Текст книги "Книга о счастье и несчастьях. Дневник с воспоминаниями и отступлениями. Книга вторая"

Автор книги: Николай Амосов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Дневник. 5 ноября. Среда, день

Сломалась машинка. Пришлось снова перейти на старую, заслуженную «Континенталь». На ней, сердечной, настучал все свои труды, как научился печатать в 47-м. Порой задумаешься: окружает масса старых вещей: машинке свыше сорока, зеркальце – всю войну прошло, как и перочинный ножик. Есть книги, полученные из мединститута при окончании. А уж двадцатилетних предметов – полным-полно.

Лента старая, буквы не совпадают с прежней, печатать трудно. Поэтому – только самое главное.

Занимаюсь историей. Такие, например, перлы. Будто бы писал Аристотель о тиранах. (Из Б. Рассела – "История западной философии".)

Чтобы удержать власть, нужно следующее: 1. Не позволять возвышаться достойным. Даже казнить. 2. Запретить совместные обеды (!), а также диспуты, образование, даже литературу. 3. Держать общественную жизнь под контролем. 4. Иметь сыщиков. 5. Сеять раздоры среди подданных. 6. Давать обещания лучшей жизни. 7. Держать граждан занятыми: строить общественные здания. 8. Дать права рабам и женщинам, хотя бы для того, чтобы иметь осведомителей. 9. Вести войны, чтобы народ нуждался в руководителях.

Ну, каково? 2300 лет назад сказано, и все последующие тираны соблюдали. Гитлер и Сталин сами изобрели, едва ли они читали Аристотеля.

Дневник. 7 ноября. Утро, 11 часов

Праздник, если бы... Если бы не все то же. Посмотрел парад.

Семейство вместе с Чари уехало на дачу, что-то там надо подготовить к зиме. Важнейшее качество разума – предвидение. Оно, несомненно, есть у собак. Достаточно посмотреть на Чари, когда собираются ехать. Узнает заранее по неведомым признакам и устраивает концерт. Любит дачу.

Тихо за окном. Люди сидят дома или маршируют по Крещатику. Мелкий дождик моросит. Соответственно и настроение.

Остается читать и думать. В. Быкова читаю, "Карьер". Не очень нравится. Военная тема без новых пластов уже мало трогает, а новое вычитал только о судьбе попа и попадьи в 30-е годы.

В прошлой его вещи, "Знак беды", было о раскулачивании. Спасибо автору и редакторам, что осмелились. Я-то помню, как было.

И вообще – оттепель идет по газетам и журналам. Вторая уже на моей памяти, но эта – теплее прежней, что при Никите Хрущеве.

Недавно прочитал "Плаху" Айтматова. Там в первой части, что ни фраза – то Господь Бог, с большой буквы. Очень зауважал Чингиза за это. Досадно: из моей "Книги" редакторы в 1982 году все вымарали, например, о репрессиях, о том, что тетка Евгения (колхозница) и дядя Павел (начальник НКВД) в лагерях умерли.

А газеты? Фантастика!

Оказывается, коррупция захватила крупные социальные группы. Уже писал о московских торговцах, что сообщали "Известия". Теперь – руководство Министерства хлопкоочистительной промышленности Узбекистана. Судили всю коллегию. Министра – расстреляли. Приписки составили 20 процентов производства. Нити воровства явно тянулись в высшие партийные органы республики. В Ташкенте был Рашидов, местный вождь. Он умер. Теперь улицу Рашидова переименовали в улицу "Правды". Буквально на днях объявили партийный выговор за приписки секретарю ЦК Молдавии. И одновременно республику лишили звания победительницы в соревновании.

МВД, суды и прокуратуры целых республик (Белоруссия) , оказывается, тоже поражены заразой. У судей нет ни квалификации, ни независимости. Партийные органы вмешиваются в приговоры, как в колхозные дела. Давно все это знают. Новый термин – "телефонное право". Два судебных заседателя явно недостаточны для объективности. Уже поговаривают о присяжных.

О взятках в милиции и МВД (до уровня прошлого министра Щелокова) знают тоже все.

Угроза наркомании стоит перед страной в полный рост. Это – почище пьянства. Пока в газетах – очень мало, но на служебных совещаниях сильно пугают.

Уже нередко высказываются обобщения: упадок морали и безыдейность как массовое явление во всех слоях общества. Не зря заговорили о социальной справедливости. Правда, пока ее нарушения ищут внизу: дескать, лодырям и хорошим работникам платят одинаково.

Вот такие теперь дела во всесоюзном масштабе.

Дневник. 12 ноября. Среда, вечер

Пришел рано. Не оперировали. Подходящих больных нет.

Грущу.

Утром в коридоре перед залом Яша сказал: – Привезли Константина Константиновича. В реанимации. Без сознания.

На обходе: лежит наш дядя Костя – большой, исхудавший, голый, старый. Искусственное дыхание, капельницы. Глаза закрыты, сознания нет. Кома. Оказывается, утром стало плохо. Вызвали "скорую", попросили свезти в Институт, в свою реанимацию. Анализы – очень высокий сахар. Возможно, что от этого все. Но печень большая, плотная. Ввели инсулин, сахар снизили, но сознание не вернулось.

Врачебная практика: какая болезнь? Как будто не все равно, от чего умирает человек.

Неизвестно, чем болен. За полгода ослаб, похудел на 20 килограммов. Диабет небольшой. Похоже, рак. Но все органы исследовали, не нашли. Он еще два месяца назад ходил на работу, вшивал стимуляторы, не хотел сдаваться. Жил.

В ординаторской стояла Станислава Игнатьевна, его жена и наша бывшая заведующая лабораторией. Поплакала на моем плече, и у меня слезы навернулись. Еще бы! Тридцать второй год работает Костя в нашей клинике. Вся история – с ним. Резекция легких, докторская диссертация, потом операция на сердце. Заведовал отделением. Никогда не оперировал с блеском, но всегда надежно. Был добрейшим человеком.

Посмотрел на Костю и сразу почувствовал: старость.

Дневник. 16 ноября. Воскресенье, утро

Один. Лида уехала закрывать розы.

Костя умер. В четверг утром вернулось сознание. Удалили трубку. Казалось, еще поживет. Даже улыбался в ответ на мои бодрые фразы. Просил перевести в палату. Увы! Оказалось, ненадолго.

Когда я пришел в реанимацию, измочаленный после-операции, снова застал его на аппарате и в беспамятстве. Утром в пятницу уже был безнадежен, а в пять – скончался.

Трое профессоров умерло из моих первых учеников-помощников: Дедков, Горовенко и Березовский. Добавить сюда Орлова, Алю, Смирнова... (Подбирается смерть!)

В пятницу на конференции снова демонстрировали демократию. Новый главный врач, назначенный три месяца назад при "смене кабинета", не прижился. Я недоволен слабым ходом ремонтных дел, народ невзлюбил его за высокомерие. А тут еще в понедельник он допустил грубую хирургическую ошибку и уморил ребенка. Это уже была третья промашка (двух больных спасли вмешательством старших). Человек явно преувеличил свои возможности. Пришлось его отчитать на конференции. (Нет ничего опаснее самоуверенного хирурга!)

В понедельник приходил Мирослав. Кончились его больничные отпуска, принес заявление о переводе в ординаторы. Предложил ему вернуться на старую должность, если выберут.

В пятницу собрали большую конференцию и объявили голосование: "Новый или старый?" Дал короткую и объективную информацию: что сделано, чего не сделано за три месяца. "Если по-честному, Институт не устраивает ни старый ни новый. Но третьего нет. Кого выберете, того и поставлю".

Восемьдесят процентов – за Мирослава. Вера, старшая сестра от Ситара, сказала: "Мирослав, хоть не поможет, так утешит, а от этого уходишь как оплеванная..."

Нам нужны хорошие люди.

Дневник. 7 декабря. День

Вчера отвлекли именинные хлопоты. Без энтузиазма, но пришлось чинить пылесос, покупать воду, вне очереди гулять с собакой.

Вечером был традиционный прием.

Дневник. 24 декабря. Среда, день

Очень давно не писал: нет желания и жизнь затуркала. Так вовлечен в служебную текучку, что и мыслей других нет. Остановишься на минуту, окинешь взглядом: «Дурак! Зачем тебе все это и повышение давления?»

И в самом деле, разве годится директорствовать и оперировать на сердце в 73 года? Отвлекись, поищи занятие, пока голова еще варит. И жди смерти спокойно, без суеты.

(Повтор, Амосов, повтор!)

На день ездил в Москву, были выборы в АМН, Наконец Марцинкявичуса провели в членкоры, а Бредикиса – даже в действительные.

Оперировал мало. По три операции в неделю. Не было подходящих больных. Но и смертей не было.

Сейчас в Институте аврал. Как и каждый год, больных в декабре всегда много.

Дневник. 31 декабря. Среда

Последний вечер старого года. «Итоги и перспективы?» – как спросили бы журналисты.

Итоги всегда есть. Вопрос – какие? А вот перспективы... Но сначала. Отчет уже составлен, хотя обсуждение будет только 9-го.

Вот цифры: .операций с АИКом – точно, как в прошлом году, – 1002. "Выиграли" только "черной субботой" – сделали пять операций. Всех больных, кому показано, прооперировали. И даже пока счастливо. Тяжелых больных ("кандидатов") в реанимации только двое, но и те с большими надеждами. Поэтому все родственники в вестибюле спокойные, если не сказать – радостные. И для всех нас праздник будет праздником. По общему количеству операций недобрали много: триста операций. Но тут уж виноват Чернобыль. До мая шли с опережением прошлого года на эти самые триста операций, а после аварии как отрезало; особенно мало было детишек. Операции с АИКом выполнили главным образом за счет тяжелых больных, приезжавших издалека на протезирования клапанов.

Летальность после операций в этом году выше. С АИКом – 17 процентов, общая – 6,2.

Год проходились на месте. Устояли, но не двинулись вперед. И это очень плохо, потому что место, "не подобающее нашему коллективу и нашим условиям". Хорошо, что не отказали ни одному больному.

У меня 170 операций и 30 покойников – 17,6 процента. Это на 1 процент выше средней цифры для Института. Значит, я оперировал немного хуже, чем в среднем все хирурги. И это мне очень больно. Но еще недостоверно. Ошибок у меня меньше...

Одно приятное дело. На прошлой неделе кибернетики сдавали трехлетнюю, очень ответственную тему. Из Москвы приехала представительная комиссия. Сдача прошла блестяще. Какие дифирамбы! Правда, я сам к этой работе имею лишь то отношение, что она построена на моих идеях. Но факт остается: меня считают законным руководителем этого коллектива. И не только начальство, а сами ребята. Намечены большие планы, только берись, условия будут... Вот так-то.

Смотри, какой выбор перспектив!

Вспомним, что было год назад: пульс 36-40, давление 220, головные боли. Бегать не мог. Сделал 31-го отчет на конференции и ушел. Как считал – навсегда. Кое-кому даже сказал тогда об этом.

Разница в здоровье большая. Сердца совсем не чувствую, будто его и нет. Знаю, что благополучие может кончиться в любой момент, но страха не испытываю. Эксперимент продолжается.

Дневник. 17 января 1987 года. Суббота, утро

Уже не хотел писать дневник, но... Куда пойдешь? Кому скажешь? Самовыражение. Пишу чуть-чуть. Самую малость.

Первую неделю января хотел отдохнуть, но и четырех дней хватило, чтобы надоесть. И все прошло, как раньше.

За эту неделю прочитал свой дневник. В восторг не пришел, написано серо. Однообразная, безрадостная жизнь. Угнетающее впечатление от бесконечных хирургических несчастий. Хорошее почему-то не писалось. Научные истины интересны только для любителя. Себе кажется, что познал законы общества, но это не прибавило радости: предвидение – сомнительное, самоорганизация цивилизации делает будущее почти непредсказуемым. Повлиять на ход событий нельзя. Стихия.

Впрочем, такое бессилие – для маленьких людей. Руководители сверхдержав, как Горбачев, Рейган, могут очень значительно подвинуть или затормозить прогресс. Это по части войны. Хуже с экологией. Похоже, что и они не могут изменить тенденции к катастрофе.

Но жить надо. Поэтому – уменьшай притязания, Амосов. Это верный способ не быть несчастным. Еще пару лет буду пытаться оперировать и директорствовать. Впрочем, можно и утешить: год назад было много хуже.

Институтские дела. (Они прочный якорь!) 10-го был отчет за год. Показатели чуть хуже 1985-го. В лидеры вышел Леня Ситар. В декабре он прооперировал 39 клапанов, 17 тяжелых, без единой смерти. Похвалил. На втором месте Вася Урсуленко, на третьем – Миша Зиньковский, в конце, примерно одинаково, – мы с Геннадием. Мои показатели испорчены самомнением. Оно нахлынуло после выздоровления. Семь больных не следовало брать: непомерно тяжелые, безнадежные. Все и умерли...

Теперь собираюсь быть осторожным.

Дневник. 7 февраля. Суббота, утро

В четверг, 30-го вечером, был маленький пожар в реанимации, около детской палаты. Загорелась проводка в трубе, что ведет к щитку. Отключили, погасили. Пожарники не понадобились. Но приезжали (будто аж 12 машин!). Дыма было много.

Реаниматоры оказались на высоте: детишек быстренько развезли по другим помещениям. Благодарность вынес всей бригаде. А инженерам – строгие выговоры. Заодно пришлось перетрясти все аварийные службы. Это очень страшно, если в реанимации что-то возникает, даже свет погаснет: больные на аппаратах. Приходится вникать самому. Впрочем, зачем же тогда и директора держать?

Вчера было бурное собрание. Принимали коллективный договор. Профком, партком думали провернуть быстренько, как всегда было: "Кто за? Против нет? Принято единогласно". Да не тут-то было! Договор не приняли, послали на переработку и обсуждение по отделениям. Демократия в действии. Хорошо.

Но трудящиеся – тоже гуси лапчатые. Например, из "Элемы" потребовали приобрести им 68 (!) просвинцованных фартуков для защиты от радиации. А фартуки – дефицит, все на Чернобыль израсходованы.

Что еще было за три недели?

В прошлую пятницу общественность провела конкурс "Умелые руки". При большом стечении публики каждое отделение представило стряпню, разные изделия и самодеятельность. Весело, интересно и вкусно. Жаль, что желудок не позволяет наедаться.

Потом в зале смотрели представление. Давно так не смеялся. Особенно пародии-пантомиме из операционной. Шкарлат изображал меня жестами и дикими звуками. Будто я пинаю -под столом ассистентов и рычу... За всю жизнь, может быть, два-три раза и согрешил, но запомнили. Все лежали от смеха...

Дневник. 8 марта. Воскресенье, утро

Чернобыльский шок, кажется, проходит, и в Институте снова 460 больных. Не знаю, будет ли весенний спад, поскольку ожидают повышение радиации.

У нас тоже перестройка. Демократия оживилась. Повторно принимали коллективный договор, и было много дебатов. Трудящиеся требуют всякие блага, вплоть до плавательного бассейна и супа в буфете. Пришлось резко выступить и вернуть фантазеров на землю. На спорткомплекс нет денег, нет подрядчиков, нет проекта. Возможно, лишь в следующую пятилетку, и то сомнительно. Супов в буфете не будет, потому что нет помещения и транспорта.

– Кроме того, вы забываете, что у нас нет обеденного перерыва, и в буфет вы ходите незаконно, за счет рабочего времени.

Зал загудел неодобрительно.

– Все хотите брать, а давать – ничего. Многие не более половины времени эффективно работают, остальное тратите на разговоры.

Была у меня попытка заключить с анестезиологами договор о бригадном подряде: администрация дает им 26 ставок на 18 человек, они обеспечивают все операции – до 27 в день. Притом дирекция не требует отработки времени, освободился – можешь идти. По моим расчетам имеют около 1/5 свободного времени. Долго обсуждали, не согласились. Выжимают еще две с половиной ставки, а их нет.

А вообще жить в нашей стране при Горбачеве стало очень интересно. Я уже, слава Богу, пережил всех вождей. Только бы не проснуться в один прекрасный день у разбитого корыта, обнаружив, что это был лишь сон...

Дневник. 4 апреля. Суббота, утро

Дневник за месяц. Нет смысла писать чаще: однообразная, бедная жизнь.

Хирургия, разумеется, на первом месте. Два месяца жил почти счастливо: было всего два покойника. Смертность 7 процентов. С начала марта уже пошло хуже, а в последнюю неделю все обрушилось и привело к обычным цифрам.

Да, событие: Шумаков пересадил сердце. Сообщили через две недели, когда больная была уже в полном порядке. Наконец-то! А то просто позор: такая страна – и не можем. Позвонил ему и поздравил от всего коллектива. Каждый не прочь бы оказаться на его месте, но нам не потянуть. Это уже останется тому, кто меня сменит. Наше дело – оперировать обычных больных, как можно больше.

Общественная жизнь. Вчера был культпоход на "Покаяние". Такого я еще в жизни не видел. КИНО – большими буквами. И одновременно раздевание сталинизма. Неужели все снова закроют? В "Новом мире" за февраль потрясла статья экономиста В. Селюнина "Лукавая цифра". Оказывается, данные, что печатали десятилетиями, – ложь. Все прозрели и лупят правду-матку.

В марте прочитал три лекции. Последнюю преподавателям общественных наук на курсах усовершенствования при университете. Изложил всю свою концепцию об обществе. Народ, однако, серый. Вопросы только о здоровье и радиации.

Имею приглашение на встречу в Останкино. Публичные успехи, как и операции, – допинг для жизни (для безнадежной стариковской жизни).

Сердце ведет себя хорошо, хотя размеры (на рентгене) великоваты.

Отступление

Еще прошлой зимой, когда «комплектовал» из-за блока, исследовал простые модели социализма и капитализма. Вчера еще немного поработал.

Общие результаты сравнительных расчетов экономики получились такие. Темпы роста производства и накопления при социализме вначале обгоняют капитализм за счет планового низкого потребления, а не высокой производительности труда. Однако постепенно темп замедляется, по мере выветривания убеждений и развития детренированности. Капитализм в то же время стойко удерживает рост производства и потребления и постепенно начинает обгонять своего конкурента.

Однако нас больше интересует сравнение психологических показателей, то есть УДК разных типов и групп населения. Естественно, что мы получили различные цифры при разных системах. Люди сильного типа в капитализме имели максимум приятного во всем, кроме тревоги за будущее. Наоборот, слабые типы оказались несчастными, потеряв очки по своим чувствам, больше всего от бедности и тревоги.

В социалистическом обществе проиграли люди сильного типа: они не могут удовлетворить свои притязания, не могут себя реализовать. Граждане слабого типа имеют преимущества перед той, же группой в капитализме, гораздо меньше тревожась за будущее и не притязая на богатство. Капитализм как раз воспитывает большие притязания. Они сами по себе хотя и не приносят счастья, но побуждают к напряженному труду.

Когда сильные люди в социалистической системе проигрывают в счастье, то это не очень заметно отзывается на средней для всего общества величине УДК, поскольку сильных – всего 10 процентов. Тем не менее потери, которые несет общество, не позволяющее им развернуться, непропорционально больше, потому что не менее половины творческого потенциала общества сосредоточено именно в этих от рождения сильных людях.

Эвристические модели позволяют экспериментировать с разными вариантами социализма, изменяя исходные значимости потребностей и убеждений, характеристики воспитуемости и тренируемости, а также и координаты: уровень экономики, процент частной собственности, степень демократизации власти.

Работа только начата, но намечаются интересные результаты.

Например, такие. Стоит повысить воспитуемость, и тотчас убеждения приобретают гораздо больший вес в стимулах, значительно улучшают социалистическую систему, давая ей преимущество, если не в эффективности, то по крайней мере в УДК.

Однако показатель воспитуемости перестает работать, если правящая элита деградирует и теряет авторитет из-за порочного способа формирования кадров кооптацией "сверху" – через "номенклатуру". Стоит заменить этот порядок на демократический, и положение меняется к лучшему. В частности, повышается интеллектуальный и моральный уровень управляющих, их авторитет.

Введение безработицы также улучшает результаты экономики. В ту же сторону работает борьба с уравниловкой, то есть расширение диапазона заработка для сильных людей. Однако эти меры снижают УДК граждан слабого типа и уменьшают преимущества социализма.

Таким образом, наши упрощенные модели не позволили сделать вывод о преимуществах одной из систем, если смотреть по среднему УДК. Если же исходить из "равного права на счастье", то социализм получается более оптимальным... Впрочем, это слишком поверхностный вывод. Дело в том, что за пределами нашей модели осталась природная среда. В конечном итоге именно ее сохранение является главным критерием оптимальности идеологии и общественного устройства в глобальном масштабе и дальней перспективе. И вот тут нельзя сказать ничего определенного: социализм (и какой?) или капитализм (и тоже какой?). Где лежат компромиссные координаты, при которых общество будет миролюбивым и способным сохранить среду обитания? Пожалуй, передовые капиталистические страны доказали свою дееспособность в этом плане. Однако с большой поправкой: они сохраняют природу на своей территории, а вредные производства выводят в страны "третьего мира". Там же "покупают" места для захоронения ядовитых отходов.

Остается главный вопрос: возможно ли создать реальные, неэвристические модели общественных систем, достаточно доказательно, чтобы способствовать взаимопониманию идеологических противников. Известно, что физики, вооруженные марксистской диалектикой, способны на 95 процентов договориться со своими коллегами, не признающими Маркса. То же касается и биологов. Почему же социологи (от философии) расходятся в идеях на 100 процентов? Мне кажется, что главная причина в упрямстве именно наших философов, с порога отвергающих саму идею правомочности естественнонаучного подхода к изучению общества.

Еще одно: можно ли считать модели пригодными для дальнего прогнозирования? Трудно ответить. Нет, потому что творчество присуще человеку, следовательно, уже индивидуум предсказуем лишь с вероятностью, а общество – еще неопределеннее. Да, поскольку у человека существуют стабильные биологические потребности – главный фактор, ограничивающий идеологические крайности. Правда, техника тоже стала условием, меняющим лицо общества, но пока еще менее значима, чем человек. Кроме того, не следует рассматривать математическую модель как неизменную. По мере эволюции общества в нее будут вноситься поправки, так что ее опережающее значение всегда сохранится.