Текст книги "Чеченский транзит"

Автор книги: Николай Пономаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

...Едет Казбек к самолету. Спокойный, готовый исполнить инструкции. Все подготовлено, и на таможне не тронут. В Гамбурге встретят. Нет, он не будет там долго сидеть. Брат пострадал на войне, и надо ему торопиться обратно, мстить за разрушенный дом...

...Двери железные с мощными ручками и замками... Бункер... Буташев смеется... Кинжал Галии в руках бандита...

Андрей подскочил.

– Вставай! – Он бросил чем-то в храпящего Ивана, по-армейски быстро оделся, выбежал в коридор, застегиваясь на ходу.

Почему так поздно пришла информация? Про чеченцев, понятно. Но что было дальше? Что в бункере? Она же рядом...

Комната оказалась пустой. Постель перевернута. На платяном шкафу справа от входа зажат меж дверцами лист бумаги. Два слова корявым почерком: "Сам возьмешь?"

Как же так? Почему не подала сигнал тревоги? Шнапс помешал? Проклятое пьянство. Втянулся, мудак! Расслабился. Но ведь он всю дорогу пропьянствовал, однако слышал голос чеченского духа. Ехать в порт или за Казбеком? Все коту под хвост. Какая теперь разница – два контейнера придут в Европу или все шесть? Эффект будет один: Россия безалаберно хранит свой ядерный запас. На месяц шума! Сенсация! А Галия? Что с ней? Бункер! Нет, это не подземелье собора. А где? Их, должно быть, немало... Постой! Не там ли? Он видел на бетонной стене какие-то фотографии, когда в его видении кинжал Галии держал Буташев. Она сама прекратила связь с ним. Она не хотела его отвлекать от задания... Гусаров потрогал свой кинжал. Нет, он может только принимать сигналы, лептоновые волны.

Продравшего глаза Ивана Гусаров увлек за собой на улицу.

– Вы – человек Кади?

Буташев рассматривал Галию со сложными чувствами. Она красивая девушка. Столько благородства. Она и не совсем человек, если её отобрал легендарный старейшина народа. О Кади Руслан слышал как о вымышленном герое. Только постоянные размышления и анализ причин, почему Гусаров узнавал путь чеченцев, заставили его поверить в предположение о вмешательстве сверхъестественных сил. Простой человек не мог бы отыскать их в большом городе под землей! От простых людей, от милиции они свободно ушли тайным ходом. Их не решились встречать на выходе, готовых к вооруженному отпору. А Галия все знала об их передвижениях. Когда в Петербурге бронежилеты попали в нечестивые руки, Гусаров пошел на сделку, ибо не знал, где пропажа! Он знал бы, будь контейнеры у чеченцев. Буташев догадался, что надо искать соплеменника. Он подозревал кого-либо из своих людей. Но предателем оказалась незнакомая девушка. Человек Рустема в местной милиции подсказал, что двое мужчин и она уезжали со спецназовцем от собора к гостинице. Конечно, попыталась убежать, исчезнуть из номера. Так и случилось бы. Она бы ускользнула, так как точно знала о приближении его людей. Но на счастье Руслана какие-то негодяи вцепились в неё в коридоре. Ее погубила сказочно броская и экзотичная в этих краях внешность. Рустем с Ибрагимом всыпали пьяным насильникам, били как за сестру, даже слегка порезали. И вот она здесь. Гусар сам придет к нему. Если узнает, где она. Если Галия сообщит, попросит о помощи. Урус или придет за ней, или помчится за Казбеком, или за Вахиром. А ног всего пара. В три точки сразу не успеет. Лучше бы сюда явился. Здесь все готово к встрече.

Руслан рассматривал медальон.

– Вы мусульманка?

Она все время молчит и давит на совесть. Как только её сюда привезли, Буташев почувствовал, что в нем стали вспыхивать воспоминания. Детские в основном. Мать, отец, школа, учителя. Нет, ей не дождаться доброты после ночного явления этого проклятого гяура. Он, Буташев, как мышь, прятался от ментов в норе. Его так унизил этот карнавал с немецкой формой!

– Зачем ты помогаешь врагам своего народа? Не дело нашей женщины ходить в европейской одежде вдали от дома, родителей, мужа...

– Ты плохо разбираешься в этом. Затворничество не мусульманская традиция и вовсе не распространяется на всех женщин. В Коране сказано в этом смысле только о женах Пророка. Если объявлен джихад, то женщины сопровождают воинов и сами воюют. Одежда моя – такой же хиджаб, только слегка измененный. Это не противоречит канонам.

– А кольца, этот медальон...

– Украшения – одна из милостей, разрешаемых Пророком.

– Значит, вы сопровождаете воинов джихада? Кого, этого русского?

– Я сопровождаю тех, кто борется со злыми намерениями. Вы сопровождаете тех, кто позвал войну на чеченскую землю. Продажа российского урана нашими земляками не только озлобит русских и настроит против нас, но и ославит чеченцев на весь мир! Вы делаете это за деньги. А там, в родных наших местах, убивают. Льется кровь. Гибнут мирные люди. Там мало хлеба и воды. Там город наш в руинах, а вы отрабатываете слово, данное тем, кто погубит нацию. Нельзя, чтобы чеченцы убивали родных по крови. Поэтому я и сопровождаю иноплеменного праведника. Он тоже исполнит слово, данное Кади. Еще можно что-то исправить, прекратить резню, но передача урана озлобит Россию. Начнут снова искать врагов...

– Вы не боитесь?

– Все в руках всевышнего.

– Так вы все-таки мусульманка?

– Я не могу с вами обсуждать вопросы веры. Бог един для всех. Вера обсуждается чистыми людьми, а чистота рождается из веры.

– Очень жаль, но вы причинили мне много вреда. Погибли или схвачены многие мои люди. Утрачен товар. Или вы, или я.

Вбежавший в комнату Рустем доложил:

– Он явился!

– Настырный. – Буташев встал. – Вот и все. Он сделал выбор.

Бункер бывшего коменданта Кенингсберга со временем стал музеем. Мощные перекрытия защищали в войну от бомб и снарядов, а под землей были созданы идеальные условия для командного состава фашистов. Как и для большинства музеев и библиотек, содержание бункера стало затруднительным. Из бюджета выделяются крохи, введение билетной системы дохода все равно не сулило, поэтому часть казематов оттяпали коммерсанты, обещавшие поддержку. Рустем "наехал" на дельцов и стал фактическим хозяином их дела.

Ранним утром посетителей не было. Едва Гусаров и Харитоненко спустились в коридор бункера, как на двери повесили табличку "Закрыто по техническим причинам". Но, прежде чем её закрыли, ещё кто-то незаметно и осторожно вошел внутрь. Андрей двигался по коридору. Возможно, он ошибся, и Галии здесь нет. На случай неожиданной встречи держал руку в сумке, где скрывался немецкий автомат со взведенным затвором. По обе стороны коридора располагались комнаты с крепкими дверями. Гусаров заглядывал в них. Никого. Но на стенах – фотоснимки, похожие на те, что привиделись ему до обрыва цепочки медальона Галии... Две последние двери закрыты. Впереди перегородка с надписью "Служебные помещения". Еще шаг. Позади вдруг резко распахнулись обе двери. Гусаров выхватил автомат.

В комнате за спиной Галии стоял Буташев.

– Стреляй!

В коридор вышли чеченцы. Ибрагим и Рустем с пистолетами. "Оголенный" ночью Магомед медленно вытаскивал из ножен кинжал. Буташев улыбался:

– Ты опять попал в яму, пастушок. Отдай оружие.

Андрей разжал пальцы. Металл автомата лязгнул, упав на бетон.

"Зачем ты пришел? Я говорила тебе о Казбеке и Вахире! Они уезжают! Кто их теперь остановит?!" – беззвучно кричала ему Галия.

– Отпусти девушку. Я оставил в покое два оставшихся контейнера. Твоя взяла. Ты просил меня дважды, теперь прошу я.

Чеченцы, заломив руки пленникам, связали их за спиной. Втолкнули в комнату. Буташев отпустил Галию.

Вот он, тот, случай, о котором не раз он молил Аллаха. И тогда, после поезда, и после захвата вертолета в Минводах, и в Петербурге, когда убегал одновременно от милиции и от "святовских", а особенно этой ночью в подземелье.

Буташев ударил по ненавистному лицу так, что косточки пальцев заныли. И левой. И правой опять. Отошел.

– Что надо сделать с тем, кто похитил три миллиарда рублей и контейнеры, за которые нам заплатили вперед? С тем, кто бежал из законного плена, кто преследовал и убивал? Друзья! Кто придумает достойное наказание, тому приз – эта колдунья!

Рустем предложил замуровать живьем в покойницких нишах под собором. Магомед желал порезать на куски немедленно.

– Мы очень гуманны. – Буташев подошел к Ивану и, глядя ему в глаза, продолжил: – Такие мучатся больше, когда сначала страдают их друзья.

Иван с ненавистью смотрел на человека, которого считал виновным в смерти своего наставника Пал Иваныча. Неожиданно он, по-воровски коварно изловчился и ткнул лбом в лицо Буташева. Его схватили. Руслан выхватил кинжал из рук Магомеда и одним взмахом отсек ухо Ивана Харитоненко. Кровь брызнула на стену. Галия, разомкнув губы, закричала что-то по-чеченски. Буташев тоже. Рустем подбежал, рванул на ней одежду. Связанный и поверженный на колени Гусаров попытался вскочить, но его ударили в висок рукояткой кинжала, порезав при этом щеку. Увлекшись избиением, не сразу услышали крик в коридоре. Буташев застыл на секунду, увидев в проеме двери летящего вверх ногами Ахмеда. Упал обернувшийся Магомед, и на пороге появился гигант-урус, которому пришлось нагнуться, чтобы войти. Нет, он даже не входил пока. Длинной рукой схватил за горло Рустема, выдернул из комнаты, как котенка, и ударил о стену. Где-то он видел его? Ибрагим схватился с нападавшим в коридоре. Гусаров вставал с колен. Буташев, бросив безухого, кинулся на Андрея с кинжалом. Очень тесно. Андрей отпрянул в угол, согнув ногу в колене, чтобы встретить врага приемом мае – гири. Стойка Гусарова и вид отлетевшего от гиганта Ибрагима заставили Буташева выскользнуть в коридор. Поднимающиеся джигиты бесстрашно прикрыли его от рук здоровенного уруса. Руслан толкнул дверь служебного входа до того, как ударила очередь немецкого автомата. Это нападавший опередил выстрел Рустема. Все другие прекратили сопротивление. Гигант, обшарив их тела своими лапищами, затолкал всех в одну комнату и закрыл. Раненного в грудь и в руку Рустема оставил лежать на полу.

– В меня стрелять!

Дверь служебного входа, за которой скрылся Буташев, оказалась крепкой даже для его массы мышц. Оставив затею, мужчина отошел. В коридор, шатаясь, выглянул Гусаров.

– Живой? – улыбнулся ему Симонов.

– Васька! Черт! Как ты вовремя воскрес.

– Если б не Галия, и тебя пришлось бы воскрешать. Сунулся сюда без прикрытия.

Крепко обнявшись, друзья заторопились – Иван терял кровь. Гусаров поднял отрезанное ухо, Симонов рубашкой зажал кровоточащую рану. Галия привела в порядок свою разорванную одежду, и они побежали к выходу.

– Докатились! Средь бела дня людям уши отрезают! Вы тоже бандиты?

В приемном покое Ивана уложили на носилки.

– Нет, – ответил Гусаров строгому врачу и склонился над стонущим другом. – Ваня, я дальше двинусь, а ты держись, как закончу, обязательно тебя найду!

– У него документы есть?

– Нет у него документов. Чеченцы отняли. Фамилия его – Харитоненко, зовут Иваном. А отчество...

– Понятно...

Ивана быстро покатили в недра госпиталя. Симонов успокаивал Гусарова:

– Это не смертельно. Пришьют ему раковину на место. У меня круче было. – Сунув руку за пазуху, Василий вынул висевшую на цепочке пулю. – Знаешь, откуда эта дура? Из моего сердца! Представляешь?!

– Не представляю.

– Снайпер. В Чечне попал в меня перед самой отправкой нашего ОМОНа обратно в Петербург. Прямо в сердце. Я сам не верил, пока мне после операции газету не показали. А потом ещё по телеку видел: режут меня, из левого желудочка пинцетом вот этот кусочек достают. И Галия рядом. Я знаю, как ты ругался, нуждался в помощи, а она в это время со мной возилась. Выходила меня в считанные дни. Я когда-то читал про филиппинских медсестер, которые после инфаркта человека ставят на ноги за сутки. А Галия меня после такой операции подняла! Короче, когда я наш ОМОН на вокзале встречал, некоторые пугались. В Чечне видели рану в сердце, а я живой их встречаю! Представляешь? Меня на самолете в Питер доставили, а они поездом чухали. И я, убитый, их встретил!

– Мне кажется, мы могли встретиться раньше: в том санитарном самолете были и мы с Иваном!

Встреча вернувшихся с войны была совсем не похожа на те, что знакомы по кадрам кинохроники 1945-го. Поезд подошел к перрону хозяйственного двора вокзала, недоступному для граждан. Туда же, где сгружаются цинковые гробы с телами погибших. На вокзале, полном народа, никто и не подозревал, что двести пятьдесят вооруженных воинов сходят с поезда совсем рядом, но скрытно для посторонних глаз. Почему? Парням было плевать, как их встречают. Главное – дома, главное – живые. На перроне их ждали только десяток сослуживцев, руководство и журналисты. Едва появился вдали локомотив, как операторы забегали, как сумасшедшие, стараясь не упустить что-нибудь важное. Заходили в вагоны, поднимались на башни кранов, чтобы снять картины сверху. Для них запустили несколько сигнальных ракет. Видеокамеры выхватывали в толпе боевые детали – спаренные рожки автоматов, перемотанные синей изолентой, следы от пуль на бронежилетах. Журналисты с микрофонами приставали:

– А что больше всего запомнилось?

– Воды нет и еды мало.

– Мы с местными делились.

– Чеченцев там нет, только русские остались в городе.

– И города нет. Равнина. Даже деревья скошены, как трава.

– Мы шли за армией, расчищали районы от оставшихся боевиков. Но часто оказывались впереди солдат.

– Вон того парня пуля "подстригла". Прямо над головой просвистела. Непонятно, откуда и кто стрелял. Потом этого снайпера нашли, застрелили.

– Убивать приходилось?

– Да. Война же.

– Много рожков истратили?

– Там не рожками, там цинками считают.

– Снаряд попал в наше расположение. Солдат стоял в метрах десяти от меня. Первогодок из внутренних войск. Ему осколком голову отстригло.

Как ни странно, бойцы ОМОНа все до одного были трезвые. Казалось бы, с войны едут, в поезде скучно и водки – завались. А почему-то не пилось! Это встречающие были "под балдой" и предлагали выпить за встречу.

– Пока ты ездил, у меня дочка родилась. – Обнимал рыжего друга невысокий крепыш.

– Поздравляю. – Рыжий сам был многодетным отцом, и его сейчас так тянуло домой к своим пятерым!

Родственников предупреждали о прибытии поезда из Чечни, но встречать просили в здании ОМОНа. А так хотелось бы видеть здесь своих мальчишек, встречающих папу с фронта! Среди других бойцов, средь этих ящиков с оружием и патронами.

Радость радостью, а работа продолжалась. Эти самые ящики грузили в автобусы, выстроенные друг за другом на всем протяжении платформы. Когда все сели, колонна тронулась. Автомашины ГАИ ехали в голове и в хвосте. Люди на Невском, видевшие автопоезд, спрашивали друг друга: откуда и куда едут эти милиционеры в таком количестве? Вернувшихся с войны, уцелевших должны были усыпать цветами, махать им руками, кричать "ура!", приветствовать. Вместо этого – озадаченные взоры. Если тайно убывают на войну и так же тайно возвращаются, то за кого воюют? За что воюют? Народ грамотный, поймет, только объясните, не задавайте таких вопросов: почему таятся эти жертвенность и героизм?! Колонна проехала – и все. А в автобусах сидели те, кто совсем недавно переступал на улицах через трупы, которые не успевали убирать, кто видел убийства и сам убивал и мог бы расстаться с собственной жизнью. Те, кому в уши вложили такую идею: если не наведем порядок во всей России, то его не будет и в каждом конкретном городе. Так-то оно так, нельзя было оставлять в покое криминальную республику-паразита, но во всем чувствовалась какая-то фальшь, во всей войне. Кто-то жизни теряет или калечит, а кто-то обогащается на этом. Проклинают правителей овдовевшие, осиротевшие.

Симонов поехал на базу ОМОНа в одном из автобусов. Его приветствовали, удивлялись, что живой.

Сдав Ивана врачам, Гусаров позвонил в Калининградский РУОП и сообщил о чеченцах, плененных в бункере.

– Это те самые, которых вы вчера пытались задержать в связи с отравленной водкой.

– Кто вы?

– Да так, проездом.

Андрей, Галия и Симонов вышли на порог госпиталя.

– Что делать?

Они стояли и, не размыкая губ, общались. Все трое видели одно и то же – передвижение Казбека, Вахира и Буташева.

– А как мы их найдем там, за бугром?

– Так же, как и здесь.

– И ты поедешь?

Галия утвердительно кивнула.

– Догоняйте их, на меня не оглядывайтесь.

– У тебя документы есть? – спросил у неё Гусаров.

У Симонова все отобрали в Чечне, но он предложил выход:

– Поедем в Черняховск, оттуда – на базу катеров. Морем будет быстрее всего. Самолетом сложнее – виза, билеты...

– Угонишь катер?

– Я там служил на действительной.

Дорогой Симонов поведал Гусарову о своих приключениях. Его действительно парализовало от мазраевского угощения на площадке шашлычника Бахрама. Могли бы убить, отдать в рабство, но такие, как он, специалисты были самыми необходимыми в готовящейся к войне республике. Симонову предложили наемничество, посулили хорошие деньги. Вася только удивлялся такому предложению: неужели чеченцы верят, что русский за деньги станет воевать с соотечественниками? Все равно Мазраева распирало от гордости. Он будет за веревку, как зверя, водить на занятия боевиков самого сильного командира Петербургского СОБРа! Как Вася ни противился, его первое время силой таскали проводить занятия, выпытывали, заставляли. Вокруг Чечни уже стояли русские войска. Журналистов российская армия по части информирования держала на голодном пайке, зато люди Президента Чечни радушно встречали их. Особенно иностранцев. Одному бибисишнику Симонова и продали. Коварно, по-восточному. Якобы вот он, спецназовец из Петербурга, обучает гвардию Президента. Сфотографировали его на фоне тренирующихся боевиков. Вася возмутился и лег. Что ему ни делали – лежал к не вставал. Содержали его, строптивого, потом в тюрьме. Бежал во время обстрела и встретил питерский ОМОН в каком-то здании. Присоединился и в удовольствие повоевал, желая расквитаться. Особенно старался, когда брали здание МВД. Нашел-таки Мазраева, потрогал за жирное пузо. А на следующий день его сразила пуля.

– Галия меня нашла в Петербурге. Я картины видел про нас, про старца какого-то, про твои подвиги, а потом про экспедицию отравленной водки. Первую партию встретили очень грамотно. Бодягу – в канализацию, бутылки сдали, вырученные деньги – в детский сад. Мне потом Галия показала Буташева – весь зеленый был после нашей акции. Приказал остальное везти мимо Петербурга в Калининград. Вот мы и встретились.

Генрих Мюльц, шеф службы общественной безопасности, получив оперативное сообщение о возможной доставке в страну партии урана из России, оживился. Это было как раз то, что нужно перед выборами. Это хоть как-то сгладит всплеск недовольства, вызванный убийством в борделе. Шумят о русской мафии и недобросовестности полиции. На задержании контейнеров с ураном можно построить целую кампанию. Генрих представил свое выступление перед народом с фотографиями злодеев, показом контейнеров. Сначала газеты. Уже сегодня надо организовать общие пространные размышления о вреде существования ядерного оружия, о несчастной Европе, зажатой меж двух вооруженных монстров – России и США. Потом – задержание. Потом – новые подробности. И так далее. На месяц! Журналисты долго будут кормиться этой темой.

Отодвинув в сторону все остальное, Мюльц вызвал Клауса. Начальник отдела разведки хитро улыбнулся, когда шеф спросил об источнике информации.

– В общем-то, это наша идея, попавшая на благодатную почву. Мы решили не ждать, пока она сама посетит мозги тех, кому это выгодно. Беспроигрышная комбинация. Довольны все. Чеченцы – так как подорвут доверие мирового сообщества к России. И мы – так как не дадим совершиться злу и сможем доложить обществу о ещё одной успешной операции. Уран не попадет к террористам. Заказчики груза ждут прибытия контейнера с минуты на минуту.

– Докладывайте о ходе операции. Желательно мое непосредственное участие на завершающем этапе.

Регистрация на рейс уже завершалась. К стойке не спеша подошла девушка, стройная горянка, протянула билет и документы.

Дежурная весело проверила:

– А виза?

Галия впервые выезжала за пределы России и сейчас усиленно пыталась представить себе, как должна выглядеть процедура выезда. Достав листок бумаги, она заставила дежурную увидеть на нем то, что ей следовало видеть.

– Поторопитесь, посадка заканчивается.

Галия улыбнулась и прошла мимо таможенного контроля. Вещей у неё не было.

Галие пришлось пропустить ближайший рейс, так как на нем улетал Буташев. Урановые контейнеры уже были в Армбурге. Скоро все участники чеченской операции должны встретиться. Галия понимала, что для Гусарова рождается какая-то новая опасность, к источнику которой она не в силах приблизиться. В кресле самолета ей вновь представилась возможность присоединиться к лептоновым потокам информации чеченцев за рубежом.

Вмешательство Гусарова расстроило планы передачи контейнеров. Перестроившись на ходу, Буташев разделил время и способы доставки двух оставшихся. И сам полетел отдельно. Наученные опытом отеля "Европа", чеченцы должны были отказаться от пятизвездочных удобств и поселиться в кемпинге. Благополучно доехав, Вахир и Казбек встретились в условленном месте на Унтер-ден-Линден.

Было бы желательно "раздеть" их до встречи с Буташевым, но сообщники Галии были ещё в пределах порта. Береговая охрана буксировала брошенный ими катер. Гусаров и Симонов топили у берега резиновую лодку с мотором.

– Ну вот, а ты боялся. – Симонов вышел на берег в предутреннем тумане.

– Нехорошо бросать казенное имущество.

– Да брось ты. Целые корабли продают за гроши и взятки. А этот катер такой старый, что ещё я на нем службу начинал. В другой стране давно бы списали. Эх, морской десант! Десант-диверсант! После увольнения давал подписку о неразглашении. Даже тебе не скажу то, что знаю об этом побережье. Пять тестов на выживаемость здесь выдержал! Без провианта, без денег, без оружия...

– С деньгами у нас, слава Богу, проблем нет.

Самым неожиданным открытием при инвентаризации харитоненковских запасов было обнаружение валюты. Получив одежду и вещи раненого, переодетого в больничную пижаму, Гусаров нашел невероятное количество самых разных вещей. Дозиметр, фляги с водкой, фальшивые пятидесятитысячные, порнографические фотографии, связка отмычек, сделанных из канцелярских скрепок, и... пять тысяч долларов!

– Все-таки упер Ванечка! – с неодобрительным восхищением констатировал Андрей.

Тогда, в вертолете, он не заметил в суматохе, как Иван успевал помогать выносить наружу чеченцев и прихватывать то, что плохо лежит. Харитоненко решил, что от миллиона не убудет, если взять пачечку стодолларовых бумажек. А потом еще. Одну... Две...

Теперь деньги были как нельзя кстати. В чужой стране без языка и без денег делать нечего. Школьные познания английского и первоначальный капитал в виде этой банковской упаковки уже давали надежду на успех. Подозрение, что и американские деньги могут оказаться фальшивыми, развеялись в магазине одежды. Гусаров и Симонов оделись как состоятельные люди и вышли в город.

Руслан Буташев позвонил из отеля по номеру, данному ему в Чечне. На ломаном русском девушка ответила, что его звонка ждут и попросила сообщить номер телефона в отеле. Ему перезвонят. Руслан продиктовал и повесил трубку.

Вечером назначена встреча с Вахиром и Казбеком. Интересно, где они остановились? Это не его люди, это люди правительства, и они могут ослушаться, поселиться где-нибудь в центре, даже в этом же отеле. Скорее бы сбыть этот неблагодарный товар! И забыть! Никогда больше он не свяжется с политиками. Мафия против милиции – извечное противостояние. Привычное и естественное, как два быка в Калининграде, упертые лбами друг в друга. И никого третьего! Никаких сверхъестественных сил и никаких спецслужб. С бешеным псом Гусаровым он разберется, когда вернется в Петербург, с остальными – договорится. Жалко, что война с Россией влияет на отношение населения к чеченцам. Зато фирмачи будут больше бояться. Пара взрывов – и в кармане зазвенит! Благо, теперь нет дефицита на взрывчатку и оружие. В людях тоже. Фанатиков и террористов можно легко перевести к себе на службу.

Размышления были на подъеме, когда зазвонил телефон. Та же девушка сообщила, что к нему в отель выехал человек, попросила принять. Руслан проверил оружие и стал ждать.

Каково же было его удивление, когда в номер вошел не кто иной, как... Али Качыров. Такой же самоуверенный и самодовольный.

– Приветствую, усто Руслан! – поздоровался доброжелательно, крепко пожал руку. – Очень рад тебя видеть. Второй день тебя жду, соскучился по родной речи, по землякам.

– Да, усто Али, давно не виделись, как дела? Мы в Минводах попрощались. Надеюсь, там все закончилось хорошо?! – Руслан спрятал глаза при этом вопросе. Он вспомнил бешенство Качырова по поводу перезахвата вертолета.

Но Качыров действительно был в хорошем настроении, про свою неудачу вспоминать не стал и не заметил сарказма Буташева.

– Как долетел?

– Спасибо, хорошо. Удобно и с напитками.

– А люди?

– Еще не знаю, надеюсь, что нормально.

– Ты не с ними прилетел?

– Нет, пришлось послать их разными дорогами. Встречаемся вечером на Унтер-ден-Линден. Давно был на родине?

– Пять дней назад улетел. Через Турцию. Плохо дома. Президент не унимается. Хочет весь Кавказ поднимать, призывает к оружию. Сформировал отряд смертников. Их души уже принадлежат Аллаху, можно сказать, они сами себя похоронили. Мужественные солдаты, патриоты. Но таких немного. Союзников останавливает вид разрушенной Чечни. Президент на что-то надеется. Даже на эту нашу акцию. После скандала будут возможны санкции против России. У нас получится?

– Теперь все зависит от передачи урана здешнему покупателю.

– Сколько контейнеров привез?

– Два.

Али посмотрел пренебрежительно, и Буташеву снова захотелось спросить про вертолет.

– Еще повезло, что двое доехали. О перевозке стало известно Кади, и он вмешался. Враги знали о каждом нашем шаге.

– Кади?

– Кади. Он существует все-таки. Все легенды имеют основу.

Качыров рассмеялся.

– Извини. Видно, тебе досталось в эту экспедицию.

– Усто Али, ещё не все закончено. Не приведи Аллах, чтобы и ты убедился в правоте моих слов. Если у тебя здесь есть агентура, пусть следят, чтобы во время передачи контейнеров поблизости не было ни одного русского.

– Проследим. Неужели с ними нельзя было договориться?

– Нельзя. Во-первых – принципиальны, во-вторых – они под контролем Кади, в-третьих – они все время пьяные.

– Пьяные?

– То ли алкоголики, то ли против радиации пьют.

– Их, как я помню, двое было?

– Двое. Одному я отрезал ухо. Его сменил другой. Здоровенный парень.

– Ты думаешь, они прилетят сюда?

– Не исключено.

– Ты заметил хвост?

– Им не надо следить за кем-либо воочию. Помнишь, в легенде – Кади своим мысленным взором следит за народом чеченским? Есть у него и как бы служители. Вот они и следят за нами, подгладывают за нашими действиями. Они найдут нас, если приедут, надо серьезно готовиться к встрече. В Калининграде они нашли нас под землей! Не надо улыбаться, Али, я в своем уме.

– Я верю. Все равно тебе надо отдохнуть, развеяться. Я приглашаю. Здесь есть хорошее место, где обслужат с шиком и бесплатно.

Светлана Ивлева испытывала глубокий страх. Впервые её жизни угрожали столь реально. Даже те страшные недели в Петербурге, когда у неё вымогали деньги и комнату, не шли ни в какое сравнение. Там, у себя на родине, она могла ещё надеяться на сочувствие, на участие государственных структур. И правда, милиция избавила её от беды. А на кого рассчитывать здесь? Нет ни влиятельных знакомых, ни документов. Она рабыня здесь, не человек и целиком зависит от милости хозяев. Теперь не стало и хозяйки. В этой ситуации любой может безнаказанно делать с ней все, что захочет...

Летела она сюда через Будапешт. Курт встретил её, как было обещано в фирме, вычисленной через газету. Поселили в квартире, и ещё полторы недели ждала обещанной нелегальной переброски через границу. Иначе было не проникнуть – визу так и не удалось открыть. Это теперь она предполагает, что сделано это было намеренно, чтобы здесь она оказалась бесправной нелегалкой. А тогда нежно благодарила всех, кто помогал. В том числе приятеля Курта, пересекшего с ней границу на собственном самолете. В Армбурге её встретила фрау Корфф, дородная женщина средних лет. Деловито осмотрев вновь прибывшую, она просияла. Сказала пару едва понятных комплиментов вроде "отличная кобыла для частой выездка", которым её научили каверзные девчонки, попадающие сюда из России. Фрау дала Светлане немецкий паспорт на случай таможенной проверки и повезла к себе. Да, у неё действительно было четыре магазина. Однако у неё и в мыслях не было предлагать работу в них. За прилавком будут стоять её соотечественницы, вышколенные для работы с покупателями, а не приезжие девахи. Их место в специальном квартале города, где полиция не любит появляться, а добропорядочные граждане приходят, если вынудят обстоятельства.

В борделе фрау Корфф было уже около десятка русских девушек, и только половина из них имела официальные разрешения на проживание в стране. Фрау Корфф продлевала им визы на любые сроки. Светлана сразу почувствовала её могущество. Перед ней трепетали не только работницы, но и соседи. В полиции, как казалось, у неё все если не родственники, то лучшие друзья.

В первый же день Светлана была потрясена своим бесправием. В комнате, куда её поселили, она увидела на обоях над кроватью полуметровое пятно плохо замытой крови.

– Боже мой, что это?

Объяснение потрясло её.

– Одна сучка решила побольше намолотить и снизила тарифы на услуги. Курт полетел с ней обратно в Венгрию, чтобы потом по почте выслать останочки в цинковом ящике. Он часто возит тех, кто не выполняет условий договора, – пояснила высокая миловидная девушка из Тулы, которую почему-то звали Кочергой.

– А кто ее?

– Когда молчишь, то слаще спится. Я думаю, сами девочки. Или заплатили, чтоб ручек не пачкать. И тебе фрау эту комнату выделила затем, наверно, чтоб ты сразу усвоила правила поведения. Ничего, отмоешь пятно или секс-плакатиком закрой.

– А что я буду делать?

– Ты – проститутка. И распрощайся с отговорками, мечтами. Легче будет.

– Мне в фирме обещали работу в магазине.

– Будет время и в магазине сможешь подрабатывать. Это уже по желанию и с согласия фрау.

– А если я не согласна?

– Иди на улицу. Никто тебя не держит. Ты что – первая такая? Были уже. Уходили. Не знаю, с подачи ли фрау или сами по себе, но полицейские тут как тут. Паспорт, виза! Нет виза? Под зад коленкой! Поизмываются, подержат в камерах. Не знаю, правда ли, только все соглашались работать в борделе. Ну куда ты денешься?