Текст книги "Десант Тайсё"

Автор книги: Николай Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

– При всём вашем желании, естественно, никак не раньше того времени, когда найдём необходимое количество составов, дабы точно исполнить сию директиву.

– Знакомый ответ... Тем паче, что все ваши предыдущие титанические усилия свелись к сооружению помпезной Триумфальной арки, под коей всего раз прошествовал побитый в Японии цесаревич... Насколько я знаю, лишних вагонов у вас нет. И потребны воистину титанические усилия, дабы их обнаружить в бинокль.

– Разве в телеграмме указана точная дата нашего отступления? Что-то я не заметил её. Или ради чрезвычайного случая вы готовы добыть нам хотя бы пяток эшелонов?

– Гм, прекрасная мысль... Пожалуйста! Лишь погрузитесь все до единого вкупе с кошками, плошками!

– Х-ха, отступать!.. Как ты можешь нести такую херню?! Да неужто мы согласимся на это позорище? Никогда! – прорычал багровый Кузьмич, глыбой надвигаясь на Медведева. – Кончатся деньги – обойдёмся без них! Не привыкать! Не станет хлеба – мёрзлый кочан будем грызть, но всё одно винтовки не выпустим! Вот мой сказ от имени всех рабочих! Никакого отступления из города мы не допустим! А тех, кто станет к нему подстрекать, – подымем на штыки! Заруби это на своём шнобеле!

– Уважаемый Фёдор Кузьмич, мы действительно не имеем права оставить на произвол интервентов так верящий нам народ и не можем покорно сдать советскую власть на территории, равной Европе. Не для того мы её устанавливали. Да, положение крайне опасное. Но мы ж не Омеля, который пошёл в тайгу на медведя, а сдрейфил уже его рёва. Глупо. Смешно. Тогда не стоило браться за ружьё, – убеждённо заключил Костя.

– Ах, как приятно слышать голос не романтического вьюноши, а зрелого мужа, коему сам Ленин уже не указ... Чрезвычайно пикантная ситуация... Доселе самые рьяные, самые эталонные большевики на деле оказались банальными анархистами. Неслыханный конфуз... Неужели подобное ребячество сойдёт вам с рук?..

– Речь идёт о чести революции, народа. Отечества и самой власти, олицетворяющей эти слагаемые. Речь о чести каждого из присутствующих. Патриоты, надеюсь, признают мою правоту.

– Из чего совершенно определённо следует: вождь революции не соответствует вашему эталону чести, патриотизма. И на сем основании вы не намерены исполнять его приказ. Так?

– Почти. Ведь мы обязаны прежде всего разгрузить порт, на что потребуется уйма времени. А там, глядишь, вообще ситуация переменится.

– То ли сдохнет ишак, то ли грянет мировая революция!

– Аг-га... – улыбнулся Костя.

Что тут началось... Разве могли верные церберы позволить кому-то прикоснуться к портовым сокровищам ценой в шесть миллиардов золотом? Никогда. Но об этом никто из орателей даже в исступлении не сболтнул ни слова. Их пыл сосредоточился на вопиющем анархизме липовых большевиков, посмевших нарушить приказ самого Ленина! Возмущение подхватили все оппозиционные газеты, которые хором расхваливали мудрую телеграмму Ленина и почти матом крыли большевиков, наконец-то сбросивших маскировку и показавших махровые рыла отпетых анархистов, готовых разграбить чужое добро. А прозорливый «Голос Приморья» аж уличил Костю в том, что утаил от всех главное в телеграмме: приказ Ленина уничтожить при отступлении все продовольственные запасы и общественные ценности. Брань, клевета и паника хлестали со страниц... Будто из канализации.

«Красное знамя» не могло развеять столько зловония. Большевики снова кинулись на бесконечные митинги, терпеливо доказывая сбитым с толку людям, что Исполком, уклоняясь от боя с десантами, выиграл главное – сохранил их собственные жизни. Да, наша гордость при этом пострадала, но терпеть унижение придётся явно меньше, чем длилось татарское иго. А в чём и как Исполком сдал свои позиции? Может, снова разрешил бесчинствовать спекулянтам? Нет. Или вернул хозяевам национализированные предприятия, рудники? Нет. Они вполне нормально продолжают работать под контролем бдительных комиссаров. Может, вновь позволил душить город голодом? Нет. Сами каждый день ходите в булочные и лавки, а весь президиум Биржевого комитета, затеявший подобное издевательство над людьми, по-прежнему сидит в тюрьме, слёзно раскаиваясь в содеянном. Или под влиянием десанта освобождена из-за решётки офицерская дружина полковника Боткина, мечтавшего уничтожить во время заседания сразу всех депутатов Совета? Нет. Может, надеются ускользнуть от наказания зачинщики стачки на телеграфе? Нет. Суд над саботажниками вот-вот начнётся. Пожалуйста, приходите в Народный дом слушать его. Никакого отступления тоже не будет. Просто Владимир Ильич Ленин тогда не знал о вашем дружном стремлении защитить родной город и поспешил с таким приказом. Словом, нечего паниковать, мы остаёмся с вами до любого конца. Хотя постараемся, назло всем врагам, максимально отдалить конец света. Для этого и создан Красный штаб!

Исключительно благородный консульский корпус тоже выразил своё веское мнение о телеграмме. Для чего Костю пригласил сэр Ленлоп, всё ещё пребывающий на военном положении. Естественно, предельно устал от него, а потому еле-еле заскрипел:

– Мы удивлены вашим поведением... В такой критической ситуации... Это легкомысленно до, до... Подобное не может быть признано цивилизованным миром, где существует чёткая субординация. Вы считаете себя властью... Это обязывает соблюдать строго определённые законы поведения, выполнять обязательства... Как же можно решать с вами что-то серьёзное, когда вы не подчиняетесь даже Ленину? Такого ещё не знала история... Это даже не анархизм, а – того... Понятно, вы оказались жертвой доверчивости. Тут ясно виден диктатор Никифоров, который воспользовался моментом заявить о себе... Но если мы ещё признаем сына вице-губернатора, до сих пор уважаемого всеми... Кто станет разговаривать с бандой каторжников? Бр-р-р-р... Их всё равно ждёт тюрьма... Хоть при Ленине, хоть без него... У вас, Константин Александрович, другая судьба... Не упустите ж благоприятный момент укрепить свою репутацию. Власть для этого у вас имеется...

Все прежние усилия добиться нужного результата оказались напрасными. Теперь мистер Ленлоп решил применить испытанный приём английской дипломатии: задушить строптивца в объятиях. Уже изнемогая от обилия сиятельной добродетели, Костя полюбопытствовал:

– Что я должен сделать?

– Выполнить всего одно пожелание консульского корпуса.

– Хм, как-то, сэр, того... Консулов целая дюжина, а пожелание... Как-то, сэр, несолидно...

– Это лишь кажется, дорогой Константин Александрович, лишь кажется... – пожурил Ленлоп и гипнотизирующе придавил взглядом льдистых глаз. – Суть его такова: соблюдите субординацию.

– И-ничего себе пожеланьице...

– Точно выполнив директиву вождя пролетарской революции, вы, дорогой Константин Александрович, только укрепите свою позицию председателя Исполкома.

– Вам-то от этого какой прок?

– Подумайте... Пожалуйста, успокойтесь и подумайте. Сын всеми уважаемого Александра Васильевича Суханова должен быть умным... Время у вас пока есть...

– Та-ак, точно исполнив приказ, мы покидаем Приморье, которое вы не захватываете в кровопролитной борьбе, а мирно поддерживаете, чтоб не упала от радости в обморок, местную демократию...

– Правильно, умница, правильно... Есть разница?

– Колоссальная!

– За эту догадливость я, от имени консульского корпуса, гарантирую вам, уважаемый Константин Александрович, счастливую жизнь где угодно. Хоть на собственном острове, поскольку Великобритании принадлежат две трети земного шара.

– В роли Пятницы или Наполеона?

– Гм, чем плоха роль вождя папуасов? Шучу, шучу... Итак?..

– Чрезвычайно признателен вам, сэр, за ослепительную перспективу. Я очень сожалею, что лишу вас, очевидно, самого главного в жизни ордена за дипломатическую победу в джунглях Приморья, ибо у нас, русских, нет страшнее греха, чем предательство. Хоть одного человека. А вы предлагаете мне предать аж полмиллиона людей... Даже позорно известный адмирал Рождественский, по вине которого в Цусимском сражении погибла Тихоокеанская эскадра, и то потребовал для себя на суде смертную казнь. Таково наше понятие чести. Что же потом должен испытывать я, сознательно совершив вопиющее преступление? Просить папуасов зажарить меня живьём?

– Гм, большевик толкует о какой-то чести... – поморщился Ленлоп.

– Кстати, большевиком я стал прежде всего благодаря отцу.

– Преданный парю вице-губернатор тоже был им? Ф-феноменально!..

– Он слишком хорошо знал местных воротил в генеральских, адмиральских эполетах и без оных. Поневоле замкнутый на службе, отец дома отводил душу, постоянно рассказывая обо всем, что возмущало честного человека и патриота. В результате привил у меня отвращение к сановной среде, воспитал уважение к честности, чести, достоинству. За это его до сих пор уважают даже враги. И вот я, любимый сынок, на склоне лет подкладываю любимому отцу подобную свинью... Прекратим оскорбительный разговор. Мы – власть. Значит, обязаны продолжать неумолимую поступь революции.

– Гм, до чего ж знакомо звучит: мы – самодержец всея Руси! Анекдот...

Ленлоп царственно вытянул тощую шею с бугром кадыка. Воротник френча скрывал паука. Теперь он высунулся и шевельнул кривыми лапками, точно потёр их от злорадства. Хватит слушать сиятельную чепуху. Костя поднялся, отчеканив:

– Честь имею!

После такого визита нестерпимо хотелось кинуться в ослепительную от солнца бухту, чтобы омыться от скверны. Скорей бы наступило спасительное лето...

Дополнительно плюнул в душу Агарев, который неделю назад страстно призывал союзников навести в городе порядок, затем испепелил их позором за вероломную высадку десантов, а сейчас так же рьяно упрекал за их малочисленность, поскольку не могли противостоять патрулям красногвардейцев и милиции, дабы установить должный порядок! Поступить более гнусно, пасть ниже этого уже невозможно. Костя брезгливо кинул «Рабочую газету» в корзинку, спросив Мана:

– Сам-то читал этот перл?

– Х-ха, была охота...

– Реликвия явно не желает сохранить себя для истории.

– Давно пора ликвидировать городской сортир.

– Без него тоже нельзя. Может, возглавишь, показав, как должен работать настоящий хозяин города!

– Ещё чего... Была нужда ходить по дворам да кланяться нищим. Я предпочитаю не балясничать с врагами, а сражаться.

– Тогда вызывай провокатора на дуэль.

– Только по решению Исполкома.

– Готовь его.

Забрав подписанные документы, Ман вежливо разминулся в дверях с Проминским. Леонид первым делом угостил горстью отменно поджаренных семечек. Затем флегматично поинтересовался:

– Ну, как себя чувствуешь под штыками десантов? Гнетёт жутко унизительное прозябание или уже смирился?

– В такой круговерти всё как-то некогда ощутить его... Вдобавок вокруг одни русские лица... Разве наш чудесный народ позволит вешать нос? Ради него я готов хоть на дыбу. Если это называется смирением...

– Это называется прозрением, – согласился Леонид и, добавив ещё горсть семечек, ласково обнял Костю за плечи. – Молодчина! Пусть других берут на испуг. Уж если мы открыто сражались против царизма, сопротивлялись ему в казематах, – чего ради паниковать сейчас? История не простит нам пошлого малодушия.

– Что там история... Люди! Ты сам видел их глаза и лица, убедился в решимости отстоять сокровенное. И это вполне реально. Возьми ту же Германию. Конечно, грех восхищаться кровным врагом. Это непатриотично... – смущённо замялся Костя.

– Ну-ну, я не страдаю зашоренностью Мана. Развивай полезную мысль.

– Но грех и не видеть, как она почти четыре года в полной блокаде противостоит всей Антанте да ещё нашла вон какие силы для наступления у нас. Разве это не пример стойкости?

– Правильно... Блестящий пример, который обязывает нас так же умело мобилизоваться против вездесущей Антанты, чтобы тоже четыре года не сумела продвинуться дальше Второй речки.

– А ещё лучше – поскорей вообще исчезла отсюда.

– Знамо дело...

– Председатель, пора докладывать Москве, что мы свершили, – напомнил вошедший Пётр.

Костя насупился. Леонид взял под козырёк, навытяжку отрапортовав:

– Во-первых, объявили Приморье независимым от Москвы! Во-вторых, на этом основании решили больше ни перед кем не отчитываться! В-третьих, комиссар Уссурийской дороги Кушнарёв тоже объявил себя автономным от Исполкома и начисто игнорирует все приказы по добыче вагонов!

Положение впрямь было пропащим. С грехом пополам удалось наскрести по тупикам всего десяток вагонов. Отправлять подобный состав – смешно. Ждать, когда мастерские добавят следующие вагоны, – терять золотое время. Что тут бодро доложишь столице? И Костя сказал:

– Давай загружаться патронами. Хоть их отправим в Хабаровск.

– Э-э, пусть Краснощеков сперва припасёт нам столько же порожняка, – возразил Пётр.

– Светлая мысль. Договаривайся. Для верности пусть Иосиф проводит состав и сам получит замену.

– Вот и осветили тупик... – улыбнулся Пётр. Лишь полный чудак откажется менять пустые вагоны на загруженные дармовыми патронами. Но Кушнарёв уже в Хабаровске легко убедил председателя Дальсовнаркома Краснощекова удвоить состав. Следующие поездки сулили ослепительную перспективу. Чтобы не сглазить, Костя пока утаил это от Москвы.

Глава XVI

Наконец неотразимые доводы Петра убедили Совнарком не спешить с отступлением. Следующая телеграмма Ленина строжайше приказала держаться до полной разгрузки порта. Для чего сюда направлялась комиссия с чрезвычайными полномочиями. Этому обрадовались все, кроме Мана, который фыркнул:

– Х-ха, будто специальная комиссия спасёт нас... Лучше бы вернули наши пушки, чтоб пустить на дно всю эскадру вместе с остальными десантами! Уж тогда чёртовы союзники наверняка больше не рыпнулись бы в город!

Прав был смелый бородач, выразив общие чаяния. Лишь в порыве запамятовал, что у Курил стояла ударная эскадра адмирала Като, а Тихоокеанский флот Америки насчитывал девятьсот сорок вымпелов. Как могла противостоять подобной армаде всего дюжина даже самых дальнобойных орудий, оставленных Корниловым немцам при доблестной сдаче Риги...

Накануне мая в город прибыл первый эшелон чехословаков. Бывшие военнопленные царского правительства ныне возвращались домой. Бесконечно счастливые, что могут покинуть опостылевшие теплушки, они рассыпались по Владивостоку, жадно осматривая прежде неведомый край земли. Небритые, косматые, руки в карманах, чехословаки походили на солдат лишь защитной формой. На своих командиров не обращали внимания, целиком сосредоточив его на встречных девушках, женщинах. Некоторые уже были навеселе и лихо запевали каждый своё. Хоть это расхристанное воинство именовалось дивизией легендарного Яна Гуса, оно настораживало. Костя поинтересовался у Проминского:

– Что тебе известно о лихих гуситах?

– Пока только то, что не имеют оружия. Однако даже без оного героически овладели всеми борделями. Штурм прошёл по всем правилам военного искусства. Захваченные с поличным да к тому же отвыкшие сопротивляться, английские и японские десантники с позором отступили без штанов. Ещё припомнил рассказы офицерья нашей камеры в централе о знаменитом Брусиловском прорыве, который отчасти удался потому, что чехословаки под музыку духовых оркестров сдавались в плен целыми полками.

Остальное рассказал Вацлав Гирса, председатель Чехословацкого Национального Совета в России, приехавший на машине французского консула Рено. Высокий, сухощавый, в новой офицерской форме без единого знака отличия, он походил на Ленлопа. Правда, тут же скрасил неприятное впечатление искренним признанием:

– Я – тоже социалист... Очень рад пожать руку брата. Ведь наш корпус в основном состоит из рабочих. Да, рабочих-революционеров. Может, это звучит нескромно, однако мы, чехословаки, всегда были истинно революционной нацией. Первой в Европе. Да, так... Потому что мы уже триста лет воюем за свободу, равенство и братство. Час нашей победы тоже близко – скоро будем свободны от власти всех императоров!

– Удачи вам! – искренне пожелал Костя, дивясь, как Гирса непривычно членил на слоги, сжимал или растягивал русские слова.

– Спасибо, товарищ Суханов, – Гирса церемонно приложил руку к сердцу. – Очень спасибо...

– Да, что ж мы... Пожалуйста, садитесь. Как доехали?

– О-о, велика ваша Россия! Едешь... едешь... Даже устали. А ещё сколько ехать во Францию...

– На чём?

– Она обещала дать пароходы.

– Что-то их незаметно за эскадрой союзников.

– Будут... Просто мы немного торопились. Ну, нас можно понять...

Странно, почему они, так спеша домой, не воспользовались более кратким путём через Петроград, Мурманск или Одессу, а предпочли колесить вокруг света. Костя уточнил:

– Простите, сколько вас едет?

– Всего в корпусе около шестьдесят тысяч, но первой сюда прибывает дивизия имени нашего прославленного героя Яна Гуса.

– Видите ли, если ждать пароходы в эшелонах, мы забьём все пути. Кроме того, порт завален грузами для России, а вывозить их практически не на чем. Поэтому срывается задание Владимира Ильича Ленина,

– Ле-енина?.. О, это недопустимо. Я тоже хочу сказать: мы хоть и солдаты, однако уже сильно устали от вагонов. Потому с радостью отдадим их. Конечно, если вы имеете место, где нам жить. Тогда, пожалуйста, берите весь эшелон.

– Гостиниц у нас маловато. Да и те заняты богачами из России. Зато на Первой Речке и в Гнилом углу пустуют хорошие казармы. Там раньше был наш гарнизон. Пожалуйста, располагайтесь. Места всем хватит.

– Благодарю вас. Тогда берите вагоны хоть завтра. Ещё один момент: эшелоны идут почти без продуктов. Дорога такая длинная, а делать нечего...

Костя потянулся к трубочке. Гирса предупредительно щёлкнул серебряным портсигаром и чиркнул спичку. Вместе с дымом Костя озабоченно выдохнул:

– С продовольствием у нас беда... Сами всё закупаем в Маньчжурии. Да и то приходится буквально вырывать у Хорвата.

– Кто такой?

– Ещё царский управляющий КВЖД. Сидит в Харбине и не упускает случая напакостить: то не даст вагонов, то у него нет паровозов, а если каким-то чудом всё нашлось, – по ошибке отправит состав не туда. Вот и маемся с ним...

– Я прекращу это безобразие. Пожалуйста, телефонируйте...

С трудом веря, что проблема тоже способна решиться так же быстро, Костя позвонил Мельникову. И Гирса продиктовал правительственную телеграмму Хорвату, предложив немедленно послать во Владивосток все задержанные эшелоны с провизией. Костю нестерпимо подмывало расцеловать чудотворца. Он ликующе выпалил:

– Большущее вам спасибо! Значит, без хлеба вас не оставим!

– Мы – солдаты... Вино нас ждёт во Франции. И это будет самое лучшее вино победы! – торжественно заключил Гирса с улыбкой.

– Кстати, почему именно там?

– Потому, что мы вместе разобьём германцев и освободим от австрияков свою родину, которая станет республикой.

– Ох, сколько ещё прольётся крови...

– Что ж, ещё Мирабо сказал, что революция не делается только при помощи лавандного масла. Ради своей республики мы, как и вы, тоже готовы на любые жертвы.

– Без них не обойтись, но лучше бы вам повезло. Кому охота умирать?

– Всё так... Однако борьба есть борьба. Тем более – за родину и революцию!

Эти слова окрыляли надеждой, что дивизия будет сдерживать интервентов. Костя поневоле радовался задержке пароходов. Пусть идут сюда помедленней. Пусть дорогие гости подольше остаются в городе. И начал расхваливать просторные кирпичные казармы, которые нуждались в пустяковом ремонте. Гирса великодушно согласился:

– О, это мы легко сделаем сами.

Очарованный сплошной любезностью, такой сейчас редкой, Костя готов был немедленно доставить Гирсу на Первую речку, но пришёл вездесущий Кинг. В чистейшей сорочке, белом костюме. Что явно говорило о спаде военного напряжения или решении Америки вообще не ввязываться в рискованную затею укрепить в России демократию. С обычной улыбкой он радостно протрубил:

– Хэллоу, Константин Александрыч!

– Здравствуйте, дорогой Фрэнк. Будьте знакомы. Это товарищ Гирса, председатель Чехословацкого Национального Совета в России.

– Фрэнк Кинг, корреспондент Ассошиэйтед Пресс, – представился он и пожал протянутую руку. – Поздравляю с благополучным, э-э, прибытием.

– Благодарю вас, уважаемый мистер Кинг.

– Надеюсь, вы поделитесь впечатлениями о России, которую наконец, э-э, одолели.

– О, пожалуйста. Прошу в гости. Только я ещё не знаю, где будет мой дом.

– Прекрасно сказано. Чувство юмора всегда возвышало человека над всеми.

Ох, как не хотелось Косте расставаться о обаятельным Гирсой... Однако Фрэнку тоже не предложишь подождать здесь часик-другой. Поэтому честь показать казармы выпала Ману, который в консульской машине помчал дорогого гостя на Первую речку, затем – в Гнилой угол. Костя медленно вернулся в кабинет. Что-то смутное мешало похвалиться удачей с будущими эшелонами. Только посетовал:

– Всё же удивительно: они торопятся домой вокруг земного шара... Впрочем, тогда б мы остались без вагонов.

– И без надёжных защитников. Да, Константин Александрыч, без очень надёжных защитников. Насколько я знаю, они настроены оч-чень революционно. Если учесть, что вам постоянно угрожают японцы, которых всё трудней сдерживать союзникам, а вам просто нечем щёлкнуть по, э-э, пятаку, то чехословаки для вас – настоящий подарок судьбы. Кто рискнёт напасть на Исполком, когда его защищает вся дивизия имени Яна Гуса! А то и весь корпус!

– Вашими бы устами да мёд пить... Тогда я готов стать верующим и молить всех богов, чтобы задержали в пути пароходы. Пусть весь корпус квартирует у нас до победы мировой революции!

– Молитесь, Константин Александрыч, молитесь, благодаря всех богов за то, что вовремя послали вам спасенье. Оказывается, японцы хотели сегодня или завтра высадить весь десант и захватить город. Но теперь у них ничего не выйдет. Опоздали, черти косоглазые... Однако чехи уедут. А уплывут они быстро, поскольку союзникам это выгодно. Ведь уберут из России отлично подготовленную революционную армию, которая поможет разбить Германию и сама там погибнет, избавив Европу от революционной, э-э, заразы. Понятно, что получается?..

– Ещё бы...

– Тогда придёт ваша очередь.

– Америка тоже высадит десант?

– Это совсем необязательно. Есть Япония. Пусть она, э-э, гробит свои войска и превращается в остров, который потом займёт команда любого крейсера. Но чёрт с ними. Мне жалко вас...

Завершить какое-то важное откровение помешал Кингу Пётр, принёсший в большом конверте что-то чрезвычайно важное. Это было послание Ленлопа. С недоумением и тревогой Костя осторожно вскрыл конверт, вслух прочитав: «До сих пор я неодобрительно относился к вам. Я помогал атаманам Гамову и Семёнову. Я – заблуждался. Виной тому натура старого и закоренелого скептика. Вы сумели развеять мой пессимизм небывалым влиянием на массы, доказав закономерность торжества Советов. Я восхищаюсь вашим мужеством и организаторскими способностями...»

– Эк его... Хм, ради чего так распинается? – гадал Пётр. – Эдак яро можно каяться лишь с хар-рошего похмелья.

– Чехи прижали. Вот в чём дело. Потому надо делать вид, что ты добрый, хороший, – пояснил опытный Кинг.

А Костя удивлялся, как мог солидный старшина консульского корпуса превратиться в паяца Агарева... И рассказал о недавней встрече с Ленлопом. Фрэнк задумчиво сказал:

– Какой вы, оказывается, э-э, строптивый... Совсем недавно я считал вас почти равным Ленину. Ошибся, чёрт побери... Вы уже не подчиняетесь даже ему. С одной стороны это – хорошо. Такой человек должен чувствовать свою независимость ни от кого. С другой – получается сразу два проигрыша. Такого не могут позволить себе даже Форд или Рокфеллер. Тем более, что судьба предложила вам двойной выигрыш. Так оч-чень редко бывает в жизни. Зачем же отказываться от подарка? Честное слово, я не ожидал от вас подобного легкомыслия.

– Интересно, в чём вы узрели подарок судьбы? – хмыкнул Пётр.

– В предложенном острове. Жизнь в принципе, э-э, коварна. Особенно уязвим политик. Поэтому он должен застраховаться. Как бы тут ни развивались дальше события, у вас есть приличный остров с кокосовыми пальмами, где можно вместе с Петром Михалычем и остальными друзьями, э-э, гораздо быстрей создать заветный коммунизм. Разве это плохо?

– Великолепная, просто умопомрачительная идиллия! – согласился Костя.

– А я бы постоянно рассказывал всему миру о ваших необыкновенных успехах!..

Пока они увлечённо развивали возможности фантастической перспективы, Ман вернулся из казарм и принял телеграмму, которую не имел права держать до ухода Кинга – слишком дорого время. Решительно войдя в кабинет, он с особым выражением прочитал: «Положение на семёновском фронте грозное. Все, кому дорога революция, к оружию! Товарищи Иркутска, Благовещенска, Хабаровска, Владивостока! Просим, не медля ни минуты, поспешить нам на помощь войсками, оружием. С судьбой Забайкалья связана судьба революции в Сибири. Лазо». Костя тут же позвонил Драгошевскому, предложив созвать добровольцев. Ман преобразился, выпалив:

– Я первый поеду к Лазо! Всё, конец пустопорожним словесным баталиям! Там вволю можно стрелять по врагам, которые никогда не простят нам Октябрьской революции! Поэтому борьба будет жесточайшей! Жить свободными или умереть в бою! Считайте, что никакого Семенова больше нет!

– С таким настроем сам Исполком велит тебе помочь Генриху сформировать и возглавить отряд.

– Но при условии, что оставишь бороду здесь, не то красногвардейцы примут за попа, – добавил Пётр. – Опять же к чему соблазнять Семёнова, который обязательно захочет взять в плен самого Карла Маркса!

– Пошёл к чёрту со своими идиотскими советами талейран... Всё, хватит разводить турусы на колёсах! Я иду к Драгошевскому!

– Я – с вами, – поднялся Кинг с кресла.

– Пожалуйста! Даже могу записать вас в отряд, чтобы весь мир узнал, как лупят японских наймитов!

Наконец-то оживший Ман был уже явно далеко отсюда. И Костя от души помахал ему, точно с перрона. Помолчали, впервые думая каждый о своём... Но привычка размышлять вслух подтолкнула Петра вздохнуть:

– Д-да-а-а... Видно, Семёнов с японской подмогой здорово навалился... Тяжко Лазо... Но там враг хоть с одной стороны... Вдобавок можно отстреливаться... Верней, лупить наповал. Только было бы чем...

– Эх, помогли бы Лазо чехи... В Чите или поблизости наверняка есть их эшелоны. Что им стоит разогнать эту банду? – загорелся Костя.

– С какой стати им лезть на рожон? – возразил Пётр.

– Гирса уверяет, что весь корпус настроен революционно. Значит, наш враг – враг и для них.

– Оно хорошо бы... Впрочем, тогда бы их не пустили через вою Россию. Ведь растянулись по железной дороге аж от самого Бахмача.

– Надо попросить об этом Бирсу.

– Благословляю. Тем паче, что им не нужно даже стрелять. Вполне достаточно предупредить атамана телеграммой и двинуться колонной навстречу. Попробуй тронуть...

– В том-то и суть.

– Но сперва надо выяснить у Ленлопа, согласятся ли консулы на подобную благотворительность.

– А если для этого использовать его покаяние? Пусть на деле докажет, что впрямь изменил отношение к нам.

– Верная мысль. Пусть сэр поджентльменствует, – согласился Пётр. – Да, ради чего он отправил послание-то? Не просто же с бухты-барахты.

– Чтоб замолить прежние грехи, предлагает нам получать все радиограммы, поступающие со всего света на «Суффолк». Печатайте их на здоровье. А первого мая приглашает на раут в «Золотой Рог» с участием всего консульского корпуса.

– Хм, чудеса да и только... Это не в честь ли солидарности с международным пролетариатом?

– Ступай... Узнаешь.

– Для дела надо бы обязательно послушать, какую сеть он там будет плести вместе с другими. Ведь живём почти вслепую, на одних догадках, чем занимается вся эта шатия. Но идти туда в такой затрапезе... Даже швейцар не пустит. А ничего другого нет.

Костя тоже не мог в таком виде появиться на рауте. Всё-таки неприятно видеть презрительные или брезгливые гримасы лощёных господ, которые ещё чего доброго подадут милостыню. Но Петра занимало иное – нельзя проворонить удачный момент. Поэтому подмигнул:

– А если нам приодеться напрокат?