Текст книги "Поединок. Выпуск 14"
Автор книги: Николай Леонов
Соавторы: Николай Шпанов,Леонид Млечин,Аркадий Ваксберг,Петр Алешкин,Виктор Пшеничников,Евгений Богданов,И. Скорин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)
Первая часть заседания протоколировалась. Затем уходили заместители, а с ними сотрудники комитета и журналист – из числа приближенных к Пентагону людей.
Теперь четыре начальника главных штабов видов вооруженных сил (морская пехота, армия, ВМС и ВВС) и председатель комитета имели возможность разговаривать неофициально.
Они обсуждали проблемы флота. Президент только что заявил, что согласен с идеей достижения превосходства на море путем значительного наращивания количественного состава ВМС. Министр ВМС предпочитал увеличение надводного флота, но новый начальник главного штаба был сторонником расширенного строительства подводных лодок.
– На доллары, необходимые для постройки подводного ракетоносца, можно спустить со стапелей одиннадцать сторожевых кораблей, – сказал ему председатель комитета.
– Да, но на каждой лодке двадцать четыре ракеты, каждая ракета имеет четырнадцать головных частей индивидуального наведения. Представляете, сколько русских городов мы сможем держать под прицелом? – возразил адмирал.
Электронный мозг каждой из ракет хранит в памяти маршрут до заранее определенной ей цели. Все просто: бортовой компьютер получит зашифрованный код. Командир заложит в ЭВМ свой собственный код; сверив эти данные, компьютер разрешит открыть огонь. Приказ «Пуск!» отдадут одновременно командир лодки и его старший помощник – обычная мера предосторожности у ракетчиков.
И начальник главного штаба опять вспомнил об «Эндрю Макферсон»...
Американский адмирал с самого начала помогал японцам в создании атомной лодки. Он знал, что делает. Влиятельные круги в Вашингтоне, которые привели его на пост начальника главного штаба, считали, что Японии необходимо создать такой военный потенциал, который станет угрозой для русских. Причем угроза Москве должна исходить не только от американских войск, расквартированных на Японских островах, по и в значительной степени от самих «сил самообороны». А подводная лодка-ракетоносец – идеальное оружие, нацеленное на Советский Союз. Поэтому с поста командующего ВМС США в зоне Тихого океана убрали адмирала Уильяма Лонга – его еще мучали воспоминания о Пёрл-Харборе; на это место нашли человека, который в обход своего прямого начальства свел японских моряков с американскими промышленниками, поделившимися – по сходной цене – технологией создания атомных лодок.
В Вашингтоне не было единодушия в этом вопросе. Многие боялись коварства японцев и не доверяли им, полагая, что Токио со временем обратит полученное от американцев оружие против самих Соединенных Штатов. Эти люди, считал начальник главного штаба, находились в плену устаревших представлений. Полностью лишенная ресурсов маленькая Япония, которая может быть практически уничтожена одним ракетно-ядерным залпом американской подлодки, никогда не рискнет противопоставить себя Соединенным Штатам. Да и вообще о чем можно беспокоиться, когда на ста двадцати базах, раскиданных по Японским островам, расквартированы сорок с лишним тысяч американских солдат, в японских портах стоят корабли 7-го флота, а на японских аэродромах – американские бомбардировщики, в любой момент готовые к вылету?.. Эта армада способна за несколько часов сокрушить «силы самообороны» со всем их самурайским задором.
Начальник штаба ВМС США с насмешкой вспомнил высокомерного адмирала Симомура, который решил, что теперь Япония сможет диктовать Соединенным Штатам условия игры. Как бы не так!
Американский адмирал был уверен, что игра пойдет на его условиях.
Конечно, он рисковал. Если бы о лодке и о его помощи в этом деле стало известно, ему бы пришлось с позором уйти в отставку. Но все обошлось. Японцы сами держат язык за зубами и умеют заставить молчать других.
Если бы учебный поход японской команды на «Эндрю Макферсон» прошел спокойно, то и вообще не о чем было бы беспокоиться...
Доступ к баллистическим ракетам на лодке перекрыт специальным люком, ключ от которого есть только у командира корабля. Запустить ракету без командира никто не мог, но случилось непоправимое – в результате аварии сработал механизм выталкивания ракет сжатым воздухом, металлическая крышка шахты автоматически открылась, одна из ракет, прорвав пластиковую диафрагму, преграждавшую путь воде в шахту, вылетела за борт и стала опускаться на дно. Вахтенный офицер решил, что сейчас произойдет атомный взрыв, и отдал приказ всплывать. На гидролокатор, сигнализировавший о наличии надводного судна над головой, никто не обратил внимания...
Капитан «Эндрю Макферсон» в глубине души надеялся, что рыбаки уйдут на дно вместе со своим судном и никто ничего не узнает. Однако, к его огорчению, патрульный самолет доложил, что рыбаки пытаются спастись на шлюпках.
В район, где «Эндрю Макферсон» потеряла баллистическую ракету, устремились американские корабли в надежде обнаружить ее.
Адмирал ждал шифрованного сообщения о том, что поиски упавшей на дно ракеты увенчались успехом. Когда все закончится, он сможет вздохнуть свободнее.
И адмирал активно включился в разговор своих коллег по комитету. Речь шла о том, чтобы просить президента выступить с речью при спуске на воду двух новых лодок-ракетоносцев, которые должны войти в состав 7-го флота.
Кадзуо Яманэ попытался определить, не пробита ли голова, и тут же отдернул руку. Малейшее прикосновение к затылку причиняло невыносимую боль.
Проклятый таксист здорово стукнул его по голове. Левой рукой Яманэ проверил карманы пиджака – пусто, бумажник, водительское удостоверение исчезли.
Кадзуо сделал несколько шагов. Ничего, передвигаться он может. Значит, обошлось без сотрясения мозга. Морщась, он на ходу чистым носовым платком промокнул рану, кровь больше не шла.
На шоссе Яманэ старался стать левым боком к движению. Человека с проломленной головой таксист не захочет везти. Однако первая же машина с красным огоньком затормозила, задняя дверь открылась.
В гостинице Яманэ сразу поднялся в свой номер, разделся, промыл голову холодной водой, продезинфицировал одеколоном. Выйдя из ванной, позвонил по телефону в соседний номер. Летчик не снял трубку. Кадзуо оделся и вышел в коридор.
Летчик дверь не открывал и не откликался. Яманэ спустился вниз.
– Нет, нет, гость из 202-го номера не выходил, – убежденно ответил клерк за стойкой,
Яманэ все же уговорил администратора подняться на второй этаж и проверить, не случилось ли чего с постояльцем.
Номер был пуст.
Яманэ бросился на базу. Наученный горьким опытом, он сел не в первое же такси, остановившееся по его знаку, а в третье.
Он ехал в Ацуги, понимая, что безнадежно опоздал.
И опять голубая гладь моря открылась перед ним. Он уже был почти у самой базы, когда увидел поднявшийся в воздух вертолет марки В107А со знакомым номером из шести арабских цифр: первая означала год выпуска, вторая – тип летательного средства, третья – боевое предназначение, три последние – бортовой номер.
Вертолет сделал большой круг над заливом и оказался в опасной близости от только что взлетевшего самолета с опознавательными знаками ВВС США. «Что же он делает?» – вырвалось у Яманэ, В этот момент вертолет взорвался.
Капитан второго ранга Катаока мельком выглянул в окно диспетчерской вышки. Поручение было выполнено: последние, кто знал о пассажирах «Эндрю Макферсон», последовали за экипажем американской подводной лодки. Теперь все они в пучине морской.
По обе стороны от спикера палаты представителей на возвышении установлен ряд кресел для министров. Премьер-министр располагается справа от спикера, его заместитель – слева. Поближе к главе правительства усаживаются министры иностранных дел и финансов, генеральный секретарь кабинета. Министерский ярус кресел неофициально называется «хинадан» – полка с куклами, по аналогии с куклами, которые выставляются в домах третьего марта, в день девочек. Такие наборы кукол – непременная принадлежность семьи. Вот и министры сидят в своих креслах точь-в-точь как куклы.
Инспектор Акидзуки стоял в пустом зале для заседаний палаты представителей. Прикрыв глаза, инспектор представил себе зал, полный людей (палата представителей насчитывает пятьсот одиннадцать человек). Консервативная партия – в левой части зала. На передних рядах – депутаты, начинающие свою парламентскую карьеру. На задних – руководители фракций, бывшие министры. Посредине – партийные функционеры, чья роль – дирижировать действиями парламентариев-консерваторов.
Справа – депутаты от оппозиции. Где-то там было кресло Нирадзаки. Обличения Нирадзаки ни к чему не привели. Люди, определявшие судьбу страны, шли дальше, неугомонный депутат не мог им помешать.
«Я много раз говорил ему, что один в поле не воин, – услышал Акидзуки голос бывшего адвоката Эдогава. – Мои друзья, которые могли бы вместе с ним провести расследование ракетно-ядерной программы, казались ему чересчур красными. Что делать, предрассудки живучи. В одиночку он ничего не сумел сделать, хотя мог многое. Зато убить его оказалось проще простого. Вы никогда не найдете его убийц. Ни ваше начальство, ни их политические хозяева не хотят, чтобы убийцы нашлись. Ведь преступников следует искать на самом верху нашей политической системы. Подумайте об этом, инспектор».
Акидзуки сунул руки в карманы и стремительно двинулся к выходу. Он шел между рядами пустых кресел, которые, казалось, внимательно следили за каждым его шагом. Скорее уйти отсюда! И Акидзуки сначала тихо, а потом громче, не боясь пугающей тишины зала и оставшейся за спиной полки для кукол, стал читать нараспев танка Какиномото Хитомаро:
Вздымается волна из белых облаков,
Как в дальнем море, средь небесной вышины,
И вижу я —
Скрывается, плывя,
В лесу полночных звезд – ладья луны.
Николай Леонов
«Здравствуйте! Пограничный контроль!»
Они сидели в подвале предназначенного на снос дома, пили водку. Точнее, пили двое. Интеллигент лишь пригубливал да наливал. Дружки, «взявшие» где-то золотую церковную утварь, пригласили его для разговора, он слушал их рваную, порой бессмысленную речь и ждал. Увидев золото, он понял, что оно будет принадлежать ему, а дружки свой многогрешный жизненный путь закончили. Теперь вопрос, как осуществить принятое решение. Конечно, лучше всего их из этого подвала не выпускать.
Преступники не знали путей реализации золота, потому и обратились к Интеллигенту, предложив положенную треть.
Интеллигент был уверен, что уже объявлен розыск. В стране сбыть ничего не удастся. Да и треть его не устраивала. Он вроде бы задумался, начал лениво торговаться. Дружки нервничали, объяснили: за ними сторож, который остался там, на месте, а впереди у них – вышка, мол, надо торопиться. И тут они совершили последнюю ошибку, показали полуржавый ТТ, который и был виновным в смерти сторожа. Интеллигент сказал, что, мол, его мажут в «мокрое», вырвал пистолет как единственную улику, стал искать, куда его выбросить, и дважды выстрелил.
Стакан, из которого он пил, Интеллигент вымыл и ушел к своей временной сожительнице решать извечно сложный вопрос, как жить дальше.
Рельсы пересекались, электровоз мягко вздрагивал, переходя с одного пути на другой. Ажурная металлическая арка медленно наплывала, и все крупнее и четче становились буквы на ее своде: СССР.
Состав, нырнув под арку, покатился вдоль перрона, на котором на равных интервалах стояли молодые, подтянутые пограничники. Состав вздрогнул и остановился, пограничники одновременно вспрыгнули на площадки.
Казалось бы, что может быть скучнее и однообразнее службы на КПП? Для непосвященных расшифруем – контрольно-пропускной пункт. Застава? Это совсем другое дело. Множество фильмов о службе советских пограничников на заставах, дорогу которым открыл незабываемый «Джульбарс». Если за два года службы на пограничной заставе и не будет попытки прорыва границы, то на учениях, в секретах, на постоянных обходах-проверках контрольной полосы скучать не дадут.
А что на КПП? Здравствуйте, пограничный контроль! Прошу предъявить документы. Да и просить не надо, каждый приезжающий или уезжающий, увидев пограничника, знает, что надо предъявить паспорт. Через КПП какой диверсант полезет? Если он из психушника сбежал?
Скучное и однообразное это дело – служба на КПП. Однако случается! А если приглядеться и знать, что случиться может в любой непредсказуемый момент, то выяснится, что все есть у пограничников на КПП: и ежедневные тренировки, и постоянный самоконтроль, и напряжение, вызванное огромной ответственностью.
Открылась дверь купе международного вагона, молодой пограничник козырнул и сказал:
– Здравствуйте! Пограничный контроль... Прошу предъявить документы...
Ему протянули паспорт, пограничник взял его и посторонился, пропуская в купе своего начальника, капитана Бравина. Бравин быстро оценил обстановку, понял, что все в порядке, его помощь не требуется, и пошел дальше. Проверка документов проходила быстро, молодые, подтянутые ребята с бесстрастными лицами, возможно, кому-нибудь напоминали отлаженностью своих движений роботов. Но такой «наблюдатель» ошибается, это были советские воины, корректные, внимательные, успевающие не только проверить подлинность документов...
Старший пограничного наряда капитан Олег Бравин шел вместе со своими солдатами к зданию вокзала. Олег выглядел моложе своих двадцати восьми лет, чуть выше среднего роста, в плечах неширок, но фигурой крепок, форма на нем сидела безукоризненно, и был он свежим, словно не заканчивал с нарядом длительную, утомительную смену, а входил в праздничный день в помещение офицерского клуба.
Солдаты, поглядывая на Бравина, невольно поправляли одежду, подтягивались.
– Когда варшавский, Олег Сергеевич? – спросил кто-то.
– Опаздывает, Комов, – не оглядываясь, ответил Бравин. – Вы даже успеете вымыть руки, а то походите не на пограничника, а на трубочиста.
Солдаты сдержанно рассмеялись, а Комов, оправдываясь, сказал:
– Так не вытирают поручни, товарищ капитан.
Рядовой Василий Трофимов, москвич, острослов и заводила, поймал на себе ожидающие взгляды товарищей и понял, что пора солировать.
– За что же вы так, товарищ капитан? – начал он задушевно.
Солдаты прислушивались, а Бравин чуть заметно улыбнулся, ожидая продолжения.
– У человека предчувствие: в варшавском следует его персональный нарушитель. Нет, чтобы поощрить... Мол, будь зорче, Комов! А вы его руки мыть...
Пограничный вокзал отличает некоторая сдержанность и неторопливость. Здесь редко разговаривают громко, редко бегут, опаздывая, и на лавочках здесь не располагаются основательно, как на обычном вокзале, каждый человек приходит точно к определенному поезду. Слышится иностранная речь, мелькают зеленые фуражки пограничников, серые – таможенников.
При выходе из здания вокзала на платформу стояли металлические вертушки. С одной стороны толпились отъезжающие, по другую сторону – молодые рослые пограничники проверяли паспорт, открывали вертушку, пропуская пассажира, брали паспорт у следующего.
Капитан Бравин, как всегда свежий и элегантный, стоял чуть в стороне. Наблюдая за безукоризненной работой своего наряда, он заметил, что возле одного из пограничников произошла какая-то заминка. Бравин быстро подошел и увидел молодую женщину, за подол которой цеплялся пятилетний мальчуган. Он взял у пограничника паспорт иностранки, взглянул на фотографию и сказал по-английски:
– Добрый день, мадам. Кто еще с вами едет?
– Майкл! – женщина повернулась к соседнему контрольному пункту, пытаясь успокоить плачущего сына. Стоявший там мужчина повернулся:
– Что случилось?
– Все в порядке, – сказал Бравин и, поддернув брюки, опустился на корточки, протянул малышу значок: – Здравствуй, как тебя зовут?
– Дик, – взяв значок, ответил малыш.
– Отлично, Дик. Можно, я тебя возьму на руки и отнесу к папе?
– Можно, сэр.
– Прекрасно. – Бравин взял малыша, перенес к отцу: – Извините, но сын зарегистрирован в вашем паспорте, а не у мадам. – Бравин козырнул и вернулся на место.
– Это русский офицер? – шепотом спросил мальчик у отца.
– Конечно, Дик, – тоже шепотом ответил отец и громко сказал: – Благодарю вас, капитан!
В зале для совещаний собрался офицерский состав КПП.
– Товарищи офицеры, – говорил полковник. – В дополнение ориентировки уголовного розыска об ограблении церковной ризницы и возможной попытке вывезти награбленное за рубеж нам сообщают, – он взял лежавший перед ним документ. – Внешние приметы преступника уточнить пока не удается. По характеру и методу совершенного преступления полагают, что действовал рецидивист, следовательно, выехать за рубеж легально, по своим документам, он возможности не имеет. Просим принять меры и так далее...
Полковник отложил документ, оглядел собравшихся.
– Мы пропускаем четырнадцать поездов в сутки плюс шоссе... – сказал кто-то.
Полковник кивнул, соглашаясь.
– И конкретных примет нет. Мужчина выше среднего роста, в возрасте от двадцати пяти до сорока, – добавил другой голос. – Несерьезно.
Полковник вновь кивнул и сказал:
– Давайте порассуждаем. Преступник вряд ли будет камуфлироваться под иностранца, поедет по советскому паспорту. Далее... Туристическая группа, как правило, организуется на предприятии, в организации, в творческом союзе. Вряд ли преступник-рецидивист—активист-общественник. Возможно и такое прикрытие, но... – он выдержал паузу. – Думаю, что он поедет как турист-одиночка.
– Иван Григорьевич, – сказал один из офицеров, – какая гарантия, что преступник повезет золото сам, а...
– Не продал его иностранцам? – продолжил полковник. – Никакой. У нас есть только то, что есть. Исходим из того, что двадцать килограммов золота продать трудно, почти невозможно. Итак, одиночка. Поезд? Возможно. Но скорее машина... Давайте произведем некоторую передислокацию наших сил...
А в это время из Минска в Брест неслись «Жигули».
В машине находились двое мужчин, водитель пел, пассажир следил за дорогой, не забывая посматривать назад. Было им обоим лет тридцать, выглядели они, как и было на самом деле, вырвавшимися на волю горожанами.
– Толик, тебя догоняют, пропусти, – сказал пассажир водителю.
– Слушаюсь, Алеша! – Толик выполнил маневр. – Но я мог бы...
– Твоя скорость девяносто, Толик, – прервал Алексей. – Не гоняйся, будь на трассе джентльменом. – Он вдруг начал подпрыгивать и кричать: – Бум! Бум! Бум! У тебя начинает стучать задняя дверь.
Анатолий свернул с дороги, остановил машину, взглянул растерянно.
– Чего на меня смотришь? Машину смотри. Ты меня просишь научить тебя ездить. Кататься на исправной машине каждый умеет, я имитирую аварийную ситуацию.
Они вышли на шоссе, обошли машину.
– Порядок, – сказал Анатолий.
– Прокол заднего правого. Меняй! – скомандовал Алексей.
– Лешка! – Анатолий прижал руки к груди.
– Меняй! С чего начинаешь?
– Домкрат...
– Аварийный знак...
Обреченно вздохнув, Анатолий достал из багажника аварийный знак, выставил его позади машины, начал искать домкрат. Алексей присел на травку и, покусывая стебелек, комментировал:
– Темно, идет дождь, мимо, сигналя и ослепляя тебя фарами, проносятся машины. У тебя в багажнике солдат со шпагой пропадет... – Алексей закурил, смотрел на товарища усмешливо. – Надо подстилочку иметь, грязь.
– Сухо же, – буркнул Анатолий, но послушно расстелил целлофан.
Бравин шел по улице, отвечая на приветствия военных, раскланиваясь со знакомыми, когда увидел девушку лет двадцати трех, которая шла по улице, грызла яблоко и старалась не замечать двух молодых парней, шедших рядом и изрекавших оригинальные фразы:
– Девушка, мы, кажется, знакомы...
– Вас зовут Галя?
– Ваше имя начинается на А?
Бравин на секунду закрыл глаза, открыл, но девушка не исчезла, продолжала следовать по улице в сопровождении «телохранителей». Бравин быстро пересек улицу, некоторое время шел следом за ними.
– Я никогда не пристаю на улице... – говорил один из парней. – Но ваша неземная красота...
– А я чемпион района по знакомству на улице, – вмешался Бравин, взял девушку под руку мягко, но решительно, взглянул на парней недоуменно и спросил: – Вопросы есть? Вопросов нет, вы свободны, – и, оставив ошарашенных парней, пошел с девушкой по улице.
– Если вы меня прогоните, – Бравин попытался улыбнуться, – то первое место в районе захватит мой личный враг водопроводчик Вася. У него двое детей, и он пьет портвейн.
Девушка протянула Бравину яблоко и сказала:
– Ты похудел. – Она быстро взглянула на него: – Еще больше похож на Печорина.
Бравин откусил яблоко и спросил:
– Наташка, давно рассталась с Печориным?
Наташа устало вздохнула:
– Бравин, почему ты не можешь хоть изредка быть простым человеком, ничего не изображать...
Они свернули с центральной улицы, вошли в малолюдную аллею.
– Мог бы рассердиться... обрадоваться, – продолжала Наташа. – Обнять... и поцеловать, обозвать стервой, ударить, в конце концов...
Бравин усадил Наташу на лавочку, сел рядом, поправил девушке волосы.
– Ты хорошеешь, я рад, – он смутился и достал сигареты.
– Куришь? – Наташа словно обрадовалась. – Человеческая черта.
– Девушка, приглашаю вас в ресторан... – Бравин усмехнулся. – На товарищеский ужин.
– Да? – Наташа провела ладонями по талии. – Мы не будем говорить о нас...
– Нет, будем танцевать, пить и есть, – подхватил Бравин.
– Годится! – Наташа вскочила, взяла Бравина под руку.
– Только мне необходимо, – Бравин указал на свою форму.
– Боже! – Наташа схватилась за голову. – Ну, хоть бы раз, один-единственный раз ты выпрыгнул из своего устава!
Наташа в гимнастическом трико, вытянувшись в шпагате, застыла в воздухе.
Эта огромная фотография висела на стене. Наташа задумчиво рассматривала себя, покачала головой:
– Не из лучших.
Бравин вошел в комнату, одетый уже в штатский костюм, завязывая на ходу галстук.
– А ретушь такая, что меня и узнать нельзя, – Наташа взглянула на Бравина. – Тебе было необходимо переодеваться?
– Нет, дорогая, я хотел, чтобы тебя мучила совесть, – Бравин раскладывал по карманам бумажник, сигареты, зажигалку, взял со стола ключи, указал на фотографию: – Ты бросила мужа, а он только и думает о тебе...
– Бросают собак и кошек, Бравин...
– Оставила, забыла...
– Ты не зонтик. – Наташа открыла дверцу шкафа, посмотрелась в зеркало, поправила прическу, взглянула на полку, увидела, что все ее вещи лежат строго на своих местах, провела пальцем по полке, убедилась, что она тщательно протерта, взяла флакон с духами, понюхала, поставила на место. – Ловушка для Золушки, Бравин.
Он повернулся, взглянул на Наташу, жестко, совершенно не похоже на мягкого и улыбчивого Бравина.
– Ты готов? – Наташа закрыла шкаф и направилась к двери, на пороге задержалась, указала на плафон в коридоре: – Сколько раз я тебе говорила, сними эту пошлятину.
Бравин подпрыгнул и сильным ударом кулака разбил плафон вдребезги.
– Бравин! – Наташа выскочила на площадку. – Сумасшедший! – взглянула с любопытством. – Ты способен на...
– Уезжая прошлым летом, – перебил Бравин, – ты тоже сказала о плафоне. В следующий раз тебе придется придумать что-нибудь новенькое.
– Ты предусмотрителен...
Бравин рассмеялся, взял жену на руки и побежал по лестнице.
Зал ресторана был полупуст, официанты выглядывали из-за перегородки. Убеждались, что новых гостей не прибыло, и скрывались.
Наташа и Бравин расположились в уголке, отнюдь не спешили и на равнодушие официантов никак не реагировали.
В зал вошли Алексей и Анатолий, сели за столик.
Иван Парфентьевич Родин, официант, открыл шампанское, наполнил бокал Наташи, затем Бравина, поставил бутылку в ведерко со льдом и спросил:
– Что желаете?
– Осетрину фри, – ответила Наташа.
Родин хихикнул и развел руками:
– Только слышал. Могу предложить шницель с картофелем, антрекот...
– Один шницель, – перебил Бравин, – и если нет отварной рыбы, то два кофе без сахара.
Родин кивнул, лицо его потускнело, он без надобности переставил тарелочку, подвинул вазу с апельсинами, казалось, пересчитал их для верности и шаркающими шажками направился на кухню. Заметив Анатолия и Алексея, застыл на полпути.
Алексей что-то писал. Анатолий увидел официанта и сказал:
– Мы в вашем подчинении, – он взглянул на табличку, стоявшую на столе, – уважаемый Иван Парфентьевич?
– В подчинении, – шлепнул резиновыми губами Родин, опустил блокнот мимо кармана, листки рассыпались по ковровой дорожке.
Анатолий легко поднялся из-за стола, помог собрать «бухгалтерию», взял Родина под руку, подвел к столу и доверительно зашептал:
– Реза Шах и сопровождающие лица, проездом. Бутылка, минеральная вода, закуска, как себе, горячее по рекомендации шефа. Запомнили? Выполняйте.
Алексей, смеясь, проводил взглядом спотыкающегося Родина:
– С этим номером – на эстраду.
– Экспромт, годами отшлифованный до блеска.
– Так вот, – Алексей посмотрел в свои записи. – Ты сделал Москва – Минск, то есть семьсот кэмэ, за десять часов и Минск – Брест, то есть триста пятьдесят кэмэ, за пять часов...
– Со спровоцированной остановкой, – вставил Анатолий.
– Для человека, который три месяца назад сел за руль, просто здорово.
– Я талантливый, – Анатолий потупился.
– Вообще-то ехать по Европе с таким водительским стажем, мягко выражаясь, неразумно.
– Кто не рискует, тот не пьет шампанского, – изрек Анатолий.
– Уф, – Алексей помахал рукой, словно отгоняя дурной запах. – Почему ты один? Взял бы кого-нибудь из друзей.
– Поехали?
– Работы... да и не успею оформиться. – Алексей помолчал. – А жаль.
– Если бы я имел такого водителя...
– Ты и в школе любил прокатиться за чужой спиной... Пятнадцать лет как корова языком... Чем ты занимался все эти годы?
– Я исправился и сердечно благодарю за тренерские установки и истраченное на меня время.
– Брось, мне же все равно надо было в Брест...
– Нет-нет! – Анатолий махнул рукой. – Мне повезло. Его Величество Случай!
Родин подкрался к столику, поставил запотевшую бутылку с водкой, воду, овощной салат, селедку, ростбиф. Посуда в его руках настороженно вздрагивала.
– Спасибо, – Анатолий оглядел стол, – но с фантазией у вас бедновато.
– Не у меня бедновато, – Родин попытался улыбнуться, кивнул в сторону кухни.
– Спасибо, мы понимаем, – Алексей широко улыбнулся, и Родин засеменил от стола.
– Я – Наталья Серебрякова! – Наташа наклонилась к мужу, лицо ее стало некрасивым. – Меня знает весь мир! Ты должен гордиться, что у тебя такая жена!
– Я горжусь, – Бравин пожал плечами.
– Почему ты не пьешь? – Наташа, расплескивая, подвинула бокал с шампанским. – Мы встретились. Я приготовилась лгать, мол, заболела мама, я прилетела к ней... Я прилетела к тебе...
– Что с Матвеевым?
– Таких женщин, как я, не бросают.
– Да-да, бросают собак и кошек...
– Какой ты злой! – Наташа отпила шампанского. – Мне нельзя ни капли, у меня и так... – она дернула плечом, – лишнее...
– Давай совершать подвиги, – Бравин тоже выпил.
– Олег, – Наташа взяла мужа за руку, – я бросила все и прилетела к тебе. Ты понимаешь? Я при-ле-те-ла, – она повторила по слогам: – К те-бе.
– Одну рюмку, шеф! – попросил Анатолий, но Алексей налил только себе и отставил бутылку.
– Забудь, парень. Даже я не позволяю себе перед трассой. Сегодня вечером двинешь назад на Минск, завтра утром на Москву. – Алексей положил руку приятелю на плечо: – Две тысячи с небольшим за трое суток – это тренинг.
– А ты?
– У меня здесь дело, – Алексей развел руками. – Я, извини, в командировке. У тебя с какого начинается тур?
– Седьмого пересекаю границу Польши.
– Вряд ли я тебя дождусь. – Алексей выпил, налил снова, подмигнул: – Завидую трезвенникам, ведь пьянство есть добровольное сумасшествие.
– Чертов цитатчик! – Анатолий налил себе воды, поднял бокал: – За удачу! За Его Величество Случай!
– Верно, – Алексей поднял рюмку. Ведь неизвестно, что нас ждет за поворотом.
Не закончив ужина, Наташа и Бравин вышли на улицу.
– Боже ты мой, – говорила Наташа, – ну, что я в тебе нашла? Какие мужчины ухаживают... Перспективы какие!
– Разводись, выходи замуж перспективно...
– Не разведусь. Женился – терпи!
– Я терплю по причине, тебе непонятной.
– Ты любишь, – Наташа с деланным пониманием кивнула, затем прижалась к его плечу: – Олежка... Милый... Но ведь я прилетела... Мы снова вместе...
В отличие от Бравина и Наташи приятели плотно пообедали, а Алексей и крепко выпил. Они положили на стол деньги и пошли, не обращая внимания на официанта, который, стоя в стороне, провожал их взглядом. Когда они вышли, Родин вздохнул, незаметно перекрестился, начал убирать со стола и заметил, что счет наколот на вилку. Родин взял счет, перевернул и на обратной стороне прочитал: «Ты мне нужен, скоро появлюсь!»
Приятели хотели перейти улицу, но дорогу им преградила шумная процессия.
По улице шел слон. Клоун, стоя на его спине, жонглировал тарелками. Слон вез тележку, на которой акробаты построили пирамиду. На следующей тележке был закреплен огромный щит с надписью: «Гастроли одну неделю! Труппа проездом в Варшаву! Спешите! Только одна неделя!»
За цирком бежали мальчишки.
– Я в детстве тоже хотел стать артистом, – сказал Алексей. – Даже научился показывать фокусы.
Бравин и Наташа устали пикироваться, молчали, подыскивая какой-нибудь предлог для разговора, когда из-за угла вышла группа пограничников во главе с прапорщиком Сергеем Грузинцевым.
– Товарищ капитан, – увидев Бравина, Грузинцев вытянулся, – находящиеся в увольнении следуют в кино...
– Отставить, – Бравин повернулся к Наташе: – Извини. – Он взглянул на солдат, которые торопливо оправляли форму, незаметно бросали сигареты: – Сергей, следуют корабли, вы – идете. И идете не как пограничники...
– Построиться! – скомандовал Трофимов.
– Не надо строем, Василий, – спокойно ответил Бравин. – Надо идти так, чтобы на вас приятно было смотреть. Всего хорошего.
– До свидания, товарищ капитан.
– До свидания, до свидания.
Солдаты сделали несколько шагов, Бравин скомандовал:
– Отставить!
Солдаты остановились и повернулись. На том месте, с которого они сошли, валялись окурки и семечки.
– Эх вы, пограничники, – Бравин повернулся и пошел догонять Наташу.
Солдаты подбирали мусор с тротуара.
– Осторожно! Отпечатки пальцев! – сказал Трофимов, переждал смех и добавил: – А наш капитан, – он щелкнул себя по горлу.
Грузинцев взял товарища за плечо.
– Сергей! – Трофимов прижал руки к груди. – Пахнет от него, а не от меня.
– Да хоть бы он при тебе из горла хватил. Как клятву запомни: капитан Бравин лучший офицер на границе.
Мать Наташи Мария Григорьевна выглядела моложе своих сорока пяти лет, и женщин можно было принять за сестер. По комнате были разбросаны кофточки, платья, туфли; на диване лежал раскрытый чемодан. Женщины рассматривали привезенные Наташей подарки, Бравин сидел за столом и разглядывал открытки с видами Парижа и Рима.
