Текст книги "Огонь ради победы"

Автор книги: Николай Великолепов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Вот уже несколько часов я почти неотлучно нахожусь рядом с ним. Напряжение огромное, но на лице Григорьевского нет и тени усталости и тревоги. Все так же нетороплив он в движениях, говорит спокойно, тихо, но неизменно твердо, властно. Для меня особенно важно, что Иван Федорович проявляет глубокое понимание возможностей разных видов артиллерии. Значит, работать под его командованием будет интересно.

С большим вниманием комкор следил за ходом сражения на той стороне Буга. Батальоны 274-й стрелковой дивизии медленно продвигались через большак Дубенка – Скрыбишин, идущий вдоль западного берега реки. Враг стремился любой ценой воспрепятствовать расширению нашего плацдарма. Как докладывал комдив генерал-майор В. П. Шульга, его подразделения за истекшие часы отразили восемь сильных контратак.

– И вот снова из леса, что юго-восточнее Янострува, – возбужденно говорит комдив, – до батальона пехоты при поддержке танков контратакует наш правый фланг.

А через несколько минут мы получили доклад, что под сильным натиском танков и автоматчиков противника наши подразделения стали отходить за большак.

– Надо помочь пехоте, – сказал, обращаясь ко мне, генерал-майор Григорьевский. – Подключите корпусную артгруппу.

– Но она сейчас поддерживает левофланговую дивизию южнее Скрыбишина, там тоже очень трудно.

– Надеюсь, не вся, – спокойно заметил Григорьевский. Он, конечно, знал, как расчетливо штаб артиллерии планирует огонь корпусной артгруппы.

Немедленно связался с подполковником Шаповаловым – командиром 56-го гвардейского минометного полка. Толковый и расторопный офицер с полуслова понял задачу. Буквально через несколько минут дивизион «катюш» дал залп. Он удачно накрыл атакующую группу противника в районе Янострува. Положение на правом фланге 274-й стрелковой дивизии было восстановлено.

И все-таки меня одолевало желание самому побывать в этой дивизии. Грешным делом подумалось, а нет ли там «рассогласовки» между комдивом и его командующим артиллерией. Последнего – полковника С. Е. Судиловского – знал уже давно, мы с ним еще в 1942 году встречались на Западном фронте. Тогда он командовал артполком большой мощности (БМ) и как нельзя лучше подходил к этой должности. Но служба в тяжелой артиллерии наложила отпечаток на характер человека, и без того по натуре неторопливого, спокойного. Его крупнокалиберные системы (один снаряд весил сто килограммов!) привлекались к стрельбе по особым целям – мощным бетонным укреплениям, командным пунктам. Все там делалось основательно, с солидными расчетами.

А теперь Судиловский возглавил артиллерию стрелковой дивизии. Тут только поворачивайся, успевай за пехотой и танками, перестраивайся на ходу, с ходу и огонь веди. Конечно, нелегко пришлось человеку, не хватало ему опыта постоянного взаимодействия со стрелковыми частями. Не все поначалу получалось гладко, и это сказывалось на отношениях с командиром дивизии. Чувствовалось, генерал-майор В. П. Шульга не особенно благоволил к своему артиллерийскому богу. Но надо отдать должное полковнику Судиловскому: он не обижался, а терпеливо постигал новое дело, воевал и учился.

Командир корпуса отпустил меня в 274-ю. Полковника С. М. Судиловского я нашел на наблюдательном пункте. Он кратко доложил обстановку. Настроение у офицера было приподнятое: дивизия первой преодолела Западный Буг и вступила на польскую землю. И, понятно, в этом успехе немалую роль сыграла его артиллерия.

Зашла речь об отражении недавней контратаки.

– Конечно, не подкинь корпус «катюши», было бы нелегко, – сказал Судиловский. – Но, пожалуй, и сами бы справились. Отлично действует восемьсот четырнадцатый артполк. Его командир Котлярский настоящий ас-артиллерист. Присмотрелся и к полковой артиллерии. Там тоже молодцы, все время с пехотой, огнем и колесами ее сопровождают. Ну а за помощь спасибо: на плацдарме каждый снаряд на счету.

Было приятно все это слушать: наш бээмовец успешно врастал в дело. Подтвердил такое мнение и Василий Павлович Шульга.

– Доволен Судиловским, – коротко сказал он. – Посмотрел его в бою. Вполне доволен!

На корпусной наблюдательный пункт я возвратился к ночи. В это время приступила к форсированию Западного Буга и третья наша дивизия – 134-я. Она переправлялась на правом фланге – севернее Кладнева. Хотя фашисты продолжали оказывать сильное сопротивление, захваченные плацдармы расширялись, соединялись и к вечеру 21 июля 1944 года советские войска на шестидесятикилометровом фронте продвинулись на 15–20 километров в глубь территории Польши.

Вместе с советскими войсками вступили на родную землю и воины 1-й польской армии. Встречая их, невольно вспоминал, как десять месяцев назад у местечка Ленино видел польских солдат впервые. С того времени многое изменилось. Тогда бои велись на границе Смоленщины и Белоруссии, а теперь мы за Бугом! Тогда была единственная польская дивизия, а в ней – единственный артполк. Теперь в боях участвовала уже польская армия со значительным количеством артиллерийских частей.

Как-то мне повстречался офицер-артиллерист, на его фуражке блестел польский орел. Он вытянулся и лихо козырнул. Присмотревшись, я узнал в нем того самого капитана, с которым беседовал на Смоленской дороге.

– Поздравляю с прибытием на родную землю!

– Спасибо! Да, мы, поляки, дождались радостного дня. За это благодарны Красной Армии.

Таких встреч с польскими товарищами случалось немало. Но, надобно сказать, обстановка в Польше тех дней была непростой. Реакционные силы по указке своих лидеров, находившихся в Лондоне, вели враждебную по отношению к нам пропаганду, всячески препятствовали сплочению и мобилизации поляков на борьбу с нашим общим врагом – фашистскими захватчиками. Однако пропаганда, построенная на лжи и обмане, не могла пустить глубокие корни в сознании народа.

24 июля был полностью очищен от гитлеровцев один из древнейших польских городов – Люблин, который стал до освобождения Варшавы временной столицей возрожденной Польши.

Повсюду нас встречали толпы ликующего народа. Впервые в истории Польши армия другой страны вступила на ее землю как освободительница. Сколько искренней, душевной благодарности было в радостных возгласах: «Нех жие Червона Армия!» Жители протягивали солдатам букеты цветов, обнимали, целовали, наперебой приглашали в дома.

Вспоминая те дни, не могу умолчать о фашистском лагере смерти Майданеке под Люблином. Осмотрев лагерь, мы покидали его с чувством глубочайшего сострадания к замученным людям и жгучей ненависти к тем, кто творил здесь страшное дело. Видел я печи, где фашисты сжигали своих узников, видел трупы, наспех закопанные в больших ямах на окраине лагеря. Видел мешки, до отказа набитые женскими волосами, педантично подобранными по цвету. Смотрел и толстые книги учета. Много страшного довелось там увидеть. Но почему-то особенно жуткое впечатление производил склад обуви. Кроме громадного барака, доверху заваленного всякой обувкой, рядом стояли еще и навесы, под которыми она высилась грудами. Обувь всех фасонов и размеров. Вместе с изношенным бедняцким сапогом лежал новый лакированный ботинок. Рядом с изящными дамскими туфлями валялись простенькие стоптанные босоножки. И тут же детская обувь разного цвета. Тысячи штук башмаков лежали навалом: их гитлеровцы еще не успели разобрать. А рядом – уже обработанные: штабеля подметок, каблуков, задников. Все тщательно сортировалось, складывалось, готовилось к вывозу.

Жуткая, никогда не забываемая картина!

Жгучая ненависть к врагу прибавляла нашим воинам сил. Войска левого крыла 1-го Белорусского фронта, выйдя на рубеж Лукув, Люблин, главными силами двинулись к Висле. 25 июля 1944 года передовые соединения 2-й гвардейской танковой армии вырвались к реке. Танкисты овладели на восточном берегу Вислы городами Демблин и Пулавы, а затем устремились вдоль реки на северо-запад – к восточному предместью Варшавы.

Наша 69-я армия получила задачу выйти к Висле на рубеже Пулавы, Юзефув и захватить плацдармы на ее левом берегу. Рассчитывая упредить гитлеровцев и не дать возможности их резервам, а также отходящим частям занять оборону по реке, командарм генерал-лейтенант В. Я. Колпакчи приказал выслать к Висле от корпусов усиленные передовые отряды.

61-й стрелковый корпус наступал в направлении Майдан Ментовски, Карчмиска, Вилькув. К исходу 27 июля мы должны были занять рубеж Подгуж, Лупки на восточном берегу реки, а в ночь на 28 июля – передовым отрядом форсировать Вислу и захватить плацдарм в районе Бжесце, Люцимя. Справа от нас действовал 91-й стрелковый корпус, а левее – 25-й стрелковый корпус.

Генерал-майор И. Ф. Григорьевский приказал сформировать передовой отряд корпуса из подразделений 247-й стрелковой дивизии.

– Сейчас до Вислы восемьдесят пять километров, – напутствовал он комдива генерал-майора Г. Д. Мухина. – Главная задача передового отряда – как можно быстрее прорваться к Висле. Идти форсированным маршем, по пути в бои не ввязываться, по возможности конечно.

– Пожалуй, часов за десять управимся, – заметил, вынимая из кармана свою любимую трубку, Григорий Денисович Мухин. – С транспортом у нас худо, тылы отстали, горючего не хватает.

– Даю восемь часов, – твердо сказал комкор. – Сам поеду вслед за передовым отрядом.

Григорий Денисович Мухин занялся формированием передового отряда. В него включили лучший батальон 909-го стрелкового полка, усиленный гаубичной и двумя истребительно-противотанковыми батареями, самоходно-артиллерийскими установками и ротой саперов с легкими переправочными средствами.

Отряд посадили на автомашины, срочно собранные из разных частей. Большое затруднение возникло с горючим. Ожидать его подвоза было некогда. Поэтому командир корпуса приказал слить горючее у оставшихся машин и передать его транспорту передового отряда.

– Пошлите с отрядом группы общевойсковых, инженерных и артиллерийских разведчиков, – добавил он. – Нужно побыстрее взять «языка», пощупать оборону, выбрать участки для переправ.

27 июля передовой отряд вышел к Висле. Вслед за ним в район Застув Поляновски прибыл на Вислу командир корпуса с небольшой группой офицеров. В их числе был и я. Скрытно, через сады, мы подошли к берегу, стали наблюдать из-за деревьев. Перед нами простиралась широкая гладь великой польской реки.

– Скорость течения – один-два метра в секунду, глубина – четыре – шесть метров, – докладывал генерал-майору Григорьевскому корпусной инженер подполковник Василий Михайлович Завьялов. – Ширина Вислы – от шестисот до тысячи метров. Но здесь, как видите, она местами сужается. Так что нам повезло.

Всматриваясь в левобережную сторону, мы отчетливо видели в бинокли, что за урезом воды и желтой полоской берега росли мелкие кусты ивняка и начиналось укрытое осокой болото. Далее, вдоль широкой поймы, чернела высокая дамба, а за ней вырисовывались на голубом небе деревья, окружившие колонию Бжесце.

– Отсюда, из низины, многого не увидишь, – заметил командир корпуса, разворачивая крупномасштабную карту.

На ней двумя жирными красными линиями была обозначена корпусная полоса наступления шириной 10 километров – от Подгужа на севере до Лупок на юге. Мы находились чуть южнее Подгужа, то есть на правом фланге. Иван Федорович Григорьевский достал из планшетки карандаш и обвел треугольником отметку 208,5 восточное берега Вислы.

– Пожалуй, это самая высокая точка над рекой, сказал он и, обращаясь ко мне, добавил: – Надо проверить.

Так я попал на высоту 208,5. Отсюда в обширном секторе на несколько километров в глубину просматривался завислинский берег – от каменных руин старинного замка Яновец справа и до расположенной в низине деревни Люцимя слева. На первый взгляд казалось, что на противоположной стороне все спокойно, нет никаких признаков противника. Но это только казалось. Живописно разбросанные деревни, хутора, сады, рощи и особенно лесные массивы, несомненно, служили неприятелю хорошей маскировкой.

Живописная панорама на той стороне напомнила мне родной Липецк. Там весной во время разлива реки Воронеж с Соборной горы открывался такой же замечательный вид.

Как часто, находясь вдали от родного края, я вспоминал наш тихий курортный городок, раскинувшийся

 
среди гор и оврагов глубоких,
где Липовка мирно течет…
 

Вспоминал старинные тенистые парки и чудесную русскую реку Воронеж с удивительно чистой водой, спокойным течением и прекрасными, то крутыми лесистыми, то пологими песчаными, берегами.

Но обстановка не позволяла увлекаться воспоминаниями. Вскоре на высоте 208,5 появились артиллерийские разведчики. Мы организовали постоянное наблюдение за противоположной стороной. На другой день здесь был оборудован корпусной НП.

Наши надежды упредить врага, к сожалению, не сбылись. Как показала разведка, хорошо подготовленная оборона на западном берегу Вислы была уже занята войсками. Командир корпуса приказал ускорить выход к реке наших главных сил. К утру 28 июля в район Застув Поляновски на машинах прибыл еще один усиленный батальон 247-й стрелковой дивизии. В течение дня к Висле вышли головные батальоны 134-й и 247-й стрелковых дивизий. Полным ходом развернулась подготовка к форсированию реки.

Переправочных средств не хватало, и наш корпусной инженер В. М. Завьялов сокрушался:

– Больше пяти комплектов А-3 на дивизию пока дать не могу, а на полк – две деревянные саперные лодки.

Можно было понять Василия Михайловича: трехтонная лодка-понтон А-3 поднимала 20 бойцов или трехдюймовку с расчетом. Но, как всякий расчетливый инженер, подполковник Завьялов к началу операции кроме табельных переправочных средств располагал и другими. Еще до подхода к Висле саперы стали собирать и ремонтировать простые рыбацкие лодки, в подразделениях был организован сбор подручного материала. Из бревен и бочек бойцы сооружали плоты, покрывая их сверху досками. Набивались мешки и плащ-палатки сушняком, сеном, соломой.

От каждой дивизии к форсированию готовился стрелковый батальон, усиленный противотанковыми и полковыми пушками. Горючего по-прежнему не хватало, и нам с большим трудом удалось лишь к вечеру подтянуть артиллерию. Прибывали и артиллерийские части, поступившие на усиление корпуса. Докладывая мне в полдень уточнения к схеме-графику огней, начальник штаба артиллерии подполковник И. П. Никольский восхищенно заметил:

– Вот это плотность! Пятьдесят восемь орудий и минометов на километр фронта форсирования. Противотанковая артиллерия – по стволу на полтораста метров. Дадим жару!

– График хорош, но надо ускорить вывод всей артиллерии в позиционные районы и обеспечить ее готовность к открытию огня, – вмешался в наш разговор командир корпуса. – Займитесь, Николай Николаевич, этим сейчас же. А к вечеру поедем к Мухину, посмотрим на месте, как идет дело.

Солнце клонилось к горизонту, когда мы попали в 247-ю стрелковую дивизию. Комдив генерал-майор Г. Д. Мухин, с неизменно дымящейся трубкой, внимательно слушал доклад командира 290-го стрелкового полка полковника Я. И. Телегина. Его 2-й батальон с наступлением темноты приступал к форсированию Вислы. Тут же был и майор Чупрына – командир 2-го стрелкового батальона.

– Первой пойдет рота капитана Васадзе, – докладывал Телегин. – Это офицер горячий, азартный, но достаточно опытный. На него можно положиться.

– Как на себя! – подтверждает Чупрына.

Вечерело. Темнота быстро спустилась на землю. Мы – в районе переправы. Тишина. Мерно плещут о берег воды реки. Справа от нас периодически взвиваются вверх немецкие ракеты.

Первым начал переправу взвод старшего лейтенанта Килина. Три большие рыбацкие лодки скрылись в темноте. Обмотанные ветошью весла работали бесшумно. Очевидно, уже добрая половина реки осталась позади, когда фашисты открыли минометный огонь. Но, судя по всему, враг бил наугад.

О том, что взвод Килина успешно овладел первой траншеей, мы узнали несколько позже. А тогда, стоя на берегу и слыша стрельбу, с напряжением всматривались в темноту. И когда с противоположного берега взлетела ввысь условного цвета ракета, все облегченно вздохнули. Сигнал означал, что стрелковый батальон майора Чупрыны ворвался в Бжесце.

Полным ходом пошла переправа и других стрелковых подразделений. Вместе с ними на плотах – батальонные и полковые пушки, ротные минометы.

К утру 29 июля 1944 года 61-й стрелковый корпус, первым из советских войск форсировавший Вислу, захватил на западном ее берегу плацдармы в районе Бжесце, Люцимя и в районе Гняздкув, Хотча-Дольна.

Иван Федорович Григорьевский, радуясь и тревожась, не мог довольствоваться докладами, которые поступали на НП по телефону и радио. Он рвался к реке, желая лично удостовериться в успехе и, коли есть возможность, ускорить дело. Утром мы побывали на правом фланге – на участке 134-й стрелковой дивизии – у генерал-майора В. Н. Марцинкевича, а после полудня снова возвратились к генерал-майору Г. Д. Мухину, в 247-ю дивизию.

– Николай Николаевич, – сказал мне комкор, – посмотрите, как идет тут переправа орудий и минометов. Если что, подтолкните да помогите.

Направился к реке. Еще издали увидел на берегу под деревьями массивную фигуру полковника Агафонцева, командующего артиллерией дивизии.

– Первыми на западный берег, – докладывал он, – переправились, разумеется кроме батальонной и частично полковой артиллерии, противотанковая батарея лейтенанта Пасечника – это из триста шестого дивизиона – и командир третьей батареи семьсот семьдесят восьмого артполка капитан Судаков. Так что на плацдарме уже есть представители дивизионной артиллерии!

– А что, с Судаковым и его орудия переправили?

– Пока нет, – ответил полковник. – Но огонь они уже ведут, поддерживают пехоту на пятачке.

– Значит, Судаков корректирует огонь с того берега?

– Точно. Молодчина! Соорудил плот, взял двух разведчиков и радиста. И переправился. Гребли лопатами.

Мы пошли с Агафонцевым к переправе. Из-за Вислы доносился гул боя, а на самой реке то тут, то там поднимались огромные водяные фонтаны от разрывов тяжелых снарядов и бомб.

– Вот видите, на чем только не переправляется пехота – на связках бочек, бревен. И умудряются брать с собой пулеметы и минометы. А для орудий нужны паромы. Мало их, – вздохнул полковник. – Артналеты и бомбежки с воздуха участились. И знаете, больше всего достается паромам с пушками. Между прочим, видите, все больше рвутся снаряды крупного калибра.

Нетрудно понять, на что намекал Агафонцев. Ведь подавлять мощные батареи противника должна столь же мощная артиллерия, а бороться с авиацией – дело зенитных орудий. Ни того, ни другого в распоряжении начарта дивизии не было. Вывод для меня был ясен: надо подталкивать не здесь, а у себя, в штабе артиллерии корпуса.

С наблюдательного пункта дивизии я вызвал на связь своего начальника штаба.

– Тяжелый дивизион и «катюши» готовы к открытию огня, – доложил подполковник И. П. Никольский. – Зенитчики Фомина заняли огневые позиции.

Речь шла о корпусной артгруппе, в которую вошли дивизионы 62-й армейской пушечной бригады и 56-го гвардейского минометного полка, а также о батареях приданного корпусу 594-го армейского зенитного артполка. Начальник штаба сообщил, что получили задачи и полки 35-й отдельной минометной бригады. Вскоре все эти мощные огневые средства были пущены в дело. Они вели огонь с закрытых позиций главным образом по батареям, командным пунктам, скоплениям пехоты и танков противника.

– Теперь снова поедем на правый фланг, к Марцинкевичу, – сказал командир корпуса.

Увы, командира 134-й стрелковой дивизии генерал-майора Владимира Николаевича Марцинкевича мы в живых не застали. Уже с самого утра участок, на котором дивизия форсировала реку, подвергался ожесточенной бомбежке с воздуха. Часов в десять, когда началась переправа 1-го батальона 629-го стрелкового полка, налетела большая группа немецких самолетов. Генерал-майор Марцинкевич сам следил за форсированием реки. В нескольких шагах от него разорвалась бомба. Комдив был тяжело ранен и по дороге в медсанбат скончался. В командование дивизией вступил Герой Советского Союза полковник А. Г. Бойцов.

– Какая судьба! – тяжело вздохнул Иван Федорович Григорьевский. – Знаете, Марцинкевич в сорок втором командовал сначала девятой, а затем двадцать четвертой армиями, но стал комдивом. Его дивизия все время отличалась в боях, всего две недели назад удостоилась ордена Красного Знамени. На новом взлете был человек. И вот…

Стрелковый батальон, который провожал тогда за Вислу комдив Марцинкевич, отбивал сейчас на плацдарме ожесточенные контратаки. На плацдарме находился и командир 629-го стрелкового полка полковник А. К. Кортунов. Он высадился на западный берег Вислы с батальоном майора Шехунова еще в ночь на 29 июля. Той же ночью батальон атаковал вражеские позиции на дамбе, овладел траншеей. Изучив окрестности, полковник Кор-тунов решил занять оборону на холмах с ветряными мельницами. Он передал по радио координаты своей позиции и возможные направления контратак противника. Командующий артиллерией дивизии подполковник И. И. Бушко спланировал заградительный огонь.

Гитлеровцы конечно же ожидали форсирования реки, но, видимо, не предполагали, что это случится так быстро.

Однако, опомнившись от потрясения и увидев малочисленность нашего передового отряда, фашисты попытались выбить советских автоматчиков с холмов и сбросить их в реку. Сначала по холмам открыли огонь орудия и минометы, потом в контратаку пошли танки. С воздуха позиции отряда обстреливали и бомбили самолеты. Танки были остановлены заградительным огнем нашей артиллерии с восточного берега. Но контратаки пехоты продолжались одна за другой. Сгорели ветряные мельницы, по которым ориентировались наши артиллеристы. Земля на высотках была перепахана минами, снарядами и бомбами. Майор Шехунов доложил командиру полка о потерях: они составляли половину батальона. И тогда Кортунов передал по радио с плацдарма на командный пункт: «Прошу накрыть огнем „катюш“ всю линию холмов».

По существу, Алексей Кириллович Кортунов вызывал огонь на себя. Потом он рассказывал: «Чтобы удержать плацдарм, иного выхода не было. А надежда остаться в живых была: гитлеровцы, сознавая свое превосходство, шли в атаку чуть ли не во весь рост. А мы зарылись в землю, хорошо окопались. И еще, верили, что наши бьют точно. Ведь я сообщил все координаты».

Все это так, но можно представить себе состояние Ивана Ивановича Бушко, получившего приказ дать залп из «катюш» по линии ветряных мельниц. То была ювелирной точности работа, и гвардейцы с нею справились. Испепеляющие разрывы реактивных снарядов легли в десятках метров от траншей, в которых горстка советских автоматчиков удерживала плацдарм до подхода подкреплений.

Забегая вперед, скажу, что полковник Алексей Кириллович Кортунов стал Героем Советского Союза, довел свой 629-й Краснознаменный, ордена Суворова стрелковый полк до Берлина и Эльбы. В боевом Знамени этого полка 126 пробоин от осколков и пуль. Три года спустя после великой Победы отозвали А. К. Кортунова из армии на строительство нефтепромыслов в Башкирии. Так он вернулся к своей мирной профессии. Почти двадцать лет Алексей Кириллович Кортунов был членом правительства, возглавлял газовую промышленность, а с сентября 1972 года и до своей преждевременной кончины в 1973 году был министром строительства предприятий нефтяной и газовой промышленности СССР.

Но вернемся к событиям того драматического дня 30 июля 1944 года. Командир корпуса генерал-майор И. Ф. Григорьевский, видя, как велики потери на переправах от беспрерывных бомбежек, приказал отложить переброску войск на западный берег до наступления темноты. Это было трудное решение, оно усложняло положение наших батальонов на плацдарме, но иного выхода не было. К сожалению, надежно прикрыть все переправы с воздуха мы пока не могли. Аэродромы нашей истребительной авиации находились еще далеко на востоке, и лишь отдельные группы самолетов прилетали к нам на поддержку. С огромным напряжением сражались с воздушным противником зенитчики 594-го армейского полка. И все же вражеская авиация наносила нам немалый урон.

Ночью возобновилась переправа войск корпуса на оба плацдарма. С напряженным вниманием следили мы за ходом сражения на левом берегу. Хотелось, конечно, и самому побывать на плацдарме.

– Скоро все будем за Вислой, – сердито отрезал ком-кор, когда речь зашла об этом. – Вот переправишь всю дивизионную артиллерию – и тогда пожалуйста.

И все-таки Иван Федорович позволил мне подскочить на плацдарм и самому узнать, что это значит – под обстрелом находиться в лодчонке посередине широкой реки.

Советские воины крепко зацепились на завислинской земле и стойко отбивали все удары врага. Драться становилось все труднее. Не хватало боеприпасов. Роты несли значительные потери. Положение бывало критическим, но стойкость и героизм бойцов решали все. В отражении контратак большую роль играли расчеты батальонных и полковых пушек.

Там, на плацдарме, мне рассказали о многочисленных фактах самоотверженности наших артиллеристов. Кое-какие фамилии я сразу записал в свой фронтовой блокнот, а иные подробности стали известны позже.

Только за один день отбила пять контратак батарея противотанковых пушек под командой лейтенанта Пасечника – та самая батарея, о которой мне докладывал полковник Агафонцев. Сразу же после переправы артиллеристам пришлось вступить в бой. Они поставили орудия в боевых порядках стрелкового батальона и точным огнем прижали контратакующих автоматчиков к земле. Тогда гитлеровцы бросили вперед самоходки. Лейтенант Пасечник сам встал к пушке и с первых же выстрелов подбил головную машину. Храбро сражался с врагом орудийный расчет старшего сержанта Смирнова. Когда кончились снаряды, артиллеристы взяли автоматы, карабины и вместе с пехотинцами отражали вражеские атаки.

Так было на плацдарме. Но и на подступах к нему, во время переправы, бойцы и офицеры действовали смело, самоотверженно, постоянно рискуя жизнью. В составе передового отряда 134-й стрелковой дивизии на надувной лодке А-3 переправлялся расчет сорокапятки старшего сержанта Бандуревского. До левого берега оставалось около ста метров, когда осколком снаряда лодка была пробита. Наводчик Такенов бросился в воду и стал заделывать пробоину. Остальные бойцы во главе с сержантом вплавь тянули полузатонувшую лодку к берегу. И расчет через несколько минут уже вел огонь по врагу.

На переправу налетела эскадрилья пикирующих бомбардировщиков, когда реку форсировала противотанковая батарея лейтенанта Тайбеля. Офицер получил семь ранений, но покинул паром последним. Истекающего кровью командира подхватил на воде солдат Ивакин. Вдвоем они добрались до западного берега, хотя восточный был не дальше.

На плацдарме мне рассказали о подвигах артиллеристов полковой батареи 738-го стрелкового полка. Она тоже переправлялась под сильным огнем и бомбежкой. Расчет сержанта Голованова, выгрузив свою пушку, на руках докатил ее до деревни Бжесце и сразу же вступил в бой. На другой день во время отражения десятой по счету вражеской контратаки орудие осталось без снарядов, и немецкие автоматчики стали окружать артиллеристов. Алексей Голованов с автоматом в руках вступил в схватку с гитлеровцами. Следуя примеру сержанта, бойцы дрались отчаянно и отстояли свою пушку.

Второй орудийный расчет той же батареи, когда понтон стал тонуть, сумел вытащить пушку на берег. При этом особенно отличился сержант Семен Доброванов. Он же во время боя на плацдарме метким огнем прямой наводки подавил три пулемета, одно 37-миллиметровое орудие и уничтожил большую группу фашистских автоматчиков. А когда кончились снаряды, сержант Доброванов храбро дрался с врагом в рукопашной схватке.

Таких эпизодов было много, не о всех остались свидетельства, и я рад теперь, что хоть несколько имен рядовых героев-артиллеристов попали тогда мне на заметку.

Тяжело было на плацдарме, но, возвращаясь с него на правый берег, подивился я и мужеству наших саперов – скромных и беззаветных тружеников войны.

Чем, к примеру, располагала к началу форсирования Вислы 134-я стрелковая дивизия? 6 лодок А-3, 6 ДСЛ, комплект ТЗИ и 2 лодки НЛП. А что это за средства?

1 лодка А-3 поднимала 3 тонны, то есть 20 бойцов с оружием и боеприпасами или 76-миллиметровую пушку с расчетом. Деревянная саперная лодка (ДСЛ) —1,5 тонны, то есть 10–12 бойцов. Комплект ТЗИ – труднозатопляемого имущества, состоящий из 32 поплавков, – поднимал 8 тонн, на его плотиках могли переправиться 80 человек. Лодка НЛП поднимала 3,5 тонны – 25 бойцов. Паром из 2 таких лодок мог одновременно переправлять 2 пушки калибра 57 мм или 2 орудия калибра 76 мм. А ведь в дивизия 5–6 тысяч человек, десятки орудий, минометов, автомашин.

Но беда заключалась в том, что после первых авиационных налетов почти все табельные переправочные средства оказались выведенными из строя. Только благодаря мужеству и умению саперов 5 лодок ДСЛ и 2 лодки НЛП удалось спасти и отремонтировать. Из лодок НЛП сделали паром, на котором была затем переправлена артиллерия и обозы полков. Паром совершал до 24 рейсов за ночь. Кому-кому, а саперам в те дни было не до сна. И многие из них погибли на переправе. Всем им мы обязаны тем, что плацдармы шили и расширялись.

На корпусном наблюдательном пункте, куда я вернулся уже к ночи, внимание сосредоточилось на действиях левофланговой 274-й стрелковой дивизии. Ее первый эшелон приступил к форсированию реки. Генерал-майор В. П. Шульга в донесении особо отметил разведчика коммуниста старшего сержанта Николая Меньшикова. Переодевшись в гражданское платье, он вплавь преодолел Вислу близ деревни Гняздкув и, выполнив задание, благополучно вернулся обратно. С наступлением темноты Меньшиков, взяв с собой четырех бойцов 340-й отдельной разведроты (Соловьева, Селиверстова, Шепилова и Астапенко), снова, теперь уже на рыбацкой лодке, переправился на завислинский берег.

Установив слабо охраняемые участки побережья, разведчики подали сигнал для начала переправы стрелковых подразделений. Первый батальон 965-го полка ворвался на окраину Гняздкува, а второй батальон 961-го полка закрепился на дамбе. Старшего сержанта Н. И. Меньшикова, уже получившего к тому времени за разведку восемь наград, командир дивизии представил к еще одной.

В кратком донесении комдива в числе особо отличившихся значился и артиллерист – командир полковой батареи капитан П. П. Ильин. Когда переправлялся первый батальон, он поставил свои 76-миллиметровые пушки на прямую наводку и успешно подавлял пулеметные точки на западном берегу. А затем его батарея первой из артиллерии дивизии переправилась на плацдарм и участвовала в отражении контратак.