Текст книги "Длань Одиночества (СИ)"

Автор книги: Николай Дитятин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 38 страниц)

Ощутимое присутствие древнего существа пропало. Неслышный шорох его движения стал просто тишиной. Френ поцеловала Никаса и отошла.

– Ну, – произнесла она, потупившись, – наверное, я теперь тебе не нужна. Теперь тебе не нужны паразиты, чтобы чувствовать себя лучше.

– Ты никогда не была паразитом, – сказал Никас веско. – Прошу, не говори так больше. У нас был как минимум симбиоз. Как максимум, паразитом был я. Во всех смыслах. Я звал тебя, только когда мне было плохо, и бросал при первой опасности. А ведь ты была моим единственным другом долгое время. Спасибо тебе, Френ. Спасибо за все.

Она улыбнулась, и ее желтая пористая кожа, сухие ломкие волосы и красные обезвоженные глаза, будто оздоровились. Перед Никасом стояла цветущая полноватая женщина, овитая набухшими от соков лозами. На них распускались и снова прятались всевозможные цветы. В центре бутонов бились маленькие сердца. Крохотные существа, быстрые как колибри, но слишком яркие, словно осколки солнца, лакомились медовой патокой, которая выступала на золотистой коже новой сущности. Тяжелая, полная жизни грудь, была обласкана какими-то инфантами с лебедиными крылышками. Они испивали ее и довольно гукали.

Никас несколько раз открывал рот, чтобы сказать что-то, но его одолевали эмоции.

– Френ? Это ты?

Сущность не ответила. Вместо этого Никас ощутил освежающий запах моря, бодрящий и зовущий жить. А потом добродушное тепло нагретых камней. Его пробрало желание сражаться с кем-то, а в ушах зазвучала тихая, но настойчивая мелодия.

«Та-та-та», – проснулся Цинизм. – «Это же настоящая муза. Она была твоей, человечек?»

– Я вообще такого не ожидал, – вслух ответил Никас.

Но потом спохватился. Не время болтать с демонами. Он должен был вернуться к позитиву, Котожрице, Все, и остальным, кто еще выжил. Вот только как он отсюда попадет в гущу событий. Те удачные «совпадения», которые мотали его как жесть на ветру, неудачно затаились именно сейчас. И как мне отсюда толкать сюжет? – подумал он, оглядываясь по сторонам.

Тем временем, новая Френ раскрыла голубые, искрящиеся жизнью глаза, подняла свои великолепные сдобные руки, вдохнула прохладный воздух космоса и произнесла:

– Как хорошо, как свободно, как изобильно. Голод пропал. Я не чувствую его грызущего присутствия! Никас, любимый мой, я исцелилась. Мы исцелились!

Она поманила его к себе.

Аркас немного оробел, но подошел. Она заключила его в свои теплые, мягкие объятия, полные упругого сопротивления. Инфанты ласково мурлыкали, копаясь в его волосах, словно котята.

– Так ты была моей музой? – невнятно произнес стесненный грудью Никас.

Он слышал биение ее сердца. Там-там, там-там, там-там, там-далеко, ты-со-мной, одно-целое, мы-больше-чем-человек, мы-творец.

– Ах, мой бледный носик, конечно. Мы с тобой всегда были вместе. Не всегда ты слушался меня, но я старалась изо всех сил, чтобы ты писал красиво.

– Бледный носик?

– Я так всегда тебя называла. Ты меня как только не величал. И «черт побери», и «ну давай же», и «да что ж такое, в башку ничего путного не лезет».

– Ох.

Она рассмеялась.

– После того как ты стал затворником я сильно усохла. Ты ничего не хотел слышать. Но, в то же время, так остро нуждался хоть в ком-то, что стал видеть меня. И не только. Мы чувствовали прикосновения друг друга, как два человека. Я нисколько не жалею об этом времени, потому что мы были вместе. Гораздо ближе, чем обычно. Это было чудесно.

Никас отстранился от ее груди.

– Я так рад, что ты исцелилась, – сказал он сдержанно, стараясь не показывать скапливающиеся слезы.

– Как я уже сказала, – Муза провела ладонью по его впалой заросшей щеке, – исцелились мы оба. Ты теперь снова полон творчества и я помогу тебе приумножить его. То, что я брала от тебя, я верну прямо сейчас.

– Это не повредит тебе?

– Это принесет мне массу удовольствия, – шепнула она ему на ухо.

Аркасу казалось, что его кожа и мускулы, сейчас затрещат и покроются огнем. Кости сомнутся под давлением вливаемой силы. Кровь закипит и сварит его изнутри. Волосы сгорят, а глаза увидят лишь языки пламени, которые были когда-то его плотью. Муза целовала его грудь и шею, и под ее губами зарождались бьющиеся очаги силы. Цинизм, жадно поедающий эту новую пищу, алчно зарычал. Негативные клешни схватили музу за голову, талию и бедра. Она беспрекословно отдалась на волю хозяина.

Никас одернул жадного беса внутри себя и более сдержанно взял Френ на руки и понес на скамью. Там они предались любви, срывающейся на свирепое обожание, когда Цинизм захватывал крупицы контроля. Рычание и крики, поцелуи сменяющиеся укусами, сладкое воодушевление от союза писателя и его музы.

Черные когти поверх сломанных ногтей впивались в нежную сущность, царапали ягодицы и бока. Острые клыки, пробивающиеся сквозь зубы, хватали сладкие плечи. Любящий ритм нарастал до рычащего насилия. Френ закатила глаза. Даже дыхание ее стало перенасыщено горячими потоками творчества. Насколько прожорлив был Цинизм, но и он начал задыхаться от переедания. Клешня грубо схватила затылок музы, но теплые человеческие пальцы ласково прошлись по ее щеке, стирая слезы наслаждения.

Они ничего не могли сказать друг другу, их волю размыл экстатический дурман. Но ощущая конвульсии Френ, Никас понял, что она готова закончить высвобождение силы. Он прижал ее к себе, целуя раскрытый рот, собирая языком сгустки свежей сияющей энергии. Обожравшийся Цинизм издал довольный рык, перекрываемый стоном Аркаса, и вслед за ними закричала и забилась Френ. Этот последний выплеск ее резервов был настолько мощным, что их буквально отбросило друг от друга.

На какое-то время край Многомирья вернул себе тишину.

Клянусь фантазией, – подумал Никас, лежа на камнях, – хорошо, что змей ушел раньше, чем началось… это. Что-то мне подсказывает, что выглядело это не совсем так, как изначально описывалось.

Мы сыты, произнес вслед за его мыслями Цинизм. Мы готовы убивать. Мы готовы к битве с любым противником. Вставай, человек. Нужно идти убивать прямо сейчас.

– Да угомонись ты, – сказал Никас вслух. – Что за ограниченное существо. Хоть бы раз предложил скворечник сколотить из фанеры.

Он легко поднялся, чувствуя себя как греческий полубог. Все его раны, покрытые сухой нечистой коркой, затянулись. Мускулы налились. Взгляд и мысли прояснились. И этим максимально прояснившимся взглядом, он мог наблюдать, что Френ на скамье не было. Она ушла, оставив записку.

«Увидимся, Бледный Носик. Используй силу, которую дала тебе мамочка. Твоя (только) Френ».

Никас улыбнулся. Ну, хорошо. Теперь он чувствовал в кончиках пальцев покалывание силы, и готов был воплощать направо и налево.

– Ну-ка, от винта.

Его тело покрылось высокотехнологичными доспехами из легких и прочных материалов. На бедре появилась кобура с каким-то аляповатым, но внушительным оружием. Крутанув кулаком, Никас поймал на него закрытый шлем. Тот светился изнутри невероятными интерфейсами. Никас поглядел на него с некоторым сомнением. На шлеме вырос черный устрашающий гребень. Никас засомневался еще больше. Лицевой щиток превратился в кости черепа.

Прекрасно, – усмехнулся Цинизм.

– Ладно, мы же не в аниме, – пробормотал Никас и выкинул шлем за перила.

Оставалось за малым. Создать средство передвижения. Это было сложнее, чем прикрыть срам, поэтому Никас очень долго тужился, пытаясь удержать в уме множество деталей. С непривычки у него получались уродливые, внушающие уныние и страх, чудовища. То слишком большие, то слишком маленькие. Не того цвета. Не тех пропорций. Не та кабина. Не достаточно мощные двигатели. Это напоминало долгую борьбу с каким-то редактором трехмерных моделей, состоящей из бесконечного танца с одной единственной поверхностью.

Да расчлени тебя натрое, – не выдержал Цинизм. – Начни с простого. Представь что-то, на чем тебе нравилось ездить! Это же не конкурс школьных поделок!

– Да, – согласился Никас. – Да, ты прав.

Он скомкал очередную болванку в железный еж, а потом придал этому ежу новые, гениальные в своей простоте, очертания.

– Я на этом никогда не ездил, – сказал Никас. – Но сама идея мне очень понравилась. Один человек запустил такую же машину в космос, чтобы она стала символом наших технологий. Надеюсь, он простит меня, за то, что я украл у него право первой поездки.

Он ловко перебрался с перил на замерший в пространстве автомобиль. Серебристого цвета кабриолет, со стилизованной буквой «Т» на капоте, слегка покачнулся под весом Никаса, словно лодка. Приятно расположившись на водительском сидении, Аркас завел машину и включил радио. Бесшумная работа двигателя не смешивалась со старой дорожной мелодией и не отвлекала.

«Укажите пункт назначения».

Человек задумался. Он хотел вписать «Максиме», но это могло бы выйти ему боком по многим причинам.

Тогда он поступил по-другому.

«Пункт назначения: мои друзья».

«Маршрут построен. Пожалуйста, проследуйте сто двадцать восемь тысяч световых лет прямо, а потом сверните направо».

– Вот черт. Надо создать себе пластиковую бутылку.

Глава 16

Тысячи беженцев шли к Крепости.

Настолько странного и негармоничного сборища Воля еще не видела. Большие, крошечные, красивые и жуткие, олицетворяющие различные страсти. Персонажи каких-то историй, люди, звери, конструкты, геометрические фигуры, элементы чистых страстей, напоминающие сияющих духов. Было даже летающее органическое блюдце, вокруг которого роились меметические существа. Это были могучие сущности из разных миров, способные на путешествия, даже если раньше им не приходилось этого делать.

Их могло объединить и направить только что-то пришедшие извне. Может быть, кто-то. Невозможно было понять, есть ли у них лидер. Выделиться на фоне пестрых шкур и светящихся чешуй, было сложно. Если это и была провокация Максиме, то совсем неочевидная.

Воля, как всегда, наблюдала за всем лично. Вереница сущностей, медленно, как и недавний посетитель, преодолевала полосу препятствий. Крупные и сильные существа переносили остальных. Умеющие летать, несли на себе припасы. Все они серьезно были настроены попасть к стенам.

В однородно-сером небе над Крепостью впервые появилось солнце. Воля сменила фильтры на глазных линзах, чтобы непривычное сияние не мешало ей видеть. Доспехи воинов позитива озолотились, тени пропали из углов и ниш. На мосты города высыпали изумленные сущности.

– О, приветики, – сказало светило.

– Что это такое? – возмутился Неунывающий, смахнув с щеки озорной лучик. – Это вторжение? Прикажите обороняться, миледи?

– Оставить, – произнесла Воля, глядя куда-то вдаль. – Это точно, не вторжение. По крайней мере, не обычное.

– Что это, как вы думаете?

– Это то, что я уже не ожидала встретить.

Что-то приближалось по воздуху. Владычица Крепости видела широкий размах стрекозиных крыльев, лисью голову и кошачье тело, покрытое цветами. Существо кто-то седлал.

– Посторонняя летающая сущность в двух километрах, – крикнул дозорный. – Оно направляется прямо к нам!

– Приказы, – нетерпеливо спросил Неунывающий.

Воля жестом показала: «ждать».

Химера довольно быстро достигла стен. Она сделала круг над местом, где стояла Воля, и принялась снижаться, низко жужжа крыльями. Посадку сопровождало бдительное внимание орудийных систем. Воины позитива рассредоточились, заняв удобные позиции для огня.

Издав тонкую мелодичную трель, химера мягко упала на четыре лапы, и тут же завалилась на бок, в изнеможении.

– Все, покатались, – сказала она тонким голоском. – Еще пара миров и я показала бы вам мертвую петлю.

Из-за ее бока выбрались две сгорбленные фигуры. Кряхтящие и охающие. Они держались друг за друга, словно престарелая пара и вели отрывистый диалог.

– Котики-животики, я зад не чувствую. Он просто исчез. Прощай задик.

– Я изведал те же муки. Чресла мои мертвы.

Заметив, что на них смотрит весь участок стены, всадники перешли на шепот.

– Ладно, слушай, перед Волей никаких жалоб. Мы должны внушить ей, что мы подмога, а не обуза.

– Я покажусь ей, каким есть. Значит сильным.

– Да, да, только не кряхти так. Ты дышишь как старик с очень тугими подтяжками.

– Мне прискорбно.

– Давай, пошли. Говорить буду я. И помни, мы здесь, чтобы сражаться с негативом.

– Это я помню прежде всего.

Воля склонила голову набок. Неунывающий крикнул:

– Эй вы! Подойдите и предстаньте пред владычицей.

Пара приблизилась, стараясь держаться гордо и почтительно одновременно. Одна из сущностей была девушкой в рясе с полосками, вторым был крепкий старик с копьем. Девушка хотела преклонить колено, но во время осеклась и просто протянула руку.

– Правильно, – Воля ответила на приветствие, аккуратно сжав нежные пальцы сущности стальными манипуляторами. – Преклонение ненавистно мне.

Она пожала руку старца и улыбнулась.

– Будьте позитивны, и говорите: кто вы?

– Будь позитивна и ты, Стальная. Меня зовут Котожрица, – представилась девушка. – Я рыцарь-посол мира религиозных представлений. Образ любви. Нынче же, негласный лидер партизанского отряда, который вы видите внизу.

– А ты?

Старец неуверенно поджал губы, посмотрев на котожрицу. Та кивнула.

– Я воин добродетели. Я здесь, чтобы бороть черноту. Это надежное мое описание.

– Понятно, – сохраняя улыбку, сказала Воля. – Это мне импонирует. Вы оба проделали долгий путь сюда, не так ли?

– Очень, – хором ответили оба.

– Опасный путь?

Котожрица стиснула зубы, показав маленькие клыки. Ее глаза тронули слезы. Все положил руку на ее плечо.

– Она старается, – сказал Все. – Старается утаить кручину. Нас было больше. Не глядите на ее слезы. Это не слабость. Она любит каждого. Это сложно.

Воля оглянулась на скрижаль, которую держали слуги. Она сама чувствовала вес этой бесконечно тяжелой плиты, потому что ее дети были такой же частью ее тела, как рука или нога. Она знала, что это такое: ноша предопределенная происхождением.

– Не стесняйся скорби. Быть сострадательной – тяжелое испытание. Скажите мне: откуда вы пришли?

Вытерев слезы широким рукавом, Котожрица последовательно рассказала, как они бежали из мира Солнышка. Как они впервые столкнулись с этим ужасным зрелищем: отчаяньем сущностей, неспособных покинуть свой мир. Впервые затоптали в себе желание помочь, оставляя позади тысячи обреченных. Прорвались через мольбы и рыдания, словно нырнув в кипяток.

Впоследствии они проходили через это раз за разом, предупреждая тех, кто слушал. Непреднамеренно сея панику, они были предвестниками конца. Сильные сущности оставались на защиту своих миров или присоединялись к отряду. Слабые… Вновь заставляли Котожрицу переживать внутреннюю истерику.

В минуты краткого отдыха, ее терзали сны.

Маленький котенок бежит по пустым улицам Теополиса. Он плачет и зовет маму. Его маленькие лапки едва справляются. Ушки прижаты к голове. А за ним медленно, уверенно, безжалостно, ступает черная тварь. Она похожа на инфернального пса с тремя стальными головами. Ее шаги поджигают землю. Котожрица пытается добежать до котенка, спасти его в своих объятьях. Но тварь быстро перемещается вперед и разрывает пушистый комочек на три части.

Черный огонь.

Огонь. Помогите нам. Не оставляйте. Мы хотим существовать. Почему вы уходите? Защитите нас.

– Почему вы уходите? – спрашивает Максиме. – Ты же рыцарь-защитник. Почему не остановиться и не дать бой? Как у тебя хватало сил идти мимо них к спасению? Таков ты, образ любви? Как и твоя проматерь, ты бесполезна и слаба. И любишь только тех, кого легко любить. И только тогда, когда вашим чувствам ничто не угрожает.

Котожрица стоит на коленях, ее голову сжимают зубы, острые как шило. Дыхание пса пахнет кровью котенка. Один ее глаз прокушен и не видит. Второй смотрит прямо на Максиме.

– Мы уходим, потому что не можем помочь.

– Что же вы можете?

– Помнить… Помнить, все что ты сделала.

Максиме раздумывает над этим ответом. Вокруг нее все горит черным пламенем. Хламида распахнута и Одиночество приоткрытым оком наблюдает за происходящим. На горизонте ширится стена дыма.

– Скажи мне, – произносит Пророк, – если б твоя смерть возродила их всех, ты принесла бы эту жертву? Заклала себя ради остальных?

– Да! – почти с облегчением кричит Котожрица, начиная плакать. – Да! Да! Пожалуйста! Если ты можешь это сделать, сделай! Убей меня, но верни их! Только не обманывай. Пожалуйста. Не обманывай.

Челюсти адского пса смыкаются. Котожрица с удивлением слышит звук, с которым раскалывается ее череп. Но с еще большим удивлением… Недоверием. Смотрит Максиме. Вокруг нее гаснет пламя, а на его месте появляются погибшие. Альфа, Аппендикс, Темная Ирония, Любовь, Надежда и многие, многие другие.

Котожрица улыбается, глядя на котенка, лижущего лапу.

Максиме кивает и отходит назад.

Темнота.

Но это лишь видения. Никто не возвращается. Котожрица, Все, и растущая колонна сущностей, проходят мир за миром, оставляя после себя безнадежность и упадок. Словно они сами… Негатив.

– Мы надеялись, что придя сюда, нам больше не придется видеть все это. Что этот мир будет последним, в который войдет Негатив. Мы клялись себе в этом, каждый раз.

Котожрица говорила это и голос ее дрожал. От гнева.

– Пустите нас на стены! Или мы будем сражаться перед ними! Но дальше мы не пойдем. Мы больше не бросим никого! Никого!

Она кричала, капая вновь накатившими слезами.

– Никого! И пусть она знает это!

Воины позитива смотрели то на пришельцев, то на свою повелительницу. Их глаза ярко сияли. Это праведная ярость кипела в них. Рассказ Котожрицы задевал их сущность. Их идеалы. Один из них ударил в щит кулаком. Ему вторил еще один. Потом еще. Через некоторое время весь участок стены гремел металлом о металл. Неунывающий скалился, его пальцы сдавливали рукоять меча. Казалось, что он хочет отправиться в бой прямо сейчас.

– Я ждала, когда вы придете ко мне, все время, с момента восстания Максиме, – сказала Воля, смахивая слезу Котожрицы одним из тоненьких механощупалец. – Я с радостью приветствую вас в моей Крепости. Любой, кто хочет защищать Многомирье от негатива, достоин этой стены.

Лицо Котожрицы немного прояснилось. Она громко ахнула и обняла Волю за бедра, прижавшись щекой к отполированному животу. Неунывающий преданно посмотрел на свою повелительницу и потрепал Все по плечу.

– Вы теперь в гарнизоне, – объявил он. – И попадаете под мое командование. И мою ответственность.

– Ура-а-а-а! – закричали солдаты позитива. – Стальная! Стальная! Стальная!

– Так что же, миледи, как мы пустим их внутрь? Лифт слишком мал.

– Действительно, – отозвалась Воля. – У меня есть один старый способ. Не знаю, сработает ли он сейчас. Котожрица, вы должны передать своим друзьям, чтобы они начали двигаться вдоль стены с правой стороны.

Рыцарь-защитник торопливо кивнула, и побежал к лежащей химере. Та уже успела захрапеть и цветы на ее шкуре закрылись в бутоны.

– Натура, проснись! Проснись, кому говорят? Мы должны сообщить нашим отличную новость!

Пока Котожрица расталкивала ворчащую сущность, Воля взяла с собой Все, Неунывающего и отправилась по стене в только ей известное место. Головы гигантов, держащих щиты, словно следили за ними. Воля знала, что это не так. Целые эпохи для них минули в недвижимости. Они спят так глубоко, что их жизнь неотличима от смерти. Все, кроме одного.

Воля остановилась напротив прима-образа не отличимого от остальных. Черты его лица точно так же оплыли, как у остальных, глазные впадины были гладки. Губы плотно сжаты. Ноздри заросли. Но к его голове, у единственного, вела лестница.

– Я ведь откуда-то знаю тебя, – неожиданно сказала Воля, глядя на Все. – Ты тоже из Теополиса?

– В роде некотором, – нехотя отозвался Все. – Все это, и вы, прекрасная матрона, должно быть мною сотворено из пустоты. Но я, похоже, сотворил только проблемы для другов моих.

– Я поняла. Ты из Сада. Спасибо за комплимент. Я кажусь тебе прекрасной?

– Невыразимо. Если б я создал вас, моя гордыня возобладала бы над разумом.

– Благодарю, достопочтенный Все. Я уверена, что ваши други с негодованием отмели бы утверждение о созданных проблемах.

Неунывающий, с трудом сдерживая улыбку, кашлянул в кулак. Воля строго посмотрела на него и начала подниматься по лестнице. Она подошла к большому уху, в котором еще сохранилась не заросшая раковина. Все и Неунывающий с интересом следили за тем, как она шепчет что-то в этот титанический орган слуха.

– Пожалуйста, – различимо закончила Воля.

– Что сейчас будет? – спросил Все.

Вместо ответа образ оптимизма предложил ему пройти ближе к краю стены. Через какое-то время, когда Воля уже успела нахмуриться, раздался странный гул, идущий, казалось со всех сторон одновременно. Он усиливался и становился почти невыносимым грохотом, а щит, что держал особенный страж, начал дрожать. Все посмотрел вниз, со стены. Там колонна спасшихся сущностей остановилась в замешательстве, не понимая, что происходит.

Если б они не спали, у нас мог быть незначительный шанс, – подумала Воля. Но эти древние титаны слишком отстранены от земного. Единственная их цель: пассивно охранять этот символический кусочек реальности.

Между щитом и остальной стеной образовалась широкая брешь. Сущности, ликуя, устремились в нее. С другой стороны их уже ждали отборные солдаты позитива, которые внимательно следили за тем, чтобы среди беженцев не затесались шпионы. Всех убедили занять подготовленную давным-давно зону карантина, чтобы интеграция прошла проще.

– Благодарю вас, – сказал Все. – Они натерпелись. Пусть отдохнут.

Многим позже, когда щит встал на место, а Котожрица убедилась, что все ее последователи хорошо себя чувствуют и находят свое новое убежище надежным, она была приглашена Волей во двор.

Двор, находящийся на вершине гексагонального донжона, был сконструирован в виде дидодекаэдра, чьи стороны были отлиты из различных металлов. Одна из них, впрочем, была из толстого непрозрачного стекла и олицетворяла уязвимость. Фатальный недостаток, который может разрушить характер человека. Внутри скрывалось несколько этажей, на которых размещались системы слежения и управления городом. Казармы телохранителей, гигантские базы данных в серверных шкафах и стратегический зал.

А также приемная и покои Воли.

Она была занята, но рада гостям. Воля была закреплена внутри сложной конструкции, состоящей из опор, перекладин, подвижных манипуляторов, мониторов и датчиков, отслеживающих состояние Стальной. Это был ее трон и одновременно ложе. Ложе больного. Часть ее туловища, – плечи, руки и голова, – была отсоединена и обслуживала все остальное, перемещаясь на гудящем кране. Стальная что-то перебирала, подпаивала, меняла, доставая детали из подплывающих ящиков, за которые отвечали маленькие летающие механизмы.

Вокруг стояли обработанные плиты волевого камня, на которые были нанесены заветы Воли. Тщательно и аккуратно выбиты. Где-то письмена занимали все свободное пространство, где-то только поползли сверху вниз. Было очень светло, полусферические лампы на потолке зажигались и гасли, в неясной последовательности, словно передавая шифр.

Котожрица и Все вошли туда в сопровождении Неунывающего и какого-то обезьяноподобного механического существа. Этот робот увязался за ними, начиная с закрытого этажа-хранилища. Он был очень любопытен и постоянно пытался исследовать новые сущности тонкими щелкающими пальцами.

– Мы не вовремя? – спросила Котожрица, глядя на Волю расширившимися глазами.

– Мое техобслуживание не причина для того, чтобы откладывать беседу, – произнесла та, разбирая часть собственного бедра. Внутри обнаружились пятна ржавчины, выскочившие на поверхности стальных костей. Несколько проводов истерлись и пахли окалиной. И что-то мешало плавному ходу сустава.

– Пип-пуп, – поздоровался рукастый робот.

– Это Архивариус, – сказала Воля, пока Неунывающий старался оттеснить механизм от рыцаря-защитника. – Он занимается данными со всего Многомирья. Все, что добывают наши разведчики, он классифицирует и сортирует. Немаловероятно, что он уже знает вас, в той или иной степени. Да, Архивариус?

– Пи-ип, – отозвался робот. – Пи-пип.

Все смотрел на это существо с не меньшим любопытством.

– Какое поганище, – сказал он, отталкивая робота древком. – Кто создатель такого?

– Госпожа, – ответил Неунывающий. – Она, между прочим, тоже имеет двойственную натуру. Но вы нашли ее привлекательной, если, конечно, я правильно понял ваши слова.

Котожрица посмотрела на Все с веселым удивлением. Тот не смутился:

– Верно. Но госпожа ваша – именно то, чем кажется. Прекрасная дева из стали и плоти. Я никогда не думал о сочетании таком. Поэтому восхитился. А это – лишь из холодного железа тварь, которая нужна, чтобы запоминать. Но она кривляется как мартышка. Для чего? Вас пугает ее истинная сущность? Ее жизнь, не имеющая жизни ориентиров? Это обезьянья маска должна успокаивать? Но она усыпляет бдительность. Это неправильно. Вот что сказать хотел.

– П-ип, – выразился Архивариус. – Пип. Пип-пип. Пуп.

– Он говорит, что не сам выбрал такую манеру поведения, – перевела Воля с профессиональной бесстрастностью. – Великая Мать спроектировала его внутри себя таким образом, что б он был подвижным и мог быстро передвигаться между серверными шкафами и обслуживать их. Схожесть с определенным животным видом – просто совпадение, вызванное техническими характеристиками.

– Пип.

– Изображать обезьяну – это не его цель.

– Пип-пуп.

– Так что не надо видеть суслика там, где его нет.

Котожрица и Все переглянулись.

Воля, тем временем, выжгла всю ржавчину, поменяла провода и хорошенько смазала бедренный сустав. Она поставила внешнюю пластину на место и закрепила ее.

– Но, знаете, уважаемый Все, – кран развернул ее и поднес поближе к гостям, – я очень заинтересована вашим опытом и вашей точкой зрения. Мы с вами похожи. Создание нового – не единственное наше предназначение, но любимое ремесло. Возможно, мы сможем поговорить об этом позже. А пока, я хотела бы услышать подробный рассказ о том, как вы оказались во главе всех этих сущностей. Присядьте.

Все ступил назад и чуть не споткнулся о раскладную скамью, которую успел поставить ловкий и бесшумный Архивариус.

Рассказ Котожрицы, иногда легкий, почти радостный, чаще давил ей на плечи. Отдельные периоды резали ее горло изнутри. Она рассказала, как Альфа подобрал ее в Теополисе, как они с Аппендиксом рассредоточились, как был найден человек. И как потерян.

Воля, тем временем, закончила обслуживание своего тела. Ее плечевой пояс аккуратно водрузили на место тонкие манипуляторы трона. Став одним целым, она высвободилась из фиксаторов и зажимов. А затем сошла по серебристым ступеням вниз, приняв от дрона легкую накидку красного цвета. Прикрыв хромированное тело, чтобы соблюсти приличия, она принялась задумчиво прохаживаться взад-вперед, проверяя ход ноги.

– Прискорбно, – сказала она в заключение. – Жертва была у вас в руках.

– При всем моем уважении, я прошу не говорить так о нем, – Котожрица встала со скамьи. – Он не жертва.

Замерев на полушаге, Стальная повернула голову, чуть удлинив шею.

– Прошу тебя объяснится, рыцарь-защитник.

– Он не жертва. Никас наш друг.

– Как это поможет нам остановить негатив? То, что он ваш друг? Он прибыл сюда с определенной целью, и должен выполнить свое предназначение. У него был договор с Девелом.

– Вы же понимаете, госпожа, что старый ритуал больше нам не поможет. Обстоятельства сильно изменились.

– Ничего не изменилось! – возразила Воля властно.

Она подошла вплотную к гостям. Все тоже встал, зачарованно глядя на гнев королевы.

– Ему нужно убить ее, и тогда Одиночество сменит хозяина. Цикл продолжится! Неважно где и как это произойдет. Одиночество не сможет устоять.

– Это… Это неправильно. Жестоко.

Воля отмахнулась, как от мухи.

– Жестоко, – повторила она. – Архивариус.

– Пип?

– Расскажи нам, что случилось с Теополисом.

Котожрица побелела, как молоко. Она вся сжалась, словно ее уже ударили, пробили насквозь. Уши прижались к голове. Глаза расширились и остекленели. Сейчас хватило бы легкого дуновения, чтобы развеять ее самообладание.

– Я бы почувствовала, – прошептала она. – Не может быть. Неужели я так далеко?

Все прижал ее к себе, ласково гладя по спине.

– Пип-пуп-пи-пип, – поведал Архивариус, выдержав паузу.

– Он еще стоит, – перевела Воля.

Жрица выдохнула, промокнув рукавом слезу.

– Но осажден со всех сторон! – громогласно продолжила Воля. – Чудеса Только Воздающего пока сдерживают Негатив. Но это не продлится долго. Тебе не кажется, рыцарь-защитник, что жестоко будет дать погибнуть всему, удовлетворив твою чуткую сострадательность и избавив человека от предназначения.

Ответа не последовало.

– Впрочем, – Воля смягчилась, – этот спор, в текущих обстоятельствах, бесполезная диалектика. Раз уж единственный шанс на спасение был потерян, мы будем сражаться насмерть. И сгинем с боем, омрачив ликование зла.

– Прекрасные слова, миледи, – напомнил о себе Неунывающий.

– Сгинем с боем? – Котожрица приходила в себя. – Что за настрой тут у вас? Вы же позитив, или мы ошиблась крепостью?

– Победы вы не хотите? – согласился Все.

– Архивариус, каковы наши шансы выжить, учитывая только известные тебе данные о соотношении сил?

– Пип? Пуп-пип.

– Он говорит, что математически это микроскопическое число не выразить.

– Пип-пип. Пуп.

– Все равно, что взяться двумя пальцами за протон.

Котожрица сжала кулаки.

– Мы что, пришли сюда, чтобы нас заранее назвали потерями? И это речь госпожи, которая занимает эту крепость. Крепость, защищающую половину Многомирья. Она уже приготовилась к смерти? Ушам не верю.

И уши ее взметнулись торчком.

– Тише, – сказал ей Все. – Будет.

– Я собираюсь отогнать Максиме от стен, – ярилась Котожрица. – Эта мерзкая, жестокая, безумная гадина побежит обратно, я клянусь в этом!

– Вот это настрой, – одобрительно сказал Неунывающий. – Милая леди-рыцарь, вы определенно позитивная сущность. Однако не будьте так легковозбудимы. Мы с госпожой давно рассмотрели все возможности эффективного сопротивления. Их нет. Негатив объективно сильнее нас.

– А воля слабеет, – добавила королева, с печальной ухмылкой. – Вы думаете, я вычищаю ржавчину из своих внутренностей, потому что сдалась? Труслива и неподготовлена? Люди опускают руки, чувствуя присутствие тьмы. Их инертность подтачивает меня. Рыжая проказа оскверняет мою сущность. Я всегда готова дать отпор. Я всегда готова погибнуть, защищая Многомирье. Никакая жертва не страшит меня. Но это не только моя война. И наши союзники, люди, близки к поражению. Эта крепость – символ. Идея. Она не предназначалась для отражения такого апокалипсического нашествия. Не было таких прецедентов, таких уроков и опыта, из которых можно было заключить, что негатив способен объединится настолько легко и массово. Раньше он пожирал сам себя, в бесконечных междоусобицах и это спасало Многомирье. И даже если бы кто-то предупредил нас, послал заранее весточку с описанием грядущей бойни, мы бы не смогли найти ресурсы необходимые для обороны. Существуют и существовали целые миры, созданные одной лишь войной. Там маршируют механические создания высотой в горы, под их поступью разламывается земная кора, но и они сгорают. Негатив из своих тел создает великанов подобных им. Крепости, в тени которых вы не разглядели бы мою, сдаются, вырезаются, вычищаются. Понимаете ли вы меня? Понимаете ли вы истинные масштабы происходящего? Кошмар и безумие. Это воистину конец времен. Нас может спасти только чудо. Но Максиме, насколько я знаю, позаботилась и об этом.