Текст книги "Путь Геракла (История банкира Виктора Геращенко, рассказанная им Николаю Кротову)"

Автор книги: Николай Кротов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

Вдобавок к этому уже велись, в том числе и на уровне партийного руководства, дебаты о необходимости изменения организации партийной жизни. Жизнь требовала наличия оппозиционных партий. И этот вопрос обсуждался, начиная уже с 1989 года. Предлагали оставить центристскую коммунистическую партию, переименовав ее в социал-демократическую, создать на базе профсоюзов оппозиционную лейбористскую или еще какую-нибудь партию. Думали, как организовать конкуренцию между ними, чтобы у народа было право выбора.

Был необходим новый союзный договор, так как старый с заложенным в нем распределительным механизмом регулирования экономики на практике ограничивал возможности республик и субъектов хозяйствования.

В общем, страна была, используя небезызвестное высказывание, «беременна необходимостью перемен». Однако проводились эти перемены, на мой взгляд, келейно, междусобойчиком и зачастую неправильно. Насколько я понимаю, может быть, в силу занятости экономическими реформами к переговорам по союзному договору не очень-то привлекался B.C. Павлов. А может быть, у него с кем-то отношения не складывались. Но у меня сложилось впечатление, что он был не очень-то в курсе проекта нового Союзного договора.

Вообще, мои звонки по поводу договора к лицам вполне ответственным ровным счетом ничего не давали. Оказалось, что никто договора толком не видел, что он где-то там делается, а что в нем пишется – никто не знает. Ни в аппарате Совмина, ни даже в аппарате ЦК (а там был, в частности, экономический отдел). Минфин тоже не знал, ничего не могли сказать о нем и в Госплане.

Пришлось применять различные методы дознания и доставать по крайней мере статьи договора, которые касались Центрального банка и денежного обращения. Таких статей оказалось три или четыре. Сказано в них было в общем-то немного, но настолько аморфно, что, по моему мнению, по мнению моих коллег, создавало определенную опасность для денежно-кредитной политики. При существовавшем тогда стремлении республик к самостоятельности подобный подход при единой денежной единице мог внести такую расбалансированность в вопрос проведения денежно-кредитной политики, что мы потом из проблем не выбрались бы.

Когда стало известно, что Михаил Горбачев поехал отдыхать, а после его возвращения из Фороса в августе будет подписываться новый Союзный договор, естественно, мы зашевелились. Что будет в этом договоре? С Центральным банком, с денежным обращением? Нас-то ни о чем не спрашивали. Днем подписания договора, как известно, было объявлено 20 августа 1991 года. 16-го числа мне позвонили и сказали, что завтра, в субботу, в 11 часов состоится заседание президиума Совета Министров СССР с моим участием. Кроме меня участвовали министр внешних экономических связей СССР К.Ф. Катушев, министр финансов СССР В.Е. Орлов и первый заместитель министра юстиции страны с запоминающейся фамилией Вышинский М.П.

На совещании Валентин Павлов поставил вопрос так: «Вот вы, коллеги, члены президиума, уполномочиваете меня, председателя Совета Министров СССР, поставить подпись под этим договором? По-вашему, все в договоре сказано нормально и правильно? Нормальный процесс перехода к новым условиям, к проведению реформ в нем прописан? Или, по существу, он ведет к развалу союзного государства и его экономики?»

И тогда каждый в силу своих знаний, убеждений стал говорить о недостатках договора. Но в результате все выступления сводились к тому, что сделать-то уже ничего нельзя – сегодня 17 августа, где мы раньше были?

В первую очередь премьер обратился к своему заместителю, председателю Госплана Владимиру Щербакову: «Меня не приглашали на заседания комиссии по подготовке документа, специально в отпуск отправили, а ты на них был, и что? Почему не выступил против проекта договора?» Тот замямлил, начал жаловаться, что к его замечаниям особенно не прислушивались.

Тогда Павлов поднял второго первого зама В.М. Величко (ранее министра тяжелого, энергетического и транспортного машиностроения СССР), тот тоже ничего вразумительного сказать не мог. А вот Катушев резко выступил против проекта, так как понимал, чем он грозит внешней торговле страны. Придется возвращать кредиты за построенные в республиках промышленные объекты, и кто это будет теперь делать?

Кстати, косвенной причиной того, что Павлов не назначил председателем Госплана Ю.Д. Маслюкова, был тот же Союзный договор. Валентин Сергеевич на Юрия Дмитриевича обиделся. Рыжков как-то в конце 1990 года поручил им с Павловым объехать республики, объяснить коллегам, что предполагается принять под видом Союзного договора, насколько плохо это в первую очередь для них. В день, когда следовало вылететь, Маслюков неожиданно заявил Валентину, что у него поднялось давление. Павлов понял, что на Юрия Дмитриевича надавили и тот предпочел не портить отношения с «Горби».

В общем, обсуждение продолжалось два или три часа и получилось разумным. Оказалось также, что союзный договор писался без привлечения глав экономических ведомств. В переговорном процессе участвовали только первые секретари республик. Они по степени подготовки были разные. И если Н. Назарбаев имел хозяйственный опыт работы в Госплане республики, работал председателем Совмина республики, и у него при обсуждении Союзного договора был подход человека, который привык отвечать за конкретное дело, а не просто за какую-то политическую идеологию; у президента Узбекистана И. Каримова был опыт работы министром финансов республики, то многие товарищи такого опыта не имели. Кто-то имел за плечами опыт комсомольской работы, кто-то – партийной.

После этого мы разъехались, а помощник Павлова, Борис Григорьевич Пашков, начал обобщать материалы обсуждения, однако Валентин Сергеевич заспешил (он был приглашен на 50-летие артиста Николая Николаевича Губенко), и работу мы не доделали.

Никаким образом Павлов нам не дал тогда понять, что что-то готовится. Перспективы принятия Союзного договора в Госбанке мы уже ощущали. Прибалтике разрешили перейти на хозрасчет, другие республики тоже стали требовать к себе особого отношения. Так, Узбекистан, двигаясь к суверенитету и подписанию нового Союзного договора, в 1991 год не передал в закрома родины 40 тонн золота, которыми он ежегодно пополнял золотой запас СССР.

Все также требовали все больше и больше денег, нам же приходилось ссылаться на выделенные каждой республике лимиты. Заработная плата, в отличие от производительности труда, росла у всех. В результате возвращения денег в необходимом объеме в банк не было. В республиках появились различные купоны, исполняющие роль псевдоденег. Уже не только между областями и республиками – даже между районами внутри областей вставали заставы, запрещался вывоз товаров к соседям. Все это грозило крахом единого рынка, а за ним маячил крах союзного государства.

После принятия Союзного договора предполагалось, что в правлении Госбанка СССР появятся представители республик. Такого не было никогда. Даже М.С. Зотов, став руководителем Российской конторы Госбанка, был выведен из состава правления союзного банка.

Еще до описываемого мною совещания (то есть до 16 августа) я посовещался со своими коллегами в банке и мы решили написать открытое письмо, в котором были бы описаны все последствия такого подхода. Что и было сделано. С помощью журналистов, в первую очередь благодаря Михаилу Бергеру, моя статья была опубликована в «Московских новостях», правда, только 18 августа. Кроме газеты тот же текст был послан председателю правительства и в ЦК КПСС.

Потом мне Горбачев выговаривал: «Ну что ты вынес мусор из избы?» Но почему пытались принять решения по вопросам, напрямую касающимся нас, и при этом даже не посчитав нужным пригласить на обсуждение специалистов?! Ведь даже Валентин Павлов не принимал участия в обсуждениях.

Запомнился еще любопытный случай, относящийся к этому договору. Вопросы, с ним связанные, обсуждались в Новоогаревской резиденции на Рублевке. Депутат ВС СССР А.К. Орлов[8]8
  Депутат из Челябинска А.К. Орлов был тогда зампредседателя плановой и бюджетно-финансовой комиссии Верховного Совета СССР. – Примеч. Н. Кротова.


[Закрыть] вдруг выступил, заявив, что у Госбанка есть скрытые денежные ресурсы. Мне пришлось выступить и объяснить, что по решению Политбюро нам периодически выделялось золото для пополнения валютных запасов или платы за зерно. Оно передавалось из Гохрана в хранилище Госбанка, и Внешторгбанк продавал его на мировом рынке. Причем не все сразу, а небольшими партиями, чтобы не сбивать цену золота. При этом если цена на зерно оказывалась более выгодной для нас, то оставались неиспользованными валюта или золото. В этом случае писалось письмо председателю Госбанка. Делался доклад Минфину, наконец, ставили в известность А.Н. Косыгина. Остатки мы не возвращали, но высокое начальство о них знало и учитывало при следующих операциях.

Выслушав меня, депутат тут же предложил эти остатки распределить между республиками. Мы с В.А. Раевским (первым заместителем министра финансов СССР) заявили, что не стоит спешить, вот будет Союзный договор, разделим бюджет страны, появится разделительный баланс Госбанка, тогда станет ясно – кто кому должен. Вот тогда эти средства и понадобятся для подведения итогов дележа. Б.Н. Ельцин наше предложение поддержал.

Мужчины не плачут, мужчины огорчаются (ГКЧП)

Воротишься на родину. Ну что ж.

Гляди вокруг, кому еще ты нужен, кому теперь в друзья ты попадешь?

Воротишься, купи себе на ужин какого-нибудь сладкого вина, смотри в окно и думай понемногу: во всем твоя одна, твоя вина, и хорошо. Спасибо. Слава Богу.

И. Бродский

«Воротишься на родину. Ну что ж…»

Бардак

Рано утром, в 7 часов, 19 августа мне позвонил помощник Володя Воскресенский и сказал: «Виктор Владимирович, ГКЧП». Я не понял: «Чего?» Он повторил: «ГКЧП. Включите телевизор. Путч. – И добавил: – Машину я за вами уже послал». Я тут же, конечно, включил телевизор. И увидел диктора, читающего текст. Его, кстати, потом выгнали за это как неблагонадежного. А ведь человек просто выполнял свою работу, была его смена. Такая же история, кстати, произошла с первым заместителем министра иностранных дел Ю.А. Квицинским, его шеф А.А. Бессмертных объявил о своей болезни, и Юлий Александрович, исполняя обязанности министра, пустил по дипканалам сообщение о ГКЧП, так как был обязан это сделать. Когда же происходил разбор полетов, то его признали неблагонадежным. Он остался работать в МИДе, но выше посла в Норвегии так и не поднялся.

Тем временем еду я в Москву и вижу около кинотеатра «Ударник» танки…

Добрался до Госбанка, собрал своих первых заместите лей – В.Н. Куликова и А.В. Войлукова. Сидим в кабинете, обсуждаем, кто чего слышал, кто чего знает, а главное, что делать. Телевизор смотрим, может быть, там что скажут. Я в виде шутки предложил: «Давайте направим кого-нибудь в ЦБ России и скажем им, чтобы выматывались». Но хитрый Куликов отвечает на это: «Нет, спешить не надо, надо посмотреть, что будет дальше!»

Часов в 11 звонит B.C. Павлов и спрашивает: «Ну что сидите, обос. сь? – И уже по делу продолжает: – Виктор (без Владимировича, мы давно друг друга знаем), я Орлова нигде не могу найти. Где он спрятался, не знаешь?» Я отвечаю: «Министр финансов мне не подчиненный». Тогда Валентин Сергеевич предлагает: «Напишите и отправьте в регионы телеграмму, что все задержки в союзный бюджет, которые Россия, с помощью ваших областных контор оставляла у себя на балансе, должны быть немедленно перечислены в бюджет!» Я пытаюсь отвертеться: «Но это все-таки минфиновская ответственность». Павлов: «Вот вы вдвоем ее и напишите. Грамотнее получится, и вам нечего отсиживаться!» Тем более что все равно счета Минфина по исполнению и республиканского, и союзного бюджета в банковской системе. Что делать, соглашаюсь и даю поручение исполнителям.

Помню, что Валентин напоследок сказал, что подробности мы узнаем на пресс-конференции руководителей ГКЧП. Она действительно прошла, но Павлов, как известно, на нее не пришел…

В 15 часов проходит валютный комитет, который ведет первый заместитель премьер-министра СССР В.И. Щербаков. Комитет решал, какие потребности республик в валюте удовлетворять, какие нет. После заседания выхожу, встречаю Владимира Орлова и слышу от него: «Вот телеграмму подготовили, надо бы и тебе ее подписать». Делать нечего. После этого Владимир спрашивает: «Куда собрался?» Я отвечаю: «Меня в Госбанке ждут». «Не спеши, – останавливает Орлов. – Сейчас Павлов будет заседание правительства проводить, тебя все равно вызовут, только время потеряешь ходить туда-сюда». Я не был членом правительства, но понимал, что спорить бессмысленно, тем более что на Пушкинской улице уже было выставлено оцепление – проезд закрыт.

Пришел в 18:00 на заседание правительства, Павлов спрашивает. «Ну чего, мужики, будем делать?» Сам при этом пьет в большом количестве «Нарзан». И тогда бдительный В.А. Раевский[9]9
  Раевский В. А. – первый заместитель министра финансов СССР. – Примеч. Н. Кротова.


[Закрыть] мне шепчет: «По-моему, премьер под градусом! Второй раз глава правительства ведет заседание в таком состоянии». (Первый случай был с Н.С. Хрущевым.) Владимир Абрамович человек эрудированный. Я подумал: что-то не так, Валентин Сергеевич, конечно, мужик компанейский, но у него большая административная школа, он хорошо знает, как вести себя на работе. Здесь что-то не то!

Тем временем премьер сказал нам то, что мы и так знали из сообщений ТАСС, и спросил, что мы по этому поводу думаем. Большинство высказывалось туманно. Кто-то более смелый говорил, что в стране должен быть хоть какой-то порядок, нужно разобраться, что у нас творится. В общем, оказалось, что все за экономические реформы, за суверенитет и самостоятельность, но против бардака в стране. Молчал только профессор Николай Николаевич Воронцов, министр природопользования и охраны окружающей среды СССР. Он аккуратно записывал, кто и что говорил. Потом профессор выслужился – все доложил Борису Николаевичу. Хотя зря старался, все равно запись шла, специальные устройства наверняка работали. Забавно, что он сумел донести даже на тех министров, которые на совещании не присутствовали. А в общем, насколько я помню, министр-то он был никакой. Так что прославился только тем, что Минприроды стало единственным министерством СССР, которое официально не поддержало ГКЧП.

Меня тогда Бог миловал, я не был членом правительства и мне никто не предлагал выступать. Хотя, повторяю, я считал и считаю, что в проекте Союзного договора были положения, которые могли привести к развалу денежного обращения страны.

20 августа стало все совсем непонятно. Днем было какое-то совещание, вечером я вернулся в Госбанк на Неглинную и увидел полный двор солдат и два стоящих на улице танка. Я спрашиваю командира: «Кто вас вызвал, на кой черт вы нам нужны? Наличности в банке мы не держим давно. Когда-то были небольшие хранилища, но сейчас их нет». Узнаю, что таково распоряжение командующего Московским округом.

Тем временем улицы заполняются протестующим народом – в городе возникает противостояние. Правда, распространяется оно на небольшой участок – от Кутафьей башни до Белого дома. Остальная же страна безмолвствует. Не поддержал народ и гэкачепистов, они ошиблись в оценке их реакции на свои призывы и нецивилизованно действовали.

А вообще, на мой взгляд, те события – дело темное. Что бы ни говорили, я не могу поверить, что Горбачев ничего не знал о готовящихся действиях своего окружения. Не могу понять я, почему если ты не согласен с проводимой политикой центра и республик, то просто не уходишь в отставку, а пытаешься использовать военную силу для объединения нации. Это же в наше время слишком глупо…

Про увольнение

Путч произошел в понедельник, но путаной была та неделя до самого конца. Телеграмма Госбанком и Минфином была подготовлена и разослана на места. Вот ее-то мне и припомнили потом после разгона ГКЧП. Для меня вся эта история закончилась первым освобождением от должности. В пятницу, 23 августа, я был на приватной встрече. В конце рабочего дня (в 16:00–16:30) пришел в банк, а в предбаннике стоит симпатичный молодой человек, замминистра финансов республики Андрей Зверев, я его еще по Госплану знал. Говорит: «Вот бумага с предложением И.С. Силаева об освобождении вас от должности. С резолюцией Горбачева «Согласиться»». Оказалось, что премьер российского правительства подготовил список «неблагонадежных» людей, в котором человек семь были, в том числе министр финансов Владимир Орлов, председатель Внешторгбанка Юрий Московский и я. На их места он предложил назначить новых людей – комиссаров. Причем не было приказа освободить такого-то, назначить такого-то, был только общий список назначаемых.

ЗВЕРЕВ А.В.: в понедельник 26 августа по вызову И.С. Силаева я, замминистра финансов РСФСР, явился в Белый дом на Краснопресненской набережной… Силаев объявил нам, что на самом верху принято решение назначить представителей правительства РСФСР на ключевые посты в Союзном правительстве.

– Кое-кто оказался путчистом явным, а кто-то и скрытным, – коротко объяснил нам ситуацию Иван Степанович. – Поэтому Борис Николаевич с Михаилом Сергеевичем совместно решили направить вас в качестве своеобразных комиссаров в союзные министерства и ведомства. Силаев взял в руки подписанную Ельциным и Горбачевым бумагу и зачитал нам наши новые назначения. Когда я услышал, что мне предстоит временно возглавлять Госбанк СССР, я разволновался не на шутку. Конечно, я в свое время трудился в правлении Государственного банка и имел представление о сути работы главного банка страны. Но встать во главе госбанка!.. это было слишком ответственно!

– Иван Степанович, – попробовал я обратиться к Силаеву, – может, меня в какое-нибудь другое ведомство направить? уж больно специфичен этот госбанк, да и его руководитель…

– Ничего, не боги горшки обжигают, – прервал меня премьер. – Справишься. – По идее, – продолжил он после паузы, – надо было в Госбанк Матюхина назначать. Но этот гусь улетел перед путчем во Францию, и после 19-го числа его никто найти не может. видно, перепугался здорово!

Я говорю Андрею: «Нет проблем». Раз Иван Степанович так считает (хотя мне наплевать на его мнение, поскольку я этому «специалисту» цену знаю), я уйду. Тем более что и президент СССР дает резолюцию «Согласиться». Он-то, юрист по образованию, должен понимать, что по отношению к председателю правления Госбанка СССР юридически такое увольнение неправомерно. К тому времени был уже принят закон о Госбанке, и снимать и назначать его председателя мог только Верховный Совет СССР. Я, кстати, позже консультировался по этому вопросу с бывшим министром юстиции Александром Федоровичем Яковлевым, который подтвердил неправомочность Комитета по оперативному управлению народным хозяйством или президента решать такие вопросы, это было подтверждено также и Верховным Судом СССР.

Тем не менее я тут же написал бумагу, в которой заявил, что с 18:00 26 августа ни за что в Госбанке больше не отвечаю. После этого комиссар Зверев произнес знаменитую фразу: «Виктор Владимирович, а где ключи?» Видимо, запомнился ему еще с детства фильм «Выборгская сторона». Я переспросил: «Какие ключи? У нас в Госбанке кассы нет. Вот ключи от личного сейфа, я завтра приду, заберу при тебе свои вещи, тогда и ключи отдам». Потом мне моя секретарша сказала, что в моем кабинете новые хозяева долго шкафы поздно вечером двигали. Видимо, искали секретные сейфы.

Вот так телеграмма, которую Павлов просил меня написать, вышла мне боком.

ЗВЕРЕВ А.В.: в здание Госбанка СССР я вошел по своему удостоверению замминистра – без предварительного звонка Геращенко. Хотел, чтобы мое появление и новость о моем «комиссарстве» стали неожиданными. хотя я предусмотрел и вариант, что Геращенко уже все известно. Я поднялся на второй этаж и зашел в приемную председателя правления. Представившись, попросил доложить Виктору Владимировичу о своем приходе. Но оказалось, что его на месте нет.

– Виктор Владимирович гуляет по улице, – сообщила мне секретарша, – дышит воздухом. Скоро будет. Вы подождите. Геращенко появился через десять минут. Увидев меня, поздоровался и пригласил в кабинет.

– Ну что? – мрачно спросил он, беря в руки страничку с моими полномочиями. Он медленно прочитал текст.

– Нашли путчиста, – выругался он, – вокруг себя лучше бы поискали. Андрей, – обратился Геращенко ко мне, – а ведь это все незаконно!

– Да, Виктор Владимирович, возможно, и незаконно; – ответил я. – Но зато легитимно! Да и что сейчас вообще считать законным?

– Ты прав… ты прав. – Геращенко как бы осунулся. – Ладно, давай чай пить!

Он позвонил секретарям и попросил их приготовить чай. Затем взял чистый лист бумаги и стал что-то писать.

– На вот. – Он протянул мне исписанную страницу. – Это моя отставка! надоел бардак! поеду на дачу. буду лучше редиску разводить, чем наблюдать все это! ну их всех на хрен! что еще от меня требуется?

– Виктор Владимирович, прошу вас коротко рассказать о самом срочном, что надо сделать в ближайшее время, – обратился я к нему. – а кроме того, есть еще одна, можно сказать, личная просьба! передайте мне ключи от сейфа в вашем кабинете без первого отдела, для оперативности. На следующий день фельдъегерь привез мне указ Б.Н. Ельцина о запрете деятельности КПСС и других организаций «коммунистической» ориентации. В поручении Б.Н. Ельцина, адресованном лично мне, было строгое указание: немедленно прекратить операции по счетам КПСС и КГБ СССР! Такая телеграмма по системе госбанка СССР была быстро подготовлена, однако можно было наломать много дров, разослав ее немедленно, не подумав. В этих организациях были не только, так сказать, «профильные» службы и подразделения, но и большое количество обеспечивающих, подсобных структур, действовавших в том числе и в социальной сфере! санатории, дома отдыха, детские сады и ясли, больницы, поликлиники, комбинаты бытового обслуживания и т. д.

Закрой операции по всем счетам – и легко представишь реакцию недовольных людей, которые лечились, отдыхали, отправляли своих детей на отдых в пионерлагеря… были выполнены основные меры по стабилизации положения в банковской сфере, налажен контроль за деятельностью подразделений самого госбанка и его подведомственных организаций, за всей банковской системой страны. Во избежание саботажа и попыток усугубить ситуацию я ПОДПИСАЛ приказ о том, что вся исходящая из Госбанка корреспонденция должна предварительно просматриваться мною и визироваться членами оперативного штаба, созданного для управления Госбанком СССР.

Через неделю ко мне подошел депутат Верховного Совета СССР А.П. Владиславлев и сказал: «Мы тут посовещались, возвращайся обратно, работай, они уже ушли». Я вернулся, правда, всего на несколько месяцев. Госбанку СССР тогда оставалось жить совсем недолго, как, впрочем, и самому Советскому Союзу.

ЗВЕРЕВ А.В.: Вся власть перешла к Ельцину. Вдоволь поизмывавшись над поверженным Горбачевым, он начал праздновать победу. В конце августа я увидел Бориса Николаевича со свитой сторонников ходящим по коридорам Белого дома. и сам Ельцин, и его приближенные были хмельны и разудалы. За президентом несли коробку, полную медалей «За отвагу», и он развешивал их всем попавшимся по дороге людям. Случай не обошел и меня, я тоже удостоился медали. – Помню вас, помню, – Ельцин не изменил своей привычке всех называть на «вы». – Госбанк брал; Молодец! Носите на здоровье!

Пальцы плохо слушались его, но иголку медали он мне в пиджак воткнул.

Не знаю, как расценивать эту награду. в войну ею награждали действительно за отвагу. а теперь? во всяком случае я ее ни разу не надевал.

Уже 29 августа мое «комиссарство» закончилось. Я с облегчением завершил свою деятельность и с чувством выполненного долга вышел из здания Госбанка СССР. пересек Неглинку и вскоре сидел в своем, ставшем уже привычным кабинете в Министерстве финансов РСФСР.

Когда появились сообщения об освобождении меня и Ю.С. Московского от занимаемых должностей, то в газете The Times и в еще одной английской газете появилось сообщение, что британские банкиры в шоке, так как выполнение ряда соглашений с привлекаемыми западными деньгами гарантировали снимаемые советские банковские руководители. Нас они хорошо знали, а с кем теперь придется иметь дело – непонятно. Это был скорее вопрос, а не утверждение, однако…

Кстати, Московский вообще никак не был связан с делами путча.

А один раз в субботу вызвал меня начальник следственной группы по делу о путче. Беседовали мы часа полтора. Когда он составлял протокол, я взглянул в список фамилий, лежащий на столе следователя, и спросил: «А вы что, их тоже будете вызывать?» Начальник бодро ответил: «Конечно!» «Так ведь, например, вот этот Талызин, кандидат в члены Политбюро, зампред Совмина, умер год назад! – разочаровал я его. – А вот впереди у вас еще один зампред Совмина, он тоже умер».

Вот такого качества был материал предварительного следствия!

После путча

Прежде всего замечу, что градоначальник никогда не должен действовать иначе, как чрез посредство мероприятий. Всякое его действие не есть действие, а есть мероприятие.

М.Е. Салтыков-Щедрин «История одного города»

В Москве я однажды прочитал из окна машины на рекламном щите «Демократия плоха», а прочитав, чуть из машины не выпал от такого вольнодумства. Но, дочитав окончание фразы, написанное более мелким шрифтом, успокоился: «…но в мире не выдумано другой, лучшей системы. Уинстон Черчилль».

В Советском Союзе наступая капитализм. Мы увидели, насколько прав был Карл Маркс, по крайней мере в последней главе «Первоначальное накопление капитала» первого тома своего бессмертного произведения. Я помню, читал эту главу как приключенческий роман: крестьян гоняли, рабочие станки ломали, женщины отстаивали свои права, и длилось все это лет пятьсот. Так что и нам ожидать быстрых результатов было глупо, а долго ждать светлого капиталистического будущего никто не желал! У нас это самое накопление капитала происходило очень быстро и не очень цивилизованно.

Я согласен с тем, что либерализм в экономике должен присутствовать, но при этом основная масса населения должна быть защищена и не бояться завтрашнего дня. Когда я смотрю телепередачу «Школа злословия» и слышу, как Павел Гусев, газетный магнат, главный редактор «Московского комсомольца», этим язвительным теткам-ведущим говорит, что думает о сворачивании своего дела, возникает вопрос: если даже у него нет условий для работы, то что другим делать?

После августовских событий 1991 года было ясно, что все изменилось безвозвратно. Все бывшие республики в составе Советского Союза объявили о своей самостоятельности. Необходимо было находить новые формы взаимоотношений.

По инициативе Госбанка СССР 10–11 сентября в Москве прошло совещание представителей всех республиканских национальных банков. На нем обсуждались вопросы согласования кредитно-денежной политики новых государств и была сделана попытка найти компромисс между противоречивыми интересами национальных банковских систем. Переговоры были бурными, в результате ни о чем не удалось договориться, и экспертной группе Госбанка СССР было поручено подготовить проект межбанковского соглашения.

Газеты с надеждой заявляли: «Заинтересованность в выработке общих «правил игры» высказали все члены бывшего Союза ССР независимо от их отношения к новому экономическому соглашению».

Тогда стало понятно, что Госбанк в старом виде существовать больше не будет, все участники требовали замены его консультативным органом, в работе которого будут принимать участие представители всех республиканских национальньгх банков и который примет на себя функцию некоего координатора в «рублевой валютной зоне».

Принципиально не удалось договориться о способе принятия обязательных для исполнения решений – единогласно или большинством голосов. К тому же ЦБ России настаивал на неравном распределении голосов – в зависимости от экономического потенциала участников межбанковского соглашения. Однако почти все республики с этим не согласились, посчитав, что в этом случае Россия будет диктовать им свои условия.

В самом конце октября 1991 года мы выпустили в обращение новые купюры 200-рублевого достоинства, как выяснилось, последние советские дензнаки.

В январе должны были появиться 500-, а вскоре и 1000-рублевые банкноты. Мы хотели оперативно обеспечить страну наличными. В то время рассматривалось несколько способов стабилизации денежного обращения. В том числе и столь непопулярные, как замораживание доходов населения и усиление контроля над выдачей наличных денег организациям.

В стране ходило множество слухов о судьбе денег. Незадолго до появления новых советских купюр 18 октября председатель правления ЦБ России Г.Г. Матюхин, а десятью днями позже и президент Ельцин заявили о возможности введения российских денег. Главной идеей денежной реформы, готовящейся российскими властями, было нанесение на советские банкноты, имеющие хождение в республиках, подписавших экономическое соглашение, пометок, означающих эмитировавший их регион. Рассчитывали благодаря этому в конце года определить баланс налично-денежного оборота между республиками.

На мой взгляд, это была абсолютная глупость, так как такие пометки не решают никаких проблем, а только создают массу дополнительных сложностей, ведь наличные деньги составляли только 10 % общей денежной массы, основные суммы были сосредоточены на счетах предприятий. Определить же баланс республик по расчетам между предприятиями Советского Союза, традиционно имеющих сотни контрагентов во всех уголках страны, было технически и практически невозможно.

13 ноября в своем выступлении в Верховном Совете СССР я заявил, что налицо банкротство страны и без новых кредитов служащие союзной администрации просто не получат жалованья за ноябрь. Однако ВС СССР решительно отказал Горбачеву в кредитах, а председатель контрольной палаты СССР Александр Орлов огласил результаты проверки, из которых явствовало, что Администрация президента СССР допускала чрезвычайные бюджетные злоупотребления.

Не отдали нам, как мы ни просили, и Гознак. Но, понимая надвигающиеся трудности в денежном обращении, мы финансировали в 1991 году приобретение в Германии новых машин для печати денег и поставили их на Гознак, передав в бесплатный лизинг.

У нас были в то время планы выпуска новых купюр с портретами писателей или военачальников, представляющих разные республики. С целью укрепления Союза. Размещали бы на них кроме Пушкина и Суворова – Шевченко и Хмельницкого. Чтобы денежная наличность поддерживала единство страны.

Дела конца года

От него добрые люди кровопролитиев ждали, а он – чижика съел!

М.Е. Салтыков-Щедрин «Медведь на воеводстве»

Во второй половине ноября 1991 года были мы в кабинете заместителя председателя Совета Министров РСФСР И.Т. Гаврилова на совещании. Приглашены были также В.А. Раевский и другие товарищи. Во время заседания вошли Гайдар с Бурбулисом. Егор Тимурович попросил меня выйти для беседы. Зашли мы в комнату отдыха, и там только что ставший вице-премьером Гайдар сказал: «Виктор Владимирович, мы видим, что у Матюхина ничего не получается, как бы вы отнеслись к тому, чтобы стать председателем Центрального банка России, который, естественно, будет основным эмиссионным институтом после роспуска Союза?»