Текст книги "Поединок. Выпуск 14"

Автор книги: Николай Леонов

Соавторы: Николай Шпанов,Леонид Млечин,Аркадий Ваксберг,Петр Алешкин,Виктор Пшеничников,Евгений Богданов,И. Скорин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)

Вскоре между нами стали возникать конфликты, или, точнее, ссоры, относительно пользования машиной, которые происходили по инициативе с его стороны. Дело в том, что я поступила на курсы для обучения вождения автотранспортом, успешно их закончила и получила водительские права. Поэтому я стала пользоваться машиной чаще, чем раньше, и уже не в качестве пассажира, а Борис по-прежнему старался, чтобы чаще пользовались его родители, он как стопроцентный эгоист думал все время о своих интересах и своих родителях и еще при этом ссылался, что его родители дали деньги на покупку этой машины, хотя, мне кажется, это не очень красиво с его стороны, потому что, когда делают подарок, не сообщают, на какие деньги он куплен, и не ставят условия, как им пользоваться, так меня с детства учили, и по этим правилам я всегда жила.

Но я очень любила мужа, я не хотела конфликтами по пустякам омрачать наши отношения. Поэтому я решила продать автомашину «Москвич», которая стала причиной ссор. Мне казалось, что такое решение встретит полное понимание со стороны моего мужа, тем более что уже подходила очередь на покупку новой машины ВАЗ-21011, но получилось иначе. Муж считал, что я должна получить у него разрешение на продажу, как будто я не самостоятельная женщина, а продана ему в рабство, хотя у меня зарплата не меньше его, и высшее образование, и я могу прокормить и себя и его, и вообще, мне кажется, сейчас уже не те времена, чтобы жена не имела права голоса, тем более что машина мне подарена, но он про это все время забывал и вынуждал ему напоминать, что мне было неприятно, как, я думаю, любой женщине, если она себя хоть немножечко уважает.

Однако я сделала все, чтобы мы примирились, и в этом меня полностью поддерживала моя мама. Поэтому я не возражала, чтобы новая машина ВАЗ-21011 была куплена на его имя, раз для мужа имело такое значение быть собственником, меня вполне устраивала доверенность, чтобы пользоваться машиной, причем очень редко, и на большее я не претендовала. Сначала все шло хорошо, а потом опять началось, и опять из-за этой дурацкой машины, потому что муж все время вызывал на скандалы, если приходило время везти куда-то его родителей, а у меня как назло были свои дела, которые мужу полагается уважать; ведь я самостоятельная женщина. Но муж, как оказалось, смотрел на данный вопрос по-другому, и его родителям по очень странному совпадению машина всякий раз была нужна точно тогда же, когда и мне, но муж этого совпадения почему-то не замечал.

Все мои друзья и подруги очень сочувствовали мне, советовали плюнуть и разойтись. Точно так и надо было сделать, я еще молодая, надежды встретить человека, который бы меня носил на руках, я не теряла, но мое несчастье состояло в том, что я по-прежнему любила Бориса.

Для меня уже было окончательно ясно, что все наши неудачи и конфликты упираются опять в злосчастную машину, она просто стала каким-то проклятием в нашей семье, которую я хотела сохранить во что бы то ни стало, и поэтому я решилась опять на продажу, хотя мне было очень жаль расставаться с таким удобством, и непонятно, зачем я мучилась на курсах и получала права, которые я успела уже обменять на международные, которые действительны в любой стране за границей, и это разрешается не каждому, и мечтала о туристской поездке с мужем в Чехословакию, моя мама постаралась и устроила нам поездку, и вот все срывалось неизвестно почему, но сохранить семью, конечно, гораздо важнее. К моему удивлению, я опять не встретила понимания у мужа...»

Прерву цитату из документа краткой записью, которую я сделал на встрече с девочками-швейницами. Эту запись уместно использовать именно здесь.

«Оля Жучкина. Рассказывает о Светлане Гороховой спокойно, но с явной симпатией. Даже порою и с восхищением:

– Она выезжала на машине, за рулем, в клетчатом свитере, длинный голубой шарф обмотан вокруг шеи, на голове шапочка с козырьком... Будто из фильма... Настоящая кинозвезда... Светлана была рождена водить машину, мчаться навстречу любви... Или чтобы рядом сидел красавец ей под стать и курил сигареты «Мальборо». Кто хоть раз видел Светлану за рулем машины, иначе уже не может ее представить...»

Из показаний Гороховой С. А. (продолжение)

«...Машина была на его имя, поэтому я сама не могла ее продать. Доверенность была только на вождение, а не на продажу. Дать другую доверенность Борис отказался. Я, конечно, все равно не стала бы продавать без его согласия, но меня возмущал факт, как будто я какая-то бесправная любовница, а не законная жена. У нас по этому вопросу было много обсуждений, даже, можно сказать, дискуссий, мне очень тяжело о них вспоминать. Однажды я напомнила, как он доказывал мне свою любовь, подарив машину «Москвич». И, можете представить, Борис рассмеялся. Он сказал, что так любовь не доказывают. Значит, тогда он лгал! А я развесила уши! Это был ужасный удар с его стороны. Мы крупно поссорились, и он ушел из дому, забрав машину ВАЗ-21011.

Я не верила, что это надолго, ждала каждый день, каждый час, что он вернется, ведь я очень любила его, и мне казалось, что он тоже любит меня. Но он не возвращался и даже не звонил. А звонить первой – так я еще не совсем растеряла женскую гордость, хотя он и рассчитывал.

Позже я обнаружила, что он увез мою доверенность, вторые ключи от машины и даже страховку. Я до сих пор не знаю, когда он ее выкрал. Но что выкрал – это факт. Значит, все дело было в машине, из-за нее поломалась наша жизнь, и я правильно хотела от нее избавиться, но Борис не дал, потому что свет клином сошелся у него на машине, а не на семье.

Но я не могла жить без него, это просто мое настоящее несчастье, и за него так жестоко поплатилась. Как мне было ни обидно и унизительно, я не выдержала, первая позвонила, чего никогда себе не прощу. Но вы поймите, захотелось попробовать в последний раз что-то склеить, хотя мама предупреждала, что из разбитых черепков кувшина не получается, но ведь я еще молодая, мне очень хотелось любви, и я опять не послушалась маму, и опять она оказалась права.

Я предложила Борису помириться, на что он сразу же дал согласие. Это был самый счастливый день в моей жизни, но оказалось, что с его стороны это игра и коварный обман. Он был себе на уме, а я верила каждому его слову.

Мы проговорили целый вечер. Мне очень тяжело про это вспоминать. Договорились все забыть и начать сначала, и Борис согласился даже продать машину, хотя я уже не видела в этом необходимости, раз между нами наступил мир, так что машина не служила больше помехой семейной жизни, и мы могли поехать на ней в Чехословакию, чтобы отпраздновать второе рождение нашего брака.

Тут я должна написать про то, про что писать не положено, про это не говорят, это очень личное, касается только двоих. Но если утаить, вы можете не понять, а так хочется, чтобы меня наконец поняли. Одним словом, мы испытали в ту ночь такую любовь, какая была у нас только в первый раз, когда мы решили стать мужем и женой, и тут я окончательно поверила, что счастье не только возможно, но что оно точно вернулось. С этим чувством я заснула, но какая-то сила вдруг разбудила меня, я проснулась в огромном волнении и не могла объяснить почему. Борис спал, ни о чем не подозревая.

Я просто не знала, что со мной творится. Как будто какой-то голос подсказал, что я опять обманута. Я встала, несколько раз прошлась по комнате. Выглянула в окно. Светила полная луна. Машина стояла возле тротуара, и я долго смотрела на нее, чувствуя, что эта проклятая машина по-прежнему мешает нашему счастью.

Мне хотелось разбудить Бориса, спросить его, что со мной, чтобы он развеял мои сомнения и снова сказал, как он меня любит. Но он так сладко спал, и, если бы я разбудила его, он ничего бы не понял или понял бы неправильно, грубо, по-мужски, а это для меня, в моем состоянии, было бы просто ужасно, я, наверно, умерла бы от обиды.

Вдруг я заметила его пиджак, висевший на спинке стула. Какая-то сила заставила меня проверить карманы, хотя это, конечно, не очень красиво, я понимаю, но ведь Борис мой муж, а я была в сильном волнении, я должна была что-то делать, тем более что чувствовала обман с его стороны.

В одном из карманов я нашла письма! Письма неизвестной мне женщины моему мужу! У окна при свете луны я прочла их и только тогда поняла, как подло обманута. Что было дальше, я плохо помню... Мне захотелось тут же убить Бориса, а потом себя. Я побежала на кухню, потом обратно в комнату, боясь разбудить маму и поднять на ноги весь дом. Я металась, не зная, что делать. Потом схватила не помню что и забралась на кровать, где Борис продолжал сладко спать, не подозревая, что его предательство уже раскрыто. Может быть, я не переживала бы все это так сильно, если бы только что не подарила ему от всего сердца то, что может подарить женщина, причем только очень любящая женщина (эти слова подчеркнуты трижды. – А. В.).

И вот точно в данный конкретный момент он проснулся, увидел меня и протянул ко мне руки, чтобы обнять, приблизить к себе. Как я и предвидела, он все понимал примитивно, по-мужски, не в состоянии разобраться в чувствах женщины, которую он не только обманул, а просто-напросто предал.

У меня в памяти не осталось ничего, что было дальше. Кажется, я не сдержалась, оттолкнула его и, возможно, даже ударила. Больше всего я боялась разбудить маму. Села в машину и поехала куда глаза глядят, лишь бы не останавливаться, потому что остановиться – это значит остаться со своими мыслями, а в голове была такая каша, хоть плачь. Вся моя жизнь пошла под откос, и теперь мне уже все равно, что будет, даже если меня расстреляют.

Я ездила взад-вперед, пока в баке был бензин, а потом добралась до своей подруги Тимаковой Светы, сказала ей: «Светка, ни о чем не спрашивай, дай выспаться», заснула сразу и проспала 15 часов. Тимакова Света успела позвонить моей маме, сообщить, что со мной ничего не случилось, я жива и здорова, чтобы она не волновалась. И когда я проснулась, мы решили, что я приду в милицию и расскажу всю правду».

Этот документ, который для нашего повествования представляется мне важнейшим, я привел полностью, без купюр и без правки, позволив себе лишь в некоторых местах расставить отсутствующие знаки препинания и устранить грамматические ошибки.

Постановление следователя Ермакова о возбуждении уголовного дела

«...Рассмотрев материалы, поступившие из городской больницы № 2, и заявление о добровольной явке с повинной... установил:

В ночь с 6 на 7 апреля... на почве длительных неприязненных личных отношений гражданка Горохова Светлана Артемовна нанесла своему мужу Петрушину Борису Валентиновичу, находившемуся в сонном состоянии, удар острым рубящим предметом типа топора, результатом чего явилось отсечение кисти левой руки потерпевшего, то есть причинила умышленные тяжкие телесные повреждения, сопряженные с увечьем. На основании изложенного... постановил: возбудить уголовное дело по признакам статьи 108 часть 1-я Уголовного кодекса РСФСР и принять его к своему производству...»

Из протокола допроса потерпевшего Петрушина Б. В. (проведен в городской больнице № 2 14 апреля...)

Вопрос.Как себя чувствуете, в состоянии ли давать показания после ампутации кисти левой руки?

Ответ.Показания дать в состоянии.

Вопрос.Расскажите, что вам известно о том, кем, когда и как было нанесено вам вышеуказанное тяжкое телесное повреждение, сопряженное с увечьем?

Ответ.Вышеуказанное тяжкое телесное повреждение, сопряженное с увечьем, мне нанесла моя жена Горохова Светлана в ночь с 6 на 7 апреля... в доме, где мы проживаем. Орудием преступления послужил домашний топорик для рубки мяса, который я сам наточил тем же вечером по просьбе Гороховой С. А., чтобы нарубить из имевшегося у нее окорока свиные отбивные для ужина в честь нашего примирения.

Вопрос.Можете ли вы рассказать подробно, что послужило причиной этого преступления?

Ответ.Несмотря на большую физическую слабость, предпочитаю написать об этом сам».

Из показаний Петрушина Б. В. (почерк корявый, в некоторых местах едва разбираемый)

«С Гороховой С. А. меня познакомил товарищ по работе Тимаков Леонид. Он откровенно сказал, что Горохова, подруга его жены, вышла замуж неудачно, ее муж больной, хилый парень, а сама она, как он выразился, «кровь с молоком», и я не пожалею, завязав с нею отношения, которые меня ни к чему не обязывают. Я был холост, свободный человек, дружил в то время с одной студенткой, но без любви, поэтому меня ничто не удерживало, и я согласился познакомиться с Гороховой на встрече старого Нового года. Она сразу же показалась мне той, о которой я мечтал. Чем именно она меня пленила, я объяснить затрудняюсь, но своего впечатления я не скрывал, и она сразу поняла, что просто легкие, непринужденные отношения между нами не сложатся.

...Светлана почувствовала свою власть надо мной. Я привязывался к ней все больше и больше, возможно, потому, что такой женщины в моей биографии еще не было. Я настаивал на том, чтобы она развелась с первым мужем и мы узаконили наши отношения. Светлана, однако, оттягивала это. Объяснение было такое: нам надо проверить свои чувства. Проверку она видела только в одном: чтобы я сделал ей очень дорогой подарок, потому что, по ее словам, на это способен лишь тот, кто действительно любит, иначе ему не имеет смысла бросать деньги на ветер.

Такое объяснение меня удивило, но, возможно, она обожглась на молоке и теперь дула на воду. И еще мне казалось, что, может быть, она в чем-то права: ведь я ни за что на свете не сделал бы такой подарок (речь шла о «Москвиче», очередь на него подходила у моего отца, и Светлана об этом знала) студентке, с которой дружил.

Известно, как трудно перевести очередь на другое лицо, а потом еще подарить машину постороннему человеку (мы со Светланой не были расписаны), но я был готов на все. Нам помогла мать Светланы (директор кондитерской фабрики), у нее огромные связи, она нажала на все рычаги, и мы нигде и ни в чем не встречали препятствий.

Вскоре после того, как «Москвич» был оформлен на имя Светланы, она развелась с первым мужем, и мы расписались.

Мне физически очень трудно писать, я вынужден отложить мои объяснения до другого раза».

Меня не покидала мысль разыскать Вадима Скачкова и поговорить с ним. Но вовсе не оттого, что он уклонялся от встреч с правосудием. Особенной загадки в его нежелании явиться на суд я, признаться, не видел. Легко понять состояние отвергнутого мужа, который вынужден созерцать трагедию счастливого соперника и пускай законное, пускай справедливое, но все же крушение бывшей жены. По-прежнему, видимо, не очень ему безразличной. Вряд ли бы кто-нибудь на его месте рвался предстать пред любопытными взорами посторонних и участвовать, даже и косвенно, в уличении подсудимой.

Но мне его повидать все же было необходимо – без этого в психологическом механизме случившегося оставались недостающие звенья. Пустоты, нарушающие цельность картины.

Я никак не мог придумать способ навязать себя в собеседники, но тут сработал безотказно действующий принцип на ловца и зверь бежит. Однажды в дверь гостиничного номера постучали, вошел молодой человек – худощавый, сутуловатый, с бледным, тонким лицом, на котором были резко очерчены острые скулы, – представился: Скачков.

– Вы хотели со мной встретиться? – спросил он. – Мне передали... Чем могу вам помочь?

Ответить на этот вопрос было непросто, потому что помощи от него мне не было нужно, а ворошить старые раны – он явно к этому не стремился. Так и предупредил:

– Плохого о Свете ничего не скажу, не ждите, хотя нахлебаться пришлось. Для вас – интересный сюжет, для людей – большая беда.

Я попробовал возразить: и о чужой беде надо знать всем, ведь она тоже входит в жизненный опыт, служит уроком. Он выслушал меня с плохо скрытой усмешкой.

– Единственный урок истории... – напомнил он, слишком нарочито разглядывая настенную графику – жалкое украшение гостиничного номера. – Единственный урок истории состоит в том, что из него не извлекают никаких уроков. Это, кажется, Анатоль Франс. Последуйте лучше совету классика, он знал толк в этих вещах.

Я обещал. Но удел литератора все-таки разбираться в человеческих отношениях, сколь бы ни были они сложны, горьки, драматичны. Разбираться – и рассказывать о них своим современникам. Иначе литература перестала бы существовать.

– Вы знаете, – все так же скептично отозвался Вадим, – проблемы литературы меня как-то не греют. Сейчас – тем более... – Возможно, наш разговор так и свелся бы к словесной дуэли, если бы мой собеседник с ходу, без видимой логической связи не переключил рычажок. – Короче, что конкретно вы намерены предпринять? – Он прочел на моем лице удивление и уточнил: – Я правильно понял: вы приехали, чтобы чем-то Светлане помочь? – Скорее всего, удивление отразилось на моем лице еще очевидней, и тогда он сразил меня наповал: – Если приехали вы не за этим, то визит ваш, по-моему... Ну, встречи, беседы... Вторжение в горе стольких людей... Тогда все это... Не очень красиво...

Наступила неловкая пауза. Вадим молчал, сам смутившись этой неожиданной резкости, и я тоже молчал, стараясь взглянуть на то, что случилось, его глазами. Это стоило сделать – для того хотя бы, чтобы избежать перекоса. Ведь меня привело в этот город письмо друзей Бориса Петрушина, – там, естественно, угол зрения был совершенно иной. Иная точка отсчета. И цель – тоже иная.

В письме были такие строки – я их прочитал Вадиму: «С помощью влиятельной мамы делается все, чтобы злодеянию С. Гороховой найти оправдание. Подключили медицину – пусть докажет, что убийца (без пяти минут) была не в своем уме (сохраняю стиль подлинника. – А. В.). Не вышло! Весь город знает эту «Леди Макбет» нашего уезда, ее аппетиты и амбиции. Молодую волчицу, от которой лучше держаться подальше. Только случай сохранил жизнь нашему товарищу, но зато какой ценой! Ненасытная алчность проявила себя в этой истории с такой наглядностью, что пора бить во все колокола. То, что случилось, касается не только заинтересованных лиц, это, не побоимся сказать, сегодня проблема номер один. Загребущие руки хватают все, что попало, и готовы даже убить, если им мешают. Никакой пощады этим подонкам!»

Письмо не произвело на Вадима ни малейшего впечатления.

– Вы считаете, – ехидно спросил он, – что такая вот брань... «подонки», «мерзавцы», «сволочи» и все такое в том же духе... Вы считаете, это что-то доказывает? По-моему, ничего. Только дает волю страстям. А основа правосудия, напротив, бесстрастность. Разве не так? – Он ждал возражений, а я ждал конца его монолога. – Вам известна пословица: «Понять – значит простить»? То есть сначала понять! Прежде всего понять. Кто действительно понял, тот не может не быть милосердным. Вот эти ваши корреспонденты, – он искоса взглянул на письмо, – они не поняли ничего. Решительно ничего. Оттого и вопят: «Подонки! Никакой пощады!» Вопить – тут большого ума не надо...

– Вы противоречите сами себе, – решил и я вставить слово. – Они не разобрались, не поняли – вы их осуждаете. Я хочу разобраться и, значит, понять – это вы осуждаете тоже. Выбирайте что-то одно.

– Поймали! – впервые он улыбнулся, признавая себя побежденным. – Поймали, сдаюсь. Ну, так чем я могу вам помочь?

Многих читателей волнуют те же проблемы, и рассуждают они примерно так же, как приятели Бориса Петрушина. Сначала я собирал их письма, намереваясь столкнуть разные мнения, потом бросил, оттого что все они были похожи друг на друга, не отличаясь, увы, ни разнообразием сюжетов, ни оригинальностью аргументации. И однако, важно то, что они были, отражая мнение, с которым нельзя не считаться.

Вот строки из нескольких писем – пусть они тоже включатся в наш разговор, хотя ни один из авторов не имел никакого понятия о деле Светланы.

«Погоня за жизненными благами стала даже не поветрием, а форменным бедствием. Они из средств, украшающих жизнь, превратились в самоцель, для достижения которой пригоден любой метод. Обмануть, украсть – это вроде бы и постыдным не считается. Можно и оклеветать, и даже убить. Не по закону можно, конечно, а как бы оправдываясь в своих глазах и в глазах окружающих... У нас в учреждении раздавали садовые участки. Заранее составили список, и одна сотрудница, В-ва, оказалась за чертой. Первой из кандидатов, если что случится... И она сама постаралась, чтобы «случилось». Избрала мишенью «на всякий пожарный» не одного сотрудника, а двух – из списка, разумеется. И повела на них атаку. Вдруг обнаружила в себе гражданскую доблесть и непримиримость к недостаткам, которые у этих сотрудников, возможно, действительно есть. И что бы вы думали?! Преуспела! Одного уволили, другую исключили из списка на участок – наказали... Освободилось не одно место, а сразу два, ну и тогда уже по всем правилам включили в список «первую кандидатку». Сразу куда-то ушла ее непримиримость. Кандидатка, став обладательницей, перестала разоблачать. Пока! До очередной раздачи лакомых кусков... Можно ли оставаться хладнокровным, видя такую подлость?» (Н. Г., экономист, Пермь.)

«Вам не кажется, что одна болезнь пустила у нас слишком; глубокие корни? Я не могу дать ей название, но могу описать симптомы. Первый: страх чего-то недополучить. «Больному» все время кажется: ему недодали, его обошли, у него нет того, что есть у другого. А он ничем не хуже, он тоже «имеет право»... Второй – автоматически вытекает из первого: «больной» маниакально стремится приобрести упущенное. Ничего не упустить становится его навязчивой идеей. Ради этого он убьет и отца родного. Последняя фраза не гипербола, а реальность: вспомните очерк вашего коллеги Евгения Богата «Коллекция». Я считаю, что «психологическое снисхождение» к таким зверям общественно опасно. Это способствует распространению болезни, что всегда грозит обернуться эпидемией... Предлагаю энергичней пускать в действие хирургический нож». (А. С., врач-невропатолог, Ленинград.)

«...Одна родственница моей знакомой сначала вступила в фиктивный брак (для нее фиктивный, а он-то думал, что женится всерьез), чтобы заполучить московскую прописку... Заполучив, дала отбой и принялась сживать мужа со света. Он пробовал через суд что-то доказать, не знаю точно – что, я плохо в этом разбираюсь, но у нее крепче нервы, после не то десятого, не то двадцатого судебного слушания его хватил инфаркт... Тут у «москвички» вспыхнула новая «любовь». Нашлась вторая жертва с хорошей квартирой. Сначала «влюбленная» довела до могилы его отца, с которым он жил, потом захватила все помещение, потому что уже был ребенок, и этим ребенком она спекулировала как хотела... Суд определил мужу небольшой угол в квартире, где он родился и прожил всю жизнь, но как пользоваться хотя бы и этим углом? Если муж переступит порог уже не просто чужой, а враждебной ему квартиры, владычица его убьет и глазом не моргнет. И так все обставит, что убитый будет сам виноват... Неужели мы бессильны перед этой гадючьей породой?» (С. Л., Москва, профессия не указана.)

Сказано сильно, но, право же, даже самые резкие выражения покажутся нежными, процитируй я другие письма из папки, хранящейся в моем архиве. Не рассчитывая на публикацию, авторы таких писем избегают парламентских выражений. Как думают, так и пишут. И диагноз, видимо, ставят точный. Но похож ли каждый конкретный случай на все остальные? Допустимы ли тут упрощенные обобщения?

Вернемся поэтому к материалам судебного дела.

Из показаний Петрушина Б. В. (продолжение)

«Сейчас мне трудно сказать, сколько длился период наших мирных (в смысле нормальных) отношений. Скоро семейный корабль дал первую трещину, когда я предложил снять комнату и жить отдельно. Мои родители, они были против нашего брака, предупреждали, что ничего хорошего из жизни в доме Калерии Антоновны не выйдет. И точно так оказалось. Мать жены вмешивалась буквально в любой пустяк и раздавала указания, куда ходить, с кем дружить, что читать, как одеваться, ну просто ничего не оставалось без ее руководящих установок. Я терпел, нельзя же было начинать семейную жизнь с конфликтов. Одно предложение Калерии Антоновны показалось мне даже удачным выходом из положения: она обещала устроить работу за границей по моей специальности. Я считал, это даст нам возможность без конфликта оторваться от опеки и пожить вдвоем совсем в другой обстановке. Поэтому согласился. А Светлана с увлечением стала строить планы, как мы заживем за границей. Но вскоре Калерия передумала: будет ли прочным наш брак, зачем зря хлопотать?

Вдобавок Светлана отказалась иметь ребенка. Это могло означать, что и она в чем-то начала сомневаться.

Вторая трещина, и то очень скоро, получилась из-за машины, и с тех пор слово «машина» стало главным в нашей семье. Фабрика, которой руководит К. А. Горохова, получила несколько «Жигулей» для продажи передовикам производства. Каким-то образом Калерия Антоновна устроила одну для Светланы. Но машина у Светланы уже имелась, поэтому ее надо было срочно продать.

С утра до вечера и с ночи до утра только и говорили, как половчей обойти закон. Меня это задевало лично, поскольку «Москвич» подарил я и, значит, я тоже участник довольно сомнительной комбинации. А очередь мне уступил отец, значит, и он тоже «внутри». Кроме того, «Жигули» стоили гораздо дороже, денег для доплаты у нас не было. Но когда я об этом напомнил, меня просто подняли на смех, потому что если «Москвич» продать «как следует», то и на «Жигули» хватит, и еще обмыть покупку останется.

Но поиск выгодного клиента все затягивался, а время выкупать «Жигули» неумолимо приближалось. Тогда К. А. Горохова устроила так, чтобы машину оформили на мое имя. Запахло тюрьмой!.. Отец категорически запретил мне соглашаться, но я смалодушничал. Я понимал, что, отказавшись, порываю со Светланой: ведь из-за этих «Жигулей» у Гороховых на карту поставлено все.

Комбинация была такая: Калерия Антоновна собирает у знакомых деньги на «Жигули», я оформляю машину на свое имя, потом продается «Москвич», и тогда деньги возвращаем мамаше. И все точно так получилось.

«Москвич» был продан какому-то приезжему гражданину, и за сколько, тоже не знаю, но, по словам Светланы, долг матери мы вернули и еще осталось рублей двести «на мелкие расходы», но по госцене «Москвич» стоил пять с чем-то, а «Жигули» семь с чем-то... Истерики, которые закатывала Светлана, когда надо было моих родителей отвезти в пригородный санаторий и привезти обратно после окончания срока лечения, меня так возмутили, что я не сдержался и напомнил: машина куплена на деньги моего отца. Это был поворотный момент в наших отношениях: я стал для жены врагом номер один...»

Из протокола допроса свидетеля Умаркулова А. Г., члена хлопководческой бригады колхоза «Маяк»

« Вопрос.Расскажите следствию, как вы приобрели автомашину «Москвич».

Ответ.Каждый год в осенний период я приезжаю в данный город для продажи на рынке фруктов нового урожая. Здесь я познакомился с Гороховой К. А., она работает директором кондитерской фабрики. Я обычно привозил ей фрукты, а она снабжала меня дефицитными кондитерскими изделиями... Однажды Горохова сообщила по телефону, что продается почти новая автомашина «Москвич». У меня имеется автомашина «Волга», и у старших сыновей тоже, но подрастал младший сын, и я согласился купить «Москвич» после того, как продам на рынке все фрукты.

Вопрос.За какую сумму была куплена машина?

Ответ.К. А. Горохова запросила восемь тысяч, но мы сторговались на семи с половиной.

Вопрос.Как вы оформили покупку?

Ответ.К. А. Горохова посоветовала сразу оформить на сына, потому что у меня была уже «Волга». Оформление она брала на себя, хотя сыну Эргашу не было еще 18 лет».

Из протокола допроса свидетеля Гороховой К. А.

« Вопрос.Почему вы участвовали в продаже автомашины, вам не принадлежащей?

Ответ.Моя дочь плохо разбирается в таких делах.

Вопрос.Что вас лично связывает с гражданином Умаркуловым А. Г.? Какие услуги вы ему оказывали, а он вам?

Ответ.У нас с гражданином Умаркуловым приятельские отношения. Он привозил мне иногда в подарок дыни и виноград, а я дарила ему иногда зефир в шоколаде, помадку и другие сладости, приобретенные через наш фирменный магазин.

Вопрос.За какую сумму была продана автомашина «Москвич»?

Ответ.Она была продана по государственной цене, установленной на данную машину.

Вопрос.Назовите лиц, у которых вы заняли деньги для покупки автомашины «Жигули».

Ответ.Мне было бы неприятно вовлекать друзей в уголовное дело за услугу, которую они мне оказали».

Из плана работы следователя Ермакова

«1. Провести очную ставку между Гороховой К. А. и Умаркуловым А. Г. для устранения противоречий в их показаниях.

2. Возбудить ходатайство перед исполкомом городского Совета народных депутатов о даче согласия на привлечение к уголовной ответственности депутата Гороховой К. А. по признакам статьи 182 Уголовного кодекса РСФСР за отказ от дачи показаний в качестве свидетеля».

Еще в первом нашем разговоре Галина Ивановна Дудко просила меня обратить внимание на неожиданную замену следователя, которая произошла в самый разгар следствия. Я нашел в материалах дела соответствующий документ.

«...Следователь тов. Ермаков затягивает следствие, отвлекаясь на выяснение обстоятельств, не имеющих отношения к возбужденному делу о причинении тяжких телесных повреждений гражданину Петрушину...

В соответствии с вышеизложенным постановляю:

1. Дальнейшее ведение следствия поручить юристу первого класса тов. Матвееву К. Н.

2. Постановления следователя тов. Ермакова о проведении очной ставки между гр-ном Умаркуловым А. Г. и Гороховой К. А. и о возбуждении ходатайства на предмет привлечения к уголовной ответственности депутата горсовета тов. Гороховой К. А. отменить.

Прокурор города, советник юстиции Кушак С. Т.».

Из показаний потерпевшего Петрушина Б. В. (продолжение)

«Когда «Москвич» был продан, Светлана затеяла разговор о переводе «Жигулей» на ее имя. Я решительно отказался участвовать в новых операциях (а точнее, махинациях), не хотел вязнуть еще больше в болоте, куда они меня тащили. Но Светлана, а особенно мамаша расценили мой отказ, конечно, иначе: что, мол, я хочу машину присвоить. Тут же родилась идея «Жигули» продать, якобы для того, чтобы машина не мешала нашей любви. Мне надоело так жить, я ушел и забрал машину, что было, конечно, для Гороховых самым страшным ударом. Я знал, что с ним они не смирятся, попробуют схитрить и переиграть, лишь бы заполучить машину назад. И ждал, какой метод для этого изберут.

Но вся беда в том, что Светланы мне не хватало. Просто очень не хватало, хотя в этом стыдно признаться. Особенно сейчас. Я почувствовал какую-то пустоту. Я очень тосковал без нее, сам не знаю почему. И, кажется, я был уже готов на все, лишь бы Светлана позвала меня обратно. И тут как раз она позвонила...»