Текст книги "Длань Одиночества (СИ)"

Автор книги: Николай Дитятин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 38 страниц)

– Пока мы были в недрах Самооценки, я заложил несколько зарядов в самых уязвимых местах этой мерзкой обители!

– Ты что собираешься сделать? – воскликнул Ригель.

– Я тоже способен на многое! – задорно отвечал художник. – Не знаю, достойно ли ЛПВВ своего звания, но я могу создать шедевр равный ему как минимум!

Шок одержимо засмеялся. Аркас перевернувшись, глядел на него сквозь слипающиеся веки.

– Узрите же наследие мое! – вскричал Шок.

Он щелкнул чем-то на устройстве и шумно провернул единственный тумблер.

Аркас не заметил в происходящем никаких изменений. Но вскоре к симфонии хаоса вокруг добавилась еще одна нота. Трясущаяся земля колыхнулась так, что Аркаса подбросило. Далекий грохот донесся до него, а потом человек понял, о чем говорил Шок.

Самооценка падала.

Художник ужасного подорвал ее проржавевшее основание. Трухлявые корни лопнули и рассыпались. И теперь эта громада начала крениться в сторону, так медленно, что ее движение казалось обманом зрения.

Разрыдавшись мутными слезами, Шок поднял руки.

– Когда она упадет, наши страдания будут окончены. Пустота приберет потерянных! Бегите же, Мастер! Спасайте тех, кто еще хочет спастись!

Он швырнул голову Омеги на колени Аркаса и вышел из купола. Тощую фигуру тут же подхватили течения агрессии и буйства. Он распался под ударами нерожденных, замороженные останки втоптали в пыль. После такого, подумал Никас, он уж точно не сможет больше испражняться при мне.

Голова Омеги смотрела на него кристаллами соли, стынущими в глазницах. Аркас взялся за колтун слипшихся волос и попытался поднять ужасный щит охраняющий их. Но плачущий череп сорвался и покатился в сторону, все еще издавая хныканье. В руках у Никаса остались лохмотья скальпа. Бледный пузырь над ними колыхнулся, ударили потоки ветра. Аркас не успел испугаться, а ураган уже прижал его к земле, придушил и засыпал прахом.

– Отец!

Чудом расслышав крик, Аркас приподнялся и пошарил перед собой. Ветер стачивал кожу как наждак, кисти покрылись язвами и пеплом.

Пальцы Ригеля почти разжались, когда Никас смог ухватить его за рукав. Роман отпустил обломок идеи, который не дал ему улететь и закричал снова.

– Держись! – Аркас закашлялся.

Стоило ему открыть рот, и он наполнился горечью и острыми пылинками. Аркас понимал, что это конец. Его старания ни к чему не приведут. Рано или поздно, он выпустит рукав. А потом его самого засыплет.

Но понимание не давало ему желанного смирения. Что-то внутри еще боролось, жаждало, стремилось. Аркас вспомнил Максиме. Она должна быть человеком. Должна рассказать, что на самом деле происходит. И досада от того, что он может так и не встретиться с ней, разжигала в нем крохотный костерок неповиновения. Так что он принялся огребаться свободной рукой, не давая пеплу уплотниться.

Нельзя сдаваться. Не сейчас!

– Отпусти меня!

Аркас решил, что ему показалось. Мимо проносились стаи Нерожденных. Несколько злобных мучеников заметили их и ринулись, чтобы растерзать. На подходе их окатила дуга нестерпимого холода. Нерожденные развалились на бегу, падая промерзшими черепками.

– Отпусти!

Аркас отрицательно покачал головой. Он почти не видел лица Ригеля. Глаза запорошило.

– Ты важнее всех нас! Шок сказал верно! Спасай тех, кто хочет спастись!

Не в силах принять это самопожертвование, Аркас начал медленно подтягивать роман к себе. Возможно, им двигал эгоизм и страх перед новым одиночеством. Может быть, это была человечность. Сострадание.

Бабочке было все равно.

Аркас не почувствовал как она выползла из его кителя. Бабочку не беспокоили ветра. Они лишь оглаживали ее крылья. Эти крылья… Аркас никогда не рассматривал их внимательно. Ему не довелось увидеть, как крохотные несостыковки в мгновеньях, незаметные никому разрывы и наслоения дряхлеющего времени, открывают их истинный облик. За переливающимися узорами, в которых жила чистая энтропия и Хаос, тяжело шевелились кожистые крылья, покрытые загнутыми шипами.

Сидя на макушке Аркаса, Бабочка задумчиво сворачивала и разворачивала хоботок. А потом легко перелетела на Ригеля. На ее крыльях черное смешалось с бордовым и белым.

– Нет! – заорал Никас, вскипая. – Оставь его!

Ему показалось, что, даже сквозь пыль, он смог разглядеть жестокий и непознаваемый разум в фасетчатых глазах. Они чудились ему огромными, и говорящими:

– «Не перечь мне, тля».

Ригель улыбнулся своему создателю. А потом ледяная струя обдала его, задев и Никаса. Тот вскрикнул от боли, а Роман уже разбило о скалы, разметало, кристаллы его сущности блестели на зубах Нерожденных.

Бабочка исчезла.

Никас корчился наполовину вмерзший в глыбу льда. Правая сторона его лица, плечо и рука, были надежно схвачены инистой массой.

«Они опять решили за тебя» – злорадствовал голос Валентина. «Ты не можешь никому помочь, Никас. Ты вредишь. Приносишь несчастье. Вот твоя единственная способность».

Эти слова, полные перепревшего и выдохшегося яда, не могли сильно впечатлить Аркаса. Даже гибель его сына, не могла по-настоящему раздуть его гнев. Темная тварь, поселившаяся в его душе, проснулась по другой причине. Превосходство. Аркас почувствовал превосходство, источаемое бабочкой. Оно напомнило ему Девела, Альфу, демонов, что выговаривали ему, читали нотации и насмехались. То, что избрало его носителем, и сам Никас, не могли проигнорировать очередное оскорбление.

Нерожденные собирались вокруг него. Они почуяли рождение третьей стороны конфликта, в котором гибло Дно. В центре их заинтригованной стаи, кружащей вокруг, будто циклон, оживало нечто. Аркас поднимался рывками, срывая с себя пластины льда вместе с одеждой и кожей. И на обширных кровоточащих ожогах, тут же прорастали цветы незнакомой тьмы. Гибкие жгутики колыхались, пробуя пространство.

Глаза Никаса закрылись. На веках проступила смола и потекла по щекам. Существо повело головой, осматриваясь. Оно было окружено врагами. Оно возликовало.

На изломе одной минуты, стая несомненных хищников стала косяком уязвимых рыбок. Они отшатнулись почти синхронно, разорвав оцепление, но это увело их поражение всего на шаг в сторону. Семь фантомных лап хватали их, терзали, кололи скорлупу, сталкивали лбами и ломали спины.

Гнев Аркаса сфокусировался. Разум человека стал линзой, через которую взирало ненавидящее око древнего монстра. Бескомпромиссного существа, вырвавшегося из чернейших страстей. Его имя, презираемое всеми, было синонимом беспощадности и злорадства.

– Цинизм пришел! – протрубил Аркас не своим голосом. – Склонитесь, твари!

И ринулся в самую кутерьму. Он оставлял после себя просеку тел и осколков. Ничто не могло укротить его злобу. Просвещенный, наслаждающийся хаосом с небес, почуял конкурента. Треть его армии переключилась на Цинизм. Демон внимания понял, что у него больше нет времени на второстепенные забавы. Нужно было добраться до ЛПВВ раньше неожиданного соперника.

Внизу эпицентр немыслимого насилия раскалился до такой степени, что вокруг Цинизма образовалась свободная зона: десятки метров, заваленные трупами агентов и черепками Нерожденных.

Земля задрожала под ногами Аркаса. Лень пробилась сквозь пласты мусора. Желтое, гибкое щупальце, массивное, но очень подвижное. Мусор вокруг него сползал в воронку. Цинизм глядел на щупальце, дрожа от предвкушения. Смола на закрытых глазах, вспенилась.

Лень ударила, с грохотом ломающихся пород, и силой, разрушающей города. Цинизм оказался в другом месте. Он бежал вдоль упавшего столпа, перепрыгивая через открывающиеся трещины. Лапы с левой стороны, оставляли на щупальце расползающиеся раны. Они мгновенно воспалялись от яда Цинизма и начинали гнить и разрыхлять тугую плоть. Лень взревела из глубин недосягаемых подземелий.

Добежав до основания щупальца, Цинизм схватился за него семью конечностями, и тут же скрылся в раздробленных породах. Щупальце втянулось, унося его с собой. Дно замерло. Истлевший поток времени запнулся и встал. От ветхости и застоя, он не смог вместить в себя столько событий одновременно. Рывками он открывал грядущее, в котором Лень умирала в конвульсиях, разрушающих само мироздание Дна.

Фонтаны ихора взметнулись из открывшихся колодцев и расщелин. И снова все замерло. Мгновенно провалились долины и раскололись горы. Многометровые волны щебня обрушивались на бегущие армии. В низинах бурлила холодная жижа, прибывающая из тоннелей прокопанных вездесущими щупальцами. Огромные плиты отталкивались друг от друга, превращая картину Дна в агоническую мозаику.

И в центре ее поднялся вулкан. Порода вздыбилась и устремилась вверх, скатываясь с поднимающегося колосса. Бугристое тело лени, никогда не посещавшее поверхность, вынырнуло из непробиваемых толщ, не заметив их. Так сильна оказалась ее боль. Мускульное кольцо, усаженное прозрачными крючками, заливал ихор и всплывающая требуха. Единственный глаз, бледно желтый, с расплывающимся зрачком, кровоточил. Лень выползла наружу, дергаясь и трепеща, завалилась бесформенным плодом, под которым корнями змеились щупальца. От нее валил пар, застилающий все вокруг ядовитым туманом.

На умирающем теле быстро расползались гноящиеся раны. Лень стонала, жалобно, как невинная жертва. Но неизбежный распад поглотил ее, даже кости покрыв язвами и рубцами.

Дно, то, что еще выжило в нем, наблюдало за этим, чувствуя необратимость конца. Власть демонов внимания была подорвана, Лень – побеждена. Оставался последний не свергнутый символ тихого царства.

Охлаждение.

За ледяными стенами твердыни, оно собирало остатки армии на защиту. Оно не боялось конца своего правления. Максиме обещала единение, но не сейчас. Позже. Нужно было защитить ЛПВВ любой ценой, потому что оно могло помешать великому освобождению остальных. А это значило, что все начнется заново. Дно переродится. Снова наполнится калеками и неполноценными. Его накроет сонная безнадежность.

Охлаждение знало о ничтожности своей роли в настоящих событиях. Но инструкции Пророка потеряли актуальность с появлением человека. Оно знало, что, не смотря на обрушение Каноничных Столпов, их призрак еще не ушел. И этот человек – их отмщение. Он разрушит все. Глупый и невежественный. Слепец, охваченный эгоистичными страстями и предрассудками. Он не понимает, на что может обречь нас.

На жизнь.

Внизу, оставляя соратников, взлетел один из Нерожденных. Его истлевшие крылья трепетали. Желтые, как пергамент, перья, обрывал ветер. Кости дрожали, скрипели суставами. Нерожденный широко раскрыл зубастые челюсти:

– Я лечу! Лечу! Как хорошо!

На спине его сидел Цинизм. Черные клешни прорвали мумифицированную плоть ангела и вцепились в заплесневевшее сердце. Злость искрила, перетекая в него из бесконечных запасов Цинизма. И застывшее – снова билось, снова жило, снова жаждало. Ангел тяжелыми толчками взлетал вверх, навстречу плотным небесам, водоворотам пыли и пепла. Пурпурным молниям, сухой и яростный треск которых напоминал проклятия.

Просвещенный, ошарашенный происходящим, потерявшийся в циклонах и ветрах, увидел это. Его обрадовал ориентир, а зависть и жестокая нетерпимость заставили действовать. Когда демон внимания приблизился к смеющемуся ангелу, их, на мгновенье, разделила молния, особенно мощная и злоречивая. Она словно произнесла древнее заклинание на мертвом языке.

Моргнув, Просвещенный совершил ошибку, которую ему никто не собирался прощать. Цинизм схватил его за горло, и они закружились в воздухе, влекомые инерцией прыжка. Оставшись без стимуляции, Нерожденный быстро сложил крылья. Его мощи разваливались, плоть трещала и лопалась.

– Ты! – демон внимания бил врага кулаками, лягался и проклинал. – Отрепье! Отпусти меня! Что ты такое!?

– Я – кошмар! – яростно взревел Цинизм. – Я – последний закат!

Демон пытался сбросить железную хватку черных лап, но они давили все сильнее. Свободные ворвались в его грудную клетку и сжали кристаллическое сердце. Просвещенный завопил от боли и страха. Но Цинизм кричал громче. Он вырвал сердце, и оно забилось в руке, указывая на предмет страсти.

Черные когти разомкнулись. Сердце рванулось в сторону и вниз, оставляя за собой четкий светящийся след. Цинизм оттолкнулся ногами от обмякшего тела Просвещенного. Оно безвольно понеслось вниз, навстречу пепелищу и забвению. Цинизм, оставшийся равнодушным к этой победе, планировал вслед за сердцем. Широко расставив лапы, он ловил восходящие потоки горячего воздуха.

Стены твердыни Охлаждения, сложенные из ледяных блоков, дрожали и осыпались под натиском Нерожденных. Их осталась едва ли четверть от прежнего воинства, но даже так они смогли полностью окружить последнюю преграду между ними и божеством, способным прервать вечное заточение.

Длинные батареи ледяных пушек били сокрушающими копьями мороза, десятками запирая атакующих в мутных глыбах. Агенты Охлаждения пытались оказывать сопротивление, но их потери были еще значительнее. Стена оставалась беззащитной. Нерожденные карабкались по льду.

Охлаждение встречало их во внутреннем дворе, где хранились лучшие образы, навсегда застрявшие на Дне. Атакующих уничтожала снежная буря, которая дырявила тела крохотными льдинками. Охлаждение не собиралось проигрывать. Слишком многое было поставлено на карту. Несмотря на то, что количество нападающих росло, хозяин Дна не отступал. Его мантия потрескалась и вздулась, сбросив иней. Свирепая вьюга рвала ее.

Нерожденные замирали. Промерзшие ноги подламывались, жестокий ветер раскалывал панцири.

Сердце промелькнуло над Охлаждением, оставив колеблющийся отсвет. Через несколько секунд нечто с грохотом приземлилось в буране, разогнав его в стороны. Охлаждение отвлеклось на это неожиданное вторжение и его тут же настигли нерожденные. Они бросались в атаку, подставляя уязвимые места. Посох раскалывал их, гулко и агрессивно лязгая.

Охлаждение методично отражало суицидальные попытки вопящих призраков Дна. Пока не столкнулось с чем-то, что легко перехватило посох и оттолкнуло его вместе с хозяином. Охлаждение пошатнулось и в этот же момент три кулака нанесли ему удар такой силы, что затрещала сама сущность. Владыка охнул, его низкий голос сорвался на свист. Посох ударился в лед, подперев осевшее тело.

Из белоснежного вихря появился Цинизм. Посланник древнего мрака раскалился от злобы. Все вокруг него шипело и плавилось, пространство, зараженное ненавистью, кричало само по себе.

– Не ходи туда, – прогудело Охлаждение. – Ты не понимаешь…

Оно успело заблокировать только два удара. Три остальных оставили тлеющие вмятины. Холодный царь свалился с ног. Над ним рычала смерть.

– Ты – истинное зло, – выдохнуло Охлаждение. – Безумный человек. Ты думаешь, что мы здесь – тьма?

– Я знаю, – осклабился Цинизм. – Я видел достаточно.

– Но ничего не понял, – был ответ.

Цинизм растоптал поднятый для атаки посох, а потом размозжил голову Охлаждения, так что брызги и осколки сущности разлетелись на несколько метров.

Рассвирепев, метель взыграла еще отчаянье, и уже никто не мог проникнуть за стены. Все замерзало, покрываясь шапками снега. Даже агенты погибли на стенах, в своем безнадежном стремлении защитить твердыню. Цинизм остался один, надежно защищенный от холода жаром злобы. Он пошел вперед, огибая ледяные скульптуры.

На минуту демон остановился возле Трона Охлаждения. Когда-то он был пламенем, горячим, безудержным. Его придушили и заморозили, сделав композицией алых языков. Вырубили сердцевину, где владыка Дна придавался долгим размышлениям. Сейчас, когда внешний катаклизм подбирался все ближе, убежище Охлаждение становилось непредсказуемым. Цинизм уже чувствовал дрожь земли. По застывшему огню потекли слезы пробуждения.

Чтобы помочь ему, Цинизм прикоснулся раскаленной лапой к основанию трона. Огонь вздрогнул и пошел трещинами.

Тихо засмеявшись, демон пошлел дальше. За троном начинался вал несортированного мусора и расколотых идей. Вьюга понемногу рассеивалась, так что стали видны отдаленные уголки. Цинизм увидел сердце Вознсенного. Оно парило над одним из холмов. Бешено и аритмично сокращаясь, сердце выражало крайнее возбуждение и нетерпеливость. Одержимый Аркас направился было туда, но в этот момент твердыню качнуло в первый раз. Она затряслась. Алое пламя вырвалось из заточения, и счастливо взревело, приветствуя свободу.

Сердце Вознесенного не выдержало и взорвалось. Холм начал осыпаться. Что-то зашевелилось внутри него, почувствовав прибывающее тепло. Кристаллы на вершине разразились сиянием.

Цинизм, чувствуя, что силы его на исходе, ковылял вперед, помогая лапами. Они медленно втягивались, истончались, покидая хозяина. Просыпающийся Аркас, закричал, едва не свалившись в трещину. Та раскрылась прямо перед ним, оглушительно грохоча вырывающимся газом.

Человек перепрыгнул ее, свалившись на другой стороне, словно мешок. Никас чувствовал ожоги по всему телу. Невыносимо горела спина и ребра. Глаза были залеплены какой-то гадостью. Он отхаркнул черную желчь и застонал, а потом пополз вперед, повинуясь инстинкту самосохранения.

Через минуту он заставил себя подняться на ноги. Но тут же снова упал на колени.

Даже сквозь смолу, которую он так и не содрал до конца обломанными ногтями… Он увидел.

Его.

Мусор оползнями несся вниз, открывая существо несказанной красоты. Это был бог, удерживающий на голове корону из янтарных кристаллов. Он еще не открыл подведенные глаза египетского фараона, но Аркас знал, что когда это произойдет, его разум может не выдержать.

ЛПВВ зашевелился. Он расталкивал мусор, движениями локтей. Открылся прекрасный торс с рельефом совершенного человека. Огонь отражался на блестящей охряной коже. Восхитительные объемные узоры из непросыхающей туши менялись на руках и груди ЛПВВ. Длинные мускулистые ноги покрывали отпечатки человеческих губ. Пах закрывал сгусток яркого света. Весь он был, как цветение рассудка, лето разума и свет понимания. Лишь одна щербинка в нем выдавала незавершенность. Крохотный скол недосказанности на груди.

Аура понимания и спокойствия вспыхнула вокруг божества радужным гало. Лучшее Произведение Всех Времен раскрыло глаза.

Аркас зарыдал, не в силах вытерпеть взгляд божества. В одно мгновение осознал он, что потерял. Чего лишилось человечество. Перед ним стояло спасение, которому не позволили воплотиться. Осознание великого предательства настигло человека во всей полноте.

– Прости, – шептал он, вытирая грязными руками слюни и слезы. – Они испугались… Испугались…

Божество смотрело на него с равнодушием. Его глаза, открытые сразу во всех мирах, наблюдали разрушения и гибель, которые происходили когда-то, бушевали сейчас и готовы были захватить будущее. В этих глазах сияло все страдающее Многомирье.

ЛПВВ медленно воспарило, освободив ноги. Никас сжался в комок, когда трехметровое божество опустилось рядом с ним. Он отвык от красоты и сейчас готов был бежать и прятаться, лишь бы спасти свой рассудок.

– Кто ты? – услышал он чужую мысль. Она осветила его сумрачный разум, так что Аркас вскрикнул и ударился лбом о камень. Цинизм задрожал внутри него.

– Я человек, – прокряхтел он. – Никас Аркас. Я человек…

– Где я нахожусь? – божество посмотрело вверх. – Где мое небо?

Аркас застонал, кусая губы. Его подбородок заливала кровь, разбавленная слюной.

– Это Дно.

– Место для незаконченных, – вслух произнесло ЛПВВ. – Я – незаконченно?

– Да, – Аркас снова зарыдал. – Прости…

– Где мой создатель? Он спит?

– Он мертв, – выдавил Аркас, всхлипывая.

ЛПВВ какое-то время молчало. Оно обошло Никаса и встало справа.

– Я вижу, – произнесло оно мягко. – Они буйствуют. Темные силы убили его и теперь празднуют.

– Не только они. Тебя предали все.

Аркас приподнялся, разглядывая спину ЛПВВ. В полупрозрачной мускульной массе он заметил крохотные зародыши неких сущностей. Они медленно шевелились, касаясь друг друга беспалыми ручками.

Божество посмотрело на него, источая сладкий аромат, и он снова съежился, натягивая на голову вотрот кителя.

– Почему?

– Спроси их сам, – ответил Аркас. – Найди и спроси. Я не могу ответить за них.

Дно переживало последние конвульсии. Айсберг, на котором стояла твердыня, раскалывался и уходил в небытие вместе с оставшимися пустошами. Самооценка горела, падая все ниже.

Это был конец Дна.

– Я вижу только разрушения. Ты. Человек. Поднимись.

Аркас запыхтел, но повернулся к ЛПВВ и медленно встал на ноги.

– Ты можешь закончить меня?

– Нет, – покачал головой Аркас. – Мне это не дано.

ЛПВВ положило два пальца на его плечо.

– Не печалься, – предложило оно. – Можешь следовать за мной. Я отправляюсь вовне, чтобы найти истоки предательства и встретить тьму.

– Спасибо.

Аркас оглянулся назад.

– Я тоже.