказалось, видимо, какое-то содействие (в материалах дела оно проявляется косвенно) со стороны Ворошилова и Прокурора СССР А.Я. Вышинского. О роли последнего в деле Петухова будет сказано несколько позже.

14 февраля 1939 года решением Особого совещания при НКВД СССР Иван Павлович Петухов из-под стражи был освобожден с зачетом ему наказания срока предварительного заключения. Свое долгожданное и в то же время неожиданное освобождение Петухов напрямую связывал с приходом в НКВД нового руководства. В одном из заявлении он писал: «Реабилитация меня и мое освобождение в феврале 1939 г, были следствием прихода к руководству НКВД Л.П. Берия… Приход к руководству НКВД Л. Берия и личный допрос меня вновь назначенным начальником Особого отдела Бочковым коренным образом изменили обстановку. Новое руководство правильно оценило все показания на меня врагов и просто нечестных людишек, учло все мое прошлое, и я был выпущен на свободу…»[399]399
  Там же. Л. 13–14.


[Закрыть]

Свобода!.. Кто из нормальных людей о ней не мечтает! Но ничто не может сравниться с чувствами человека, после долгих мытарств вырвавшегося из тюрьмы и сбросившего с себя груз несправедливых и тяжких обвинений. Частично о состоянии, в котором пребывал тогда Петухов, можно узнать из письма его дочери, написанного в адрес И.В. Сталина 20 марта 1939 года (она в то время училась в Военной академии механизации и моторизации): «…Когда у нас был арестован отец, мы не сомневались в том, что наши соответствующие органы разберутся в этом деле и в результате отец будет освобожден, т.к. в честности его мы никогда не сомневались и не будем сомневаться.

Все произошло, как мы и предполагали. В ночь на 17 февраля 1939 г. отец был освобожден и возвратился к нам. Как мы и ожидали, забран он был по клевете врагов народа, которые теперь, обессилев, окончательно встали на такой скользкий путь, как клевета на честных людей.

Не было границ нашему счастью, нашей благодарности Советской разведке. Было такое состояние, что хотелось забраться на Кремлевскую башню и кричать на весь мир о таком большом счастье.

Отец вернулся слабый здоровьем, но сильный духом. По правде сказать, мы не ожидали увидеть его таким. Мы думали, что такой большой срок заключения убьет его, подорвет его волю, но оказалось не так: он вернулся еще более преданным, еще более стойким большевиком.

У меня появились мысли о том, что все-таки невинного человека держали 7 с половиной.месяцев, которые я не раз высказывала отцу. Отец убедил меня в том, что иного выхода не было, раз есть показания…

Отец все время говорил, что только благодаря нашей разведке его дело было разобрано и он был освобожден. А когда начался съезд (ХVIII съезд ВКП(б). – Н.Ч.), будучи на свободе, он жил вместе с ним… Мы, как никто, в это время почувствовали заботу о себе. Нам обещали дать квартиру (из ранее занимаемой семью И.П. Петухова после его ареста выселили. – Н.Ч.) и приступили к лечению отца, хотя он ничего не просил.

Так зажили мы счастливой жизнью.

Но это счастье продолжалось недолго. 12 марта в 3 часа дня отца вновь арестовали… Мы опять стали на отшибе, опять с ужасной кличкой «семья врага народа», опять без всякой почвы под ногами…»[400]400
  Там же. Л. 42.


[Закрыть]

Как и все письма, адресованные Сталину, письмо Н. Петуховой поступило в особый сектор ЦК ВКП(б). Оттуда оно через неделю было переправлено Прокурору СССР Вышинскому. На препроводительной к нему имеется резолюция Вышинского от 29 марта: «т. Ульяновой. Истребуйте дело и дайте мне свое закл(ючение)»[401]401
  Там же. Л. 40.


[Закрыть]
.

Через две недели упомянутая Ульянова – военный юрист 1-го ранга, начальник 2-го отдела Главной военной прокуратуры, подготовила для Вышинского следующую справку:

«Петухов И.П., корпусной комиссар, был арестован 4.VII – 1938 г. Решением Особого Совещания дело о нем в феврале 1939 г. было прекращено. Вы принимали участие в решении этого дела.

12.III.1939 г. Петухов по старым материалам арестован вновь.

По делу написано обвинительное заключение и оно представлено на рассмотрение Особого Совещания»[402]402
  Там же. Л. 43.


[Закрыть]
.

На этом документе есть короткая помета – резолюция Вышинского: «В наряд». Что означает сей термин – неизвестно. Видимо – поставить на очередь для рассмотрения дела на ОСО. Или что-то другое, но в этом же роде. Как видно, никакого протеста и возмущения действиями НКВД в отношении Петухова Вышинский не выражает, хотя из того же документа отчетливо усматривается, что освобождение из-под стражи Ивана Павловича в феврале 1939 года произошло не без его вмешательства. Почему же он сейчас совершенно не реагирует на деяния органов НКВД, фактически перечеркнувших все его предыдущие усилия? Видимо, изменился целый ряд обстоятельств и хороший игрок (этого у него не отнять!) Вышинский стал еще более тщательно просчитывать не только свои шаги в отношении арестованных, но и их возможные последствия.

После второго ареста Петухова события развивались стремительно. Прошел только месяц его пребывания в тюрьме, а военный прокурор Ульянова уже докладывает о подготовленном обвинительном заключении. И никакого обмана здесь нет – следователь Комаров хорошо потрудился, добросовестно переписав старое заключение, благо что он сам же и составлял его в феврале. Одним словом, Петухов будто бы и не был несколько недель на свободе – все тот же следователь Комаров, все та же тюрьма, все то же заключение.

Наверное, чтобы не упрекнули его, что он даром ест хлеб, Комаров в мартовское заключение (да, 12 марта 1939 года Петухова арестовали, а уже 29-го числа того же месяца начальник Особого отдела ГУГБ старший майор госбезопасности В.М. Бочков утверждает обвинительное заключение) добавил и несколько «свежих» положений, которых не было в предыдущем. Например, указывается, что арестованный комкор М.О. Степанов, бывший начальник Инженерного управления РККА, показал 27 марта (за два дня до утверждения обвинительного заключения) о том, что Петухов осенью 1934 года присутствовал на банкете, устроенном начальником Военной академии механизации и моторизации Германовичем. Но суть обвинения, разумеется, не в самом факте присутствия на банкете, а в том, что там с «контрреволюционными речами», выступали М.Н. Тухачевский, а также руководители АБТВ Красной Армии И.А. Халепский, К.И. Степной-Спижарный, И.К. Грязнов и другие. А Петухов, исполнявший в то время обязанности помощника по политической части у Германовича, стало быть, не донес об этом «вопиющем случае» компетентным органам и руководству наркомата обороны.

Другой добавкой послужило то, что в 1930 году Петуховым был подготовлен выпуск второго издания своей книги «Партийная организация и партийно-политическая работа в РККА». Так вот криминалом оказалось то, что он подарил один экземпляр книги начальнику ПУРККА Гамарнику с надписью «Яну Борисовичу». Поставил свой автограф и дату – 7.IV.1930 г. Если в февральском обвинительном заключении данный эпизод не фигурировал, оставаясь «за кадром», то в мартовском он был подробно расписан и преподнесен. так сказать, «во всей красе». Чего только стоят вот такие строчки: «Указанная книга нами была дана на заключение полковому комиссару Катулину (начальнику кафедры Военной академии механизации и моторизации. – Н.Ч.), который в выводах пишет: «Книга вредная, ее надо изъять, автора привлечь к партийной ответственности»[403]403
  АСД И.П. Петухова. Т. 1. Л. 116–119.


[Закрыть]
.

Следователь Комаров и его «шефы» из Особого отдела ГУГБ не преминули обвинить Петухова и в принадлежности к презренному кулацкому сословию. В обвинительном заключении по этому поводу отмечается: «За это же время в 3 й раз были проверены данные о Петухове по месту его родины.

Допросом ряда свидетелей односельчан Марченкова, Панова, Ястребова, родной сестры Петуховой Александры, матери Петуховой Василисы и официальной справки сельсовета, датированной от 5 февраля 1939 года устанавливается, что Петухов происходит из кулацкой семьи, что он был связан с антисоветским элементом деревни…»[404]404
  АГВП. НП 38637–38. Л. 7.


[Закрыть]

Постановление Особого совещания при НКВД СССР от 20 апреля 1939 года в отношении И.П. Петухова было, можно сказать, чрезвычайно либеральным – лишение свободы в исправительно-трудовых лагерях сроком на пять лет. И это при наличии статьи 58–1«б», 58–8, 58–11. Видимо, все-таки участие Вышинского, хотя и косвенное, в данном деле имело место и было учтено при вынесении приговора. Что же касается помощи со стороны наркома обороны К.Е. Ворошилова, то ее, по всей видимости, совсем не было. В этом убеждаешься, прочитав многостраничную жалобу Петухова, направленную им в феврале 1940 года из Краслага в адрес своего бывшего начальника.

Это своего рода уникальный документ, представляющий несомненный интерес, ибо он написан лицом из ближайшего окружения наркома обороны, можно сказать, человеком из его «свиты», знавшим многие секреты придворной жизни и посильно приводившим в действие пружины (явные и тайные) назначений, перемещений, наград, нередко выполнявшим деликатные поручения патрона. Отсюда проистекает и вся тональность жалобы, в ней отчетливо просматривается надежда на возможность своего освобождения – ведь однажды с ним уже было такое! – и Петухов пытается один за другим разрушить все пункты обвинения.

«Мне сообщили из НКВД, что моя жалоба на имя Л.П. Берия получена и будет рассмотрена. В связи с этим я обращаюсь к Вам, лично знавшему меня на протяжении ряда лет по моей практической работе и прошу: помогите мне освободиться от чудовищных обвинений, в которых я совершенно не повинен. Я прошу Вашего содействия потому, что я всегда был убежденным сторонником Ленинской, Сталинской политики большевистской партии и мою борьбу с троц(кистско) -бух(арийской) шайкой извергов можно детально проверить на протяжении всего времени моего пребывания в партии; потому что именно Вам (по всему моему поведению, моим систематическим докладам Вам) в достаточной мере известно мое подлинное отношение к тем, кто никогда не был мне близок (а в близости с которыми меня обвиняют), кто для достижения своих подлых целей бесстыдно творил каиново дело, выдумывая и сочиняя обо мне гнусные клеветнические документы для НКВД…

За время нахождения в тюрьме и в лагерях я восстановил в памяти вопросы ко мне следствия, пересмотрел заново весь пройденный мной путь в партии и в Кр(асной) арм(ии), свое и моих родных социальное прошлое и не нашел ничего такого, что бы оправдывало мое столь значительное по времени содержание под стражей. В самом деле:

1. В решении Особ(ого) Сов(ещания) НКВД меня называют участником военно-фашистск(ого) заговора. В чем выразилось мое участие в заговоре, кто меня вербовал в этот заговор, каковы обстоятельства, приведшие меня к этому заговору – все это для меня остается в тайне и этого я до сих пор постичь не могу. Имеющиеся на меня показания, но внутреннее содержание (вернее – бессодержательность и полная противоречивость) не дают все же оснований для столь тяжелых для меня обвинений».

Далее Петухов честит почем зря всех тех, кто дал на него показания, кого он считает виновниками своего ареста и последующих тюремных злоключений. Всех этих лиц Иван Павлович хорошо знал по работе в аппарате наркомата обороны, не раз встречался с ними на различного рода совещаниях, заседаниях, пленумах, съездах и т.п.

«Егоров – этот изувер – дал обо мне свои показания ровно через год (!) после его «чистосердечных» раскаяний и разоблачений всех ему известных их соучастников. В своих показаниях он заявляет, что о моем, якобы, участии в заговоре ему известно со слов Аронштама, которому (Аронштаму) сообщил об этом Окунев…

Смирнов дал примерно такие же показания, как и Егоров, заявив, что ему о моем участии в заговоре известно со слов Булина (а Булин обо мне ничего подобного не говорит).

Прохвост и предатель Урицкий и небезызвестный для Вас Круглов (Ланда), не имея, очевидно, мужества сказать, что я участник заговора (как это подло и клеветнически утверждали в своих показаниях Егоров и Смирнов), ограничились заявлением о том, что я – «человек Гамарника».

Вся эта стряпня предателей – сознательная подлая клевета на меня. Все эти показания имели только одну цель – ввести в заблуждение следствие и перебить большевистские кадры… Можно ли всерьез принимать документы, в которых Егоров, Смирнов и Ланда (Круглов) показывают, что все сказанное обо мне им известно со слов Булина, Осепяна, Аронштама, Окунева и Шубина, а вся эта пятерка обо мне умалчивает и показаний на меня не дают?! Можно ли принимать всерьез заявления (показания Смирнова), что я находился на особо секретном положении в заговоре, когда обо мне (по показаниям того же Смирнова, Егорова, Шубина) известно было десятку лиц о моем мнимом участии в заговоре? Этакая ересь нужна была только Федоровым и Агасам, чтобы маскировать и прятать от партии их гнусные дела, чудовищные преступления… Вспоминается, гражданин Народный Комиссар, поведение в отношении меня Урицкого, который метал гром и молнии (это происходило не только в Вашем кабинете, но и в кабинете и в присутствии комкора Хмельницкого…) в связи с тем. что я умышленно, якобы, и без санкции кого следует, раздал на ознакомление чл(енам) В(оенного) совета материалы, в которых говорилось о близости Урицкого к заговорщикам (эти документы раздавались по Вашему указанию и после заседания… были возвращены куда следует). Урицкий в присутствии Хмельницкого прямо заявил, что он этого моего поступка не забудет никогда.

Я прошу Вас вспомнить также поведение в отношении меня и Смирнова в связи с клеветническими заявлениями на меня, в частности, известн(ого) Вам б. слушателя академии мех(анизации) и моториз(ации) РККА им. Сталина – Петрова. Он тогда же поспешил передать все эти клев(етнические) заявления, в которых я голословно обвинялся в связях с Гамарником, Зонбергом и Германовичем в НКВД. Где же тут логика? Почему можно верить после этого показ(аниям) Смирнова, когда он одной рукой пишет, что я был, якобы, на особо законспирированном положении в заговоре, а другой – что дело обо мне, как соучастнике гамарник(овской) банды, надо передать в НКВД? Можно ли верить этим утверждениям, когда, как Вам хорошо известно, тот же самый Гамарник добивался и добился моего удаления из ПУРа, когда он всячески игнорировал меня. Ведь не секрет же, что Гамарник и при назначениях и при награждениях всегда меня обходил.

Вы, вероятно, хорошо помните мои Вам доклады о Гамарнике и его людях: Славине, Осепяне и пр. Я был внутренне удовлетворен, что мне все же удалось неплохо почистить политаппарат РККА от гамарниковских людей. Нельзя же игнорировать тот факт, что именно благодаря моей информации и моих личных Вам докладов были удалены с занимаемых тогда постов в РККА такие всем известные люди Гамарника, как Славин, Берман (б. нач-к В.-политической акад.), Васильев (б. нач-к Политупр. Кавк. армии), Харитонов и др. Нельзя считать все это за проявление моей близости к Г-ку и его людям.

То же самое можно сказать и о моей мнимой близости к Зонбергу, Германовичу и Ольшанскому, с которыми я всего лишь по году работал в акад. мех(анизации) и мот(оризации) РККА. Я прошу Вас вспомнить, что я Вам докладывал об этих… людях. Именно по моим Вам докладам и вопреки предложениям Гамарника и Фельдмана Вы убрали из академии и Зонберга и Ольшанского, немного позже и Германович тоже был Вами убран из академии, а Ольшанский с Вашего благословления – искл(ючен) из партии. Как же можно говорить после этого о какой-то моей близости к этим людям…»

В 30 х годах обвинение в троцкизме означало неминуемую кару, смерть если не физическую, то уж политическую несомненно. Не говоря уже о крушении карьеры (служебной, военной, научной). Политические процессы 1936–1938 годов показали, что в первую очередь на этого «коня» стремилось посадить подследственных (а затем и подсудимых) высшее политическое руководство СССР. А верный оруженосец Сталина Прокурор страны А.Я. Вышинский безропотно штамповал свои визы на все новых и новых ордерах на арест очередной группы троцкистов. К данной категории немедленно относили любого человека, на которого поступил донос о его сотрудничестве (укрывательстве, сочувствии, встрече и т.д.) с троцкистскими элементами как внутри страны, так и за рубежом.

«2. В связи с заявлениями б. слушателя академии Петрова меня обвиняли в укрывательстве троцкистов, в частности, троцкиста Бешкина. Сказать по правде, меня эти обвинения приводили в бешенство. Я понимаю, что надо человека допрашивать с пристрастием. Но ведь мою систематическую борьбу с троцкистами и с прочими изменниками делу революции можно проследить без всякого труда. В наиболее острые периоды борьбы троцкистов, правых, и «левых» с большевиками я находился в передовых рядах партии Ленина – Сталина. В 1920–21 гг. я вместе с Ярославским Е. активно и успешно дрался с троцкистами и др(угими) врагами ленинско-сталинской политики, в частности, с извергом Смирновым И.Н., находясь в это время в Сибири. В 1923–24 гг. активно боролся с троцкистами по всем вопросам и, в частности, во вопросам армейского строительства… В 1925–27 гг., в период борьбы с объедин(енной) троцк(истско) -зиновьев(ской) оппозицией, я получал специальные указания и выполнял особые поручения ЦК ВКП(б) по борьбе с тр(оцкистско) -зин(овьевской) оппоз(ицией), был командирован в этих целях во главе группы слушателей Института Красной Профессуры и курсов марксизма при ЦК в Кронштадт, Ленинград, Смоленск, Ярцево (раб. район), Брянск и брянские заводы. Возложенные на меня задачи выполнил не плохо.

В своей работе я всегда непримиримо относился к каким бы то ни было проявлениям троцкизма и выбросил из организаций, где мне приходилось работать, не одну сотню троцкистских элементов… С переходом в Морские Силы (после Военной академии механизации и моторизации И.П. Петухов работал помощником начальника Морских Сил РККА по политической части. – Н.Ч.) я отдавал всего себя этому новому для меня делу. Несмотря на то, что я пробыл там всего лишь около года, мне удалось не только выявить там крупнейшие недочеты, но и приступить к осуществлению ряда Ваших важнейших решений по их устранению… Мне удалось, опять-таки вопреки настроениям Гамарника, удалить из аппарата Управления Морскими Силами таких видных троцкистов, как Курков (пом. нач. Морсил), Кара (начальник отдела кадров), Ланда (Круглова) – брат того самого Ланда, который показал на меня и который с пеной у рта защищал своего брата, когда этого последнего, по моему предложению, исключили из партии…

Так же я поступил и с б(ывшим) троцкистом Бешкиным, в бытность мою в академии мех(анизации) и мот(оризации). Еще в феврале 1935 г., как только стала известна роль троцкистов в Ленинград(ских) событиях (убийство С.М. Кирова в декабре 1934 года. – Н.Ч.) и как только появилось соответств(ующее) заявление слушателей акад(емии), Бешкин по моему настоянию был убран из академии и уволен из РККА… Почему же после всего этого можно верить Петрову…

Я вел систематическую борьбу с троцкистами на протяжении всего времени моего пребывания в партии, а меня обвиняют в соучастии с троцкистами в их тяжких преступлениях!?

Я выгнал из РККА (выгнали Вы по моим докладам) не одну сотню троцкистских элементов, в частности, Бешкина, а меня обвиняют в укрывательстве этих гадов!?»

Слово «кулак» начиная с конца 20 х годов фактически стало именем нарицательным. За принадлежность к этому сословию крестьянства, преданному Советской властью анафеме, нередко летели головы не только на селе, но и в городе, в армейском гарнизоне.

«3. В решениях ОСО меня называют кулаком. Это грубейшая ошибка. Я никогда кулаком не был, что проверить и установить не представляет никакого труда… Мое социальное прошлое известно всей деревне вплоть до 1928 г.; проверялось мое соцположение и специальными людьми из парткомиссии 10 отдела ПУРа. Все то, что я излагал в докл(адной) записке в парткомиссию и Вам в связи с имевшимися на меня заявлениями и моем соц(иальном) прошлом, правильно, и утверждение, что я кулак – это результат недостаточной бдительности тех, кто рассматривал клеветнические документы на меня…

Гражданин Народный Комиссар! Мне кажется, что достаточно и всего изложенного Вам, чтобы проследить несостоятельность и лживость выдвинутых против меня обвинений и просить Вашего ходатайства перед Наркомом Вн(утренних) Дел Л.П. Берия о скорейшем пересмотре моего дела и моем освобождении…»[405]405
  Там же. Л. 11–20.


[Закрыть]

Иван Павлович Петухов, обнадеженный сообщением из секретариата НКВД о том, что его жалоба относительно необоснованности осуждения там получена и будет рассмотрена, спешит заручиться поддержкой у своего бывшего шефа. Из содержания приведенного выше заявления на имя Ворошилова усматривается, что тот многие годы, вплоть до ареста Петухова, благоволил к нему и поэтому данное письмо-заявление следует рассматривать как вполне логичное развитие событий в драме видного политработника РККА. Петухов крепко надеется на помощь со стороны своего наркома – члена Политбюро ЦК ВКП(б), близкого соратника Сталина.

Из секретариата наркома обороны указанное выше заявление И.П. Петухова передается в Главную военную прокуратуру. В подготовленной для заместителя Главного военного прокурора диввоенюриста Н.П. Афанасьева справке, исполненной сотрудником ГВП военным юристом 2-го ранга Белкиным, говорилось: «…Жалоба Петухова (на имя Ворошилова. – Н.Ч.) неосновательна, т.к. о его связях с троцкистами свидетельствуют не только показания свидетелей, но и имеющиеся в деле материалы партбюро НКО. О связях с Гамарником свидетельствует обнаруженная книга Петухова «Партийная организация и партийно-политическая работа в РККА», изд(анная) в 1930 г., с его собственноручной надписью… По отзыву полкового комиссара Катулина… эта книга изобилует ошибками и является политически вредной.

22.3.1940 года Наркомом Внутренних Дел CСCP в ходатайстве Петухова о пересмотре его дела было отказано.

Со своей стороны оснований к пересмотру по этому делу решения Особого Совещания НКВД от 20.4.39 г. не нахожу»[406]406
  Там же. Л. 22.


[Закрыть]
.

Эта справка была написана 17 июня 1940 года. Три дня спустя Афанасьев согласился с выводом Белкина. Ответ же Петухову был отправлен только через четыре месяца.

«26 октября 1940 г.

Начальнику Краслагеря НКВД

ст. Решоты, Красноярской ж.д.

Объявите подавшему жалобу заключенному Петухову Ивану Павловичу, 1895 г. рождения, что его жалоба рассмотрена и оснований к пересмотру дела не найдено.

Военный прокурор ГВП

военный юрист 2 ранга (Белкин)»[407]407
  Там же. Л. 23.


[Закрыть]

Отбывая наказание в лагере, И.П. Петухов умер 30 мая 1942 года. Как умер? Об этом уже никто никогда не узнает, никто уже не поведает. Возможно, что обессилевшего зека, отставшего от колонны, застрелил конвоир. А может придушили уголовники за несчастную пайку хлеба… Вполне вероятно, что было и так, как описывает в своем письме отсидевший 10 лет в ГУЛАГе Н.С. Демьянов: «…Здесь я впервые наблюдал и поразился, как тихо умирают голодной смертью. Накроется с головой одеялом или отвернется к стене и затихнет навсегда»[408]408
  Викторов Б.А. Без грифа «секретно». М.: Юридическая литература, 1990. С. 313.


[Закрыть]
.

Как и у Магера, немногим более года продолжался «глоток свободы» у комдива А.А. Тальковского. До своего первого ареста в конце декабря 1937 года Александр Александрович командовал 3 й Крымской стрелковой дивизией. В главе «В Харьковском военном округе» его имя нами упоминалось. Основанием к аресту послужили показания арестованных «врагов народа», вчерашних сослуживцев по ХВО – командира 23 й стрелковой дивизии комбрига И.Ф. Куницкого и заместителя командующего комдива В.О. Погребного, а также заместителя начальника штаба округа комбрига В.В. Ауссем-Орлова. Первоначально Тальковский обвинялся «всего-навсего» в принадлежности к антисоветскому военному заговору и проведении шпионской деятельности в пользу немецкой разведки[409]409
  АГВП. НП 30263–39. Л. 47.


[Закрыть]
.

По национальности А.А. Тальковский был татарин, что не преминули использовать в своей работе следователи НКВД. Уже в процессе следствия в 1937–1939 годах к делу были приобщены показания нескольких участников так называемой контрреволюционной националистической татарской организации, в том числе комдива Я.Д. Чанышева, изобличавшие Тальковского в принадлежности к указанной организации[410]410
  Там же. Л. 48.


[Закрыть]
.

Как видно из материалов дела, вначале на следствии Тальковский в предъявленном ему обвинении виновным себя признал полностью и показал, что в заговор он был вовлечен командармом Якиром. Одновременно он назвал в числе своих «сообщников» начальника штаба дивизии майора А.П. Кравченко, командира 7-го стрелкового полка майора И.А. Рубанюка, начальника военно-хозяйственного снабжения майора С.В. Зайцева, начальника ветеринарной службы военврача 1-го ранга В.А. Громкова и начальника финансовой части Щербакова, заявив при этом, что все названные лица в состав антисоветской организации были завербованы лично им. В последующем, однако, Тальковский от этих показаний, данных им в Крамской тюрьме (г. Симферополь) отказался, утверждая, что участником военного заговора он никогда не являлся и никакой преступной работы против Советской власти не проводил. Решительно отвергал он и обвинение в том, что будучи участником заговора, проводил вредительство в дивизии[411]411
  ЦА ФСБ АСД А.А. Тальковского. Т. 3. Л. 190–193.


[Закрыть]
.

Несмотря на все ухищрения следователей связать концы с концами и подвести Тальковского под серьезную статью Уголовного Кодекса, сделать это им так и не удалось – обвинения в его адрес легко рассыпались при первой же серьезной проверке. Например, комбриг И.Ф. Куницкий узнал о принадлежности Тальковского к заговору от комкора С.А. Туровского, однако по показаниям последнего бывший командир 3 й Крымской стрелковой дивизии совсем не проходит. Другое обстоятельство – члены так называемой националистической татарской организации в ходе следствия от своих показаний отказались и уголовные дела на них были прекращены. Командарм 1-го ранга И.Э. Якир, якобы завербовавший в заговор Тальковского, на самом деле никаких показаний на этот счет не давал[412]412
  Там же. Т. 4. Л. 136.


[Закрыть]
.

Убедившись в шаткости позиций обвинения в адрес каждого отдельно взятого арестанта, подчиненные наркома Л.П. Берия в начале мая 1939 года объединяют дела девяти человек, проходящих по показаниям Тальковского, в одно следственное производство, надеясь тем самым создать эффект серьезной деятельности по раскрытию крупной вредительской организации в одной из дивизий ХВО. Военная прокуратура округа почему-то «не заметила» вопиющих нарушений в данном деле, на что ей и было строго указано со стороны ГВП. Такая щепетильность Главной военной прокуратуры в октябре 1939 года и удивляет, и настораживает – ведь раньше (в 1937–1938 годах) такого там служебного рвения не наблюдалось.

В результате следственное (групповое) дело № 4882, полученное ГВП от военной прокуратуры ХВО для направления по подсудности в Военную коллегию, возвращается обратно в Харьков с задачей выполнения в полном объеме статьи 206 УПК.

«Военному прокурору ХВО

Возвращаю след. дело № 4882 по обв. Тальковского, Кравченко и др., всего в количестве 9 чел. – по ст.ст. 58–1 «б», 58–7, 58–8 и 58–11 УК.

Всем обвиняемым по настоящего делу инкриминируется то, что они, работая на руководящих командных должностях в войсковом соединении 5299 – являлись участниками заговорщической контрреволюционной группы, созданной по заданию немецкой разведки и врага народа – Якира.

По делу допущено грубейшее нарушение ст. 206 УПК, в силу чего дело не может быть направлено на рассмотрение Военной коллегии Верхсуда…

Большинству обвиняемых было объявлено об окончании следствия в период с 13.IV по 25.IV.39 года, а следственные действия и приобщение различных документов к делу продолжались до 20.V.39 г. Из дела видно, что обвиняемые знакомились только с материалом, относящимся к их индивидуальному обвинению, не зная весь материал дела. Об этом свидетельствует постановление от 7.V. – 39 года об объединении дел обвиняемых в одно следственное производство.

Предлагаю тщательно ознакомить обвиняемых с материалами дела в полном соответствии со ст. 206 УПК, исследовать возможные ходатайства обвиняемых по существу дела, после чего вышлите в ГВП – для направления по подсудности.

Приложение: дело в 7 томах.

И.О. Главного военного прокурора

военный юрист 1 ранга (Панфиленко)»[413]413
  АГВП. НП 30263–39. Л. 12.


[Закрыть]

В прокуратуре ХВО, уязвленные, видимо, такой недооценкой их «титанической» деятельности по выявлению врагов народа, исполнение Главной военной прокуратуры затянули на целых семь месяцев, хотя явная надуманность обвинений бросалась в глаза даже при беглом знакомстве с делом. И только 26 мая 1940 года (на следующий день после освобождения А.А. Тальковского) военный прокурор ХВО доложил в ГВП:

«Секретно. Экз. № 1

Главному военному прокурору

Краской Армии

Диввоенюристу тов. Гаврилову

На № 17192 от 10/V – 40

Доношу, что дело по обвинению Тальковского А.А., Рубанюк И.А., Громкова В.А. и др. ВП (Военной прокуратурой. – Н.Ч.) ХВО прекращено на основании ст. 197 ч. 2 УПК УССР к все обвиняемые из-под стражи освобождены.

Военный прокурор ХВО

бригвоенюрист (Грезов)»[414]414
  Там же. Л. 29.


[Закрыть]

Здесь уместно упомянуть о дальнейшей судьбе одного из обвиняемых, проходивших по этому делу – майора Рубанюка Ивана Андреевича, до ареста командира полка из дивизии Тальковского. Восстановленный в кадрах РККА, он затем последовательно командует частями и соединениями. В начале Великой Отечественной войны Рубанюк командир 176 й стрелковой дивизии. В октябре 1942 года, будучи в звании полковника, он получает под свое начало 11 й стрелковый корпус. Войну генерал-лейтенант И.А. Рубанюк закончил в должности командира 10-го стрелкового корпуса. После войны продолжительное время служил в Вооруженных Силах, уволившись по возрасту в отставку генерал-полковником.

Выйдя на свободу и восстановившись в кадрах Красной Армии, Тальковский приступил к исполнению обязанностей начальника курса Военной академии имени М.В. Фрунзе. Однако в конце июня 1941 года (через неделю после начала войны) его снова арестовывают. Как подчеркивалось в заключении Следственного управления КГБ СССР по делу А.А. Тальковского (март 1955 года), основанием к повторному аресту послужили все те же материалы его прекращенного дела. Новое следствие вел сотрудник 3-го Управления НКО СССР младший лейтенант госбезопасности Морозов. Тальковский решительно отрицал все предъявленные обвинения. Он заявлял, что участником военного заговора никогда не был, вредительством тоже не занимался, а его признания в этой деятельности, данные им в 1937–1938 годах, не соответствуют действительности, ибо они получены от него в результате незаконных методов следствия[415]415
  АСД А.А, Тальковского. Т. 3. Л. 36–43.


[Закрыть]
.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю